Текст книги "Шоу двойников (=Мистер бронежилет)"

Автор книги: Андрей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Милая! – непонятно кому взмолилась женщина, глядя в эти глаза. – Спаси меня!

И зверь бросился на стекло, разбивая в кровь морду.

Последнее, что запомнила Маша, сползая на землю, это две оскаленные пасти, разделенные оградой. И нельзя было определить, какая из них принадлежит зверю.

МЕССИДОР (Дарящий жатву)

– А-а-а! – раздался душераздирающий крик.

Несмотря на боль, Николай догадался, что кричал на сей раз не он, а совсем другой человек.

– Что, жжет? – спросил Тот, Кто Пытал, у другого, находящегося в том же помещении. С завязанными глазами Николай не видел их лиц, только один раз, в щелку под повязкой увидел белую брючину. – Горячо, да? А ему было каково? Он сказал все, что знает, не вижу смысла продолжать допрос.

– Прекрати портить моих людей, – возмутился владелец белых брюк, и голос у него был какой-то внушающий уважение. – На хрена ты прижег сейчас утюгом моего парня?

Что это вообще за дикарские штучки – пытать раскаленным железом? Достаточно двух ма-аленьких таблеток…

– Когда тебе прижигают тело железом, ты признаешься во всем.

– Может, ему пивную бутылку в очко засунуть? – предложил еще один присутствующий, в котором Николай распознал «бомжа».

– Люди делятся на две категории. Одни сознаются сразу, другие – никогда, – заявил Тот, Кто Пытал.

– Может, все-таки, попробовать бутылку?

– Те, которые сознаются сразу, что-то знают, – не обращая внимания на предложение, продолжал Тот, – Другие не знают ничего. Есть боль, которую нельзя терпеть. А есть другая боль, при которой сознаются во всем, что ни попросишь.

Хочешь, чтобы он со всем согласился? Какая будет от этого польза? Что же касается, как ты их назвал, ма-аленьких таблеток, – с видимым удовольствием передразнил Тот, Кто Пытал, – то имей ввиду – в этом случае человек только отвечает на конкретно поставленные вопросы. Он уже не способен думать самостоятельно. Значит, надо точно знать, о чем ты собираешься спросить. В данном случае у нас нет возможности задавать конкретные вопросы, потому что мы попросту не знаем, о чем спрашивать. А вот боль – она стимулирует инициативу.

Дозированная боль. Человек сам думает, чтобы ему такое сообщить, чтобы прекратить пытку…

– Тебе виднее, ты специалист в пытках.

– Не в пытках, в допросах, – поправил Тот.

– Бутылка из под «Баварии», 0,33, – упрямо предлагал «бомж».

– Убери отсюда этого мудака. Если ему надо инстинкты удовлетворить, пусть лучше сам себе засунет…

– Что ты предлагаешь? – перебил собеседник, чей голос звучал наиболее солидно.

– Начнем с самого начала. Тебе позвонил неизвестный и сказал, что Сынок в Москве. И назвал адрес. По этому адресу мы нашли этого придурка.

– Да, примерно так и было, – согласился Внушительный.

– Но ведь он – не Сынок? И – он не врет, он не живет в этой квартире. Там обосновались две девушки… вернее, уже одна. Похоже, нас кто-то опередил и активно убирает всех свидетелей. Вот только свидетелей – чего?

– Кто бы мог подумать, что в деле окажутся замешаны мелкие сявки, – брезгливо заметил обладатель белой брючины.

– Вот, вот именно, кто мог подумать? – даже по голосу чувствовалось, что Тот, Кто Пытал, сейчас улыбается. – И поэтому я предлагаю вернуться к самому началу, – он сделал ударение на предпоследнем слове.

– Ну, вернись… Перейдем в другую комнату?

– Зачем? Пусть и сыщик послушает. Вроде как показательный урок.

– Пусть слушает, какая разница… Ну и что там, в начале?

– Сынок вез чемодан «капусты», так ведь?

– Так. – Банки уже закрылись, когда прибыл самолет. Он должен был остановиться в отеле?

– Вряд ли у него был иной выбор.

– Войти в отель постороннему человеку просто. А вот выйти с огромным чемоданом…

– Давай, не тяни.

– Портье помнит в лицо постояльцев, но не на столько, чтобы различить двух очень похожих людей. Очень-очень похожих людей.

