Текст книги "Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"
Автор книги: Андрей Мартьянов
Соавторы: Марина Кижина
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 82 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]
Гунтер так увлёкся изучением зала, что не заметил, как на лестнице, ведущей вдоль стены на второй этаж, показался высокий широкоплечий человек в кожаной проклёпанной безрукавке, надетой поверх полотняной рубахи, крашеной луковым отваром, потёртых кожаных штанах, таких же, как у сэра Мишеля, и высоких сапогах до колен. Собаки с лаем кинулись к нему, покружились у ног, затем кубарем скатились с лестницы и завертелись возле сэра Мишеля, будто говоря: «Смотри, кто пришёл!»
Спустившись на несколько ступенек и увидев ожидавшую у широких скамеек троицу, он остановился и упёр кулаки в широкий пояс, туго охватывающий его могучий торс.
– Ну? – коротко обронил он, глядя из-под чёрных бровей на сэра Мишеля
– Явился… – снова заговорил барон Александр и медленно потёр тыльной стороной ладони тёмную густую бороду. – Учти, денег не дам. Эй, а где ты потерял меч?
От удивления при виде нежданно-негаданно заявившегося сыночка барон забыл поздороваться со святым отцом и не заметил скромно стоявшего позади всех Гунтера.
«Да-а, плохо дело, – тоскливо подумал германец, с уважением оглядывая внушительную фигуру хозяина замка – он был не только сильным и высокорослым, а просто большим, – встречаются люди, которые выглядят гораздо более крупными, нежели все прочие. – Сейчас он возьмёт да вышвырнет Мишеля без лишних разговоров, и меня в придачу…»
Наконец, отец Колумбан решил вмешаться, как и обещал, прошёл к лестнице и, приняв запоздалые приветствия, тихо проговорил:
– Сын мой, позволь мне перемолвиться с тобой парой слов наедине.
– Хорошо, – после некоторого раздумья согласился барон Александр, бросив на Мишеля тяжёлый взгляд. Пропустив отца Колумбана вперёд, он поднялся вслед за ним наверх. Заскрипели потолочные доски, и стукнула дверь.
Некоторое время сэр Мишель и Гунтер молча стояли посреди зала, в окружении вальяжно расположившихся на полу собак, потом Гунтер осторожно спросил:
– Думаешь, у него получится?
– Наверное, получится. Святой Колумбан его уговорит, – самоуверенно сказал сэр Мишель и опустился на скамью. Гунтер вздохнул, отошёл к стене и принялся разглядывать гобелены, пытаясь угадать, что же на них было вышито изначально. Обойдя по периметру весь зал, он посмотрел на часы – прошло уже полчаса, с тех пор как барон Александр удалился с отшельником.
Между тем, в зале шли приготовления к обеденной трапезе. Сновали слуги, вежливо, но с некотором холодцом кланялись сэру Мишелю, мигом принявшему до отвращения спесивый вид. Стол протёрли влажной тряпкой, поставили глиняные кувшины с вином, серебряные кубки, широкие блюда со стёртой чеканкой, круглые караваи хлеба.
«Если так дальше будет продолжаться, – подумал Гунтер, с ужасом ожидая выноса жаркого, – то я скончаюсь тут в муках голода… Ну, сколько можно…»
Наконец, наверху вновь хлопнула дверь, проскрипели доски и на верхней ступени всхода возник улыбающийся отец Колумбан. Сэр Мишель вскочил и, увидев его сияющую физиономию, вопросительно поднял брови.
– Подойди сюда, дитя моё! – возгласил отшельник таким радостным голосом, что слуги недоумённо обернулись. – Господин барон желает говорить с тобой.
На нетвёрдых ногах сэр Мишель поплёлся к лестнице. Когда он проходил мимо Гунтера, тот с ехидцей шепнул рыцарю:
– Бить будет…
Прошло ещё минут двадцать, за это время отец Колумбан, приметив, что Гунтер едва не валится без сознания, прогулялся на кухню и, притащив ему блюдо с копчёным мясом, усадил за главный стол, слева от хозяйских кресел. Осмелевший от дружеской заботы святого отшельника германец, ни у кого не спросив, выбил затычку из первого же кувшина с вином и до краёв наполнил кубок, до которого сумел дотянуться.
