Текст книги "Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Всё встало на свои места. Клеймо исмаилитов неопровержимо доказывало, что фидаи смогли проникнуть на Британские острова и начали действовать. Гунтер, стоявший рядом с раскрывшим рот Гаем, который знал о письмах короля Гвидо ничуть не хуже сэра Мишеля или германца, подумал, что Годфри всё-таки зря блеснул истинно епископским ораторским умением, объявив себя наместником Англии. Невероятно, но посланный неизвестным христианским князем наёмный убийца-сарацин сумел проникнуть в монастырь и оказался тут именно сейчас. А может быть, Лорд, издали наблюдавший за происходящим в обители, специально приехал посмотреть, как убьют нового архиепископа? Ох, спасибо пугливой лошадке Монмута!.. В таких случаях нет веры в случайность.

– Едем в Кентербери, – быстро и жёстко сказал Годфри. – Сэр Гай, возьмите другую лошадь. Шевалье Ланкастер, Гисборн вам отдал бумагу с приказом о назначении вас временным констеблем Дувра? Да? Разрешите подписать и поставить мою печать.

За час до полудня из ворот монастыря святого Мартина выехали две группы всадников. Первый отряд, поменьше, из семи рыцарей и двух десятков солдат под вымпелом герцогов Ланкастерских, на перекрёстке свернул налево, к Дувру, второй, покрупнее, галопом направился по лондонской дороге к Кентербери, а затем дальше, к столице.

Ехавшие рядом с уставшим и молчаливым архиепископом Гунтер и сэр Мишель прекрасно знали, что, опережая их на лигу-полторы, к Лондону едет одинокий неприметный всадник, на самом деле являющийся членом одной из самых жестоких иноверческих сект; человек, для которого убивать столь же естественно, как для прочих – дышать.

* * *

– Удивительно, как всё хорошо получилось, – говорил принц Джон Годфри, одновременно улыбаясь и помахивая рукой ликующим горожанам, запрудившим всю набережную Темзы, ведущую к Тауэр-бриджу. – Вы благополучно добрались до столицы, ваше святейшество, – улыбка принца стала чуточку более ехидной. Каково ему, законному сыну короля, называть сводного брата, бастарда, первейшим титулом английской духовной власти и знать, что Годфри, а не он, получил от Ричарда неограниченную власть над страной? – Стража города сразу перешла на нашу сторону, дворяне и простолюдины счастливы, канцлер трусливо сбежал…

– Поймаем, – поморщился Годфри. – Пусть грешно так говорить, но прошедшие сутки были для меня самыми кошмарными за последние двадцать лет, хоть и провёл я их под защитой церкви…

Процессия, сопровождаемая повсеместным восторгом и приветствиями, миновала южную часть Лондона, приближаясь к Тауэру. Как ни радовались жители столицы приезду законного владыки и предстоятеля церкви, в толпе изумлённо перешёптывались – мол, почему светлейший принц и архиепископ окружены таким огромным количеством вооружённой стражи с обнажённым оружием? Никто после долгого правления канцлера Лоншана, буквально ограбившего страну, не осмелится даже косо посмотреть на понтифика Англии Годфри, а уж тем более обидеть его словом или делом!

У сэра Мишеля и Гунтера на этот счёт имелось решительно другое мнение. Рыцарь предупредил принца о возможной опасности, едва увидев, а Годфри коротко рассказал о неудачном покушении в монастыре. Постановили усилить охрану, отчего рыцарское ополчение Оксфорда, возглавляемое шерифом и Понтием Ломбардским, было снято с дежурства у дороги на Чатем и лондонских ворот и тоже включено в эскорт высоких особ. Получилось так, что встретивший архиепископа принц Джон и сам Годфри ехали в плотном кольце рыцарской охраны, среди которой довольно странно смотрелись принятые королевским сыном в услужение сарацины. Рядом с лошадью Джона устало брёл гигантский рыжий пёс, смотревший на окружавшую толпу взглядом, в котором тонко смешивались отвращение и тоска по мягким коврам Винчестерского замка.

Сэр Мишель, оглянувшись, поискал глазами германца, ехавшего позади Гая, и жестом подозвал к себе. Когда лошади поравнялись, рыцарь нагнулся поближе к Гунтеру и хрипло прошептал:

– Слушай, как думаешь, они нападут?

