355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Балабаев » Стеклянный дворец (СИ) » Текст книги (страница 3)
Стеклянный дворец (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 03:00

Текст книги "Стеклянный дворец (СИ)"


Автор книги: Андрей Балабаев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Внутренняя часть чужого шлюза оказалась неосвещённой. Разведчики обнаружили прямоугольный, со скруглёнными углами отсек, оснащённый стойкой с аварийными скафандрами, несколькими контейнерами, множеством поручней и застывшим навеки манипулятором для перемещения грузов. Последний был немедленно срезан во избежание возможных неожиданностей и аккуратно расчленён для обследования.

– Внутри шлюза содержался углекислый газ. Микробиологический анализ ничего не дал: стерильно, как у Дану в реакторе. Обнадёживает.

– Похоже, консервацию всё-таки провели, – отозвалась Юэ. Но будь аккуратнее, мы не дома.

– По крайней мере, консервацию провели в этом отсеке. Сейчас вскроем внутренний люк, и тогда...

– Не обсуждайте меня за моей спиной, мастер.

– Я только похвалил твою чистоту. Как задержка?

От полутора до двух секунд. Держусь на противоположной стороне планеты. Это не очень удобная орбита, производительность добывающих комплексов серьёзно упала.

– Мы не торопимся. Главное, чтобы эта летающая могила не грохнула тебя одновременно с нами, если ей приспичит проснуться и выразить возмущение по поводу взлома.

Монтажники вскрыли внутренний люк и уступили место остальной части стаи. Главная фаза операции началась. Два десятка медленно парящих шаров проникли внутрь, выпуская группы своих субдронов, и начали неспешное продвижение, составляя карту отсеков. Следом двинулся мобильный лабораторный комплекс – его задачей стал анализ атмосферы и соскобов с внутренних поверхностей. В третьей линии шли монтажные роботы – они тянули экранированные кабели связи и питания, подключая к ним ретрансляторы и осветительное оборудование. Последними, после длительной паузы, на борт "Вуали" вступили Декаурон и Юэ, сопровождаемые штурмовиками.

Их ждал уже знакомый по трансляциям разведчиков коридор – квадрат со скруглёнными углами в сечении, мягко освещённый крохотными люминесцентными панелями, расклеенными прошедшей впереди группой машин. Модуль стыковочного узла представлял собой относительно небольшой диск, в торце которого располагались шлюзовые камеры, а внутреннюю часть занимали складские отсеки, где хранился груз общего назначения – детали оборудования, аварийные запасы, мелкий инвентарь и монтажный гель. Штурмовики, повинуясь приказу, вскрыли один из боковых люков: внутри обнаружились контейнеры со старинной кодовой маркировкой, тщательно закреплённые на стенах и потолке. Юэ, один за другим, открыла все. Под изолирующими панелями лежали брикеты питательных веществ, ёмкости с водой, баллоны утратившего свойства геля и толстые обоймы топливных элементов, отмеченные значком химической опасности.

– Полагаю, проникать в каждый отсек сейчас не имеет смысла. Поручим это следующей стае, когда отработаем основную часть программы. К тому же мы безвозвратно портим гермодвери, а подобное варварство заставляет меня страдать.

– Не терпится идти дальше?

– Не вижу смысла отвлекаться на рутину. Стая продвинулась до осевого тоннеля и начала его обследование. Планировка не полностью соответствует нашей схеме, но это не особенно страшно.

– Я заметила одну странность.

– И?..

Изотопный состав аминокислотных брикетов в целом нормализован, но отдельные маркеры всё-таки обнаружены. Посмотри.

Декаурон воззвал к лабораторному комплексу, выбрал список исследований и перепрыгнул к нужной позиции.

– Синева?

– Да. Судя по всему, экспедиция пользовалась ресурсами Синевы. Оболочка брикета, в соответствии со следами молекулярной эрозии, изготовлена ещё до старта.

– Что должно означать наступление катастрофы на ранних стадиях освоения системы Ники.

– И это тоже, но речь о другом вопросе. Я – специалист в области корпуса кодексов человечества, в том числе устаревших. Продукция, выпускавшаяся в освоенных звёздных системах эпохи «Вуалей», должна нести определённые идентификаторы. Каждая единица продукции. Каждый брикет.

