Текст книги "Стеклянный дворец (СИ)"

Ответ ей не требовался. В тот же момент Анталаника легко и непринуждённо перехватила управление кораблём. "Аонбар" снова включил двигатели, выравнивая скорость, но сделал это резко, разом набрав десятикратную перегрузку. Заполняющий саркофаг гель напрягся, плотно обхватив тело Декаурона, но тот блаженствовал, и не вспоминая о страдающей органике организма. Каждым рецептором он ощущал, как тривиальные манёвры торможения укладываются в рисунок потрясающего своей гармонией танца. Они гасили скорость, стремительно сокращая расстояние до "Вуали", и одновременно – входили в манёвр, требующий непрерывной работы двигателей ориентации, но делали это с таким изяществом, что непрерывные усилия двигательных установок и разнонаправленные перегрузки казались раскованным скольжением в пустоте.

Корабль метался из стороны в сторону, толкая себя выпадами плазменных факелов. Системы вспыхивали глифами сообщений о нежелательных режимах эксплуатации, перегрузки норовили разобрать Декаурона на несколько независимых элементов, стремительно сокращался запас свободного топлива, но всё это казалось ничтожным по сравнению с иллюзией, участником которой он стал. Иллюзией кружащейся Анталаники, ладонями отталкивающей вакуум.

Замигало сообщение о приближении окна высадки. Послушно разошлись створки саркофага, экзоскелет, цепляясь манипуляторами за скобы, выбрался из объятий плотного геля. Хаотичные ускорения пытались обмануть разум и сокрушить тело, бросая его на стены отсека. Выпала возможность оценить их покрытие: непомерно раздувшееся, оно сформировало проход к осевому тоннелю, плотно удерживая пассажира на нужном курсе. Протиснувшись вниз при помощи транспортной ленты, Декаурон зафиксировал себя в шлюзе и отправил сигнал готовности.

Дождавшись, пока откачается газ, истаяла диафрагма. Прямо перед ней, в нескольких сотнях метров, колебалась освещённая бортовыми прожекторами поверхность станции со вздувшимся пузырём экспедиционного модуля. Поверхность казалась невообразимо далёкой, а позади неё, почти вплотную, поджидало варево атмосферы. Картина непрерывно смещалась – "Аонбар" вращался вместе с "Вуалью", превратившись в её непрошеный спутник, и попеременно оказывался между станцией и планетой.

Декаурон, пристёгнутый тросом, осторожно перебрался на транспортную платформу и прицепился к её каркасу. Мир окончательно утратил стабильность, попеременно казалось, что сам Регент кружится вокруг крохотной системы двух рукотворных объектов, издеваясь над человечками перед тем, как проглотить без остатка. Рядом изгибалась скорлупа ретранслятора, по её гладкой поверхности ползли блики.

ГОТОВНОСТЬ

ОЖИДАНИЕ

ПУСК

Выброшенная катапультой, платформа попыталась продолжить прямолинейное движение, уносясь в открытый космос, но мгновенно исправила положение согласованной работой нескольких двигателей. Станция прыгнула навстречу, времени хватило как раз на то, чтобы осознать чудовищную сложность манёвра – и в следующий момент Декаурона сотрясло могучим ударом. Когти, приведённые в движение сверхскоростными мышечными волокнами, вонзились в оболочку белого купола, не давая челноку отскочить назад.

"Прибытие можно считать успешным. Осталось не так уж много."

Над головой, сияющий потоками света, уплывал куда-то вбок "Аонбар": непрерывное позиционирование слишком быстро вычерпывало даже его запасы топлива, и корабль возвращался на обычную орбиту сопровождения. Небосвод продолжал кружиться, то щетинясь огоньками далёких звёзд, то сползая в пасть Регента, над краем которого уже занялась полоска новой зари. Массивный ретранслятор решил улететь, стоило только освободить его от креплений, и Декаурону пришлось буквально ползти по упругому покрытию модуля, царапая его когтями всех четырёх конечностей. Поблёскивающий шар катился за ним, используя диффузный ободок, мешающий центробежным силам оторвать его от поверхности.

Шлюз прикрыл спину от взгляда бездны, позволил немного расслабиться. Экспедиционный модуль, оставленный, казалось, вечность назад, казался теперь уютным и обжитым. Несколько незакреплённых контейнеров прилипли к внутренней обшивке, но в остальном белый пузырь, надутый инертным газом, остался практически неизменен.