– Не пойму, куда ты клонишь.

– Если мне нужна блядь, я звоню по телефону «Досуг в сауне». Если же мне потребуется няня к грудному ребенку или слесарь-сантехник…

– При чем здесь няня? – в голосе внушительного чувствовалось раздражение. – Тем более сантехник?

– А вот если мне понадобится двойник…

– «Шоу двойников»! Они подыскали двойника! – обрадовался собственной сообразительности Внушительный.

– Видишь, как все просто. Как можно запросто отыскать человека с нужной тебе внешностью?

– Почему я не знал тебя раньше? – удивился Внушительный Голос. – Ты бы мне здорово пригодился, такой умный.

– Осталось найти того, кто заказал двойника.

– То, что Сынок повезет бабки, знали еще несколько человек. Но из них только одному могло прийти в голову воспользоваться двойником… Но нет, если я начну войну без веских на то оснований, ни моим врагам, ни, тем более, сторонникам, это не понравится. Ты должен найти доказательства, которые я предъявлю…

– Я?

– А зачем тебя наняли? Сделаешь дело, будешь у меня правой рукой. Ну, прямо как сын родной. Понял?

– Тогда собери ширево у братвы. Наркотики. У кого сколько есть. Кому сколько не жалко.

– А дальше?

– А дальше я как раз и собираюсь постараться.

– Но как?

– Спровоцировать. И коренастый рыжеволосый человек, чем-то неуловимо похожий на гоблина, мелодично засмеялся.

* * *

Где-то из темноты захохотала гиена.

Маша дотронулась до щеки и тут же отдернула руку.

– Кровь, – застонала она. – Он изуродовал мне лицо.

Она захотела подняться, но тут же снова приникла к земле, потому что поблизости послышался звук шагов. Шаги приближались.

«Он возвращается, – подумала Маша. – Теперь я умру».

* * *

«Теперь я умру», – подумал Колобок, как завороженный глядя на стальное лезвие с сизым отливом.

– Это всего лишь шутка, старичок, – неожиданно сообщил человек под маской. – Теперь только фото на память. Буду хвастаться перед всеми. Ну, у тебя в этом аппарате есть пленка? – он указал на «Кодак», установленный на штативе.

– Там осталось несколько кадров, – пролепетал он.

– Хватит одного, – отрезала Маска и вдруг протянула опасную бритву Колобку.

Колобок поймал себя на мысли, что вдруг понял, отчего такая бритва называется опасной – закаленная сталь была заточена до такой остроты, что одновременно пугала и манила, как пугает и манит головокружительная высота.

– Ну-ка держи, как будто ты бреешься. Нельзя ходить с такой щетиной. Такая щетина поцарапает нежную девичью кожу…

Колобок безропотно подчинился, зажал в руке костяную ручку, и так замер, пока Маска включал осветительные приборы. Но про себя он профессионально отметил, что свет установлен неправильно.

– Замечательно, – незнакомец склонился над фотоаппаратом, установленном на штативе. – Улыбаться не надо, это лишнее. Все, снято!

«Я могу вскочить и убежать», – подумал Колобок.

Но думал он безысходно.

* * *

«Я могу вскочить и убежать», – подумала Маша.

Но думала она безысходно. Потому что тело, скованное страхом, не слушалось ее.

* * *

Тело, скованное страхом, не слушалось оператора.

– Отдай реквизит, – человек в маске забрал у него лезвие.

– А побриться все же не мешает, – он зашел сзади, вдруг схватил Колобка за редкие волосы и резко запрокинул ему голову назад.

Потом, словно старинный цирюльник, отточенным движением провел лезвием по горлу, чуть выше выпирающего кадыка. Только держал он бритву не под острым углом, а вертикально.

Прежде чем умереть, Колобок слышал, как вырывается воздух из его легких, как шипят и лопаются пузыри крови на разрезанном горле. Но даже сквозь этот кошмарный звук он услышал, как где-то, в одном из карманов у Маски затренькал мобильный телефон.

* * *

Человек в темноте сделал один шаг, другой.

Маша почувствовала, что под боком у нее обломок кирпича. Ломая ногти, она попыталась достать его, чтобы использовать как оружие…

«Если он наклонится, я ударю его камнем в висок», – решила она.

Человек наклонился, но Маша не смогла его ударить.

