Текст книги "Последняя война"

Автор книги: Андрей Мартьянов

Соавторы: Марина Кижина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Шад отдыхал. Впервые за несколько дней его сон был почти безмятежен.

…Боевые корабли великолепной Аррантиады подошли к Мельсинской гавани вскоре после полуночи. Встречать столь долго ожидаемое, но не слишком многочисленное аррантское войско отправились Хадибу со своими тысячниками и, разумеется, посланник Гермед. Даманхур, стоя у окна одной из дворцовых башен, вглядывался в темноту, прореженную лишь редкими пятнами факельных огней, и ждал. Только когда со стороны окруженной стенами дороги к порту послышался невнятный металлический шум и слитный ритмичный топот нескольких сотен ног, шад удовлетворенно улыбнулся и, послав телохранителя за Энареком, отправился в оружейную. Туда же через некоторое время явились верховный дейвани, Хадибу, трое конногвардейских командиров и, разумеется, долгожданные гости с Великого Острова. Гермед привел с собой двух молчаливых лавагетов-сотников и легата самого аррантского басилевса, представленного именем Гая Септимия.

– От имени басилевса и Сената Аррантиады счастлив приветствовать тебя, царственный владыка. – Гай отсалютовал вытянутой рукой. – Прими послание моего кесаря.

Энарек, так и не сменивший свой потрепанный золотисто-желтый халат на более подобающее случаю одеяние, забрал у арранта пергаментный свиток накрученный на бронзовый стержень, и с поклоном передал Даманхуру. Шад, вскрыв печать, пробежался глазами по ровным строчкам угловатых аррантских букв, оглядел размашистую подпись басилевса Тибериса и подумал: "То что я и ожидал. Сочувствия, соболезнования, изложенные высоким поэтическим стилем, сожаления… Интересно: повелитель аррантов сам предлагает мне "в случае трудностей" стать его гостем в Арре. Значит, подозревает, что в Саккареме далеко не все благополучно. И, конечно же, ворох обещаний. Два легиона через седмицу-полторы. Это неплохо. Пешее войско кесаря пока не знало поражений".

Взгляд Даманхура остановился на завершающей фразе письма, вычерченной прямо под вежливыми пожеланиями благополучия и вечного благоденствия "царственному брату". Как обычно, аррант ничего не сказал прямо, ограничившись полунамеком: "Уверен, что все вопросы, сопутствующие дальнейшему пребыванию в Саккареме нашего панцирного воинства, обсудит с тобой, государь, светлейший Гермед".

Ясно, что за «вопросы» имеются в виду. Оплата воинам и командирам, обеспечение продовольствием и безусловная компенсация в золоте семьям погибших. Разорение! Каждый панцирник центурии по уговору должен получать каждодневное жалованье в размере одного шади и двух гепт, что равно содержанию сотника саккаремской конницы!

Однако, глядя на Гая Септимия, шад решительно отогнал раздумья о презренном металле. Пускай степняков ровно в сто раз больше, чем аррантов, но пехотная «черепаха» попросту снесет лагерь мергейтов. Если в армии Аррантиады все воины похожи на благородного Гая, значит, недаром Остров никогда не видел захватчиков на своей земле – легат был на полторы головы выше шада, производил впечатление невероятно сильного человека, а его покрытые золотом доспехи выгля дели столь внушительно, что казалось, сокрушить этот гиганта не смогут и полсотни низкорослых слабосильных степняков.

– Светлейший Гермед уже сообщил мне, что первая вылазка из города планируется на грядущее утро. – Гай вел речь негромко и спокойно. – Хотелось бы, о царственный, осмотреть место будущего сражения и узнать, на что способен противник.

Даманхур перевел взгляд на Хадибу и кивнул, дозволяя младшему брату говорить. Десятник дворцовой гвардии уже развернул на столе подробный план окрестностей Мельсины.

