Текст книги "Беовульф (Сборник)"
Автор книги: Андрей Мартьянов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 61 страниц)
Как Боцмана звали на самом деле, не знал никто, кроме него самого, однако слухи об этом человека ходили разные и весьма замысловатые: в пух проигравшийся в карты великий князь, военный флотский адмирал, попавший в немилость у предыдущего царя (к Николаю III привыкнуть еще не успели, отчего «предыдущим» традиционно именовали Александра Миротворца), счастливо избежавший казни лейтенант Петр Шмидт, и даже незаконный сын раввина Главной синагоги, что на углу Еврейской и Ришельевской, рава Эфраима Кацнельсона – за все эти версии говорили хорошие манеры Боцмана, внешность аристократа, обходительность и за версту видное университетское, а то и академическое образование.
Правду, как уже сказано, знал только Боцман, а Одесса любит тайны. Загадочные тайны, по выражению начитавшейся французских романов сестры Короля Двойры Крик.
Ремесло у Боцмана было архаичное, романтическое и по нынешним временам неслыханно предосудительное: капер. То есть пират. Флибустьер. Каперствовал этот высокий, седоусый и ясноглазый господин по патенту «ночных королей» Одессы, по необходимости и требованию захватывая небольшие баржи, рыболовецкие суда или тихоходные грузовые пароходы с ценным грузом.
Власти охотились на Боцмана много лет, однако никто кроме «королей» не знал, как он выглядел в лицо. Объясняясь манером нигилистов, Боцман соблюдал строжайшую конспирацию.
– Мосье Боцман, я прошу не для себя, – улыбнулся Беня Крик. – У меня есть друзья, им нужно. Но это должна быть такая яхта, чтоб князь Бобруйский-Думбадзе, увидев, вытянется во фрунт и приложит руку к фуражке. Роскошная яхта.
– Для вас, Король, – все что угодно. Но вы понимаете, придется прогуляться за границу. Возможно, в Констанцу. Вы же хотите не простую, яхту, в Одессе раньше не виданную?
– Именно так, – подтвердил Беня Крик, вынул из кармана бумажник, отсчитал требуемую сумму и передал деньги Боцману. Расходы его не беспокоили. – Чем быстрее, тем лучше.
– Король, не надо меня обижать. Если вам надо яхта, она будет в гавани утром.
– Надо, мосье Боцман. И вот еще какое… Я не очень вас побеспокою, если попрошу еще об одной крошечной услуге? Я хочу, чтобы яхта выглядела так. – Беня Крик передал Боцману вырезку из иллюстрированного журнала «Нива». – Детальные точности не интересуют. Интересует фасон.
– Еще два часа трудов, – кивнул Боцман. – Как скажете, Король. И с вас поверх оговоренного ровно тридцать рублей на краску и гонорар малярам.
– У меня без сдачи. – В пальцах Бени ниоткуда появилась свернутая вчетверо пятидесятирублевая бумажка. – Оставшееся – малярам.
– Они будут рады выпить за ваше здоровье, Король, – с дворянской учтивостью слегка поклонился Боцман. – Насколько я понял, дело самое деликатное?
– Деликатнее некуда. Но в вас я уверен, мосье Боцман. Зачем лишние слова?..
* * *
Через день после беседы Короля и загадочного Боцмана в гавань Одессы вошла двухмачтовая яхта, украшенная множеством разноцветных вымпелов. По белому борту шли две параллельных линии, красная и лазурно-синяя, на корме колыхался флаг Северо-Американских Соединенных Штатов со звездочками и полосками. Название судна выведено крупными голубыми буквами: «Philadelphia».
Как и указуется правилами, яхта ошвартовалась в Карантинной гавани для досмотра. На борт поднялся чиновник таможни и вскоре покинул дорогой кораблик с ошеломленно-глуповатым выражением лица: карман коллежского секретаря приятно отягощали триста рублей мзды, полученной от заграничного миллионщика. Тот же чин в гавани Петербурга взять постеснялся бы, а то и просто швырнул деньги прочь – оскорбление…
Через полчаса и сам герой утренней прессы соизволил появиться на палубе – высокий господин в матроске, африканских шортах и с короткой рыжей бородой. Мистер Мак-Алистер изволил устроиться в шезлонге, то ли слуга-индеец, то ли секретарь (со стороны набережной было не разглядеть), подали американцу бокал с прохладительным и газету. Газета, кстати, была русская – срочно доставленная по приказу недавнего коллежского секретаря.