Ну, не смогла, и все тут.

– Кажется, жива! – удивленно сообщил незнакомый голос.

А в вольере дикая волчица, рожденная в неволе, облизывала разбитую о стекло в кровь морду и при этом, казалось, улыбалась в темноте.

* * *

– Сволочь, – Маша сидела в салоне автомобиля и плакала, – Гад, гадик, где ты был все это время? Меня подобрали какие-то незнакомые люди.

– Как только ты позвонила на мобильник, я приехал, – оправдывался Ники.

– Но где ты был?! Почему ты удрал из ресторана?!

– Кто-то разбил в машине заднее стекло. Я передал через обслугу, чтобы вы меня подождали, пока сгоняю на автосервис. Заняло-то времени чуть больше часа.

– Мне ничего не передали. Ты подвел меня, Ники.

– Но… – он развел руками. – Кому все это понадобилось? Зачем?

– Если хотели напугать, то это удалось на двести процентов.

– Если кому-то удалось тебя напугать, – задумчиво произнес Ники, – Значит, мы на верном пути. Значит, мы подобрались очень близко-близко. Вот только к чему?

– Надо ехать, – вдруг решительно сказала Маша. – Иначе не успеем.

– Куда?

– К Колобку. К человеку, который знает, как выглядит двойник.

– Ну и что нам это даст? – Ники пожал плечами. – Дадим объявление – разыскивается?..

– Нет, – очень по-серьезному покачала головой. – Я подозреваю, что мы увидим до боли знакомое лицо.

– До боли? – переспросил Ники.

– Я про боль уже забыла, – Маша покачала головой. – В том смысле, что напугать меня сложнее, чем разозлить.

* * *

– Что, здесь? – Ники подозрительно вглядывался сквозь лобовое стекло.

– Днем все выглядит не таким заброшенным, – пояснила Маша.

– Да и за аренду, он говорит, не надо много платить. Колобок такой скупой.

Внутри свет. Он наверняка в студии. Пойдем?

– Я не оставлю здесь машину, – запротестовал Ники. – Хватит с меня на сегодня разбитого стекла.

– Ну и сиди. – Маша стремительно распахнула дверцу.

– Эй, подожди! – крикнул Ники, но она уже скрылась за углом здания.

* * *

– Где-то здесь звонок, – прошептала Маша, шаря ладонями по стене. – Сдался мне звонок, – решила она и забарабанила кулаком по двери…

Дверь поддалась под ее ударами и приотворилась.

– Колобок, ты стал рассеянным, – тихо произнесла Маша, замерев в проеме. – Забыл запереть…

Большое помещение было освещено лишь лампами дневного света, расположенными под самым потолком. Одна из ламп все время подмигивала.

Маша попятилась.

Она боялась переступить порог. Нет, ничего тревожного не заметила. Казалось, крикни погромче, и Колобок отзовется. Но…

Маша беспомощно оглянулась.

– Эй, – позвала она и прислушалась, в надежде услышать в ответ чей-то голос.

Но снаружи только ветер шелестел в листьях деревьев. А внутри – щелкала, загораясь и погаснув вновь, неоновая лампа под потолком.

Вот ветер прошелестел совсем поблизости, потоки ночного воздуха коснулись лица, встряхнули пряди волос и раздули подол юбки. Неожиданный порыв словно толкнул ее внутрь, а затем сквозняк захлопнул за ее спиной входную дверь.

* * *

Несколько мгновений Маша смотрела на захлопнувшуюся сама собой дверь. Потом повернулась и двинулась вперед, вглубь студии. И хотя было достаточно светло, она шла, вытянув перед собой руки, как слепая.

В какой-то момент она вздрогнула, увидев силуэты двух человек. Один, в темном костюме и белой рубашке, смотрел невидящим взором вверх, указывая в пространство рукой с синеватыми, как у мертвеца, ногтями. Другой, мешком, сидел в кресле, и его шаржированное гуттаперчевое лицо хмурилось на Машу.

– Нет, чтобы выбросить одного манекена, – вздохнула она с облегчением. – Он откуда-то притащил еще и другого.

Лицо второй куклы было пародийной маской. Голова была непропорционально большая.

Такими же непропорциональными должны были бы быть резиновые руки, и это выглядело смешным. Но у куклы, сидевшей в кресле, из рукавов торчали маленькие, скорченные, желтые, словно лапы неразделанной курицы, пальцы.

