Текст книги "Беовульф (Сборник)"
Автор книги: Андрей Мартьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 61 страниц)
– Веселенькое у вас предприятие, Робер, – торопливо выговаривал Шпилер, яростно пытаясь засунуть ладонь в запутавшийся рукав пальто. – Что нас ждет сегодня ночью? Еще десяток порванных в клочья мертвецов? Оборотни? Граф Дракула? Оделись? Берите любое оружие и бежим на помощь! У меня тяжелая трость…
– Какие мертвецы? – едва не рыдая вскричал Монброн, впрыгивая в сапоги. – Поденщики разъехались днем, шуцман вернулся в деревню, остались только мы. Отчего Роу так надрывается?.. Кошмар! Зачем я только в это ввязался!
* * *
Госпожа Радклифф, знаменитая сочинительница ужасных повестей, коими в прежние (да и в нынешние) времена зачитывались впечатлительные бледные барышни и уважаемые великосветские матроны, пришла бы в неописуемый восторг от эдакой готической ночи – все великие злодейства и таинственные преступления совершаются именно в такой зловеще-романтической обстановке.
Широкая черная река, на поверхности которой изредка вспыхивают мимолетные белые полосы барашков волн, неполная луна подсвечивает старым серебром низкие облака, стайками ползущие к морю; где-то вдалеке, над Баварией, посверкивают бесшумные искорки молний – гроза настолько далеко, что отзвуки раскатов не слышны. Сумрачно подвывает и всхлипывает ветер в прибрежных скалах, на темных холмах угрожающе шумят кроны вековых сосен, с мерным плеском разбиваются о каменисто-глинистый берег волны седого Рейна… Не хватает только полуразрушенного замка на скале, тоскливого волчьего воя, оранжевых факелов и душераздирающего хохота какого-нибудь живописного злыдня наподобие Синей Бороды.
Зато прочих чудес более чем достаточно.
Монброн и доктор, поскальзываясь и отпуская тихие проклятия, вихрем примчались на место событий – то есть к раскопу с кладом – и поначалу не обнаружили ничего экстраординарного, за исключением продолжающего ругаться мистера Роу и крайне обескураженных Тимоти с Джералдом. Фонари горят, вода из ямы вычерпана более чем наполовину, плащ-палатку, расстеленную здесь же, украшает темная куча, по ближайшему рассмотрению являющаяся скоплением грязных монет и траченных временем украшений. Куча, однако, большая: по первой и неправильной оценке Монброна – не менее сотни фунтов весом.
– Что… Что произошло? – чуть задыхаясь осведомился Робер у вымазанного грязью по самые брови лорда Вулси, однако в ответ получил спущенный, будто камнепад, град самых вычурных ругательств, исходивших от мистера Роу. Ясно прослеживалось только одно, наиболее часто повторяющееся слово: «чертовщина». Монброн заметил, что Тимоти сжимает в руке «Смит и Вессон», а курок взведен.
– Да в чем дело-то? – жалобно воззвал Робер. За спиной напряженно сопел доктор Шпилер. – Привидение Зигфрида явилось? Или сапоги промочили? Мсье?!
– Вот оно! – снова взвыл Роу, вытягивая руку в сторону прибрежной косы. – Тим, стреляй!
– Во что? – рявкнул в ответ техасец, а внимательный Робер различил в голосе Тимоти нотку настоящей, нешуточной паники. И медленно начал пугаться сам. – В призрака? В морок?
– Тише, тише, джентльмены, – слегка дрожащим голосом остановил спорщиков Джералд. – Понаблюдаем. Крайне необычное явление, никогда о подобном не слышал… Да, точно, онона косе, справа. Не двигайтесь и не шумите. Робер, перестань дрожать.
…Это походило на клочок золотистого тумана, по которому изредка проскальзывали едва заметные синеватые искорки. Сгусток, имевший размеры крупной собаки, но не владевший определенной и ясной формой, повисел над песком и начал медленно двигаться к груде валунов, разбросанных сразу за лагерем, в трех десятках ярдов. Монброн решил, что по виду явление непонятно, однако неопасно. Вроде облачка газа.
Пока туманный хвост мелькал в камнях, Роу, чертыхаясь через каждое слово, повествовал о причине внезапно охватившей кладоискателей паники.
