Текст книги "Евреи, которых не было. Книга 2"

Автор книги: Андрей Буровский

Глава 4
Одесский период развития русской культуры

Огни притона заманчиво горели

И джаз Утесова там ласково скрипел.

А. Северный

НОВЫЕ ГОЛОВЫ ИМПЕРИИ

Итак, русская голова у русского народа оторвана. По крайней мере, его политическая голова… В духовном-то смысле голов у русского дракона было по меньшей мере столько же, сколько у Змея Горыныча.

Даже «голова» русских европейцев и то была не единая, а с очень заметным делением на дворянство и интеллигенцию (то есть уже, считай, две головы, и у каждой свое мнение о судьбах России). А к тому же еще подрастала третья, и тоже русская голова… Первые две головы были имперскими, пытались мыслить в масштабах всех трех ветвей русского народа (великорусской, малорусской и белорусской) всего государства. А третья голова вырастала даже не русская, а скорее великорусская; эта «голова» осмысливала национальные проблемы великорусского народа. Н. Клюев, Б. Корнилов и С. Есенин вовсе не отражали мнений и интересов украинского или белорусского крестьянства. Они были намечающейся, только-только выделяющейся из «туловища» «головой» русских… вернее, великорусских туземцев.

Точно так же украинских писателей и поэтов, духовных окормителей Петлюры, можно назвать намечающейся головой украинских туземцев.

Эти туземные головы отрывались чуть позже, чем первые две – европейские. Но отрывались неукоснительно и жестоко, тогда как все местные туземные «головы», которые начали было подниматься в начале XX века у многих народов империи, имели шансы сохраниться – после деформаций, искажений, советизирований, частичных отрываний. Сохраниться, конечно же, в республиках.

А вот русская «голова» уцелеть не могла решительно никак – и европейская, потому что она слишком мешала планам большевиков, да и очень уж сопротивлялась. И туземная полумужицкая голова, великорусская интеллигенция первого поколения, никак не могла уцелеть – как из-за своей национальной ориентации, так и из-за своей скотской мужицкой сущности. Ведь крестьяне, если читатель не забыл, – это пережившие свою эпоху люди новокаменного века, мерзкие и нелепые. Под корень их!

Николай Клюев, Павел Радимов, Петр Орешин, Сергей Есенин, Борис Корнилов… Из этих имен сколько-нибудь широко известно разве что имя Сергея Есенина, – но он-то известен с дореволюционных лет. И то не уцелел.

Эти люди были уничтожены в тридцатые годы, после продолжительной травли. В этой травле активнейшим образом участвовали и В. Инбер, и Д. Алтаузен, и М. Зощенко, и многие наши знакомые по тому «идейному пароходу», воспевшему Беломорканал. Журналист Я. Эйдельман, отец известного историка, тоже усердствовал в травле – похоже, что вполне идейно. Ну не любил он России, презирал ее певцов, что тут поделать.

Впрочем, и единой еврейской «головы» тоже как-то не заметно. Есть некая еврейская часть русской имперской интеллигентской «головы». Большая часть этих евреев была вынуждена бежать из страны. Даже в этом их участь была, чаще всего, все-таки легче и удобнее, чем у русских. Легко уехал за границу художник Леонид Осипович Пастернак – отец знаменитого писателя (в 1921 году). Жил с советским паспортом, но «почему-то» во Франции, потом в Британии, где и умер в 1945.

А вот ученик Репина, Исаак Израилевич Бродский, вовсе не уехал. Это И. Репин оказался за границей Советской России в 1918 году, когда границу Финляндии и Совдепии провели чуть ли не возле последних домов Петрограда и дачные поселки на Карельском перешейке оказались на территории Финляндии. Что характерно, до самой своей смерти в 1930 году Илья Репин и не подумал появиться в Ленинграде, и даже в свою квартиру за личными вещами послал кухарку. Так и жил себе доживал на собственной даче и одновременно – в эмиграции.