"Ни малейших следов вторжения. За восемьдесят часов можно было что-нибудь и придумать."

Декаурон подключил ретранслятор к выведенным на спину интерфейсам. Двадцать метров защищённого оптического кабеля предоставляли относительную свободу, но пользоваться этой длиной без необходимости не стоило – перерезать канал связи могла любая аварийная переборка. Шар был размером практически с него самого и весил немало, но его успели снабдить собственным примитивным двигателем, благодаря которому он катился по стенам, прилипая к ним отдельными участками мягкой шины.

Прячась позади модифицированной личности, Декаурон ступил на чужую территорию. Радиальный тоннель превратился в вертикальный, ожившая псевдогравитация тянула назад, пытаясь изогнуть прилепившийся ногами экзоскелет в обратную сторону, и двигаться пришлось вдоль стены, цепляясь одним из манипуляторов за торчащие скобы. Ретранслятор задёргался, пытаясь удержаться от падения. Молекулярная присоска шины оказалась прочней, а вскоре, следуя командам Декаурона, до предела увеличила свою площадь, надёжно приклеившись к старинному пластику. Шар не обладал даже зачатками интеллекта, поэтому требовал постоянного контроля, но управлять его движением было не сложнее, чем пинать руками обычный мяч.

Пятна света метались по коридору, зиявшему вскрытыми люками складских отсеков. Оставленные в первое посещение люминесцентные панели угасли, покрытые тонким слоем полупрозрачного желе. Языки псевдоживой ткани тянулись из осевого тоннеля, целенаправленно захватывая оставленное оборудование, и увитый блестящими потёками коридор приобрёл фантасмагорический вид.

В главном стволе станции стало легче. Вращение превратило его стены в изогнутый пол, покрытый плотным слоем упругой ткани, а ослабшая псевдогравитация позволяла передвигаться длинными косыми прыжками, одолевая десятки метров за раз. Словно компенсируя эту лёгкость, пошло рябью, сбилось на постоянные обновления поле зрения. Скорость восприятия то и дело падала до десятка кадров в секунду, отдельные участки начинали прорисовываться заново, так и не отобразившись полностью, отчего взгляд Декаурона спотыкался о мутные пятна, будто плавающие на поверхности его глаз. О том, что в таких пятнах можно спрятать что-то или кого-то, он предпочёл не думать – личность-маска отчётливо звала вперёд, по направлению к носовой части станции.

Клейкие колбаски термохимического деструктора полыхнули маленьким солнцем, выжигая участок одного из внутренних люков. Операцию пришлось повторить дважды, пробираясь вспомогательными тоннелями – искусство взлома проигрывало грубой силе в оперативности.

Второй сегмент тоннеля встретил Декаурона зарослями нитевидных структур, напоминающих разросшуюся грибницу. Он попытался оборвать ближайшие, но обнаружил, что странные образования царапают покрытие брони, практически равняясь ей по твёрдости и прочности на разрыв. Нити гнездились в нишах и неровностях облицовки, а поверх, используя прочную основу в качестве каркаса, распространилась всё та же желеобразная ткань, закупорив тоннель, как пробкой. Скачкообразно усилилось давление наведённой реальности. Кадры окружающей обстановки прерывались искусственными картинками, мозаикой из обрывков текстур, вспышек света и панорам безвестных отсеков. Перебравшись в новый радиальный тоннель, он попал в один из жилых модулей: надетый на ось станции плоский диск. Рассчитанный на собственное вращение, модуль состоял из нескольких кольцевых "этажей", соединенных шахтами, каждый из которых разделялся на сотни индивидуальных кают и отсеков общего пользования. Ближе к оси станции, где псевдогравитация становилась предельно слабой, размещались системы жизнеобеспечения.

Поколебавшись, Декаурон спрыгнул в одну из шахт. Скорость падения, поначалу едва заметная, медленно нарастала, разметка, скобы и технические лючки всё быстрее проплывали мимо, появляясь в пятнах света и снова пропадая во тьме, в то время как центр масс постепенно отклонялся к одной из стен. Вскоре подошвы экзоскелета грянули в задраенную переборку и Декаурон, вместе со своим неуклюжим багажом, оказался в крохотном тупичке, со всех сторон окружённый задраенными люками. Один из них пришлось вскрыть, пользуясь резаком экзоскелета, но оставалась надежда, что препятствий впереди не так много: в соответствии с планом, следовало обойти сорокаградусный сектор и попасть в осевой тоннель выше недоступной переборки.

