Текст книги "Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

Автор книги: Андрей Мартьянов

История первая, часть вторая
Весёлая страна Англия

Вне Римской Церкви нет христианства!

(св. Киприан Карфагенский)

Что есть Римская Церковь?.. Блудница Вавилонская!

(Мартин Лютер, еретик.)

 
Угрюмо плещется прибой
О берег Англии родной.
 
 
Цвёл наш зелёный отчий край
Един в деснице короля,
И мы не торопились в рай —
Была нам в радость и земля.
Но Веры долг позвал в поход,
И вот давно без короля
Едва живёт и не цветёт
Покинутая им земля.
 
 
Угрюмо плещется прибой
О берег Англии родной.
 
 
И где тот безмятежный день,
Когда, хоть дождик шёл с утра,
Монаршую восславив сень,
Любой батрак кричал: «Ура!»?
Где блеск и слава дней былых?
Где цвет анжуйского двора? —
В песках безвестных и чужих
Пришла побед его пора.
 
 
Угрюмо плещется прибой
О берег Англии родной.
 
 
Теперь унылый временщик
Воссел на королевский трон.
Какой он принц? Какой он Джон?
Немало добрых Джонов здесь,
Что чтут порядок и закон,
И знают цену слова «честь»,
И не позорят древний трон.
 
 
Угрюмо плещется прибой
О берег Англии родной.
 
 
Пускай они как пенс просты,
Их не купить за золотой.
Холуйской крови голубой
Не перекрасить их полей.
Они за тем пойдут на бой,
Кто дал им радость лучших дней,
Кого в короне золотой,
Однажды возвратит прибой
На берег Англии родной…
 

Глава седьмая
Песни на поляне

Настежь открывшаяся дверь в отцовские покои едва не зашибла чудом успевшего отскочить в сторону сэра Мишеля, когда они с Гунтером поднялись на второй этаж и подошли к высоким двойным створкам.

– Ты звал нас? – спросил рыцарь, просунув голову в проём и подтягивая за рукав Гунтера, державшегося позади.

– Входите.

Зал, принадлежащий барону Александру, был столь же прост и строг, как и трапезная. Те же полуистлевшие гобелены, прикрывавшие холодные каменные стены, скрадывая их мрачность. Те же незамысловатые предметы обстановки – несколько кресел без подлокотников с высокими спинками и немудрёной резьбой. Посреди зала – огромный тяжёлый стол, на котором в беспорядке лежали скрученные пергаментные свитки, гусиные перья, так же стоял кувшин, очевидно с вином, и два высоких серебряных кубка. В очаге шумно трещали хорошо высушенные берёзовые поленья, а воздух был пропитан неизменным запахом дыма, пыли и сырости.

За столом сидел барон Александр, задумчиво глядя на свой пустой кубок и медленно покручивая в пальцах его тонкую подставку. Бейлиф, откинувшись на спинку кресла и скрестив на груди руки, смотрел на остановившихся возле дверей молодого Фармера и его оруженосца.

Свет в зал проникал через узкие окна, выходившие во двор, да огонь в камине слегка подсвечивал шафранными отблесками стены и деревянный пол, посыпанный сеном. Солнце поднялось уже высоко, и прозрачно-золотые лучи не светили прямо в узкие окна, отчего в зале царил мягкий полумрак.

– Ну, что встали, ровно чужие? – сказал барон Александр. – Будет смирных овечек из себя строить. Жак, принеси ещё два бокала и кувшин с вином. Да и закуска, видишь, кончилась. Садись, Мишель, – барон Александр указал на стул напротив себя. – И ты, Джонни.

Господин бейлиф не был слишком грозен – старый рыцарь даже благожелательно улыбнулся Мишелю. Незаметно было, что он приехал специально для того, чтобы обрушить на молодого Фармера карающий меч правосудия.

– Кстати, – барон опять повернулся к сыну, – твой слуга, Жак вернувшись, рассказал мне обо всём, что ты успел натворить за последние два месяца. И про монастырь Святой Троицы…

Он замолчал, и сэр Мишель ощутил лёгкий холодок, поднимающийся снизу живота под самое горло. Ну вот, сейчас начнётся… И сэр Аллейн ко всему прочему тут… Беда!

