Текст книги "Волк и конь (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– С трудом, – поморщилась Берта, для которой, судя по всему, эти воспоминания были не из приятных.
-Мы сначала укрылись в Уэльсе, – сказал Эльфрик, – мой двоюродный дядя, король Родри приютил нас в своем доме. Мы надеялись, что позже нам удастся перебраться в Бессен, но фризы и даны наводнили весь Пролив, а Энгрифледа объявила, что заплатит золотом по весу – моему и матушки, – любому, кто захватит нас живыми или мертвыми. Мы просто не могли довериться ни одному перевозчику, чтобы он не выдал нас проклятой ведьме. Так что нам пришлось оставаться в Уэльсе – пока туда не явились саксы Энгрифледы, лютуя как бешеные псы.
-Нам пришлось бежать в Эйре, – подхватила Берта, – в свое время король Лейнстера, Келлах мак Муйрекайн, присягнул Эдмунду и, после его смерти, сохранил верность его жене и наследнику. Там мы и прожили почти два года – и лишь недавно, когда Келлах прекратил свои свары с соседями, а Энгрифледа, надо полагать, уверилась, что мы мертвы, мы с сыном и рискнули отправиться в это путешествие.
-Бог хранил вас, раз привел сюда, – с чувством сказал Сиагрий, – но что вы теперь намерены делать.
Берта переглянулась с сыном.
-Я думал, – начал Эльфрик, – как-то договориться о помощи... чтобы вернуть мне отцовский трон.
– Сейчас мы точно не можем отправить войск в Британию, – покачал головой Хильдебранд, – Сигизмунд и Хлодомир оба мертвы, как и их наследники и во всех владениях франков наступает бескоролевье. Во время грядущей смуты мы должны защищать свои вотчины.
– И что, никто не объявил о своих правах на престол? – неуверенно спросила Берта, обескураженная этим известием – когда они с сыном отчаливали из Ленстера, туда еще не донеслось вести о битве при Реймсе. Хильдебранд криво усмехнулся, переглянувшись с остальными вельможами.
-Нашлись, как же не найтись, – протянул Беренгар, – только такие, что лучше бы никаких вовсе. Мерзавец Луп Аквитанский, что якшался то с басками, то с сарацинами, не признавая власти ни Сигизмунда ни Хлодомира, вспомнил про свою бабку из Меровингов и объявил себя королем и защитником христианства. Не сегодня-завтра он перейдет Луару. А на востоке Редвальд, самозваный император Тюрингии, нашел какого-то бастарда Хильперика, брата Хлодомира и Сигизмунда. Этот бастард – язычник из Токсандрии и клянется возродить среди франков поклонение дьяволам Одину и Тору. Тюринги уже перешли Рейн, взяли Кёльн и Бонненбург, вскоре, если не случится чуда, падет и Аахен. Уж не знаю, какой король будет хуже – язычник или предатель.
-Зачем же выбирать из двух зол? – вмешался в разговор доселе молчавший Канвульф, – когда перед вами сидит истинный король. У герцога Вильгельма не было сыновей, зато есть племянник – а все знают, что герцог мечтал о короне франков.
-Это безумие! – воскликнул Беренгар, – я всегда был верным вассалом Вильгельма, но никогда не одобрял его королевских амбиций. Он не королевских кровей, не Меровинг.
-Он не менее Меровинг, чем Луп, – напомнил Сиагрий, – он потомок Сигиберта, короля Кельна, и брата самого Хлодвига. Я признавал права Вильгельма на престол – и сам благословлю на царство его племянника, – епископ одобрительно улыбнулся Эльфрику, что молчал, ошарашенный столь неожиданным поворотом.
-А если нужно родство по крови, – подхватил Канвульф, – то и это можно устроить. Пусть принц Эльфрик женится на Сихильде, дочери короля Хлодомира. Если принц не против – я могу сам поговорить с ней.
– И она послушает тебя? – с сомнением протянула Берта.