Стоит ли говорить о том, что извещающие о намерении богача Мак-Алистера посетить Одессу «телеграммы из Варны», доставленные в редакции минувшей ночью, сама яхта, ее владелец и «невероятно умелый в стрельбе семинол» были виртуозной подделкой. Фантомом, вызванным к жизни изобретательностью Бенциона Крика и способностями к лицедейству Тимоти О’Донована, обожавшего веселые розыгрыши.
Как и всякий ирландец по происхождению, Тим обрастал золотисто-рыжей бородой моментально – в обычные дни брился он дважды в сутки, утром и вечером. За два дня Тимоти вполне мог приобрести колониальный образ, что от него и требовалось.
Под семинола загримировали Прохора – побрили голову, лицо и руки вымазали наилучшим театральным гримом цвета «мягкий бордо», наиболее подходившим к оттенку кожи североамериканских индейцев, а его сиятельство Алексей Григорьич (пожертвовавший усами, между прочим! Ничего, заново отрастут!), пуделино-завитой и осветленный пергидролем, обернулся «секретарем американца». Повязку с лица пришлось снять и использовать искусственный стеклянный глаз, носить который граф терпеть не мог. Однако ради дела можно пойти на любые жертвы.
После всех превращений осуществленных тетей Бени Крика – толстой неприветливой еврейкой, гримершей из Оперного театра, – узнать всю троицу было решительно невозможно. Прежние черты угадывались только в Тимоти, но образ портили бородка и очочки (с обычными стеклами), и это если не считать костюма, скрупулезнейше скопированного с фотографических изображений настоящего мистера Мак-Алистера, публиковавшихся в журнале. Вышло похоже до невероятия.
Флибустьер по прозвищу Боцман добыл требуемую яхту за сутки, как и обещал: маленькая флотилия скромного черноморского пирата вышла из Сухого лимана (шестивесельные парусные ялы разбойников стояли в Бурлацкой балке) на рассвете, спустя три часа в открытом море было обнаружено аж три подходящих судна, одно под русским и два под румынскими флагами – весна, богачи развлекаются!
В результате произошел стремительный абордаж одного из румын, экипаж (трех господ, слугу и даму) скрутили, завязали глаза, перетащили на пиратский ял и вскоре высадили на пустынном румынском берегу.
Новенькая яхта с названием «Галати» была приведена в Бурлацкую балку, где с достойной уважения к талантам Боцмана быстротой превратилась в «Филадельфию» – нанести рисунок по борту и эмблемы трудностей не составило. Отличить сумеет только профессионал, и то по различиям в парусном вооружении. Профессионал, но не репортер!
Господа концессионеры прибыли на рассвете – рессорные коляски и вооруженное сопровождение предоставил Беня Крик, снова категорически отказавшийся слышать даже одно-единственное слово о гонораре и готовый смертно оскорбиться на Джералда, по англо-саксонской традиции полагавшего, что за любую услугу следует уплатить.
Боцман осведомился, ходили ли господа под парусом раньше? Нет? Что ж, это поправимо. До Одессы из Сухого лимана вас доведут знающие люди, яхту пришвартуют, а потом незаметно сгинут.
Как?
Чепуха, господа, не в первый раз. И умоляю, не выходите потом в море самостоятельно. Потопнете, а грех на моей душе останется. Яхта ведь должна стоять в Одессе? Ну и славно.
Получилось идеально. «Филадельфия» прибыла в порт назначения, трое морских апашей Боцмана исчезли в никуда (двое прыгнули в воду перед устьем Карантинной гавани и поплыли к молу, третий помог с причаливанием и сделал то же самое, благо надзор за пирсом строгостью не отличался), и с тем магнат Дональд Мак-Алистер мог считать первую часть представления сыгранной.
Самый шустрый репортер прорвался на «Филадельфию» в одиннадцать утра и в дневном выпуске газеты появилось первое краткое interview с неожиданным гостем города.
* * *
Король предпочитал действовать быстро, но без суеты: во-первых, никто не знает, когда настоящий мистер Мак-Алистер на не менее настоящей «Филадельфии» выйдет из Варны и отправится в Крым (его появление в Севастополе немедля раскроет мистификацию, телеграф ведь работает исправно!); во-вторых, известие о «брильянтах на сто тысяч» уже должно было достигнуть ушей того, кому и предназначалось. Таким образом, фальшивый миллионщик мог получить серьезные неприятности ближайшей ночью, а вернее под утро…
Днем Тимоти с Прохором отправились в экскурсию по Одессе – наняли шикарный лаковый экипаж, коляска вышла с Приморской улицы в город и неторопливо направилась к центру: по Дерибасовской к Греческой площади, потом налево на Александровский проспект.