– Они… – мрачно буркнул Гунтер. – Мнэ-э… Вопрос другой – когда, где и сколько их? К тому же я не уверен, что в аббатстве мы имели дело с исмаилитами. Вдруг на самом деле убийцей был человек канцлера?

– С сарацинским ножиком? – усмехнулся сэр Мишель. – Клеймо ассассинов видел?

– Не верю, – помотал головой оруженосец. – Как по-твоему, канцлер мог знать о письмах короля Гвидо? Как было бы здорово обставить смерть нового архиепископа так, чтобы обвинить именно приверженцев Старца Горы и этого неведомого христианина? И потом, неизвестно, каков приказ у убийц? Вдруг они должны устранить не только членов королевской семьи, но и канцлера, и архиепископа? Если исмаилит шёл с востока, значит, указание ему дали несколько месяцев назад, когда Годфри сидел в ссылке, а страной правил Лоншан…

– Ну, не знаю, – сэр Мишель по привычке хотел было развести руками, однако вовремя вспомнил, что надо держаться за поводья и периодически пришпоривать скакуна. Напуганная несущимися отовсюду приветственными криками и множеством людей лошадь всё время хотела остановится и отойти в место потише. – Поглядим. Хуже будет, если исмаилит не один…

Возле въезда на мост возникла заминка. Во-первых, Гаю требовалось время, чтобы перестроить охрану в два отряда, двигающихся впереди и сзади принца Джона и Годфри, а, во-вторых, одна из лошадей наступила на лапу волкодаву, отчего пёс завизжал несоразмерно тоненьким голосом, а затем начал раскатисто гавкать на обидчиков. Джону пришлось слезать на землю и успокаивать любимую собачку, которая, намереваясь пожаловаться, поднялась на задние лапы, передние положив на плечи принцу. Не выдержав эдакой тяжести, Джон опустился прямо на мостовую, волкодав же смачно вылизал огромным языком лицо хозяина, которому пришлось долго плеваться и вытираться.

– Сэр, – Понтий Ломбардский угрюмо посмотрел на собаку, не пытаясь, однако, взять её за ошейник и оттащить от принца в сторону. – Наверное, пса стоило оставить дома…

– Он мало гуляет, а на охоту поедем не скоро, – Джон отпихнул разыгравшегося волкодава, встал, отряхнулся и сунул ногу в стремя. – И вообще, почему ты настолько его не любишь? Вчерашним днём хвост едва не отдавил, сегодня предлагаешь запереть одного… Хватит болтать, поехали! Сегодня надо успеть сделать множество дел. Кстати, Понтий, ты слышал, что мы нашли в Тауэре часть сбережений Лоншана? Представь, полмиллиона фунтов!

– Ого! – поднял брови Годфри, слышавший разговор. – Интересно, сколько у канцлера было всего припрятано?

Беседуя о том, что обычно именуется «важными государственными делами», а на самом деле подсчитывая, насколько пополнится государственная казна после конфискации имущества бывшего канцлера, принц, архиепископ и Понтий направили своих лошадей к мосту, вслед за первым отрядом стражи и оксфордских дворян. Несколько рыцарей, выстроившихся в две цепочки, прикрывали сыновей Генриха II справа и слева. Сэр Мишель вместе с оруженосцем и Гаем ехали впереди отряда, прикрывавшего тыл, сразу за спинами Годфри и его единокровного брата.

На мосту было несколько поспокойнее, нежели на набережных или улицах Саут-Уарка. Счастливые зрители усеивали крыши выстроенных по краям моста домиков, на пороге маленькой деревянной церквушки стояли несколько бродячих цистерианцев и священник храма, надевший праздничные ризы. Рядом толпились несколько пилигримов с оливковыми веточками на головных уборах и нищенствующих братьев из Клюни.

– Благословите их, милорд, – сказал Джон, кивком указывая Годфри на монахов и паломников, лица которых светились от радости при виде всеанглийского понтифика. – А я ради праздника… – принц засунул руку под плащ, пошарил на поясе и тут же разочарованно вздохнул, обернувшись к Понтию: – У тебя мелочи нет? Одолжи немножко наследнику английской короны…

Процессия остановилась у порога часовни. Святые братья, обалдевшие от восторга, сразу кинулись к архиепископу, бормотавшему «Benedictus sis»[15]15
  «Благословен будь» (лат.)