– Мы убрали большую часть воды ручным насосом… Края только постоянно оползают… Тьфу, дьявол! Там, – археолог выразительно и смачно сплюнул в зияющую яму, – не меньше шестисот фунтов золота и артефактов. Я и Тимоти спустились вниз. Попадались интересные вещицы – потом посмотрите. И тут я беру… Меч, наверное, в ножнах с византийской, как успел разглядеть в этой поганой тьме, чеканкой. И тут выскакивает оно! Прямо передо мной, из-под земли, точнее, из воды! Тварь эдакая! Лицо обожгло – брови спалил. Ударило искрами, будто голый телеграфный провод потрогал, только гораздо сильнее. И шипеть начало!
– Шипеть? – слабо переспросил Монброн, чувствуя, как слабеют ноги.
– Да, именно шипеть, а не декламировать сонеты Байрона! – оглушительно рявкнул археолог. – Как паровозный котел! Только гораздо хуже! А совсем жутко то, что в шипении я различал слова! Не знаю, какой это был язык, но явно не романский и ни один из современных. Я едва в штаны не напустил, да и то бы не беда – промок в яме насквозь. Потом оно снова ударило искрой, будто хотело отогнать, и улетело к берегу. Как пар! Туман! Понимаете?
– Уолтер, успокойся! – поднял голос лорд Вулси. – Существует много неизученных тайн природы, электрические явления в почве, земной магнетизм…
– Никакой магнетизм не будет с тобой разговаривать! – с озлоблением процедил англичанин. – А оно разговаривало! Ясно? И, кажется, мы ему не понравились! Тьфу, бесовство! Я ведь предупреждал – место здесь необычное. Кстати, где теперь находится тварь, никто не видит?
– Над рекой, – Тимоти вытянул руку в сторону Рейна. – Плавает над волнами, в воздухе. Довольно далеко. Уолтер, вы запомнили хоть одно слово?
– Какое там, – махнул грязной рукой археолог, – хотя, постой. Одно впечаталось в память… Нечто вроде «вер трик хэр ек ком». Точно, наверняка так.
– Эти слова явно из группы германских языков, – уверенно сказал из-за спин концессионеров доктор Шпилер. – Я изучал в университете. Знакомые корни. Только какой язык? Готский? Древненорвежский? Стародатский?
– Почему сразу «древне» и «старо»? – настороженно повернулся к доктору Джералд. – О чем вы подумали, сэр?
– О том, – яростно ответил Шпилер, – что если вы, господа, по глупости затронули интересы существ сверхъестественных – расхлебывайте последствия. Клад древний, а тогда клады охраняли твари, которых мы теперь полагаем волшебными. И о которых ничего не знаем! Помните непобедимого дверга Альбриха из «Песни о Нибелунгах»? А лично Фафнира, хранителя сокровищ? А сам народ Нибелунгов, о котором известно только то, что он существовал, и ничего более? Поверьте, наши предки не были выдумщиками и фантазерами – волшебные твари являлись для них такой же реальностью, как для вас депозит в банке, или для меня стетоскоп!
– И вы верите в подобную чушь? – поразился Вулси. – Доктор, вы же закончили один из лучших университетов Европы!
– Чушь? – упрямо возразил обозленный и (чего скрывать!) напуганный Шпилер. – Эта самая чушь сейчас парит над Рейном и наблюдает за нами. Взгляните и убедитесь, милорд. Земным магнетизмом это… чудо не объяснишь.
– Наблюдает оно не за нами, – тихо сказал Тимоти. – Кажется, я вижу огни. Чувствуете, стук колесных плиц по воде? Подходит небольшой пароход или буксир. Точно, фонарь на баке… а наш красавчик ими заинтересовался. Смотрите же, остолопы, оно летит к судну!
В предутренней серой хмари пятеро обескураженных людей могли наблюдать, как по фарватеру Рейна медленно движется совсем небольшой колесный кораблик. Два позиционных огня – на баке и на корме, обычные керосинки. Высокая черная труба исторгает угольный дым. Судно шло осторожно – ночь, а Рейн река непредсказуемая, особенно если ты находишься на борту маленького буксира. Шквал, внезапный порыв ветра, и неприятностей не оберешься.