– А наши образцы – девственно чисты, если не считать условных обозначений поверх контейнеров...

– Это ненормально. Возможно, экспедиция с самого начала содержала в себе корни каких-то проблем, либо перед ней стояли совсем не те задачи, которые мы предполагаем. Наша миссия становится важнее, Анарандэ.

– Спасибо за информацию. Тем скорее стоит найти пригодные к восстановлению носители данных. Я начинаю чувствовать заинтересованность.

– Будь благодарен за то, что я придаю твоей жизни смысл.

– Я был бы ещё благодарнее, если бы ты делала это чуть ласковей.

– Это не входит в набор моих должностных инструкций.

***

Осевой тоннель, стержень станции, встретил людей сумрачным светом немногочисленных люминесцентных панелей и притаившейся вдалеке тьмой. Более полутора километров длиной и десяток метров в диаметре, матово блестящий в углекислотной атмосфере, он был усеян задраенными люками, покрыт неподвижными транспортными лентами и топорщился аварийными скобами. Шары-разведчики успели пролететь из конца в конец, всюду находя лишь полное отсутствие электронной жизни.

Декаурон вывел схему станции на отдельный слой восприятия. Та её часть, которую успели обследовать роботы, окрашивалась в зелёный. Участки, на которых реальность расходилась с планом, краснели, но большая часть карты оставалась в пепельно-серой зоне предположений. Стая, растянувшаяся уже на километр, сделала сознание Декаурона протяжённым и до странности оголённым. В каждый момент времени он прикасался к сотням поверхностей и воспринимал реальность сотнями глаз, одновременно пробуя её на вкус посредством мобильной лаборатории. Мозг, не приспособленный к сознательной обработке такого потока входящей информации, вытеснял его на периферию, превращая в набор потенциалов, готовых в любой момент вернуться в фокус внимания. Многочисленные планы бытия окружили сознание колеблющимся информационным фоном, нервы удлинились, осязание начало конкурировать со зрением, а изначально несвойственные человеку техночувства – ощущение электрических и магнитный полей, теплового излучения, радиации – добавили в модель реальности несколько новых измерений.

Огромное существо, симбиоз стаи роботов с человеком, распространялось по тоннелю в обе стороны – и находило его чрезмерно пустым.

– Юэ.

– Да? Что ты хочешь?

– Я не чувствую реакторов. Они должны работать, но... не работают. Разведчики дошли до шлюза технических секторов. Там всё та же мёртвая гладь.

– Собираешься направиться в техническую зону ?

– У станции, так или иначе, есть источник энергии. Источник энергии – это работоспособная автоматика. Чем раньше мы установим с ней контакт – тем лучше для нас.

– Но жилые модули и центр управления перспективней с точки зрения возможных находок.

– Они никуда не денутся. Прошлое останется прошлым, а нам для начала стоит контролировать настоящее.

Стая шевельнулась, послушная направляющей воле. Временное тело Декаурона начало перераспределяться в туннеле, оставляя на вторичных направлениях единичные дроны и готовясь к проникновению в модуль, занятый главной энергетической установкой. Роботы подхватывали целеполагающие команды, приводящие в движение их собственный интеллект, и коммуницировали между собой, вырабатывая наилучшие решения; архитектура была скопирована с человеческого организма и потому легко становилась его искусственным продолжением.

Два человека шагнули в тоннель и повисли, медленно дрейфуя к противоположному краю. Скудное освещение провоцировало танец теней. Дав импульсы из портативных двигателей, они заскользили в условный низ станции, где уже соединялись в единый контур колбаски машин-монтажников. Вдоль тоннеля, приклеенный к его поверхности порциями конструкционного геля, вился свежепротянутый кабель. Аккуратные белые нашлёпки, да ещё квадратики люминесцентных панелей – вот и всё, что отмечало продвижение человека в свои бывшие владения, и Декаурону казалось, что он погружается в бездну, где толща воды укрывает трупы морских судов. Рядом, изящно и невесомо, скользили штурмовики. Растопырив одну пару лап, они поджали остальные и почти не шевелились, направляя своё движение толчками ионизированного газа.

