Текст книги "Найти Иисуса"
Автор книги: Андрей Максимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
– Кто тебя научил гадать по зернышкам? – спросил Гард Гаврика, едва тот нагнал его.
Гаврик был погружен в свои мысли и ответил не сразу:
– Кто научил? А кто научил тебя дышать, разговаривать, видеть? Кто научил?
И Гаврик снова погрузился в свои сомнения.
–Послушай, Гаврик, а тебе не скучно жить все время одному? – спросил комиссар, чтобы хоть о чем-то говорить, молча шагать он не любил. – Зачем тебе вообще нужна твоя свобода?
Гаврик не отвечал. Шел себе, глядя под ноги, и не отвечал.
Гард тронул его за плечо:
– Эй, ты что, не слышишь меня?
Гаврик остановился. Поднял на комиссара глаза. В глазах затаилась обида.
– Я невысок ростом? – спросил Гаврик и тотчас сам себе ответил: – Да, я невысок ростом. Человек будущего выше? Да, длиннее. Но я живу давно. Может быть, даже дольше, чем ты. Зачем же ты задаешь мне вопросы, на которые походя отвечать нельзя?
И снова прав был Гаврик. Прав! Ничего не скажешь! Шли молча. Гаврик думал о чем-то своем. А комиссар боялся задавать вопросы, потому что, честно го-
воря, не очень-то хорошо понимал, какие вопросы можно обсуждать походя, а какие – нет.
Вдали замаячил город.
Гарда снова удивила странная особенность жизни в этой стране, в этом времени: казалось, цель путешествия возникает не тогда, когда ты до нее дошел, а когда ей самой захочется возникнуть. До одного и того же места можно добраться мгновенно, а можно долго шагать длинными днями.
Странная жизнь, странная страна, странные законы.
Задумавшись, комиссар не заметил, что Гаврик стоит, прижавшись к нему, и с ужасом смотрит в сторону города.
Оттуда мчалась стая шакалов.
– Шакалы! – с ужасом крикнул Гаврик и с невероятной скоростью вскарабкался на дерево.
– Не бойся, – успокоил его комиссар. – Они добрые. Это даже здорово, что они прибежали. Сейчас придет Александр – мой друг – и приведет нас к Понтию Пилату.
Шакалы бежали, высунув языки, глаза их горели недобрым огнем.
Но тоже самое было и совсем недавно, когда они с Элеонорой...
«Странно, – подумал Гард. – Я впервые вспомнил об Элеоноре с тех пор, как она умерла. А ведь казалось, что я в нее влюбился».
Странная жизнь, странная страна, странные законы.
Один из шакалов вырвался вперед. Он был крупнее остальных, сильнее, быстрее. Вожак.
Изо рта его появилась пена. А глаза... Нет, Гард даже боялся смотреть в эти глаза.
Залезть бы на дерево, как Гаврик, вот оно – совсем рядом.
Но почему-то было неловко перед Александром. Два раза испугаться одних и тех же шакалов – это уж как-то совсем нелепо.
Вожак оторвался довольно далеко. Он бежал прямо на Гарда, широко разинув огромную пасть, нагло демонстрируя белые клыки-ножи.
Гард прижался к дереву, понимая, что уйти он уже просто не успеет. Вожак был уже совсем близко. Еще мгновение, и – бросится.
Рука комиссара потянулась к мечу.
И тут Гаврик прыгнул на спину шакалу. Он неожиданности шакал замер на месте. Сидя на спине вожака, Гаврик два раза изо всей силы дернул его за уши.
Шакал вертелся, пытаясь сбросить с себя непонятного врага.
Стая была уже совсем близко.
Гард схватил Гаврика и буквально закинул его на дерево.
Маленький Гаврик вцепился в ветку, как обезьяна, и ловко залез на самый вверх.
Обиженный вожак чуть отошел в сторону, видимо, для того, чтобы обдумать случившиеся с ним,
Стая была уже совсем рядом. Нет, это были какие-то другие шакалы – злые, агрессивные.
Один из них прыгнул на комиссара, налетел на обнаженный меч и рухнул, обливаясь кровью.
Стая замерла и чуть отступила.
Воспользовавшись этим, Гард подпрыгнул, уцепившись за ветку. Ветка хрустнула, но, к счастью, не обломилась.
Гард залез к Гаврику, и они сверху смотрели, как, лая и брызжа слюной, носятся под деревом шакалы.