– Прошу сюда. – Хадибу подвел аррантов к столику, указывая на карту. Дикари сделали серьезнейшую ошибку, встав укрепленным лагерем и выстроив круг из своих ветхих кибиток в семистах шагах от Синих ворот города. Если мы подожжем их колесницы аррантским огнем, а затем уничтожим палатки, заодно нанеся серьезный ущерб коннице, половина победы окажется в наших руках. Я предлагаю вот что…

Шад отдыхал после ночного разговора в садике на дворцовой террасе. Первый открытый бой под стенами Мельсины обещал быть удачным. Разбудил Даманхура спешно прибывший от Хадибу гонец – брат повелителя приглашал своего шада посмотреть со стен на истребление степных варваров.

Не позавтракав, Даманхур спустился в конюшни, где уже стояла наготове оседланная лошадь, и, как обычно, в сопровождении небольшого отряда охраны отправился через полусонный утренний город к стене.

* * *

Арранты за минувшую ночь постарались на славу. Создавалось впечатление, будто ни один воин из пяти центурий-сотен вовсе не ложился спать. Впрочем, Даманхур прекрасно знал, насколько строгие порядки царят в воинстве басилевса. Любые проступки карались беспощадно: за сон на посту или оставление поста без разрешения следовала смертная казнь, за неисполнение приказа – тоже, за небрежение к доспеху или оружию полагалось полсотни палок…

Привезенные на триерах катапульты и баллисты к утру с помощью веревочных блоков и противовесов очутились на стене и башнях, возвышавшихся над стоянкой мергейтов, аррантские мастера готовили запечатанные горшки с жуткой горючей жидкостью, которая пылала всепожирающим горячим пламенем и в воде, громоздкие баллисты, больше смахивавшие на гигантские арбалеты, были заряжены еще одним хитроумным изобретением аррантов – связками отточенных металлических стрел длиной едва с ладонь. Баллиста отправляла пучок из сотни отдаленно похожих на копейный наконечник болтов высоко в воздух, затем связка рассыпалась, накрывая довольно большую территорию смертоносным ливнем сыплющегося с неба металла. Очень действенное оружие – если идущая в плотном строю конница попадет под такой «дождик», не меньше половины всадников и лошадей будут убиты или серьезно ранены.

По созданному за короткие ночные часы плану Хадибу и Гая Септимия вначале следовало как можно сильнее напугать степных дикарей. Для этой цели выбрали небольшой отряд конной гвардии шада, уже готовившийся покинуть город внутренние ворота Синей башни и перегораживающая проход металлическая решетка стояли открытыми. Оставалось только распахнуть створки основных ворот, чтобы конная сотня могла выйти на равнину перед городом.

Даманхур, как и вчера, устроился неподалеку от бойниц в кресле, потребовал вина и стал с нетерпением ждать. Далеко внизу слышались ко роткие гортанные команды аррантских лавагетов выстраивавших центурии в боевой порядок, грохотали по мельсинским улицам копыта лошадей кавалерии, городская стража оттесняла в глубь города собравшийся поглазеть на невиданное развлечение плебс… Шад вспомнил, как рано утром пожелал удачи нардарцу Хенрику Лауру, которого по просьбе Даманхура Гай взял в свою центурию. Пускай повоюет. Хенрик не особо рискует жизнью, находясь под прикрытием щитов «черепахи», а уж коли желает вдоволь помахать мечом – пожалуйста. Кроме того, молодой нардарский посланник неплохо владеет копьем и, конечно же, знаком с основами боя в плотном строю пехоты.

Протрубил боевой рог – арранты склонны придавать войне некую суровую торжественность, и в каждой центурии было несколько трубачей с прихотливо изогнутыми, начищенными медными букцинами, глуховатый рев которых разносился по всему городу.

Сражение при Мельсине началось.

Как и решили прошлой ночью, первым выступил саккаремский конный отряд. Даманхур наблюдал, как его гвардейцы в ярких сине-зеленых плащах и блестящих на восходящем солнце шлемах ураганом пронеслись по равнине, огибая с заката лагерь степняков и снося по пути редких всадников противника, – мергейты не ожидали внезапного нападения и оказались совершенно не готовы к нему. Только когда кавалерия Хадибу изрядно покружила рядом с кольцом кибиток, степняки решили немедля разгромить маленький отряд и вскинулись в седла.

