Текст книги "Солдат удачи (СИ)"
Автор книги: Андрей Мельников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
Мельников Андрей. Солдат удачи
Глава 1
Что такое сны? Сновидения, иначе говоря, или же, лучше сказать, картинки, бегущие калейдоскопом в твоей голове, пока ты спишь. Если честно, то это довольно-таки сложный вопрос, можно сказать, что в какой-то мере философский. Вопрос, над которым ломали голову многие. Но все зависит от того, как тот или иной человек воспринимает все это. Думаешь ты, что оно обязательно что-то значит или же относишься к нему безразлично. Ответы всегда находятся у тебя в голове, даже если ты над этим не задумываешься. Ответ всегда где-то под черепной коробкой…
«Сны да сны», – скажет кто-нибудь. Зачем поднимать сыр-бор из-за, по правде, ничего? Пустоты. Чего-то воображаемого. Неосязаемого и незначительного. Никто не ответит, почему человека так волнует узнать значение того, что происходит у него в голове. А сны – это та тропка, что приоткрывает эту тайну. Правда, точного ответа на вопрос что такое сновидения никто так и не смог дать. Может быть, сны – это всего лишь образы, вызванные сильными эмоциями и переживаниями, случившимися за день. Они всплывают в голове бессознательно и бессистемно, отражая отголоски того, что произошло в твоей жизни. Или же, может быть, сны – это маленькие дверки, узенькие щелочки, открывающие проходы в другие миры; плохо изученный способ заглянуть за изнанку, посмотреть на то, что невозможно увидеть в нашем мире; момент, когда твое сознание может путешествовать.
Откровенно говоря, может и нет никакого сакрального смысла в тех картинках, что возникают в голове. Не предаете им особого значения или же придаете, какая собственно разница? Ведь точный ответ я дать не могу, да и никто не сможет. Человеческий мозг до сих пор малоизучен, поэтому остаться только строить предположения и догадки, но с уверенностью могу сказать, что для меня с недавних пор сны превратились в огромный кинотеатр, где я воспринимал окружающие пространство глазами другого человека. Складывалась именно такое впечатление. Будто бы смотришь фильм от первого лица, но без звука. Всего лишь красивая картинка. Сразу возникают ассоциации с немым кино, но это было немного другое. Нечто новое.
Это началось примерно полгода тому назад. Сновидения появлялись волнами: сначала раз в неделю, затем раз в три дня, пока они не стали приходить каждую ночь. Только я не буду утверждать, что помню, когда эти образы ворвались в мой мир. Было сложно определить в какой момент меня начали посещать до ужаса реалистичные сны. Ведь по началу я не обращал на них внимание. Сны да сны, ничего удивительного. Это как обращать внимание на деревья, растущие вдоль дороги. Они как бы есть, но мозг воспринимает их как данность, а не нечто невообразимое. Внимание рассеивается и образ остаётся где-то на краю подсознания, постепенно растворяясь памяти. Думаю, вы никогда не задумывались, как эти могучие гиганты оказались на этом самом месте; как они выросли из маленьких семечек с каждым годом становясь больше; как с каждым днём они продолжают двигаться вверх, туда где больше света и тепла. Так же человек не обращает внимание на сновидения. Они забываются как нечто незначительное, то что никак не влияет на нашу жизнь. Посредственные картинки, порождаемые нашим мозгом. Вот только я заблуждался. Глубоко заблуждался. Не обращал внимание на то, на что стоило. Глупец! Хотя что с меня моно взять? Что бы мог изменить? Ничего. Шестеренки судьбы закрутились намного раньше того момента, когда мне удалось все осознать и понять.
Возвращаясь назад, я начинаю все понимать, но тогда все было иначе. Мне не хотелось обращать внимания на неестественность этих сновидений. Одной из странностей было то, что я прекрасно помнил всё то, что происходило со мной во сне. На память я никогда не жаловался, но это было будто бы я прожил этот день в теле другого человека. Сложно объяснить. Эти сны были необычными. Именно такие мысли сразу возникали в голове. Необычные и странные. Наверное, только так их можно назвать.