– Спасибо тебе, – сказал Гард. – Ради меня ты рисковал жизнью.
Гаврик улыбнулся, ничего не ответил.
К дереву подошел человек, посмотрел на убитого шакала, потом – на Гарда и Гаврика.
Человек ничего не сказал. Он вынул красный платок, засунул его под ошейник шакалу и крикнул:
– Ие-ха!
Сорвавшись с места, шакал помчался в сторону города.
Стая хотела броситься за ним, но человек криком остановил их.
Шакалы покорно легли вкруг дерева.
Человек поднял голову:
– Вы убили шакала, принадлежащего стае шакалов Понтия Пилата. Я послал гонца с красным платком.
Это сигнал особой опасности. Он посылается крайне редко. Скоро здесь будут воины, вас отведут к Пилату. За гибель шакала из его стаи вам грозит мучительная смерть!
– Где Александр? – спросил Гард.
Тень пробежала по лицу человека, но он ничего не ответил.
– Где Александр? – повторил комиссар. Человек помолчал немного, а потом сказал:
– Александр не умел воспитывать стаю. Он плохой надсмотрщик. Пилат послал его в область, находящуюся между смертью и вечным покоем.
В мистику, конечно, можно бы и не верить, но проклятье, черт его дери, действовало. Оно не миновало Александра. Теперь абсолютно ясно, что оно не минует никого, кто рискнет связаться с комиссаром Гар-дом.
Гард с печалью посмотрел на маленького храброго Гаврика. Тот сидел на ветке – взлохмаченная седая обезьянка – и внимательно наблюдал за происходящим.
Неужели его ждет та же участь, что и всех, кто помогал комиссару?
–А ты говорил, не бойся, – тихо сказал Гаврик.
– У них раньше был другой надсмотрщик, он хотел, чтобы шакалы были добрыми. А этому, видимо, надо, чтобы они были злыми. Надо же, как они быстро переучились!
Гаврик усмехнулся:
– Из добрых в злых переучиться нетрудно. Тем более шакалам...
Человек снизу закричал:
– Теперь я – надсмотрщик за шакалами. Я – Но-менклатор!
– Кто? – не понял Гард.
– Я был Номенклатором, а теперь – надсмотрщик за шакалами! И они такие, как надо! Как надо Пон-тию Пилату и всей Римской империи!
–Номенклатор – это раб, выкрикивающий имена входящих гостей, – объяснил Гаврик. – Видимо, его повысили. Он теперь не имена гостей выкрикивает, а шакалов воспитывает. Злой человек. – Гаврик посмотрел на шакалов, на Номенклатора и прошептал Гарду: – Лезь ближе, надо решать, что делать.
Гард полез наверх, к Гаврику.
Это движение не осталось незамеченным.
– Уйти отсюда не удастся, – крикнул им Номенклатор. – Шакалы разорвут вас, едва вы коснетесь земли. Скоро придут римские воины, снимут вас, и тогда в вашей жизни наступит самый главный день.
– День смерти, что ли? – усмехнулся комиссар. Хорошо поставленным голосом слуги, который
привык выкрикивать гостей, Номенклатор торжественно провозгласил:
– День, когда вы встретите Понтия Пилата. Гаврик тронул Гарда за плечо:
– Ты знаешь, что делать? – спросил он. И сам ответил: – Нет, ты не знаешь, что делать. Я знаю, что делать? Я знаю, что делать. Надо оказаться во дворце Понтия Пилата раньше, чем там окажется Номенкла-тор, и все объяснить Понтию Пилату. Когда человек приходит сам, к нему гораздо больше доверия, чем когда он приходит под конвоем, правильно?
–Правильно, – согласился Гард. – Но как отсюда убежишь?
Гаврик улыбнулся:
–Есть способ убежать? Есть способ убежать. Я попробую.
– А я?
– А ты как хочешь. Если я приду к Понтию Пилату, я расскажу ему о тебе – о человеке из будущего.
От возмущения Гард едва не закричал: «Ты хоть представляешь себе, кто такой Понтий Пилат? Он живет в огромном дворце, под охраной! Как ты собираешься к нему попасть?»
Гаврик задумался. Потом сказал:
– Можно ли вырваться, находясь в стае шакалов? Не знаю... Можно ли попасть к Понтию Пилату? Не знаю... Я попробую. Если человек вырвется из стаи шакалов, неужто он не попадает во дворец к прокуратору? – Гаврик снова задумался, и сказал твердо: – Попадет!
