Текст книги "Последняя война"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Соавторы: Марина Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– Скоро, – сквозь зубы сказал Кэрис, глядя на незаметно подошедшего Драйбена, – появится еще одна легенда. О том, как некий разъяренный дэв собственноручно прикончил непомерно любопытного нардарского эрла, большого любителя подслушивать чужие разговоры.

Драйбен из Кешта действительно ненамеренно следил за беседой Фарра с Кэрисом и, когда его ушей коснулись столь невероятные речи, не выдержал и, поднявшись с кошмы, отправился к костру.

– Не спится мне. – Нардарец предпочел не замечать слова Кэриса. – А говорите вы достаточно громко. Счастье, что госпожу Фейран не разбудили. Впрочем, она девушка умная, вдобавок владеет Даром, недоступным самим воплощенным духам. Интересная компания мне досталась…

– Садись, коли пришел, – бросил вельх. – Потолкуем. Фарр, ты чего такой бледный? Аж в темноте видно. Перестань бояться. Я, как ты и просил, сказал правду. Глянь на почтенного Драйбена – он и бровью не повел.

– Я встречался и раньше с… существами, не являющимися людьми, преспокойно вымолвил нардарец. – В Аррантиаде твоих родичей, Кэрис, не считают чем-то особенным.

– Само собой, – кивнул Кэрис. – Во время падения Небесной горы арранты и их остров пострадали меньше всего. Снесло приливной волной несколько городов на побережье, и все. Отсиделись Великолепные. И сумели уберечь знания, исчезнувшие в других землях.

Драйбен осторожно присел на положенное у огня бревнышко, заинтересованно, словно первый раз в жизни, рассматривая вельха. Очень хотелось задать множество вопросов, но Кэрис упредил:

– Все, что должен был сказать я, ты слышал. Ночь долгая, тепло… В мешке найдется фляга с розовым вином… Фарр, не сиди, как истукан. Покопайся у меня в торбе, найдешь. Деревянная бутыль с залитой желтым воском пробкой. А ты, Драйбен из Кешта, расскажи о себе. Нам с Фар-ром будет интересно послушать. Верно, Фарр?

Как ни странно, на протяжении следующих четырех дней никто, включая вечно любопытного Фарра, не удосужился спросить Кэриса о направлении пути. Вельх, который на самом деле являлся вельхом лишь отчасти, отлично знал горы, великолепно ориентировался в малознакомых ему местах и без особенных трудностей провел свой маленький отряд через наиболее удобные перевалы, по необитаемым человеком краям. Слева оставалась обширнейшая долина Табесин, сейчас захваченная мергейтами, где-то впереди несли к Полуденному океану свои воды две великие реки, за которыми простерлись песчаные равнины Халису-на, широколиственные нардарские леса и владения блистательного кенига Нарлака.

Фарр, ошеломленный признаниями Кэриса, в основном помалкивал или беседовал с Фейран на отвлеченные темы, наподобие восходящей к Эль-Харфу родословной саккаремских шадов или о стихах известнейшего поэта Нейсамма из города Акко, и не переставал удивляться образованности любимой дочери шехдадского вейгила. Халаиб, в отличие от многих отцов, выучил Фейран грамоте и позволял женщине читать книги. Драйбен, хоть и оставался мрачен до угрюмости, общался в основном с Кэрисом.

Бывший эрл не открыл случайным попутчикам всех своих тайн, рассказав только, что в силу случая прослужил некоторое время советником у степного хагана и однажды посвятил Гурцата в тайны, открытые неизвестным автором в старинном фолианте, обнаружившемся в библиотеке его замка. Вот Гурцат и решил добавить к своей военной силе мощь волшебства. Кэрис, разумеется, подозревал, что Драйбен говорит полуправду, но от расспросов отказался – нардарец однажды резко оборвал вельха, едва тот попробовал задать несколько наводящих вопросов.