Давно не видевшие настоящего противника дикари снарядили едва не полные десять тысяч для охоты за гвардейцами шада. Пыль поднялась столбом за укреплениями столицы, торжествуюший рев орды терзал слух, слитный топот бесчисленных копыт напоминал грохот грозового облака… Мергейты поддались азарту преследования, что должно было их погубить.

Гвардия, не принимая боя, подманивала нукеров Гурцата поближе к стенам, собираясь в момент опасности немедля скрыться за воротами Мельсины. Так должно было случиться, но не случилось.

Строй сине-зеленых плащей внезапно отвернул к полуденному закату – прямо перед гвардейцами из непроглядной пыли вынырнула многотысячная лавина степняков. Но аррантские мастера уже успели отдать приказ. Глухо ударили ременные тетивы баллист, грохнули ковши метательных машин, в высоту с шипением понеслись круглые горшки с горючим зельем и связки медных дротиков. Шад в тревоге привстал с сиденья и прильнул к бойнице.

Фитили зажигательных снарядов догорели над бранным полем. Тонкие глиняные сосуды разорвались, разбрасывая струи огня, осыпая землю и всех, кто на ней находился, каплями жидкого пламени, а спустя мгновение по коннице ударили бесчисленные и отточенные не хуже маленьких кинжалов металлические лезвия, планировавшие сверху вниз на неких подобиях коротких крылышек.

Хлынувший с небес ливень огня и железа накрыл как мергейтов, так и гвардейцев шада, не успевших повернуть в сторону. Липкие, прожигающие любой доспех пламенные шарики превратили в живые факелы сотни людей, зло и яростно визжали лошади, дымилась земля, из разорванных острыми стержнями ран хлестала кровь… Слитный вой раненых и обожженных, грохот все еще разрывающихся над полем аррантских сосудов с огненным зельем, пыль и дым показали картину начала конца света.

– Что они творят! – Шад Даманхур резко повернулся в сторону бастионов, где стояли метательные приспособления аррантского войска. Баллисты работали безостановочно – едва лишь люди успевали воротами натягивать тугие тетивы слышался приказ, и новая порция жидкого огня отправлялась в сторону лагеря мергейтов, неся смерть степному войску. – Прекратите, там же свои!

– О царственный, я сожалею. – За спиной Даманхура неожиданно появился Гермед. Кто, демон задери, его сюда пустил? – Это война, владыка. Потери неизбежны.

– Потери? – рявкнул шад. – Посмотри, что творится!

– Вижу, – кивнул аррант. – Мы побеждаем. Да, потеряна сотня неплохих воинов. Но стрелы с огнем выбили из седел множество твоих врагов-варваров. Едва только пламя успокоится, благородный Хадибу выведет из Алмазных и Полуденных ворот Мельсины основное конное войско, а центурии Аррантиады уничтожат лагерь врага.

Даманхур пожевал губами, сдерживая гнев, и недовольно проворчал:

– Гермед, пойми, это была моя гвардия! Десятая часть охранной тысячи! Лучшие из лучших! Где они теперь? Почему вы не предупредили, что конники идут на верную смерть?

– Это неверно, о шад, – возразил аррантский посланник. – Так сложились обстоятельства. Если бы командир сотни не отвернул в сторону, пострадали бы только степняки. К чему жалеть об уже свершенном? Смотри!

Яркий поток нескольких тысяч всадников Саккарема вытекал из двух ворот, располагавшихся справа и слева от Синей башни, а внизу колебали землю тяжелой поступью выстроившиеся в «черепахи» центурии панцирников. Обитые медью и бронзой огромные квадратные щиты бросали на укрепления Мельсины тусклые солнечные блики.

– Если сегодня они не принесут нам победы, – улыбнулся Гермед, – я буду очень удивлен.