– Надеюсь, барон не убьёт своё дитя? – с набитым ртом осведомился Гунтер у отшельника.
– Ешь-ешь, не отвлекайся, – поморщился пустынник. – Ничего с твоим Мишелем не сделается. Покричат друг на друга, потом младший начнёт хвастаться своими липовыми подвигами, а барон станет жаловаться на неустроенность хозяйства. Эта мистерия знакома мне до отвращения, честно признаться. Второй год наблюдаю.
Гунтер, опростав сосуд, налил по новой, позабыв предложить вина отцу Колумбану. Да тот, впрочем, и не настаивал. Вино, между прочим, было молодым, оттого кислым да вдобавок отдавало корицей.
– Хорошо быть святым, – вздохнул германец, опьяневший мгновенно – длительное воздержание от хорошей пищи давало себя знать. – Любого барона уломать можно. Вы, патер, часом, не пробовали королей… тем же манером?
Отец Колумбан снисходительно улыбнулся, глядя на мечтательно уставившегося в потолок Гунтера, чьи глаза уже не могли толком остановиться на одной точке, и спокойным тоном произнёс:
– Так на то мы, святые, и нужны. В сущности, какой я святой? Так, скрипим помаленьку… А у тебя время будет – заходи, есть что обсудить.
– Зайду, – пьяно буркнул Гунтер, размашисто кивнув.
Набив желудок до отказа и осушив второй кубок (каждый не менее полулитра, как показалось), германец начал было задрёмывать, совершенно позабыв, где находится, кто здесь хозяин и что сталось с его собственным рыцарем. Тогда-то за спиной послышались тяжёлые шаги барона Александра. Чуть позади шёл сэр Мишель, утирая нос, как обычно, рукавом снизу вверх.
Гунтер обернулся, резко вскочил, едва не повалившись на спину, но его опять-таки не заметили. Лишь отец Колумбан, ударив ладонью по плечу, безмолвно приказал сидеть и не рыпаться.
Барон Александр остановился возле своего кресла, обернулся на сэра Мишеля, помолчал немного, оглядывая сына с ног до головы слегка насмешливо – дескать, свинья свиньёй, а не баронский отпрыск – и, наконец, произнёс:
– Ступай омойся. В бочке. Как следует. И переодеться не забудь, а то несёт от тебя, как от козла… Раньше за стол не сядешь. Отец Колумбан, налейте-ка себе и мне вина.
Глава шестая
Сэры на отдыхе
Сэр Мишель развернулся на каблуках и едва не в припрыжку выбежал из башни, сразу же направившись к кухне.
– Воду грейте! Я мыться буду! – закричал он прямо с порога. Один из слуг, удерживающий на руке огромное серебряное блюдо с зеленью, пробираясь к выходу, вздрогнул от неожиданности, посудина накренилась, и всё, что на ней было высыпалось на земляной пол.
– Ах, ты… ваша, чёрт возьми, милость! – вскричал слуга и в сердцах швырнул блюдо на пол. – Нельзя ж так врываться-то!
– Прости, Робер! Я сейчас всё соберу! – сэр Мишель опустился на колени и стал усердно ползать по полу, хватая испачканные в грязи зелёные веточки кинзы и укропа, причём больше топтал, нежели клал на блюдо.
– Подите, подите отсюда, сударь! – Робер бесцеремонно отстранил баронета и, кряхтя, нагнулся, бережно подбирая любимое угощение барона Александра. – Мы, сударь, сами уж справимся, а то вы, чего доброго, заново бед натворите!
Пожав плечами, сэр Мишель, слегка сконфуженный, вышел из кухни во двор. Ну вот, как всегда, не успел дома появиться, и мигом напакостил. И ведь не нарочно, Бог видит! Просто так получается…
В ожидании, пока согреют воду в котле да выкатят бочку, в которой хозяева обычно купались в тёплое время года прямо во дворе, сэр Мишель присел возле порога кухни на траву, прислонился спиной к тёплой, выбеленной солнцем деревянной стене и начал вспоминать разговор с отцом, рассеянно следя за бродившими перед кухней курами. Несколько мохнатых дворовых собак моментально подбежали к нему, стали тыкаться носами в ладони и подпрыгивать, норовя лизнуть в губы. Возившиеся неподалёку в пыли детишки в замызганных рубашонках, вскочили было, приготовившись к бегству, но, видя, что господин не обращает на них внимание, остались стоять, глядя на него во все глаза, полураскрыв перепачканные соком каких-то ягод рты.