-Даже не сомневайтесь – мне она доверяет, – заверил ее Канвульф, – ведь я, можно сказать, спас ее от Сигизмунда. Вы, может быть, не слышали эту историю: когда Бургундия вновь восстала, переметнувшись к Сигизмунду, среди предателей был и Этихо, граф Эльзасский, за сына которого уже была просватана Сихильда. Хлодомир, узнав о предательстве, разорвал помолвку, но Этихо в ответ, задержал девушку, как пленницу, в своем замке. Тогда же я предложил Хлодомиру выкрасть ее и король разрешил мне рискнуть. Переодевшись бродячим торговцем, я проник в замок и встретившись с Сихильдой, убедил ее бежать со мной. Так я доставил ее Хлодомиру, а он уже отправил свою дочь сюда, в Бессен.
-Не только воин, но и лицедей, – протянула Берта, со все большим интересом глядя на молодого кентца, – ты человек многих достоинств, Канвульф.
-И все они – ваши моя королева. И ваши, мой король, – поспешно добавил он, повернувшись к Эльфрику. Тот величаво кивнул, все больше входя во вкус своего нового титула. Остальные вельможи, судя по всему, тоже постепенно привыкали к этой мысли.
-Если он женится на Сихильде, – кивнул Беренгар, – да, это может сработать. Здесь в Бессене, как и во всей Нейстрии многие помнят майордома Вильгельма и охотно поддержат его наследника. Бретонцы, скорей всего, тоже выступят на нашей стороне.
-Но что же будет с Уэссексом? – спохватился Эльфрик.
-Как только вы коронуетесь в Реймсе, – сказал Канвульф, – и объедините всех франков под своей властью, настанет черед и Британии. Вы, как законный наследник короля Эдмунда сможете претендовать на власть над всей Англией – и франки помогут тому, кто избавил их от ужасов смуты. Оба берега Пролива объединятся под одной властью и тот кто сделает это воистину сможет именовать себя императором – и с куда большим основанием, чем этот язычник Редвальд.
-Он уже воюет на востоке, – заметил Хильдебранд, – и там же, скорей всего, высадится и его жена – вместе с англосаксонским войском. Если сейчас ударить по ним – убьем сразу двух самозваных королей-язычников: Энгрифледу и этого...Амальгара.
-Чтобы Луп ударил нам в спину? – возразил Канвульф, – главная опасность идет как раз от Аквитании. Редвальд и Амальгар никогда не захватят все королевство, потому что оно не примет короля-язычника. А вот Лупа примет – отвоевав Тулузу он разом возвысил себя в глазах многих, забывших о его прегрешениях. Пока мы будем сражаться с тюрингами и саксами на востоке – кстати, Энгрифледа пока не высадилась и добраться до ее глотки мы можем не успеть, – Луп приберет к рукам остальное королевство.
-Может ты и прав, – задумчиво произнес Сиагрий.
-Поверьте, ваше величество, – Канвульф повернулся к Эльфрику, – никто не хочет отомстить Редвальду и Энгрифледе, больше чем я. Но нужно быть благоразумными – и уметь выбирать цели. Если мы разобьем Лупа остальное королевство в считанные месяцы падет к нашим ногам – и тогда мы выбьем Редвальда обратно за Рейн, а потом – высадимся и в самой Британии, вернем нашу общую родину.
Беренгар еще немного поворчал, но вскоре и он, как и все остальные согласился с планом Канвульфа. Хильдебранд же наполнил свой кубок и поднял его, приглашая всех остальных присоединиться к его тосту.
-За императора Эльфрика, первого его имени, Божьей милостью короля франков, римлян, англов, саксов и бриттов! Да правит он долго.
-Да правлю я долго! – эхом откликнулся молодой претендент, залпом осушая кубок и обводя всех тут же захмелевшим взглядом, – клянусь Гробом Господним, Луп, Энгрифледа и Амальгар еще горько пожалеют, что встали между мной и моим троном!