"Словно здоровенные упыри фабричного изготовления."

– Ты планируешь вскрыть шлюз одного из основных модулей?

– Менее деструктивными методами.

– Взлом.

– Именно.

Р иску я разбудить стороже вые системы?

– Я изолирую этот сектор. Или тебе больше по нраву нарушить герметичность одного из базовых модулей?

– Решение остаётся за командиром экспедиции.

– Как мило: сначала применить шантаж, чтобы я занял это пост, а потом повесить на меня всю ответственность.

Два массивных экзоскелета, не шевелясь, падали к шлюзу в конце тоннеля. Оптический сигнал метался меж их коннекторами, поддерживая видимость жизни.

– Я делаю это не потому, что мне нравится, – отозвалась Юэ, когда их ноги прилипли к поверхности. – Мы в одних условиях.

– Но на разных ролях.

– Да. И ты – осуждённый преступник. Чья это вина, как ты думаешь?

"В самом деле, чья? Подчиняйся священной власти, даже если... если сам её сочинил."

Роботы выявили карту залегания управляющих цепей люка и отрезали их от основной сети, замкнув на себя. Потом вскрыли панель управления. Следующий этап исследования, куда более тонкий и медленный, Декаурон проконтролировал лично: подавая на открытые порты серии маломощных импульсов, заведомо ниже порога активации всей цепи, он слушал отклики и составлял схему работы её уцелевшего участка, сбрасывая искусственным интеллектам своей стаи задачи построения логической модели старинных схем. Наконец, наработав библиотеку кодовых сигналов и карту, распорядился дать рабочее напряжение. Цепи, проспавших столетия, получили достаточно энергии для самовосстановления.

И тут же подняли тревогу.

Сигнал не ушёл дальше виртуального контура, созданного Декауроном, но крохотные интеллектуальные чипы, встроенные в люк, обнаружили тысячи ошибок, интерпретировав их единственно возможным образом: как масштабную катастрофу. Микродатчики, усеявшие остатки схем, выдали скудную информацию о неблагоприятной внешней среде, что не добавило логическим элементам спокойствия. Медленно, очень медленно Декаурон подчинял их своему влиянию, частично уничтожая, а частично вырезая из схемы. Будь эти системы чуть более умны, они бы уже пали под его натиском, но собственный примитивизм позволял им стоять до конца, игнорируя попытки обмана. Наконец, сотворив настоящий виртуальный шедевр из фальшивых сигналов и физических воздействий, он сумел подобрать ключи. Вскипела антиадгезивная смазка – и люк, обманутый потомком своих создателей, ушёл в сторону.

– Надеюсь, там не водятся гоблины.

– Водятся кто?..

– Те, кто приходят ночью.

– Ночи бывают на планетах.

– Ночи бывают не только астрономическими.

– Иногда я не вполне тебя понимаю.

– Это вселяет оптимизм. Я иду ломать второй люк.

***

Штурмовик грациозно шёл по коридору, цепляясь лапами за обе стены сразу. Растопыренный поперёк прохода, смотрелся он страшновато – будто сработан не людьми, а какими-то мрачными чужаками. Декаурон медленно двигался вслед за ним, прилипая к полу при каждом шаге: это было неудобно, но менее затратно, чем пользоваться реактивным двигателем экзоскелета. Технические модули станции не рассчитывались на закритические режимы работы, как звёздная техника ковчега, и проложенные внутри переходы позволяли свободно оперировать как роботам, так и людям. Множество мелких отсеков предназначалось для доступа к агрегатам, часть – использовалась как аварийные и складские, и даже отдельный модуль, в котором располагались реакторы, теоретически был доступен для посещения и обслуживания. На практике экспедиция столкнулась с полным несоответствием ожидаемой и реальной внутренней планировки, и теперь продвигалась не следом за нитью толстого кабеля, а довольствуясь передовым дозором из разведботов. Поредевшая группа монтажников закрепляла на стенах и потолке временные ретрансляторы.