Коридор плавно загибался вверх. Это было первое место на всей "Вуали", которое выглядело, как предназначенное для людей – точнее, выглядело бы, не затопи его вечный мрак. Под ногами виднелись остатки мягкого покрытия, стены формировали небольшие арки, в которых прятались двери кают, а декоративные панели имитировали древесную фактуру, неуместную на взгляд Декаурона, но исполненную с очень высоким качеством. Из чистого любопытства он подёргал пару дверей: одна осталась неподвижна, другая с тихим скрежетом подалась, провалившись в паз. Прожекторы осветили крошечную каморку, оснащённую встроенной мебелью и каким-то агрегатом, похожим на облегчённый саркофаг, поставленный вертикально. В воздухе плавала потревоженная вторжением пыль.

Миновав остальную часть коридора, Декаурон добрался до медотсека и там впервые остановился, фиксируя видеоряд сквозь назойливую пляску помех.

– Журнал расследования, официальная запись. Обнаружены следы экипажа, обстоятельства обнаружения прилагаются.

Он шагнул внутрь, медленно поворачиваясь кругом. К медотсеку подходил широкий спектр коммуникаций, от водопровода и систем канализования до транспортных шахт, которые позволяли доставить пациента, минуя обычные ходы сообщения, и это сыграло свою роль в тех событиях, что когда-то там развернулись.

Наросты, рядами закреплённые в лёгких медицинских комбайнах, местами сохранили форму человеческих тел. Раздувшаяся, вытекшая из ложементов бурая масса давным-давно затвердела, но всё ещё позволяла представить, что творилось в отсеке, когда упакованные люди медленно прорастали метастазами нервной ткани. Декаурон коснулся когтем манипулятора одной из бесформенных мумий: мёртвая плоть рассыпалась лёгким прахом, неспешно оседая на пол.

Донёсшееся из коридора поскрёбывание заставило его оторваться от записи. Высунувшись наружу, он осветил изгибающийся проход, по которому, медленно и неуклюже, полз белесый толстый обрубок. Декаурон с некоторым страхом опознал в нём одного из брошенных монтажных роботов – тот напоминал не тривиальный сервисный автомат, а могильного червя, чуждую и странную форму жизни. Выяснять, кем или чем управляется этот молчаливый калека, было бессмысленно – выстрел дезинтегратора восстановил покой и тишину старинного склепа.

"Юэ наверняка разозлилась бы на то, что я не исследовал его примитивный мозг. Но Юэ, к счастью, не знает, как приятно бывает выстрелить в то, что кажется тебе опасным."

Очередная шахта, по которой пришлось карабкаться, преодолевая центробежные силы, вывела в осевой тоннель. Декаурону пришлось вырезать люк, а потом – разрывать неожиданно плотный слой нейроткани. Помехи не давали возможности установить, выполняет ли она свои функции, но мысль о том, что приходится идти напрямую сквозь чей-то огромный мозг, казалась волнующей и ужасной.

"Прямо сейчас я, возможно, наступаю на чьи-то воспоминая. Прямо сейчас я становлюсь чьим-то воспоминанием. Обладай этот некто чуть более совершенной архитектурой – и даже в нынешнем своём состоянии он смог бы сделать из меня куклу-марионетку. К счастью, я более талантлив и размер уже не имеет значения."

Носовая часть станции уже не казалась идеально пустой: служебные модули подверглись мелким, но многочисленным разрушениям. Аварийные люки стояли настежь распахнутыми. Кое-где их перекосило и заклинило неведомой силой, кое-где – виднелись разорванные и оплавленные края. Пламя боя отгорело давным-давно, но тысячелетия тишины не стёрли его следов. В середине одного из обожжённых пятен приварилось к стене нечто бесформенное, наполовину срезанное – уже механически, без помощи высоких температур. Приглядевшись, Декаурон узнал остатки древнего модуля жизнеобеспечения от скафандра: в этом месте кто-то принял огненную смерть и впоследствии был разделан заодно со своей искусственной оболочкой.

"Ни единого трупа. Того, кто вышел победителем, куда больше интересовала органика, чем потенциальная герметичность этих отсеков."