– Наверное, перегоняют из Людвигсхафена в порты Вормса или Майнца, – со знанием дела сказал Роу, лучше других знакомый с местной речной географией. – Утром заберет новую баржу и снова потянет на юг. Гляньте, джентльмены, наш бестелесный приятель уже рядом с судном. То-то будет потом сплетен на реке – настоящее водяное привидение!
– Боюсь сплетен не будет, – сквозь зубы протянул Вулси. – Робер, сбегай в палатку за моим биноклем! Быстрее, остолоп!
Спектакль начался еще до того, как отличный цейсовский бинокуляр оказался в руках его светлости. Размытое облачко начало менять цвет – по нему пробегали алые и багрово-красные полосы, желтизна исчезла, послышался отчетливый треск, будто после бури, когда атмосферные разряды гуляют по громоотводам зданий… Над неизвестным буксиром разразилась маленькая гроза – красные молнии мгновенными выстрелами пробовали на вкус такелаж, опутали трубу, отчего кораблик на несколько мгновений превратился в водоплавающее подобие рождественской елки.
И тогда же великую реку огласили самые жуткие звуки, которые мог когда-либо услышать человек. Робер судорожно вцепился в плечо Тимоти, но почувствовал, как обычно беспечного и неустрашимого техасца колотит. Роу тяжело дышал и поминутно сплевывал, ладони Джералда вздрагивали, пот заливал лицо, мешая наблюдать, стекла бинокуляра мигом запотели…
Грохот ломаемого дерева и металла, человеческий визг – взрослый мужчина может издавать такой звук только единственный раз в жизни, в первый и последний. Бухтение машины, сбавлявшей обороты, щелчки, похожие на взрывы петард, снова крики, переходящие в недвусмысленный хрип.
А над этой кошмарной какофонией главенствовал чей-то громкий шепот. Успокаивающий, невозмутимо-размеренный, уверенный в себе шепот, не принадлежащий человеческому существу. Оно будто разговаривало само с собой, комментируя для себя происходящее, говорило о чем-то неизвестном и давно минувшем, повествовало о некоей тайне в забытом скальдическом ритме. Это и было ужаснее всего – оно, наблюдая за разворачивающейся на Рейне драмой, просто разговаривало. Со спокойной отрешенностью.
Холод, холод, ледяной холод пополз на берег, ровный, постоянный, пробирающий до костей. И чем морознее становилось, тем громче разговаривало Оно.
Кончилось все внезапно, словно фитиль задули.
Полнейшая, кромешная тишина. Даже плеска волн не слышно. Буксир исчез. Золотистое облачко, накрывшее судно, тоже – пусто и тихо на реке.
– М-мнения и мысли? – Джералд первым пришел в себя, пускай и слегка заикался от холода и испуга. Мороз, кстати, начал исчезать, его сносило вниз по реке, а ветер, пришедший на смену промозглой стылости, казался невероятно теплым.
– Мнения? – выдавил Тимоти. – Если я еще хоть однажды замечу вблизи подобную чертовню, унесу ноги побыстрее. И подальше.
– Никаких разумных объяснений, – прошелестел доктор Шпилер, чья кожа в предрассветных сумерках казалась не бледной, а синей, как у покойника. – Один совет, господа, – надо немедленно сворачиваться и уезжать. Вы выкопали что-то плохое… ОЧЕНЬ плохое, понимаете? Господи, спаси и сохрани…
– Еще священника позовите, окропить бережок и чертей погонять, – Уолтер Роу провел ладонью по взмокшему лицу. – Собираемся тотчас после рассвета и ретируемся в Вормс. А лучше вообще в Америку. Дьявол с ним, с кладом. Кажется, мы наблюдали доподлинную нечистую силу. В натуральнейшем виде.
И, как подтверждение его слов, в раскрытой неподалеку яме с сокровищами громко и сочно хлюпнуло. Будто гиппопотам наступил в лужу жидкой грязи.
– Постойте, – вдруг воскликнул Тимоти, остановив тем самым общий порыв рвануться к шатру и укрыться за его непрочными стенами. – Видите, плывет? Там, правее! Эх, была не была!
– Тим, стой! Ополоумел? – лорд Вулси повис на плечах начавшего сбрасывать промокшую куртку техасца, но Тимоти сбросил его, как медведь сбрасывает с холки охотничью собаку. – Остановись! Я приказываю, наконец!