[Закрыть] и отпускавшему благословения направо и налево. Священник – довольно молодой парень – кинулся целовать руку Годфри, архиепископа окружили клирики, а Джон, получив от Понтия несколько серебряных монеток, увлечённо занимался благотворительностью. Волкодав, не отходивший от хозяина, спал стоя.

«Умилительная картина, – пытаясь состроить надлежащую моменту благочестивую физиономию, подумал Гунтер, наблюдавший со стороны за восхищёнными монахами и паломниками. – Потом всю жизнь будут вспоминать, как поцеловали руку архиепископу Кентерберийскому и получили на пиво от принца Джона…»

– Дева Мария… – выдохнул сэр Мишель. – Джонни, посмотри!

– Где дева Мария? – не понял Гунтер. Может быть, начались обычные средневековые чудеса? Германец метнул быстрый взгляд на польщённого народной любовью принца и обомлел.

Человек в коричневом плаще медленно подходил к королевскому сыну, держа руку за пазухой. Лицо его, полуприкрытое капюшоном коричневатого плаща, оставалось в тени, но фигура показалась Гунтеру смутно знакомой. Он, как и сэр Мишель, видел этого человека раньше, не столь давно…

Никто не успевал предпринять хоть что-нибудь. Годфри вообще не видел невзрачного пилигрима, говоря что-то на латыни святому отцу церкви Тауэр-бриджа, Понтий откровенно скучал, пялясь в другую сторону, Гай, оттеснённый назад, не мог ожидать опасности со стороны людей церкви, а потому рассматривал крыши домов, выискивая притаившегося злодея с арбалетом… Прочие дворяне вообще не обращали внимания на подошедшего почти вплотную к принцу неизвестного.

– Джон! – взревел сэр Мишель. – Принц, осторожнее! Справа!

Сын короля Генриха в этот момент протягивал человеку серебряный шиллинг со словами: «Прими, добрый странник, и молись обо мне».

Добрый странник шиллинг взял, упрятал под плащ, после чего резко выхватил из-под одежды кинжал и молча ударил нагнувшегося с седла принца в грудь.

Непонятно, кто именно спас жизнь наследнику английской короны. Видимо, избавителей было двое: вовремя заоравший сэр Мишель и ирландский волкодав, проснувшийся от вопля рыцаря. Собака стояла рядом с убийцей, даже не глядя на него. Но едва послышался выкрик норманна, огромный зверь встрепенулся, увидел ударившую его хозяина руку пилигрима, который заносил кинжал для второго удара, и беззвучно, с удивительной для такого тяжёлого тела быстротой, прыгнул вперёд.

Хрустнуло сломанное челюстями волкодава запястье, душегуб завизжал, пытаясь вырвать руку, а когда зубы собаки разомкнулись, отскочил в сторону, чтобы мгновение спустя быть заваленным псом на деревянный настил моста. Волкодав, по-прежнему не издав ни звука, вцепился в глотку покушавшемуся, зубы перекусили шейные жилы человека. Мгновение спустя челюсти сжались ещё сильнее, сломав позвоночник.

Только что всё было тихо и благочинно, а сейчас поднялось невероятное смятение. Несколько дворян вслед за сэром Мишелем и Гунтером кинулись к порогу церквушки, оставшаяся позади охрана зашумела, пытаясь пробиться к принцу, заржали напуганные лошади, Гай, оттолкнув замешкавшегося Джеффри Монмута, подлетел к нагнувшемуся к гриве лошади Джону, а перепуганные монахи окружили архиепископа, пытаясь охранить Годфри непонятно от чего. Шестеро сарацин, привезённых Понтием, мгновенно оказались рядом с конём Джона, пропустив к принцу только Гисборна.

– Ваше высочество! – срывающимся голосом воскликнул Гай, хватая принца за плечо. – Вы живы?

– Кажется, – прохрипел Джон. – Кто бы мог подумать…

Сэр Мишель в этот момент пытался оттащить ирландского волкодава от тела убийцы, залитого кровью из разорванных зубами собаки артерий. Бесполезно. Пёс держал уже умершего человека за шею, не желая отпускать добычу, и, когда рыцарь дёргал ошейник, урчал, не разжимая челюстей. Гунтер усердно изображал из себя телохранителя, поводя вправо-влево автоматным дулом.