Экспедиция продвигалась – и не находила следов жизнедеятельности. Стерильность и пустота, мёртвая автоматика, отсутствие каких-либо признаков былого наличия экипажа – и отсутствие даже неисправных роботов. "Вуаль" всё больше походила на пустую скорлупу, только внешне напоминающую орех.

"Вопрос лишь в том, было ли у него ядро, и если да – куда оно делось."

Передовой штурмовик дошёл до кольцевого коридора, ведущего в несколько лучей-тоннелей, едва позволяющих протиснуться человеку в экзоскелете. Тончайшие пылинки, состоящие из металлооксидов, углерода и кремния, танцевали в нейтральной атмосфере, взбаламученные первым за тысячи лет движением.

– Юэ, ты заметила что-нибудь необычное?

– Что именно? – отозвались из-за спины.

– Не знаю. Какие-то особенности вроде немаркированных упаковок. Я мог пропустить несоответствия, если они кажутся мне естественными.

– Здесь отвратительно пусто. Нет даже следов какого-то мусора. Забытых предметов. Конфигурация всех узлов и объектов – в базовом положении.

– На "Стеклянном дворце" дела обстоят аналогичным образом.

– Всё население ковчега – четыре мертвеца, большую часть времени лежащие в саркофагах. И Дану бдит. А здесь... Здесь должны были обитать несколько тысяч людей. Даже если они не успели расплодиться – то сотни, по крайней мере. Но выглядит так, словно людей здесь никогда не было.

– Возможно, в технических секторах никто и не появлялся.

– А возможно, что вся станция – какой-то неудачный эксперимент. Та экспедиция могла быть испытанием в автоматическом режиме, или же до воскрешения экипажа после прибытия вообще не дошло.

– Допустим. Кто-то атаковал станцию ещё до полноценного развёртывания, и тогда...

– Тогда нам бы стоило выяснить, кто.

– Если это ещё возможно. Конкурирующая сила? Но меня волнует и второй вопрос: мы продвинулись на пятьсот метров вглубь, и при этом не нашли живой автоматики, хотя знаем, что она должна быть где-то здесь. На таком расстоянии работа реакторов даже в "глухом" режиме не может быть полностью скрыта. Но если они остановлены – откуда берётся обнаруженный избыток энергии?

– На четыреста тридцать.

– Что?..

– Мы продвинулись на четыреста тридцать метров. Не на пятьсот.

– Это ошибка. На моём трекере 502, если быть точным.

– Сравним?

– Давай. Разверни маршрут.

Он принял от Юэ заверенный пакет данных и сопоставил его с моделью пройденного маршрута, построенного собственными системами. Проверил информацию на целостность первичных данных и отсутствие сбоев при регистрации, потом проверил ещё раз. Издал скрипящий звук, припоминая, что когда-то в таких ситуациях полагалось произносить ритуальные слова гнева и недоверия.

– Юэ, согласно твоим данным, мы двигались разными маршрутами. Возьми мой лог и проверь.

– Ого.комиссар отозвалась чуть позже обычного, преувеличенно ровным тоном. – Запроси своих чудовищ, должна же от них быть польза.

Оба штурмовика охотно поделились данными: один из них продвинулся на 611 метров, другой – на 573. Декаурон сбросил результат Юэ, приказал всей стае остановиться и начал методичную проверку роботов, начиная с самых дальних. После первых же результатов столь лелеемые им инстинкты заворочались, генерируя чувство страха.

– Я не понимаю, что со стаей.

– В каком смысле?

– Не могу позиционировать её элементы. Полная утрата ориентации, я словно не чувствую, где находятся мои руки и ноги.

– Отдай приказ на возвращение.

– Уже. Ты наблюдаешь какой-нибудь эффект?

Прижать к себе конечности – что может быть естественнее и проще? Он тянул свои экзопротезы к себе, пытался свернуться кибернетическим калачиком – и не мог. Роботы отвечали движением, но это движение происходило где-то в параллельном пространстве, не приводя к желанному результату. Более того, на уровне тончайших технорефлексов Декаурон чувствовал, что стая не концентрируется, а всё больше распределяется по отсекам. Роботы продолжали передачу информации, исправно рисуя карты своих маршрутов, однако синтез этих маршрутов в единую схему порождал нечто невообразимое: хаотичное переплетение узлов и тоннелей, ведущих в никуда и невозможных внутри "Вуали".