Заокеанских визитеров сопровождали четыре пролетки с журналистами, но это американца не беспокоило – видно, что человек привык к вниманию прессы и не обращает на назойливых газетчиков и малейшего внимания.
От взгляда последних не ускользнуло, что богатей посетил «Ювелирную торговлю Зельцера и Бердичевского», лучший магазин города, торгующий золотом и камнями. Пробыл внутри сорок минут, и вышел в окружении сонмища чуть не плачущих от счастья приказчиков, которые перед покупателем едва только розовые лепестки не рассыпали.
Тотчас стало известно: Мак-Алистер купил ограненный в виде капли изумруд чистейшей воды в девять карат, отдав за него две тысячи рублей, сумма невольно внушающая уважение. Новость, разумеется, появилась в вечерних листках и стала известна всему городу.
Более ничем особым иностранец себя не проявил. Отобедал в ресторации «Бельведер», раздав чаевых не меньше, чем на сотню, в торговле купца Вяхирева «Готовое платье из Парижа и Вены» приобрел белый льняной костюм, выпил сельтерской с сиропом в кафе a’la Paris на Соборной площади и с наступлением сумерек отправился обратно в порт: следовательно, господин Мак-Алистер снимать номер в гостинице не желает, предпочитая ночевать на яхте. Извинительная причуда.
– …Охрана в Карантинной гавани смешная, – втолковывал Король, полный день отсиживавшийся в капитанской каюте лже-«Филадельфии» и ожидавший возвращения Тимоти с Прохором, коим было вменено в обязанность непременно вызвать интерес репортеров. – Четверо олухов из Корпуса пограничной стражи в караулке при въезде, шесть ночных сторожей. Если мосье Япончик решится на налет, пройти к причалам он сможет быстрее, чем я скажу «а». Моя «масть» прибыла сюда засветло, спрятались в шаланде дальше по пристани и в соседнем пакгаузе. За портом следят в десять глаз. Ротмистру стражи заплачено, они не станут обращать внимания на шум, если таковой случится. Господа, вы точно запомнили, что надо делать?
– Вести себя тихо и молить о пощаде, – хохотнул Тимоти. – Ничего сложного, мистер Король.
– Теперь сейф, – Беня Крик подошел к приземистому несгораемому шкафу, находившемуся в углу каюты. Таковой установили мoлодцы Боцмана еще в Бурлацкой балке, ибо на румынской «Галати» сего предмета обстановки предусмотрено не было. – Мосье Вершков, где шкатулка, которую я дал вам поутру?
– Вот, – Прохор извлек из-под койки тяжелый ящичек в барочном стиле, с золотистыми накладками, завитушками и эмалью. – Положить внутрь?
– Зачем? У нас тут любительский театр, а не казарма, где все должно быть в идеальном порядке… Требуются следы борьбы и умеренный хаос.
Шкатулка оказалась полна драгоценностей – колье, бриллиантовые браслеты, перстни с крупными камнями, даже диадема с рубинами. По виду не отличишь от настоящих украшений, пускай и куплена эта сияющая мишура в лавке Соломона Канторовича на Малой Арнаутской за двадцать пять рублей оптом.
– Мелкие камушки рассыпать по ковру, сам ковер сдвинуть, – режиссировал Король. – Створку сейфа приоткрыть, должно быть хорошо видно содержимое… Мосье Вершков, вас не затруднит перевернуть столик и разбить хотя бы две тарелки? Три? Можно и три. Кофейник вылить на пол!
– А вы не слишком усердствуете? – осведомился доселе молчавший Барков. – Вдруг он сегодня не придет? Или придет кто-нибудь другой?
– Ой, не смешите меня, ваше сиятельство! – отмахнулся Беня. – За всех налетчиков Одессы я не скажу, но из троих самых знаменитых один стоит перед вами, а Левка Бык сейчас в Херсоне, это мне известно достоверно. Кто остается? Верно, остается мосье Япончик. Он жадный, а это страшный недостаток при нашей профессии… Придет, никуда не денется – половина Одессы с утра шепчется о том, что Беня Крик по прозвищу Король нацелился на бриллианты американца… Кстати, господин американец, где купленный сегодня изумруд? Отдайте мне на время, так будет надежнее.
