Текст книги "Таможня дает добро"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7

Утром всегда хочется верить, что день сложится счастливо. Хочется верить в любом случае. Даже если по небу плывут низкие, тяжелые облака, то, глядя на них, непременно подумаешь: раз плывут, а не стоят на месте, значит, исчезнут, значит, выглянет солнце; а если идет дождь, то подумаешь: скоро и он прекратится. По утрам куда легче верится в хорошее, верится в счастье и в близкую любовь.

Иногда эти мечты сбываются, иногда нет. Ведь если разобраться, то утро ничем не лучше вечера, и шансов обрести счастье у человека в ранние часы ничуть не больше, чем в часы поздние.

А иногда случается так, что утром человеку даже некогда подумать, сколько времени и на каком свете он находится. Вырвут его из сна звонок будильника или дверной звонок, разразившийся внезапной трелью телефон, и предложат ему такое, чего ему не хочется, но от чего он не успеет отказаться.

Дорогин проснулся от настырного телефонного звонка. Он лежал на широкой кровати, правой рукой обнимая Тамару. Женщина даже не вздрогнула, словно знала, что все заботы этим утром возьмет на себя мужчина. Но Сергей не мог подняться, не разбудив ее, телефон стоял в отдалении на тумбочке трельяжа.

«Каждый раз думаю, что пристрою трубку где‑нибудь поближе к кровати, и каждый раз забываю это делать.»

Трели повторялись с завидной регулярностью, звонок был междугородный. В этом доме к таким звонкам привыкли, друзей и близких, живущих в самом Клину, ни у Тамары, ни у Дорогина не осталось, если и звонили, то из Москвы, из Германии.

– Черт! – пробормотал Дорогин, пытаясь осторожно освободить руку, на которой спала женщина.

Тамара, не открывая глаз, проговорила:

– Не беспокойся, я уже не сплю, – и чуть приподняла голову.

Дорогин в два прыжка оказался возле телефонного аппарата и схватил трубку.

–Алло! – крикнул он так, что звонивший неминуемо должен был почувствовать, что виноват перед хозяевами и прощения вряд ли приходится ждать.

Существует несколько категорий людей, которых смутить ничем невозможно: это налоговые инспектора, милиционеры, коммивояжеры и еще пара–тройка профессий, среди которых, конечно же, журналисты.

– Дорогин? – раздалось в трубке. – Когда ты наконец научишься хорошим манерам? Сперва узнай, кто звонит, мужчина или женщина, а потом уж говори гадости.

Сергей сразу же узнал довольно низкий грудной голос журналистки из газеты «Свободные новости плюс» Варвары Белкиной.

– Я еще не успел сказать ни одной гадости.

– Но собирался, – засмеялась Варвара. – Да и твое «алло» прозвучало красноречивее, чем «а не пошла бы ты…»

– Не я это сказал, а ты.

– Сергей, наверное, я тебя отвлекла от занятий сексом, иначе ты разговаривал бы со мной немного более любезно?

– Почти угадала.

– Тамара далеко?

– Если твоя догадка насчет секса верна, то она просто не может быть далеко. С ней мы сексом по телефону не занимаемся. Довольно близко, могу позвать.

– Не надо, у меня есть дело к вам обоим.

– Ты давно не звонила.

– Зачем навязываться в компанию к счастливым людям? К тому же у меня на болтовню и ночные застолья не хватает времени.

– Если много работы – это хорошо, – искренне порадовался за Белкину Дорогин.

– Иногда мне хочется послать все к черту и приехать к вам в Клин. И чтобы никто не знал, где я нахожусь. Оттянуться денек, второй…

– Раньше я бы сказал, что понимаю тебя, теперь же у меня одно желание – выбраться отсюда к людям.

– Одному? —

– Нет, вместе с Тамарой.

–Сергей, по–моему, мои корыстные интересы совпадают с твоими желаниями. У меня к тебе почти профессиональное предложение.

– Профессиональное предложение с твоей точки зрения или с моей?

– Ты же привык работать на камеру.

– Это было давно.

– Такое не забывается, это то же самое, что уметь плавать или ездить на велосипеде. Можно десять лет не окунаться в воду и не садиться за руль, а потом раз – и сразу все получилось.