Маша повернулась к куклам спиной и решительно двинулась туда, где горели юпитеры. Но она не увидела, как рука сидевшего в кресле вдруг соскользнула с подлокотника…

* * *

Маша сделала еще шаг, и остановилась. Лампа была установлена так, чтобы освещать центр воображаемого круга, где стоял пустой стул. Туда же был направлен объектив закрепленного на штативе фотоаппарата.

Все выглядело заурядно, как будто ждут клиента, чтобы сделать фото «три на четыре» для документов. Но вот только кровь…

Она была повсюду. И на обивке стула, и на полу, и даже брызги ее попали на рефлектор осветительного прибора.

Маша закричала. Она не звала на помощь, она просто вопила, закрыв глаза, потому что вырывавшийся из легких воздух помогал ей сохранить расплывающуюся грань между реальностью и бредом. Из-за собственного крика она не слышала ни шороха за спиной, ни торопливых шагов, до тех пор, пока чья-то холодная рука не зажала ей рот.

* * *

Все было как в тревожном сне. Подходя к двери Ники уже знал, что женщина не будет тут его дожидаться, а дверь окажется открытой. И, как бывает всегда в снах, он твердо верил в то, что предстоит сделать. Он опять собирался выжить.

Двинулся вперед, ступая так осторожно, что казалось, это только тень скользит по полу.

Слишком много вещей. Ники двигался среди этого хлама так, чтобы ненароком не свалить на пол какую-нибудь безделушку, коробку или просто кипу старых газет.

Вдруг настороженно замер, слегка пригнувшись.

Прямо перед ним возникли две фигуры. Ники обошел наряженный в черный костюм манекен и остановился перед другим, в уродливой маске. Осторожно втянул ноздрями воздух. Он стал похож на хищного зверя, не хватало только хвоста со слегка подрагивающим кончиком.

Резиновая маска, придуманная, чтобы смешить, казалось, застыла в мучительной гримасе. Ники медленно протянул к ней руку. Он был весь в напряжении, как струна перед тем, как лопнуть. Он почувствовал запах крови.

Еще мгновение – и он сорвал бы маску с человека, закутанного по самый подбородок в пыльную тряпку, служившую когда-то занавесом в кукольном театре. Но для этого у него уже не оставалось времени…

Так пронзительно кричать могут только женщины. Голос словно сверлил барабанные перепонки. Ники потребовалось несколько секунд, чтобы добежать до того места, откуда исходил звук. И за все это время он думал только об одном – лишь бы она заткнулась.

Часть III

ЗОНА РАЯ

Николай смотрел на ночное небо. Звезды казались такими близкими, как бывает только в августе на юге. Протяни руку, и она прорвется сквозь тысячи световых лет, как лев в цирке, когда прыгает через обтянутый пергаментом обруч, который держит в руке дрессировщик.

А кто дрессировщик?

– А дальше есть затерянная страна, – сообщил вкрадчивый голос.

Николай чуть переместил взгляд. Голос принадлежал маленькому человечку с девчачьими чертами лица и крылышками за спиной, как у бабочки «Павлиний глаз».

– Расскажи мне про эту страну. Интересно.

– Начинается она у отрогов гор, вершины которых настолько высоки, что просто теряются в небесной синеве. К твоему сведению, небо в «другой стране» всегда безоблачное, но, правда, есть места, где круглосуточно льет дождь.

– Для разнообразия, да?

– Нет, это для тех, кто в прошлой жизни сетовал на судьбу, сам себя жалел. Еще в этом районе еще дует вечно пронизывающий ветер, да и местность, вынужден признать, довольно топкая. Но это дальше, на север.

– Таким образом наказывают плакс?

– Разве это наказание? – пожал плечами с крылышками крепыш. – Просто климат.

Между прочим, отличная рыбалка. И всегда на удочку попадается рыба не меньше килограмма. Очень трудно такую выудить, учитывая, что в ходу только крючки самого маленького размера.