И он начал спускаться.
– Я с тобой, – прошептал Гард.
– Нет, – ответил Гаврик. – Если у меня получится, делай так же. А если нет... Ты, главное, запомни: пятый человек – тот, кто тебе нужен. Мое гадание на зернах никогда не обманывает. Этот, – он показал на Номенклато-ра, – первый, кого ты встретил, то есть с кем поговорил.
Номенклатор, заметив движение, обнажил на всякий случай меч и крикнул:
– Эй! Что вы там задумали?
Комиссар, может, и ответил бы, но он и сам не понимал, что задумал Гаврик.
Маленький Гаврик лез в объятия смерти. Все происходило именно так, как и должно было происходить, согласно проклятью.
Гарду оставалось только смотреть на то, как Гаврик будет погибать. Ничего другого ему не оставалось.
Гаврик спустился на самую нижнюю ветку.
Шакалы, почуяв неладное, встали, подняли свои противные морды.
Гаврик сжался, словно хищник, который выбирает жертву и готовится к прыжку.
Мгновение – и он прыгнул! С криком «Йе-ха!» – прямо на спину вожаку.
Вожак взвизгнул и начал крутиться на месте, пытаясь сбросить Гаврика.
Другие шакалы бросились к вожаку, стремясь укусить Гаврика, но кусали вожака.
То ли от отчаяния, то ли от боли вожак бросился бежать.
Гаврик крепко сидел на его спине, держась за уши.
Вожак мчался домой, в город.
«А что, – подумал комиссар, – если он так ворвется во дворец Понтия Пилата, тот, может, и примет его, хотя бы из любопытства».
Навстречу Гаврику уже двигались римские солдаты, вызванные по тревоге.
Шакал с Гавриком на спине мчался прямо на строй солдат.
Солдаты расступились, открыв рты. Никто из них даже не сделал попытки остановить шакала с человеком на спине.
Вожак с Гавриком промчались сквозь строй. Римляне смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду.
Растерянный Номенклатор убрал меч в ножны, прикрикнул на шакалов, после чего те снова легли, и посмотрел на Гарда.
– Ну что? Тоже попробуешь оседлать кого-нибудь из них? Тебе это вряд ли удастся. – Номенклатор улыбнулся. – Если твой друг убежит, тебе придется отвечать за двоих. Ты знаешь, как пытают во дворце Понтия Пилата?
Комиссар искренно удивился:
–А зачем меня пытать? Я не знаю никаких тайн. А все, что знаю, расскажу без пыток.
Слова эти очень развеселили Номенклатора. Он долго и радостно хохотал и наконец произнес сквозь смех:
– Какие глупые слова! Разве пытают, чтобы узнать тайну? Пытают, чтобы получить удовольствие!
Римские воины были уже совсем близко.
Знакомые пики. Знакомые мечи. Никаких приятных воспоминаний они не вызывали.
«Может, я, конечно, и встречу Иисуса, раз Гаврик так сказал, но очень бы не хотелось, чтобы перед этим меня пытали. Совсем бы не хотелось».
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
А вдруг Гаврик не погибнет? Ворвется на шакале во дворец, все охранники ошалеют, а он примчится прямо к Пилату.
Понтий Пилат привстанет на своем троне и спросит:
– Кто таков? Гаврик ответит:
– Я-то ладно. Какая разница, кто я? Там есть человек из будущего. Поговорил бы ты, прокуратор, лучше с ним.
Прокуратор рассмеется:
– Человек из будущего? Очень интересно. А подать мне его сюда!
И Гард придет к прокуратору. Прокуратор будет вторым встреченным. Он познакомит его со своей женой и с ребенком. Номенклатор, прокуратор, жена, ребенок – четверо встреченных.
Гард спросит: «Не у тебя ли Иисус?» И Иисус будет пятым, как и нагадал Гаврик. Комиссар отдаст Иисусу Весть – вот она, лежит, ждет своего времени. И у Иисуса будет Весть. Две Вести соединятся, и Гард узнает Истину.
И тогда – по-другому просто не может быть! – случится что-то, чудо какое-то невероятное, и Гард окажется дома.
Комиссар настолько ясно все это представил, что у него даже настроение поднялось.
Но грубый окрик Номенклатора: «Сам слезешь или тебя пиками снимать?» вернул комиссара к реальности.