– Вот как? – Даманхур потеребил бороду и снова уставился в прорезь бойницы. – Недоброе предзнаменование, благородный посол. Я бы прямо сейчас отдал приказ к отступлению. Не знаю почему, но мне кажется, что мы уже проиграли.

Глава десятая. На подступах

Около двадцати лет назад столичный университет Нарлака снарядил экспедицию для изучения Самоцветного хребта, а также для составления подробной карты и описания сего удивительного чуда природы. Несколько ученых мэтров в сопровождении многочисленных учеников в течение года путешествовали по долинам вдоль гор, начиная от возвышенностей на полуночном закате Нарлака, именовавшихся Засечным кряжем, и далее вплоть до скальных стен, закрывавших знойный Саккарем от злых полуночных ветров. Самоцветные горы, то затянутые туманом, то блистающие ледниками, вмещали великое множество самых изумительных чудес, и вполне объяснимо, что по возвращении неутомимых исследователей в столицу на свет явился многоученый трактат под пышным заглавием «Великие горы. Самоцветными именуемые, а также Повесть о народах, обычаях, нравах, легендах и сказках, бытующих в оных пределах». Списки этого выразительного и, что самое главное, вполне правдивого сочинения хранились почти во всех библиотеках мира, ибо подпирающая небо каменная стена, являвшаяся сокровищницей обитаемой людьми Сферы, являлась самой таинственной и неизученной частью материка Восхода.

Эрл Драйбен обнаружил сей объемистый труд в хранилище летописей Нардара, быстро его проштудировал и сделал вывод: университетские мудрецы не видели и сотой доли чудес Самоцветных гор, хотя подтвердили истинность наиболее распространенных легенд. На полуночи хребта действительно обитали Крылатые вилии – остатки полумифической расы альбов, изредка в пещерах обнаруживались следы деятельности исчезнувших после Столкновения Сфер бородатых двергов подземных карликов. Подданные нарлакского кенига встретили и летающих собак симуранов, а также побывали в гостях у племен горных вельхов, тех самых, что носят клетчатые юбки, не считая такую одежду зазорной даже для воинов. Но главного не было. Ни один человек не упоминал о Логове.

– Вот двурогая гора, о которой ты говорил. – Нардарец, погруженный в свои мысли, вздрогнул, услышав голос Менгу. Верный нукер хагана Гурцата догнал лошадь Драйбена и, чуть осадив, поехал рядом. – Куда потом?

– На Тропу, – уныло вздохнул советник повелителя Степи. – Там в один ряд могут пройти только два всадника, слишком она узкая. И, знаешь, Менгу, мне кажется, что Тропа лежит… как бы сказать? Она начинается в нашем мире, а ведет совсем в другой.

– Как так? – не понял мергейт. – Дорога – она всегда дорога.

– Помнишь, недавно я рассказывал тебе о падении Небесной горы, случившемся тысячу триста лет назад? Тогда происходило много странного, а самое главное в нашем мире произошли необратимые изменения. Возникли удивительные прорехи в ткани реальности, для простоты обычно именуемые Вратами. Найдено несколько таких: неподалеку от сольвеннского улуса, называющегося Галирадом, в Велиморе, в двух днях пути на полуденный восход от Мельсины… Никто в точности не знает, что находится за Вратами. Но известно, что ведут они в совершенно разные места. В чужие миры. Понял?

– Нет, – сказал Менгу. – Но ты все равно рассказывай. Я постараюсь понять. Хочу знать, зачем хаган решил отправиться туда, куда ты нас ведешь.

…Небольшой отряд степняков двигался по углубляющейся в горы прохладной необитаемой долине. Справа и слева на высоту сотен локтей поднимались нагромождения серого с красной прожилкой камня, на котором лишь изредка мелькали розовые или желтые пятнышки горных цветов да островки чахлой зелени. Впереди чернела невероятно огромная скала, оканчивающаяся двумя округлыми вершинами. Острый глаз различал парящих над взгорьями орлов.

