Текст книги "После потопа"

Автор книги: Андрей Колганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Она подавила охватившее ее волнение и стала говорить немного менее запальчиво, но все так же энергично.

"Область все еще раздирается на куски всякими авантюристами. У южного и северного соседа господствует бандитский произвол. Ну ладно, Польша. По ней каток войны прошелся не меньше, чем по нам. Но Литва почти не пострадала – и вот, там полыхает пламя братоубийственных стычек, которым нет конца". – Надежда Сухоцкая остановилась, перевела дыхание, и, собравшись с мыслями, перешла к главному.

"Вот вы, небось, думаете, я сейчас начну жаловаться – дескать, неурядицы вокруг, беженцев полно, сирот прибывает, не справляемся, помогите нашему детскому дому. Так? Верно, помощь нужна. Но не это главное, ради чего я вас всех собрала. Я ведь не только директор детского дома, я еще и постоянный член Совета Коммуны. И я хочу сказать следующее – пока принципы, на которых построена наша коммуна, не станут достоянием всех вокруг нас, толку не будет. А будет толк только тогда, когда и остальные смогут опереться на те же устои, которые придают стойкость нам".

Елизавета Айтуллина бросила с места:

"Я обеими руками была бы за! Но как ты этого можешь достичь?"

"Я вижу только один путь – создавать ячейки коммуны за пределами округа. Это путь медленный и трудный, но единственно надежный…"

После долго и бурного заседания Надя пришла домой поздно. На этот раз, вопреки обыкновению, Юрий уже ждал ее дома. Правда, сам он вернулся из штаба лишь незадолго до нее и сейчас замедленными движениями, как будто нехотя, расстегивал портупею.

Поцеловав мужа, Надежда протянула ему листок бумаги:

"Ознакомься".

"Что это?"

"Женская секция выносит вопрос на Совет Коммуны".

Сухоцкий внимательно прочел резолюцию женской секции, промычал что-то, потом расцепил зубы и промолвил, обращаясь к жене по девичьей фамилии:

"Ну, ты даешь, Бесланова!"

Он помолчал немного, потом добавил:

"Вы как будто сговорились… С неделю назад и Калашников меня донимал похожей утопией. Всеобщие выборы, объединение области, то да се…"

"Выборы?" – Надежда вскинула брови. – "Пожалуй… Но не раньше, чем влияние нашей коммуны распространится по всей области, и всем станет ясна наша правда. Тогда и на выборы можно идти, и область объединить". Она замолчала и больше не возвращалась к этой теме.

Утром из детского дома она позвонила в Город.

"Университет? Деканат гуманитарного факультета, пожалуйста". Когда ее соединили, она попросила:

"Пригласите Виктора Калашникова"…

…Тимофей Боковлев был обеспокоен. Вроде бы все было послушно его генеральской воле. Он – командир дивизии Центральных, и с этим все вынуждены считаться, даже Федеральное правительство. И до сих пор все шло, как намечалось. За этот год захвачены соляные копи, склады на южной границе, у соседей выбито немало боеприпасов и шесть единиц бронетехники, да на шесть деревень приросла сфера контроля Центральной дивизии. Но вот появились шероховатости.

Вроде и невелики проблемы. Что к Северо-Западным будет подступиться тяжело, он и так знал. Первые налеты были не очень удачны? Ну и что же, зато прощупывается их оборона. Силы у них немалые, но не бесконечные же! Все же одну из их деревень удалось подмять под себя, хотя из другой пришлось уйти. И склад боеприпасов в Городе хотя и не захватили, а все же поковыряли серьезно.

И все бы это было ничего, да появились откуда-то заботы на своей собственной территории. Склады на южной границе атаковал большой, вооруженный до зубов диверсионный отряд неизвестной принадлежности. Три складских барака взлетели на воздух. Четыре нападения на патрули за две недели. А теперь еще эти листовки! Вместе с ними объявились и запрещенные к распространению "Городская газета" и "Балтийский вестник", которые раньше привозили с запада. Тоже та еще зараза.