– Отпусти его, Мерлин, – раздался голос принца. Джон с помощью Гая спустился с седла и подошёл к телу. С другой стороны сквозь толпу цистерианцев пробился Годфри и хмуро оглядел натёкшую на доски моста кровавую лужу. Постепенно место покушения окружали рыцари и городская стража, держа вход в храм в кольце.

– Великий боже, – Джон поднёс два пальца ко лбу. – Годфри, с тебя праздничная месса за избавление единокровного брата от лютой смерти… Всё-таки он меня поранил!

Первый удар убийцы пришёлся по золотой цепи, носимой принцем на шее. Лезвие соскользнуло вбок, расцарапав грудь, но за рёбра не вошло. Такая рана была не только не смертельной, но даже почти не беспокоила.

Джон сумел уговорить пса отпустить тело липового паломника, и сэр Мишель, ступив в кровавую лужу, задрал ассассину левый рукав и ткнул пальцем в синеватый значок на предплечье.

– Милорд, я же предупреждал! Это они!

– И Гвидо предупреждал, – проворчал под нос Гунтер так, чтобы никто не слышал. – И отец Колумбан предупреждал, и даже Лорд предупреждал, а всё равно случилось! Как здорово, что доселе не изобрели намордники для собак!

Сэр Мишель осмотром руки не удовлетворился. Под внимательными взглядами всех собравшихся, включая волкодава по имени Мерлин, норманн отбросил с лица погибшего исмаилита капюшон и обомлел. Знакомые черты… Нет, это не близко знакомый человек, просто когда-то встречались, виделись мельком, наверняка даже перекинулись парой слов… Но где?

– Знаешь, – тихо сказал Гунтер, тоже пристально рассматривавший ассассина. – Мы его видели. В Нормандии. Помнишь церковь, где ты поколотил священника? А паломника из Иерусалима помнишь?

Тут сэра Мишеля озарило.

– Да-да, – кивнул рыцарь. – Его ещё отец Колумбан спрашивал про вести из Святой Земли. А потом сказал, будто не узнал валлийский или ирландский акцент… Этот человек называл себя Годриком из Уэльса, кажется… И шёл он в одиночку.

– Хватит приключений на один день, – это были слова принца. Джон держался рукой за пораненную грудь и недовольно морщился, – Господа, едемте в Тауэр, там безопаснее.

– Конечно, – согласился Годфри. – Пусть расследованием занимается констебль города. Кстати, будет лучше, если тело внимательно обыщут… Посмотрите на его лицо. Кажется, это не чистокровный сарацин…

Гунтер, желая быть хоть чем-то полезным, перебросил автомат с груди на плечо и, подбежав к лошади Джона, поддержал принцу стремя. Внезапно у германца появилось желание задать совершенно дурацкий и никак не относящийся к всем минувшим событиям вопрос. Недолго думая он решился:

– Ваше высочество, а почему собаку зовут Мерлином? Ведь это человеческое имя. Колдун такой, говорят, жил… Давно.

Джон нахмурился, хмыкнул и посмотрел на пса, занявшего своё место у левого стремени и ответил:

– Ну-у… Я был наместником Ирландии при короле Генрихе. Там мне собаку и подарили. Раз ирландец – значит, Мерлин. Едемте, сударь…

Глава пятнадцатая
Прощай, Лондон!

– Нет, чёрно-жёлтые пледы только у Мак-Лаудов! У Брюсов – красно-чёрные, у Мак-Лохланнов – багрово-синие… – нечёсаный здоровенный шотландец, сидящий за столом, говорил громко, почти кричал, словно думал, что его плохо слышно остальным. – А вот цвета Уоллесов – красные, с чёрной и золотистой клеткой! Ничего вы, лоулендеры, не понимаете… Налей-ка ещё вместо того, чтобы задавать дурацкие вопросы, ответ на которые знает любой ребёнок от Дингуолла до Эдинбурга!

Лесная хижина отца Колумбана сегодня принимала много интересных гостей. Любой, подошедший к длинному, наполовину вкопанному в землю дому нормандского святого отшельника, мог бы увидеть, что к перекладине коновязи примотаны поводья четырёх лошадей, как видно, принадлежащих рыцарям, и грустного серого ослика, взирающего на дальних родственников искоса и с завистью.