Так вот, И. И. Бродский в Советской России остался и создал целую серию очень назидательных полотен: «Расстрел 26 бакинских комиссаров», «Торжественное открытие II конгресса Коминтерна», «Ленин на фоне Кремля», «Нарком на прогулке», портреты прочих официальных лиц. До сих пор улица, ведущая от Невского проспекта к Русскому музею, носит имя Бродского.

Точно так же остался и Борис Леонидович Пастернак; не скоро напишет он «Доктора Живаго»! Долгое время он будет совершенно очарован происходящим в стране, личностью Сталина:

 
А в те же дни на расстоянье,
За древней каменной стеной,
Живет не человек – деянье,
Поступок ростом с шар земной.
 
 
В собранье сказок и реликвий,
Кремлем плывущих над Москвой,
Столетья так к нему привыкли,
Как к бою башни часовой.
 

Наступит день… вернее, ночь, и в квартире Б. Л. Пастернака раздастся звонок. Глуховатый голос «кремлевского горца» спросит – не хочет ли писатель с ним встретиться?

– Надо, надо, Иосиф Виссарионович, – поддакнет Борис Леонидович, – необходимо встретиться, поговорить о жизни и смерти.

Сталин подышал в трубку и прекратил разговор.

Верить ли в подлинность этой истории? По крайней мере, так вполне могло быть.

Остался в Совдепии и Илья Эренбург, и Мандельштам, и Анна Ахматова – даже после убийства ее великого мужа.

Значит ли сказанное, что образованных евреев пошло на службу к большевикам больше, чем образованных русских? Самое поразительное, что нет. Мы часто слишком наивно представляем себе Гражданскую войну 1917–1922 годов, в духе слов «советского графа» Алексея Толстого: «Бой армии с ее командным составом». А ведь большевикам служили Чичерин, Тухачевский, Радзивилл – люди старинных дворянских родов. Красную армию создавал глава Генерального штаба A. A. Брусилов, а в самой Красной армии служило 100 тысяч из 200 тысяч всего русского офицерства – и не все из них только под угрозой расстрела заложников. Если В. Брюсова называют порой «первым советским поэтом», то с тем же успехом и Брусилов – первый советский генерал.

Точно так же остался в СССР и К. Паустовский. Если об А. Толстом злословили, что он признал советскую власть, когда берлинский портной и булочник окончательно перестали отпускать товар в долг, то о Паустовском этого никак не скажешь. Не уехал Н. Клюев, который вполне мог: и языки знал, и на французском языке издавался. Остался в своем городе К. Чуковский.

Разница в том, что отношение даже к «буржуям» из евреев и из русских было ну никак не одинаковым. Еврей, кем бы ни были его предки, мог жить в СССР вполне независимо и мог покинуть территорию страны вполне свободно. Немало евреев въехали в СССР после установления в стране «своей власти»; в их числе был, например, Соломон Померанц, отец известного публициста. Можно привести и немало других случаев, когда евреи из стран Восточной Европы бежали в СССР – причем задолго до принятия в Германии расовых законов.

Новая «голова» Российской империи, конечно, не чисто еврейская. Это скорее советская «голова», но в ее составе евреев и численно больше, и чувствуют они себя куда уверенней.

В Российской империи русские были тем народом, который на 80 % формировал имперскую европейскую «голову». Вокруг русских базировались все остальные, в рядах русских растворялись татары, немцы, кавказцы, грузины, евреи.

В советской империи евреи формировали советскую идеологическую голову на те же самые 80 %. Теперь все другие народы группируются вокруг них: растворить в себе всех советских евреи не могут при самом пылком желании, но выступить в роли пресловутой «соли» – по Фейхтвангеру, соли, которой можно и должно «посолить» мир, чуть ли не всю Вселенную… в этой роли они, по крайней мере, пытаются выступать.