О том, что я мог воспроизвести каждую деталь и маленькую мелочь своего сновидения я особо не задумывался. До недавнего времени. Черт возьми, да кто в здравом уме будет обращать внимания на сны? Зачем придавать значение такому явлению? Уж точно не в наши дни. Ответить на вопросы я смог бы только сейчас, а тогда находился в блаженном неведении относительно того, предвестником чего эти ведения были.
Но вернемся к тому с чего все началось. К тому, что стало отправной точкой моей истории. Да, ко снам. И ничего удивительного, что кто-то воспримет их не всерьёз, также как поступил и я. Сколько бы я не возвращался к прошлому, но никак не мог найти хоть что-то заставившие меня обратит внимания на сновидения.
Сны стали намного глубже и ярче. Я будто бы погружался в тело другого человека. Становился с ним одним целым. Сливался… Казалось, что временами удавалось даже ощутить, как ветерок шевелит волосы на затылке, а пальце, подчиняясь не моей воли, осязают материальные предметы. Но случались такие провалы в восприятии довольно редко. Да и я их очень быстро забывал. Сны, все же.
А продолжительность проведенного в этом новом мире времени все увеличивалась – это была та отправная точка, с которой началось мое путешествие, первый камушек, потянувший за собой лавину из событий, что в конечном итоге привели мен сюда… Хотя, это уже совсем другая история, которую рассказывать, увы, придется не мне.
Но вот тут у кого-нибудь очень внимательного возникнет резонный вопрос: «Как можно определить время во сне?» Часов, на которые можно сослаться у меня не было, но собственно это и неважно. Я именно чувствовал, по-другому не скажешь. Такое мерзкое предчувствие, что таиться на краю сознание. Слабый шепот интуиции, к которому ты не прислушиваешься. Каждое сновидение становилось длиннее, заставляя меня задерживаться в другой реальности. Все дольше и дольше. Странное чувство, учитывая то, что я все-также вставал по звонку будильника каждое утро. А время, что я спал оставалось все тем же – восемь часов. Но это предчувствие не уходило. Это осознание мне не помогало, потому что чувство, что я слишком долго нахожусь в мире своих сновидений, не уходило. Оно попросту засело в мозгу. Слишком уж я легкомысленно отнесся к нему.
И вот опять, как только моя голова упала на подушку, а старина Морфей провёл своей древней рукой над моим безмятежно лежащим на кровати телом, я сразу же отправился в другой мир. Мир, где мне отвадилась роль безмолвного наблюдателя, мир сновидений. Туда, где не было автомобилей, каменных коробок, именуемых многоэтажками, и бесконечных верениц асфальтовых дорог. Здесь властвовали другие законы, нежели в мире, где появился на свет.
Темнота быстро сменилась видением маленького костерка, возле которого суетился толстый мужичок с коротким ежиком черных волос. Лицо данного представителя местной фауны полностью и пропорционально соответствовало его телу – большой нос картошкой, толстые губы, скулы, давно скрывшиеся за разросшимися щеками, покрытых густой щетиной, грозившей превратится в небольшую жиденькую бородку. Единственным выбивающейся из общего образа чертой этого нескладного человека были живые и очень умные зеленые глаза, которые светились каким-то внутренней силой. Казалось, что они по чистой случайности попали на лицо этого человека. Одет этот мужчина был в кожаную куртку с длинными рукавами, кое-где на ней виднелись нашитые металлические пластинки, темные штаны, которые были заправлены в кожаные сапоги. Ещё стоит сказать про оружие, которое всегда было с этим человеком. На его поясе болтался одноручный топор с затейливой резьбой, изображающей какой-то орнамент. Мне он почему-то напоминал скандинавские руны. Было что-то общие у этих символов. Рядом с топором находились ножны с торчащей из них огромной костяной рукоятью ножа.