Слезть, конечно, решил сам: какая радость от того, что тебя будут пиками снимать? Никакой.
Зарычали шакалы, но Номенклатор грубо ударил одного ногой, и вся стая сразу затихла.
–Так и с людьми, – расхохотался Номенклатор. – Одного ударишь, остальные затихают обязательно.
Римляне молча стали обыскивать Гарда. Отняли меч, нож.
Один из них достал Весть, протянул Номенклатору.
– Что это? – буркнул тот, рассматривая рыбий хвост с непонятной надписью.
– Игрушка.
– Зачем?
– На память о сыне, – сходу соврал комиссар и, чтобы совсем разжалобить Номенклатора, добавил: – Он умер.
Номенклатор повертел Весть в руках и вернул Гарду.
Солдаты сильно связали комиссару руки сзади, а ноги связали слабо – так, чтобы он мог идти. Четверо римлян образовали квадрат, Гарда поставили посередине и направились к городу.
Идти было трудно, комиссар несколько раз падал и тут же получал удар плеткой по спине.
Вставал. Снова падал. И снова его били.
Бежать? Невозможно.
Ждать? Чего?
Вся надежда на маленького Гаврика. Если он не погибнет, вопреки проклятью, если сумеет заинтересовать Понтия Пилата, тогда...
А если – нет?
Сейчас его приведут в какую-нибудь тюрьму. А потом начнут пытать, чтобы получить удовольствие. От этого их удовольствия Гард погибнет – вот и все.
А как же гадание Гаврика? Оно просто не сбудется.
Он огляделся по сторонам. Почему-то казалось, что у римских воинов совершенно одинаковые лица. Эти люди, конечно, не могли знать, кто такие роботы, но сами они были невероятно похожи на эти механические существа.
Всю дорогу комиссар силился хоть немного ослабить веревку на руках. Нет, невозможно.
Что делать, пока не привели в тюрьму?
Упасть в обморок? Нет, церемониться не станут – убьют, да и все. А шакалы с удовольствием сожрут его тело за несколько секунд.
Гард представил, как он лежит в двух шагах от святого города, а шакалы с чавканьем поедают его тело.
Эти фантазии настроения не поднимали.
Нужно сделать что-то неожиданное, что-то такое, что нарушило бы привычную церемонию водворения узника в тюрьму.
Что?
Гард вспомнил, как просил у Бога помощи в яме, среди змей. Тогда ведь Господь помог, спас.
Комиссар поднял глаза к небу и начал просить Бога о спасении.
Не получалось! Вот ведь удивительное дело – не получалось ничего! Слов не находилось, эмоций не было. Казалось, не хочет Бог его слушать. Не выходит разговор.
Гард снова упал. Его опять ударили. Было больно. Но он уже не обратил на это никакого внимания. Он был занят мыслями, а мысли отвлекают даже от боли.
Странное дело: Бог молчит. Может, Он отвернулся от комиссара? Надоело Ему все время спасать этого безумца из XXI века...
А может быть, Бог откликается, только если иных надежд не осталось? Значит, есть иная надежда? На что? На кого? На Гаврика?
Гард так увлекся своими мыслями, что даже не заметил, как они вошли в Иерусалим, прошли узкими улицами и оказались у какой-то мрачной двери.
– Стоять! – приказал Номенклатор.
«Странно, – подумал Гард, – пока мы шли, ни один из этих «роботов» не заговорил со мной. А Гаврик
объяснял: встретиться – значит поговорить. Получается, что никого из этих солдат он не встретил...»
Открылась тяжелая дверь.
Номенклатор с силой толкнул Гарда в спину:
– Посидишь тут, пока Понтий Пилат решит, что с тобой делать.
– Руки хоть развяжите, – взмолился Гард.
Но дверь с тяжелым лязганьем захлопнулась за его спиной.
Гард огляделся.
Довольно большая комната. Полумрак. Воздух спертый, душный, злой воздух, несвежий. Нерадостная атмосфера тюремной камеры. В стене – два небольших окошка с решетками. Под ними – две кучи старого тряпья. На полу навалены кучи сена.
С завязанными руками и ногами было трудно сгребать сено в одну кучу. Гард потратил на это немало времени.
Когда наконец удалось, он рухнул на сено и блаженно растянулся.
Гард решил немного передохнуть, а уж потом начать распутывать веревки. Сначала – на ногах, потом – на руках.
А потом?