– Да кто ты такой, чтобы приказывать ирландцу? – процедил Тим, сдирая брезентовые штаны и умопомрачительно грязную нижнюю рубашку. – Сами натворили, сами и будем исправлять, не дети малые. Утону – невелика потеря, у папочки куча других претендентов на наследство, мы ж не поганые янки, а настоящие ирландские южане, семья большая! Присматривайте за мной. И ни с места! Сбежите – прокляну прямиком из преисподней, не хуже Фафнира… Ах, тварь, вода холоднющая!!
И бесшабашный техасец, не особо долго думая, с размаху бросился в Рейн. Поплыл быстро, умелым брассом, к месту, где виднелось нечто бесформенно-темное, покачивающееся на мелких волнах. Через полторы минуты со стороны реки понеслись захлебывающиеся идиомы, метафоры и эпитеты, понять которые могут только самые отпетые фении с улиц Дублина.
Тим, однако, сумел подхватить непонятный предмет и с натугой отбуксировать к берегу. Неожиданно осмелели остальные – вошли по колено в воду и общими усилиями выволокли добычу на берег.
– Т-твою мать… – емко высказался Роу, а несчастный, испереживавшийся Монброн только пискнул, будто голодный птенец.
– Вот вам и маниакальный убийца, благоволите! – дрожа, выговорил Тимоти, принимая из рук участливого доктора шерстяное пальто, чтобы хоть чуточку согреться. – Видели?! Видели, спрашиваю? У-у-у, кладоискатели хреновы! Допрыгались!
У них под ногами, на влажном песке, лежал труп. Труп мужчины среднего возраста, небритого, в темной плотной одежде и разорванной моряцкой нижней фуфайке с широкими синими и белыми полосками. Туловище было располосовано от лобка до шеи, петли кишечника частично вывалились, чернела печень. Ребра переломаны так, словно по грудной клетке долго молотили топором. Грудина вообще отсутствовала, а в темном провале под шеей…
– Сердце, – проговорил доктор Шпилер, наклоняясь. – Удалено сердце. Впрочем, не удалено – вырвано, грубо и безжалостно. Видите разорванную аорту?
Монброна громко и натужно вырвало маменькиным ликером и галетами.
– В реку его, – непререкаемо приказал Тимоти, незаметно для самого себя принявший командование над компанией перепуганных авантюристов. – Если дойдет до полиции… В Германии опасных преступников гильотинируют или расстреливают?
– Вешают, – машинально ответил доктор, продолжая разглядывать мертвеца. – Да, герр О’Донован, пусть его похоронит Рейн. Тело не найдут – со вспоротым животом оно очень быстро утонет.
Труп оттолкнули багром, тело подхватило медленное течение и вскоре темный силуэт исчез из виду.
Яму, где хранились несметные сокровища Зигфрида, не сговариваясь, обошли стороной.
Глава третьяПРЕВРАЩЕНИЯ ТУДА И ОБРАТНО
Германская империя, аббатство Св. Ремигия
28-е, ночь на 29 марта 1912 года
Как нынешним утром выразился его светлость Джералд Слоу, лорд Вулси, «жадность человеческая пределов не имеет и перед этой великой силой отступает даже самая нечистая из всех нечистых сил».
Собирались суматошно, быстро, но без лишней паники. Доктор, вызвавшийся помочь (и сам весьма заинтересовавшийся невероятными событиями последних суток), укатил к себе, в Кюртен – рассчитаться с квартирной хозяйкой, сообщить в магистрат поселка, что он вынужден срочно уехать по личным делам, а следовательно, врачебная практика в Кюртене остается вакантной. Денег за оставленную практику он не требует.
Еще бы он требовал – в кармане сюртука мирно покоились целых полторы тысячи долларов Северо-американских Соединенных штатов! Почти состояние!
В раскоп никто больше не полез – только настырный Тимоти выудил из ямы еще с полтора десятка самых крупных (а, значит, самых ценных) вещиц, швырнул их в общую кучу и побежал к лошадям – готовить повозки. Джералд и мистер Роу с грехом пополам отмывали при помощи ручного насоса извлеченные из ямы драгоценности, археолог то ахал, то ужасался, когда на глаза попадались цветные, но плохо обработанные камни или монеты времен Марка Аврелия, а то и траченное временем оружие. Монброн, у которого окончательно сдали нервы, стащил со стола оставленный для поныне не пришедшего в себя Реннера порошок опия, заглотил, запил глотком бренди и мигом был сражен глубочайшим сном.