– Варвара, если тебе это надо, я готов помочь. Если же это надо кому‑то другому, то уволь.

– Я тебя еще на работу не наняла, а ты уже уволиться собираешься, – засмеялась Белкина.

Тамара уже окончательно проснулась, сидела на кровати и терла ладонями глаза.

– Это Белкина? – шепотом спросила она. Дорогин кивнул.

– Она.

– Передавай ей от меня привет.

Тома сказала это без особой теплоты, хотя хорошо относилась к Варваре. Но сейчас почувствовала: Дорогин уходит от нее, пусть на время, но она боялась таких моментов в жизни. Нет ничего более постоянного, чем временное.

Из услышанных фраз Тамара сделала вывод, что Сергею предлагают какое‑то дело.

– У меня сегодня передача на телевидении, – радостно сообщила Белкина.

– Что ж, поздравляю.

– Погоди поздравлять. Она идет в прямом эфире, «Темная комната» называется. Ты смотрел ее раньше? Два раза в месяц новый выпуск и два раза повтор.

– Я редко смотрю телевизор, – признался Сергей Дорогин.

– Зря, хорошие передачи надо смотреть.

– Хорошие – это те, которые ты делаешь?

– Я газету нашу раскручиваю, а то бы моей ноги на телевидении не было. Поставили меня в безвыходное положение.

– Что такое?

– Я же говорю, идиоты, ничего организовать не могут! Передача идет в прямом эфире, а они мне сегодня с утра заявляют, что публику для съемок я должна сама с собой привести. А это, самое малое, пятьдесят человек.

– Позвонила бы на журналистский факультет или в университет какой‑нибудь, пусть бы тебе студентов прислали.

– Да, – язвительно засмеялась Варвара, – отстал ты, Сергей, от жизни. Студент теперь не тот пошел, чтобы его бесплатно работать заставили. Мне уже один умник, вроде тебя, предложил солдат из военной части привести, два взвода. Но мне не просто публика нужна, мне умные лица в кадре требуются.

– Этого я тебе даже со своим лицом гарантировать не могу.

– Брось, Сергей! Ты как раз человек телегеничный, Тамара тоже. Выручи меня, а?

Дорогин чувствовал, это лишь первая просьба. Стоит согласиться, и Варвара попросит еще о чем‑нибудь.

– Что надевать – пиджак, смокинг, фрак?

– Ты согласился?

– По–моему, и Тамара согласна.

– Наверное, Сергей, придется мне тебя сегодня расцеловать.

– Этим не отделаешься.

– Приезжайте в чем угодно, только не забудьте документы прихватить, чтобы вас в студию пустили. Я вас у входа встречу, пропуска приготовлю. Только вы не стесняйтесь, сразу сами ко мне подходите, народу много соберется. Ах да, Сергей, – ловко изобразила забывчивость Белкина, – учтите, вам по ходу передачи придется пару вопросов мне задать. Так что вы уж придумайте парочку, а? Перед трансляцией согласуйте их со мной, чтобы я знала, как отвечать.

– Тема передачи какая?

– Тема – это всегда я сама. Все, Сергей, не буду больше у тебя время отнимать. Раз уж ты согласился, уговаривать тебя дальше – зря слюнку тратить.

– Можешь отнять от пятидесяти статистов двух. Желаю тебе до вечера еще сорок восемь телегеничных человек сагитировать.

– Вы с Тамарой двадцать четвертый и двадцать пятая. Еще полтора часа на телефоне повишу – и наберется полный комплект.

– Ты с запасом пригласи, может, кто не придет.

– Сергей, запомни, я всех своих знакомых в этой жизни приучила, Варвару Белкину ни в большом, ни в малом обманывать нельзя, потому как самим дороже обойдется. Придут и станут как штыки.

– Счастливо.

Тамара покачала головой, глядя на Дорогина.

– Ты согласился, даже не спросив у меня, хочу ли я этого?

Дорогин почувствовал себя неловко.

– Я думал, ты хотела выбраться в Москву, побыть среди людей, увидеть Варвару…

– Может, и хотела бы. Но ты не удосужился меня спросить об этом.