Самое паршивое, что распространителей поймать не удалось. Они придумали какую-то дьявольскую штуку: она взрывалась, и нате – все вокруг засыпано листовками. Лишь один раз патрули углядели какого-то подозрительного типа,

который что-то прилаживал у забора в Красногвардейске. Они конечно, закричали – "стой, руки вверх". Тип задал деру, патрульные – за ним. Стрельнули пару раз вдогонку, а им из проулка – автоматная очередь в упор. Так и ушли, гадюки…

Отец Афанасий был обеспокоен не менее. Неприятные вести приносили приходские старосты. Народ распустился. Казалось было, что вот, утверждается вера, и все смотрят пастырю своему в рот, ловят каждое его слово. Нет, находятся дерзкие, говорят, можно и без священников веру блюсти. А один заявил, что бога в душе своей надо сперва искать, а потом уж в храме. Да и тех, кто к вере так и не обратился, немало еще, ох, немало.

Но все то заботы обычные. Теперь же с иной заботой хлопоты прибавились. Пророчица некая объявилась. И поначалу вовсе не чувствовал отец Афанасий беспокойства. Ну ходит блажная бабенка по деревням, и проповедует. В проповедях тех ничего страшного не углядывалось – да примерно те же слова, что сам отец Афанасий провозглашал с амвона не раз. Милосердным, дескать, надо быть, от страстей плотских бежать, веру блюсти, братьям свои единоверным воспомоществовать всячески. И привечали ее в деревнях. Церквы-то, почитай, только в Славьгороде да в Красногвардейске. А бабенка, видать, божье слово душевно выговаривала.

Да, но вот только с недавних пор странное стали доносить. Что бабенка эта, прозывавшаяся пророчицей Татианой, нехорошее стала проповедовать. Что пастыри наши больше не о спасении души заблудших заботятся, а о том, как паству стричь. Что начальники над народом о мире да милосердии говорят, а сами камень за пазухой носят, и ради корысти своей готовы народ свой в бедствия ввергнуть. И что вовсе уж скверно, нашлись у нее подражатели, иные из которых завели крамольные, еретические речи. Самозванцы, дескать, нами правят, а пастыри самозваные священства не достойны, да и с богом без посредства попа говорить можно, ибо бог в душе, а не в обрядах. И прочее в том же духе.

Потеребил отец Афанасий свою роскошную курчавую, черную, как смоль, бороду, да и решил сходить на поклон к наибольшему человеку, к Тимофею Алексеевичу Боковлеву.

Боковлев принял священника сразу. Выслушав его жалобы, он помолчал минуту, потом покачал головой:

"Чует мое сердце, кто-то воду мутит с дальним прицелом. Нападения, листовки эти, да еще твоя пророчица. Бьюсь об заклад, этим всем один кукловод движет. А пророчица твоя, сдается, это пока единственная ниточка к тому кукловоду. Так что спасибо, отец, за рассказ. Надо будет эту блаженную Татиану тихонечко, без шума, взять, да и тряхнуть как следует. Глядишь, из нее что интересное и посыплется".

"Хорошо бы!" – горячо поддержал его отец Афанасий. – "А то эта блажная народ смущает, против властей восстанавливает".

"Только вот поймать ее как? Есть у нее постоянное пристанище?"

Отец Афанасий развел руками:

"Ничего о сем не слышал. Как люди мои говорят, сегодня она там, завтра здесь. В городах ни разу не объявлялась, все по деревням".

"Так как же ловить?" – недовольно дернул щекой Боковлев. – "Пока в одну деревню людей пошлешь, глядь – а она уж в следующей".

"А я тебе, сынок ("сынок" был старше "отца" едва ли не в полтора раза), списочек дам", – ласково пообещал Афанасий.

"Какой еще списочек?" – буркнул предводитель Центральных.

"А старосты приходские точно доносят, в каком селении та пророчица побывала, да какого числа. На карту поглядеть, и видно будет, в какие деревни она может направиться, а куда стопы не повернет, ибо уже побывала там днями. По одному и тому же месту ходить она не будет – незачем, да и подаяние скуднее".

"Ясно", – бросил командующий дивизией, – "тащи свой списочек".