А есть и еще две еврейские головы, рядом с советской. Есть сионистская «голова», говорящая и пишущая по-русски, раз уж приходится что-то делать в России… Но, вообще-то, эта голова хочет говорить на иврите. Подчеркну еще раз: эта голова существует вполне легально и совершенно открыто участвует в «социалистическом строительстве» во вчерашней Российской империи, а ныне в СССР.

Только в конце 20-х, особенно после «года великого перелома», 1929, сионисты и троцкисты исходят из России… хотя, похоже, и не до конца.

Но сионисты хотя бы «изошли», а вот судьба говорящей на идиш «головы» еврейских туземцев, «головы» народа ашкенази более драматична. Эти-то люди жили на своей земле, в Стране ашкенази, и бежать им было некуда в точно той же мере, что и русским или украинцам. Эта голова просуществовала ненамного дольше «головы» великорусских туземцев и была напрочь оторвана Сталиным – частью перед Второй мировой войной, частью сразу после нее.

Но в 20-е-то годы и сионисты еще не отделились, и идишеязычная голова еще не оторвана. Над Русью парит, советизирует и поучает ее трехголовый еврейский Горыныч с тремя головами: советской, русскоязычной; туземной, идишеязычной; сионистской, ивритоязычной. Этот Горыныч, по идее, и должен бы создать те идеи, которые станут разделять «тело» народа, на что оно станет ориентироваться.

В конце концов, отрывание русской головы – это, так сказать, негативная часть программы. А как же насчет позитива? Что принес нам новый, одесский, период развития русской культуры?

ПОЧЕМУ ЭТОТ ПЕРИОД ОДЕССКИЙ?

Деление русской истории – и политической, и культурной – на Киево-Новгородский, Московский и Петербургский периоды давно стало классическим. В каждый из этих периодов центральным, самым главным культурным центром страны было совсем небольшое пространство – площадью буквально в несколько гектаров. Именно такова площадь Горы в Киеве, Московского Кремля, стрелки Васильевского острова… а Ярославово дворище даже меньше (где-то с полгектара). Именно там собирались самые активные, самые талантливые люди; они если и не общались, то, по крайней мере, знали друг о друге. Лев Толстой не любил, но лично знал Достоевского, а Блок женился на дочке Менделеева – в качестве яркого примера…

Из этого пятачка застроенной земли расходились культурные импульсы на всю огромную страну, а сплошь и рядом и за рубеж. Так что все верно, правильные названия. Московский период, Петербургский…

Но какой, скажите на милость, период, начался… ну, в общем, что же у нас началось после Петербургского периода? Так сказать, после его… досрочного окончания (вы обратили внимание, как я деликатен?)…

Говорить, так сказать, о «Втором Московском» периоде – явная несуразица, при всем уважении к H. A. Бердяеву. Если проанализировать, из какого центра распространялись по всей России хоть какие-то новые формы культуры, то получится – единственный город, который имеет право дать наименование периоду, – это Одесса.

Это – единственный город, на протяжении всех десятилетий пога… советской власти генерировавший какие-то культурные формы, причем совершенно самостоятельно. Например, джаз Леонида Утесова. Сейчас просто трудно представить себе, насколько популярен был джаз в 1920-е годы, в том числе описанный М. Булгаковым джаз. Помните?

«Ровно в полночь в первом из них (залов) что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: „Аллилуйя!“. Это был знаменитый грибоедовский джаз» [177, с. 66]. И далее: «Тонкий голос уже не пел, а завывал: „Аллилуйя!“. Грохот золотых тарелок в джазе иногда покрывал грохот посуды, которую судомойки по наклонной плоскости спускали в кухню. Словом, ад» [177, с. 67].

Если вспомнить, что так же, ровно в полночь, начинается бал у Сатаны, ассоциации, выведенные в романе племянника известного богослова, Сергия Булгакова, становятся еще более прозрачными.

Такие феномены, как одесский анекдот. Одесская музыка. Та самая, еврейская, а скорее – балканская, без прямой привязки к какой-либо нации. Скрипочка, веселая танцевальная мелодия, так, что ноги сами начинают под нее ходить.