«Чисто женские штучки, – подумал Сергей, понимая, что спорить бесполезно, – хотел сделать Тамаре приятное, а получилось, будто я сам и виноват. Будто не при ней я соглашался с Варварой, будто она не могла возразить.»

– Тамара, извини, но ты должна была привыкнуть ко мне. Как‑то раз ты сказала, я очень добрый.

– Да, и за это ты мне нравишься.

– Но я не могу быть добрым только по отношению к тебе. Я просто добрый, ко всем: к тебе, к Варваре, к Пантелеичу, в конце концов.

– Я думала, ты все‑таки делаешь небольшую разницу в отношениях со мной и с ними.

– Ты еще не успела с кровати подняться, а ведешь себя так, будто встала не с той ноги.

И эта незамысловатая шутка спасла положение. Тамара уже не была настроена на серьезный конфликт, она лишь выказала собственную обиду. Теперь же, когда Дорогин признал ошибку и даже покаялся, женщина вновь почувствовала себя хозяйкой положения. Она знала, если скажет Дорогину – никуда не езжай, то он и не поедет. А значит, и говорить не стоит. Ей и самой давно хотелось выбраться в Москву, очутиться среди людей. К тому же общество обещало быть интересным. Соберутся друзья Белкиной, а это журналисты, актеры, следователи и просто интересные люди.

– Ты полежи пока, а я принесу тебе кофе в постель, – Дорогин попробовал загладить несуществующую вину перед Тамарой.

– Предложение заманчивое, но лучше я поднимусь, умоюсь, почищу зубы и лягу снова.

– Ты, Тамара, очень прагматично настроена.

– Может быть. Но я все‑таки медик и смотрю на себя, на тебя немного другими глазами, чем все остальные, – взгляд Тамары упал на книжку, лежащую возле кровати, и она засмеялась.

– Что тебя так развеселило?

– Вспомнила, какую идиотскую фразу я в ней вчера прочла.

Тамара торопливо полистала страницы, отыскала нужную и прочла:

–Когда забрезжил рассвет, он разбудил ее страстным поцелуем.

– По–моему, немного безвкусно, но все‑таки сносно, – сказал Дорогин. – Страстный поцелуй – это всегда приятно.

– Это ужасно, – Тамара с отвращением захлопнула книжку. – Ты представь себе, какой вкус во рту может быть на рассвете. К тому же, если верить писателю, то его влюбленные с самого вечера плотно поужинали, солидно выпили и заснули, утомленные продолжительной любовью. Про то, что они чистили зубы, нигде не написано.

– Ты что, Тамара, завидуешь им?

– После фразы про страстный поцелуй на рассвете я им уже не завидую.

– По–моему, любимому человеку можно простить все, что угодно.

– Любимому, но не влюбленным, – поправила его Тамара. – Не забудь про свое обещание приготовить кофе и принеси его прямо в спальню.

Дорогин и не предполагал, что приглашение Варвары Белкиной поучаствовать в телепередаче «Темная комната» принесет ему столько проблем. И самой большой из них станет проблема гардероба. Ему всегда казалось, что уж чего, а одежды у них в доме хватает.

Тамара стояла у платяного шкафа и одно за другим забраковывала платья.

– Неужели ты не видишь, – говорила женщина, – что это бархатное платье можно надеть только в оперу?

– Когда мы с тобой в последний раз ходили в оперу? – спросил Сергей.

Тамара задумалась и улыбнулась.

– Мы с тобой в оперу вообще не ходили.

– Тогда «надень этот костюм, он строгий и смотрится прилично.

– Костюм‑то хорош, – согласилась Тамара, – но к нему нужна блузка.

– Блузок не мало, – осторожно вставил мужчина, скользнув взглядом по ряду плечиков.

– Блузка и костюм должны быть одного стилистического ряда.

– Тамара, подожди, – Сергей поднял ладонь, останавливая женщину, – мне, как человеку, полжизни проработавшему в кино, ты должна поверить. Вот этот костюм (он показал на черный легкий шерстяной костюм, – брючная пара и пиджак) будет смотреться в кадре великолепно. А то бархатное платье, к которому ты, как я вижу, склоняешься, на мониторе будет выглядеть словно дешевая тряпка. В студии тебя увидят пятьдесят, ну в лучшем случае, семьдесят человек, а на экранах телевизоров увидят миллионы. Значит, для них и нужно стараться.