Удивляло, что помимо хищных птиц на глаза не попадались обычные здесь дикие винторогие бараны или весьма распространенные на полуденном оконечье Самоцветного хребта снежные барсы. Еще два дня назад охранники Гурцата убили одну такую огромную кошку, но едва отряд свернул в указанную Драйбеном долину, все живое словно вымерло. Мергейты усматривали в этом недобрый знак.

Сам хаган, его телохранитель Техьел, великий шаман Саийгин и любимая жена Гурцата Илдид-жинь ехали в окружении сотни нукеров, которой командовал Менгу, а чужеземец по имени Драйбен старался держаться впереди: во-первых, он единственный знал дорогу; во-вторых, принципиально оставил конную сотню позади – обоняние благородного нардарца не могло вынести степных ароматов, исходящих от немытых мергейтов. Однажды во время стоянки Драйбен пришел в ужас, узрев, чем степняки заменяют принятые в цивилизованных странах ванну или бассейн: раздевшись, нукеры мазались топленым жиром, затем счищали его с тела деревянными дощечками.

Больше двух седмиц минуло с той поры, когда Гурцат принял решение отправиться к Самоцветным горам, оставив командовать войском большого сотника Ховэра и туменчи Цурсога. Хаган оставил своим подчиненным простые, понятные и выполнимые приказы: Ховэр обязан стоять вкруг главного саккаремского улуса Мельсины, строить с помощью нанятых по совету Драйбена халисунских умельцев деревянные осадные башни и ждать вестей от Гурцата. Туменчи Цурсогу, под рукой которого ходила вторая половина войска, захватившая Табесин и вышедшая к Междуречью, надлежало готовить средства для переправы через полноводную Дийялу и тоже ждать. Чего – непонятно. Известно лишь, что великий хаган, завершив свои загадочные дела возле Самоцветных гор, явится сам или пришлет гонца.

– На Тропе, – неторопливо говорил Драйбен, изредка посматривая на внимательно слушавшего Менгу, – время течет по-другому. Я могу встать на нее ранним утром, пробыть там не более чем до полудня, а когда вернусь, окажется, что в настоящем мире уже наступил вечер следующего дня. Когда ночью проходишь по Тропе и небо чистое, можно увидеть знакомые созвездия, только расположенные иначе, нежели у нас. Словно очутился во временах глубокой древности или, наоборот, в будущем, когда карта звездного неба изменится. На Тропе можно плотно поесть, а спустя сотню ударов сердца снова оказаться голодным. Разжечь костер, но пламя не рванется вверх, к небесам, а начнет стелиться по земле…

– Ты на этой Тропе нашел свой камень с дэвом внутри? – Менгу подозрительно покосился на притороченный к заводной лошади Драйбена сундучок. – Если там повсюду валяются такие камешки, наверное, это плохое место.

– Оно не плохое, – поразмыслив, ответил нар-дарец. – Оно… оно чужое. Совсем чужое. А таких кристаллов там больше нет. Мне попался всего один.

Лошади, поднимая фейерверки брызг, перешли быструю речку, стекавшую с ледника, украшавшего двугорбую гору. Гурцат подгонял своего жеребца. Хагану не терпелось побыстрее оказаться в обители невероятных чудес, о которой смутно повествовали легенды, и самому встретиться с Ним.

Солнце, Око Богов, провожало повелителя Степи подозрительно-настороженным взглядом.

Рассказывая Менгу о Тропе, Драйбен не врал. Все его слова были истинной правдой. Дорога в Никуда, Логово, чужой мир, открывавшийся человеку за необитаемой долиной на полудне Самоцветных гор, действительно существовала.

Бывший нардарский эрл отнюдь не зря некогда упрекал себя в гордыне и еще худшем грехе – необузданном любопытстве. Одно вытекало из другого. Древняя рукопись, много лет назад обнаруженная в библиотеке родового замка Кешт, не содержала лжи. Как и утверждал неизвестный автор, человек, нашедший в себе волю и мужество пройти Тропу, получал власть. Смехотворно малую, однако вполне достаточную, чтобы поразить людей, отвыкших за долгие столетия от волшебства.