А особенно выделяется в ряду этих феноменов одесская песня. Ну, не обязательно блатная. Да, вся одесская музычка, вся одесская песня производила впечатление чего-то приблатненного. Даже «Шарабан мой, американка», даже «Мясоедовская улица», лихо исполняемые американками сестрами Бэри на идиш, – даже эти песни носят такой налет. Во многом – за счет самой музыкальной аранжировки. Слишком уж явно весь это то ли балканский, то ли еврейский стиль ассоциировался, как говаривал Аркаша Северный, с «маленьким кабачком, набитым деклассированным элемэнтом»… Даже если песни были рыбацкие или моряцкие (как, например, про Костю-моряка), все равно нечто блатное на них почило…

 
Я родился у границы,
И отец мой и мать любили повторять:
Наш сыночек словно птица,
Чтоб уметь песни петь и мечтать летать.
 

Одесса – символ свободных, сильных людей, сильных страстей… и асоциального поведения. Берковский на стихи Багрицкого: «два грека в Одессу везут контрабанду».

Но… давайте уточним, что, собственно, понимается под «Одессой»? Одесса построена в конце XVIII века как морские ворота Российской империи. Космополитичный, бурно растущий, теплый город. И, конечно же, город очень разный в разных своих частях, очень пестрый по составу населения.

Была Одесса русского образованного слоя – дворян, разночинцев, предпринимателей, инженеров, интеллигенции. Та экономически динамичная, не знавшая крепостного права, красиво певшая Новороссия, которую любил Куприн. Страна, в которой русские чаще пили сухое вино, чем водку, и стали употреблять острые балканские приправы, болгарский перец. Страна, давшая миру Лещенко. Страна героев Гарина-Михайловского. «Вы любите острое? Вы ведь, кажется, южанин?»

Была Одесса моряков и рыбаков. Тех самых, набегавших в «Гамбринус» слушать еврейскую скрипочку, пить то с английскими моряками, то с греческими ловцами скумбрии… Город героев Мамина-Сибиряка и Куприна.

Разумеется, к этой Одессе ни Бабель, ни герои Шуфутинского не имеют никакого, даже самого отдаленного отношения. Даже к «Гамбринусу». У еврейского населения Одессы был свой район с красочным названием Молдаванка, неподалеку от рынка Привоз. Размеры части Одессы, населенной и освоенной евреями, не превышают и квадратного километра… Но не это главное. Главное в том, что еврейская Одесса – это вовсе не Одесса купцов, ремесленников и даже не работников по найму. Это Одесса торгашей, спекулянтов и криминального элемента: контрабандистов, воров, налетчиков, перепродавцов краденого, прочих мелких преступников и жуликов. Лучше всего об этом страшном месте писал К. Паустовский, и писал в высшей степени корректно: и без сладострастных стонов про «прелестный» акцент малограмотных людей, и без малейшего отвращения к «жидам». Очень последовательно видя в обитателях Молдаванки в первую очередь людей, Константин Георгиевич провел своего рода этнографическое исследование, и я очень советую читателю его прочитать [178]. Но в очередной раз предупреждаю: будет страшно. Это – как «Яма» Куприна или как «Хижина дяди Тома», книга, от которой делается страшно и противно на душе.

Вот эта Одесса и определила двадцатилетие нашего культурного развития. Одессит рассматривался примерно как пастух и пастушка во французском придворном фольклоре XVIII века: эдакий эталонный «представитель народа».

А советская «голова» сделала своим «официальным мужиком» мелкого жулика или бандита! И тот, кого сделали, похоже, ничего против не имел.