Толстяк разогнул спину, отрываясь от котелка с едой, развернулся и передал мне миску с какой-то непонятной кашей, в которой попадались редкие куски мяса, чье происхождение я не смог определить. С первого взгляда показалось, что это свинина, но присмотревшись я уже не был так уверен в этом. Уж очень странно выглядели эти неровные кусочки. Больше было похоже, что перед тем как зарезать бедное животное, что попало в наш котелок, его несколько дней превращали в отбивную. Ну или что-то вроде того. Здесь моя фантазия позорно капитулировала, оставляя меня наедине с порцией непонятной злаковой каши. Так иногда случалось в моих снах. Не всегда удавалось определить то или иное растение.
Могу только сказать, что на меня иногда находили всплески любопытства. Также произошло и сейчас. Уж очень было интересно узнать коков на вкус этот шедевр мировой кухни. Ведь невозможно же с таким аппетитом уплетать невкусное блюдо? Толстяк с каким-то предвкушением стал наполнять свою тарелку во второй раз, пока я до си пор ковырял первую порцию. На первый взгляд кулинарные изыскания нашего повара могли порадовать только открытый мусорный бак, потому что именно туда бы и отправилось блюда, если бы мне его принесли в моем мире. Неизвестно что бы было на самом деле, но я, по крайней мере без необходимости, постарался бы к этой субстанции не прикасаться и уж точно бы не стал есть.
Вид у мяса был тот ещё, также как и у всего блюда. Короче, не придавая внимания деталям, выглядело все это не слишком аппетитно. До ресторанного уровня нашему шеф-повару было как до Луны, но видимо его это не волновало, потому что Толстяк отправлял ложку за ложкой себе в рот. И он ни капли при этом не морщился. Видимо, ему действительно нравился вкус. Наверное, тот случай, когда нельзя было судить блюдо по тому как оно выглядит. Но на вид это была простая сытная пища, над вкусом и внешним видом которой не слишком заморачивались. Главное было набить брюхо.
Толстяк что-то говорил одновременно с тем, как пережевывал еду. Только вот звука не было, только губы смешно открывались, превращая толстяка в огромного сома, беззвучно разевающего рот. Иногда складывалось ощущение, что кто попросту взял пульт и перетянул качельку громкости на ноль. Но на такие мелочи я уже давности не обращал внимание. Когда-то пытался читать по губам, но очень быстро понял тщетность этого занятия. Не удалось понять ни одного слова. Толи я такой неумеха, толи язык, на котором разговаривали эти люди сильно отличался от русского.
Поле зрение резко изменилось, и я старательно заработал ложкой, пока моя плошка не опустела. После чего я сполоснул тарелку водой и убрал её в мешок, в котором находились все мои вещи. Сделал несколько глотков из кожаной фляги, которую повесил обратно себе на пояс, и сразу же поднялся на ноги. Изо дня в день ничего не менялось. Каждый новый сон был примерным отражением прошлого, поэтом я уже досконально знал, что будет дальше. И сегодня не было исключением.
Затем начались небольшие сборы. Мои руки сноровисто сложили моё спальное место, которое представляла из себя два потрепанных шерстяных одеяла непонятного темно-синего цвета. Одно из них, то что потолще, выступало в роли импровизированного матраса, а другое использовалось по своему прямому назначению. Средневековый аналог спального мешка. Свернув одеяла в маленький тубус, я подхватил свой баул, прицепил к поясу прямой одноручный меч, который владелец предварительно чуть-чуть вытащил из ножен, позволяя лезвию поймать лучик света. Клинок сверкнул в лучах восходящего солнца, и резким движением вновь отправился в ножны.
