Текст книги "Отдельный батальон (СИ)"
Автор книги: Андрей Шопперт
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Дорогой, Мойша, я молодой, а не глупый. Пятьсот.
– Я – Абрам Израилевич Перетц. Но это не важно. Вы ослышались, молодой человек, я сказал тысяча девятьсот рублей новыми.
– Точно ослышался, вы сказали пятьсот семьдесят?
Через полчаса довольный Брехт покидал уют комиссионного магазина. С часами, завёрнутыми во что-то напоминающее портянку. Пожалел на упаковку Абрам – Мойша.
Брехт торговался яростно и продавец должен его запомнить. Покинул он магазин без десяти шесть и быстрым шагом двинулся к дому с будущим трупом в подъезде. Дошёл, запыхавшись, и глянул на произведение товарища Фаберже. Без трёх минут шесть. Замечательно, через пять – десять минут должны машина привезти тушку комиссара третьего ранга Федичкина. Ждём вас с нетерпением Дмитрий Георгиевич.
И ни какого тремора.
Глава 23
Событие шестьдесят седьмое
Если бы я работал в морге, то каждый день на работе начинал бы с гангстерской фразы: «Ты труп, приятель. Труп, мать твою. Запомни мои слова».
Окей Гугл, как избавиться от трупа?
Меер Абрамович Трилиссер 27 октября 1929 года был снят со всех постов на Лубянке за открытое выступление против Генриха Ягоды, который в тот день был назначен первым заместителем председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского, а в связи с болезнью последнего – фактически руководителем органов госбезопасности. Сотрудникам ОГПУ было разъяснено, что Трилиссер нарушил партийную дисциплину, поскольку «затеял склоку» внутри этой важной организации и поставил под сомнение авторитет ЦК ВКП(б).
После этого он больше года был, можно сказать, безработным. Наконец в декабре 1930 года его неожиданно вызвали в Кремль, к Сталину. Обращаясь к чекисту, тот сказал:
– Товарищ Трилиссер, мы решили дать вам новое поручение. Необходимо усилить работу органов нашей Рабоче-крестьянской инспекции. Как вы знаете, мне далеко не безразлична эта работа. Вы, конечно, помните, что с марта 1919 года до апреля 1922 года наркомом РКИ был товарищ Сталин. Если не возражаете, то я сейчас расскажу вам, что именно необходимо там делать в первую очередь…
Трилиссер, конечно, не возражал и был назначен заместителем наркома РКИ. Ненадолго. Опять начались трения с Ягодой и Менжинским. Его неожиданно командировали сюда на Дальний Восток наладить работу внешней разведки в Приморье. А вот вчера вечером последовал звонок из Кремля. Звонил сам товарищ Сталин.
– Товарищ Трилиссер, мы решили дать вам ещё одно поручение. Считайте, что вас избрали членом Комиссии советского контроля при СНК СССР. Будете её уполномоченным по Дальнему Востоку. Передавайте дела. Три дня вам хватит? Хорошо, через три дня выезжайте в Москву. Получите конкретное задание от СНК и одно поручение лично от меня. Вам всё понятно, товарищ Трилиссер.
– Так точно, товарищ Сталин.
– Хорошо. До свидания, товарищ Трилиссер.
Он уже мысленно был в Москве, когда в семь часов вечера как-то подозрительно настойчиво зазвонил телефон. Меер Абрамович, перекладывал хранившиеся в сейфе папки, чтобы завтра с утра передать их в работу своему преемнику – старшему оперуполномоченному ОГПУ и сотруднику ИНО Якову Минскеру. Остановился на материалах по работе с осведомителями в Маньчжоу-го и задумался. Если его оставят в Москве, то многие контакты пропадут. Люди работали конкретно с ним. Хм. Часть, наверное, можно передать Минскеру, но некоторые не пойдут на контакт с неизвестным им человеком. Сидел, думал и тут этот настойчивый звонок.
– Слушаю, – с опаской поднял трубку Меер Абрамович.
Звонил дежурный по ОГПУ.
– Беда, Матвей Абрамович! Убит полномочный представитель ОГПУ в Приморье товарищ Дмитрий Георгиевич Федичкин!
– Как…
– Зверски, товарищ заместитель начальника управления.
– Да говори толком… – чувствовал, что ничего хорошего этот звонок не принесёт.
– В подъезде своего дома зверски убит товарищ Федичкин.
– Понял. Давай машину, сам поеду.
– Уже… – не стал дослушивать. Спихал уже разобранные дела назад общей кучей в сейф и почти бегом отправился к выходу.
Около подъезда дома, в котором жил полномочный представитель ОГПУ, было многолюдно. Было не меньше десятка милиционеров и работников ОГПУ, стояла кареты скорой помощи – старенький АМО-Ф-15. Рядом ходил пожилой врач в тёмном плаще и с нетерпением поглядывал на стоявших отдельной группой четверых высокопоставленных работников ОГПУ. К ним Трилиссер и отправился, но ходу отметив с кривой усмешкой, что разделяет уже себя и сотрудников ОГПУ. Уже в Москве.
– Что случилось, объясните? – обратился он к старшему по должности. Рапопорт Илья Давидович, взял его за рукав, и произнеся:
– Чертовщина! – потянул к подъезду. Шагал на своих длиннющих ходулях широко и быстро, так что Меер Абрамович почти бежал за этой каланчой, быстро семеня ногами.
В подъезде пахло кошками, мочой и ещё какой-то гадостью. Какой стало понятно, когда они остановились на площадке между первым и вторым этажом, там лежал человек. Точнее, труп. Повидавший сотни и сотни мертвецов Трилиссер, тем не менее, подвергся мгновенной атаке желудка. Прямо срочно тому понадобилось освободиться от каши и чая, чем его попотчевали в обед. И судя по следам на лестнице, это чудачество пришло в (голову) не только его желудку. Две лужи блевотины уже имелось. Вот теперь и третья появилась. Хоть и не большая. Сумел совладать с собой главный разведчик Приморья.
На лестнице лежал обезглавленный труп комиссара третьего ранга Федичкина, о чём говорили три ромбика в петлице и голова, которая была установлена между раздвинутых ног. И если бы ужасы на этом заканчивались, то и ладно бы. Руки Федичкина были сложены на груди и вывернуты ладонями вверх, а этих ладонях лежал небольшой вилок капусты. Словно нёс его, прижав к груди бережно, да так и умер, по причине отделения головы. И это была далеко не последняя странность. Вместо головы у труппа комиссара была приделана большая очищенная свекла, с вырезанной на ней глазами и ртом, а в этот рот – щель вложен серебряный крестик. И это не всё. Живот Федичкина был вспорот, и оттуда торчало несколько кишок, да и ладно бы, но ещё торчали куриные ноги, и Трилиссер, чуть склонившись, увидел, что и вся курица была засунута в живот через разрез. Жуть!!!
– Какого чёрта! Что это такое?! – повернулся Меер Абрамович к Рапопорту.
– Ужас. Какие-то шаманы? Нечистая сила? – промямлил бледный как смерть оперативник.
– Документы? – помотал головой Трилиссер.
– Портфель пустой, вернее, полный. Точнее…
– Какого чёрта, говори нормально, – заорал Меер Абрамович, окончательно придя в себя, а потом сразу из себя выйдя от этого … Даже слова не подобрать. Бессмыслицы?
– В портфеле вместо документов картофель. Вон стоит, – указал Илья на стоящий и правда рядом с мертвецом тёмно-коричневый портфель.
– Что-то ещё … ненормального? – подобрал, наконец, слово Трилиссер.
– Разве мало? – махнул рукой, забыв о субординации, оперативник.
Нда! Точно хватит, на всю жизнь хватит. Такое захочешь забыть, так не получится.
– Свидетели есть? Кто нашёл …тело? – надо же с чего начинать расследование. Хоть он и не имеет к этому, ни какого отношения. Только вот у него ромб в петлицах и значит он сейчас старший представитель ОГПУ здесь, да и во всем Приморье.
– Нам позвонила домработница Федичкина, Тамара Борисова. Она и нашла тело комиссара. Возвращалась с магазина, ходила за солью, – достал блокнот оперативник.
– Товарищ Рапопорт, давайте без ненужных подробности, какое нам дело, зачем ходила в магазин эта тётка! – перешёл на крик Трилиссер. Его по-прежнему колотило, и он стал спускаться. Вонь от трупа комиссара всё увеличивалась. Или так только казалось, но лучше выйти на улицу.
– Опрошены соседи. Домработница из шестой квартиры час назад слышала небольшой хлопок в подъезде, но не обратила на это внимание. Была занята – готовила ужин. Больше никто ничего не слышал и не видел, – уже по-деловому доложил Рапопорт на улице.
– Причина смерти? Хлопок это выстрел?
– Непонятно пока. Всё изуродовано. При беглом осмотре я следов пули не заметил. Сейчас тело заберут медики, они через пару часов доложат. Да, товарищ Заместитель начальника… – Илья Давидович споткнулся. Потом вздохну и процедил, – у комиссара отрезаны кисти рук.
– Твою же мать! – только нашёл в себе силы произнести Меер Абрамович, – Я в управление. Как будут новости, сообщите.
Событие шестьдесят восьмое
Сторож Петрович, не имеющий ружья, кидается пачкой соли.
Почему в Индии самые крепкие браки? Да потому, что на свадьбу мужу дарят ружье, а женщине рисуют красную точку на лбу.
А поезд тихо ехал на Хабаровск. Сейчас вообще поезда тихо ехают. А уж по этому кусочку Транссиба, так и совсем медленно. Стройка идёт день и ночь, расширяется насыпь и укладывается второй путь. Но до зимы не успели. А зимой всё это делать нельзя. Потому железная дорога так и осталось однопутной. Есть специальные разъезды, где поезда стоят по нескольку часов, пропуская встречные, идущие сплошным потоком один за одним. Из-за всего этого буквально несколько сотен километров поезд преодолевает чуть не за сутки.