Пророчество друида
Оседлав белую кобылу, Бранвен инген Бели ехала берегом Клайда. Супруга Утреда Макальпина носила шафранового цвета тунику, с накинутой поверх нее шерстяной накидкой, раскрашенной черными и красными цветами. Женскую талию охватывал широкий пояс, с которого свисал большой нож в отделанных золотом ножнах: в те опасные времена даже благородные женщины не часто расставались с оружием. Другое дело, что вдали от мужа Бранвен, порой, чувствовала себя даже в большей безопасности, чем рядом с убийцей ее отца. Утред тоже чувствовал это напряжение между ними – поэтому и не препятствовал супруге, когда она, как и всегда в канун Белтейна, покидала Эдинбург, чтобы посетить могилу Бели. За ней, отстав примерно на полкорпуса лошади, скакало десять бриттов из личной стражи королевы – бывшие воины короля Альт-Клута, они и по сей день сохраняли верность его дочери. Вместе они миновали монастырь Святого Мунго, где был похоронен Бели: там королева преподнесла богатые дары священникам и помолилась у каменного надгробия в глубине двора. Однако, после этого, Бранвен не повернула коней обратно. Покинув монастырь, бритты выехали к Клайду, там где устье реки переходило в одноименный залив. Справа от всадников простиралась водная гладь, слева тянулись невысокие горы, у подножия которых раскинулся Думбартон – бывшая столица Альт-Клута, последнего королевства бриттов. Над городом нависала скала, где еще виднелись обгорелые развалины крепости Дан-Британн, резиденции короля Бели, разрушенной Утредом. Здесь королева остановила коней, обратившись к своим спутникам.
-Вы остановитесь в городе, – сказала Бранвен, – и будете ждать меня до утра.
Воины послушно склонили головы: хорошо знакомые с норовом своей госпожи, они даже и не думали ей перечить. Бритты повернули коней в сторону города, тогда как Бранвен продолжила свой путь по берегу залива. Местность вокруг нее становилась все более дикой и безлюдной – лишь редкие рыбаки, ловившие форель на утлых куррахах, настороженно-удивленными взглядами провожали одинокую всадницу. Затем перестали попадаться и они: Бранвен ехала вдоль склонов поросших кустарниками и невысокими деревьями, внимательно всматриваясь вглубь выходивших к заливу ущелий. У входа в одно из них она, наконец, нашла, что искала: на большом камне лежала связка свежей форели, тут же, на чистой тряпице, лежала увесистая коврига хлеба и кусок овечьего сыра. Бранвен спрыгнула с коня и, привязав его к ближайшему дереву, шагнула к ущелью.
-И птицы небесные и звери лесные не посмеют тронуть дары для Верховного Друида! Кто ты такая, женщина, что смеешь зариться на чужое добро!
С треском раздвинулись ветви кустов и на берег вышел высокий старик в странном одеянии – будто множество рыболовных сетей, связанных в подобие плаща, с вплетенными между ними лентами сухих водорослей. Все это облачение усеивали морские ракушки, издавшие негромкий перестук с каждым шагом старика. Такие же ракушки, вместе с черепами рыб и высушенными морскими звездами, украшали и седые волосы, что свисали с правой стороны головы множеством тонких кос. Левая же сторона макушки синела свежевыбритой кожей, с небольшими шрамами в разных местах. Узкое костистое лицо обрамляла всклоченная седая борода, также завитая в несколько кос. Временами причудливое одеяние распахивалось, обнажая на белом, как у утопленника, пролежавшем несколько дней в воде, тощем теле ярко-синюю татуировку, в виде диковинной твари, напоминающей одновременно змея и спрута, оплетшего своими щупальцами грудь, плечи, живот, руки и ноги старца. Талию охватывал некрепко держащийся пояс, с которого свисал золотой серп. Серебристая же краска покрывала и правую руку старца от локтя до запястья
Глубоко запавшие темно-синие глаза в упор глянули на Бранвен.
-Ты ищешь смерти, дерзкая женщина, что явилась сюда?
-Ищу, но не своей, – справившись с невольным испугом, королева шагнула вперед, – я, Бранвен, дочь...
– Я знаю, кто твой отец, Бранвен инген Бели!– взревел старец, – такой же отступник от старых богов, как и все короли пиктов, бриттов и скоттов, что здесь, что в Эйре. Что мне, Нуаддинну Аргетламу, последнему служителю Ноденса, господина Великой Бездны, до всех раздоров средь поклонников Христа?!