Невольно слушая разговоры Драйбена с Кэрисом, Фарр однажды вечером выпросил у нардарца упомянутую старинную книгу. В храмовой школе старого мардиба Биринджика мальчиков не учили языкам, в основном налегая на богословие и историю Саккарема, однако атт-Кадир года два назад тайком попробовал самостоятельно изучать наречия других народов и с трудом, но все-таки читал по-нардарски. Так как книга в зеленой обложке была написана много столетий назад и стиль изложения изрядно отличался от современного, Фарр постоянно спрашивал разъяснений у Драйбена и за вечер осиливал самое большее две-три страницы.

Драйбен никому не сказал, что Подарок Хозяина в виде белого непрозрачного кристалла остался с ним и по-прежнему лежал в сундучке, завернутый в шелк. Однако теперь Камень словно растерял всю дарованную Хозяином силу, превратившись в обычный осколок не то мрамора, не то мутного хрусталя. Способный чувствовать волшебство гораздо острее людей Кэрис не беспокоился и не приставал с многозначительными вопросами, а посему нардарец решил: Оно забыло о человеке, служившем проводником недоброй силы, заключенной в Самоцветных горах, и больше не собирается его использовать.

"Легко отделался, – с облегчением думал Драйбен. – Естественно, ведь теперь Оно может воздействовать прямиком на Гурцата, без моего посредничества. Наверняка хаган получил Дар наподобие моего проклятого кристалла… А то и посильнее".

Фейран смирилась с судьбой и сопровождала троих мужчин, ни о чем не спрашивая. Тем более что Драйбен, как прекрасно воспитанный в куртуазном Нардаре благородный эрл, относился к единственной даме с положенным вниманием, с Фарром было интересно поговорить, вспоминая старые времена и общих знакомых, а Кэрис с его неиссякаемым запасом шуток, целым мешком разнообразных вкусностей (вельх постоянно угощал девушку то нугой, то фруктами в сахаре, добываемыми из своего баула) и благожелательным расположением ко всем без исключения членам отряда помогал не думать о плохом.

Несколько раз к Фейран приходили сны (дар "говорить со звездами" постепенно возвращался), но призрачные видения не предвещали ничего хорошего. Ледяное облако по-прежнему разрасталось над землями людей, Фейран видела обрушившиеся стены городов, пожары, чувствовала запах бесчисленных смертей… И никакого просвета впереди.

Она не слышала ночного разговора и посейчас считала Кэриса человеком, хотя и замечала, насколько вельх необычен по сравнению с остальными людьми. Слишком самоуверен, никогда не молится Атта-Хаджу на восходе и закате (Драйбен, однако, тоже – у него свой бог), но таковы, наверное, все варварские народы с полуночи. Прозвище Дэв, привязавшееся к Кэрису с легкой руки нардарца, наверное, послужило данью высокомерию господина Драйбена, который как-никак высокорожденный эмайр…

Фейран помогала готовить еду, и женская рука делала не особо разнообразные яства более вкусными, чем обычно. Однажды, выпросив у Кэриса лук, подстрелила влет нескольких голубей, обеспечив ужин и показав мужчинам, что саккаремские девицы не хуже их самих умеют обращаться с охотничьим оружием. И, конечно, тосковала по Берикею, предполагая, что он погиб. Фейран не слишком поверила в слова Кэриса о том, что саккаремец ушел через волшебные Врата вместе с Гурцатом.

Постоянно находясь под гнетом чувства вины за разворачивающееся на материке бедствие, вызванное его гордыней и любопытством, Драйбен развлекал себя беседами с Кэрисом – пускай он не человек, а дайне, но, судя по некоторым обмолвкам, давным-давно живет с людьми, часто путешествовал, помнит о многих исторических событиях… Кстати, на вопрос о своем возрасте вельх отвечал уклончиво, говоря, что застал еще Золотой Век. Но больше ничего не уточняя.

"Есть чему позавидовать, – решил однажды Драйбен. – Как существо более магическое, нежели живое, Кэрис стал свидетелем множества эпох… История, сохранившаяся в летописях, – это одно, а рассказы непосредственного очевидца совсем другое. Но почему бессмертный дайне решил уйти от сородичей и предпочел беспокойный, изменчивый и такой опасный мир людей? Хотя… Этот мир опасен только для нас, краткоживущих и уязвимых".