– Блузка… – жалобно сказала Тамара. – Костюм очень строг, а строгой блузки у меня нет.

– Тебя крупным планом никто показывать не собирается, и детали твоей блузки останутся для телезрителей тайной. Так что надевай любую. Главное – цвет и отсутствие броских деталей.

Час времени ушел на то, чтобы уговорить Тамару одеться в то, что нашлось дома, иначе пришлось бы ехать в Москву и покупать новую одежду. Для себя Дорогин решил, что не возразит Тамаре и словом, во что бы та ни решила его одеть.

«Пусть посоветует мне облачиться во фрак с черной бабочкой, надену и его. Хотя знаю абсолютно точно, что фраки носят с белыми бабочками, а с черными – только смокинги.»

Но как ни странно, Дорогина спас тот самый костюмчик, который он выбрал для женщины. Она подбирала одежду своему спутнику, руководствуясь лишь одним принципом: сочетается ли его пиджак с ее пиджаком, гармонирует ли его рубашка с женской блузкой.

Наконец, когда они оба разодетые, как для приема в латиноамериканском посольстве, стояли возле большого зеркала, Тамара сказала:

– Все, теперь мы идеальная пара.

– И нас можно показывать по телевизору, – добавил Дорогин. – Наверное, уже стоит ехать, – немного погодя, отозвался Муму и стал снимать костюм.

Тамара смотрела на него так, как смотрят на сумасшедшего, пытающегося при помощи удочки поймать рыбу в трехлитровой банке с маринованными огурцами.

– Ты что делаешь? – наконец сумела она произнести несколько слов.

– Мне придется ехать за рулем, и я боюсь помять костюм.

Он аккуратно повесил брюки, сорочку и пиджак на вешалку, надвинул сверху полиэтиленовый чехол. После этого надел такие привычные и удобные джинсы, майку, свитер. Дорогин знал, Тамаре бесполезно объяснять, чем эта одежда лучше парадной. Ей можно сказать, но она не поймет, не прочувствует того, что в джинсах легко можно вскарабкаться на любой забор, перемахнуть через ограду. Случись драка, пиджак окажется только помехой.

«Молчи, – приказал себе Дорогин, – ты любишь эту женщину, поэтому должен сносить от нее все.»

Сергей уложил костюм на заднем сиденье, а Тамара, пока он выгонял машину из гаража, умудрилась нарезать в саду большой букет нарциссов.

– Я думаю, Варваре будет приятно.

– Молодец. Букет в кадре смотрится хорошо. Машина неслась по шоссе. Тамара привыкла к манере Дорогина вести автомобиль и уже не боялась, когда тот на пределе возможного вклинивался между автомобилями, обгоняя по обочине. Ее заботило лишь то, чтобы не помялся пиджак. Тамара даже не стала застегивать ремень безопасности, а лишь накинула его, держа пряжку в левой руке.

– На тебя это не похоже. Обычно ты любишь выполнять все предписания и дурацкие инструкции самым скрупулезным образом.

– Красота превыше инструкций.

– Не дури, – и Дорогин, резко петляя, принялся обгонять колонну из четырех машин, хотя по встречной полосе одна за другой проносились тяжелые фуры.

Тамара демонстративно не хваталась за поручень, мол, мне твои издевки нипочем. Женщина лишь сильнее упиралась ногами в пол машины.

– Тебе не кажется, Тома, что мы начинаем мучить друг друга?

– Мы этим занимаемся уже давно.

– Может, не стоит обгонять еще и эту машину?

– Я бы сказала тебе, но ты все равно не выдержишь до Москвы. У тебя в крови заложено чувство, что никто не должен ехать быстрее тебя, что никто не имеет права обогнать тебя.

– Когда я еду один, – вставил Дорогин, – мне это абсолютно все равно, а вот когда еду с тобой, мне хочется быть суперменом в твоих глазах.