Собственно, разговора-то особого и не было. Батюшка с наигранной тоской выслушал несколько историй о чудесных приключениях сэра Мишеля, поименовал сыночка «олухом», обречённо махнул рукой и сказал:
– Пойдём обедать, наследничек. Честное слово, тебе давно пора заняться делом. Все люди как люди… И вообще, кажется, ты уже полгода собираешься поехать в Марсель, к Ричарду!
– А я и поеду, – быстро кивнул Фармер-младший. – Вот передохну денька два – и поеду.
– Денег всё равно не проси, – угрюмо проворчал барон. – Одно разорение с тобой! А ещё и оруженосца завёл… Нахлебники.
– В животе бурчит, – напомнил сэр Мишель. – Мы уже закончили ругаться?
– Иди вниз, – вздохнул монсеньёр Александр. – Глаза бы мои тебя не видели.
* * *
Крупный шмат слежавшейся, прокисшей каши пролетел мимо уха сэра Мишеля и шлёпнулся неподалёку. Распустив крылья и неистово толкаясь, куры принялись было клевать белёсую лепёшку, но их немедленно разогнали собаки и мигом уничтожили кашу, даже не успев подраться. Птицам осталось лишь доклёвывать отдельные разваренные крупинки.
– Ой! – хихикнул женский голосок. – Чуток в вас, сударь, не попала!
Сэр Мишель обернулся. На пороге с глиняным горшком в руке, откуда и вылетела каша, стояла девушка. Молодой Фармер хорошо знал всех прислужниц в замке, некоторых в лицо, большинство – поближе, но эту видел впервые. Она была примерно его возраста, худенькая, невысокая с маленьким личиком в обрамлении светло-пепельных волос, заплетённых в две косы. Красивой её не назовёшь, но было что-то симпатичное и милое в тонком носике с лёгкой горбинкой, серых узковатых глазах, маленьких губках, остром подбородке. Она немного напоминала мышку, и сэр Мишель так и спросил её:
– Как тебя зовут, мышонок?
– Хотите – зовите так, я не обижусь, – лукаво улыбнулась девица. – А вообще, меня зовут Иветта.
– Ты ведь недавно в замке Фармер, правда? – сэр Мишель без труда завязывал беседы с девушками, разговаривал с ними, конечно, вовсе не как со светскими дамами, но и не пренебрежительно, нарочно указывая на низкое происхождение. Девичьи сердца быстро таяли от такого обхождения, это тебе не деревенский парень – облапает да на сеновал, и позволения не спросит – тут всё по благородному, красиво, ровно в балладах. А какой девушке не захочется хоть на одну ночь ощутить себя баронессой?
– Да, – облокотившись о дверной косяк, Иветта прищурилась и посмотрела в небо, где в недосягаемой выси кружили стрижи, похожие на тоненькие крестики. – Сестра моя приболела, дома лежит – встать не может. Вот меня вместо неё и взяли, при кухне помогать.
Сэр Мишель ещё раз всмотрелся в её скуластое загорелое лицо, освещённое клонящимся к западу солнцем. В самом деле, оно показалось немного знакомым.
– А сестру твою как звали?
Иветта опустила голову, накрутила на указательный палец кончик косы, искоса глянула на сэра Мишеля и ответила:
– Гретой звали.
Сэр Мишель на мгновение задумался и вспомнил белокурую служаночку, тоже чем-то напоминавшую мышку или другого подобного зверька. Хм, нетрудно догадаться, чем, вернее, кем больна весёлая хохотушка Грета… А Иветта и вправду похожа на неё.
Сэр Мишель помолчал немного, придумывая, как бы поосторожнее прояснить у этой самой Иветты её отношение к скучающим рыцарям и воззрение на церковные запреты. Совершенно неожиданно она сама сделала шаг навстречу:
– Хотите, я помогу вам мыться? – чуть наклонившись, спросила она. – Спинку потру…
– Ты и вправду этого хочешь? – молодой рыцарь поднял голову, и их лица оказались близко друг к другу.