"А он у меня как раз с собой. Не угодно ли взглянуть?"

Засады были посланы в несколько деревень с наказом – брать живьем и по возможности без шума, не на глазах у деревенских…

"…О любви к ближнему проповедуют, а сами оружье копят, и в одних супротив других злобу исподволь возбуждают" – пророчица печально покачала головой. – "А в чем перед Господом вина тех же чад Господних, что под другим начальством живут? И за то на них с мечом идти?" – она вопросительно поглядела на слушателей. – "Какая же в том справедливость, скажите по совести? Разве ж мало нынче сирот, чтобы еще новых плодить, да души христианские губить?"

Бабы сочувственно заохали и закивали головами, мужики молча поджали губы.

"Против соблазнов греховных нас наставляют, а кто в Славьгороде бывает, может поглядеть, какие хоромы себе обустроил батюшка наш Афанасий, да какую жизнь он там ведет" – продолжала Татьяна. – "Матушки у него нет, а посчитать, сколько баб у него в дому перебывало, да и не по одной зараз, – пальцев на руках не хватит. Срам один. В грехе живет, а еще пастырем зовется!"

Помолчав, один из мужиков помоложе спросил:

"А чего нового на свете слыхать?" – Седобородый старик осуждающе посмотрел на молодого и прыткого, но смолчал.

"Хорошего-то мало слышно", – горестно ответила Татьяна. – "Вона, в Озерках, что к северу, схоронили троих молодых мужиков. Сказывают, послали их с большим отрядом в чужую землю, против Зеленодольских. Ну, и поубивали народу с обеих сторон. А толку в том что? Только похороны по деревням. Опять в семьях работников не досчитаются…" – она горестно всплеснула руками.

Бабы собрали пророчице в дорогу нехитрую снедь. Завязав ее узелком, поклонившись миру, перекрестившись да пробормотав слова благословения (разобрать можно было только "да пребудете с миром…"), пророчица вздохнула и промолвила:

"Хорошо тут у вас, можно сказать – истинная благодать, да пора мне уже в иные селения, к иным людям слово божие нести. Прощайте на том", – и она повернулась и споро двинулась по пыльному проселку под палящим августовским солнцем. Легкий ветерок изредка колебал подол ее длинного темного платья, да концы белого платка, повязанного на голове.

"Идет!" – громко прошептал один из тройки патрульных, сидевших в засаде среди молодого елового подлеска у самой дороги. Он оторвал от глаз бинокль и добавил:

"В точности она – как староста по рации описал".

"Будем брать", – веско сказал крепко сколоченный мужик в камуфляже, сидевший на траве, держа автомат между колен. – "Ты", – он ткнул пальцем в наблюдателя, – "остановишь ее. Сразу укладывай носом в землю и тщательно обыскивай. Даром что баба, и что блажная. Приказ от самого генерала идет. Сказано было, баба эта не простая, с двойным дном. Лопухнешься, а ну как у нее за пазухой между сисек ствол припрятан?" – он строго погрозил пальцем улыбнувшемуся было молодому патрульному.

"Ты заляжешь в кювете с автоматом наизготовку. Да не лежи у него за спиной, а зайди сбоку, чтобы он тебе эту бабу не заслонял. Будешь, значит, напарника страховать. Коли эта баба бежать вздумает, или за оружие схватится, бей по ногам. Не вздумай на поражение стрелять, яйца откручу – медленно– медленно! Приказ – только живьем. Понял?" – и он снова погрозил молодому, на этот раз кулаком. – "Я же прикрою вас из ельничка. Маловероятно, но вдруг ее тоже кто-то со стороны страхует?"

"Правильно, старшой!" – одобрил его рослый и плечистый молодой человек в щеголеватой летней курточке из тонкой шелковой ткани и джинсах, сидевший на маленьком пеньке чуть поодаль, свободно свесив с колен руку с длинноствольным пистолетом "Доретта". – "А я с другой стороны за этим присмотрю".