Даже одесский жаргон, местный ломаный русский, стал считаться в кругах советской интеллигенции почему-то «очаровательным» и «прелестным». Чем «таки да», «ой» или «вы ж понимаете» лучше «кругом шашнадцать» и «туды твою в качель» – это постигнуть не очень просто. Если вы, дорогой читатель, тоже родились от самки гоя, а не от истинно аристократического сон здания (скажем, не от базарной торговки на Привозе), вам вряд ли под силу понять всю глубину и мощь именно такого искажен ния и уродования русского языка. Но бывшее – было, что тут еще можно прибавить.

Остатки Одесского периода истории нашей культуры сказывались еще и в послевоенное время – как усилиями потомков ed создателей и носителей, так и молитвами ценителей и почитателей. И Бабеля переиздавали (хотя и с большими купюрами из его «Конармии»), и Багрицкого, и Светлова. Но уже канул куда-то Джек Алтаузен, потерялись в сумраке времен Сфорим и Бялик… большинство. И странные, жутковатые чувства испытывал хозяин квартиры в многоэтажном современном доме, почитывая метельным вечером Пашу Когана или Антокольского.

Но, конечно же, маразм уже никогда не крепчал с такой силой, как в одесское двадцатилетие. Ведь в 1950–1970-е годы в России было хоть что-то, кроме продукта, извергнутого головами еврейского Горыныча, а в довоенное время – почти что и не было. Бог знает, сколько верст накрутил над Россией этот трехголовый Горыныч.

В собственном представлении этот Горыныч, поднимаясь над Русью с клекотом из Троцкого и Жаботинского, разворачивая паруса сочинений Бялика и Сфорима, был грозен и прекрасен и к тому же необыкновенно умен и несказанно учен. С видом высокомерного презрения к мужичью и черносотенному быдлу, копошащемуся на земле, приросшему ко всяким там Россиям, брезгуя любителями «русского слова и русского лица», трещал Горыныч жестяными крыльями прогресса, выпускал отработанные газы из лакированного афедрона[8], тряс хвостом, разбрасывая по дикой стране плоды просвещения.

Если бы мнение Горыныча о самом себе хоть немного соответствовало бы действительности – трудно даже вообразить, какие сокровища мудрости, какие чудеса культуры возникли бы в это двадцатилетие между мировыми войнами.

ШАНС ДЛЯ ЕВРЕЕВ АШКЕНАЗИ

Вообще есть жесткая закономерность, которую можно сформулировать так: «как только народу дают такую возможность, он тут же начинает создавать шедевры культуры». Эти шедевры могут быть очень разными; получив свой шанс, греки сделались блестящими скульпторами и ваятелями, мусульмане сочиняли стихи, а норвежцы придумали китобойную пушку. Но закономерность железная: как только у народа появляется достаточно людей, избавленных от тяжелого ручного труда, имеющих образование и досуг, – и тут же они создают что-то такое, что входит в сокровищницу уже не только национальной, но и мировой культуры.

Весь феномен афинской культуры VI–V веков до P. X. создавался совсем крохотным коллективом: число афинских граждан никогда не превышало 30–40 тысяч человек. Но благодаря удачным войнам, работорговле и эксплуатации союзников этот коллектив стал богатым. Тысяча человек из этих 30 или 40 была скульпторами и архитекторами… Живи Афины только собственным трудом – и эта тысяча, и остальные пасли бы коз, выращивали маслины и ловили бы рыбу. А так – построен Акрополь, великолепные храмы, изваяны статуи, прожили свои жизни Эсхил и Аристофан, выступали на народном собрании Мильтиад и Перикл.

До сих пор неизвестна ни одна имперская нация, не создавшая светочей ума в тот краткий миг, когда империя была на взлете и в ней появился слой достаточно культурный, богатый и свободный, чтобы творить. В конце концов, весь «золотой век» русской литературы создан сословием, которое насчитывало порядка 400–500 тысяч человек. Этим людям дали возможность реализовать свои таланты и способности, вот и все.

И потому полет трехголового Горыныча над Русью – исключительный исторический шанс. Вдруг, в одночасье, уже не 400 тысяч, а почти 3 миллиона человек начинают жить в условиях свободы, образования, сравнительной обеспеченности и приобщения к культуре. И никаких ограничений! Наоборот.