«А она миленькая, ничуть не дурнее сестрёнки…» – промелькнула довольная мыслишка. И будто прочитав её, Иветта улыбнулась, показав ровный ряд мелких зубок, и тихо проговорила, обдав сэра Мишеля свежим лёгким дыханием:
– А чем я хуже Греты?
Хихикнув, она взмахнула косами и упорхнула в кухню, помогать стряпухе Сванхильд. Сэр Мишель заглянул туда ей вслед и ухмыльнулся было, но сразу одёрнул себя:
«Так, а мы опять за старое! И кто же это такой разнесчастный только что клялся папе, каким он будет хорошим-расхорошим, тихим-претихим… Эх, безнадёжный ты человек, благородный сэр Мишель де Фармер!.. А впрочем… человек же всё-таки, а не дерево. Можно подумать, что по замку только мои детки незаконные бродят, а барон Александр монахом праведным заделался!.. Как бы не так! Взять того же Эрика, мерзавца эдакого – даже поздороваться не удосужился, а ещё соко-о-льничий! Подумаешь!..»
Оправдав себя таким образом в собственных глазах, сэр Мишель умиротворённо уставился в небеса.
* * *
Когда отец Колумбан решительным ударом по плечу усадил начинающего трезветь Гунтера на место, а барон Александр опустился в своё кресло, германец подумал, что всё-таки ему лучше ретироваться. Только прилично ли вставать из-за стола, если хозяин вовсе и не начинал трапезу? Честно говоря, и нажираться-то до его прихода не следовало – так германец и дома у себя не поступал: раз пришёл в гости, то за стол садишься, когда пригласят… Но отец Колумбан сам принёс ему еды, значит можно… Чёрт знает эти дурацкие средневековые обычаи!..
Гунтер решил просто сидеть на месте и ждать, что будет. Отец Колумбан уходить пока не собирался, и это придавало уверенности.
– Садитесь, святой отец, за стол и разделите со мной скромную трапезу, – барон Александр жестом пригласил отшельника сесть рядом с ним.
На лестнице раздался дробный топоток и к барону подбежал мальчик лет пяти, миниатюрная копия отца, только глаза у него были такие же, как у сэра Мишеля – серо-голубые. Он по-свойски вскарабкался к барону на колени и уселся, свесив ноги и с интересом уставившись на Гунтера.
«Сейчас задаст дурацкий вопрос, – подумал тот. – Папа, а почему у дяди штаны неправильные?.. Тьфу! Терпеть не могу балованных любимчиков!»
Но мальчишка просто глазел на него с лёгкой надменностью и молчал.
– Благодарю тебя, сын мой, признаться, я успел проголодаться, пока провожал Мишеля. Кстати, ты не считаешь, что старший сын изменился в лучшую сторону, опыта поднабрался? – ответил отец Колумбан и, улыбнувшись мальчику, добавил: – А как поживает маленький Эдмунд?
– Изменился? – коротко рассмеялся барон, пропустив мимо ушей последний вопрос. – Как же, изменится он… Посидит месяцок-другой, помается и снова пустится во все тяжкие…
– Это всё оттого, что дела себе придумать не может, – серьёзно сказал отец Колумбан. – Добился рыцарского сана и, кроме поединков да попоек, ни на что больше ума не хватает. А ты позаботься, придумай ему занятие достойное. Хоть в поход, вместе с королём Ричардом отправить. Или на вассальную службу к графу Анжуйскому…
– Можно подумать, Мишель будет этим делом заниматься, какое бы достойное оно ни было. У него же ровно кинжал в заднице – на месте усидеть не может… Ох, не знаю, право, святой отец, что делать! Наследства лишить, а титул передать Хьюго? – барон в раздумье побарабанил пальцами по столу и решительно ссадил младшего сына с колен, который в ответ на это действие недовольно занудил. Во время беседы с отцом Колумбаном взгляд барона пару раз остановился на Гунтере, сидевшим тише воды, ниже травы, с лёгким недоумением скользнул по одежде.
К тому времени, подошла дочь барона со средним братом. Девочке было около тринадцати лет, и она понемногу начинала превращаться в очаровательную девушку – под простым серым платьем уже угадывалась маленькая девичья грудь, белокурые локоны были уложены как у взрослой женщины, а заметив на себе взгляд Гунтера, она слегка зарделась и опустила веки с длинными пушистыми ресницами. Сопровождавший её средний сын барона Александра ничем особенным не выделялся – он был и вправду каким-то «средним», волосы не тёмные, как у отца, но и не светлые, как у сестры и старшего брата, глаза неопределённого цвета, внешностью похож одинаково на обоих родителей. Подойдя к папе и поцеловав ему руку, а так же приветствовав отца Колумбана, оба отпрыска сели на свои места.