Дальнейший процесс оказался крайне простым и рассчитанным на безграмотных таможенников – сокровища укладываются в похожие на гробы ящики для геологических инструментов, прикрываются промасленным холстом, а сверху заваливаются указанными инструментами, свернутыми палатками и прочим невзрачным хламом, наподобие карбидных ламп или складной походной мебели. На границе, само собой, такой примитивный фокус не пройдет, но на территории Германии полицейские нелюбопытны, лишь бы бумаги у господ концессионеров были в порядке.
А вот с бумагами как раз никакого порядка нет. Паспорта забрал с собой в Вормс противный Киссенбарт, оставив только бумажки с отметками о визах и разрешения на пребывание в пределах Великогерманского Кайзеррейха. К счастью, у Монброна остались все министерские разрешения на производство земляных работ в пределах княжества Рейнланд-Пфальц, а сие означало дополнительную защиту от излишне бдительных представителей власти – если имперское министерство дозволило, значит, орднунг соблюден.
Но что же делать дальше? Куда направляться? Как вызволять у Киссенбарта паспорта?
Чрезвычайный совет был собран в два часа пополудни, когда вещи (и клад) были упакованы, лошади запряжены, а господа концессионеры были готовы переодеться в достойное для приличных и богатых людей партикулярное платье и отбыть в неизвестность, подальше от нехорошего берега.
Настроение улучшилось – при ясном солнечном свете события минувшей ночи воспринимались дурным сном или цепочкой невероятных случайностей, приведших к катастрофе на реке. Но Уолтер Роу – угрюмый и недовольный как раз в меру – в сотый раз демонстрировал каждому желающему опаленные брови и ресницы и покрасневшую кожу на лбу: будто кипятком плеснули. Больно, между прочим.
– Хватит на сегодня о мистике, – взмолился Джералд, критически оглядывая слегка покачивающегося после дозы опия Монброна и посапывающего Реннера.
«Странно, – мельком подумал Вулси, – показалось или нет: у австрийского парня будто бы обострились и чуть огрубели черты лица, словно повзрослел на несколько лет за сутки…»
– Господа! Старые планы придется отмести. Положение у нас весьма трудное. На руках имеется – мы с мистером Роу на глазок измерили – чуть более четырехсот фунтов древнейших ценностей и более десятка крупных предметов, которые приведут в экстатический восторг директора любого музея. Но… Мы под надзором полиции. У нас нет документов. Наши изыскания сопровождают весьма загадочные и трагические события, ставящие меня, как главу экспедиции, в логический тупик. И, наконец, у нас на руках тяжело больной человек, которого необходимо отправить в лечебницу.
– С Реннером разберемся, – ответил Тимоти, с видимым удовольствием натягивавший чистую льняную рубашку. – Прибудем в Вормс, у первого же постового шуцмана спросим, где поблизости хороший госпиталь и устроим мальчишку со всем этикетом. Надеюсь, никому не будет жалко денег на его лечение и содержание? Парень все-таки хорошо работал, и он не виноват, что заболел.
– Согласен, – кивнул лорд Вулси. – Повозки с… инструментами?
– Проще не придумаешь, – на этот раз вступил мистер Роу. – В монастырь, к твоему дружку-аббату. За приличную мзду и пару древних золотых монеток из клада он укроет ящики до времени, покуда шум и гам не улягутся. Мы же будем прохлаждаться по пивным в Вормсе, дожидаясь, когда полиция закроет дело.
– Закроет? – с сомнением покачал головой Джералд. – Тройное убийство, да еще такое… Думаю, это случится не скоро. Не хочу полгода торчать в стране, насквозь провонявшей кислой капустой, свиными сардельками и ружейным маслом. А насчет монастыря Святого Ремигия – мысль вернейшая. Аббат Теодор нам серьезно помогал на начальных этапах поисков, не откажет и теперь.