Татьяна миновала огороды и поля за околицей, приблизилась лесная опушка и вот уже дорога нырнула в лес. Увидев впереди на дороге человека в камуфляже с автоматом, она не удивилась – патруль. Потом в ее сознании шевельнулось сомнение: второй раз она уже на этой дороге и раньше поста здесь не было. Впрочем, мало ли по какой причине решили поставить? Но все же… Где второй патрульный? – Мысли ее закрутились все быстрее и быстрее.

А-а, вон чуть поблескивает на солнце грязно-зеленая каска и виднеется вороненый ствол автомата на фоне пожухлой желтовато-зеленой травы на обочине. Залег в кювете. К чему бы это? Предосторожность в ответ на участившиеся нападения? Может быть… Но и самой надо быть настороже.

Когда до патрульного осталось шагов пять, он направил на нее ствол автомата и резко скомандовал:

"Стой! А ну, носом в землю!"

Теперь стало ясно – это по ее душу. Она вовсе не желала смерти парням, которые, собственно, и не собирались ее убивать. Но попасть в плен, на допрос? Она живо вспомнила события десятилетней давности, "полковника" Галаньбу, прапорщика Панасенко и толпу братков… А вдруг она снова не выдержит и предаст своих друзей? Не-е-т, что угодно, только не плен! Стрелять, царапаться, грызть зубами – только не плен!

Ее мысли понеслись вскачь в бешенном темпе.

Если дернуться резко, то, конечно, один выстрел она выиграет. Но сразу же полоснет тот, из кювета. Татьяна опустила узелок со снедью, бросила посох и медленно, будто недоумевая, опустилась на землю, лицом вниз, пробормотав растерянно:

"Ты что это, сынок?.."

"Руки в стороны!" – прикрикнул патрульный, заходя сзади и приблизившись на два шага.

Татьяна еще не успела лечь, стоя на коленях, полупригнувшись к земле. Патрульный не ожидал столь внезапного рывка. Перед его глазами мелькнуло темное пятно платья, раздался негромкий хлопок, мало похожий на выстрел.

Что-то остро кольнуло его в грудь под бронежилетом и свет потух в его глазах.

Второй патрульный дернул стволом автомата, ловя в прицел внезапно ушедший в сторону силуэт женщины, а когда увидел взметнувшуюся руку с пистолетом, нажал на спуск. Прогрохотала короткая неприцельная очередь, но стрелок не успел поправить прицел.

"Гюрза" в руке Татьяны еще дважды плюнула едва заметным дымком и в каске второго патрульного образовалась аккуратная дырочка. Все? Таня с усилием сдержала порыв вскочить и бежать с этого места как можно дальше. Вдруг есть еще кто-то, кого она пока не разглядела?

Она слегка приподнялась и тут же, как будто в ответ на ее мысли, из молодого ельничка у дороги ударила дробь автоматной очереди. Пули прошли, казалось, впритирку над ее головой. Она вжалась в дорожную пыль, разворачиваясь в сторону выстрелов. Над ельничком плыл сизый дым. Автомат коротко тявкнул еще раз, взбив фонтанчики совсем рядом с ее головой и грубый голос крикнул:

"Брось пушку! А то следующей очередью разнесу башку!"

Татьяна тут же трижды выстрелила на голос. Тишина. Ни ответных выстрелов, ни окриков. Татьяна рискнула и чуть приподнялась. Ничего. И тут молодой голос за ее спиной почти ласково произнес:

"А пушку все-таки брось".

И она почувствовала, как к ее затылку прижался ствол. "Черт! Прости, господи…" – машинально подумала Татьяна. – "Как же я шагов не услыхала, глухая тетеря!" – Делать нечего, она разжала пальцы и пистолет упал в дорожную пыль. Тут же тупой удар по затылку воспламенил в ее глазах яркие цветные пятна…

Когда Татьяна вновь ощутила ноющую боль в голове, а сквозь с трудом разомкнутые веки в глаза хлынул болезненно– яркий свет, имевший како-то странный оттенок, и перед глазами возникло расплывающееся и колеблющееся изображение реального мира, тот же молодой голос поинтересовался:

"Ну что, оклемалась, пророчица? Вставай, убогая, пойдем к машине, прокатимся. Тут недалеко".