– Да ведь Мишель совсем не мальчик. Много попутешествовал, разных людей видел… – вновь заговорил отшельник, стараясь, чтобы барон особо не сосредоточивал внимание на германце, но мигом пожалел о сказанном – нельзя всё-таки два дела одновременно вершить: и Гунтера прикрывать, и Мишеля оправдывать.
– Путешествовал?! – барон Александр метнул на святого отца язвительный взгляд. – А ума у него хватило, между прочим, лишь на то, чтобы всех девок в замке… того… обрюхатить! – он вовремя вспомнил, что рядом находится подрастающая дочь и с грохотом опустил кулак на стол и замолчал.
Отец Колумбан, обрадовавшись, что неприятный разговор окончился, встал, сложил руки и стал читать латинскую молитву. Гунтеру ничего не оставалось делать, как последовать его примеру, хотя Богом посланная пища была им давно уничтожена безо всяких благодарностей.
Окончив молитву, отец Колумбан и хозяин замка сели, стоящий позади кресла барона слуга наполнил им кубки, положил на тарелки по куску баранины, и только тогда все остальные тоже приступили к трапезе.
Отец Колумбан наклонился к Гунтеру и шепнул ему на ухо:
– А ты бери ещё мяса, ешь, не бойся!
Тот в свою очередь приблизил губы к уху отшельника и прошептал:
– Мне бы одежду поскорее сменить. А то смотрят… Да и барон на меня внимания не обращает. Что, так положено?
– Ему не до тебя, – ответствовал святой отец. – Если спросят, кто ты, говори – оруженосец Мишеля, этого будет вполне достаточно. А одежду мы тебе разом справим.
Отец Колумбан подозвал прислужницу, уносившую пустые сосуды из-под вина, сказал ей пару слов, та окинула Гунтера насмешливым взглядом, кивнула и ушла. Германец, вяло отщипывая кусочки сочной дичи и медленно пережёвывая, напряжённо ждал, когда же папа Мишеля соизволит обратиться к нему. И дождался.
– А, ты юноша, кто будешь? – сказал барон Александр, вытирая жирные пальцы о шкуру вертевшихся подле стола гончих, и оглядывая Гунтера.
Гунтер едва не поперхнулся, прокашлялся и ответил:
– Я оруженосец сэра Мишеля.
– А откуда родом? – барон явно намекал на странный костюм.
– Из Германии, – коротко ответил Гунтер.
– А-а, – протянул барон де Фармер. – Понятно. Ну-ну… Моя покойная жена была немкой.
На этом, к великому счастью Гунтера, интерес бородатого феодала к оруженосцу сына иссяк. Барон ещё немного посидел, задумчиво потягивая вино из серебряного кубка, потом побросал собакам кости и поднялся с кресла. Трапеза была окончена, встали и все остальные.
– Оставьте Мишелю вина и мяса. Вина поменьше. – сквозь зевок, проговорил барон и отправился к себе наверх. Эдмунд увязался за ним, то и дело повисая на отцовской руке и суча ногами от восторга, а брат с сестрой подошли к отцу Колумбану и принялись что-то рассказывать ему.
– Пожалуйте, сударь! – рядом с Гунтером возникла служанка, держа в руках свёрток с одеждой. Германец приподнял край сукна, в который его новое облачение было завёрнуто, углядел добротные кожаные штаны, красновато-коричневую рубаху, похожую на ту, что носил барон и замшевую безрукавку. Ну, что ж, одели просто, без вульгарной роскоши, но вроде как благородного. Вполне приемлемо. Особо если сравнить с рубищем сэра Мишеля.
– Спасибо, детка, – сказал Гунтер. Служанка хихикнула, жеманно пожала плечиками и, захватив несколько блюд, отправилась на кухню, не забыв по дороге пару раз оглянуться на германца и ответить ухмылочкой на его дружеское подмигивание. Забавные здесь девицы, однако!