Начавшиеся восемь с лишком лет назад изыскания Драйбена поначалу выглядели успешными. Покинувший отцовский дом молодой эрл оказался настойчивым, въедливым и умным человеком, сумевшим впервые за всю историю современного мира объединить и увязать между собой разрозненные сведения о Самоцветных горах и ради достижения своей цели преодолеть множество препятствий. Нет нужды рассказывать о его долголетних странствиях по миру, долгих днях, проведенных в библиотеках государств Восходного Материка, Аррантиады, Толми или Шо-Ситайна. Можно выразить лишь суть: Драйбен стал первым и ныне единственным волшебником за последние тысячу триста лет. Белые старцы вельхов, знаменитые друи, сами волшбой не владели, умея лишь направлять в нужное русло неизмеримые силы природы. Большинство "практикующих магов" в городах являлись искусными шарлатанами, а те, кто хоть что-то умел, пользовались чудом сохранившимися со времен Черного Неба магическими предметами.

Некоторые сведения о волшебстве Драйбен позаимствовал из древних хроник и рукописей, другие заключения сделал самостоятельно, многие месяцы учился в отдаленных монастырях Шо-Ситайна искусству концентрации и сосредоточения, изучал философские трактаты и наконец обрел истину, потерянную в век смятения, вызванного Столкновением Сфер. Он понял, что волшебство не дар, не проклятье, не искусство. Волшебство – в знании. Достаточно понять, как вместить в себя мощь окружающего мира, содержащуюся в сухой былинке и ревущем океане, затем направить скопившуюся в тебе силу Вселенной, например, на медную монету – и она станет золотой, а хочешь, обратится в глину или вовсе распадется на невидимые глазом мельчайшие частицы.

Колдовство, магия, волшебство… Полученные знания не давали ответа на все новые и новые возникающие вопросы. Драйбен догадывался, откуда сможет почерпнуть недостающее. Кем он был по возвращении с закатных островов в Нардар? Путешествующим фокусником, пускай и неплохо зарабатывающим? Человеком, за деньги развлекающим шо-ситайнских князьков или самодовольных сенаторов Аррантиады? Высокорожденным эрлом, лишенным строгими законами Нардара отцовского дома, земли и родины? Что ж, осталось перешагнуть последнюю ступень и…

И что тогда?

Гримуар в грязно-зеленой обложке ясно гласил: тринадцать столетий назад боги удалились от дел Средней Сферы; Единому Творцу, занятому созданием других миров, неинтересно наблюдать за людским муравейником; люди, равные богам, более не рождаются; мир клонится к упадку, и лишь тот кто сумеет вернуть Золотой Век, получит все.

Драйбен, не без оснований полагавший себя умным и предусмотрительным человеком, не стал безоглядно доверять расплывчатой формулировке, частенько мелькавшей в старинной книге. Что значит "власть над миром"? Над каким? Миром волшебства? Над людским? А если и так, то где – только в Нарлаке? На всем континенте? Или в ближайшей округе? Смешно! Еще никому и никогда не удавалось завладеть всем миром, кроме, разумеется, Отца Всех Богов, который сам и создал эту Вселенную.

Но Небесная гора… Манускрипт туманно и скудословно повествовал о некоей битве богов, случившейся незадолго до Столкновения. Якобы боги вышвырнули из своего заоблачного мира не то мятежника, не то узурпатора или вообще "чужого бога", неведомо как забредшего в их безмятежный предел. Сейчас далеко не каждый может разговаривать с богами. И, конечно же, никто не видел их воочию, но таинственный автор книги писал так: "Понеже свершилось! Повелитель Небесной горы, дух над духами, бог среди богов и сын Единого, коими мы все являемся, снизошел! Сей безвестный странник явился в образе объятого черным пламенем превеликого камня, что низвергся с небес ко тверди земной, засим укрылся Повелитель бронею необоримой из скал, за коими начинаются металлы, а за ними выстраиваются самоцветы, блистанием своим подобные звездам. Жилище его вековечное приняло облик великих гор, кои заслоняют Небожителя от тревог мира грешного, человеческого и суетного. Да покоится Повелитель вечно в своем обиталище, ибо смертным зреть его дано лишь во времена великих бедствий и смут".