Татьяна не собиралась торопить события, стараясь, насколько это возможно, прийти в себя и обрести способность соображать и действовать. Раздраженный ее медлительностью, молодой здоровяк ухватил ее сильными пальцами за плечи и рывком поставил на ноги. Она покачнулась – больше для виду, чем от сильного головокружения – но все же удержала

равновесие. Так, руки скованы за спиной, на запястьях – стальные браслеты, но ноги свободны. Ноги – тоже оружие. Этот молодой нахал еще пожалеет, что не подумал об этом.

Через несколько минут впереди, в сосновом редколесье, показался небольшой открытый "джип". Таня пошатнулась, запнулась о сосновый корень, и упала на землю, неловко поворачиваясь на спину, шагах в полутора от большой сосны.

Молодчик, шедший сзади нее, несколько раздраженно облегчил душу матерком и наклонился, чтобы уже испытанным способом вновь поставить ее на ноги. Это была грубая ошибка, и теперь Татьяна смогла ею воспользоваться.

Удар сомкнутыми ногами в живот бросил молодчика спиной о сосновый ствол. Он (молодчик, конечно, а не ствол) был достаточно крепок и уже немало бит, чтобы не потерять сознание от такого удара и даже довольно быстро восстановить равновесие. Однако этих мгновений хватило Татьяне, чтобы одним резким рывком, выгибая тело на мостик, вскочить на ноги, и ровно на те же мгновения задержалось движение его руки с пистолетом. Когда ствол "Доретты" снова глянул на Таню, а палец потянул за спусковой крючок, она уже нанесла по оружию резкий, сильный и точный удар ногой.

Пистолет выстрелил, Татьяне ожгло болью левый бок, но она лишь хрипло простонала сквозь стиснутые зубы и вложила всю свою силу, всю свою боль, весь свой страх и всю свою ненависть в новый удар ногой. Он пришелся молодчику в пах.

Тупая, но мощная и "всепоглощающая боль заставила рослого крепыша непроизвольно чуть пригнуться и следующий удар носком жесткого остроносого дамского полуботинка под ухо погасил его сознание. Он уже не почувствовал, как еще один такой же удар в височный шов погасил его сознание почти окончательно. Не желая рисковать, Татьяна опустилась на колени, отчаянно изгибаясь, кое-как подхватила упавшую на землю "Доретту" скованными сзади дрожащими руками, и, сумев дотянуться стволом до головы своего недавнего конвоира, нажала на спуск…

"Упокоился раб божий", – еле слышно прошептала она, и лишь после этого подтянула к груди согнутые в коленях ноги, до боли выгнула назад спину и продела ноги сквозь скованные руки. Теперь руки в наручниках оказались впереди, а не за спиной. Нашарив в сумочке на поясе убитого ключ от наручников, она, все также дрожащими от навалившейся усталости руками, после долгих безуспешных попыток все же сумела разомкнуть браслеты. Ключи от машины тоже нашлись у молодого человека. "Ну что же, спасибо за "джип" и за "Доретту". Конечно, моя "Гюрза" с глушителем была получше, но не возвращаться же…"

И сразу же у Тани мелькнула другая мысль – нет, именно возвращаться. "Гюрза" с глушителем на месте расправы с патрулем достаточно много скажет командованию Центральных о том, с противником какого рода они столкнулись. Нет, лучше заставлять их мучиться догадками, не зная, какая из них ближе к истине, как можно дольше. Татьяна оторвала подол своего платья, туго перетянула рану под левой грудью, изо всех сил стараясь не обращать внимания на все усиливающуюся боль, остро колющую в ребрах при каждом вдохе, и на кровь, быстро пропитывающую платье. Она лишь набросила сверху куртку, снятую с убитого. Затем Таня рванула с места "джип" и почти сразу крутанула руль влево, направляя машину к месту первой схватки.

Таня не знала, что старший патруля успел сообщить по рации, что пророчица обнаружена и они приступают к задержанию, что к месту засады уже выехала конвойная группа. Они разминулись меньше, чем на минуту. Конвойные со своей машины еще успели поглядеть на едущий навстречу "джип", увидеть за рулем молодого паренька в персикового цвета шелковой курточке и зеленой стальной каске, у них еще успели в голове шевельнуться неясные подозрения, которые почти сразу же получили подкрепление, когда они заметили двоих убитых патрульных на дороге и в кювете. Но было уже поздно. Бешено мчавшийся джип было не догнать на стареньком изношенном грузовике. Поднятая "джипом" пыль медленно оседала на придорожные деревья и кусты.

Старец – Канарейке (копия – Цветнику)

Операция «Еретик» прервана попыткой захвата службой безопасности Центральных. Расконспирации не произошло. Жду дальнейших распоряжений.

Цветник – Канарейке

Операция «Еретик» прекращена. Потерь нет. Жду ваших указаний по Старцу

Канарейка – Старцу

Поступаете в распоряжение Цветника

Канарейка – Цветнику

Используйте Старца по своему усмотрению. Ваше направление – Север.

Цветник – Старцу

Встреча на пятом маяке плюс восемь. Ничего не предпринимать.

Сухоцкий – Мильченко

Кольцо вокруг нефтепромыслов сжимается. Не можем восстановить движение по Залесской ветке. Почему нет сообщений?

Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Глава 6. Прелестная купальщица за работой

Татьяна не долго гнала «джип» по лесному проселку. Она понимала, что встреча с ближайшим патрулем, снабженным рацией, может окончиться для нее плохо. Хотя за поясом у нее торчала «Гюрза», способная продырявить бронежилет, а на сиденье валялся автомат с двумя запасными рожками, и без боя она сдаваться не собиралась, ее ведь могли подстрелить и неожиданным огнем из засады. Однако и «джип» бросать не хотелось. В голове шумело, боль в боку, подстегиваемая каждой рытвиной, донимала все сильнее, по лицу струился пот… И в таком состоянии тащиться пешком до ближайшего тайника, где найдется, чем обработать рану?

Она попыталась сообразить, как можно подобраться возможно ближе к тайнику, не выезжая на крупные магистрали, где торчали посты Центральных. Вроде можно, но надо дважды пересечь шоссе. Рискнуть? Она решила рискнуть. Татьяна не знала о том, что отдан приказ выставить посты на всех дорогах, где она может появиться. На ее счастье, она продолжала гнать на предельной скорости, сцепив зубы и постанывая от боли, и благодаря этому подъехала к перекрестку раньше, чем та машина, которая подвозила патрульных. Кольцо оцепления сомкнулось уже за ее спиной…

"…Тихо!" – строго приказал Сергей, выводя пятерку к опушке леса. – "Здесь уже близко, могут услышать. И не высовываться! Отсюда – только по-пластунски".

Когда Сергей глянул в бинокль на поселок рядом с соляными копями, то особых изменений он не заметил. Та же колючая проволока, те же дерево-земляные пулеметные гнезда, тот же КПП у ворот на въезде. Только вот еще добавился пост на шоссе примерно в километре от КПП.

"А если и здесь – наружное кольцо? И посты – не только на шоссе, но и в лесу?" – подумал он. Да, с этой возможностью надо считаться.

"Наша задача", – тихо произнес он, обращаясь к остальной группе, – "установить время выхода конвоя и его состав. Штурмовать укрепленный поселок мы не будем. Наша цель – конвой. И брать его будем при выезде на шоссе. Там – кратчайший путь к территории Восточных. Туда и будем отходить после операции".

Расстелив карту, Мильченко водил по ней карандашом:

"У самого поселка нападать глупо. Конвой тут же получит подкрепления. У выезда на шоссе – пост, но не простой, а сдвоенный – шесть человек. К тому же там у них хорошо оборудованное пулеметное гнездо, окопчик, а в лесу еще и БТР стоит. Без шума с ними не разобраться, а шум перед нападением на конвой нам ни к чему. Поэтому местом операции выбираю бывший хутор Калинковичи – вот здесь. Перед хутором дорога уходит в лощинку между двумя холмами, почти безлесными, на одном из которых стоит хутор. Ну, там уже хутора нет – так, обглоданный домишко и сарай рядом".

Сергей аккуратно сложил карту в планшет и оглядел ребят:

"Вопросы есть?"

"На месте разберемся", – деловито промолвил Виталий Захария.

"Правильно. Сейчас выйдем на место и там все организуем".

На месте Сергей сразу облюбовал холм напротив хутора. Хорошее место – полно кустов, к холму примыкает лес. А за хутором – поле, уйти некуда. Да и слишком очевидно – позицию в доме занимать.

"Так, хлопцы", – сказал Сергей, взобравшись на вершину холма, – "теперь дело ясное. Бить супостата будем отсюда". Поглядев на часы, он добавил – "До подхода конвоя остается еще часа полтора. Успеем". – И он принялся отдавать распоряжения.

"Для начала возьмите каждый рацию с головными телефонами", – и он достал из своего вещмешка маленькие наушнички и первым нацепил их Таланкину, сидевшему на траве рядом с ним. Ближе к середине августа снова стало жарко, и Костя Таланкин выглядел довольно смешно в большом бронежилете, надетом прямо на майку. Теперь к этому виду добавились еще наушники. От левого наушника к уголку рта отходила тоненькая дужка микрофона. Мильченко вспомнилось его довоенное детство, парни и девчонки, ходившие с похожими наушниками плееров, только без микрофонов.

"Командовать буду через эти штуки, открытым текстом. Вряд ли нас кто будет подслушивать, а даже если и так – это не имеет значения. По сигналу "отбой" все уходим за гребень холма – и дальше в лес. Я отхожу последним. На случай непредвиденных обстоятельств точка сбора – триангуляционная вышка! Вон она над лесом торчит", – и он показал рукой на восток, где тянулась волнистая поверхность лесного моря.

"Мы с Таланкиным сейчас пойдем заряды ставить для головной бронемашины. Аккурат там, где дорога снова в лес втягивается, мы им поперек шоссе деревце положим. Твоя задача, Алексей, самая сложная. Как рука-то, не подведет?" – он испытующе поглядел на Галактионова.

"Не должна", – мотнул головой тот, и в доказательство несколько раз сжал и разжал левую кисть.

"Смотри! Задача у тебя и вправду сложная. Когда будет остановлена головная машина, ты должен всадить гранату в замыкающий БТР – и сразу меняй позицию. По обратному скату холма быстренько перейдешь к голове колонны и выведешь из строя головной БТР. А то он со своим пулеметом житья нам не даст. Понял?"

"Так точно", – отозвался Алексей. – "Разрешите позиции присмотреть?"

"Шагай. Да смотри, чтобы с первой позиции надежный отход был за гребень холма. Не дай бог, вылезешь на открытое место на переднем скате. Могут и подстрелить", – предупредил его сержант и обратился к Вите:

"Твоя задача, Захария, не менее сложная. Как только рванет перед головным БТР, сразу, длинными очередями, выводи из строя замыкающий грузовик, бей по двигателю, и сразу – по кузову, пока они оттуда не повыпрыгивали. Затем берись за следующий. По тебе, конечно, тут же начнут садить изо всех стволов, включая крупный калибр. Поэтому выбери себе несколько позиций и меняй их почаще. Выбирай места так, чтобы с позиции на позицию можно было перебираться скрытно".

"Ясно. Разрешите выполнять?"

"Выполняй".

Затем Сергей повернулся к девушке:

"Теперь о твоей роли в этом деле. Когда ребята займутся головным БТР и замыкающими машинами, ты возьми на прицел тех, кто сидит в кабинах остальных грузовиков. Когда их выбьешь – работай по обстоятельствам. Особое внимание – тем, кто пытается командовать, или сильно мешает огнем. Себе тоже подбери запасную позицию, а лучше парочку – не надо давать им пристреляться".

"Поняла", – кивнула Настя.

В 12.20 на дороге послышалось урчание моторов. Через минуту-другую стала видна пыль, поднятая колонной. Еще через несколько минут колонна втянулась в лощину между холмами.

Грохот взрыва был не слишком сильным. Перед головным бронетранспортером накренилась и рухнула зеленой кроной на дорогу большая сосна. Почти сразу после этого где-то в хвосте колонны раздался гораздо более громкий и гулкий выстрел гранатомета. Бой начался.

Настя услышала в наушниках голос Мильченко:

"Алексей, торопись! Эта сволочь так и лупит без остановки из башенного!"

Действительно, головной БТР бил длинными очередями с короткими интервалами по гребню холма. В интервалах же, когда грохот крупнокалиберного пулемета на несколько секунд стихал, бывали слышны менее громкие очереди пулемета Захарии. Витек, то и дело меняя позиции, методически расстреливал сгрудившиеся в лощине грузовики.

Настя тоже не теряла времени даром. Аккуратно ловя в оптику своего СВД очередную цель, она плавно нажимала на спуск. После выстрела она перекатывалась в сторону и переползала к другому кусту. Вокруг все грохотало, пули с противным звуком проносились рядом, то и дело задевая ветки кустов.

Гулко грохнул второй выстрел из гранатомета, затем третий. Стук башенного пулемета оборвался. Но пальбы все равно хватало. Краем глаза Настя заметила Сергея, который бил короткими очередями из ручного пулемета, захваченного им с собой с последней базы. Его автоматическая винтовка была приторочена у него за спиной.

Магазин СВД опустел как-то внезапно. Настя забыла про подсчет патронов, и вместо очередного выстрела затвор сухо щелкнул. Быстрым движением руки размазав по лицу пот, заливавший глаза, она сменила магазин и снова вскинула винтовку.

Охрана соляного конвоя, понеся заметные потери, тем не менее, вовсе не считала бой проигранным. Из-за подбитых грузовиков и дымившихся бронемашин били их автоматы и пулеметы, стараясь прижать нападавших к земле, а часть бойцов короткими перебежками уже выбралась на склон холма. Они упорно ползли по нему вверх, прячась между кустами, стремясь сблизиться с противником, и, по крайней мере, заставить его уйти с гребня, лишив выгодных позиций и возможности обстреливать конвой.

"Настя!" – раздался в наушниках голос сержанта. – "Твоя цель – пулеметчики! Алексей! Выходи из боя!"

Настя почти сразу сообразила, почему Галактионову дан такой приказ – гранаты он ведь расстрелял, а из пистолета Стечкина на такой дистанции много не навоюешь. Она привычным движением нашаривала оптикой вражеского пулеметчика. Вот он…

Через несколько минут в наушниках зазвучал громкий голос:

"Отбой! Отходим в такой последовательности – Настя, Костя, затем я, затем Витек. Виталий, отходишь – плюс пять минут. Я прикрою. Пока прижимай пулеметом тех, кто лезет на холм".

Настя нырнула "рыбкой" из-за куста, служившего ей укрытием, к другому кусту, перекатилась по земле, затем переползла через гребень холма и перебежками двинулась к лесу. Оказавшись среди деревьев, она негромко позвала:

"Алексей! Леха!"

"Тут я", – почти сразу откликнулся Галактионов шагов с десяти. Через минуту-другую, тяжело дыша, на опушку влетел Таланкин.

"Настя! Ты где?" – встревожено крикнул он, шаря глазами по сторонам.

"Да не кричи ты так!" – недовольно отозвалась Настя. Костя глянул на нее глазами побитой собаки. Девушке на несколько мгновений даже стало жаль его.

Шли минуты, но ни сержанта, ни Витька все не было.

Никто из них не знал, что в составе конвоя находилось отделение службы безопасности Центральной дивизии, присланное из Славьгорода. И когда колонна была остановлена и обстреляна, а охрана завязала бой, все шесть бойцов этого отделения ползком и перебежками отдалились от колонны и стали по широкой дуге обходить холм, где засели нападавшие.

Когда Мильченко уже собирался вслед за Костей перевалить за гребень холма, он уловил с правой стороны у подножия едва заметное движение в траве. Насторожившись, он прижался к земле. Так и есть – в траве кто-то двигался. И не только у подножия – чей-то силуэт мелькнул недалеко от кустов, за которыми бил короткими очередями пулемет Виталия.