– Но сейчас мы об этом говорить не станем, есть дела поважнее, – продолжил барон Александр, – Прошу вас, сэр Аллейн, – барон де Фармер обернулся к бейлифу, и тот, пригладив седоватые волосы, заговорил:

– Насколько я понял, ты, Мишель де Фармер, решил остепениться, перестать вести недостойный благородного рыцаря образ бытия, и даже завёл себе оруженосца, – при этих словах сэр Аллейн посмотрел на Гунтера, слегка кивнув головой. Германец ответил ему более глубоким поклоном и чуть привстал с кресла, чувствуя себя не совсем уютно. Однако бейлиф, не заметив его смущения, продолжал говорить:

– Думаю, молодой человек, простите – не знаю ещё вашего имени – вы несколько необдуманно поступили, согласившись сопутствовать молодому сэру рыцарю… Впрочем, время покажет. Так как вас зовут?

– Гунтер фон Райхерт, – чётко выговорил Гунтер. – Сэр Мишель называет меня Джонни, – и подумал, что его непременно сочтут полнейшим идиотом – при чём тут Джонни? Всё-таки это английское имя… И вдобавок от него за милю тянет неистребимым плебейством.

– Фон Райхерт? – повторил бейлиф. – Так вы, выходит, из Германии?

– Да, сэр, – кивнул Гунтер.

– Как же вы оказались в Нормандии, королевстве Английском?

«Вот пристал!»

– Так получилось, – ляпнул первый пришедший на ум ответ Гунтер.

Сэр Аллейн понимающе покачал головой – одного поля ягоды, что рыцарь, что оруженосец. В трактире, не иначе, познакомились, а во Францию германец попал примерно такими же путями, что и Мишель в монастырь Святой Троицы. Бейлифу было отлично известно про пропитое оружие, подбитый глаз отца приора, и про изгаженный колодец…

– Что ж, шевалье де Фармер и господин фон Райхерт, – произнёс бейлиф. – Я приехал сюда по делу, способному заинтересовать вас. В графстве творятся беззакония, которые необходимо немедленно пресечь. Мне требуются люди, не состоящие на государственной службе, непременно дворяне. Если вы желаете послужить королю, то я буду ждать вас послезавтра к утру в Аржантане, в городском замке. Вы представитесь страже, которая будет заранее предупреждена, и вас немедленно пропустят. Согласны?

– Сэр Аллейн, я бы хотел знать, в чём именно будет состоять наша служба, и о каких беспорядках идёт речь, – сказал сэр Мишель.

– Разрешите мне, дорогой Фармер, воздержаться покамест от разъяснений. Скажу только, что вам, возможно, будет поручена поимка серьёзного злоумышленника, грозящего бедой всему королевству.

Наступила изумлённая тишина. Сэр Мишель нерешительно поёрзал на сидении, а потом тихо спросил:

– И вы хотите поручить это дело мне, то есть нам с Джонни?

– Да, и вам в числе прочих, – коротко ответил бейлиф. – Так что, ждать мне вас послезавтра утром в Аржантане?

«Государева служба, – подумал сэр Мишель, нахмурившись. – Честно признаться, можно было бы попробовать. Правда, ни о какой свободе тогда и речи идти не будет, но… Ладно, королевскому наместнику отказывать неудобно, а поэтому…»

– Да, сэр. Мы приедем в город послезавтра утром.

«А меня, как обычно, никто и не спросил, – грустно подумал Гунтер. – Хотя, с другой стороны, поучаствовать в какой-нибудь политической интрижке, а предложение бейлифа, скорее всего, к этому и сводится, было бы весьма интересно. Не торчать же всю оставшуюся жизнь в чужом замке?..»

– Джонни, ты согласен отправиться вместе со мной? – спросил его сэр Мишель преувеличенно торжественным тоном. Бейлиф усмехнулся в бороду.