Через сотню секунд начали пропадать сигналы. Три плавающих в невесомости мяча стёрлись, словно их и не было, оборвав каналы связи, остальные толклись невесть где, исправно генерируя очевидно недостоверные данные. К расположению ядра экспедиции вернуться не сумел ни один.

– Кажется, у нас возникла нештатная ситуация.

– Мягко сказано, комиссар. Я прошу разрешения отступить. По крайней мере, до выяснения обстоятельств.

– Не паникуй. Для начала – вернёмся в осевой тоннель и протестируем оставшихся роботов. Возможно, в техсекторе что-то искажает или глушит сигналы.

– Искажает или глушит? В том числе – прямые оптические коннекторы наших экзоскелетов?

– Мы выясним. Постарайся не потерять ещё и штурмовиков.

Он старался. СРППУ перегораживали коридор по обе стороны от людей и постоянно находились в зоне видимости – этот факт позволил Декаурону немедленно остановить головную машину после того, как она парадоксальным образом стала удаляться, получив приказ придвинуться ближе. Команда переместиться вперёд также привела к нештатному результату: штурмовик откликнулся, но продвинулся на два с половиной метра вместо одного. Когда – менее, чем через минуту – второй СРППУ пришёл в движение самостоятельно, утверждая посредством телеметрии, что остаётся на месте, Декаурон приказал обоим роботам отключить двигательные функции. К этому моменту на линиях связи остальной части стаи воцарился такой беспорядок, что неисправных роботов пришлось деактивировать. Больше половины проигнорировали команду, и Декаурон просто сбросил вышедшие из повиновения внешние органы, закрыв собственные порты связи.

Сознание снова локализовалось, обретя приятную плотность. Бережно отключая систему за системой, Декаурон низвёл штурмовиков до уровня простых придатков, неспособных принимать самостоятельные решения, и попытался управлять ими механически, ориентируясь исключительно на визуальную информацию. Он выделил на каждого робота по отдельному интеллектуальному ядру, получив сразу несколько полей зрения, и намечал чётко различимый в нескольких спектрах ориентир. Потом продвигал машину к этому ориентиру, не полагаясь на дальномеры или карты, как глупое животное, готовое сорваться с поводка, если хоть на миг ослабить контроль. Таким способом удалось пройти лишь несколько метров: после этого сохранённая Декауроном в собственной памяти карта пройденного маршрута перестала соответствовать действительности.

Коридор очевидным образом вёл не в сторону шлюза.

Нет связи с «Аонбаром» через временные ретрансляторы.

– Забудь. Всё наше оборудование сходит с ума, если мы не управляем им напрямую. То, которым управляем – тоже под вопросом: мне кажется, будто топография отсеков меняется.

– Тогда... тогда давай возвращаться.

– Я пытаюсь.

– Но мы не движемся.

– Потому что я не знаю, куда идти. Мы не станем двигаться, пока не решим эту задачу, иначе повторим судьбу наших роботов.

– Анарандэ, ты должен возобновить движение.

– Я ведь уже сказал, мы...

– Здесь нельзя оставаться.

Юэ говорила быстро и глухо. Он взглянул на неё посредством визуальных сенсоров на тыльной стороне шлема – угловатый экзоскелет, чуть накренившийся вперёд перед следующим шагом. Под его бронёй пряталась тонкая фигурка экион-морфа, а внутри неё, в свою очередь, жил разум Юэ Юнары, но в этот момент она казалась Декаурону безумно далёкой, словно осталась на борту самого ковчега.

– Комиссар Юнара, придите в себя.

– Я...

– Мы не можем вернуться в настоящий момент. Полагаю, вас спроектировали достаточно хорошо, чтобы вы были способны контролировать свою двигательную активность.

Молчание.

– Этот экземпляр согласен.

"Уже лучше. Кажется, в таких случаях полагается сделать человеку больно – хотя я не слишком хорошо понимаю, что с ней творится."