В самом доме было шумно. За большим круглым сооружением, гордо именуемым отшельником «столом», заседала развесёлая компания. По правую руку отца Колумбана, сидевшего поближе к очагу, находился невысокий седой человечек с морщинистым лицом, украшенным носом, которому позавидовал бы Сирано де Бержерак, родиться которому суждено через много-много лет… Носатый господин в потрёпанной тёмной одежде бакалавра Парижского университета тупо смотрел узенькими глазками на свою кружку, будто на смертельного врага, и время от времени повторял, обращаясь только к самом себе: «Адельхельм, мама тебе много раз говорила – пить вино нехорошо…» Бакалавр был пьян в стельку.

Не менее пьяный, но безостановочно и довольно связно говорящий детинушка в чёрно-жёлтом потрёпанном пледе, заколотом на левом плече серебряной фибулой, называл себя Дугалом Мак-Лаудом из шотландского клана Лаудов. Он один захватил право говорить за столом и теперь болтал про всё, что мог вспомнить. В основном рассказы сводились к тому, как хорошо жить в Шотландии, а особенно какое замечательно место – деревня Глен-Финнан, в которой он родился. Иногда Дугал вступал в перебранку с сидящим напротив и, что характерно, тоже преизрядно нализавшимся норманнским рыцарем по имени Мишель де Фармер. Смысл их то вялой, то обостряющейся ругани большинству присутствующих был непонятен. Хотя, вроде бы, речь шла о некоем поединке и мешке с золотом.

Последний гость отца Колумбана слушал сидевшего между ним и Дугалом рыжего иноземца, говорящего на норманно-французском с заметным акцентом.

– …Ну да, сколько можно втолковывать, – Гунтер стукнул кулаком по столу так, что кружки подпрыгнули. – Потом Локсли тебя должен будет поймать, привязать к бревну и макать в озеро. Ты почти захлебнёшься, но монах по имени Тук тебя спасёт… Шериф, сэр Ральф, будет очень недоволен…

– Враки! – молодой, невероятно сильный и широкоплечий рыцарь размашисто мотал головой. – Что мне делать в Ноттингаме? Гунтер, этот город – жуткая дыра! И никакого Локсли нету, да и разбойников в Шервудском лесу тоже! И вообще, откуда ты всё это знаешь?

– В книжке прочитал, – обиженный недоверием Гая, ответил германец, после чего также слушавший его отец Колумбан добродушно хохотнул и опрокинул в рот остававшееся в кружке жгучее зелье.

– Д-давайте вы…выпьем! – сэр Мишель с трудом поднялся с лавки, дотянулся до кувшина и, расплёскивая едко пахнущую вином прозрачную жидкость, налил всем. Только отец Колумбан прикрыл кружку ладонью и отрицательно качнул головой. Отшельника уже тошнило от собственного изделия. – Вы…выпьем за р-рыцарей Круглого стола и кор-роля Артура! У нас тут тоже круглый стол, вот! И мы ничуть не хуже! Поэтому выпьем и за нас!..

Кружки стукнулись друг о друга, все, кроме мэтра Адельхельма, мирно уснувшего на плече отца Колумбана, морщась, выпили, а Мак-Лауд откинулся на бревенчатую стену, некуртуазно рыгнул и провозгласил:

– Счас спою!

– Этого только не хватало, – пробормотал отшельник, однако шотландец не услышал слов святого. Мак-Лауд сморщил лоб, вспоминая слова, и наконец затянул:

 
– Зачем ты покинул обители клана,
Где вьётся вкруг вереска солнечный свет,
Где мёрзнет заря, как смертельная рана
Над россыпью древних январских планет,
Алан Мак-Мэрд?
 
 
– Уж лучше клинков ненасытная пляска,
И вьюга в предгорьях, и мрак, и туман,
Чем взгляд, лучезарнее неба над Глазго,
И сочные губы, и трепетный стан,
Не правда ли, тан?..
 
 
– Сердце леди Хайлэнда податливей воска,
Если джентльмен в бранных делах знаменит,
Когда дедовский меч его, поднятый к звёздам,
О щиты чужестранцев победно звенит,
Потрясая зенит…
 

Тут уже все дружно закричали «Хватит!», а Гунтер запустил в распевшегося Дугала наполовину сгрызенной морковкой, но не попал. Только лишь отец Колумбан выглядел огорчённо – он старался подпевать и песенка ему очень понравилась.