Драйбен знал, что манускрипт датирован 608 годом от падения Небесной горы. Раскопав старинные аррантские летописи, он выяснил, что в те времена на Восходном материке бушевала непонятная, очень тяжелая и продолжительная война, конец которой положили прибывшие на берега континента бесчисленные легионы аррантов – они навели порядок, основали изрядное множество колоний, среди которых была и Мельсания, будущая Мельсина Саккаремская, а самое главное объявили полуденную часть Самоцветных гор запретной землей. Почему?

Или аррантам известно нечто, оставшееся за строками торжественных летописей? Что?

* * *

Будь Менгу и нукеры его сотни повнимательнее, они обязательно обнаружили бы изредка встречавшиеся в долинах совсем свежие кострища. Огонь горел там самое большее три или два дня назад. Однако одинокие кучки серого пепла не интересовали степняков. Но, даже если бы так случилось, достоверно выяснить, кто здесь ночевал, как давно и сколько людей, подобно сотне Непобедимых, двигались в глубь гор, не удалось бы. Следов почти не осталось, кроме нескольких кучек лошадиного навоза, почти исчезнувших отпечатков копыт на глинистых берегах речек или ручьев да единственной расколовшейся фляги из выдолбленной тыквы, брошенной хозяевами.

Знай трое неосторожных путешественников, что на расстоянии всего одного-двух переходов за ними следуют мергейты, они вели бы себя гораздо осторожнее. Но Кэрис из Калланмора, Фарр атт-Кадир и Ясур аль-Сериджан пребывали в уверенности, что в эту необитаемую часть гор степняки совершенно точно не сунутся, предпочитая разбойничать в местах населенных и богатых. Посему двигались они ничуть не скрываясь, жгли костры на каждой ночевке и полагали округу безопасной. Если, конечно, не считать изредка мелькавших между камней хищных животных.

Никогда прежде не бывавший в горах Фарр опасался не столько людей или, к примеру, барсов, сколько существ, человеческому миру не принадлежащих. Если верить легендам и сомнительным историям шехдадских торговцев, ездивших к Самоцветному кряжу покупать у пастухов овечью шерсть, бесконечные нагромождения камня, тянущиеся далеко на полночь, к варварским странам, издавна облюбовала самая разнообразная и зловредная нечисть – гхоли, оборотни, бруггсы, нетопыри-вампиры… В брошенных поселениях обязательно водились вурдалаки, в пещерах обитали каменные великаны, кровожадные стучаки или, к примеру, гигантские хищные черви. Не говоря уже о всякой мелкой нечисти, которая по ночам заявлялась на стоянки мирных путников, крала вещи и еду, гадила в сапоги или жутко завывала, пугая людей.

Фарр, за две седмицы путешествия узнав Кэриса получше, однажды, будучи насмерть перепуган раздавшимся в ночной темноте леденящим душу рычанием, переходящим в истошные вопли, достойные греховодника, после смерти попавшего в обитель зла – Нижнюю Сферу, разбудил безмятежно дрыхнущего калланморца и дрожащим голосом вопросил: что, мол, происходит? Злобные дэвы выбрались из-под холмов?

Кэрис прислушался, зевнул, объяснил, что всего-навсего рысь загрызла кабана, и повалился спать дальше. Ясур, стороживший у костра, только сплюнул, наблюдая за помертвевшим от страха Фарром. Утром, отправившись в дорогу, шагах в пятистах от временного лагеря путники обнаружили следы крови и клочки жесткой щетины вепря. Кэрис оказался прав – жуткие звуки сопровождали обычную лесную драму.