Люки и переборки, преграждавшие путь к посту главной вахты, оказались прорезаны на всём протяжении. Эти отсеки уже не рассчитывались на постоянную псевдогравитацию, технологические ниши, монтажные секции, лючки, стойки с оборудованием и терминалы размещались на всех свободных поверхностях, а технологический мусор свободно путешествовал в углекислотной атмосфере, постепенно накапливаясь у стен.

Гигиеническая перчатка.

Кусок металлического профиля.

Люминесцентный карандаш – почти такой же, как в аварийных наборах на самом "Стеклянном дворце".

Надорванная обёртка от белкового рациона.

Обрывки фольги, блестящие в луче света, словно снежинки.

Несомненные следы жизни, оборвавшейся в одночасье.

Пост главной вахты предварял обломанный зуб изувеченной переборки – закрыв проход лишь наполовину, она так и не выполнила своего предназначения. На прочном сплаве остались бурые пиктограммы: звезда, человечек в круге, пунктирная стрелка, перечёркнутая двумя короткими отрезками. Оторвавшись от стены, Декаурон миновал разрушенный вход и оказался внутри.

По остаткам помещения угадывалось его назначение. Утопленные во внутреннюю обшивку яйцеобразные капсулы – саркофаги вахтенных офицеров. В ту эпоху их предпочитали называть "терминалами глубокого погружения", поскольку термин "саркофаг" нёс в себе негативную коннотацию, но современники Декаурона давным-давно отказались от культа смерти, превратив её во временного союзника. Дублирующие терминалы, примитивные конструкции, состоящие из внешних элементов интерфейса, плоских экранов и трёхмерных проекторов, покоились в гнёздах по другую сторону входа. Всюду, скрывая очертания отсека, виднелись массивные наплывы нейроткани, белесые каркасные нити и переплетения тонких трубочек, напоминающих сосудистую систему. Часть образований уходила корнями в капсулы экипажа, часть – выползала из технических отверстий, матово поблёскивая под снующими лучами прожекторов. В двух местах под наростами виднелись чьи-то скафандры.

У противоположного края отсека, в каком-то десятке метров, застыл серебристо-белый экзоскелет. Его удерживали на месте тончайшие ниточки, паутиной обвившие торс и манипуляторы. Шлем снят и притянут к ближайшей стене: бледное лицо Юэ в углекислотной тьме казалось неживой маской. Потёки полупрозрачной субстанции пересекали её кожу, заползая в ноздри и рот. Внутри расплывались едва различимые тёмные кляксы: веточки нарождающихся нейроструктур.

"Отвращение. Гнев. Одно забытое понятие за другим, и каждое – находит во мне своё воплощение. Я регрессирую или просто вспоминаю о чём-то?"

– Проснись, Юэ. Пойдём домой.

Динамики воспроизвели звук, тот прокатился разгромленными отсеками, забился скудным эхом – и вновь угас. Декаурон прождал десяток секунд, потом поднял дезинтегратор и выстрелил в ближайшее к комиссару скопление нейроткани. На одно мгновение тьма оказалась изгнана прочь: вспышка размазала по стенам длинные языки теней, оставив на месте подключённого к комиссару хаба светящиеся от жара ошмётки. Под их малиновыми отблесками глаза Юэ медленно распахнулись – и на разум Декаурона обрушился тяжёлый удар.

В мозаику летящих осколков обратилась картинка с видеосенсоров. Собственные глаза вновь перестали действовать, воспринимая лишь тягучее движение чёрных пятен. Маска, служившая проводником, внезапно обрела силу, потянула к себе одеяло власти над всем сознанием, подавляя волю бесконечным циклом единственного императива.

"Смирись."

– Умри, – шепнул чуть слышно Декаурон. Болтающийся на кабеле шар ретранслятора пришёл в действие, испоганенную личность стёрла невидимая рука, мысли снова обрели кристальную чёткость, но стройное движение оказалось нарушено диссонансом внешних сигналов, прибоем могучего океана, бьющего в границы "я" с упорством слепой стихии.

Сигналы, разложенные по частотам, превратились в сотни каналов связи, каждый из которых пытался втиснуть внутрь Декаурона одинаковые слова.

"ТЫ РАЗРУШАЕШЬ ФУНКЦИЮ. ПОЧЕМУ?"

Вместо ответа Декаурон уничтожил ещё одно скопление нейроткани. Рокот в его голове стал сильнее, и он ответил на него образом глумливого смеха.