Потом – видно будет.
Закрыл глаза. Никаких видений и снов. Черная пелена – и все.
Вдруг он услышал посторонний, но явно живой звук.
Крыса? Змея?
Вскочил, забыв, что связан. И тут же упал. Снова встал, на этот раз – с осторожностью. Огляделся.
Одна из куч тряпья зашевелилась, и из нее поднялся человек исполинского роста. Его длинные, давно не чесанные волосы запутались. Руки, ноги, лицо, тело – все было черным от грязи. Во рту осталось два зуба, от чего улыбка делалась еще более жуткой. Те лохмотья, которые тщетно пытались прикрыть огромное тело, трудно было назвать благородным словом «одежда».
Но самое страшное – глаза. Поначалу Гард даже подумал, что гигант слеп, настолько пустым и бессмысленным был его взгляд.
Однако потом комиссар понял: нет, это подобие человека видит. Это был сумасшедший, у которого не осталось души. И потому взгляду его нечего было отражать.
С этим сумасшедшим гигантом комиссар Гард остался наедине – с завязанными руками и ногами, в запертой камере.
Великан подошел к комиссару, внимательно посмотрел на него. Потом одной рукой играючи поднял за одежду, заглянул в глаза.
Его взгляд не выражал ничего – ни усталости, ни гнева, ни даже любопытства. Если существует в природе абсолютная пустота, то она жила в этих глазах.
Гигант, словно игрушку, поставил Гарда на место. Потом руками, без всякого напряжения, разорвал веревки сначала на ногах комиссара, затем – на руках.
После чего сумасшедший гигант отошел от комиссара, словно потеряв к нему интерес.
– Спасибо, – сказал Гард, растирая затекшие руки. И тут же пожалел об этом.
Великан откликнулся на звук голоса. Одной рукой приподнял комиссара, а другой провел по одежде.
Мгновение – и Весть оказалась в его громадных руках.
Гигант бросил комиссара, начал разглядывать хвост рыбы.
– Отдай, а? – попросил Гард.
Гигант не отреагировал вовсе. Он рассматривал Весть и улыбался. Весть явно ему нравилась.
Великан прошел в центр камеры, положил Весть на пол и устроил вокруг нее некое подобие танца: подпрыгивал на месте, периодически выкрикивая нечленораздельные звуки.
Оттанцевав, гигант, как умел нежно, взял Весть и, поглаживая, долго смотрел на нее.
– Отдай, а? – еще раз попросил Гард. Гигант снова не отреагировал.
– Хорошо, – улыбнулся комиссар, – давай тогда меняться... Я дам тебе... – Гард понял с ужасом, что у него ничего нет, вообще ничего, – я дам тебе... свою одежду, а ты мне – свою. Посмотри, моя одеж-
да лучше. Она, возможно, будет тебе немного мала, но зато она новая, чистая совсем.
То ли гигант был глухой, то ли его просто не интересовало, что там чирикает ничтожный маленький человечек, но на слова Гарда он явно не собирался реагировать.
Какая глупость! Пронести Весть через бог знает какие испытания, дойти до дворца Понтия Пилата, столько раз погибать и возрождаться, потерять столько хороших людей – кстати, как там Гаврик? – и все это ради того, чтобы отдать Весть сумасшедшему?
«Впрочем, я зря расстраиваюсь, – пытался успокоить себя Гард. – Ночью он уснет, и я украду у него Весть. Вот и все. Украду, а потом придумаю, как спастись из этой тюрьмы».
Когда ждешь чего-то, оно не наступает особенно долго.
Вот и ночь никак не хотела приходить. Сквозь решетки на окнах нагло струился свет, который никак не желал превращаться в вечерний.
Наконец великан залез в свою кучу тряпья и затих.
Комиссар подождал, пока небо за окном станет совсем черным, и подошел к спящему человеку.
Гигант спал на удивление тихо. Словно ребенок, он положил голову на сложенные ладони. Дышал спокойно, ровно, неслышно.
Между головой и ладонями лежала Весть. Гард даже не сразу заметил ее: кудрявая голова накрыла Весть целиком.
Комиссар попробовал вырвать Весть. Не получилось.
Он осторожно приподнял голову гиганта, голова была тяжелая, как камень. Потянул Весть.
И великан открыл глаза.
Вскочил. Легко приподнял Гарда и швырнул его об стену.
Удар был такой силы, что комиссар потерял сознание.