– Слушай, Дугал, – сэр Мишель попытался сосредоточить блуждающий взгляд на шотландце. – А кто такой Алан Мак-Мэрд?

– Откуда я знаю? – удивился Дугал. – Что я ему, под килт заглядывал? Был такой, наверное…

– А что с Мак-Мэрдом потом случилось? – спросил рыцарь.

– Убили, что же ещё… – замогильным голосом сообщил Мак-Лауд. – Грустная такая баллада… Она длинная, я её до конца не помню, но что Алана убили – знаю точно.

– Ага, – расплылся в пьяной улыбке Фармер. – Про тебя тоже балладу сложат. Жил, мол, такой Дугал Мак-Лауд, а убил его в честном поединке норманнский рыцарь…

– Это я тебя счас убью, – пригрозил шотландец. – Ну, споткнулся я тогда, споткнулся!

– Все так говорят, – начал заводиться сэр Мишель. – Споткну-улся!.. Ещё скажи, будто я слабее!

– Вот зараза, – вздохнул Дугал и начал выбираться из-за стола. – Посидеть спокойно не даст… Пошли биться!

– Правильно, правильно, – отец Колумбан вскочил, начав подталкивать горца к выходу. – Идите, идите, проветритесь. В доме железом махать не дам! Исповедаться не хотите?

– Да ну! – поморщился Дугал. – Я его сейчас убью и вернусь. Без меня не пить!

Оба рыцаря – и шотландский, и норманнский – шатаясь, будто под ураганным ветром, подошли к столбу, на котором висело оружие, долго искали своё, затем же направились к двери на улицу. Проснувшийся мэтр Адельхельм озабоченно посмотрел задирам вслед, и, поскольку никто не стал беспокоится, спросил у Гунтера:

– А они друг друга не зарубят, часом?

– Да никогда в жизни! – хихикнул германец. – Я это уже две недели наблюдаю. И сэр Гай тоже. Утром и вечером. Сейчас начнут ругаться, потом махать мечами, потом помирятся, когда один другого с ног собьёт. И придут пить дальше. С того самого дня всё началось. Никак им не выяснить, кто лучше, кто хуже…

Означенный Гунтером «тот самый день» случился двадцать шестого августа, а сегодня было девятое сентября. Пускай принц Джон и сказал историческую фразу о том, что «Хватит приключений!», таковые продолжались, можно сказать, доныне.

Происхождение странной компании, собравшейся в отшельнической пещере отца Колумбана, было довольно незаурядным. Ну подумайте, как столь разные люди наподобие двух норманнов – Гая и Мишеля, оруженосца «из Германии» (легенда тщательно сохранялась неизменной), шотландца Мак-Лауда, крещёного еврея Адельхельма и святого Колумбана могли собраться вместе?

* * *

Разумеется, в Тауэре тем вечером веселились, благо нашлись поводы… Гунтер вместе со своим рыцарем впервые в жизни попали на настоящую королевскую гульбу, и были ослеплены великолепием устроенного принцем Джоном празднества. Его высочество, невзирая на рану, до захода солнца сумел организовать восхитительный пир, наверняка потратив на продукты и вина довольно большую часть денег, найденных в кладовых замка.

Едва эскорт прибыл в Тауэр, а замотанный, уставший Гисборн сменил караулы и отвёл гостей в их покои, сэр Мишель заявил оруженосцу, что невероятно хочет спать, и потому устроится где угодно: будь то конюшня, хлев, собственные комнаты короля Ричарда или государыни Элеоноры. Тем более, что августейшие особы изволят отсутствовать и королева-мать не застанет безвестных норманнских дворян забравшимися на её собственную постель в сапогах и не снимая брони.

Почти так и получилось. Гисборн приказал одному из стражников Тауэра провести шевалье де Фармера и его оруженосца в покой, ранее принадлежавший королю Генриху II, и устроить на отдых. Вскоре прелестная служанка – на которую сэр Мишель вовсе не взглянул, будучи насмерть уставшим – принесла мяса и вина, рыцарь с германцем слегка перекусили и, отнюдь не смущаясь, забрались на королевскую постель шириной едва ли не с двор Тауэра. Заснули мгновенно.