Полоску стали, что висела у меня на поясе, её владелец очень любил. Этот вывод я сделал из-того, сколько раз она появлялась в моих снах. На мой скромный взгляд, нельзя столько времени тратить на заботу о мече. Столько полировать, чистить и точить кусок стали мог только любящий его человек. Думаю, такого не удостаивалась ни одна железяка в мире. Количество времени, что посвящалось уходу за оружием, могло посоперничать только времени, когда я трясся в седле. Поправка, тот человек, глазами которого я смотрел. Хотя невелика ли разница?
Закончив собирать свои вещи, я вылил остатки воды из маленького котелка, в котором обычно заваривали какие-то незнакомые травы, на почти потухший костер и отправился седлать лошадей. Всего коней было десять. И ими всеми предстояло заняться именно мне. Эта работа всегда доставалась только одному человеку, никто другой сюда раньше меня не приходил. Сколько бы раз я не закрывал глаза и не отправлялся в мир сновидений обычно все было до зубного скрежета однообразно. Легкий завтрак, недолгие сборы, седлание лошадей и дорога.
Последняя лошадь, к которой я подошёл была моей. Серая кобылка с умными карими глазами ждала меня стреноженной. Её хозяин, то есть тот, чьими глазами я сейчас смотрел, не любил привязывать её как это обычно делалось к импровизированной коновязи, поэтому иногда приходилось отправляться на её поиски. Также случилось и сегодня. Пришлось немного пройтись по обочине дороги, удаляясь от основного лагеря. Она нашлась на маленькой полянке. Благо эти поиски никогда не занимало много времен. Погладив её по шее, я дал ей небольшое яблоко, которое она с аппетитом схрумкала. Отведя её ко всем остальным лошадям, я приступил к делу. Животное застыло. Как только я закончил цеплять свои вещи к седлу, показались все остальные члены отряда, будто бы каким-то внутренним чувством определившие, что я закончил.
За долгие полгода этих сновидений, я всех успел выучить, будто бы сам стал одним из них. Вот на двух гнедых жеребцов вскочили двое арабов. Именно так про себя решил я называть этих двоих. Все из-за их внешности: смуглые с черными как смоль волосами, прямо исконные жители Аравийского полуострова, выходцы либо из Египта, либо из Ирана. Эти двое резко контрастировали на общим фоне, поэтому я решил начать именно с них. Слишком уж они выделялись из всего отряда.
Большая часть этого отряда были светловолосые и неуловимо похожие друг на друга. Нехитрыми логическими умозаключениями я пришел к выводу, что эти шесть человек представители одного народа. Строение лица, привычки, жесты. Об этом говорило практически все. На их дочерна загорелых лицах очень хорошо выделялись ярко-голубые глаза. Среди всех них выделялся только один. Про себя я окрестил его «Здоровяк». Ничего другого при взгляде на него в голове не возникало. Он словно айсберг возвышался над всеми, а с его шириной плеч можно было спокойно выбивать дверные косяки. С собой этот громила постоянно носил огромный двуручный топор, который в его руках казался зубочисткой.
«Толстяка», думаю, ни с кем иным спутать просто невозможно – он единственный из всех присутствующих мог похвастаться необъятным пузом, вместившим в себя не одну бочку пива. Именно сейчас он встал рядом с конем, в мгновение ока оказавшись в седле. Что с его комплекцией вызвало только удивление.
Последним, кто вышел к лошадям был старый воин в потрепанном кожаном нагруднике, на котором выделялась россыпь железных заклепок. Под ним виднелся край длинной кольчуги, доходившей чуть ниже пояса. Воин отдал короткий приказ и все повскакивали на коней, чтобы неспешно отправится в путь. Для меня это выглядело, как беззвучное открывание рта, после которого все резко подорвались. У себя в голове я дал ему имя «Главный».