– Безусловно, сэр, – произнёс Гунтер и тоже встал, а про себя добавил: «Куда тебе без меня, несчастный? У первого же трактира закончится твоя государственная служба, если я тебя оттуда за шиворот не выволоку да не наподдам как следует, чтоб вернуться не захотелось… Ну и рыцарь мне достался…»

Если бы Гунтер знал, чем закончится его встреча с Мишелем и каковы будут последствия предложенного сэром Аллейном дела, он бы лучше ушёл в монастырь…

* * *

Неширокая, едва утоптанная тропинка затейливо петляла меж пологих склонов холмов, поросших удивительно чистым и красивым лесом. Среди источающих тягучий запах смолы елей и сосен красовались белоствольные берёзы, поднимавшие к солнцу упругие, покрытые пышной листвой ветви. Иногда встречались изобиловавшие душистыми многоцветными травами лужайки и светлые прогалины, залитые не жарким ещё утренним солнцем. Для Гунтера было совершенно удивительным то количество дичи и всяко разного лесного зверья, которое встречалось по пути к хижине отшельника Колумбана. Крапчатые коричневатые куропатки взлетали прямо из под копыт лошадей, испуганно молотя воздух крыльями, в густом кустарнике мелькнул силуэт красавца-оленя – огромный, тёмной масти самец исчез в лесу, как только люди обратили на него внимание – сэр Мишель объяснил, что на оленей охотятся и дичь в пределах баронства Фармер достаточно пуганая. Но пуганая здесь дичь или нет, а всё равно в двадцатом веке увидеть такое множество диких животных, просто проезжая через лес, было делом немыслимым…

– Во, гляди – кабаны! – сэр Мишель вскинул руку указывая на недалёкий пригорок, покрытый молодым сосняком. – Эх, жаль торопиться надо, а то затравили бы кабанчика на ужин отцу Колумбану.

– Как бы тебя такой кабанчик не затравил… – заметил Гунтер, оценивающим взглядом озирая копошащийся в подлеске выводок полосатых поросят и бродивших рядом здоровенных маток, во главе с вепрем настолько впечатляющих размеров, что у Гунтера невольно появилось желание пришпорить лошадь и исчезнуть отсюда побыстрее. Такой гигант вполне мог, придя в ярость убить и лошадь и всадника…

Гунтер глянул на часы, которые исправно заводил и утром и вечером, выяснив, что едут они уже минут сорок. Впрочем, лошади шли неспешным шагом, а на узкой тропинке ехать другим аллюром было бы просто опасно – и корни деревьев встречались, и неглубокие ямины, и обломанные сухие ветви деревьев достаточно толстые для того, чтобы лошадь, споткнувшись повредила ногу и сбросила всадника.

Ехали сэр Мишель и Гунтер к отцу Колумбану самой короткой дорогой, и тропинка эта использовалась лишь для пеших переходов теми людьми, которые хотели посетить пустынника – кто для исповеди и утешения, кто со скромными дарами и просьбами помолиться за их души, другие же, зная, что отец Колумбан пользует больных травами искали у него исцеления не только душевного, но и телесного. Сейчас же, рыцарю и оруженосцу приходилось поспешать, потому что сэр Аллейн д'Эмери ждал их в Аржантанском замке уже к послезавтрашнему утру. А в необходимости разговора с отцом Колумбаном Гунтер был уверен столь же крепко, как и в том, что родился в поместье Райхерт, а не в Китае.

Прогалины перемежались перелесками, кое-где были заметны следы недавней порубки – торчали ещё не успевшие зарасти мхом пни, ощетинившись желтоватыми щепками. Сэр Мишель сказал, что здесь папа разрешил арендаторам валить лес для постройки домов. И вот, когда вырубленный участок кончился, и над головами снова зазеленели пышные кроны деревьев, сэр Мишель вдруг натянул поводья лошади и жестом приказал Гунтеру тоже остановиться.

– В чём дело? – не понял германец. – Зачем встали?

– Тс-с-с… – рыцарь приложил палец к губам, и начал подозрительно озираться. – Ты ничего не слышишь? Прямо наваждение какое-то…

– Ну-ка, ну-ка… – насторожился Гунтер. – Что за ерунда? Кто это может так развлекаться в лесу, в совершеннейшей глухомани? Слушай, Мишель, у вас тут странствующие менестрели, или там трубадуры какие-нибудь бывают?

– Встречаются иногда. Но какой болван станет распевать посреди чащи? Да тут до ближайшей деревни не меньше полулиги, а до папиного замка и того больше.

В ароматном лесном воздухе, заглушая лёгкий шум колышущейся под слабым ветерком листвы разносились звуки лютни – простенькая, незамысловатая, но чарующая мелодия расплывалась мягкими волнами под ветвями столетних вязов, будто где-то там, в зеленоватом полумраке и впрямь спрятался хороший, умелый музыкант. И играл он просто так, в своё удовольствие, ни для кого.