– Э, ребятушки, а как насчет рассмотреть самый скверный вариант? – серьезно спросил Тим. – Если нам придется сломя голову удирать из Германии? Один черт знает, до чего додумается местная полиция. Тогда никакое посольство и никакие деньги не спасут. Поразмыслите. И еще. После всех приключений с фейерверками, я не уверен, что покойничков с вырванными сердцами мы больше не встретим. Что-то мне подсказывает, новые жмурики будут сопровождать нас и впредь. Глупая подозрительность у нас в Техасе не в чести, мы ведем дела честно, но а вдруг кто-то просто хочет нас подставить, а золотишко забрать себе? Не думали о такой возможности? Вот теперь подумайте. Если честно, я побаиваюсь. И признаюсь в этом.
– У тебя паранойя, Тим! – отмахнулся Джералд. – У гипотетических конкурентов найдутся гораздо более примитивные способы скомпрометировать нас… Например, написать донос и заставить полицию провести тщательный обыск вещей и снаряжения – вот тебе и скандал, с обвинением в грабеже и воровстве. Тут другое. А что именно – никто понять не может…
– Я могу. По меньшей мере, могу попытаться.
Ойген Реннер изволил очнуться. Сейчас он полулежал на койке, опершись на локоть. Говорит на чистейшем английском языке, которого прежде не знал, да и знать не мог. Да и Ойген ли это?
Первым вскочил Монброн. Затараторил:
– Ох, наконец-то! Мы все так беспокоились! Как себя чувст… Господи Иисусе, Приснодева и святой Хловис… Ойген, это ты??
– Наверное, я, – покраснев до корней волос ответил молодой австрияк. Молодой? Вот уж нет! Прав был лорд Вулси в своих мимолетных подозрениях. На господ концессионеров взирал уже не парень-работяга восемнадцати лет, а вполне сформировавшийся мужчина, вплотную подошедший к двадцатипятилетнему рубежу. Взгляд твердый, уверенный, а не заискивающе-смущенный; плечи стали вроде бы пошире, шея толще и жилистей. Но черты лица прежние – старый шрам на правой скуле белеет, а форма у него приметная: трехлучевой звездочкой. – Господин Монброн? Милорд? Тимоти?
– Б-р-р!.. – лорд Вулси, закрыл и открыл глаза, потряс головой и с размаху опустился на сиденье, не веря своим глазам. Что за чудеса? Даже скептический Уолтер Роу рот разинул так, что любая ворона могла бы туда залететь, не испытывая никаких неудобств. Тим только замысловато присвистнул и протяжно изрек:
– Вот теперь в борьбе на руках он меня положит, не то что прежде… Зуб даю. Ты кто такой, парень? На самом деле Ойген? А ну, дайте зеркальце! Робер, у тебя точно должно быть, денди парижский! Быстрее, не копошись!
Явилось овальное зеркальце для бритья и перекочевало из рук ошарашенного Монброна в ладонь Ойгена. Сначала австрийца перекосило – он замер, издал горловой звук, потом глубоко выдохнул и попытался перекреститься. Уронил зеркальце.
– А ну встань! – резко приказал Тим. – Только штаны сначала одень, неприлично.
Реннер, едва попадая ногами в штанины белых кальсон с завязками внизу, вскочил и вытянулся, как на параде. Лицо его выражало два самых сильных чувства. Страх и непонимание.
– Иисус-Мария, Том-Дик-Иеремия… – потрясенно выдавил Роу. – Это… Это он. И одновременно не он. Будто повзрослел за ночь лет эдак на шесть-семь. Не бывает же такого!
Да, фигура человека расширилась, пропала юношеская худощавость, тело стало мощнее, тяжелее, круглой, объемистой мускулатуры изрядно прибавилось. Жилки синие на бицепсах видны. Но рост остался прежним – пять футов восемь или восемь с половиной дюймов. Волосы такие же – соломенные, коротко обрезанные дурным куафером. Боже, да еще и щетина на подбородке, жесткая, взрослая, а не пух ранней молодости…
– Чертовщина, – вернулся к исходному диагнозу археолог, созерцая своего бывшего поденщика. – Чего торчишь, как столб, садись. Вон, рубашку мою старую возьми. Твоя нынче окажется маловата, при таких-то плечищах…
– Спасибо… сэр.
– Стоп-стоп-стоп! – на середину выскочил взъерошенный Тимоти и замахал руками. – Коли нас вторые сутки окружает откровеннейшее безумство природы и людей, давайте разберемся сразу. Не могу я просто так сидеть и смотреть на человека, которого вчера видел мальчишкой, а сегодня – мужчиной!