Успокоить себя было куда проще: Декаурон просто отрезал унаследованные контуры психики от активной части сознания, и позволил им верещать на заднем плане, без возможности повлиять на принятые решения.

"У меня должно участиться сердцебиение. Возможны усиление потоотделения, а также характерная реакция периферической нервной системы – отток крови и сопутствующее ему чувство холода. Вероятен тремор."

Неспособный испытать нужные симптомы физиологически, он мог бы запустить их эмуляцию, но усилием воли запретил себе проводить подобный эксперимент. Сделал быстрый анализ пройденного после появления аномалий маршрута и выверенно ужаснувшись – ради мимолётного любопытства – отключил сенсоры экзоскелета. Потом открыл забрало и посмотрел на «Вуаль» своими глазами.

Снаружи оказалось темно. Будь он обнажён, не прикрыт кожей скафандра, бронёй и толстой адаптивной линзой шлема, видимость была бы немного лучше – Декаурон хорошо воспринимал верхнюю и нижнюю части классического спектра, его кожа регистрировала магнитные поля и "видела" тепловой рисунок, но будучи облачён в свои латы, он вынужден был полагаться на их органы чувств и оказался беспомощен, когда те вышли из строя. В личный интерфейс ткнулся глиф аварийного оповещения – реакция на нестандартную конфигурацию оборудования. Декаурон среагировал, удивившись причудам памяти, и включил встроенные прожекторы. От этого действия веяло столь древней архаикой, что оставалось лишь восхититься предусмотрительности интеллектов, сохранивших мощные источники света в обычном спектре.

Гладкий коридор плавно заворачивал вправо. Обернувшись – на этот раз, всем телом – он разглядел позади Юэ, подошёл к ней и ухватил за манипулятор. Другой рукой взялся за головного робота. Штурмовик, которому полагалось замыкать группу, уже исчез.

– Что ты делаешь?

– Решаю нашу проблему. В течение двух часов ни о чём меня не спрашивай, а если спросишь – не удивляйся. Придётся задействовать аварийные механизмы.

Она кивнула – не внешне, но передав ему ощущение доверия, потом вдруг дёрнулась.

Мы возвращаемся слишком рано. Это нежелательный результат.

– Вне всякого сомнения. А теперь...

Он подключился к сенсорам оставшегося СРППУ, потом – поочерёдно – к сенсорам экзоскелетов, Юэ и своего. Замкнул результат на виртуальную машину без права обратной связи. Сигналы с внешних рецепторов превратились в мусор, но этот мусор оставался единственной связью Декаурона с миром за пределами его тела, и бороться стоило за каждый фотон, вызывающий возмущение в тончайших молекулярных цепях.

"Приступим, пожалуй – я слишком долго играл и почти забыл, что такое настоящее дело."

Декаурон внутренне поёжился, сымитировал ухмылку – больше по привычке, чем из реальной необходимости – и распался.

"Я так старался забыть, кем являюсь на самом деле."

"Я так старался забыть, кем являюсь на самом деле."

"Я так старался забыть, кем являюсь на самом деле."

"Я так старался забыть, кем являюсь..."

"Я так старался забыть..."

"Я так старался..."

"Я?.."

Через доли секунды после того, как множество копий его сознания обрели жизнь, единый вектор их движения преломился и неопределённость будущего повела каждую по своей дороге, ветвясь деревьями вероятностей. Простые фокусы с выделением функциональных ядер казались на этом фоне нелепыми и смешными, и десятки Декауронов беззвучно смеялись, вспоминая, каким слабым и жалким они заставили себя быть.

"Между прочим, необязательно тащить с собой комиссара. Оставить её здесь – и сделать ещё один шаг на пути к свободе. Эта личность примитивна и беспомощна: так зачем?"

"Это моя обязанность, как человека."

"Нет, как мастер-оператора ковчега."

"Нет никаких обязанностей, кроме тех, что обеспечены эффективной угрозой применения насилия."

"Это не предмет обсуждения."

"Потому что она – твой друг? Можно, я посмеюсь?"

"Потому что она обеспечивает моё выживание."

"Угрожая казнью?"

"Это не её вина."

"Она полезна уже тем, что существует."