Тимоти пожал плечами, вынул из внутреннего кармана пиджака обшитую бархатом коробочку, открыл, полюбовался на блеск камня и передал смарагд Королю.
– А теперь… – Мосье Крик взялся за лацкан мистера О’Донована и резко дернул вниз, разрывая лен. – Приведем жертв ужасающего насилия в надлежащий вид. Вас ведь, кажется, грабят, или я ошибаюсь? Эх, надо бы еще роскошный синяк под глаз…
– Ставьте, – просто сказал Тимоти. – Только кулаком, а не рукоятью «смит-вессона».
Прохор бесстрастно перевел.
– Вот видно, что вы из Североамериканских штатов, мосье. Решительный человек, ничего не боитесь. Но давайте обойдемся без ненужных жертв, и так облик живописный, ну чисто картина Айвазовского «Кораблекрушение». Остается привязать господина графа и мосье Вершкова к креслам.
– Что же, так всю ночь сидеть? – возмутился Барков.
– Вы обещали меня слушаться?
– Обещал.
– Вот и держите дворянское слово.
– Холера, – сплюнул граф на грязнющий, в пятнах кофейной гущи, пол каюты. – Ладно, вяжите.
– Этот узел вы сбросите одним усилием, – пояснил Беня. – Пистолет засуньте за ремень брюк сзади, чтобы мгновенно выхватить, если понадобится… Так, правильно. Удобно? Веревка запястья не режет?.. Всё. Мизансцена создана, на улице стемнело, наступает время зловещих преступлений под сенью убывающей луны. Пещера Лейхтвейса. Читали в журналах рассказы с продолжением об этом знаменитом разбойнике? Нет? А мне в юности нравились…
– Оно и видно.
* * *
Через приоткрытый иллюминатор доносились обычные звуки южной ночи – верещали сверчки на берегу, слышен тихий плеск волн, ударяющих о борт яхты, изредка вскрикивают чайки. Низкие гудки пароходов, прибывающих в Одессу после полуночи. Где-то гавкают сторожевые псы.
– Тихо, – шепотом сказал Король, подняв указательный палец. – Вот!
– Что – «вот»? – переспросил индеец-Прохор и сразу выделил тоскливый собачий вой, вибрирующий и протяжный.
– Наблюдательный мосье Голубчик воет почище любого барбоса, – пояснил Беня Крик. – Заслушаешься, эдакие оперные рулады… Следовательно, у нас гости. Начинаем. Готовы?
Концессионеры дружно кивнули, Король вынул из кармана револьвер и взглядом приказал Тимоти сесть на пол возле сейфа. Каюта освещалась тремя керосиновыми лампами, закрепленными на стенах.
– Но если это Левка Бык, я уже и не знаю, что делать, – буркнул Король. – Получится эль шкандаль.
Едва на корме послышались шаги, Беня наставил револьвер на Тимоти, попутно выхватил из кармана давешний изумруд и отвел левую руку в сторону, так, чтобы камень мог узреть любой желающий. Когда налетчик вместе с двумя подручными шагнул в каюту, Король драматично выкрикнул:
– Сидеть! Сидеть и не шевелиться, сказано! Третий раз повторять не буду!
Моисей Винницкий был узнаваем – те же раскосые глаза, яркий пиджак и полосатые брюки. Однако при виде Короля он вытаращился так, что на несколько мгновений утерял свою восточную внешность.
Немая сцена продолжалась недолго, Беня первым пошел а атаку:
– Что такое? – вздернул брови Король, оглядев Мишку. – Прошу прощения, но место занято и вас здесь не стояло!
Япончик сосредоточил взгляд на крупном изумруде, затем разглядел рассыпанные по полу мелкие стразы, казавшиеся до ужаса настоящими, остановился на полураспахнутом сейфе, из которого лилось манящее сияние. Опустил браунинг и цыкнул на своих, при виде конкурента заворчавших, будто медведи в зверинце.
– Король?!.
– Да, я Король, – с величественностью австрийского кайзера Франца-Иосифа, принимающего иностранного посла, ответил Беня. – Вы имеете сказать мне пару слов, мосье Япончик? К примеру, объяснить, что делаете на этом судне, когда все приличные люди давно легли в постель со своими женами?
Ситуация сложилась щекотливая: по «закону» все права на добычу принадлежали Бене Крику – он пришел первым, место и впрямь занято. Но увы, Мишка, как уже поминалось, был жаден, а жадность губит.