– Сергей, суперменом ты в моих глазах становишься тогда, когда приносишь кофе в постель, тогда, когда подаешь руку, чтобы я спустилась с крыльца, а все остальное… – Тамара махнула рукой, – что тебе объяснять, ты и сам все понимаешь

– Ты привыкла к некоторым вещам и не замечаешь их.

Дорогин бросил взгляд на часы. Получалось, что если они не окажутся в кювете, то в Москву приедут немного раньше назначенного.

* * *

Тамара Солодкина впервые оказалась на телевидении. Дорогину уже приходилось бывать здесь и раньше, хотя довольно давно, лет семь тому назад.

Машину они оставили на большой стоянке перед студийным корпусом. Стоянка была почти такой же большой, как в аэропортах, где иногда страшно становится: сумеешь ли отыскать свою машину вновь, если отойдешь от нее.

Дорогин не успел обежать автомобиль и подать Тамаре руку, та вышла сама.

– Ну что ж, веди меня. Ты тут все знать должен.

Несмотря на довольно позднее время, народ потоками входил и выходил через большие стеклянные двери. Случайных посетителей легко было отличить от тех, кто работал на студии.

Случайные люди чувствовали себя неловко, осматривались, работавшие же четко знали, куда и зачем идут. Они лавировали между зеваками, пробирались к милицейскому посту, на ходу показывали развернутые удостоверения и тотчас исчезали в недрах огромного здания.

– Где Варвара? – шепотом поинтересовалась Тамара Солодкина.

Дорогин пожал плечами.

– Наверное, еще не время или позвали ее куда‑нибудь.

– Нас без нее не пустят.

– Нас и с ней могут не пустить, она такой же чужой человек на студии, как и ты.

– Белкину многие знают.

Тамара вертела в руках незажженную сигарету, боясь закурить, и опасливо косилась на милицейский пост. У милиционеров, охранявших студию, были короткие десантные автоматы. Вход всем без исключения перегораживала большая арка металлоискателя, поставленная здесь не просто для мебели, она регулярно гудела. Тамара никак не могла понять, чем руководствуются милиционеры, останавливая одних людей для проверки и беспрепятственно пропуская других. Ей казалось, арка гудит одинаково.

– Постояла бы ты здесь столько, сколько стоят эти ребята, ты бы и, без арки, по одним глазам проходящего понимала, кого следует остановить. Ты же в больнице прекрасно разбираешься, кто симулянт, а кто болен на самом деле.

– Разбиралась, – спокойно поправила Дорогина Солодкина.

– Смотри, кажется, Варвара идет.

Белкина широко открыла стеклянную дверь, напоследок глубоко затянулась и бросила в урну недокуренную сигарету. Затем она быстро прошла вперед и стала, как соляной столб, посреди мраморного холла.

Ее низкий грудной голос перекрыл все остальные звуки, в том числе и гудение арки:

– Дамы и господа, кто пришел на передачу «Темная комната», подходите ко мне, – и Белкина выбросила вверх руку с ярко накрашенными ногтями – так, как это сделал бы представитель турагентства, собирая отдыхающих к аэропорту.

С разных сторон к Белкиной потянулись люди.

«Человек тридцать», – мысленно прикинул До–рогин.

Каждому Варвара находила пару ласковых слов, она умудрялась одним кивком головы здороваться сразу с пятью людьми, и каждый из них считал, что кивок предназначен ему персонально.

Завидев стоящих в нерешительности Дорогина и Тамару, Белкина помахала им рукой.

–Подходите, чего вы стали? Мне всех пришедших сосчитать надо.

– У меня такое чувство, что мы лишние, – призналась Тамара на ухо Дорогину.

– Это тебе только кажется.

Белкина развернула блокнот, выхватывала из собравшихся взглядом тех, кого приглашала лично, сверялась со списком.

– Извините, но меня и в самом деле подвели, предупредили только с утра, что нужно собрать своих друзей.

– Варвара, зачем ты извиняешься? – сказал мужчина в узких дорогих очках. – Что я, не знаю телевизионных порядков?

– Ты знаешь, другие не знают. Пошли, я вас всех проведу.

Возле милицейского поста произошло целое столпотворение. Пропусков было заказано больше, чем пришло народа, кто‑то из приглашенных уже сумел проскользнуть в студию, воспользовавшись журналистским удостоверением.