Я с некой долей обреченности уставился вперед. Вновь вдаль тянулась пыльная полоса, петляющая между границами леса. Как мне надоела эта вечная дорога с пылью, поднимающийся из-под копыт наших коней и закрывающий весь обзор. Мне почему-то всегда выпадала честь двигаться последним, поэтому я получал максимум удовольствия от всех радостей этой поездки. Со мной рядом иногда ехал Толстяк, но случалось это довольно редко. Сейчас был именно этот случай. Я кивнул в ответ на что-то сказанное Толстяком, что попеременно прикладывался к фляге и о чем-то увлеченно говорил. Ещё бы понять что.
Ничего интересного на дороге не встречалось. Только старая разбитая дорога да лес, что изредка пропадала, уступая место зеленой полосе равнины. На моей памяти интересным можно считать только деревеньки, изредка встречающиеся на нашем пути. Вроде бы обычные крестьянские домишки, которые строили примерно в период Средневековья, но в них была маленькая странность – стекла. В каждой убогой халупе в окнах стояло привычное прозрачное стекло. И это при том, что не все дома были построены из досок. На один такой приходилось пять деревянных срубов. Где это видано что бы в Средневековье было стекло?! Не какой-нибудь натянутый бычий пузырь или ещё более убогий его заменитель, а стекло! У некоторых крестьян сапог нормальных не было, а стекло в каждом доме было. А это уже говорило о какой-никакой промышленности и развитом производстве, которое можно было наладить неподалеку. Или же я ничего не понимаю в производстве стекла.
Что уж там говорить про стекло? Странность, конечно, но с ней я смирился. Удивило больше то, что каменный дом мне встретился только один раз и скажу я вам, то была деревня, так деревня. Целое село домов на двести. Впервые я там увидел и глиняную черепицу, кузницу, да и много чего ещё. Для меня это была ночь открытий. Я уже стал подумывать, что моя фантазия настолько скудна, что её хватает только на один сюжет, но нет. Она ещё не умерла, а всего лишь копила силы для новых образов.
На моей памяти был ещё момент, когда мы никуда не ехали. Только несколько ночей мне снилось, как отряд встал лагерем возле старого моста. Ну как встал? Перекрыли – будет правильней сказать. Я хоть и далёк от военного дела, но вооруженные люди, одетые в доспехи и перекрывшие мост, точно не на пикник выбрались. Блокирование моста продолжалось несколько ночей по моему условному счетчику. Сложно оценивать сколько реально времени прошло здесь, но приходилось с этим мириться. На последнюю прискакал всадник, бросил кожаный кошель Главному и тогда все засобирались вновь в дорогу, свернув это оцепление.
Уже привычно отключившись от бесконечного леса, мелькающего по обочинам слева и справа, я попытался подремать. Это сложно с открытыми глазами, но я в какой-то степени привык и поэтому очень удивился тому, что поле зрение стало перемещаться то влево, то вправо. Слишком резко, будто бы в поле зрения попало что-то интересное. Я сфокусировал зрение и удивленно замер. Шевелил бы губы я бы ещё и присвистнул. Лес неожиданно кончился, то есть он здесь ещё недавно был, но от него остались лишь одиноко стоящие пни. А через метров триста раскинулся огромный палаточный лагерь. Разноцветные шатры, знамёна, дым от горящих костров, лошади и люди… Огромное количество одетых в разнообразные доспехи людей.
– Артём, просыпайся, – вырвал меня из мира сновидений голос матери. Мир перед глазами померк, оставив после себя только яркие образы, что сохранились в голове.
– Уже встал, – бодро сказал я, поднимая своё превратившиеся в аморфное образование тело с кровати и направляя его в ванную комнату. Не люблю утро. Моя самая не любима часть дня. Приходится вставать, приводить себя в порядок после долгой ночи и тащиться в институт.
Пока я умывался, успел обдумать новое место дислокации своего отряда. Как– то за несколько месяцев пребывания с ними они стали восприниматься как свои. Это сборище разнообразного народа было очень похоже на военный лагерь Средневековья каким его представляю наши историки. Много палаток, какие-то непонятные укрепления, поднятые штандарты один другого пестрей, патрули, полностью облачённые в разнообразные доспехи. Внутри зажегся непередаваемый интерес. Я уж думал, что постоянно будет только бесконечная дорога, но теперь захотелось посмотреть, что будет дальше.