– Мой отец хоть и был христианином, но оставался бриттом, – не сдавалась Бранвен, – пусть он и не чтил старых богов, но помнил о временах, когда с именем Ноденса и Андрасты на устах шли в бой его предки. Именно он дал тебе пристанище, когда Эдмунд Уэссекский изгнал тебя из Уэльса – и именно мой муж, убивший Бели, изгнал тебя в эту глушь. Мой муж – не бритт, в его жилах течет кровь чужаков – саксов и скоттов. Кровь моего отца взывает к отмщению и я пришла сюда за советом – могу ли я избавиться от ненавистного мне мужа и стоит ли вообще лелеять планы о мести?
Нуаддинн исподлобья глянул на королеву, потом перевел многозначительный взгляд на седельную сумку свисавшую с седла коня. Бранвен, верно поняв, что от нее требуется, отошла к своему скакуну и, порывшись в сумке достала увесистый мех, в котором что-то заманчиво булькало. Она протянула его друиду и тот, развязав тесемки, принялся жадно глотать отменный эль, одним глотком осушив чуть ли не половину. Меж тем Бранвен выкладывала и другие дары: острый меч саксонской работы, в ножнах, отделанных серебром; костяной гребень, покрытый резными узорами, кусок пропеченного над костром окорока. Его она протянула друиду и тот принялся рвать мясо на части острыми, специально подточенными зубами, запивая снедь элем.
– Да таких даров не увидишь от здешних рыбаков, – довольно пробурчал Нуаддинн, сменив гнев на милость,– только и хватает почтения, чтобы отдавать старику часть улова. Ну, а тебе то – к чему помощь служителя забытого бога? Если муж надоел – так чего бы проще вогнать нож в бок или плеснуть отравы в эль?
Он посмотрел в глаза Бранвен и та невольно потупилась под этим цепким взглядом.
-Меня учили, что месть – дело мужчин, – сказала она, – и не дело женщины проливать кровь. К тому же Утред, как бы я не ненавидела его – единственный кто хранит эти земли от саксов на юге. Пусть в нем и в самом нет ни капли бриттской крови, но при саксонской ведьме из Линдси все будет намного хуже. Поэтому я и пришла к тебе за советом – стоит ли мне желать его смерти и мне ли, всего лишь женщине, нужно совершить эту месть? И если да – то когда выбрать время?
Нуаддин снова испытующе посмотрел на нее, потом усмехнулся и, выпрямившись, зашагал к заливу, небрежным кивком пригласив женщину следовать за ним. Встав на берегу, он замер, неотрывно уставившись на водную гладь. Глаза его подернулись туманной дымкой: жрец словно забыл о своей спутнице и обо всем, что его окружало, всецело сосредоточившись на море. Он не произнес ни слова – и в этом молчании, нарушаемым лишь криками редких чаек да шумом волн, набегавших на берег, Бранвен увидела некое движение в воде. Оно приближалось – вскоре женщина разглядела острую морду и блестящие глаза большого серого тюленя. Вот он, извиваясь жирным телом, выполз на берег, переворачиваясь на спину, под ногами друида. Тот, словно проснувшись, сорвал с пояса серп и одним ударом распорол нежное брюхо. Кровь хлынула струей, стекая на песок и в морскую пену, пока друид присев на корточки, запустил пальцы с кривыми острыми ногтями в окровавленный разрез . Не обращая внимания на предсмертные хрипы еще живого зверя, друид вытаскивал алые, еще дрожащие внутренности, поднося их к глазам и внимательно всматриваясь в тюленьи потроха, принюхиваясь и чуть ли не пробуя на зуб.
-Слушай меня, Бранвен ингвен Бели, дочь короля бриттов, – мороз пробежал по коже женщины от этого рычащего звука, совсем не похожего на человеческий голос, – через кровь и внутренности священного зверя Ноденса, бог говорит тебе.
– Замужество постылое падет, как только Утреду отмерят его срок.
От трех миров созданий трех направит рок.
То будут ворон, черный конь и волк.
Переночевала Бранвен уже в Думбартоне – здешний мормэр, еще не забывший короля Бели, с радостью предоставил кров для его дочери, супруге самого Утреда. Впрочем, даже если бы она и не была королевой, никто бы не оставил ее на улице с наступлением темноты: ночь накануне Белтейна, издавна считалась недоброй. И по сей день многие и в Альбе и в Эйре верили, что в это день мертвые, а также все фейри Благого и Неблагого дворов выходят в мир живых. Несколько веков прошло с тех пор, как Христос победил древних богов Британии, но на холмах, как встарь, горели костры и селяне обходили границы своих владений с ветвями рябины, а у каждого дома стояла ветвь боярышника, рябины, остролиста или платана, украшенная яркими цветами и приметными ракушками. У порога дома оставлялось молоко для фейри, а на столах стояли пирог и кувшин с пивом для предков, навещавших родичей в эту ночь. Бранвен не случайно выбрала эту ночь для посещения друида – когда миры живых и мертвых так близко сходятся друг с другом, грядущее видится особенно ясно.
Утром выйдя к заливу, королева отметила необычайное оживление у хлипкого причала, к которому, один за другим, причаливали большие куррахи из добротно выделанной воловьей кожи. Из них на берег сходили крепкие мужчины в туниках, шерстяных плащах, в коротких штанах или клетчатых килтах. Все они были вооружены мечами, копьями и боевыми топорами, многие имели круглый или овальный щит., покрытый родовыми знаками. Среди них выделялся молодой человек с зелеными глазами и волосами ярко-рыжими, словно живое пламя. Широкие плечи украшал богатый плащ расшитый зеленым, красным и голубым. Рядом с незнакомцем стоял мужчина, в облачении священника, которого Бранвен сразу узнала – как узнал и он королеву.
-Ваше Величество! – воскликнул Дункан, – что вы делаете здесь.
-Я должна у кого-то спрашивать разрешения, чтобы посетить могилу отца? – раздраженно спросила королева, – лучше скажите, кто эти люди.
-Простите, ваше величество, – замялся священник, – это Эохайд мак Дуналл, сын короля Улстера. Вместе со своими воинами он прибыл нам на помощь, чтобы отразить проклятых язычников. А это...
-Я уже понял, кто это, – Эохайд склонил голову, – мое почтение королеве Альбы.
-Вы смелый человек, риаг Эохайд, – сказала Бранвен, – если осмелились преодолеть пролив в эту ночь.
-Это все отец Дункан, – усмехнулся улстерец, – он убедил моих воинов, что его молитвы отпугнут любых фейри, оградят нас от чар колдунов и друидов.
-Порой возмездие фейри может запоздать, – негромко произнесла Бранвен.
-Зато наше время не терпит, моя королева, – сказал Дункан, -язычники могут вернуться в любой миг – и поэтому я торопил наших гостей. Если мы поспешим, то будем в Эдинбурге еще до темноты.
Однако, как они не спешили – все равно опоздали.
Уже вечерело, когда ирландцы, Дункан и Бранвен с ее бриттами, вышли к Эдинбургу. И первое, что они увидели с вершины нависавшей над городом горы Трон Лучника – это паруса множества чужих кораблей в заливе Ферт-оф-Форт.
Ранее король Утред изрядно бы порадовался прибытию союзников: не только как подкреплению к его собственному войску, но и как дальним, но все же любимым родичам. Хотя по матери Утред происходил от кенигов Берниции, все же Утред носил родовое имя королей Дал Риады, храбрых скоттов явившихся из Ирландии, чтобы подчинить, со временем, весь север Британии. В честь ирландцев король Утред мог закатить великий пир – если бы не корабли язычников, зловещей тенью маячившие на фоне алого как кровь заката. То, что кораблей норманнов явилось, по меньшей мере, несколько десятков, говорило о том, что им надоело размениваться по мелочам и они нацелились на саму столицу.