Ни Фейран, ни Фарр атт-Кадир не понимали большинства разговоров двоих чужеземцев. Чтобы не смущать попутчиков, вельх и Драйбен зачастую беседовали на нардарском, и Фарр различал только отдельные знакомые слова. Девушка не знала никаких языков, кроме родного саккаремского, и вскоре перестала обращать внимание на грубые и дребезжащие, по ее мнению, непонятные речи господина Драйбена и носящего некое подобие юбки варвара.

Сам же Драйбен испытывал невероятный интерес. Он узнал о причинах появления Нардара как независимого княжества, почти четыреста лет назад отделившегося от империи кенигов, и выяснил, что принятая при дворе конисата версия разительно отличается от реальных событий старины. Услышал о житии народов во время жуткого столетия Черного Неба, страшных войнах, становлении нынешних государств… Увлеченный разговором, Кэрис порой не мог остановиться – сыпал забытыми именами, названиями, датами, четко и кратко, с вызывающей уважение точностью обрисовывал истинные нравы людей, живших столетия назад, развлекал Драйбена самыми невероятными историями, вспоминал о своих путешествиях и приключениях… Словом, не давал нардарцу замыкаться в себе.

К ледникам и истокам великих рек подошли к полнолунию месяца Тигра, и Фарр за сутки до стоянки на сосновой поляне, где было принято решение о том, куда направиться дальше, вновь заметил, как вслед за появлением луны на чистом звездном небе Кэрис забеспокоился и, бросив разбирающему при огне костра строки древней книги мальчишке: "За меня не беспокойся, вернусь к утру", оставил оружие и ушел в темноту ночи, напоследок запретив Фарру следовать за ним.

Драйбен и Фейран давным-давно спали, но атт-Кадира сжирало непонятно откуда взявшееся истовое любопытство. Уже много времени минуло с тех пор, как Кэрис оставил стоянку, полная, очень яркая луна висела над горами, обращая привычный мир в царство серебряного света и глубоких черных теней. Однако имелась возможность проследить по примятой траве путь вельха хотя бы на сотню шагов от лагеря. Фарр подбросил в костер веток, чтобы видеть огонь и не заблудиться, нахмурившись, взглянул на обычно таких спокойных, а сейчас вдруг затревожившихся степных лошадок, пасущихся поодаль, и решительно зашагал по следам Кэриса.

Обнаружить что-либо интересное не удалось, сколь ни ярко луна освещала окрестности. Приблизительно через полный лучный перестрел след потерялся, и Фарр повернул обратно, не упуская из виду красно-желтое пятнышко огня между деревьями Только один раз мороз продрал его по коже – в отдалении послышался отчаянный звериный визг, потом низкий, очень тяжелый и хриплый рев какого-то огромного хищника. А возле скал промелькнул расплывчатый, невероятно страшный силуэт.

Атт-Кадир, примчавшись в лагерь, схватил оставленный Кэрисом меч, вытянул его из ножен и, положив рядом с собой, до утра читал про себя молитвы Атта-Хаджу. Едва начало рассветать, мальчишка услышал, как неподалеку кто-то насвистывает веселую песенку, сопровождая ее легкими хлопками ладоней, и понял: вельх возвращается.

– Кэрис! – вскочил Фарр. – Я такое видел! Там…'Там чудовище! Громадное черное чудовище с горящими зеленым пламенем глазами!

– Какое еще чудовище? – сдвинул брови Кэрис. – В округе бродят серые медведи, это я знаю, но они не любят запаха людей и побаиваются огня. Та-ак… Ты зачем взял мой меч? Ты что, хотел пойти против горного медведя с мечом? Сумасшедший…

– Это не медведь, – уверенно сказал Фарр. – Ты мне про них рассказывал и рисовал картинки на пергаменте. Тварь двигалась очень быстро и, по-моему, больше напоминала… не знаю кого. Может быть, здесь водятся… водятся…

– Дэвы? – расхохотался Кэрис. – Нет тут никаких дэвов, кроме одного, хорошо тебе знакомого. Успокойся. Либо тебе от страха мерещилось, либо к стоянке на самом деле наведывался медведь. Когда нужно, эти зверюги могут носиться быстрее лошади.