Действительно – какой исторический шанс! Как невероятно много могли бы дать ашкенази миру… если бы им было что сказать. Потому что в действительности результаты их владычества не просто малозаметны… Они исчезающе ничтожны и во всех случаях проигрывают результатам культурного развития любой из русских голов (в том числе и поэтов ненавидимого и презираемого ими крестьянства).

Впрочем, это касается не только еврейских ученых, живших в эту эпоху в России. Тут вообще есть некий парадокс мирового масштаба: крупнейшие еврейские ученые, составившие, казалось бы, славу своему народу, никому не известны. Кто слыхал о великом языковеде Сегюре? Чьих ушей коснулась слава известнейшего археолога Ральфа Солецки? Многие ли слыхали о расчетах и теориях Фридмана, изменивших картину Вселенной? Этих людей не рекламируют в еврейских газетах и в журнале «Лехаим». О них не трубят сионистские организации. Их не включают в список «100 знаменитейших евреев мира». Их как бы и нет для пропаганды. Они – не знамя.

Одновременно же на щит поднимают людей, чьи заслуги пред наукой невероятно раздуты, а порой и попросту анекдотичны. Спроси 90 % людей: «Кто самые гениальные евреи за всю историю?». И большинство людей назовут имена Альберта Эйнштейна и Фрейда. Позволю себе повеселить читателя, рассказать подробнее, чем же прославились эти два великих ученых.

ДВА САМЫХ ЗНАМЕНИТЫХ

Стоит заняться вопросом всерьез, и выясняется прелюбопытная вещь: эти гиганты науки, которых нам с такой силой разрекламировали, или вообще никогда не делали того, что им приписывается, или их достижения, выражаясь мягко, преувеличиваются.

Эйнштейн, при ближайшем рассмотрении, вовсе не «открыл» законы относительности, а попросту повторил давно уже сделанное Пуанкаре. Этот «мировой гений» выучил английский язык только за семнадцать (17) лет, диссертация его позднее была признана ложной, а подробности его частной жизни просто пугают. Всю оставшуюся жизнь после «создания» теории относительности Эйнштейн занимался теорией сионизма да какими-то сомнительными прожектами мирового государства [179, с. 26–91]. Когда об этом говорят вслух, обязательно находятся люди (не только евреи), которые страшно обижаются за «гения». Вот только опровергнуть этих фактов пока никому не удавалось. А обижаться и сердиться – дело нехитрое.

То есть получается, что вся колоссальная слава Эйнштейна досталась ему за то, чего он не совершал.

Фрейд, по сути дела, просто повторял вещи достаточно общеизвестные, а многие его техники больше всего напоминают шаманизм самого худшего свойства.

Привлеченные громким именем, люди (в том числе и люди из новых поколений, моложе нас) доверчиво берут эти книжки, стремясь изучить себя, понять, подкорректировать… И что же они обнаруживают?

Итак, у человека есть подсознание… Само по себе открытие не столько уж и потрясающее, знали это еще в Древнем Шумере, знают и индусские брамины. Открытие это, говоря мягко, запоздало… Тысяч на пять лет, если не больше. Жрецы Древнего Шумера Фрейда ученым не считали бы.

Но Бог с ним, будем считать, что Фрейд поставил учение о подсознании на научную основу и тем велик. Подсознание – это еще так, семечки, прелюдия к главному… К тому, что все человеческое естество, все достижения культуры построены на «сублимации» – то есть на превращениях сексуальной энергии. Но и этого мало!