От неожиданности Япончик даже не попытался сообразить, каким образом Король в одиночку связал двоих слуг американца, воспринял это как должное. А ведь следовало бы понять, что где-то неподалеку находятся сорвиголовы из бениной «масти».
– Простите, Король, но мы пришли одновременно, – сказал Мишка. – И имеем равные доли в гешефте. Здесь хватит на всех, и еще останется на леденцы мальчишкам, трущимся при синагоге биндюжников.
– Разве? А что скажут в Одессе? В Одессе скажут, что Япончик польстился на заработок Короля. Люди не поймут ни меня, ни вас. Над нами будет смеяться любой босяк, а я не люблю, когда надо мной смеются босяки. Это действует мне на нервы. И если мне предложат выбрать между репутацией и деньгами, я выберу репутацию. Денег в мире много, репутация одна.
– Очень хорошо, – ощерился Япончик. – Забирай свою репутацию и иди домой. Деньги возьму я, так уж и быть.
– Вот поэтому я – Король, а вы, мосье, всю оставшуюся жизнь будете жить на маленькие комиссионные. И потом: фи, какая грубость, мы брудершафты не пили и вряд ли когда-нибудь выпьем, а потому будьте вежливы, как и полагается деловому человеку. Идите, Япончик, идите – это не ваша ночь. Я предложил последний раз и культурным тоном.
– Иначе – что?
– Иначе вам выразят сожаление, – сказал Беня. – И это буду не я. Решили?
– Бенцион Крик, когда ты в доме своего отца, биндюжника Менделя Крика, ходил под стол не наклоняя головы и не сгибая колен, Япончик уже заработал виселицу и каторгу. Поэтому уйти придется тебе. Я честный человек и предлагал половину, но теперь ты не получишь и гривенника. Постарайся не сделать так, чтобы утром вся Одесса сказала: «Король утонул в Карантинной гавани, какая жалость!» Три карты против одной, Король.
– Я же говорил, не надо грубить, – вздохнул Король, бросил изумруд на пол, вложил в рот два пальца и коротко свистнул. – Грубость еще хуже жадности, мосье, это вам каждый скажет и не обязательно только в Одессе.
Япончик попятился, учуяв нехорошее. Это был критический момент, Мишка мог начать стрелять. Сдержался. Впрочем, Беня надел под сорочку кольчугу с накладными железными пластинками на груди: всякое может случиться. Риск – далеко не всегда дело благородное.
Стоявших на стреме шестерок Япончика аккуратно сняли сразу после того, как их предводитель прошествовал на яхту: никакой крови и, боже упаси, смертоубийства. Вполне достаточно хлороформа. Затем на «Филадельфию», сняв обувь, в одних носках и чулках, поднялись прятавшиеся в тени пакгауза Рувим Голубчик, обычно называемый Студентом, и трое «деловых», «фартовых».
Независимые свидетели из числа уважаемых людей в возрасте и знающих толк в «законе». Но только не в том, какой проповедует в синагоге рав Кацнельсон, а в законе Молдаванки.
От имени Короля Рувим пригласил «деловых» нарочно.
Они-то и должны были выразить сожаление мосье Япончику, благо слышали весь разговор.
Мишку затрясло, когда он увидел Колю Барона, Симона Миндла и грузную, с бульдожьей физиономией, шестидесятипятилетнюю Маньку Муфту, в миру Марью Фроимовну Берлянт, зажиточную мещанку и вместе с тем матриарха бандитов одесских предместий, помнившую еще времена городского головы Новосельского и первый поезд, пришедший в город по новопостроенной железной дороге в далеком 1866 году.
Это, как выразился позднее граф Барков, была тяжелая артиллерия. Во главе с двенадцатидюймовой мортирой в виде мадам Берлянт.
Суд был скорым, приговор обжалованию не подлежал. Мосье Япончик переступил закон и это очень, очень плохо. Невыносимо плохо. Одесса будет возмущена вся.
Беня Король вправе сам решить, что делать с этим человеком, поскольку Беня сторона оскорбленная. Гешефт принадлежит Бене и тут других вопросов лучше не задавать.
– …Я уйду ничего не взяв, – вдруг сообщил Король. – Пусть люди видят, что деньги не самое главное в жизни. А мосье американцу пришлю извинения – только страху натерпелся.
– Да, – басом сказала мадам Берлянт. – Именно поэтому ты, Бенчик, – Король, а мосье Винницкий обычный поц. О тебе будут говорить в Одессе и через сто лет, шоб этому городу простоять десять раз по столько…
Высокая делегация отбыла через пять минут. Раздавленного Япончика Студент пригласил проехаться на Молдаванку, и никаких возражений, мосье! А ваши… э… сопровождающие могут идти на все четыре стороны. Чего стоите выпучившись? Марш отсюда, шантрапа!