Фарр, однако, остался в полной уверенности, что чудовищное создание, пробегавшее в отдалении, ему не привиделось, но существовало в действительности.

* * *

Этим днем Кэрис остановил отряд гораздо раньше обычного и объявил привал: мол, Фарр не выспался минувшей ночью, а окруженная соснами и редкими молодыми буками полянка выглядела чрезвычайно привлекательно. Мужчины нарубили дров, Фейран отвела лошадок к ручью на водопой, а потом начала обустраивать ночлег, вытаскивая из холщовых мешков скатанные войлочные степные кошмы. Вельх, проворчав что-то о непуганой дичи, ненадолго канул в лес и возвратился, держа за уши двух убитых жирных кроликов.

Когда тушки изжарились и Фейран созвала всех на ужин, Кэрис выделил каждому порцию и неожиданно заявил:

– Что же, други… Я привел вас к наиболее безопасным местам. Предполагаю, что, если мы пойдем на полдень, в Междуречье, ничего хорошего нас там не встретит – Гурпат наверняка атаковал Таджаль-Саккарем и полностью захватил его.

– Не может быть, – возразил Фарр, но сразу запнулся.

– Может, – проворчал Драйбен. – Я знаю Гурцата. Этого человека теперь не остановить. Говори дальше, Дэв.

– Я не дэв, – машинально отбрыкнулся Кэрис. – Так вот, остаются еще две дороги. Одна – через очень высокий перевал, который в Нардаре называется Грозящим небу, к полуночным нардарским границам и вольным конисатам, а потом в Нарлак. Второй путь тянется вдоль русла Урмии, потом на полуденный закат, через равнину к священному городу Мед дай. Полагаю, что мардибы Атта-Хаджа нас не обидят, хотя наверняка не пустят в город чужеземцев.

– Меддаи… – мечтательно выдохнул Фарр, забыв о еде. – Мне и Фейран нечего делать у нарлаков. Я с удовольствием пойду в Белый город.

– Если только раньше дорогу не перережут войска Гурцата, – перебил Драйбен. – Хотя… Наверняка в Междуречье идут долгие и изматывающие бои, и степняки не успели переправиться через Урмию в Халисун. Может, шад Даманхур сумел остановить нашествие? Нет, вряд ли… Однако я не забыл, что храм-крепость Атта-Хаджа в священном городе саккаремцев и халисунцев несет в себе невероятную волшебную силу благодаря огромным Камням Предвечного. Правильно, Фарр?

– Совершенно верно, – кивнул молодой мардиб. – Если даже мельчайшие осколки этих Камней, вроде того, какой мы с Ясуром, да упокоится его душа в покоях Вечносущего, вынесли из Шех-дада, обладают божественным могуществом, значит, владыка и покровитель Саккарема вполне может дать откровение жрецам Меддаи. О том, Как победить степную напасть. Понимаете, о чем я толкую?

– Что скажет самая прекрасная часть нашего грубого мужского сборища? Кэрис перевел взгляд на Фейран.

– Я… Ты, чужеземец, должен знать, что в Саккареме принимают решения мужчины, – прошелестела девушка. – Я пойду с вами, потому что больше идти не с кем и некуда. Но я не хотела бы покидать Саккарем ради других стран.

– Что же получается? – подвел итог Кэрис. – Фарр согласен отправиться в Меддаи, Драйбен тоже, ты, Фейран, ничуть не против посмотреть на Белый город… Отлично. Я отведу вас к Камням Атта-Хаджа. Завтра мы спустимся в долину и пойдем на полуденный закат.

– Тебе-то зачем в Меддаи? – поинтересовался Драйбен. – Если у тебя есть другие дела, можешь отправляться куда хочешь. Спасибо, конечно, за заботу о нас всех. Я рад, что подружился с тобой, но… Эти места мне уже знакомы несколько лет назад я проходил мимо Шести ледников. Я могу сам провести Фарра и благородную Фейран в Священный город Халисуна.