Отец Колумбан, отпустив детей с благословением, которые приняли его, преклонив колени, обратился к Гунтеру:
– Ну, что, доволен?
– Разумеется, – ответил германец. – Теперь бы вздремнуть где-нибудь…
Отец Колумбан задумчиво потеребил бороду, пожевал губами и решительно хлопнул ладонью по столу.
– Вот что, дорогой мой. Отправляйся-ка ты со мной, в мою лесную келью. Там ты и вздремнёшь спокойно, а когда выспишься, я с удовольствием исповедаю тебя. Согласен?
Действительно, сейчас в замке Фармер Гунтеру делать было нечего – сэр Мишель будет заниматься тем же, чем и он, а именно – есть да спать. Да и мелькать перед бароном лишний раз не следует, пока его не представят как должно. Так что вполне можно принять предложение отшельника и отправиться к нему.
– Что ж, я не против, – ответил Гунтер. – А далеко идти?
– Да нет, не слишком – около полулиги. Ты подожди меня здесь, я только зайду к барону Александру, попрощаюсь.
Отец Колумбан ушёл, а Гунтер задумался. «Пожалуй, столько я не пройду в таком состоянии. Не-ет, лучше уж здесь остаться, чем где-нибудь в лесу под дубом завалиться…»
Отшельник вернулся довольно быстро, и Гунтер сказал ему:
– Знаете, святой отец, я всё-таки останусь здесь. Идти с вами у меня просто сил нет, да и мы с сэром Мишелем вроде как вместе собирались к вам пойти. Отоспимся, отдохнём да и навестим вас.
– Как знаешь, – пожал плечами отец Колумбан. – Я покажу тебе, где тут сеновал, и там тебе никто мешать не будет. Лучше чем в духоте, в башне.
Они с Гунтером, державшим под мышкой свёрток с одеждой, вышли во двор. Там они узрели весьма любопытную картинку, при виде которой Гунтер причмокнул со знанием дела и расплылся в улыбке, а отец Колумбан тихо выругался.
Посреди двора в огромной бочке с разбавленным кипятком, в клубах пара, плескался сэр Мишель, а рядом прыгала та самая красотка, что принесла Гунтеру свёрток. Вокруг бочки носилась орава визжащих ребятишек и пискляво тявкающих разномастных собак. Девица поливала сэра Мишеля горячей водой, черпая медным ковшом из деревянной кадки, стоявшей рядом с бочкой, и пыталась тереть пучком какой-то травы, а тот уворачивался, погружался с головой и бурно выныривал, брызгая водой во все стороны и норовя ухватить Иветту за косу. При этом оба отчаянно хохотали, заражая весь двор своим неподдельным весельем.
– Как мало надо человеку для счастья, а, отец Колумбан? – сказал Гунтер, но святой отшельник только головой покачал и сердито махнул рукой, пробурчав в бороду что-то насчёт правоты барона Александра в отношении полной неисправимости Мишеля. Ухватив за рукав Гунтера, который уже начал подумывать, не присоединиться ли ему ко счастливой парочке, отец Колумбан направился к воротам.
Сэр Мишель заметил их и крикнул вслед:
– Святой отец, вы уже уходите? А ты, Джонни, куда направился?
Отец Колумбан обернулся и, скрывая в бороде улыбку, сварливо проговорил:
– Да, я ухожу, грехи твои замаливать, несчастный!
– Не соизволит ли благородный сэр отпустить своего верного оруженосца, чтобы он смог дать отдых своим усталым ногам? – Гунтеру и самому понравилась сочинённая им куртуазная фраза. Сэр Мишель в долгу не остался:
– Соизволит, а как же, сэр рыцарь, поди, не изверг какой. Видишь вон тот сарай? Там и устраивайся. Только не забудь разбудить меня, мы же собирались…
Он не смог договорить, потому что Иветта, положив руку на его мокрую голову, насильно окунула в воду, добавив вполголоса:
– Если только я тебя отпущу…
Когда сэру Мишелю удалось вынырнуть, и он как следует отфыркался от воды, залившей нос, отец Колумбан уже скрылся за воротами, а Гунтер, посмеиваясь, шёл нетвёрдой походкой к сеновалу.
– Ну, всё, хватит, я уже чистый, – сказал сэр Мишель, встряхивая мокрые волосы. – Неси одежду, да поскорее, а то я с голоду помру. Интересно, мне там хоть немного оставили?..