В нижних комнатах происходили более интересные вещи. Принц разбирался с докладами городской стражи, да срочно вызванных в замок торговых управителей и констеблей. Шевалье Фитц-Аллейну и Монмуту было поручено обыскать Тауэр сверху донизу более дотошно нежели раньше. Поиски увенчались успехом. Обнаружилось ещё триста тысяч фунтов в золоте, камнях и драгоценностях, припрятанных канцлером-скопидомом. Годфри в это время занимался не менее важным делом – в церкви Тауэра он отслужил торжественную обедню и отлучил бывшего канцлера Лоншана от церкви. Жаль, не было отца Теодериха из монастыря святого Мартина – аббат порадовался бы…

Кстати, об отце Теодерихе. Больше всего пострадал от случившегося в монастыре Гай Гисборн (это если не считать нескольких человек, получивших от неугомонного священника интердикт). Мало того, что убили любимую лошадь, так вдобавок отец Теодерих, когда рыцари собирались уезжать в Лондон, тихонько подозвал к себе Гая и скорее по инерции, нежели со злобы, наложил на ноттингамского рыцаря епитимью за то, что таковой въехал в храм на лошади. Гай должен был безостановочно читать Pater Noster до заката. Теперь, бегая по замку и разрешая десятки самых разных трудностей, связанных с переездом принца Джона обратно в Тауэр из Винчестера, Гай постоянно бормотал под нос благочестивый латинский текст. Чувствовал он себя удивительно хреново.

Нет нужды описывать начавшуюся после спасительного для Гая заката пьянку, торжественно именуемую «королевским пиром». Хватит того, что с трудом проснувшиеся Гунтер и сэр Мишель наконец-то отъелись как следует, а святейший архиепископ и принц, вначале громко клявшиеся в вечной дружбе, начали петь хором песни, сочинённые королём Ричардом, каковой был славен менестерельским талантом. Дворяне дружно подтягивали.

Самое веселье случилось около полуночи. Взмыленный Гай прибежал от ворот Тауэра, куда его позвала стража, и сообщил, что Бертран Ланкастерский утвердил свою власть в Дувре. Привезли это известие лорд Вустер и младший де Монфор, освобождённые Ланкастером из городского замка, куда их бросили после побега архиепископа из Дуврской гавани. Оба рыцаря ещё не оправились от ран, полученных при захвате «Блаженной Иоленты», но от радушного приглашения Годфри, до завтрашнего утра позабывшего о положенных по чину святости и благочестии, посидеть вместе со всеми не отказались. Монфор, правда, углядев за пиршественным столом некоего норманна и рыжего оруженосца, косился подозрительно – история со стрельбой в гавани, видимо, запала ему в душу.

– И чего он пялится? – ворчал Гунтер, лениво обгрызая баранью лопатку. – Мы их всех спасли, а они недовольны. Слушай, Мишель, можно Монфора на поединок вызвать?

– Похоже, ты становишься нормальным дворянином, – удовлетворённо заметил сэр Мишель. – Вот, уже хочешь драться… Только не умеешь. Но это дело поправимое.

– Пошёл к дья… Тьфу! Иди куда хочешь, словом, – нахмурился германец. – Лучше скажи, чего теперь делать будем? Все наши поручения вроде исполнены, принц остался жив, Годфри тоже, теперь в королевстве воцарится тишь да благодать… За исмаилита надо будет сказать спасибо Мерлину. Кстати…

Видя, что нравы царят вокруг самые свободные, Гунтер поднялся, взял тарелку с жареными рябчиками, обогнул стол и торжественно поставил блюдо перед спящим возле возвышения, где сидели принц и архиепископ, волкодавом. Мерлин открыл один глаз, брезгливо осмотрел подношение и снова отключился.

– Мерзкая ты тварь, – вздохнул Гунтер. – Мало того, что людей жрёшь без зазрения, так ещё и у посторонних еду не берёшь?

Волкодав согласно рыкнул, потом же, передумав, не раскрывая глаз потянулся к тарелке, подцепил длинным розовым языком прожаренную на вертеле птичку, и, не жуя, проглотил.

Действо перед столом заинтересовало Годфри, только что окончившего несколько фривольную балладу сочинённую лично королём. Архиепископ окликнул Гунтера:

– Господин де Райхерт, что это вы там делаете?

– Пытаюсь подружиться с собачкой, – ответил оруженосец и почтительно добавил: – …ваше святейшество.