– Сынок, завтрак готов. Ты в институт не опоздаешь? – послышалось с кухни. Я задумчиво посмотрел на экран телефона, который положи на стиральную машинку. Времени было ещё предостаточно.
– Сейчас, – крикнул я, сплевывая остатки зубной пасты в раковину. Не хотелось её беспокоить.
На кухне меня уже поджидал завтрак. Мама сегодня расстаралась. Овсяная каша, блинчики с начинкой из смородины и небольшие бутерброды с колбасой ушли меньше чем за пятнадцать минут. Залив все это добро чаем, я поблагодарил маму и попытался отправился одеваться в свою комнату.
– Отец бы тобой гордился. Последний курс заканчиваешь, – сказала мама мне на выходи из кухни. Обычно она не настолько сентиментальна, но чем ближе к годовщине смерти отца, тем сильнее на неё находит.
– Ага, – только и смог выдавить я из себя, постаравшись ничем не выдать свои истинные эмоции. Не люблю, когда она вспоминает об отце. К нему у меня осталось одно лишь презрение. Не могло у меня остаться ничего больше. Он бросил нас. Так я к этому относился. Неважно, что он попал в автокатастрофу и у него есть могилка на кладбище, к которой я периодически наведываюсь. Главное, что он сел за руль пьяным и оставил маму одну с ребёнком на руках.
Это случилось семь лет назад. Наверное, тогда мой мир перевернулся. Это и заставило меня взяться за голову и заняться учебой. Тогда очень сильно захотелось что-то изменить, поэтому я начал с того на что мог повлиять. Из троечника я превратился в круглого хорошиста с проскакивающими пятерками. Успешно сдал экзамены и поступил в институт. И теперь ещё несколько месяцев и наконец-то нормальная работа, а не те мелкие подработки то тут, то там. Ещё чуть-чуть и все будет хорошо.
Захлопнув входную дверь, я насквозь прошёл свой двор, чтобы добраться до автобусной остановки. На ней уже толпилась толпа таких же, как и я. Спешащие по своими делаем люди образовали нестройную маленькую толпу, состоящую из старушек с огромными баулами, за каким-то чертом решившим отправиться в центр города; сонных студентов, мечтающие добраться побыстрее до единственного в нашем городке института; хмурых мужчин и женщин среднего возраста, направляющихся на ненавистную работу. Яркие представители спального района, ждущие маршрутный автобус, который сегодня не спешил появляться. Был бы собственный автомобиль, то не пришлось бы торчать по полчаса ежедневно на этой помнящий ещё Горбачева остановке. Захотелось послушать музыку, но наушники я забыл где-то рядом с кроватью.
– Эхх, – вздохнул я, отбрасывая притягательные мысли об машине и смотря на старые часы, доставшиеся мне от деда. Сегодня это ржавое чудо инженерной техники конкретно опаздывало, причём конкретно. Такими темпами можно было быстрее пешком дойти. Отвлёк меня от нерадостных мыслей звук с той стороны, откуда должен был подъехать автобус.
«Ну наконец-то», – мысль промелькнула и тут же испуганно юркнула в тот отдел мозга, где она образовалась. Звук, который я принял за грохот ржавого железа по недоразумению называющегося автобусом был звуком сражения, неожиданно развернувшегося вокруг меня. Я оказался в самой гуще. Видимо начальная часть сражения давно прошла, превратившаяся в отдельные свалки, где рубились ещё стоящие на ногах воины.
– Ты или это, Шиза? – растерянно пробормотал я, рассматривая острую стадию психоза, запущенного до стадии аудиовизуальных галлюцинаций, что сейчас прекрасно справлялись с истреблением друг друга.