Последнее, что он видел, – великан, пробующий Весть на зуб.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Комиссар смотрел на себя в зеркало.
Зеркало было необычное, римское. Стеклянная поверхность соединялась со свинцовой подкладкой, от чего изображение казалось абсолютно живым.
В большом зале, куда привели Гарда, таких зеркал было много, и куда бы ни поворачивался комиссар, отовсюду смотрел он.
Он? Неужели этот бородатый человек в нелепом хитоне, с уставшим, даже запуганным взглядом и шрамом под глазом – память о встрече со львом, – неужели, это он, комиссар полиции Гард?
– Что с тобой стало, старичок? – спросил комиссар у своего отражения.
Отражение только грустно улыбалось.
Каких-то полчаса назад дверь его камеры открылась, вошел Номенклатор, неся в сосуде ледяную воду.
За Номенклатором вошли пятеро солдат с обнаженными, на всякий случай, мечами.
Номенклатор как будто знал, хотя, наверное, не «как будто», а действительно знал: тот, кто находится в этой камере, наверняка будет нуждаться в том, чтобы его привели в чувство с помощью ледяной воды.
Номенклатор вылил ледяную воду комиссару в лицо.
Гард открыл глаза. Номенклатор рывком поднял его.
– Что-то не похож ты на человека из будущего, – буркнул он. – Пошли! Тебя хочет видеть прокуратор.
Это сообщение так обрадовало комиссара, что он мгновенно пришел в себя. Ни боли уже не ощущалось, ни страха.
«Молодец Гаврик! Добрался-таки до Понтия Пилата. Мне осталось только узнать у Пилата, где Иисус. Да! Иисус будет пятым. Хорошая цифра! Номенклатор – раз. Понтий Пилат, предположим, два. Сбывается его видение: Пилат, жена, ребенок. Пятый – Иисус! Этот сумасшедший великан не считается, ведь Гаврик говорил: встретиться – значит поговорить. Ну ничего, найдем еще с кем встретиться...
Гард почему-то был абсолютно уверен, что пятый римский прокуратор Иудеи, Самарии и Идумеи Понтий Пилат обязательно ему поможет.
Уже переступив одной ногой порог камеры, комиссар вспомнил: «Весть... Ее нет у меня. Зачем мне Иисус? Зачем мне Понтий Пилат, если у меня нет Вести? Этот сумасшедший громила отнял ее у меня...»
Отчего это говорят, мол, мысль «пронзила»? Когда мысль столь ужасна, она не пронзает, а бьет по голове, ударяет, сокрушает.
– Я не могу отсюда уходить. Это невозможно. Мне нужно взять вещь... Очень важную... И для Понтия Пилата тоже... Я не могу. Помогите мне ее вернуть, я умоляю вас, – вот слова, которые Гард хотел сказать Номенклатору.
Но не успел.
Номенклатор выпихнул Гарда на воздух, который показался особенно свежим после тюремной камеры.
Все потеряло смысл. Вести у него не было.
И вот комиссар стоял во дворце Понтия Пилата.
Случилось именно то, что он предчувствовал: сейчас он встретит Пилата. И у них будет разговор. Теперь единственно, о чем он должен умолять Пилата, – вернуть ему Весть.
Гард стоял в красивом зале и смотрел на свое отражение.
А отражение глядело на него.
Оно было каким-то другим, его отражение – чужим и неприятным.
– Ты боишься? – спросил Гард у самого себя. Отражение виновато улыбалось.
–А чего тебе бояться, старичок? Ну убьют тебя. И что? Разве ты уверен, что смерть будет хуже, чем жизнь, тем более здесь? Весть ты потерял, стоит ли теперь бояться смерти?
Отражение смотрело удивленно.
– Истину не узнаешь? И что? Разве ты уверен, что эта Истина кому-нибудь нужна? Человечество столько лет жило без знания этой Истины, и ничего. Ты что, вообразил себя спасителем человечества? За двадцать с лишним веков сколько уж людей пыталось человечество спасти. И что? Человечеству все хуже и хуже. Разве ты не знаешь об этом?
Отражение опять виновато улыбнулось.
Комиссар поймал себя на том, что этот мужик с неаккуратной бородой и уставшими глазами его просто бесит.
– Ты – травинка, плывущая по реке! – крикнул Гард самому себе. – Вот и плыви, не задавая лишних вопросов! Куда-нибудь поток тебя да принесет.