Наконец все знакомые Варвары Белкиной перекочевали на другую сторону барьера.

– Пойдем быстрее, – скомандовала Белкина, – через час выход в эфир, а у нас еще ничего не готово.

Она шагала по коридору не оборачиваясь, знала, что приглашенные следуют за ней.

В студии было жарко и, как показалось Дорогину, пыльно. Он с удовольствием отметил, что стены студии задрапированы светло–бежевой материей.

«А ведь могли повесить и черную, тогда бы Тамара в черном костюме растворилась на фоне стен.»

С трех сторон невысокого подиума амфитеатром на подставках высились стулья, одинаковые, поблескивающие никелированными трубками. Человек двадцать уже сидели на них.

Тамара взяла Дорогина под руку и зашептала:

– Столько знакомых лиц, хотя раньше ни с кем из них я не встречалась. Но всех не раз видела по телевизору, в газетах.

– Видишь, в какую компанию мы с тобой попали!

«Теперь мне придется уважать Белкину еще больше, чем прежде. Если она в состоянии собрать массовку из таких величин, то, выходит, она сама в этой жизни кое‑что значит.»

– Варвара, ты почему так поздно? – набросилась на Белкину женщина режиссер, одна из немногих в студии, кто мог позволить себе носить джинсы и свитер. Ей самой в кадре работать не предстояло.

– Будешь возникать, я сейчас всех своих людей заберу. Ты же видишь, Аня, это профессионалы, им твои репетиционные прогоны ни к чему.

– Аня, отвяжись от человека, – к режиссеру спустился седой мужчина в темных очках и повел ее к подиуму. – Ты лучше следи за тем, как свет выставлен. Лица плоские получаются на правой трибуне.

Началась обычная предсъемочная кутерьма, когда кажется, что ничего не успеют сделать к выходу в эфир, когда в самый последний момент выясняется, что не хватает одного микрофона–петлички, когда прямо над головами сидящих взрывается киловаттная лампа в софите. Все нервничают, кричат друг на друга, но стоит зазвучать в студии голосу режиссера, усиленного динамиками, с напоминанием о том, что через минуту – после рекламного ролика – начинается выход в эфир, как тут же лишние люди исчезают, микрофон мгновенно находится, в киловаттном софите исчезает надобность, хотя еще минуту тому назад оператор уверял, что передача без него немыслима.

Тамара Солодкина с завистью смотрела на тех, кто абсолютно не волновался. Сама же она никак не могла унять дрожь в руках и крепко сжимала ладонь Дорогина. Варвара Белкина, сидя на подиуме в мягком кресле, покосилась на монитор и, видя, что там только начинается заставка ее передачи, негромко сказала:

–Чего такие мрачные сидите? Улыбайтесь, – и высунула язык.

– Не прячь, тебе так идет, – сказала вторая ведущая.

– Я его и не собираюсь прятать.

– Студия, внимание! – прозвучало в динамиках.

И тут Тамара увидела, как на мониторе сквозь последние кадры заставки проступила студия, тот самый подиум, улыбающаяся Варвара Белкина, и почувствовала, как страх покинул ее. Ничего ужасного не произошло, мир остался прежним.

Когда она заметила саму себя на дальнем плане, ей захотелось помахать ладошкой. Раньше эту передачу ни Тамаре, ни Дорогину никогда смотреть не приходилось. Они вообще мало смотрели телевизор, отдавая предпочтение беседам, хотя, казалось бы, живя за городом, только через телевидение и можно ощутить причастность к остальному миру.

Замысел передачи был прост и в то же время привлекателен для зрителей. Кроме зрителей, пассивных участников, Белкина и ведущая пригласили нескольких героев журналистских репортажей Варвары – тех самых, имена которых в газете так и не были раскрыты. Их усаживали в отдельно стоящие кресла, отгороженные от яркого студийного света ширмочками, и в полумраке практически невозможно было разобрать их лиц. Начинался откровенный разговор о довольно‑таки страшных вещах, о взятых в долг и невозвращенных вовремя огромных деньгах, о торговле наркотиками и проституции, об убийствах. Но самое странное, это Тамара отметила для себя, о каких бы ужасах ни говорила Белкина, слушать ее было забавно и смешно. Она могла со смехом рассказывать о полуразложившемся трупе, при этом журналистка оставалась такой же милой и абсолютно не казалась циничной.