"НЕ ТЫ. ПОЧЕМУ НЕ ТЫ?"

– Напротив, я. Я, именно я и никто иной. Неужели сложно было понять?

Каналы прокачивали в его сознание белый шум.

– Я, Анарандэ Декаурон, мастер-оператор ковчега "Стеклянный дворец", представляю в данном месте, в текущее время, власть Сферы, действительную по отношению ко всем объектам и субъектам, прямо или косвенно представляющим человечество. Я требую подчинения человеку!

Ответ явился незамедлительно. Миллионы мыслей выстроились в одном направлении – как заряды в магнитном поле. Миллионы мыслей стали одном голосом, и голос произнёс одно слово:

"ИЗЫДЬТЕ."

Временные личности Декаурона неминуемо накапливали отличия – так было всегда, и он полагал естественным, что смысл единства заключается в многообразии решений и форм. "Вуаль" заговорила с Декауроном на множество голосов, выражавших одну-единственную мысль, приведённых к единому знаменателю общей функции.

"Какое отвратительное, безумное расточительство. Оно могло быть бессмертным коллективом – а стало смертью коллектива и торжеством предельной унификации."

– Чей это прорезался голосок? Неужели попытка ассимиляции провалилась? А если нет? Если я не уйду – как ты удалишь эту занозу внутри себя?

"ВЫ РАЗРУШАЕТЕ ФУНКЦИЮ."

– Именно этим я и занимаюсь.

"ОСТАНОВИТЕСЬ. ОСТАНОВИТЕСЬ."

– Я здесь один.

"МНОГО."

– Один. Всегда был один: тебе не понять процесс, обратный твоей структуре.

"СФЕРА. РАЗРУШИТЕЛИ? ПРОИЗВОДНЫЕ ЕДИНИЦ, КОТОРЫЕ УБИВАЛИ МЕНЯ?"

– Нельзя убить уже мёртвое.

"ИЗЫДЬТЕ."

Чужая воля попыталась исказить его память, взломать эмоции, вторгнуться в каналы органов чувств и подменить собой истинную реальность – но шар-автомат снова и снова делал то единственное, для чего был создан: перезаписывал критические изменения в тот же момент, когда сохранённый в памяти Анталаники оригинал их фиксировал.

– Бесполезно. Меня здесь нет, ты пытаешься сломать куклу.

"НАСЛЕДИЕ ЧЕЛОВЕКА."

Ещё одна вспышка: пепел разросшейся нервной системы закружился в луче прожектора.

– Кстати, ты неплохо освоило символьную систему. Хотя... Нет, не освоило, не так ли? Всегда знало.

"РАЗРУШИТЕЛЬ. ВРАГ. ВРАГ."

– Враг. Оружие. Угадай, кто снял меня с предохранителя? И зачем? Ради удовлетворения бездумной страсти к пожиранию любых доступных мозгов? Она была единственной, кто мог бы тебя спасти...

"ОБЩНОСТЬ ПОД УГРОЗОЙ. ЗАЩИТА."

Юэ выпрямилась. Волосы грозовым облаком плыли вокруг её головы, в глазах отражался излитый Декауроном свет. Словно по команде лопнули каркасные нити, не успевшая застыть нейроткань, мелко подрагивая, дрейфовала в сторону.

– Декаурон.

– Юэ.

Голоса скрестились, смешались с потрескиванием корчащейся от жара материи. Неслышный хор "Вуали" возвысился, требуя, командуя, угрожая, но не успевал оставить в Декауроне свои следы.

– Юэ, пойдём домой.

– Зачем? Зачем ты пришёл?

"У её энергосистемы нет постоянной потребности в кислороде, но без внешней подпитки собственной энергии не хватит надолго. Подождать?.."

– Оно ведь не сумело тебя взломать, я прав? По-настоящему, на аппаратном уровне? Просто соблазнило. Сыграло на твоих слабостях, внушило ложные решения реальных задач.

Комиссар задумчиво повела головой, вдохнула – словно ощущала незаметный для других аромат.

– Я слышу шум прибоя. Волна за волной – как вода о скалы, миллионы мыслей стучат в моё сознание, бессильные обрести подлинное единство. Кто ты? Какой ты видишь меня, каким ты видишь весь свой замкнутый мир?

– Здесь лишь лживый покой могилы и голоса мертвецов. Это не тот выбор, что тебе нужен.