Теперь отражение смотрело обиженно. «Я схожу с ума, – решил Гард. – С кем я разговариваю, сумасшедший?»
– Все! Кончили разговоры! – крикнул Гард и зачем-то показал отражению язык.
Отражение, естественно, показало язык ему. Гарду показалось, что делало оно это как-то особенно нагло.
– Разговаривать со своим отражением – это есть высший признак усталости, – услышал комиссар мужской голос.
И тут же во всех зеркалах отразился Понтий Пилат, высокий молодой мужчина с аристократичным лицом.
Гард резко повернулся и поклонился.
– Значит, ты и есть Гершен? – спросил Пилат, усаживаясь в одно из огромных кресел, стоявших по всему периметру зала.
Вместо ответа Гард поклонился снова. Пилат жестом пригласил его сесть напротив.
– Ты и вправду человек из будущего? – спросил Пилат.
Гард быстро сообразил, что как человек из будущего он добьется большего, чем как простой иудей, и ответил гордо:
– Да.
Ответ этот вовсе не удивил прокуратора. Казалось, он даже обрадовался.
– Сейчас такая жизнь, что в ней непременно должен был появиться человек из будущего. Непременно, – он улыбнулся. – Меня помнят в будущем?
– Да.
– Меня помнят в будущем как тирана? Гард пожал печами, он не знал, как отвечать. Понтий Пилат смотрел внимательно. Не зло, не
жестко – просто внимательно.
«Тебя помнят, как того, кто отдал приказ распять Его», – хотел уже произнести Гард.
Но неожиданно сам Пилат сказал эти слова:
– Меня помнят, как того, кто отдал приказ распять Его?
И снова комиссар не знал, что ответить. Пилат вздохнул.
– Значит, я прав. Понимаешь, с тех пор, как Он появился в Иудее, жизнь перестала мне подчиняться. Она идет как бы сама по себе. Так, словно жизнь сама
знает, куда она должна прийти, – вот она и идет. И я ничего не могу сделать. Даже не пытаюсь.
«Как? И у тебя так же?» – хотел спросить комиссар.
Но не успел.
Понтий Пилат говорил без пауз:
–Я не понимаю, кто Он. Не понимаю. А может, боюсь понимать, – Пилат посмотрел на Гарда пристально. – Ты знаешь, кто Он такой?
И тут уже Гарду не надо было тратить время на раздумья.
– Да, Он – Мессия. Он пришел принять страдания за все человечество, искупить все наши грехи. Он принес новую Веру. И за этой Верой пойдут миллионы.
И снова комиссару показалось, что Пилата вовсе не удивляет, что он говорит.
– Я так и думал, – усмехнулся Пилат. – Надеялся, правда, что все это иудейские штучки. Но, видно, надеялся зря... Как только я узнал о Нем, все понял. Это понимание – не от знаний, не от опыта. Оно откуда-то свыше.
Пилат задумался. Потом сказал:
– Я арестую его. Его надо арестовать, понимаешь? По-другому не получится. Но у нас есть закон: отпускать накануне праздника одного преступника. Скажи, если я попробую его отпустить, мне не позволят?
Гард отрицательно покачал головой: не позволят.
– Кайафа не даст? – снова спросил Пилат и, не дожидаясь ответа, сам же сказал: – Кайафа ни при чем. Это жизнь. Почему-то надо, чтобы его распяли, да?
– Да, – сказал Гард. – Если Его не распнут, история человечества пойдет по-другому.
– Я так и думал. Я давно подозревал, что мы верим не в тех богов. Во-первых, у нас их слишком много. Но главное даже не в этом. Наши боги мало страдали, понимаешь, Гершен? Люди – существа, которые поверят только в того бога, который страдал. Страдание делает Бога близким. Только так может родиться настоящий Бог. – Пилат помолчал немного и спросил неожиданно: – Тебя очень испугал тот человек?... Ну... в камере...
– Очень, – выдохнул комиссар.
Он уже собрался пожаловаться Понтию Пилату, что сумасшедший великан отнял у него очень важную вещь, и, пожалуй, даже рассказать, что это за вещь...
Но снова не успел. Римский прокуратор говорил быстрее, чем Гард думал.
– Я хотел построить новую систему водоснабжения Иерусалима. Это должен был быть грандиозный виадук, по которому вода могла бы течь на десятки километров на юг от Иерусалима, даже дальше Вифлеема. Все было продумано. Не хватало денег. У людей всегда не хватает средств, а в Храме они есть.