– Фарр, вот я, например, большую часть жизни прожил в горах. – Кэрис покачивался в седле низенькой мергейтской лошадки и лениво поглядывал по сторонам. Атт-Кадир ехал справа, а позади семенила пегая кобылка Ясура. Заводных лошадей вели на чембурах, нагрузив их поклажей – почти неподъемным мешком Кэриса, Ясуровой сумкой да холщовыми мешками с едой. – И самое страшное, что видел, никак не относилось к демоническим силам. Нет ничего хуже ярости природы, когда оползень сметает сразу пять деревень, или выяснения отношений между людьми. Жители одного поселка хватают колья, заржавленное оружие, оставшееся от прадедов, и идут крушить соседей только потому, что те выгнали своих овец на чужое пастбище.

– Атта-Хадж говорит через Провозвестника, – не преминул заметить Фарр. "Живи в мире с соседом, и твоя старость будет спокойной".

– Да как можно мирно жить с такими соседями! – воскликнул Кэрис и тотчас же завел очередную долгую и нудную историю из жизни горных вельхов, коим, собственно, он и являлся. Фарр слушал внимательно, а старый Ясур только кривился, постоянно бормоча под нос что-то нелестное в адрес полоумных горцев с полуночи. И боги у них неправильные, и одеваются непотребно, и обычаи дикарские…

Ясур ругался с Кэрисом едва не каждый вечер. Поводы для разладов находились самые разнообразные: где выбрать удобное место для ночевки, как приготовить изрядно надоевшее мясо (диких горных козлов и муфлонов водилось в округе во множестве, тут-то и пригодились доставшиеся в наследство от убитых мергейтов тугие луки), нужно ли класть в котел найденную Кэрисом пахучую травку и корешки неизвестных растений… Когда же маленький отряд миновал предгорья и вышел на первый низкий перевал, ведущий к отдаленным распадкам Самоцветного кряжа, Кэрис учинил вовсе невероятное. Вечером он снял короткий халат, саккаремские шаровары и сапоги, засунул их в свой мешок, а сам навертел на бедра длинный отрез ткани в темно-красную с черным клетку, забросил оконечье сего странного одеяния на левое плечо и закрепил серебряной заколкой.

– Как распутная девка, честное слово, – недовольным голосом проворчал Ясур. – Тьфу! Где ж видано, чтоб мужчина носил юбку?

Фарр, оценивающе посмотрев на попутчика, решил, что подобная одежда выглядит необычно, но на настоящее женское платье все-таки не похожа. Во-первых, коротковата, всего до колен, во-вторых, смотрится по-другому.

– Ничего вы не понимаете! – провозгласил Кэрис, стягивая красно-черную ткань ремнем на поясе. – Все горные вельхи носят такие пледы. Я же не протестую, когда постоянно вижу тебя, Ясур, в глупом тюрбане, от которого преет голова на солнце.

Кэрис, в отличие от немногословного храмового сторожа, вечно чем-то недовольного, оказался отличным собеседником для любопытного Фарра. Он мог до бесконечности рассказывать истории про горы и населяющие их племена, жутковатые истории о невиданных чудищах, злобных дэвах или, наоборот, странные, кажущиеся невероятно фантастичными, но такие красивые сказки своего народа. И, конечно, однажды пристав к шехдадцам, Кэрис не собирался никуда уходить, хотя причину, по которой решил сопровождать старика и мальчишку, не раскрывал. Фарр неоднократно украдкой пытался выспросить, зачем ему понадобилось идти вместе с ними, но ничего путного не добился.

Если верить рассказам незваного попутчика он происходил родом из крайне отдаленных полуночных земель, где обитали варвары, не знающие единого повелителя наподобие саккаремского шада. Одним из самых многочисленных варварских народов были вельхи. Они селились на равнинах, у моря, в непроходимых лесах, а довольно большая часть сего племени обосновалась на выветрившихся возвышенностях к полуночному восходу от границ империи Нарлака. Жили горные вельхи отдельными семьями, каждая в своем поселке, и называли такую семью кланом. По словам Кэриса, клан его отца именовался Калланмор, и в этом большом дружном семействе, как выразился вельх, "варили самое лучшее пиво". Фарр не понимал, чем здесь гордиться: сей напиток, которым его угостил Кэрис, был горьковат да изрядно пах ячменем.