– И защитишь их от мергейтов? – прищурился Кэрис. – Заплатишь сборы на границе, если дорожные налоги, правда, до сих пор собирают? Вот скажи, светлейший эрл, за последние седмицы ты хотя бы раз ходил на охоту? Я понимаю – Фарр, парню всего шестнадцать лет, кроме захолустного храма и книжек, он ничего не видел. А ты почему не стал добывать пропитание для нас? Пра-авильно, потому что все делал я при помощи Фейран, которая отлично управляется с луком. Нет, теперь от меня вы не отвяжетесь!

– Никто и не собирается тебя гнать, Кэрис, – выдавил атт-Кадир, неодобрительно посматривая на напыжившегося от обиды Драйбена. – Если так, то решено. Наш путь лежит к Меддаи. Только вот подорожных нет… и денег. Серебро, что мы взяли с собой из Шехдада, осталось у Ясура в поясе!

– Подорожные? – Кэрис весело фыркнул. – Деньги?

Вельх встал, схватил свой коричневый мешок, рванул горловину и, запустив туда руку, вытянул за веревочки несколько свитков, а заодно и толстый кошель из черной грубой кожи.

– Что это, по-вашему? И потом, Фарр, ты никому не говоришь, но я знаю – у тебя припрятано несколько изумрудов. В тряпочке, за пазухой. Не представляю, где ты их стащил, но камешки всегда можно обратить в золото… и наоборот!

Глава пятнадцатая. Священный град

Меддаи, о котором справедливо говорили, что он, подобно самому Атта-Хаджу, носит тысячу имен, стоит на границе равнин глубинного Халисуна и пустыни Альбакан, занимавшей изрядные пространства и тянувшейся вплоть до закатного побережья континента. Собственно, Меддаи являлся центром духовной власти мардибов Предвечного, учение которых, основанное на откровениях Провозвестника Эль-Харфа, было распространено по всему Саккарему, Дангарскому эмайрату, среди кочевых племен Халисуна и отчасти населяющих побережье джайдов.

История гласит: более восьмисот лет назад человек, обычный кочевник и скотовод по имени Эль-Харф, перегоняя стада своих верблюдов на более сытные полуночные пастбища, набрел в полупустыне на занесенные песком развалины забытого людьми города, выстроенного наверняка еще до Столкновения Сфер. Там же таились два огромных, выше человеческого роста, необычных камня полупрозрачные, желтовато-серые глыбы лишь отчасти выглядывали из иссушенной солнцем почвы, и, не явись к Эль-Харфу первое откровение от Предвечного, пастух, не задумываясь, прошел бы мимо. Однако божественная десница направила ничем не примечательного погонщика, и вскоре Эль-Харф создал свое учение, с невероятной быстротой распространившееся по полуденным пределам материка.

Нет нужды подробно разъяснять суть Учения, ибо оно известно многим. Стоит лишь сказать, что спустя несколько лет Эль-Харф привел к заброшенному городищу многих поверивших в его учеников, волшебством, дарованным Атта-Хад-жем, открыл в пустыне источники воды, основал священный город Меддаи, а ставшие его сердцем два Камня начали творить чудеса. Невзрачные с виду валуны, на чьих бугристых боках отчетливо запечатлелись следы яростного огня и редкие вкрапления совсем уж неизвестных людям кристаллов, исцеляли болезни, исполняли желания, возвращали старикам силу, а юношам даровали мудрость и мужество. Вездесущие арранты, хранители и собиратели всевозможных знаний о давних временах, немедля заинтересовались находкой погонщика верблюдов, называемого теперь Провозвестником, долго пытались изучать сокровища Меддаи, но не преуспели. Зато множество народов материка Восхода уверовали в силу Ат-та-Хаджа – сотни паломников уже тогда ощутили на себе^ благодать Предвечного и поняли, что Эль-Харф не лжет, утверждая, будто новый бог несет в себе истину.

Провозвестник оказался нежданно умным и деятельным человеком, даром что бывший пастух. Когда Учение стало известным в полуденных землях, он при помощи своих многочисленных последователей начал расширять Меддаи, превращая невзрачный тогда городок в истинную жемчужину Полудня. Как ни странно, Меддаи не обзавелся высокими стенами – кто осмелится напасть на город, охраняемый могущественнейшим из богов? Сколько войн пронеслось за последние восемьсот лет над континентом, сколько завоевателей прошло через Халисунские пустыни, но в Меддаи не пострадал ни один храм и не упала на землю ни одна капля крови. Город защищал себя сам, а если говорить более точно – его обороняла сила Атта-Хаджа, признаваемая и уважаемая всеми.