– Стоит, пожалуй, посетовать на судьбу. Я люблю порыбачить. Вот только никак не соберусь…

– Ты не представляешь, сколько там мест не хуже. Начнем с гор. Сверху текут ручьи, они превращаются в бурные пенящиеся потоки. Из этих потоков и появляются те, кто впервые прибыл в этот край. Голыми, чистыми и прекрасными. И они сразу видят у подножья отрогов огромный замок. Просто колоссальный, тебе трудно даже представить, на Земле нет таких величественных сооружений. Он сложен из глыб белого мрамора, из тех самых, которые использовали древние греки, чтобы вытесать свои скульптуры. А внизу, у стен, раскинулся город. Город номер Раз.

– Мне предстоит жить в этом городе? Какой он, расскажи?

– Только представь, и сам его увидишь. Там есть все. И роскошные рестораны, и грязные харчевни, где вместо ужина запросто пырнут ножом в бок. Хотя знаю одну подобную забегаловку, где можно отведать просто божественные жареные колбаски с чесноком, так что риск того стоит. Есть там и «Миланская опера», и бои гладиаторов, и драки женщин в грязи. Можно остановиться в отеле, где прямо в постель подают кофе и пирожные эклеры, а можно на постоялом дворе, уж там если и не намнут бока соседи, то насекомые наверняка искусают. Но в этом городе ты долго не задержишься.

– Это еще почему? Мне бы там понравилось. Я люблю, когда существует выбор.

– Город – как бы перевалочный пункт. Там определяют каждому, где поселиться.

– Вроде, лагерь переселенцев?

– Вроде. Существуют еще мириады городов, деревень, хуторов, замков, таборов, крепостей, а то и просто хижин. Где-то по широким проспектам мчатся автомобили, где-то ночью обыватели бывают разбужены звоном подков по брусчатой мостовой, которые высек конь под проскакавшим рыцарем, а где-то рабы носят хозяев на носилках.

– Мне бы понравилось быть тем самым ночным рыцарем.

– Смотри, не окажись рабом, который несет носилки.

– С какой стати?

– С такой, – аргументировано ответил коротышка и тут же поспешно добавил, – Шучу. Никто, кроме тебя самого, не знает, где ты окажешься.

– Я бы предпочел горную местность, что-то вроде австрийских или швейцарских Альп.

– А там есть еще дремучие леса, где человек, как зверь, зависит только от острия своего ножа и тугой тетивы. Есть пустыня, где мужчины закрывают лицо повязкой от горячего сухого ветра под названием самум, а женщины тоже закрывают, потому что настолько прекрасны, что если бы не паранджа, никто не устоит, чтобы не поцеловать их…

Кто-то лизнул горячим языком Николая в губы.

– Подожди, не исчезай, – крикнул Николай, заметив, что альв с крылышками становится как бы прозрачным. – Мне столько еще надо у тебя порасспросить!

Псина деловито вылизывала Николаю лицо. Из пасти у нее пахло свежесъеденной рыбой.

– Надо же? – услышал он удивленный возглас. – Откуда он здесь взялся?

И над Николаем склонились два лица. Включая собачье.

ЛОЖНЫЙ ЗАЯЦ (Блюдо, вроде как большая зраза)

– Тебе бы надо где-нибудь спрятаться на время, – задумчиво произнес Ники, барабаня пальцами по рулю. – Для этого есть две причины…

– Первую я знаю, – Маша невесело усмехнулась. – А вторая?

– Тебя станут искать. Наверняка, когда обнаружат труп Колобка, сопоставят, что ты была последней, кто его видел живым. Вернее, одной из последних.

– Ну и что? У него за день бывает по несколько моделей.

– Но не у всех у них предварительно убивают подругу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Представь себя на месте того, кто расследует… Вы что-то не поделили с подругой. Ты ее убила. Колобок об этом знал лишнее, ты убила и его. Нет, пойми, это только версия, но когда за два-три дня убивают людей из одного круга, и во всех случаях общим связующим звеном является один и тот же человек… Пойми, я просто прогнозирую, какой ход мыслей может быть у…

– И что же мы не поделили? – очень тихо спросила Маша.

– Мало ли? Карьеру – она ведь была удачливее тебя, хоть вы и похожи…

Любовника… Нет, я-то тут не при чем, – спохватился он. – Но следователю может и такое прийти в голову. Или, скажем, одна из вас узнала про другую что-то такое…

– Хватит! – рявкнула Маша.

– Это не я говорю, – напомнил Ники. – Это моими устами…

– Я скроюсь. Я согласна, я скроюсь.