– Кажется вы, американцы, перебираете с деловитостью и стремлением докопаться до сути любой ценой, – безвольно изрек Джералд, не сводя глаз с Ойгена. – Объяснение простое. Человека подменили. Родным братом, например.
– Никто меня не подменял, – неуверенно ответил Реннер. – Объясните, что такое случилось? Почему я у вас в шатре? Рабочим не дозволялось ходить к хозяевам, только к подрядчику и мастерам…
Тим оказался не только деловым, но и умным (что, по мнению лорда Вулси, было для современных американцев нетипично). Непутевый наследник техасского нефтяного барона мгновенно засыпал окончательно запутавшегося Ойгена вопросами о житье-бытье лагеря в последние месяцы, потребовал перечислить имена знакомых рабочих, дневную ставку в рейхспфеннигах, обеденные меню… А при каких обстоятельствах Ганс Шмульке сломал руку пятого дня? Продовольствие на какой повозке доставляли? Как проехать к деревне Кюртен, куда вы ходили в пивную на воскресенья? Кто, когда, при каких обстоятельствах нанял на работу?
Реннер уверенно указал на Монброна и рассказал о наеме в точности. Память у парня оказалась замечательная.
– Так, теперь самое главное, – втолковывал американец обеспокоенному столь мощным напором Ойгену. – Вспомни самое последнее, что ты помнишь. Перед тем, как потерять сознание ночью. Учти, это очень важно. Для тебя и для всех нас.
– Вчера-то? – озадачился Ойген, явно не соображая, что дело происходило две ночи тому. – Лег спать после работы. Потом, когда темно было, поднялся отлить. Пошел в сторону реки, а не в уборную возле палаток. Подышать захотелось – знаете, какая у нас в шатре вонища стояла? Прошел по мосткам. А потом… потом… Господи!!
Ойген резко переменился в лице, скулы и лоб исказила гримаса настоящего, непритворного ужаса. Он отчетливо вздрогнул и уткнулся лицом в колени.
– Робер, налей ему бренди! Полную! Выпей. Выпей и рассказывай! Ну же!
Тимоти аж трясло от напряжения. Безмолвный и бледный Монброн выполнил, что приказывали и сел в дальний уголок. Ему тоже было страшно. Очень страшно. Хотелось домой, к матушке, в свою комнату, подальше от этих чудовищных загадок, так внезапно свалившихся на его голову и головы друзей.
– Я… Я уже возвращался. Там, возле мостков появилась новая промоина – раньше я ее не видел, – медленно, постоянно запинаясь, говорил Реннер. На глазах стояли слезы, но плакать перед господами он не отваживался. – Я заглянул, потому… Словно искорку какую-то увидел. Синюю. Нагнулся глянуть. И… Оно! Жгучее, горячее, щиплющееся! Не знаю, что оно такое, но оно шептало и звало к себе. Потом словно пальцы груди коснулись и начали царапать… Я испугался, закричал.
– И все? – подался вперед Джералд. – Ничего больше?
– Нет, – размашисто мотнул соломенноволосой головой Реннер. – Меня будто отбросило ударом. Знаете, как при драке? В английском боксе? Как кулаком, причем сильным, мозолистым. Потом не помню… А… А после я очнулся на мостках и рядом стоял он.
– КТО??? – в четыре голоса рявкнули концессионеры.
– Мужчина. Но не живой. Привидение. Настоящее! Будто из синеватого тумана. Подошел, коснулся, пальцы теплые, как у живого… Вот тогда я и разорался в полный голос, как младенец, которого от титьки оторвали. Он будто впитывался в меня, внутрь, понимаете? В голову, в грудь, во все тело. Больно до невероятия! Очень больно! Он сказал, будто поживет во мне. До поры. Пока не убьет своего врага. Я, наверное, сбрендил, правда?
Концессионеры обменялись недоуменными взглядами. Да, похоже на сумасшествие, причем, наверняка, буйное. Schisophrenia. Распад личности. Но учитывая все недавние события…
– Как звали этого… человека? – осторожно осведомился мистер Роу. – Не знаешь?
– Не то Хегин… Хугин?