Восемь столетий для Меддаи пролетели незаметно, ибо уклад жизни не менялся со времен Провозвестника. Возводились новые храмы и дома для учеников десятков медресе – духовных училищ, где обучались не только молодые люди, решившие посвятить свою жизнь Атта-Хаджу, но и сыновья благородных владетельных эмайров, желавшие постичь божественную мудрость, дабы справедливо и разумно управлять своими землями, отпрыски шадов Саккарема, наследники вождей кочевников… Приезжали в Меддаи люди с Полуночи и из-за моря – жрецы Истинного Пламени, богов Аррантиады, последователи Близнецов или мудрых небесных покровителей Шо-Ситайна. Мардибы Меддаи принимали всех, ибо еще Провозвестник сказал: "Никогда не отказывай человеку, желающему постичь дарованную Нерожденным мудрость".

Шли годы. Учение развивалось, вбирало в себя другие, переплетая Откровения Эль-Харфа с верованиями иных народов. Так, лет пятьсот назад возник культ Дочери – Богиня прибрежных саккаремцев, покровительствующая мореплавателям и странникам, превратилась в одно из творений Атта-Хаджа и заняла рядом с ним небесный трон. Аррантские мудрецы посмеивались, называя Богиню пережитком времен варварства и утверждая, что сама идея мардибов Священного города о родстве Предвечного с женщиной перенята у великолепных островитян. Хранителей Учения необыкновенно уязвляли насмешки аррантов: "Прежде чем создавать каноны своей религии и навязывать их другим народам, разберитесь, кем, собственно, является Богиня: матерью Атта-Хаджа, его женой, сестрой, дочерью или всем в одном лице?"

Верховный жрец Предвечного, мудрейший аттоли-учитель эт-Тубейк лет двести назад принял решение: считать Богиню дочерью Атта-Хаджа, однако поостерегся объявлять сей канон единственно истинным и безупречным. Посему на полуночи Саккарема, где о мореплавании имели самое отдаленное представление, ее чтили сестрой, на побережье люди считали Простершую Руку над Морем дочерью Предвечного, а некоторые называли ее Матерью Всего Сущего… Словом, где как, ибо этот вопрос не был принципиально важным для истинной веры державы шадов. Однако в существовании Богини никто не сомневался, ибо она стократно являла людям благодетельные чудеса и молитвы, обращенные к ней, обычно бывали услышаны чаще.

Главнейшим и самым необычным храмом Меддаи являлась так называемая Крепость Провозвестника. Это высокое, четырехугольное строение значительно отличалось от прочих храмов хотя бы тем, что представляло собой сложенную из желтовато-серого песчаника стену, замыкавшуюся в полный квадрат. В обширном внутреннем дворе на постаментах из чистейшего серебра громоздились два Камня Предвечного, которых мог коснуться любой верующий и причаститься божественной благости. Прославившая же Эль-Харфа навеки во всех странах шутка заключалась в том, что в Крепость не вело ни единого входа, не имелось в ней также ворот, окон или подземных галерей. Неодолимая преграда останавливала каждого, кто хоть одной мыслью сомневался в силе Атта-Хаджа, но… Исполненный искренней веры человек без труда проходил сквозь камень стен, не ощущая на своем пути никаких препятствии, и мог воочию узреть Кристаллы Предвечного. С помощью Стены, возведенной Провозвестником, мардибы проверяли искренность пришедших в Мед дай паломников, и исход испытания частенько оказывался довольно неожиданным.

…Лето 835 года от Откровения Эль-Харфа близилось к концу. В Меддаи счет времени не велся в соответствии с общепринятой традицией – исчислять минувшие годы от падения Небесной горы и Черных Лет. Стоял последний летний месяц, носящий в календаре Саккарема имя Тигра, когда к тысячам людей, собравшимся вокруг Священного города, присоединились еще четверо.