На моих глазах воин огромным двуручным мечом на пополам разрубил своего противника, брызнула кровь… К горлу подкатил неприятный ком, а во рту появился противный привкус желчи. Я понял, что ещё несколько секунд и мой завтрак окажется на автобусной остановке, оставшейся единственным местом, которое мой разум не превратил в поле сражения. Это был единственный островок спокойствия, куда не пробралось щупальце хаоса, что окружил меня. Люди на остановке, не обращающие никакого внимания на происходивший вокруг них бой. Будто его вовсе не происходило. Хотя, наверное, они его не видели. Счастливые. Их не заберут в комнату с белыми и мягкими стенами. Как-то неожиданно все получилось. Психом я себя точно не ощущаю. Хотя так, наверное, думает каждый псих. Или же нет? В этот момент я как-никогда засомневался в своем душевном здоровье.
Пока я придавался грустным размышлениям про психушку, в которую меня непременно упрячут в скором времени. Скрывать нечто подобное долго не удастся. На поле боя произошли резкие изменения. Воины примерно в количестве двухсот стали образовывать какое-то подобие строя. Сложно считать, когда этот хаотичный строй находиться в постоянном движении и к нему примыкают все новые и новые солдаты. Все это происходило под аккомпанемент человеческих криков, звона соприкасающегося металла и приказов на непонятном ни на что известное мне не похожим языке. Что это команды я понял, потому как двигался строй после того, когда у него открывался рот, откуда вылетали непонятные звуки.
Ржание лошадей? Я внимательно осмотрел все поле, но ни одного парнокопытного так и не нашёл, но этот звук постепенно приближался. На каких– то внутренних инстинктах я медленно повернулся, чтобы тут же сделать несколько шагов назад. По бескрайнему полю мчался табун лошадей, растянувшись широкой полосой, которая сужалась к центру, превращаясь в острое копьё, направленное в центр пехотинцев. Путь всадников, что неумолимо приближались ко мне, проходил прямо через мою маленькую остановку. Именно мою! За какие-то десять минут я прикипел к этому куску бетона, отлитому ещё в СССР, если нелюбовью, то чувству очень схожему. Просто она осталась тем маленьким островком привычного мира, с которого я не сойду даже если рядом спуститься лестница к воротам Рая, а Апостол Андрей ангельским голосом попросит идти за ним. Я вцеплюсь, как клещ, вон в ту старую скамейку и оторвать меня смогут только с ней.
Спокойно ждать пока тебя погребет лавина из нескольких сотен всадников было до дрожжи в коленках страшно. И моя маленькая мантра: «Это всего лишь галлюцинация». Уже не спасала. Но я как новоиспеченный фанатик какой-нибудь секты все повторял и повторял, надеясь убедить себя, что кусочки земли, вырывающиеся из-под копыт не настоящие. Это все плод моего воображения.
Мой взгляд поднялся выше, и я пристально посмотрел на отряд безмолвным участником которого был. Вид знакомых лицо немного успокоил. Отряд двигался немного правее общего строя и выделялся из той общей массы закованных в доспехи всадников. В первую очередь разнообразными доспехами, если слева чувствовалась многолетняя рука кузнецов и кожевников одного народа, то справа был просто сброд, другой ассоциации в голове не возникло, который сбили в общую кучу и присоединили к ним. Не хотелось наговаривать на своих, но они действительно смотрелись мягко говоря не очень по сравнению с этими воинами степи, которые практически слились в одно целое со своими лошадьми.
Я заворожённо смотрел на плавные и в какой-то степени красивые маневры конницы, пока меня не отвлёк шум позади. Наверное, голову я повернул чисто по наитию. Хотелось убедиться, что там осталось все также, как и было. Ничем иным я не могу объяснить, почему посмотрел назад. Краем глаза зацепив одинокую фигуру, вставшую чуть правее моей остановки. Его глаза были направлены в сторону надвигающегося людского урагана, нёсшегося на нас. Но то, что стало происходить дальше заставило мои волосы на голове встать дыбом. Что-то в этом было противоестественное, неправильное.