Выясняется, что у каждого человека с грудного возраста в подсознании образуются комплексы. Эти комплексы, как правило, тоже связаны с сексуальной сферой и настолько неприличны и преступны, что человек сам их пугается, старается о них не думать и не осознавать своих подспудных желаний. Но зловредные комплексы, конечно же, никуда не деваются, а только «вытесняются», то есть погружаются в глубины подсознания. И сидят там, подлые, нахально манипулируя сознанием человека! Сам-то человек, носитель комплексов, искренне думает, что принимает рациональные, глубоко осмысленные решения. А на самом деле – ничего подобного! То, что ему хочется, «на самом деле» диктуют как раз комплексы, а на сознательном уровне он просто ищет объяснений, почему это ему хочется именно этого, а не того.

Скажем, хочется ему воевать. Почему? А потому, что в возрасте пяти лет отец отшлепал его за разбитое блюдце. Мальчик стал бояться папы и стал сравнивать свой половой член с папиным. Он легко убедился, что папин половой член больше, и у него возник комплекс неполноценности. Он стал еще больше бояться папы и одновременно захотел с ним конкурировать. Поскольку мальчик не смеет и подумать о папе плохо, он начинает искать другого врага, на которого он сможет обрушить свою ненависть, не вступая в подсознательный конфликт с самим собой. Враг, с которым он хочет воевать, – это его папа, которому мальчик хочет доказать, что его пися теперь не хуже.

Между прочим, я вовсе не издеваюсь над Фрейдом и даже не преувеличиваю. Не верите – отсылаю вас к первоисточнику, Фрейд ныне на русском языке издан.

Или вот, захотелось мальчику жениться. Наивные люди скажут, что ему пришла пора и что он влюбился в эту девушку. Ничего подобного! Разумный понимает: просто в возрасте трех лет он увидел маму в прозрачной ночной рубашке. У него возник комплекс, и с тех пор он все время хотел свою маму.

Поскольку он понимал, что у папы пися длиннее, комплекс у бедного мальчика становился все более тяжелым, но, конечно же, он тоже вытеснялся в подсознание. И если девушка хоть немного похожа на маму мальчика, дело вовсе не в том, что «жену по матери выбирают». Ничего подобного! Просто здесь прорывается на поверхность, реализуется комплекс, а в лице этой девушки мальчик как бы овладевает своей матерью.

Самое удивительное в том, что весь этот бред некоторые люди принимают почти что всерьез.

Еще раз подчеркиваю: я и не думаю шутить! Фрейд вполне серьезно писал, что каждый человек не может не страдать «эдиповым комплексом» – то есть стремлением убить отца и жениться на матери, как это сделал несчастный царь Эдип из древнегреческого мифа. Из этого «эдипового комплекса», по Фрейду, рождаются и революция, и разбой, и война – борьба со всеми, кто «замещает» ненавистного отца.

Даже использованное здесь слово «пися» – это вовсе не издевка автора над Фрейдом, великим ученым. Ничуть не бывало! В текстах самого Зигмунда Фрейда используется слово «вивимахер». «Махер» – это производное от немецкого «machen» (махен) – делать. Так сказать, делатель. А «виви» в немецком языке – это то же самое, что и русское «пи-пи». Так что «делатель пи-пи», та же пися.

И попробуйте только утверждать, что лично с вашей писей ничего такого не связано! Вот, скажем, думаете вы, что лично у вас никакого такого «эдипова комплекса» нет. Но это просто вы глупости болтаете! Вы не можете ничего судить об этом комплексе, потому что он у вас глубоко в подсознании, вы его совершенно не осознаете. Только специалисту видно, в каких именно поступках проявляется ваш комплекс, как он рационализируется, то есть какие предлоги вы выдумываете, чтобы объяснить самому себе собственные действия. Но как бы вы ни объясняли то, что делаете, – а Фрейду и его сторонникам все ясно.

Как удобно! Вы сами не знаете, что с вами происходит, а Фрейд и его ученики уже тут как тут.

Конечно же, фрейдист легко истолкует любые ваши действия, как проявления комплекса, в том числе и прямо противоположные. Так в свое время инквизитор Инсисторис доказывал порочность женщин-ведьм. Не ходит в церковь? Вопрос ясен – ведьме становится плохо в святом месте! Попалась! Женщина регулярно ходит в церковь? Тоже все ясно! Маскируется!