– Вы будете мне нужны утром, сударь, – сказал Годфри. – Проследите, чтобы Мишель не проспал. Около полудня мне необходимо выехать в Кентербери на совет епископов, а раньше мне нужно поговорить с вами. И принцу тоже.

Джон размашисто кивнул и, критически осмотрев поднос с рябчиками, заявил:

– Вы Мерлина не закармливайте, он и так едва ходит… Жрёт, подлец, много и спит всё время. Настоящий ирландец…

Ночь прошла относительно спокойно. Ни привидения, водившиеся в замке, ни домовые спящих не побеспокоили. Один раз, правда, под окном кто-то жутко завыл, но сэр Мишель, почти не просыпаясь, коротко бросил встревожившемуся Гунтеру – «Это баньши веселятся, ничего опасного» – запустил в распахнутое окно подушкой и, когда вой стих, завалился обратно на постель.

Наевшиеся до тошноты сэр Мишель и германец отлично выспались на королевской постели, а, когда рассвело, Гунтер с превеликим трудом сумел растолкать брыкавшегося и угрожавшего расправой рыцаря, совершенно не желавшего вставать. Меры оруженосцем были приняты самые решительные – половина таза с водой, оставленной для мытья, была вылита норманну на голову, вторая же была расплёскана в процессе последовавшей потасовки. Оба сэра – и настоящий, и вывалившийся из будущего другой Вселенной – добротно вымокли, вытираться же пришлось простынёй, снятой с кровати короля Генриха.

Явившийся за гостями Гисборн, невыспавшийся и угрюмый, недовольно оглядел разворошённую спальню но только рукой махнул.

– Идёмте к архиепископу…

Годфри поджидал старого знакомца и оруженосца не один, а вместе с Джоном и неизменным волкодавом. Объяснения, зачем высоким особам потребовалось видеть сэра Мишеля, не замедлили состояться.

– Доброе утро, шевалье, – Годфри покосился на непросохшие волосы рыцаря и его мокрую одежду. – Давайте, садитесь. Мишель, ты знаешь, что у меня есть основания тебе доверять. Так вот, помнится, ты рассказывал, будто поступил на службу к бейлифу Аржантана?

– Да, милорд, – кивнул норманн. – Надо бы возвращаться в Нормандию, ведь всё кончилось хорошо…

– Отлично, – сказал архиепископ. – Я предлагаю пойти на службу ко мне и его высочеству принцу.

Джон, уподобясь Мерлину, задремал в кресле. Веселье, после того, как сэр Мишель и Гунтер отправились спать, продолжалось долго, почти до рассвета. Годфри, мельком глянув на начавшего похрапывать Джона, взял со стола свёрнутые трубками пергаменты и протянул их Фармеру.

– Мишель, посмотри внимательно. Это письма Гвидо, обращённые к Джону, Элеоноре и бывшему канцлеру. Везде одно и то же – непонятный заговор в Святой Земле. Кто-то ставит целью сорвать поход христианских королей против Саладина…

– Мы знаем, – нагнул голову рыцарь. – Сэр Аллейн д'Эмери всё рассказал ещё в Аржантане. Некий христианский князь…

– Да, – подтвердил Годфри. – Мы не знаем – кто. Подозревать можно любого – графов Раймунда и Конрада, правителя Эдессы, наследников Иерусалимского короля, внезапно ожившего Рено де Шатильона… Не исключено, что к заговору приложил руку кесарь Византии Андроник. Совершенно непонятная история. Я вам предлагаю следующее: во-первых, немедленно поезжайте в Нормандию, доложите всё господину бейлифу и закончите службу у него. Во-вторых, вам предстоит отправится в королевство Сицилийское, к королю Ричарду с личными посланиями от меня и принца Джона. Расскажете королю обо всём случившемся за последние дни и снова предостережёте от опасности, грозящей с востока… Христианин, связавшийся с сектой исмаилитов, не остановится после первого поражения и от такого человека можно ожидать всего. Кстати, – архиепископ указал глазами на Гая, – шевалье Гисборн поедет с вами. Принц уступил его настойчивым просьбам отпустить из Англии в Святую Землю, а вам лишний меч в дороге не помешает. Вместо него гвардейской охраной Тауэра будет командовать сэр Понтий из Ломбардии. Согласны?