– Красиво, ничего не скажешь. – Кэрис, сидя в седле лошадки, стоявшей на вершине пологого золотистого бархана, прищурив глаза, рассматривал видневшиеся в жарком мареве белые купола Меддаи. – Даже Мельсина не идет ни в какое сравнение, пускай и считается самым прекрасным городом континента.

– Ты бывал здесь? – спросил Фарр, жадно осматривая город, который казался ему прекрасным видением из позабытого Золотого Века. – Я раньше так мечтал съездить в Обитель Провозвестника!

– Не лучшие времена для путешествий, – проворчал Драйбен и кивнул в сторону Меддаи, указывая на темные пятна лагерей беженцев, устроившихся вокруг домов и храмов. – Удивительно, что мы до сих пор встречали только саккаремцев и разъезды нардарской дорожной стражи. Я предполагал, что передовые отряды мергейтов успели преодолеть заставы на Халисунской границе и прорвались к окраинам пустыни. Не забудьте, дорогие мои, казна и сокровища Меддаи, собранные за восемь столетий, превосходят своей ценностью богатства шада, басилевса Тибериса или кенига Нарлакской империи, вместе взятых.

Фарр подумал о том, сколько драгоценностей, золота и серебра они с Ясуром нашли в кладовой храма Шехдада, и прикусил язык: если в захолустном городишке мардибы за много поколений собрали сокровищ больше, чем можно было себе представить, то что же хранится в подвалах храмов Меддаи? Вероятно, на собранное здесь золото и камни можно будет скупить всю Аррантиаду. Разве что островитяне будут долго торговаться…

– Я думаю, – негромко сказала Фейран, – что, если мергейты и придут сюда, Атта-Хадж защитит Белый город. Степнякам не нужны сокровища. Саккарем покорен, торговать они ни с кем не захотят, потому что захватили все необходимое для жизни – земли, хлеб и стада…

– Человеческая мысль не поддается объяснению, – провозгласил Кэрис. Спроси любого мергейта: зачем тебе алмазы? Он ответит: чтобы были! Положит их куда-нибудь или закопает. Владение ради владения. Смешно, но степной варвар никогда не станет доставать самоцветные камни, чтобы ради удовольствия полюбоваться на них!

– Это называется, – пояснил Драйбен, – грехом стяжательства. Кстати, Дэв, ты не совсем прав. Как раз степняки подвержены сему пороку в меньшей степени, нежели народы, которых мы именуем цивилизованными.

– Разговор, не имеющий смысла, – бросил вельх. – И вообще, хватит жариться на солнце. Ненавижу жару! Едем, я пить хочу. Лошади устали. В Меддаи, как меня заверяли, отличные родники и воды хватает на всех.

Фарр прищурился и, когда Кэрис был готов ударить свою мохнатую пегую кобылку пятками, вдруг остановил его, указав в сторону города и чуть налево:

– Смотрите, это точно не беженцы. Отдельный лагерь, цветные шатры, сине-зеленые знамена… Кажется, там расположилась часть саккаремской армии.

– На месте выясним, – кивнув, ответил Драйбен. – Самое главное – здесь пока нет мергейтов.

Четверо всадников, за которыми на длинных кожаных поводах рысили заводные лошади, спустились с бархана и прямиком направились к прокалывающим выцветшее голубое небо белоснежным минтарисам Меддаи. В пустыне кажущееся взгляду расстояние обманчиво – город по виду стоял совсем рядом, от силы в полной лиге, но в действительности пришлось добираться гораздо дольше.

Возглавляемый Кэрисом из Калланмора, вельхом и дэвом, отряд сошел с отрогов Самоцветных гор седмицу назад. Вначале пришлось идти по территории Нардара и правому берегу Урмии, через лены захолустных эрлов. Несколько раз компанию останавливали настороженные нардарские вояки, патрулировавшие приграничные земли, но благодаря свиткам, найденным в чудесном мешке Кэриса, подозрительных личностей на еще более подозрительных степных лошадях пропускали беспрепятственно и только недобро косились вслед. Когда проезжали лен Кишбер, владение тана Гандлова, на приграничном тракте путешественникам встретился собственнолично тан с частью дружины. Некоторые время ушло на выяснение десятскими личностей странных путников, но Драйбен, внимательно рассматривавший закованного в старинный, однако еще добрый доспех тана, вдруг обрадованно воскликнул: "Кишбер, это ты?! Неужели не узнаешь?"