Минут через пятнадцать Солодкина и думать забыла о том, что передача идет в прямом эфире. Ей казалось, что она просто очутилась в гостях у Белкиной, куда пришли ее друзья, интересные, образованные люди. Иногда взглядами она выхватывала из сидевших в студии знакомые ей лица и каждый раз поражалась: это же надо, какие у Белкиной знаменитые друзья! Не отказались же, пришли, чтобы просто позировать в массовке!

Она и представить себе не могла, какие усилия, порой шантаж, пришлось использовать Варваре, чтобы заполучить такую завидную для других массовку.

В эфир пошла реклама. Белкина, улучив момент, крикнула Дорогину:

– Сергей, может, и ты хочешь сесть в кресло, пооткровенничать?

– Нет уж, Варвара, так мы не договаривались. Тамара не сразу поняла, что это всего лишь шутка, ведь передача распланирована наперед и время появления каждого из героев в кадре строго ограничено. Она всерьез испугалась за Сергея, схватила его за руку.

– Ты никуда не пойдешь!

– Ну конечно же, – он мягко обнял женщину, ради нее он мог оказать даже Варваре, – я не заставлю тебя волноваться.

– Как хочешь. Мое дело предложить.

Эфир подошел к концу почти незаметно. На экранах мониторов пошли финальные титры. Микрофоны в студии отключили, публика поднималась, возле Варвары образовалось кольцо из людей.

– Пойдем, – сказала Тамара, заметив, что никто ими не интересуется. – Ты уверен, что мы найдем отсюда выход сами?

– Как получится.

– Разве ты не знаешь расположения студийных коридоров?

– Я тут бывал довольно редко, – взяв Тамару под руку, Дорогин повел ее к выходу.

Белкина догнала их возле огромной, массивной, звуконепроницаемой двери студии.

– Ребята, вы куда направляетесь? Наш праздник еще не закончился.

– Все, спасибо тебе, Варвара, мы прекрасно провели время.

– Не дурите! В нашем распоряжении всего лишь двадцать минут и три ящика шампанского.

– Ты знаешь, чем можно соблазнить Тому.

– Шампанским можно соблазнить любую женщину.

На ярко освещенном студийными софитами подиуме уже устанавливали подносы с бокалами, которые были составлены замысловатым образом. На плотно сомкнутые нижние ряды ставили второй слой, на них третий, четвертый и так, пока вся пирамида не завершалась одним бокалом. Шампанское лили в верхний, и шипучее вино, как по террасам в фонтане, пенясь, стекало в нижние бокалы.

– Красиво жить не запретишь, – комментировала Белкина.

Пробки вылетали одна за другой, шампанское пенилось, текло по рукам, капало на покрытие подиума. Никто не обращал на это внимания, всем было весело.

Наконец две пирамиды уже искрились шампанским соломенного цвета. Поблескивали капельки и пузырьки в ярких электрических лучах.

– Подходим и разбираем, – с придыханием произнесла Белкина и облизнула ярко накрашенные губы. – Только одна просьба: не берите нижние бокалы сразу.

Под смех все стали разбирать бокалы, до краев наполненные шампанским. На удивление, хватило всем, и еще пять штук остались сиротливо стоять на подносах, отражаясь в тонком слое разлитого вина.

Режиссер посмотрела на часы, глубоко вдохнула и произнесла:

– Варя, мы с тобой делаем уже десятую передачу, и, надеюсь, она не станет последней. Ты продемонстрировала нам людей из твоего золотого фонда. Мы уже повстречались с наемным убийцей, с торговцем крадеными детьми, с изготовителем наркотиков, с тремя сутенерами, с десятью проститутками, двумя депутатами Государственной думы, – женщина загибала пальцы.

– Добавь сюда организатора финансовой пирамиды, который умудрился инсценировать собственное убийство, – добавила Белкина, – и моего любимого непрофессионального фотографа, который умудрился снять сцену убийства в доме напротив. Я бы с удовольствием вращалась среди другой публики, – призналась Белкина, – но читатель, к сожалению, не любит общения с приятными людьми, ему куда ближе душевные и моральные уроды. Я лишь вовремя ощущаю веяние времени и поставляю газете нужную информацию. Благо, Москва в этом смысле – настоящий кладезь. Здесь что ни типчик, то урод.