"Довольно!"

Десятки личностей взглянули на ложную реальность через десятки амбразур, сопоставляя собственные модели увиденного. Декауроны рвали на части хаотичное одеяло внешних сигналов – и оно, расползаясь, начало обнажать нити своей основы. Множество взглядов на одну точку: с разных сторон, разными существами. Недостаточно трёх? Пусть будет пять, десять, пятнадцать!

"Это напоминает игру в четырёхмерный сад камней."

"Только здесь последний камень всё же в наличии."

"Если только мы не обманываемся более глубоко."

"Это непродуктивная в данной ситуации гипотеза."

"Юэ дёргается. Можно, я её ударю?"

"Нельзя. Люди иногда дёргаются."

"Беру под управление её латы."

"Если экзоскелет перестанет подчиняться вслед за внешними сенсорами, она может испытать сильный страх."

"Она и так напугана. К счастью, экион-морф не может сойти с ума."

"Ерунда, может. Если поместить его в соответствующие условия."

"Тогда просто подправим её движения. Незаметно и осторожно."

"Я не уверен, что к ней применимо слово страх. Эмоциональная нестабильность Юэ имеет под собой иные основания."

"Да-да, знаю. Когнитивные несоответствия. Она не оперирует примитивными инстинктами, как мы."

"Хорошая шутка."

"А между тем, мы начинаем видеть."

"В самом деле, мы начинаем."

Иллюзия треснула. Синтезированная картинка искривлялась и дрожала при каждом шаге, но ложная среда не могла обмануть всех наблюдателей разом – Декаурон, единый во множеств лиц, наконец-то наблюдал нечто похожее на объективное отображение места, в котором оказался. Медленно, шаг за шагом, подталкивая вперёд штурмовика и ведя за собой комиссара, он двинулся по изгибающемуся коридору, вновь составляя карту маршрута – на этот раз в голове, разбивая её на клочки и пряча каждый в отдельном клоне сознания. Колеблемое помехами поле зрения выхватывало из тьмы бесконечные панели внутренней обшивки, лишённые опознавательных знаков. Идти было тяжело и неудобно – зрение непрерывно ткалось из множества ниточек разной длины и разного качества, вьющихся со всех сторон, но на помощь приходила оригинальная схема станции из библиотеки ковчега: настоящая "Вуаль" скачкообразно приблизилась к образцу. Две тысячи секунд ушло на позиционирование, которое завело экспедицию несколько дальше от точки входа, но как только Декаурон осознал, где они находятся, дело пошло на лад: неспешно, но уверенно, он двинулся к взломанному шлюзу.

"И всё же: с чем мы столкнулись?"

"Нападение?"

"Тогда почему мы до сих пор живы?"

"Возможно, в живом виде мы представляем большую ценность."

"Не означает ли это, что нас уничтожат при попытке убраться со станции?"

"Хватит играть иллюзиями. Очевидно одно: внутри присутствует активное информационное поле."

"На какой физической основе? Информация не существует отдельно от материи."

"Мы узнаем."

"О, мы узнаем. Становится интересно."

"И страшно."

"Страшно интересно."

Шаг синхронен: его делают ноги робота, Декаурона и Юэ. Одна конечность совершает движение и приклеивается к полу, выделяя управляемый гель, вторая – переключается в режим расцепления. Это медленно, но надёжно. Прожектора кромсают мрак отсеков, и кажется, что эти мрачные глубины никогда не закончатся. Картинка продолжает скакать, идёт артефактами, временами подтаивает, чтобы через мгновение снова обрести целостность. Выход близко.

"Что бы это ни было, оно не может подать согласованный сигнал на все входы."

"Или не может адаптировать его к большому количеству сознаний одновременно."

"Это говорит не в пользу гипотезы о нападении."

"Сложно утверждать с уверенностью, но есть мнение, что текстура наблюдаемых поверхностей периодически изменяется."

"Аберрации, вызванные нашей инвалидностью?"

"Все наблюдения будут учтены позднее."

"Ковылять – унизительно!"

"Жизнь и без того – унижение разума. Терпи, мы ещё не боги."