Человек в темном балахоне без какого-либо оружия стоял на пути всадников, чуть впереди от основной массы пехотинцев, которые сбились в общий строй. Единственное, что меня беспокоило это то, что я попал ровнёхонько посередине между этим безумцем и конной лавиной, которая снесет нас обоих и не заметив. А безумцем ли? Немного оторопело я смотрел на действия незнакомца. Даже забыл, что нахожусь на автобусной остановке под воздействием сильнейшей галлюцинации. Настолько его действия завораживали. Никогда ничего подобного мне не доводилось видеть. Каждое движение этого человека было наполнено какой-то внутренней силой, заставляющей внимательно наблюдать за каждым его действием.
Происходящие вокруг сузилось до этого непонятного человека, до этой черной фигуры, застывшей на дороге нескольких сотен всадников. Он отточенными движениями начертил на земле огромный чертёж, состоящий из множество перекрученных линий, заключенных в круг. Меня впечатлило то, как быстро он это сделал. Не прошло и минуты, как он закончил. Человек в черном балахоне отошёл от своего чертежа и удовлетворенно кивнул. Он развернулся и начал осматривать разбросанный по полю трупы людей, будто бы что-то выискивая. Он обошел несколько тел, недовольно качая головой. Чем-то они ему не понравились. Остановившись возле здоровенной груды железа, в которую был закован настоящий гигант, он кивнул и взялся за стальной нагрудник одной рукой, и без малейшего напряжения направился к чертежу. Эту тушу! Весом под центнер тащили по земле, словно в ней было не больше килограмма. Это в очередной раз заставило меня сосредоточить внимание на этом странном человека в темном балахоне. Тело здоровяка оказалось в воздухе и приземлилось ровно по центру этого непонятного чертежа. В этот момент он встал над телом и затянул песню странным горловым голосом, что отзывался отголосками у меня в душе.
Если по началу меня не особо волновал этот странный ритуал, то через секунды пятнадцать появилось чувство неправильности всего происходящего. Не могу описать, но я понимал, что этого не должно происходить. То, что делал этот человек не должно существовать в нашем мире. Будь это галлюцинации, либо реальный мир. Такое ничем неподкрепленное чувство у меня возникло впервые, но почему-то я ему доверился.
– Сарга-Са, – на последнем слоге голос выгнулся и превратился в рычание. Вместе с последним звуком человек извлек из полов своего балахона нож с волнистым черным лезвием и красным камнем в костяной рукояти. Клинок медленно начал подниматься вверх, а тем временем продолжила литься песнь. Мгновенно все смолкло, да так что я смог услышать биение собственного сердца, будто бы весь мир замер, чтобы предвестить то, что должно было случиться. Со свистом клинок устремился вниз и без каких-либо проблем вошёл в грудь лежащему воину, разрезая стальной нагрудник словно он был сделан из бумаги.
Крик, который вылетел из глотки человека, наверное, был слышен с той стороны Луны и его не смог заглушить даже ведрообразный шлем, который был на голове жертвы. Я с ужасом наблюдал за мучениями этого человека, пока его крик не медленно стихать. Захотелось отвернуться от этого страшного ритуала, но я словно заворожённый следил, как этот сектант с лёгкостью вскрывает грудную клетку, словно и нет на воине стального нагрудника. В голову почему-то пришла абсурдная мысль.
– Словно жук, – тихо прошептал я в пустоту. Слишком уж этот человек, лежащий возле ног безумца с кинжалом, был похож на мелкое насекомое, которое поймали соседские мальчишки и потихоньку отрываю ему крылышки. Ни капли не сожалея, что причиняют боль существу другого вида. Для них это простое развлечение. Право сильного.