– Поехали, посмотрим – решительно сказал сэр Мишель, пришпоривая лошадь, которая почему-то начала беспокоиться и нервно пританцовывать. Коняга Гунтера вела себя, кстати, точно также. Животные словно испугались неизвестного лютниста и не желали идти в сторону, куда намеревались направиться их хозяева.

Между деревьев стала видна небольшая полянка, посреди которой на густо заросшем ярко-зелёным мхом пенёчке, мягком, как бархатная подушка, восседал седой человек с аккуратно постриженными усами, в чёрном бархатном камзоле, из которого выглядывал белоснежный накрахмаленный воротник рубашки, Малиновый берет был щегольски заломлен на левое ухо. Человек наигрывал на лютне, мурлыча себе под нос ту самую мелодию, что ещё издалека услышали рыцарь с оруженосцем. Разве что теперь они могли расслышать слова песни:

 
В железном дворце греха живёт наш ласковый враг,
На нём копыта и хвост, и золотом вышит жилет.
А где-то в него влюблена дева пятнадцати лет,
Потому что с соседями скучно, а с ним, может быть, нет…
 

С правого бока к широкому поясу певца были прикреплены ножны с простым клинком.

Лошади окончательно перестали слушаться, оседали на задние ноги, всхрапывая и ожесточённо грызя удила, и наотрез отказывались выходить из-под спасительной тени деревьев на поляну.

Сэр Мишель пристально всмотрелся в менестреля и, узнав его, изменился в лице, поднося два пальца ко лбу в молитвенном жесте.

– Pater noster, qui es in caelis…[7]7
  «Отче наш сущий на небесах…» (лат.)


[Закрыть]

Лорд, услышав это, сладенько ухмыльнулся и слегка кивнул головой, продолжая петь:

 
Ударим в малиновый звон, спасём всех дев от него, подлеца,
Посадим их всех под замок и к дверям приложим печать,
Но девы морально сильны и страсть, как не любят скучать,
И сами построят дворец и найдут, как вызвать жреца…
 

Сэр Мишель как во сне закончил молитву:

– …et ne nos inducas in tetationem; sed libera nos a malo,[8]8
  «И не введи нас во искушение но избавь нас от зла». (лат.)


[Закрыть] – и шёпотом пробормотал, осеняя себя крестом: – Amen…

Лорд на секунду отнял пальцы от струн лютни, прервал пение, посмотрел на сэра Мишеля и брезгливо сморщился, будто старая дева, созерцающая целующуюся парочку на скамейке напротив. После чего деликатно прокашлялся, прикрыв рот кулаком, и запел заново, ничуть не обращая внимания на вытаращенные глаза рыцаря и наливающееся краской ярости лицо Гунтера.

 
По морю плывёт пароход – из трубы берёзовый дым,
На мостике сам капитан, весь в белом, с медной трубой.
А снизу плывёт морской змей и тащит его за собой,
Но если про это не знать, можно долго быть молодым.
Если бы я был один, я б всю жизнь искал, где ты;
Если бы нас было сто, мы бы пели за круглым столом.
А так, неизвестный нам, но похожий на ястреба с ясным крылом,
Глядит на себя и на нас из сияющей пустоты…
 

Лорд неожиданно прервался, отложил лютню и приветливо помахал рукой, радостно улыбаясь. Видя, что лошади Гунтера и сэра Мишеля бьются, будто от колик, он устало вздохнул, щёлкнул пальцами, и тотчас же обе кобылы успокоились, застыв, как вкопанные. Всадники немедленно соскочили на землю.

– Вам понравилось, как я пою? Многие говорили, у меня неплохой слух и хороший голос. И песня, между прочим, отчасти про меня… Одни славный человек написал, в конце двадцатого века. Русский, кстати говоря. А перевод – мой, и неплохо получилось, смею заметить, – и, видя, замешательство явно узнавших его людей, Лорд добавил погромче: – Господа, что же вы, идите сюда, я не кусаюсь. Впрочем, в этой истине вы уже могли убедиться, – и сатана весело расхохотался, хлопая себя ладонью по бедру.

«Вот падла, что же ему теперь, понадобилось, когда всё решено? – зверея, подумал Гунтер, засовывая руку за пазуху, куда утром запихнул кобуру с «вальтером». – Ну, получи, ублюдок!»

Позабыв обо всём прочем, германец, зарычав от ярости, выхватил пистолет и бездумно всадил в Лорда всю обойму. Сэр Мишель замер, ровно статуя.

Ничего не произошло. Пули растворились в воздухе перед сатаной, не причинив ни ему, ни музыкальному инструменту самого малейшего вреда. Лорд снова тяжко вздохнул, сдунул с рукава своего чёрного камзола невидимую пылинку, потом выразительно посмотрел на Гунтера, покрутил пальцем у виска и громко сказал по-немецки:

– Ну, бессмертный я, бессмертный. А вы, любезнейший, едва дорогой камзол мне не испортили. Портной, старый еврей из Венеции, некогда содрал с меня за этот камзол кучу денег, словно не знал, кто я такой… Между прочим, старик Пейсах был, вернее будет, одним из лучших швецов шестнадцатого века. Вот так…

– Дальше что? – рявкнул Гунтер. Больше всего ему было жалко настолько глупо истраченной обоймы. Впрочем, если вернуться к самолёту, то там, в загашнике, должны лежать запасные. Да большей дурости и не представить – стрелять в дьявола! Ладно, бы пули серебряными были…

– А что касаемо вашей дурацкой выходки, молодой человек, – продолжал Лорд, невозмутимо и обходительно, – то ведь я могу и чем-нибудь покрепче шарахнуть, да так, что мало не покажется. Водородной бомбой, например…

– Какой бомбой? – не понял Гунтер.

– А-а, – досадливо отмахнулся Лорд. – Вы же не имеете представления о термоядерном синтезе и цепной реакции. Хотя картина разрушений, которые она способна причинить, как-то вам приснилась. Ай, да что объяснять! Это будет несколько позднее; ведь ваш нервозный и недальновидный фюрер прогнал Айнстайна из страны. Замечательный учёный, этот Айнстайн, между прочим. Я с ним много беседовал в своё время, советовал кое-что – преинтереснейший человек, надобно сообщить…

Сэр Мишель переводил ошалелый взгляд с Лорда на своего оруженосца, говорящих на непонятном лающем языке, и, наконец, преодолев робость и снедавший его смертный ужас, тихо попросил, тронув Гунтера за плечо:

– А нельзя по-нашему? Разговаривать, в смысле?..

Лорд встрепенулся, будто только что заметил незадачливого рыцаря, глянул с удивлением и воскликнул уже на норманно-французском:

– Ах, да, запамятовал! Мой милый Фармер, ты здесь совершенно некстати. Поспи-ка полчасика. А мы с господином Райхертом потолкуем о делах наших скорбных…

Человек в чёрном, воздушным, почти незаметным движением щёлкнул пальцами, и тотчас выражение лица рыцаря стало отрешённо-усталым.

– Пойду-ка я вздремну, Джонни, – Мишель словно забыл о присутствии дьявола. Он перестал замечать нежданного встречного. – Просто я не выспался. Разбудишь, когда солнце будет над верхушкой во-он той ели…

Бравый наследник барона де Фармер медленно, будто сомнамбула, прошествовал к лошадям, вытянул запасную попону из седельного мешка, расстелил её на травке, улёгся и тотчас захрапел.

Лорд молча развернулся на своём пеньке, закинул ногу за ногу, взял на колени лютню и заиграл прежний мотивчик, умело перебирая пальцами струны пальцами левой руки.

И тут Гунтер не выдержал. Никакого почтения или боязни к Лорду он почему-то сейчас не испытывал. Германец рванулся вперёд, сгрёб пожилого господина в малиновом берете за манишку и, тяжело дыша ему в лицо, прорычал:

– Слушай, ты, старый негодяй, оставь меня и Мишеля в покое. Сколько можно преследовать и донимать нас? Какого дья… тьфу, какого хрена ты опять заявился?

Лорд не сделал никакого движения, только лишь слегка дунул на германца, сложив губы трубочкой, будто сгоняя комара с руки. Гунтер, поднятый в воздух неведомой силой, отлетел на несколько шагов, неловко упал, сильно ушибив плечо о твёрдый корень дерева, но разом сумел подняться на ноги. Прямо ему в лицо смотрели бездонные глаза дьявола, в которых плескалось багрово-тёмное пламя. Взгляд не сулил ничего хорошего.

– Повежливее, молодой человек, – ледяным тоном посоветовал Лорд. – Знаете, почему я захотел встретиться с вами теперь? Помните, в нашем последнем разговоре я пообещал, будто дознаюсь до истины? Сегодня мне известно, что произошло со Вселенной. В тот день по воле нашего общего Создателя Миры разошлись. Получилось две Вселенных. Одна – совершеннейше точная копия другой. Но в том, вашем прежнем мире, вы оба погибли. Я не стану говорить умные слова, вы, наверняка, не сможете как следует уразуметь суть произошедшего. Да впрочем, я сам посейчас до конца полностью не разобрался… Знаю только, что ныне существуют две Вселенных, но я и Он… – Лорд глазами указал на небеса, – …мы вдвоём остались одни, никак совершенно не разделившись, – и со вздохом добавил, – соответственно, теперь работы у нас обоих вдвойне больше. Для чего почтенный Создатель это сделал, я отказываюсь понимать. Может быть, в этом мире он хочет достичь неких целей, выполнить желаемое и вожделенное, не сбывшееся в том… А вы, вместе с шевалье де Фармером не должны здесь существовать. Следствиями вашего вмешательства, герр Райхерт, может быть создание новой истории. Помните, я рассказывал, будто для меня достижимы любые времена, и я способен перенестись из древнего Египта или цивилизации шумеров, например, в пятитысячный год по вашему исчислению, в год, когда цивилизация той Земли вышла к звёздам и иным планетам, создав колоссальную Империю?

– Помню, – кивнул Гунтер. – Что-то такое было.

– Так вот, господин Райхерт, у этого мира, мира нового, обратно-зеркального отражения исконного Творения, в котором вы жили прежде, сейчас будущего нет, но присутствует прошлое, совершенно аналогичное тому, что и у первого, изначального. Этот мир родился в мгновение, когда ваш самолёт… – Лорд с усмешкой посмотрел на сэра Мишеля, который безмятежно дрых на траве неподалёку, – …то есть страшный дракон Люфтваффе, переместился во вновь созданную Вселенную.

– Спасибо за информацию, – пробормотал Гунтер. – выходит, что мои родители, сослуживцы, дом, страна остались чёрт знает где?

– Я действительно знаю, где они остались, – кивнув, подтвердил Лорд и, прищурившись, заметил: – Кстати, герр Райхерт, вы настолько часто поминали меня всуе, что вызвали у вашего покорного слуги длительный приступ икоты. Пожалуйста, не делайте так больше, а то у вас, что ни слово, так я в чём-то виноват. Обидно даже…

– Простите, – отрешённо буркнул Гунтер, вспомнив, как приходской священник ещё там, в той Германии говорил на проповеди: «никогда не поминай всуе имена как Доброй, так и Злой сил… В том закон, который не нам нарушать.»

Они некоторое время помолчали – Лорд тихонько перебирал струны лютни, Гунтер же просто стоял, глядя в никуда. В его голове горела одна мысль – никого и ничего у Гунтера фон Райхерта не осталось, а сам он в настоящий момент – просто никто. Маленькая пылинка, волею непостижной силы занесённая в другой мир, время, Вселенную…

Затянувшуюся паузу прервал Лорд:

– А желаете посмотреть на свою собственную смерть, там, в 1940 году, до которого теперь надо ждать семьсот сорок девять лет? Могу вам устроить просмотр. Как в кинематографе. Ваш самолёт так красиво разбился…

Гунтер задумался ненадолго, почесал в затылке, хмыкнул и произнёс, глянув на сэра Мишеля:

– Нет уж, увольте, – Гунтер поднял руки ладонями вперёд, отказываясь от предложения. – Не желаю. И, кроме того, разве вы не знаете, что нельзя быть живым и мёртвым одновременно? Я и мой рыцарь сейчас живёхоньки, дышим и даже думаем – следовательно, разговоры о нашей смерти… ну…

Лорд тихо рассмеялся, огладил берет и продолжил за Гунтера:

– …Несколько преувеличены, правда? Вы придерживаетесь догмы: «Один человек – одна душа», правильно?

– Да, правильно, – кивнул германец. Странно, но ему сейчас было исключительно интересно поговорить с этим седовласым господином. То, кем в действительности являлся Лорд, неожиданно позабылось, отошло на второй план. Просто умный и хороший собеседник. Или подобного впечатления от своей персоны и добивался Князь Ночи?

– Вы не учли одного, герр Райхерт, – вкрадчиво сказал Лорд. – Вселенных две, соответственно, в наличии два Парижа, два Берлина и даже два Лондона. Всякой твари по паре, если цитировать так называемое Святое писание… Таким образом, и вас тоже двое – два человека, две души. Тот самый лейтенант Райхерт, оставшийся во Вселенной номер один, погиб, равно как семью с лишним столетиями ранее к праотцам отправился некий шевалье де Фармер. Поняли?

– Отчасти, – пожал плечами Гунтер. – Не могу уяснить только одного – при чём тут я? В смысле, почему перекинуло через время и пространство между двумя Вселенными конкретно меня, а не английского пилота с «Харрикейна», не итальянского генерала или русского фюрера?

– Представьте себе, что все перечисленные вами люди задались бы в вашем положении аналогичным вопросом. Этот вопрос интересует всех – почему я? Подозреваю, что ваш самолёт просто оказался в нужное время в нужном месте. Помните, когда мы недавно беседовали в сарае, я сказал, будто вы очутились здесь по прямой воле вот того… – Лорд снова поднял взор на пробегавшие по небу облака. – Вообразите, я заблуждался. Страшный дракон Люфтваффе, как удалось абсолютно достоверно выяснить, в момент разделения миров оказался в точке, куда Создатель фигурально выражаясь, обрушил удар своей секиры. Вас случайно занесло в поток времени, можно сказать, в небольшую дыру, образовавшуюся на время катаклизма. Само собой, мига раздвоения вы не заметили. Просто отделились от прежней сущности. Таковая полетела дальше, к югу от Лондона, где благополучно прекратила своё существование, а вы, проскочив в упомянутую дырку, вывалились сюда. Случайно. С таким же успехом ваш самолёт могло забросить во времена Генриха Четвёртого или Юстиниана Августа. Или даже попросту в никуда… Помнится, похожая ситуация описана у одного американского писателя, Стивена Кинга, кажется…

– Никогда не слышал о таком писателе, – буркнул Гунтер, мрачнея.

«Та-ак! Вот это новости! Таким образом, все прежние умозаключения о собственном месте в этом мире оказываются совершенно неверными, – смятенно думал германец. – Если верить Лорду, никакой высокого предназначения от высших сил, никакой цели моего пребывания в этом странном двенадцатом веке вообще нет! Оказывается, я – жертва эксперимента! Всё случившееся – невозможная, уникальная случайность, и не более…»

– Да, безусловно, о господине Кинге вы слышать не могли. Запамятовал, он жил попозже, простите… – донёсся голос Лорда, которому несомненно доставило удовольствие настолько разочаровать германца. – А на предмет «жертвы эксперимента», – Гунтер изумлённо вскинулся, а сатана коротко кивнул: – …Вы слишком громко подумали, и я различил мысль, не впервой. Так вот, насчёт «жертвы». Безупречно справедливое заключение. Вообразите, в кабину вашего «Юнкерса» случайно забирается самая обычная мышка и, спрятавшись, засыпает. В это время эскадру StG1 перебрасывают на аэродром в соседней стране, за тысячу километров. Мышка просыпается, выскакивает наружу и видит совершенно другой, непривычный мир, напрочь чужой. Полёвка, глядишь, и приживётся на новом месте, но вот вы… Вы же не мышь. Это, понятно, чисто умозрительный пример, но в целом я попытался объяснить доходчиво.

Гунтер молчал, будучи не в состоянии продолжать беседу. Слишком сильным оказался удар, нанесённый Лордом. Германец успел свыкнуться с мыслью, что в этом времени и мире ему следует сделать нечто такое, на что способен лишь он один, человек знающий будущее. А теперь выясняется крайне прискорбный факт: Гунтер фон Райхерт – обычная мышь-полёвка, забравшаяся в чужой самолёт и унесённая таковым в неизвестные и пугающие дали. Жертва, понимаете ли, мирового катаклизма…

– А вы не врёте? – с надеждой спросил Гунтер у сатаны, но тот лишь состроил оскорблённую мину и развёл руками:

– Я никогда не вру, сколько можно напоминать! Хотите, позову моих свитских, разведавших все обстоятельства вашего появления в Нормандии, королевстве Английском? Они подтвердят. Только не говорите, что мои помощники – кстати, некогда весьма великие и уважаемые люди, после телесной смерти вошедшие в мой скромный двор, – начнут лгать или лжесвидетельствовать, пытаясь угодить господину. Я отличаюсь от прочих владык в лучшую сторону – не терплю лакейства, лести или обмана… Каждый скажет правду.

– И что мне теперь делать? – у Гунтера аж челюсть отвисла. Вот это новости! – Как поступать дальше?

– Милый мой, – сквозь слёзы простонал Лорд. – Да делайте что душе угодно! Езжайте в Аржантан, служите в оруженосцах, ловите для господина бейлифа всяких преступников… Что угодно! Теперь, твёрдо уяснив, что вы не являетесь огненным мечом в руках моей противоположности, я обещаю оставить вас в покое. Я предлагал раньше земли, титулы, богатство – вы отказались, сказав, будто заработаете всё сами. Вперёд, зарабатывайте! Впрочем, имеется одна нешуточная деталь. Всего за несколько дней вы, герр Райхерт, успели много чего напортить в этом мире. По вашей милости остался жив господин де Фармер, которого непременно убил бы Понтий Ломбардский, а одно лишь это обстоятельство повлечёт за собой частичное изменение истории будущего. Сарай сгорел, опять же…

– Ещё скажите, будто я виноват! – искренне возмутился Гунтер. – И какие могут быть неприятности от простого пожара в зауряднейшем хлеву? Объясните!

– Да элементарно, – фыркнул Лорд. – Представьте, что на помянутом сеновале однажды могли бы устроиться прадедушка с прабабушкой… ну, к примеру, Жанны д'Арк. Помните такую? А вдруг Жанна теперь не появится на свет? Ха-ха!

Гунтер скривился, мельком подумав, что и без Руанской девы мир ничуть не станет хуже. Лучше, правда, тоже… Однако германец вспомнил, почему зашёл разговор о спалённом сарае, и спросил:

– Говорите, я успел много напортить? А что прикажете делать? Теперь оруженосец Джонни пусть и чужеродная, но всё же, одна из частей данной реальности! Моё вмешательство не предотвратить…

Тут появилась нехорошая мысль: как раз предотвратить-то дальнейшие изменения проще простого – кинжал в спину и никаких проблем! А ведь Лорд способен обставить всё гораздо изящнее – падение с лошади, случайная драка в кабаке (в компании сэра Мишеля подобное более чем вероятно!..) или, допустим, самая банальная простуда. В двенадцатом веке не изобрели аспирин…

Видимо, Гунтер снова «подумал громко». Лорд недовольно поморщился, вздохнул и изрёк:

– Ваше самомнение просто невероятно! Вы считаете, будто я хочу убить вас, устранив тем самым из истории и жизни этого мира?

– А это так уж невозможно? – спросил германец. – Нет, признайтесь, если вы хотите, чтобы это прошлое осталось неизменным, то разве не будет проще избавиться от причины беспокойства?

– Конечно, не проще, – сказал Лорд сдвинув брови. – Поэтому и предлагаю вариант, устраивающий всех, включая вашего рыцаря.

– Ну? – заинтересовался германец. Что теперь ему начнут предлагать взамен фамильной гробницы и памяти благодарных потомков?

– Я имею возможность беспрепятственно перемещаться куда захочу, вы это знаете. Учитывая обстоятельства, пришлось потрудиться и изобрести способ перебрасывать… э… различные тела и предметы из одной Вселенной в другую. Равно как и во всякие времена их. Сами понимаете, в моей деятельности без владения пространством и временем абсолютно никак… Снова вынужден признать ошибку: в первые часы после катаклизма я был несколько обескуражен и не разобрался во всём до конца, однако сейчас я знаю, как вернуть вас вместе с самолётом обратно…

Последовала продолжительная немая сцена. Лорд отложил в сторону лютню, выжидательно глядя на германца. Гунтер, поражённый невероятной новостью, не выдержал и опустился на траву. Вот, значит, как? Вернуться? Вернуться! Обратно, домой!