Люк. Чуть ниже верхнего уровня мышления Декаурон предполагал, что тот может оказаться заперт, но необходимости в силовых инструментах не возникло – шлюзовая камера осталась открыта с обоих сторон. Поблизости стояли, дрейфовали или сомнамбулически бродили по стенам несколько роботов-монтажников: их белые колбасообразные тела неприятно напоминали червей. В осевом тоннеле пришлось включить двигатели. Лично контролируя каждый импульс, он подплыл к ведущему на "Аонбар" коридору и преодолел короткий путь через шлюзовой модуль.

Только оказавшись внутри ярко освещённых стен собственного шлюза, за пределами корпуса станции, Декаурон позволил себе расслабиться и мягко слился воедино, обретая цельную память десятков временных личностей и превращаясь во что-то большее, чем был до этого. Деактивировал уцелевшего штурмовика, разжал манипуляторы – и вспомнил про комиссара.

– Юэ, ты функциональна?

Тишина.

– Юэ?

Тишина.

– Взываю к полномочиям мастер-оператора. Запрашиваю статус Юэ Юнары.

– Не суетись. Я прихожу в себя после сенсорной депривации.

– Мы выбрались.

– Плохо, что нам вообще пришлось выбираться. Как ты это сделал?

– Всего лишь магия.

– Там... Мне кажется, ты позволил себе контролировать мои действия.

– Это неудивительно, учитывая, что в стране слепых я был единственным одноглазым.

Они приблизились к внешнему антиморбидному барьеру и Декаурон медленно погрузился в сияющее поле, чувствуя, как испаряется внешний слой его экзоскелета. Плазменное облако слизывало покрытие вместе со всеми потенциальными агентами заражения: одноклеточными, вирусами, насекомыми или даже микромашинами. Изнутри процесс выглядел страшновато – словно живьём снимали кожу, и неважно, что даже не вторую, а третью – техночувства позволяли ощутить этот процесс посредством тревожной имитации обнажения. Предстояло пройти ещё несколько барьеров и тестов.

А потом...

– Мастер, что с вами произошло?!

– Привет, Дану. Я тоже очень рад тебя слышать.

***

Дворец распахнул свои врата – витраж из тысячи цветных стёкол, собранный на тонкой серебряной раме. С витража смотрели эльфы, феи, смертные герои – десятки волшебных созданий, живущих средь солнечных лесов и чистых небес. Яркие картины не слишком гармонировали с беломраморным интерьером – лишь возле самой арки, камень которой шёл тончайшими трещинками, плиты пола покрылись зеленеющей шкуркой мха.

Регент по-прежнему вставал над хрустальной крышей, нависая, будто грозный лик древнего божества. Лик оставался тёмен: ковчег ушёл в тень планеты, и фотонное дыхание Ники выглядело сверкающей полоской, над которой сиял один из ледяных спутников. Где-то там, то прижимаясь к гиганту, то возносясь над его полюсом, продолжала свой бесконечный путь "Вуаль" – заброшенная станция, хранящая секреты давно минувших времён.

В дальнем пределе дворца, в обрамлении клёнов, вишен и акаций, притаилась усыпанная цветами лужайка. Туда и свернул Декаурон, свернул, повинуясь самым примитивным желаниям: там было приятно проводить время. Попасть в это место удалось бы не всякий раз, поскольку существовало оно не постоянно, и даже когда существовало – располагалось в исключительных владениях существа, мало озабоченного заботами и нуждами прочих обитателей ковчега. Декаурон уже видел голубое, как древнее земное небо, пятно растрёпанной шевелюры: оно мелькало сквозь ветви деревьев, рывками перемещаясь с места на место. Он просочился мимо ветвей, не задев ни один листок, и вышел на открытое пространство. Крыша дворца уступила место яркому солнцу. Только выйдя на свет, можно было понять, что и торжественный поток его лучей, и головки одуванчиков, васильков, огромных ромашек – вся лужайка стремилась к одному центру, излучала цвет и фрактальную бесконечность образов в один фокус – а тот, в свою очередь, танцевал, увлекая за собой этот маленький мир, закручивал его вихрем красок, смешанных в едва различимые взглядом фантастические картины.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache