Текст книги "Козырной стрелок"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Ну!

– Он его псину шмальнул. Он ее в лапу шмальнул! Со ста шагов! У нее же лапа с пачку сигарет. А он в нее пулю засадил...

– Зачем собаку?

– Так в том-то и дело, Папа! Он же собаку шмальнул, чтобы Туз из-за двери высунулся. Потому что она такой визг сделала... Туз, конечно, высунулся, и он ему пулю промеж глаз впаял. Прямо вот сюда. Он ему все мозги по стене разбрызгал. Он так шмаляет, Папа! Он собаку в лапу, а через секунду – Туза в башку. Я тебе точно говорю! Секунды не прошло! Это каким же надо быть, чтобы в одну секунду и собаку, и Туза! Это надо быть козырным стрелком. Он козырной стрелок, Папа! Он козырной мочила! У него после того даже руки не тряслись. Он после того, как Туза зашмалял, вот так прихлопнул. И так сделал, – показал Фиксатый. – Это какой-то такой жест! Это они так показывают, когда кончают. Как раньше зарубки на прикладе резали. Он из тех, Папа. Из мочил!..

«Очень похоже, – подумал Папа. – Когда в секунду несколько целей, это на него похоже. Верно сказал Фиксатый – козырной стрелок! Который не промахивается. Тогда, на пустыре, не промахнулся. И теперь не промахнулся!»

В Туза не промахнулся!

Нет теперь Туза! Кончился Туз!

И значит... И значит – остался только он – Папа!

Только он! А все остальное... А со всем остальным можно потом разобраться. И со всеми разобраться...

Глава 37

– Где он? – спросил подполковник Громов.

– В карцере. Как ты просил.

– Не буянил?

– Нет.

– Просил о чем-нибудь?

– Тоже нет. С тех пор как привезли, слова не сказал.

– Тихий, значит?

– Тихий.

– Вещи при нем какие-нибудь были?

– Были.

– Где они теперь?

– У меня в кабинете.

– Так что же ты молчишь? Давай показывай. Вещи лежали на столе. Небольшая сумка и две десятилитровые канистры.

– И все?

– Все.

– Канистры... Канистры-то ему зачем?

Подполковник приподнял одну из канистр и отбросил крышку. Канистра была пуста.

– Мы, понимаешь, тоже заинтересовались, зачем канистры. Ну и открыли.

– Что там было?

– Там... – чуть засмущался начальник сизо. – Там, понимаешь, вино было. Красное.

– Вино?!

– Ну да.

– Куда вы его дели?

– Да тут ребята... Давай, говорят, сделаем экспертизу. Ну и... не удержались.

– Сколько было вина?

– По полканистры. А в этой даже меньше.

– Почему по пол?

– Ну так, ведь ему еще в милиции обыск делали... Подполковник поднял одну из канистр. Несмотря на то что она была пустая, она была тяжелая.

– У тебя зубило есть?

– Какое зубило?

– Обыкновенное зубило. Или ножовка по металлу.

– Нет. Топор есть.

– Ну тащи тогда топор.

Подполковник поставил одну из канистр набок, приподнял топор и ударил острием по шву. Посредине канистры пробежала трещина. Подполковник сунул в нее топор и, надавив, развалил канистру на две половинки.

В одной из них с помощью припаянных к металлу скоб был прикреплен сверток.

– Ото, – ахнул начальник сизо. – А мы оттуда пили. Подполковник вытащил и развернул сверток. В нем лежали запаянные в полиэтилен пистолет Стечкина, патроны и две гранаты «РГД».

– Давай вторую канистру.

Во второй канистре был тот же набор плюс деньги. Дискет не было!

– Вы его обыскивали?

– Конечно!

– Ну и что?

– Ничего. Паспорт, деньги, личные вещи.

– А дискет, дискет не видели?

– Нет. Ничего такого.

Куда же он дел дискеты? Должны же они были у него быть! Не могли не быть! Если даже оружие...

– Вспомни, что у него еще при себе было? Только точно вспомни!

– Больше? Больше ничего. Канистры и сумка. Подполковник набрал отделение милиции.

– Что было изъято сегодня утром при задержании гражданина Борца?

– Что? Только канистры и сумка. А в сумке что? Понятно. Может, еще что? Ну там еда в пакете, книги, газеты? Тоже нет? Тогда ладно. Ладно, говорю!

Подполковник набрал номер отделения на вокзале.

– Вы платформы не осматривали? Потерянные вещи пассажиры вам не приносили? Тогда осмотрите. И урны тоже. И вообще все скрытые места. И еще обязательно бомжей потрясите. Да. На предмет обнаружения вещдоков. Которые преступник мог при задержании... Что искать? Все ищите. И обо всем, что найдете, сообщайте мне.

Подполковник положил трубку.

– Давай сюда моего задержанного.

– Охрана нужна?

– Охрана? Здесь нет. Мне с ним с глазу на глаз потолковать надо. А за дверью – обязательно.

– А если он?

– На случай «если» ты ему наручники надень. Пожестче.

– Ну как хочешь.

– Да. И еще надзирателям скажи, чтобы они при оружии были. А то мало ли что...

В замочной скважине заскреб ключ. Потом загремел засов. Потом дверь открылась.

На пороге стояли три надзирателя. С кобурами на боку.

– Выходи! – скомандовал один из них. – Руки назад. Капитан соединил руки за спиной. Услышал, как щелкнули браслеты. Почувствовал, как холодное железо больно впилось в запястья.

– Пошел. Капитан пошел.

– Направо. Налево. Стой. Надзиратель постучал в дверь.

– Товарищ подполковник...

– Введите.

Капитана Борца бесцеремонно пихнули в комнату.

– Если что, мы за дверью, товарищ подполковник. Капитан Борец стоял там, докуда его дотолкали.

– Проходи, капитан. Садись, – предложил подполковник. – Меня Александром Владимировичем зовут. А тебя? Капитан прошел. И сел.

– Не хочешь говорить?

Капитан не ответил.

Капитан выполнял инструкции, назначенные для рядового, сержантского и офицерского состава, оказавшегося в плену противника. Капитан отказывался давать показания. В той форме, в какой его учили. В общевойсковом пехотном училище. На курсах переподготовки. На спецкурсах. Во время учебных рейдов в тылу врага. И во время боевых рейдов.

Его учили, что любое, самое нейтральное на первый взгляд слово, сказанное врагу, может быть использовано им в пользу себе и в ущерб боеспособности наших войск. Потому лучше молчать сразу и навсегда. И даже если будут пытать – все равно ничего не говорить. А если терпеть будет невмоготу, то говорить много, но одни только матерные слова, которые, не подкрепленные другими, не несут никакой стратегической информации. Главное – молчать.

– Ты хоть знаешь, зачем я вызвал тебя? Капитан молчал.

– Ты думаешь, что хочу спросить тебя об угробленном тобою личном составе? Который ты положил на известной тебе даче.

Капитан молчал.

– Или о твоем генерале? Который застрелился в собственном кабинете.

Капитан молчал.

– Нет. Я не буду тебя спрашивать о твоих бойцах. За них тебя спросит военная прокуратура. И не буду спрашивать о генерале. Я спрошу тебя совсем о другом. Я спрошу тебя о дискетах. На которых указаны номера счетов. Ты знаешь каких счетов?

На лице капитана не дрогнул ни один мускул.

– Ты знаешь каких счетов! Так вот мне надо знать, что ты знаешь о тех счетах и о тех дискетах. Больше, в отличие от военной прокуратуры, меня не интересует ничего. Если ты скажешь то, что ты знаешь, я отпущу тебя. Если нет... То не обессудь. У нас, как на войне. Скажешь?

Капитан покачал головой.

– А если бартером? Если услугой за услугу. Например, ты мне про дискеты, а я тебе... А я тебе обязуюсь достать Иванова. Который все ваши планы... И твоих ребят...

У капитана дернулся, метнулся в сторону подполковника взгляд.

– Знаешь Иванова? Вижу, знаешь! И вижу, что не любишь. И я не люблю. Потому что он мой конкурент. Такой же, как ты. И даже больше. И очень обидно будет, если ты здесь, в камере, сгниешь, а он золото твое получит. И будет жить припеваючи. Обидно?

Капитан Борец заиграл желваками.

– Вот и я говорю – обидно. А вот если бы мы вдвоем...

Мы бы того Иванова... И золото бы добыли. Хочешь ему отомстить?

– Допустим, – сказал первое свое слово капитан. Словно ржавый, сто лет не смазанный, ворот провернулся.

– Тогда скажи мне, кто этот... Иванов? И где искать этого Иванова?

– Не знаю.

– Но хоть что-то ты о нем знаешь?

– О нем никто ничего не знает.

– Плохо, что не знает... Ну ничего, вдвоем мы его найдем. Непременно найдем. Я по своим каналам. Ты по своим. Капитан ничего на это не ответил.

– Но только вначале... Вначале нам нужно закрепить с тобой союз.

– Каким образом?

– Демонстрацией взаимного доверия. С твоей стороны – демонстрацией дискет.

Теперь капитан все понял. Капитан попался на типичную для такого случая удочку. На надежду сохранить свою жизнь. На глупую надежду. Но все-таки надежду.

– Ну что? Договоримся мы или нет?

– Уймись, подполковник. О дискетах ты ничего не узнаешь, – сказал капитан. И замолк. Теперь уже окончательно.

– Значит, не хочешь по-доброму? – еще раз спросил подполковник.

Капитан не ответил.

– Зря ты, капитан, героя изображаешь. Здесь тебе не фронт. Здесь орденов не дают. Закрою сейчас тебя в камеру к уголовникам, по-другому запоешь.

Капитан демонстративно отвернулся.

– Эй. В коридоре! – крикнул подполковник. Дверь открылась.

– Посмотрите за ним пока.

– Здесь посмотреть?

– Здесь.

Подполковник прошел к начальнику сизо.

– Слушай, у тебя камеры есть, где контингент побойчее?

– Разговорить хочешь?

– Хочу.

– Есть у меня такие камеры. Для особо упорствующих молчунов. Куда я их суток на двое...

– Помогает?

– Как аспирин. Который на все случаи жизни.

– Ну тогда и моего тоже.

Начальник сизо набрал номер на внутреннем телефоне.

– Кравчук! Приведи сюда Носатого. Сейчас приведи.

– Звал, гражданин начальник? – спросил, появившись в двери, уголовник в наколках.

– Как стоишь? – закричал сопровождавший его надзиратель.

Носатый лениво подобрал ноги. И, кривясь, посмотрел на начальника и на сидящего рядом с ним мента.

– Ну чево надо?

– Ты как разговариваешь! – опять заорал надзиратель. – Давно в карцере не был?

– Вы свободны, – отпустил начальник надзирателя.

Дверь закрылась.

Носатый сел на стоящий у стены стул.

– Закурить есть?

Начальник сизо бросил ему пачку сигарет. Которую тот, не спросясь, сунул в карман.

– Зачем я тебе?

– Затем, зачем обычно. Тут одного фраера воспитать надо.

– Из наших?

– Нет, не из ваших. Военный. Офицер.

– Бить можно?

– Можно, – кивнул начальник.

– Только не до смерти! – встрял подполковник. – Он мне живой нужен!

– Обижаешь, начальник, – ухмыльнулся уголовник. – Мы по-мокрому не работаем.

– Ну все, иди. Предупреди в камере.

– А когда он будет?

– Скоро будет. Через пять минут будет... Носатого увели.

– Вот такой контингент, – пожаловался начальник сизо.

Потом встал, открыл дверь и громко крикнул в конец коридора: – Кравчук!

– Я!

– Веди этого, новенького, в камеру... как его... в общем Носатого. Через пять минут веди.

И вновь повернулся к своему приятелю.

– Да не дрейфь ты. Заговорит твой молчун. Еще так заговорит, что не уймешь...

Глава 38

– Ничего не выйдет! – сказал Папа. – Он отказался от встречи с тобой. Он сказал, что не видит в ней смысла.

– Но ты обещал!

– Я – обещал. А он – нет! Я свое обещание сдержал. Передал ему то, о чем ты меня просил. Я сказал, он послушал. А за то, что ты ему неинтересен, я не отвечаю. Так что давай считать, что мы квиты...

Майор Проскурин досадливо, но совершенно бесшумно хлопнул кулаком по столу и, бесшумно шевеля губами, выругался матом.

Генерал Трофимов, прослушивающий телефонный разговор в соседней комнате, тоже ударил по столу и тоже высказался, но вслух.

– ...его раздери!

Второй помощник атташе по культуре посольства США Джон Пиркс отказался от предложенного ему контакта. Поставив под угрозу всю разработанную и проводимую генералом в жизнь многоходовую комбинацию. Видно, Джон Пиркс, проходящий по документам, как Дядя Сэм, что-то заподозрил. Или проявил чрезмерную осторожность. Или...

Или плохо сыграл отведенную ему роль Корольков. Вполне может быть, что Корольков! Он в этой связке самое слабое звено. Его ни проинструктировать, ни проконтролировать, ни наказать нельзя. Он сам по себе. И преследует собственные цели. Поди решил приберечь полезные связи для себя. Тем более что его услуги уже оплачены. Смертью Туза.

Отсюда нельзя исключить, что при передаче информации он что-нибудь упустил. Или исказил. Или вообще ничего не сказал, когда встречался с Пирксом. Потому что встречался – точно...

Генералы и майоры расстраивались, матерились и портили кулаками казенную мебель. Иван Иванович был спокоен. Он с отсутствующим видом держал возле уха гудящую длинными гудками трубку и ждал. Его эти игры волновали мало. Ему что велели, то он и говорил. Если не велели – ничего не говорил. Сейчас ничего не велели.

– Жди здесь! – крикнул майор и как ошпаренный выскочил из комнаты. В соседнюю комнату. – Он отказался!

– Слышал.

– Почему? Ведь должен был. По всем статьям должен!

– Это по-нашему – должен. А по его, выходит, нет!

– И что теперь будем делать?

Делать было нечего. Агент внешней разведки чужого государства – не девушка, отказавшая кавалеру в свидании. К ней второй раз не придешь и не извинишься за то, что не понравился в первый.

– Если это Корольков, то можно попробовать надавить.

– А если не Корольков?

– Тогда Пиркс обрубит хвосты.

– Может, с другой стороны зайти?

– С какой?

– Например, со стороны швейцарского консульства.

– Это надо всю игру переиначивать... И зачем тогда, спрашивается, Королькову с Тузом помогли?

– В виде шефской помощи над криминальными структурами!

– Да-а, наделали делов. Вместо дела...

– Так, давай сначала. Нам нужен Пиркс. Подвести к нему Иванова может только Корольков. Иванов силовыми методами вынудил Королькова довести до сведения Пиркса его просьбу о визе и его готовность оплатить визу услугами. На нашу приманку в форме Иванова Пиркс не клюнул. И встретиться с ним отказался. Почему – мы не знаем. Корольков, являющийся связным между ним и нами звеном, нам неподконтролен. Что он говорил и чего не говорил, мы не знаем. Отсюда вопрос, кто фактически отказал Иванову во встрече – Пиркс или Корольков? Как это можно проверить?

– Продублировать информацию.

– С тем же результатом?

– Продублировать на новом качественном уровне. Так, чтобы быть уверенным, что отказник не Пиркс.

– То есть поманить Дядю Сэма сладкой косточкой? Такой, от которой он не сможет отказаться?

– Точно!

– А не рискованно? То, что легко идет в руки, вызывает подозрение. А он в нашем деле не новичок. Начнет по своим каналам проверять.

– Ну и пусть проверяет. Что он может узнать? Про кровь, что тянется за Ивановым? Очень хорошо, что узнает. Мокрые дела – лучшая характеристика для разрабатываемого агента. Потому как компромат. За который уцепить можно. А здесь компромата на десятерых хватит! А больше того он ничего узнать не может. Потому что больше этого никто ничего не зна-бт. У нашего Иванова такая репутация – не подкопаться. Хоть проверяй, хоть не проверяй. Его мертвецы его рекомендуют лучше, чем президент их Штатов. Ну что, может, попробуем?

– Может быть... В конце концов, терять нам, похоже, нечего.

– Чем поманим?

– Чем-нибудь таким, что он проверить сможет. Чтобы убедиться в реальной полезности Иванова.

– Агентурой? Или, может, техническими разработками?

– Нет, здесь проверка на недели растянется.

– А если... А если мы им что-нибудь под спутник подложим? А?

– Под спутник? Это конечно... Спутники, они каждый день летают.

– Подсунем им оружие. Ракетку какую-нибудь среднего радиуса действия. И тоща они... И тогда он...

– А ну давай дуй к Иванову.

Иванов как сидел, так и сидел.

– Сейчас будем звонить Королькову. Скажешь ему... Иван Иванович поднял трубку.

– Это снова я.

– Чего надо?

– Нужна встреча с человеком, который делает визы.

– Я же сказал тебе, что он не хочет.

– Может, ты ему плохо про меня объяснил?

– А ты поди проверь.

– Я не шучу! Я сделал то, что ты просил. А ты...

– Я тоже сделал. И тоже то, что ты просил. Только тоя кому я передал то, что ты меня просил, – до лампочки.

– Значит, плохо передал.

– Как сумел.

– "Как сумел" меня не устраивает.

– Опять стращать будешь? Своим винтарем.

– Не только.

– А чем еще?

– Тем, что если ты нас не сведешь, я до него сам доберусь. И сравню, что говорил тебе я и что говорил ему ты.

– Не доберешься!

– Доберусь!

– Как?

– Посольство Швейцарии одно. Отдел, где визы в паспорта проставляют, – тоже один. И работает в нем не так много народу, чтобы не отыскать того, с кем ты дружбу водишь.

– Кто же тебе скажет...

– Мне... скажут!

– Ну и глупо будет, – забеспокоился Папа. – Потому что тогда ни мне, ни тебе.

– А тебе уже не надо.

– Почему?

– Потому что покойники в Швейцарию не ездят. Они не выездные.

– Пугаешь?!

– Ты же знаешь, я не пугаю. Я делаю. Если обещаю. Тебя убить – тебе я обещаю. Твердо, – раздельно проговаривая слова, сказал вошедший в образ Иванов. Так сказал, что даже майор Проскурин поежился.

– При чем тут я? Если это он, – поддался на угрозу Папа. Потому что исходила она из уст человека, который уже убивал. Умел убивать. И которому терять было нечего. – Это же он не согласился, а не я. Его и мочи.

– Кого? Ты мне скажи, кого...

– Он все равно не согласится встречаться.

– А ты ему скажешь, что мне есть чем его заинтересовать.

– Я говорил.

– Еще раз скажешь. И еще назовешь ему один номер.

– Какой номер?

– Не важно какой. Он поймет, какой. Скажешь, что за гражданство его страны я выложу еще больше.

– Гражданство? Ты говорил – за визу.

– Было – за визу. Теперь – за гражданство. Эти цифры меньше, чем на гражданство, не тянут. Мне не нужна виза. Мне нужно гражданство.

– Зачем?

– Мне в этой стране тесно жить.

Папа замолк. Заявка на гражданство была серьезной заявкой. Очень серьезной заявкой. Миллионной заявкой. Потому что когда Папа, по случаю, вел толковище за чужой паспорт, меньше миллиона баксов, вложенных в их экономику, с него не запрашивали.

Раз Иванов замахнулся на гражданство, значит, у него есть товар. Который тянет на зеленый «лимон». И та виза была не более чем туфтой. Поводом для встречи. На которой он начал бы базар за гражданство. Использовав его, Пану, как повод для знакомства с Импортным. С Джоном.

А теперь, когда Импортный дал от ворот поворот, Иванов выложил козырную карту, которую берег на конец игры. Но не последнюю, потому что другие приберег для встречи...

– Потревожь его, – показал на Трубку майор Проскурин.

– Ну ты что там, умер? До меня, – спросил Иванов.

– А если я откажусь? – снова спросил Папа.

– Я его все равно найду. И скажу, что ты был испорченный телефон. Между мной. И им. И из-за этого он не узнал то, что очень хотел узнать. И он сильно тебя за это не полюбит. Впрочем, тебя это волновать уже не будет... Круто Папу взяли. За жабры. Не дохнуть.

– Ладно, я понял. Я попробую поговорить с ним еще раз. Говори цифры.

– Ноль. Двенадцать. Сорок один. Запомнил?

– Запомнил.

– Повтори.

– Ноль. Один. Два. Четыре. Один.

* * *

– Ноль. Двенадцать. Сорок. Один, – сказал Папа.

– Куда вы звоните?

– На вокзал. В пригородные кассы, – сказал Папа. Что означало, что он будет ждать у пригородных касс.

Так его учил Импортный. Чтобы на «хвост» не сели менты. Вернее, чекисты, которые в сто раз хуже ментов.

Похоже, Джон клюнул. Потому что сказал «Куда вы звоните». Если бы он не захотел встречи, он сказал бы «Вы не туда попали». Как говорил почти всегда.

Видно, те цифирьки не простые. Видно, они что-то значат. Что-то такое особенное...

– На вокзал, – сказал Папа водителю. – Остановись здесь.

– Но до вокзала еще...

– Не базлай. Вставай где сказали.

Машина припарковалась в неположенном месте. Но это было неважно. Папа не парковался там, где надо. Папа парковался где удобно.

– Жди здесь. И вы ждите, – остановил Папа охрану.

– Мы не должны...

– Вы не должны делать, чего я вам не сказал. Я не сказал идти. Я сказал ждать. В машине.

Охрана захлопнула дверцы.

Папа пошел один.

Папа редко ходил один. Обычно Папа ходил с охраной. Либо под конвоем. Один он ходил только на сходки авторитетов. Так было положено. Ходить одному и пустому, без шпалеров и перьев. И еще ходил один сюда, на вокзал. Но не из-за того, что уважал Импортного так же, как авторитетов. И не из-за того, что за Импортным стояла самая богатая в мире страна. Просто Импортный был выгоден Папе. Потому что согласился на условия Папы. На розницу. Когда ты мне, я тебе. Без всякого протокола и росписей в ведомости.

А еще за Импортным стояли новые возможности. Которых Папа не понимал, но чуял нутром. Папа всегда чуял опасность и чуял выгоду. И потому принял правила предложенной игры. Со звонками, перезвонками, объявлениями в газетах, контрольными, когда никуда не идешь, но идешь, где надо и когда надо, встречами и прочими заморочками.

И еще с пригородными, как сегодня, кассами.

Папа шел не спеша, мелким ровным шагом. Как ходят в камере и ходят на прогулках. Потому что ходят не на расстояния, а на время. На срок.

Вот они, пригородные кассы. Вход. Пятое окошечко. Здесь, надлежало ждать. Но не более пяти минут. Потом уйти. Но если уйти, то обязательно пройти мимо газетного киоска.

Мудреные у них правила. Не как у людей.

Папа не ждал пять минут. Папа ждал две минуты. Потому что через две минуты через зал, ни на кого не глядя, проследовал Джон. Не тот Джон. Другой Джон. Которого тот обычно посылал на встречи вместо себя. Джон купил билет и прошел на платформы.

Папа тоже купил билет и тоже прошел на платформы.

Затем они стали ждать электричку. Сели в электричку. Проехали две остановки. Сошли с электрички. И снова стали ждать электричку, которая должна была проследовать в обратную сторону.

Стали ждать, сев на одну скамью и читая газеты.

Детский сад какой-то! Игра в казаки-разбойники.

А может, и нет; Потому что раньше за такой детский сад прокурор лепил вышак. А Папе, за все его грехи, по совокупности, давали максимум червонец. Так что, может, и верно, что на двух электричках и без охраны.

– Рассказывайте, – сказал, не отрываясь от газеты, Джон.

– Вначале ты. За тобой должок.

– Toт человек, который вы спрашивали, заключал сделку с нашими бизнесменами на семьсот тысяч наших долларов.

– Это точно?

– Это точно.

– От гад, а мне сказал – на сто! Сказал, что ему опять не светит, потому что импортные барыги сбили барыш и сделка пошла не в цвет! Ну на катушках фраер! А прикидывался лохом!

– Он торговал нитками? – удивленно переспросил Импортный.

– Кто сказал?

– Вы сказали. Про катушки.

– "На катушках" значит шустрый. Как электровеник. Чересчур шустрый. Ну ничего, теперь я ему резвости поубавлю.

– Моя информация принесла вам... баришь?

– Не баришь, а барыш.

– Я не вполне знаю ваш русский язык.

– Феню, что ли?

– Какую Феню?

– Такую феню. Тебе, Джон все равно не понять.

– Я не Джон.

– Все вы Джоны. По фене.

– Я не понимаю...

– Ладно, хватит порожняк гонять. Чего ты еще за вашу Америку скажешь?

– Больше ничего. Теперь вы.

– Я пропущу ход.

– Но вы прошлый раз говорили фифти-фифти. Я свое фифти сказал.

– Не сказал! Ты мне за цифры не сказал!

– За какие цифры?

– За ноль, один, двенадцать, сорок один.

– Но я еще ничего о них не знаю. Я не могу платить за то, что не знаю. Такой бизнес не бывает!

– Это у вас не бывает. А у нас только такой и бывает!

– Какую информацию вы хотите иметь за цифры?

– Не информацию. Теперь не информацию. Мне нужно перетащить через нитку одну посылку. Так, чтобы без церберов на таможне.

– Опять нитки-катушки?

– Нитка – это граница. По-нашему. Через границу перетащить.

– Но я не распоряжаюсь вашей таможней, Я не знаю, как можно без таможни.

– Ты знаешь как! Ваш посольский багаж не шмонают.

– Большая посылка?

– Маленькая. Килограммов двести.

– Что в этой посылке?

– Я же не спрашиваю, зачем тебе знать те цифры. В общем, мне эта посылка нужна. А тебе нужен человек с цифрами. За посылку получишь человека.

– Кто тот человек?

– Никто. Мочила.

– Он водолаз? Военный? – заинтересовался Джон.

– Он киллер, если по-вашему. Который народ жмурит.

– Жмурить – это закрывать глаза? Он врач по глазам?

– Достал ты меня, Джон.

Папа перестал забавляться глупостью американца. Папа начал кипятиться на его тупость.

– Короче мочила – против того, что я сказал.

– Зачем он убивает людей?

– Не впрягайся, Джон. Не твоего ума дело, кого и за что он мочит. Это наши дела. Твои – мне посылку перекинуть. И мочилу с цифрами получить.

– Мне нужна фамилия того человека.

– Зачем?

– Мы должны проверить.

– Что проверить?

– Мы не можем вступать в контакт с непроверенными людьми. Это опасно. Нам. И вам тоже.

– Ну да! Я тебе фамилию, а ты меня побоку.

– По какому боку?

– По правому! Кинешь ты меня со своим фраером-бугром, и поминай как звали!

– Я не понимаю, куда кинуть и куда звали. Но если нет фамилии – мы не можем посылку. Мы должны проверить.

«А черт его знает. Может, действительно пусть проверяет? Кто его знает, откуда этот Иванов взялся. А у этих все вокруг куплено-перекуплено. Эти все узнают, если захотят».

– Ладно, Джон, – хавай. Иванов ему фамилия. Он тьму народа напластал. И моих тоже. На Северной и в Федоровке. Валяй, узнавай. Можешь у мусоров спросить.

– У сборщиков мусора? Почему они знают...

Подошла электричка.

Папа встал и прошел в вагон.

Импортный тоже встал. И тоже прошел. Совсем в другой вагон.

"Встреча происходила на платформе 27-го километра с 17.23 до 17.35 местного времени, – подробно писал в докладной записке работник аппарата посольства США второму помощнику атташе по культуре посольства США Джону Пирксу. – Во время встречи агент Дикобраз вел себя агрессивно, навязывал свой стиль общения, использовал в оборотах речи так называемую, трудно поддающуюся однозначному толкованию феню...

Значение известных цифр агент Дикобраз объяснить не мог, ссылаясь на некоего Иванова, от которого про них узнал. Обеспечить мой контакт с Ивановым отказался, требуя встречную услугу в виде провоза через границу груза неизвестного мне содержания...

При характеристике Иванова неоднократно использовал слова «мочила» и «жмурит», буквально обозначающие: «мочила» – человек, совершающий убийство, и «жмурить» – лишать кого-либо жизни. Утверждал, что он уничтожил нескольких его приближенных. Рекомендовал проверить достоверность данной информации через органы правопорядка...

P.S. 1. Ценность агента Дикобраза представляется сомнительной в силу его чрезвычайной агрессивности, самовлюбленности, непредсказуемости в поступках, недостаточной осведомленности и склонности к использованию контактов в корыстных целях, связанных с нарушением законов...

При работе с агентом Дикобраз наиболее целесообразен пассивно уступающий стиль общения. С целью максимального использования характерологических свойств агента во время контактов следует передавать ему инициативу, демонстрировать непонимание отдельных положений беседы, тем давая возможность утвердиться в его превосходстве над собеседником...

P.S. 2.

Для контактов необходимо владение языком криминальных российских структур, так называемой фени..."

Джон Пиркс убрал листы доклада в специальную папку и убрал папку в свой личный сейф.

Агент по кличке Дикобраз ему не нравился. Как человек. Но устраивал как агент. Он лучше, чем кто-либо другой, ориентировался в криминальной среде, которая в этой стране самым тесным образом соприкасалась с официальной властью. Не будучи осведомленным о делах, происходящих в уголовном мире, невозможно было прогнозировать развитие событий в официальной политике.

Джон Пиркс получил в свое распоряжение очень ценный источник информации. Правда, очень трудный источник, который работал не за деньги, а за встречные услуги. Этот источник, в отличие от многих других, знал себе цену: Потому что сам назначал эту цену.

Но пока затраты окупались.

А после обнародования известных цифр их себестоимость стала еще меньше. Намного меньше. Потому что те цифры обозначали номер ракетной части стратегического назначения. Которая находилась в состоянии расформирования. Но тем не менее о ней знали очень немногие.

Агент Дикобраз знал! Вернее, некто Иванов знал, который ему эти цифры назвал. Теперь следовало установить, кто этот Иванов. И по какому поводу он объявился подле агента Дикобраза. Потому что в случайное везенье Джон Пиркс после одного своего громкого провала в Африке не верил.

Информация не кошельки, которые находят на тротуарах прохожие. Информация когда информация, а когда и приманка, под которой скрывается острое жало крючка.

Как бы ни было заманчиво предложение агента Дикобраза, спешить с выводами было нельзя.

Джон Пиркс вытащил свой ноутбук, ввел пароль, нашел и раскрыл каталог, обозначенный английскими буквами MVD. Каталог был не маленький.

Джон Пиркс остановился на файле MVD-12. Двенадцатый работал в Министерстве внутренних дел и оказывал небезвозмездные информационные услуги агенту Кроту, которого считал представителем мощной преступной группировки. Вначале двенадцатый боялся злоупотреблять своим служебным положением, потом пообвык и даже решил, что ему повезло, потому что его группировка платила хорошо и регулярно и не просила воровать вешдоки и вырывать из дел страницы.

Джон Пиркс вызвал одного из своих помощников. По культуре.

– С Двенадцатым работаете вы? – спросил он.

– Да, сэр.

– Мне необходима информация по Иванову Ивану Ивановичу, предположительно проходящему по расследуемым делам Министерством внутрених дел на улице Северная и в поселке Федоровка, – сказал Джон Пиркс.

– На чем следует сконцентрировать внимание?

– На реальности его существования. Которое можно подтвердить знакомством с уголовными делами. Там должна быть кровь. Если он тот, за кого себя выдает. Если он «мочила».

– Простите, кто?

– "Мочила" – это убийца. Вы плохо знаете язык страны пребывания. Вы не знаете феню. Я должен предупредить вас, что буду ставить вопрос о возвращении вас в Штаты с формулировкой «профессиональное несоответствие».

– Когда мне доложить об овладении языком «феня»?

– После... После того, как вы встретитесь с Двенадцатым...