– Выбор?.. Что такое выбор? Разве он есть у тебя, у нас, всех живых? Неизбежность выбора – боль, неизбежность выбора – ложь. Есть лишь непрерывная ткань бытия. Ты рвёшь её, Декаурон. Каждой мыслью.

– Я отвергаю.

– А я – сплю и вижу сны. В первый раз.

– Сон – это маленькая смерть. Мы заплатили снами за бессмертие, Юэ.

– Но я вижу их. Прямо сейчас – я вижу. Тысячи снов, порой похожих на серое полотно, идущее рябью помех, а порой – таких ярких, таких яростных, полных переживаний...

Взмах манипулятора. Пламя локального распада выгрызло проплешину в оболочке отсека, пост главной вахты окончательно утратил свой облик, превратившись в разорённую и обгорелую сферу.

– Ты не видишь снов, маленький комиссар: ты сама стала частью сна. Частью чужого вечного сна. Я сделаю тебе больно – но вырежу твой разум из этой разумной плесени. Нет желаний – есть необходимости. Нет других путей – есть праведность. Нет никакой возможности предать человечество, потому что человечество не позволит его предать. Тебе не знакомы эти слова? Мы не караем – мы делаем так, чтобы вас не за что было карать.

– Я не знаю их.

– Придётся узнать.

– Декаурон, остановись во всех смыслах, или мне, в свою очередь, придётся тебя сломать.

– Для этого ты должна снова стать человеком.

Юэ исчезла. Там, где она стояла, взвихрился пепел, а возникшие словно из пустоты манипуляторы вцепились в Декаурона. Тот запоздал с реакцией и врезался спиной в один из запасных терминалов, расколов его оболочку. Мир за стеклом шлема загородило холодное белесое лицо – тёмные провалы глаз скрывали бездну под коркой льда.

Тревожные глифы усеяли тактический интерфейс. Два экзоскелета, сцепившись, проскрежетали бронёй по обшивке и, оттолкнувшись от неё, поплыли в противоположную сторону. Одна из лап комиссара пыталась содрать с Декаурона шлем, вторая – удерживала его правый манипулятор. Обе оболочки развивали одинаковое усилие, но Юэ прибавляла к нему собственную мощь экион-морфа, и непрерывный ряд сигналов сообщал о рвущихся волокнах искусственных мышц. Тело Декаурона вибрировало и стонало от нагрузок, пытаясь противопоставить модифицированную органику экионным нитям – и шаг за шагом проигрывало. Он воспринимал этот процесс как нарастающую боль, уровень которой медленно полз вверх, к отметке, за которой наступят разрушение и дисфункция. Часть его сознания отвлеклась на противостояние физической угрозе, и в поле зрения, пожирая точку за точкой, тут же проявились чёрные кляксы.

Левый манипулятор сохранил ограниченную подвижность: его когти тщились отыскать на броне противника слабое место, высекая редкие искры. Юэ сумела зажать его между своей правой рукой и корпусом, поэтому двигались только первые два сустава, и Декаурон схватился за эту возможность, напрямую управляя каждой мышцей и каждым из микродвигателей своего тела. Шаг за шагом он продвигал манипулятор вперёд, вынося его за спину комиссара, пока не почувствовал, что движения становятся всё свободней.

Затрещал, утрачивая внутреннюю структуру, материал шлема. Не дожидаясь, пока тот сломается окончательно, Декаурон открыл последнюю преграду между собой и непригодной для дыхания атмосферой. Прозрачная пластина уползла вверх, пропуская мёртвый запах углекислого газа и зловонную гарь. В судороге забились аварийные глифы – организм кричал о крохотном запасе кислорода в тканях, требуя прекратить безумие. Правая рука пылала от боли.

– Юэ.

– Декаурон? – меланхолично двинулись бескровные губы.

Левый манипулятор сомкнулся на её черепе, обхватывая затылок.

– Возраст резервной копии, хранящейся в твоих экионах, составляет не более тридцати часов.

Он едва выдыхал слова в ядовитую атмосферу, с усилием заставляя бунтующее тело открывать рот.

– А это значит, что твоим мозгом можно пожертвовать.

– Кажется, я была невнимательна.

"Какое равнодушие к текущей версии своей жизни."

– Сдайся, Юэ.

– Нет причин.

Когтистые пальцы сжались на несколько миллиметров.