До утра в Эдинбурге никто не мог сомкнуть глаз – город суетился словно разворошенный муравейник. Матери, с детьми и стариками, уходили в окружившие город холмы, в то время как взрослые мужчины, вооруженные чем попало, становились под командование воинов Утреда. Утред и Эохайд уже заняли свое место во главе построившегося на берегу залива войска. Здесь же была и Бранвен со своими бриттами. На склонах окруживших город холмов полыхали костры, в церквях священники молились об избавлении от ярости норманнов и всю столицу объяло тревожное предчувствие катастрофы.
Однако язычники не спешили нападать: всего лишь остановились на ночь близ острова Крамонд. Во время отлива он соединялся с сушей полоской земли, но никто бы не стал по ней атаковать норманнов, которые тоже были настороже. Ночь прошла в тревожном ожидании, а наутро, во время прилива, несколько кораблей двинулись к Эдинбургу. По мере их приближения были видны оскаленные хищные морды на носах судов, ряды весел, равномерно поднимавшиеся с обеих бортов, большие черные паруса. Сердце Бранвен взволнованно забилось при виде на каждом парусе изображения красного волка. Только сейчас она поняла, что и на носах судов вырезаны вовсе не драконы, а тоже оскаленные волки.
Передний корабль, чуть не дойдя до берега остановился перед королевским войском. На нос вышел молодой статный мужчина, с кудрявой светлой бородой. Он носил кольчугу и высокий шлем, за его спиной трепетал на ветру синий плащ
-Не стрелять! – покачал головой Утред, видя, как сразу несколько лучников полезли за стрелами, – их слишком мало, чтобы нападать. Послушаем, что он скажет.
– Я хочу говорить с вашим королем!– крикнул норманн, – он здесь?
Говорил он на языке фризов, который знали на всех берегах Северного моря.
-Я Утред мак Альпин, – крикнул в ответ король, – говори, язычник!
-Прежде чем ты захочешь сделать ошибку, – ответил норманн, – скажу, что со мной тут сорок кораблей и две тысячи воинов. И если ты захочешь убить меня на переговорах – вся Альба будет полыхать и истекать кровью.
– Еще посмотрим кто умоется кровью, если дело дойдет до битвы, – ответил Утред, – не надо пустых угроз, норманн. Ты хотел говорить – так говори!
– Слова настоящего короля, – белые зубы блеснули в густой бороде, – таким, каким хочу быть и я. Мы могли бы и дальше разорять ваши берега, но с меня хватит этих мелких набегов и ничтожных стычек. Я, Харальд, ярл Рогаланда хочу быть конунгом в Британии – и за этим я пришел сюда со столь большим войском.
-У Альбы уже есть свой король, – мрачно напомнил Утред, – и чтобы завладеть ею тебе сначала придется снять мою голову.
-Мне не нужны эти бесплодные пустоши, – усмехнулся Харальд, – чтобы взять этот город мне хватило бы и половина моего войска. Вместе со мной в поход вышли ярлы Хёрдаланда, Вестфольда и Халогаланда, есть в моем войске свеи и даны.Все они помогут мне взять на меч земли кюнны Энгрифледы, что зовет себя императрицей Тюрингии.Я знаю, что и ты враждуешь с ней – так объединим же наши силы! Вместе мы разобьем ее войско и поделим южные земли между собой.
По войску христиан пронесся изумленный, но в то же время и радостный ропот, воины возбужденно переглядывались воодушевленные возможностью одержать верх над заклятым врагом. Однако сам Утред не торопился с решением.
-Ты разорял наши берега, убивал моих подданных – а теперь хочешь союза. Может в землях язычников кровь это вода, но не для меня.
-Думаю, что против ведьмы из Люнденбурга ты примешь союз даже с вашим Сатаной, – рассмеялся Харальд, – или, думаешь, я не знаю, как давно она тебе поперек горла? Без моей помощи вы сможете только отбиваться, не надеясь одержать победу – со мной же эта надежда у вас появилась.
-Двух тысяч воинов мало для той, кто владеет двумя третями Британии – сказал Утред, – Энгрифледа не зря зовет себя императрицей. Ее муж– король Тюрингии и вряд ли он будет просто смотреть, как у него отбирают Британию.
-Ты разве не знаешь? – рассмеялся Харальд, -Редвальду сейчас точно не до Британии – он ввязался в междоусобицу франков. Скоро и Энгрифледа поведет свои войска через Пролив, на помощь муженьку. Тех же сил, что она оставит в Британии слишком мало, чтобы дать нам отпор – и прежде чем Энгрифледа сообразит, что к чему, я уже буду править в Люнденбурге.
Это походило на правду, хотя Утред, слишком занятый делами своего королевства, как-то упустил все, что происходит на континенте. Так или иначе, сказанное норманном и вправду меняло дело – и предложенный союз давал им шансы на успех. Однако Утред, несмотря на всю свою ненависть к Энгрифледе, все еще колебался.
-Вы с Энгрифледой оба язычники, – сказал он, – молитесь идолам, отвергая Бога Истинного. С чего бы это вдруг тебе заключать союз с христианами?
-Женщина не должна править так, как правит Энгрифледа, – на лице Харальда, доселе насмешливо-беззаботном, проступила гримаса ненависти, – я предлагал ей мир, но эта рыжая ведьма слишком много мнит о себе. Она оскорбила нас обоих, каждого по-своему, и за это заслуживает позорной смерти. А что до богов – эта женщина считает себя избранницей Одина, чуть ли не валькирией. С именем Всеотца на устах она смеялась надо мной. Если асы позволяют это непотребство, значит мне пора искать другого бога. Я, Харальд Кровавый Волк, со своего корабля, говорю тебе Утред – если ты примешь мою дружбу, я отрину Одина с Тором и приму твоего Христа, как единственного Бога.
Глаза Бранвен изумленно расширились, когда она услышала прозвище, которым назвался заморский ярл, однако ее изумление было ничем, по сравнению с еще более громким ропотом пронесшимся по войску. Утред бросил взгляд на отца Дункана.
-У Господа Нашего много путей, ведущих к Нему, – неторопливо произнес священник, – и он рад каждому новому обращенному. К тому же – лучше пусть они разоряют земли язычников, чем христиан..
-Что же, пусть будет так, – сказал Утред, – во имя Господа нашего и ради посрамления Дьявола, я принимаю твой союз, ярл Харальд. И да станет наша победа над язычниками началом новой Британии, полностью христианской.
На этот раз радостные крики средь его войска слышались все громче – однако воины-норманны молчали, никак не выказывая своего отношения к сказанному ярлом. Сам же Харальд, насмешливо ухмыляясь, стоял на носу, положив руку на голову волка и сам стоя под парусом с изображением хищника. И Бранвен, не отрывавшая от него глаз, вдруг ясно поняла, что дерзкий морской разбойник, стал настоящим воплощением первого из знамений, обещанных ей друидом Ноденса.
Лесные тайны
Обезумевшая от страха косуля с треском продиралась сквозь кусты, петляя между исполинскими дубами. Измученное бегом животное то замирало под разлапистыми кронами, мелко дрожа и пытаясь восстановить дыхание, то вновь, судорожными скачками, бросалось в бегство. Но все отчаянные попытки запутать след оказывались тщетны: вслед за косулей неумолимо мчался большой волк. Хищно скалились клыки, в желтых глазах сверкала голодная жадность и охотничий азарт, а чуткие ноздри безошибочно улавливали запах пота и крови, текущей из ссадин, оставленных колючими кустами, а главное – смердящую вонь смертельного страха, что растекался позади косули, указывая зверю путь лучше самого четкого следа.
Вот косуля выбежала на берег лесной реки и, напрягая все силы, одним прыжком перемахнула через поток. Выскочивший следом волк едва успел притормозить – ему было явно не под силу повторить подвиг загнанной добычи. Но, когда копыта уже, казалось бы, спасшейся косули, ударили о землю, с ветвей ближайшего дерева спрыгнула гибкая тень. Послышалось грозное рычание, вырвался и затих предсмертный крик несчастного животного, которое свирепо терзала черная пантера. Меж тем волк, спустился к реке и, разыскав брод, подбежал к большой кошке. Вид второго хищника не смутил пантеру: издав призывное мяуканье, она посторонилась, пропуская волка к добыче. С довольным рычанием звери разрывали бьющуюся в предсмертных судорогах косулю, вытаскивая внутренности из распоротого брюха и тут же пожирая их.
Насытившись, волк уселся прямо на берегу, расставив лапы и вывалив язык. Пантера, нежно мурча, подошла к нему, игриво мурча и облизывая окровавленную морду. Волк в ответ тоже принялся вылизывать свою необычную подругу, не пропуская ни единого клочка мокрой шерсти. Оба зверя, встав на задние лапы, и закинув передние друг другу на плечи, продолжали эти звериные «поцелуи», сопровождая их настойчивым мурчанием и нетерпеливым поскуливанием. Волк вел себя особенно беспокойно: обхватив бедрами тело пантеры, он двигал всем телом, протираясь по телу большой кошки торчащим членом, красным от прилившей крови. Пантера, пытаясь ему помочь, легла на землю, выгнув спину и выпятив зад, но волк, беспомощно тычась, никак не мог проникнуть в ее лоно. После нескольких бесплодных попыток большая кошка, перевернулась на спину, извиваясь на земле и нетерпеливо мяукая. Волк жадно вылизывал ее гениталии, смакуя резко пахнущие выделения.
Вдруг блаженная истома исчезла из глаз большой кошки, сменившись недоумением, а затем и гневом. С возмущенным воем пантера отпрянула, вскочив на ноги и выгнув спину дугой. Лапа с острыми когтями вмиг располосовала волчью морду. Волк взвизгнул и попытался отскочить, но огромная кошка прыгнула вперед и, возле останков наполовину съеденной косули, с рычанием и визгом закрутился черно-серый клубок.
В королевской резиденции в Орлеане, герцог Луп Аквитанский, самозваный король франков уселся на кровати, шальным взглядом обводя свою спальню. Взгляд его упал на распростертое рядом женское тело: королева Отсанда лежала совершенно голая, раскидав черные волосы по шелковым простыням. Со звериным рычанием Луп прильнул к ней, жадно лобзая полные груди и плоский живот, постепенно спускаясь все ниже, пока не зарылся лицом в куст курчавых черных волос. Громкий стон пронесся по королевской опочивальне и женские бедра сжались вокруг головы Лупа, пока он исступленно ласкал набухший бугорок, с трудом сдерживаясь, чтобы по-волчьи не впиться в него зубами. Ему казалось, что он все еще бежит по лесу, с особой остротой впитывая все его запахи, сильнейшим из которых был терпкий аромат распаленной желанием самки. С рычанием он высвободил голову из плена женских бедер, резким движением переворачивая жену на живот и ставя ее на четвереньки. Протяжный стон разнесся по комнате, когда Луп, наконец, овладел своей изнывающей от похоти королевой.
Кусты раздвинулись и на берег лесной реки осторожно вышел высокий молодой человек со светлыми волосами. Он носил немудреное одеяние обычного виллана, но тонкие, совсем не простонародные черты лица, также как и необычно смелый, для селянина, взгляд, выдавали совсем не простое происхождение. С интересом молодой человек рассматривал следы недавнего побоища – наполовину съеденные остатки косули и рядом – труп взрослого волка с разорванным горлом. По оскаленной морде зверя с жужжанием ползали крупные мухи, а в кустах шелестел какой-то зверек, негодующе попискивающий на человека, оторвавшего его от неожиданной поживы. Лже-селянин осмотрел тело еще раз, задержавшись взглядом на круглых следах оставленных неведомым хищником на мокром песке. Проверив на всякий случай, как ходит в ножнах большой нож с широким лезвием, молодой человек развернулся и канул в лесной чаще. Поплутав по звериным тропкам, он вышел к большой поляне, где стояло множество шатров и горели костры, возле которых чистили свое оружие и готовились хлебать из котелков горячее варево воины – франки, саксы и кельты.
-Что там, Канвульф? – спросил Эльфрик , облаченный в украшенный золотом плащ поверх новых доспехов. Молодой король сидел у костра, разожженного перед большим шатром, над которым развевалось знамя с красно-золотым драконом