Я подумал: «Разве не может их Бог помочь построить виадук, дать воду тем, кто в ней нуждается?». Я взял деньги в Храме. Начался бунт. Кайафа сделал так, что в Риме оказались мной недовольны. Деньги я вернул. Но предводителя бунта посадил в камеру.
Через два дня я пришел к нему и спросил: «Тебе страшно?» Он сказал: «Да. Я не привык быть в одиночестве. Мне нужны люди». «Как же ты можешь быть в одиночестве, – снова спросил я, – если с тобой – Бог? У кого – Бог, у того не бывает одиночества, разве нет?» Он расхохотался и сошел с ума. Теперь к нему сажают преступников. Чтобы они видели, что бывает с теми, кто выступает против Пилата.
Прокуратор замолчал.
Комиссар воспользовался этим и сказал:
– Этот человек украл у меня... И снова он не успел договорить. Словно фокусник, Пилат достал Весть.
–Это?
–Да.
– Ра, – прочитал Пилат надпись на хвосте рыбы. – Что за «ра»?
Гард пожал плечами:
– Не знаю...
– Ты должен отдать это Иисусу?
– Да.
– Что это?
– Это Весть.
От напряжения Пилат даже привстал на своем троне. -Что?
–У людей есть Весть, и Весть есть у Бога. Они должны соединиться, и тогда люди поймут Истину.
Пилат кинул Гарду Весть и расхохотался. Смеялся он долго, весело, с удовольствием.
Комиссар спрятал Весть, еще не веря до конца, что она так легко к нему вернулась.
Отсмеявшись, Пилат сказал:
– Гершен, ты ведь человек из будущего. Неужели ты веришь, что люди когда-нибудь что-нибудь поймут? Тем более Истину? Что ты! – В мгновение он стал серьезен. – Иисус – Бог?
– Сын Бога.
– Вот видишь, Сын Бога ходит по земле Иудеи. Где-то рядом с нами ходит Сын Бога – и что? Кто заметил это? Как изменилась жизнь от этого? Никак. Я чувствую, что она перестала подчиняться мне. Еще кто-то кроме меня, может быть, чувствует так же, и все. Как это может быть? Сын Бога ходит по земле, а жизнь от этого не меняется. Разве такое возможно?
Пилат вскочил, подбежал к Гарду и сказал почему-то шепотом на ухо:
– Мои... Ну охранники, ну все... Ну, они спрашивают: «Как мы его найдем? Как мы его узнаем?» А я, знаешь, что им отвечаю: «Ребята, уверяю вас, его
предадут. Какой-нибудь самый близкий друг или ученик его и предаст». Нет, ну ты представляешь? Сын Бога ходит по земле, а даже его ближайшее окружение готово его предать. – Пилат вернулся в свое кресло и спросил: – Я прав?
– Ты прав. Его предадут. Прокуратор сказал:
– Ну вот. А ты говоришь – Истина. Гард посмотрел на Пилата и спросил:
– Так что, ты веришь в Него? Этого не может быть! Это противоречит всему!
– Нет, Гершен, я верю в своих богов. А в Него... Что значит, верю или не верю? Я знаю, что Он есть. Что Он должен погибнуть. И что я должен Его убить. Мне много рассказывали о Его проповедях и – главное – о Его чудесах. Я же не сумасшедший. Я все понял. – Пилат тяжело вздохнул. – Чтобы Бог стал Богом его надо убить. Вот и все. Я арестую его завтра... Так ты говоришь, что меня будут помнить как человека, который казнил Его?
Гард молча кивнул.
– И долго?
– Всегда, – ответил Гард.
– Это хорошо, – Пилат поднялся. – Ты должен с Ним встретиться?
– Да.
– У тебя есть на это ночь. Одна ночь. Если ты не найдешь Его этой ночью, завтра Он окажется в моих
Жаль, что Пилат не познакомил его со своей женой и ребенком. Кстати, есть ли у него ребенок?
Впрочем, сейчас это уже неважно. У комиссара есть остаток дня и ночь, чтобы найти еще двух людей и Иисуса.
В зале было две двери.
Через одну ушел Пилат. Ясно, что Пилат вряд ли пошел из дворца, он наверняка удалился в свои покои.
Значит, надо выходить через другую дверь. Комиссар так и поступил и уверенно пошел по коридору.