Так же и здесь: вот вы вступаете в многочисленные контакты с женщинами… ясное дело, комплекс работает! Вы вообще не вступаете ни в какие половые контакты, сидите за работой, вам совершенно не до того. Ясное дело! Фрейдист все понял – это сублимация! Сублимация – это, чтобы вы знали, переключение сексуальной энергии на энергию творчества, энергию созидания в любой области. Откуда она берется? Фрейдисты и это знают: она берется из вашей нереализованной сексуальной энергии. «На самом деле» ведь нет вообще никакой энергии, кроме сексуальной, разве что еще мортидо, то есть «воля к смерти».

Попались?!

Так что это у вас иллюзии, будто вы хотите писать книги, рисовать картины или заниматься научными исследованиями (впрочем, и желание приготовить обед или выкупаться – тоже сублимация чистейшей воды). Врете вы все, будто геология – достойная сфера приложения ваших сил, и чушь это полнейшая, что вы с подросткового возраста хотели ею заниматься. Это вы утверждаете по своей слепоте и по незнанию истинных мотивов человеческого поведения. Фрейдисты лучше вас знают, что вам надо. «На самом деле» вы только и хотите, что бегать по бабам, но по какой-то причине – то ли из-за неправильного воспитания, то ли по вине опять же новых комплексов – вы сублимируетесь, то есть переключаетесь на другие цели.

Так что не пытайтесь улизнуть, нечего тут притворяться «блаародным» – и у вас есть «эдипов комплекс», и вы хотели убить отца и гм… гм… жениться на матери (видите, как последовательно я использую приличное слово «жениться»? Ну то-то! Никто не обвинит меня в том, что я говорю непристойности).

Впрочем, от всего этого можно и излечиться. Но не самостоятельно, конечно. Когда читатель всего этого окончательно перепугается, окончательно станет относиться к себе, как к своего рода бомбе с часовым механизмом (да еще ведь и неясно, на какое время заведен механизм, когда и в какой форме рванет…), – тогда он никуда не денется! Тогда он придет, явится, как миленький, к фрейдистам, и они ему устроят… Правда, непонятно – что. Сеанс психоанализа – это что такое? Способ излечения? Но Фрейд считал комплексы неизлечимыми по определению и к тому же вовсе не считал, что лечиться от комплексов полезно. Человек без комплексов – это явление, о существовании которого Фрейд ничего решительно не знает. Сеанс психоанализа – это способ самопознания, способ начать «правильно» понимать, что с тобой происходит.

Разумеется, акт психоанализа стоит очень недешево, заниматься им может вовсе не всякий психолог, а только жрец самого высшего круга посвящения. Подвергаемый психоанализу ложится на кушетку. В кабинете – полумрак, тишина, играет тихая «медитативная» музыка, способствующая ведению психологических разговоров. Врач задает пациенту вопросы – сотни, тысячи вопросов, которые сплошь и рядом касаются его раннего детства, младенчества и чуть ли не внутриутробного развития.

Считается, что, отвечая на эти вопросы, пациент сможет подсказать врачу, где у него таятся комплексы, в каком возрасте он их заполучил и при каких обстоятельствах. Если удастся понять, что именно произошло и врач разъяснит это пациенту, тот сможет относиться к своим комплексам рационалистично, понимая их природу и последствия. Теперь он будет знать, что занялся геологией для того, чтобы доказать – пися у него длиннее, чем отцовская, а диссертацию защитил, чтобы успешнее конкурировать со старшим братом. Что же до его участия в каком-нибудь «Фронте национального спасения» – то это все сублимация «эдипова комплекса», возникшая из-за пристрастия мамы к слишком коротким юбкам и прозрачным белым блузкам (опять же – да не вообразит читатель, что я хоть немного издеваюсь. У Фрейда местами еще и не то понаписано).