– Хаген? Хаген из Тронье? – подсказал лорд Вулси, и получил в ответ медленный, опасливый кивок. – Он и сейчас в тебе? Внутри?
– Наверное… Не чувствую. Однако знаю другое. Я словно бы стал сильнее. Не головой, телом. И знаю, что начал уметь что-то новое. Раньше неизвестное. И мне не нужное.
– Например? – наклонился вперед Джералд.
– Ножичек можно со стола? Благодарю, сударь. Гляньте.
Они и глянули. Ойген взял прямой охотничий швейцарский кинжал, принадлежавший Тиму, и начал вытворять с ним такое, что у онемевших зрителей в глазах зарябило. Подбросил, поймал за лезвие, а потом начал вертеть, крутить, вращать, постепенно превращая начищенное лезвие в полное подобие быстро кружащегося винта аэроплана. В таком виде перебрасывал нож из руки в руку, умудряясь не порезаться, и наконец аккуратно запустил кинжал в столб, поддерживающий шатер. Точно в ремешок на котором висела техасская шляпа Тимоти, пригвоздив кожаный воловий ремешок намертво.
Американец, силушкой отнюдь не обделенный, подошел, хмыкнул, подергал за рукоять и развел руками.
– Теперь вынимай. Мне – никак.
Ойген встал, легкой, будто рысьей походкой приблизился к толстому столбу, сделанному из ствола молодой сосны, и в одно движение извлек нож. Помялся, глянул виновато, исподлобья, и проворчал:
– Как на духу: раньше такого не умел. И теперь вроде бы не умею. А вот знаниео мастерстве есть. Как такое может выйти, а господа?
– Дела-а… – выдохнул Уолтер Роу. – Джентльмены, либо это правда, либо все мы рехнулись. Я вынужден Ойгену поверить. Сам не знаю почему. Чувствую, говорит правду. И что теперь прикажете делать?
Молчание. Никто не знал ответа на этот, вроде бы такой простой, вопрос.
* * *
Если отправиться по берегу Рейна на север, по дороге, ведущей через прибрежные города и далее к Северному морю, то на протяжении левобережья вплоть до Бонна и Кельна можно наблюдать высокие пологие холмы, покрытые хвойными и буковыми лесами. Хребты Вогель, Айфель, затем Арденнские горы – только после нидерландской границы начиналась пойменная низина. Именно среди таких лесистых возвышенностей, милях в двенадцати к северу от древнего Вормса, расположилось небольшое аббатство, носящее имя «апостола Европы», святого Ремигия.
Жил святой Ремигий давно, еще в первом тысячелетии, и был славен обращением в христианскую веру короля сикамбров Хлодвига, самого известного представителя знаменитой династии Меровингов. Надобно заметить, что крещение Хлодвига и его войска произошло аккурат за сто четыре года до истории с кладом Нибелунгов и гибелью королей Бургундии, являвшихся его прямыми потомками, через королей Клотара и Сигиберта Австразийских.
Аббатство, как и положено святой обители, расположилось на возвышенности, между рекой и высоким хребтом Хардт, тянущимся почти строго с юга на север. Вдали гудела и громыхала Рейнская железная дорога, бурлила Вечная Река, а все пространства к западу, вплоть до самих Лангмайля и Рейхенбаха, тянулись нехоженые девственные леса, прорежаемые редкими охотничьими домиками местных дворян.
– Монастырь построили бенедиктинцы примерно в 1150 году, еще при Фридрихе Барбароссе, – повествовал Джералд археологу, устроившемуся на пружинных креслах открытой коляски. На козлах, между прочим, восседал не кто иной, как Ойген Реннер и довольно умело правил лошадьми. – Потом аббатство прибрали к рукам инквизиторы-доминиканцы, а лет двести назад строения перешли к епископату Вормса. Теперь обитель не столько монастырь, сколько место отдыха для важных церковных особ и громадное хранилище документов. Я бывал в тамошней библиотеке – такому собранию рукописей цены нет! Самые древние датируются десятым веком, можно найти списки с более ранних книг и свитков… Словом, если отец аббат позволит, сами взглянете. Народу там немного – десяток монахов святого Бенедикта, да столько же подсобных рабочих, живущих при монастыре. Строения древние, мрачноватые, но таких стен и современной мортирой не разобьешь. Вдобавок, здесь редко кто бывает, безлюдье нам на руку…