– Где?

– А вот этого тебе знать не стоит. Отвези просто на Савеловский вокзал.

– Ты мне не доверяешь?

– Нет, доверяю – сказала она с какой-то нежностью. – Я боюсь, что скоро начну тебя подозревать.

* * *

– Никогда не представляла, что мужики бывают такими тяжелыми, – Маша была готова плакать. – И откуда ты взялся на мою голову?!

– Тут где-то был маленький, с крылышками, – Николай пытался ее оттолкнуть. – Ты его спугнула. Мы разговор еще не закончили.

– Угомонись, – она снова, пятясь, потащила его волоком по мокрой траве, – Если ты всю ночь проваляешься здесь, наверняка заработаешь воспаление легких. Уже роса выпала.

Черная, с подпалинами цвета красного дерева собаченция бегала вокруг них, смущенная, что ничем не может помочь.

– С такими цветными крылышками, – жалобно причитал Николай. – И с остроконечной шляпой на голове.

– Ясное дело, на голове, – Маша одной рукой смахнула со лба прилипшую челку. – Где же ей еще быть, шляпе-то?

Теперь оставалось преодолеть самое трудное – ступеньки. Целых пять ступенек.

– Может, попробуешь встать? – безнадежным голосом предложила она.

– Две тысячи восемь бойцов Ты поведешь за собой Когда корабль мертвецов Выбросит на берег прибой…

Затянул вдруг Николай песню с непонятно откуда взявшимися словами, но звучавшую в его исполнении довольно свирепо. Собака залаяла, подпрыгивая передними ногами.

– Я так и знала, – вздохнула Маша, и, схватив его за шиворот, стала втаскивать дальше на ступеньки.

Николай не сопротивлялся, но и ни коим образом ей не помогал, причем сохранял при этим выражение лица достаточно гордое и независимое.

– Наконец-то, – Маша отпустила воротник, и Николай блаженно растянулся на полу ярко освещенной террасы. Собака снова принялась его вылизывать, целясь прямо в губы.

– Муся, отвали, – прикрикнула на нее Маша. – Еще глистов подцепишь.

Николай открыл глаза и с укоризной посмотрел на девушку.

– Где ты так надрался, а? – поинтересовалась она. – И как ты меня разыскал?

– Маленький, в шляпе, – пробормотал он. – С крылышками. Он очень стеснительный, не выносит посторонних. Знаешь, звуки имеют цвет, – сообщил, прислушиваясь к телевизору в комнате. Может быть даже – вкус. Вот эта музыка – солененькая.

– Да ты… – проверяя возникшее подозрение, Маша склонилась над ним и, стянув пиджак с одного плеча, расстегнула рукав рубашки. – Ты же наширялся до кончиков ногтей!

– Есть еще сладкая, горькая, кислая музыка, – продолжал Николай. – Но я предпочитаю солененькую.

– Это у тебя просто собачьи слюни на губах, – цинично заметила Маша.

– Десять негритят пошли купаться в море, – вдруг сообщил Николай. – И ни один из них не умел плавать.

– Не продолжай, я знаю эту историю.

– Они вообще-то очень живучие, – продолжал он странно изменившимся голосом, Маше даже показалось, что это говорит совсем другой человек. – Мы приехали в деревушку Каско дель Бурро, когда солнце зацепилось за верхушки деревьев. Еще немного – и наступит полная темнота. В темноте надо оставаться на открытом пространстве, а где его там было взять, если на десятки километров вокруг одни орхидеи и скорпионы. Женщины умирали молча, а мужчины молили о пощаде. Ведь должно быть наоборот? Самыми стойкими оказались дети. Я просто инструктор, мое дело наблюдать… Это была чужая война. Я мог положить всех в спину из «маннлихера», когда они рубили им смуглые шеи и вспарывали впалые животы. Почему я этого не сделал? Гореть мне теперь в аду, пусть мне гореть теперь в аду… Я никогда не увижу прекрасный город, где золотые шпили сторожевых башен оставляют след в облаках…

Речь его становилась все бессмысленней, лицо побледнело, и на коже выступили огромные капли пота, как смола на свежесрубленном сосновом пеньке.

Потом тело начали корчить судороги.

– Я не могу тебе помочь! – в истерике крикнула Маша.

Собака смотрела на них огромными карими полными ужаса глазами.