* * *
Замок Фармер спал. Во дворе изредка взлаивал сторожевой пёс, потрескивала смола в факелах, освещавших коридоры между покоями, и ничто больше не нарушало сонную тишину.
Сэр Мишель осторожно отворил дверь и выбрался в коридор. Эх, будто бы и не было полутора лет бесцельных странствий по всей стране в поисках рыцарского сана, мытарств на глупой войне и прочих приключений – вот он опять крадётся по коридору, чтобы привычным путём добраться до сеновала или вообще уйти из дому в деревню. Приятно, когда повторяется что-то хорошее.
Спустившись в обеденный зал, он беспрепятственно прошёл мимо гончих, развалившихся в сене. Они, узнав хозяина, только приоткрыли глаза и постучали хвостами по утоптанному земляному полу.
Теперь нужно было войти в небольшую боковую дверь, ведущую в кухню, так как вход в башню закрывался на ночь и греметь засовами в ночной тишине совершенно не хотелось. В кухне царил красноватый полумрак, исходящий от не успевших ещё остыть угольев в огромном очаге, густо пахло горелым жиром. На лавках вдоль стены храпели несколько слуг – они должны были встать до света, с первыми петухами, разогреть как следует очаг и приготовить кухню к приходу повара. Сэр Мишель, пробираясь мимо них, конечно же задел какую-то посудину, она со звоном упала на пол, и сэр рыцарь, похолодев от ужаса, присел, затаив дыхание. Никто не проснулся, и рыцарь, наконец, оказался во дворе.
– Долго же вы спите, сударь, – прохладные пальчики ухватили сэра Мишеля за руку. Иветта поджидала баронета возле кухни.
Ночь была тёплой и безоблачной. Серебряный хлебец растущей луны освещал призрачным белёсым светом пустой, непривычно тихий двор. На бархатно-тёмном небе светилось множество звёзд – россыпь жемчужин, вшитых в чёрное платье, широким шлейфом застлавшее небесный свод. Лёгкий ветерок шевелил волосы сэра Мишеля, ставшие после мытья пушистыми и сильно вьющимися, приподнимал расплетённые косы девушки. Некоторое время они просто постояли рядом, вдыхая свежий ночной воздух, потом сэр Мишель шёпотом произнёс:
– Не изволит ли прекрасная госпожа прогуляться со мной вон до того сарая?
Иветта тоненько засмеялась, кокетливо пожала плечами и ответила:
– Изволит, о благородный сэр рыцарь!
Сэр Мишель картинно склонил перед ней голову, обнял за талию, и они чинно прошествовали к сеновалу. Взобравшись по приставленной к стене лестнице, они влезли в окно и прыгнули в душистый стог.
Уютно устроившись в сене, сэр Мишель, перебирая шелковистые волосы Иветты, лежавшей на его коленях, и вдыхая едва уловимый травяной запах, исходящий от волнистых прядей, спросил:
– Чем же больна твоя сестрица?
Иветта хитренько сощурилась и елейным голоском проворковала:
– А вы и вовсе не догадываетесь?
– Догадываюсь… – точно так же прищурив глаза, передразнил её сэр Мишель. – А ты похожа на Грету…
Иветта капризно надула губки:
– Все говорят, что она красавица, а я – дурнушка.
– Кто это все? – поинтересовался сэр Мишель.
– Ну, в деревне…
– Много они понимают, эти твои «в деревне» в женской красоте! – фыркнул сэр Мишель. – По мне, так ты очень даже миленькая.
– Правда? – Иветта улыбнулась, и в лунном свете мягко блеснули её ровные зубки. – Я вам нравлюсь?
Сэр Мишель засмеялся и обнял девушку за плечи:
– Конечно, а ты как думала?
Иветта подняла узкую руку, пощекотала сэра Мишеля по щеке, потом пальцы её коснулись кружевного воротника чистой льняной рубашки, и быстро скользнули в разрез. Рыцарь, почувствовав знакомое сладкое томление и приятную лёгкую дрожь, пробежавшую по телу, наклонился, притронулся губами к нежной коже шеи, провёл ими по подбородку и добрался до подрагивающих губ девушки. Рука сэра Мишеля, тем временем, распустила шнурок, стягивающий платье на груди Иветты, и пробралась в тёплое бархатистое гнёздышко.