Выяснилось, что столь неожиданно (и после стольких лет!) повстречались два старых приятеля, оказавшихся вдобавок родственниками. Кэрис втихомолку посмеивался, шепча Фарру и Фейран, что в Нардаре любой благородный эрл приходится если не пятиюродным братом, то наверняка двоюродным сводным дядей другому. Тан Кишбер, узрев постаревшего, но так хорошо знакомого по временам бесшабашной молодости Драйбена, заорал басом: "Ты! Только посмотрите, наш умник вернулся!" – и в соответствии с хваленым нардарским гостеприимством препроводил нежданных гостей в свой маленький замок, не принимая никаких отговорок.

Впервые за много седмиц Фарр и его попутчики ночевали под крышей, ели отлично приготовленную (хотя и пресноватую для привыкших к обилию пряностей саккаремцев) пищу и могли искупаться не в ледяной горной реке, а в пахучей дубовой бочке, наполненной горячей водой.

Драйбен вечером уединился с таном Кишбером в его покоях, долго с ним беседовал, и спустившийся к вечерней трапезе в общую залу на первом этаже тан показался Фарру невероятно расстроенным и озабоченным. Драйбен рассказал Кишберу об угрозе, нависшей над Нардаром, вызнал последние новости и ошарашил всех полученным от хозяина замка известием: мергейты полностью завладели Междуречьем, взяли Мельсину и полностью ее разрушили, а теперь сосредотачивают свои тумены у переправы через Урмию всего в двухстах лигах полуденное стыка границ Саккарема, Халисуна и конисата Нардар.

Еще тан поведал гостям, что конис Юстиний Лаур созывает ополчение эрлов, которым надлежит собраться спустя полторы седмицы у столичного города Сеггеда, и послал депеши конисам вольных княжеств, а заодно и великому кенигу Нарлака. В Полуночной империи, по донесениям, царило спокойствие – кениг полагал, что война на полудне есть дело Саккарема и близлежащих к нему государств, а дикари из Вечной Степи никогда не дойдут даже до полуденных границ его страны. Конечно, в империи предприняли некоторые меры: усилили охрану границ и, разумеется, увеличили налоги на содержание войска, на чем все и затихло. Нарлак оставался невозмутим в своей суровой незыблемости тысячелетней державы, и его правителей мало интересовали мелкие стычки между варварскими народами полудня.

– Слышали небось – у кониса Юстиния одного из сыновей убили? – за трапезой спрашивал тан. Для толстого, розовощекого и производящего впечатление очень сильного и здорового человека Кишбера не имело значения, что места за его столом нынче занимают саккаремцы вкупе с дикарем-вельхом в клетчатом пледе. Драйбен Лаур-Хельк, его старинный приятель, столь же высокорожденный и гордый дворянин, назвал их своими друзьями, а друзья моих друзей… – Известие пришло совсем недавно. Молодой Хенрик, отправленный послом к шаду, погиб под Мельсиной во время одного из тяжелейших боев. Знаете, как Мельсину брали? Что было! Полтора десятка осадных башен, сто тысяч мергейтов, ихний хаган ехал верхом на слоне, специально для него доставленном из Мономатаны! Да что один слон – их десятки были! Никогда не видели слонов? Громадные чудища с клыками длиной в пехотное копье! Огонь изрыгают, армию растопчут и не заметят! От Мельсины камня на камне не осталось!..

Фарр недоумевающе посматривал на гостеприимного тана, а Кэрис старательно поглощал мясное жаркое, пытаясь не подавиться от разбирающего его смеха. Родившийся в глуши даже по меркам провинциального Нардара малообразованный тан Кишбер рассказывал о войне в Саккареме самые невероятные истории, изрядно приправленные разыгравшейся личной фантазией и не совсем верными слухами, долетевшими в его ленное владение. Но тан, несмотря на все свои несусветные байки, сделал важное дело: известил оторвавшихся от жизни путешественников о том, что произошло в мире за время их отсутствия.