Беня Крик ушел с яхты вместе с Рувимом и Мишкой, лишь на мгновение остановившись на пороге каюты и подмигнув изумленному графу, впервые в жизни наблюдавшему суд «деловых» и узнавшему для себя много нового. Слава богу, нежданные гости «Филадельфии» и думать не думали, что двое из трех свидетелей говорят по-русски.
– …Ф-фу, – Барков освободил руки и растер слегка затекшие запястья. – Ну и цирк с конями в упряжи, господа хорошие… Тимоти, что вы на четвереньках ползаете?
– Изумруд ищу… Король бросил его на пол, я сам видел! А теперь – нету!
– О-па, как нехорошо вышло, – подал голос Прохор. – Теперь понятно, отчего эта жирная усатая бабища уронила свой платочек, мигом подняла, а потом засунула его в декольте… Камушек-то у ног валялся, я точно запомнил!
– Декольте? – ошалело сказал Тимоти. – Грабеж средь бела дня! Ну хорошо, среди ночи! А вы говорите – Чикаго…
* * *
Следы заметали до утра – по завершению основных событий появились флибустьеры Боцмана, втихую ошивавшиеся неподалеку, один из них вывел концессионеров из гавани через неприметную дыру в ограде, еще трое подняли на яхте парус и направились к Сухому лиману: в корабельном сарае корабль опять перекрасят, приведут в порядок, дадут ему другое имя, после чего бывшую «Галати» продадут новому владельцу.
Его сиятельство, Тимоти и Прохор перевезли на квартиру в доходном доме по Спиридоновской улице, где за них вновь взялась театральная тетушка Короля, ворчавшая, что никакого покоя с этими налетчиками нет, что Бенчику надо жениться и заводить хозяйство, а не устраивать барагозна всю Одессу, и что Беня уже взрослый мальчик, а до сих пор играет в детские игры. Еще купил бы сабельку и деревянную лошадку!
Тем не менее пухлая фея-гримерша свое дело знала, в куафюре разбиралась не хуже парижских модистов, и к рассвету вернула Баркову и мистеру О’Доновану привычный облик. Сложнее было с Прохором – бритая голова краснокожего семинола, чье искусство стрельбы так и не пригодилось, обернулась вульгарной плешью сахалинского каторжника.
Тетушка повздыхала и напялила на Вершкова парик, отчего верный камердинер его сиятельства вновь стал похож на самого себя. Было приказано носить парик минимум неделю, пока волосья не отрастут хоть на полдюйма.
Переоделись в привычное платье, граф с отвращением вынул из глазницы стеклянный эрзац, упрятал его в коробочку и надел свою пиратскую повязку. Мельком посожалел, что усы отращивать долго, но затем только рукой махнул – дело наживное.
Алексей Григорьича (как, впрочем, и остальных) сейчас куда больше интересовал иной вопрос: что удастся вытянуть из Япончика Королю? И в конце концов, какова дальнейшая судьба осужденного «фартовыми»? В то, что Беня Крик решится на убийство поверженного соперника, не верилось. Все-таки он – Король!
Взяли извозчика, не торопясь поехали в «Аркадию», где Джералд и компания с растущим нетерпением дожидались итогов ночной авантюры. Швейцар встретил господ понимающей полуулыбкой – сразу ясно, загуляли. Жандармы в статском, оккупировавшие фойе, проводили поднадзорных хмурыми взглядами. Где шлялись, вот интересно? И что теперь докладывать наверх?
– Наконец-то! – Оказывается, лорд Вулси и перенервничавший Монброн бодрствовали с вечера, ложиться спать и не подумали. Так и бдели, потребляя кофе галлонами. – Есть новости? Узнали что-нибудь? Мы так беспокоились!
– Новости привезет господин Крик, – сказал Тимоти. – Но было захватывающе, не откажешь. Джералд, извини, мы очень хотим увидеть на столе завтрак. Хороший горячий завтрак. Потом я с удовольствием поспал бы три-четыре часа.
– Я позвоню прислуге, – кивнул Робер. – И все-таки…
– Мсье де Монброн, – устало отозвался граф. – Потерпите. Король непременно навестит нас или отправит посыльного. Прохор, как он выразился вчера вечером? Скоро только кошки родятся?
– Слово в слово, ваше сиятельство.