Режиссер повыше подняла бокал, повертела его в пальцах за длинную ножку.

– Варя, ты как‑то обещала мне, что в одной из следующих передач появится твой главный герой, легендарный Муму, и расскажет зрителям всю правду о том, как…

– Тише! – оборвала ее Белкина. – Я слово свое сдержала.

Режиссер удивленно подняла брови.

– Варя, предупреждать надо.

– Да–да, в сегодняшней передаче Муму, которого я тебе обещала, появился собственной персоной.

Режиссер растерянно обвела взглядом тех, кто стоял на подиуме. Половину публики она знала, других видела впервые.

– Честно, я не обманываю.

Белкина, улучив момент, подмигнула Дорогину и перепуганной Тамаре. Солодкиной показалось, что буквально все собравшиеся в этот момент посмотрели на них двоих, но затем сообразила, что Белкина подмигнула еще десятку людей, и режиссер окончательно растерялась.

– Варя, я не думала, что ты меня так подставишь. Не могла ты хотя бы в эфире сказать, что Муму присутствует в студии инкогнито?

– Тогда бы все смотрели не на наемного убийцу, а на зрителей в зале, – отпарировала Белкина.

– Это он? – резко спросила режиссер, указав рукой на стоявшего неподалеку от нее мужчину в темном пиджаке и светлых брюках, чье лицо показалось женщине наиболее мужественным.

Мужчина засмеялся.

– Я бы сам хотел знать, кто такой Муму, но, по–моему, Белкина его просто придумала.

– Нет, он существует на самом деле, – хитро улыбалась Варвара.

– А вы‑то сами где работаете? – поинтересовалась режиссер.

– О некоторых вещах спрашивать так же неприлично, как и интересоваться возрастом женщины.

– В ФСБ он работает, и никакой это не секрет, – устало проговорила Белкина. – Так что думай, ищи, анализируй. Я тебе задачку подкинула, обещание свое выполнила и теперь могу жить до следующей передачи со спокойной совестью.

– Это он? – взглядом режиссер указала на Сергея Дорогина.

Тот добродушно улыбнулся и пожал плечами.

– Может, и я. Но тот Муму, о котором писала Белкина, был, если я не ошибаюсь, глухонемым.

– Нет, у вас слишком доброе лицо для человека, который мог спокойно сварить в ванне банкира. Вы на такую жестокость не способны.

– Не знаю, не пробовал, нужды, наверное, не было. Все зависит от того, насколько человек мне противен. Подумаю на досуге.

Тамара боялась пошевелиться, боялась выдать своего любимого. Сам‑то он держался уверенно, а вот Солодкина ног под собой не чуяла.

«Такие минуты, – подумала женщина, – укорачивают жизнь, наверное, года на два, Хотя если честно самой себе признаться, то знакомство с Дорогиным укоротило мне ее лет на десять, уж точно. Хотя, с другой стороны, пару раз он мне спас жизнь, как и я ему.»

– Кого тебе еще привести на передачу? – усмехнулась Белкина и допила шампанское. – Продажного прокурора?

– Ты лучше приведи не продажного,

– Я неисполнимых вещей не обещаю.

– Почему?

– Жизнь отучила.

– И все же я не отказалась бы, если бы ты привела в следующий раз своего Муму.

– Он здесь. Он уже побывал в нашей передаче, и ты свой шанс упустила.

– Сволочь ты, Белкина!

– Уж какая есть. Но заметь, при этом умудряюсь держать данное слово.

В студии уже появились другие люди, рабочие разбирали подставки, составляли стулья.

– По–моему, наше время заканчивается, с сожалением произнесла Белкина.

– Наше время в студии заканчивается, – поправила ее режиссер. – И если никто не спешит, то давайте перейдем в бар.

– Халявного шампанского больше не будет, – предупредила Варвара. – Но думаю, вы люди состоятельные и можете заплатить за дальнейшую выпивку сами.