– Знаешь, ты у меня первый, – прошептала Иветта, отклонив голову в сторону и морщась от щекочущих лицо волос сэра Мишеля.
– Да ну? Никогда бы не подумал, – ответил тот. – Ты ведёшь себя как опытная женщина.
– Это сестра меня научила. Она мне столько рассказывала о вас, – пьянея от ласк, Иветта не замечала, как обращается к сэру Мишелю то, как к господину, то как к близкому другу. – И я решила проверить её слова…
– Это ты правильно решила, – сэр Мишель стянул с себя рубашку, отбросил её в сторону, а затем приспустил платье с плеч Иветты, обнажив маленькую аккуратную грудь. Девушка обвила руками его шею и притянула к себе. Губы их сомкнулись в куда более крепком и жарком поцелуе, чем первый, а руки порывисто освобождали тела от одежды…
… Гунтеру снился странный сон – он лежит на лесной поляне, а по лицу прыгают птицы, ползают какие-то насекомые, щекочутся крыльями бабочки. Он отмахивается от тварей обеими руками, но те и не собираются отставать от него. Наконец, он проснулся, резко вскочил. Сквозь щели в досках просачивался серебристый лунный свет, а сверху сыпалась соломенная труха, сухие травинки и прочий колючий мусор, который во сне обратился в птиц и насекомых. Стряхнув с головы былинки, Гунтер прислушался. Со второго этажа сарая доносился приглушённый женский смех, какая-то возня, шуршание сена, словом, била ключом ночная жизнь влюблённой парочки.
«Интересно, уж не мой ли рыцарь, изголодавшийся по женской ласке, веселится там? У них тут, кажется, служанки благородным не должны отказывать…»
Гунтер недовольно посмотрел на дощатый потолок, и тут же глаза ему запорошило летевшей сверху пылью. Веселье на чердаке сеновала явно достигло апогея.
– Эй, вы что там с ума посходили? – возмущённо воззвал германец, протирая слезящийся глаз.
Наверху на мгновение стало тихо, потом послышался девичий смешок и короткое ругательство. Гунтер без труда узнал голос сэра Мишеля.
– Послушайте, если уж так необходимо визжать и устраивать форменное землетрясение, то катитесь в поле и не мешайте спать уставшему оруженосцу! – Гунтер, наконец, протёр глаз, соринку смыло слезой. Со второго этажа донеслись слова рыцаря:
– В поле холодно. Ночи-то студёные! И вообще, стало скучно – присоединяйся. Грета, тьфу, Иветта, ты не против?
– Полезайте, полезайте, сударь! – послышался звонкий смеющийся голосок норманнской красавицы.
– Вот ведь ненормальные, – пробурчал Гунтер под нос. – Чёрт побери, где я нахожусь? В чопорном и чинном средневековье, или парижском борделе прошлого… будущего… в общем девятнадцатого века? Вот интересно, а неприличные болезни здесь бывают? И как от них лечатся?..
Ещё чуток повозившись, буйная парочка притихла, и Гунтер, отвернувшись к стене и накрывшись сукном, в которое была завёрнута его новая одежда, начал засыпать. На грани между дремотой и глубоким забытьём ему приснился интересный сон. Его собственный самолёт, дракон Люфтваффе, с утробным рычанием забрался на английский «Харрикейн», причём последний был конкретно самкой. Покусывая подругу за загривок, Люфтваффе производил соответствующие данной позе движения, а та неистово вращала пропеллером и сладострастно подрагивала элеронами. Бред какой-то. Кто ж народится с такого-то союза? Русский У-2, не иначе…
…Сэр Мишель, утопая в сене, лежал на спине в бесхитростном костюме Адама, к вспотевшей груди и бокам налипли травинки. Оба порядком подустали от длительной любовной игры, причём сэр Мишель не переставал удивляться искушённости юной девы. Поначалу он не поверил ей на предмет целомудрия, но очень скоро убедился сам в её правоте. Поняв, что Иветта не обманула, он, имея опыт в подобных вещах, действовал так осторожно, что девушка почти не почувствовала боли и только немного морщилась поначалу. А потом она вошла во вкус да вдобавок вспомнила уроки сестрицы, потому что кое-что из её придумок было знакомо сэру Мишелю.