Ехал в Хабаровск Иван Яковлевич в надежде застать ещё Блюхера. Позвонил тому из Владивостока, ответила новая молодая жена 17-летняя Глафира Лукинична. Она сообщила, что командарм сейчас на процедурах и подойти не может, если чего надо вещайте, передам. Брехт напомнил о себе. Вспомнила, спросила про Ваську и рассказала следующее. В середине осени Блюхер почувствовал себя плохо: снова обострение старых болезней. По настоянию доктора Малышева в конце октября он уезжает в Москву на лечение в Кремлёвскую больницу. Брехт точно знал, что случится дальше. В Москве помочь не смогут и в начале декабря отправят в Германию под псевдонимом Всеволод Сибирцев для более глубокого медицинского обследования. Там тоже не помогут. И в январе следующего года командарм вернётся. Чуть подлеченный. Ничего, иглоукалывателя пришлём.
Иван Яковлевич решил поездкой Василия Константиновича в Москву воспользоваться. Ему нужен был Симонов. Не поэт. Создатель стрелкового оружия. Они с оружейником из Тулы Иваном Олеговичем Бортниковым составили техзадание, где расписали чётко, что должно получиться на выходе и кучу эскизов, а по существу готовые решения. От Сергея Гавриловича по существу требовалось только превратить это всё в чертежи настоящие и изготовить опытные образцы, а ещё создать под это ружьё специальный патрон калибром 14,5×114 мм. Патрон был выточен на токарном станке в мастерской цементного завода. Всего несколько десятков. И чертежи тоже прилагались. Осталось только узаконить. Более того, даже само ружьё было изготовлено и из него пару раз стрельнули. Ключевое слово ружьё. Оборудование не позволило сделать длину ствола такую, какую требуется, то есть, 1350 мм. И уж точно плохонькие станочки не позволили сделать нарезы на стволе. Обычное гладкоствольное ружьё получилось, но и оно пробило десять сантиметров бетона.
Брехт надеялся, что Блюхер между процедурами переговорит с Ворошиловым и тот даст команду Симонову эту вундервафлю изготовить. Как там говорил кот Матроскин: «Совместный труд, для моей пользы, он, объединяет». Вот бы объединиться с Симоновым и поиметь к началу событий у озера Хасан целую роту обеспеченную этими ПТРС (Противотанковое самозарядное ружьё системы Симонова). Осталось только убедить Василия Константиновича, что эту огромную винтовку нужно выбить из Симонова любыми средства. Получится. Блюхер ведь и со Сталиным будет встречаться, и если Ворошилов не проникнется, то любимчик Вождя может и с самого-самого верха команду получить. Тогда уж Симонов точно ни куда не денется. В реальной истории они с Дегтярёвым в 1941 году создали свои ружья с нуля за пару месяцев, а тут всё готово. Только начать и кончить осталось.
После ружья ПТРС хотелось бы и дальше продолжить дружбу с оружейником. Томсон разобрали, и Брехт по памяти как мог, объяснил Ивану Олеговичу Бортникову, как устроен автомат Калашникова. Главное ведь там затвор и затворная рама. Пока кумекает механик, разводя руками при встрече, что он не оружейник. А вот Симонов как раз оружейник. Он сейчас работает над своей «Автоматической винтовка Симонова» (АВС-36). Гораздо лучше будет для страны, если он надёжный автомат выдаст на-гора ещё до начала Великой Отечественной.
Брехт в поездку только Ваську взял. Девки оказались обе беременными. Чего их тащить в такую даль в тряском поезде. Ещё растрясут там себе чего. Нет, пусть в тёплых домах сидят. Дуло и сквозило в поезде нещадно. Почему не могут сделать нормальную изоляцию, Ивана Яковлевича даже не удивляло. В этом времени качественно ничего делать не могут. И не хотят, и не умеют. Инженеров осталось с гулькин нос и тех массово сажают, и отправляют камень дробить, и тачки катать, а занявшие их место молодые недоучки, только и умеют, что требовать количества, не заботясь о качестве. И их понять можно, не сделаешь запланированного количества и следом за настоящим инженером отправишься сам тачку катать и щебёнку качественную кувалдой изготавливать.
Лежал, перевернув снова подушку, Иван Яковлевич к проходу и строил в голове планы по строительству, взамен деревянных насыпных бараков, настоящих каменных домов. Его неимоверные усилия увенчались успехом, два десятка инженеров из теперь расконвоированных заключённых и пять десятков сумасшедших в своей дотошности и трудоспособности корейцев совершили чудо, в октябре завод точно выполнит план по производству цемента. А к весне должен и серьёзно его перекрыть, инженеры в один голос уверяют, что можно увеличить выпуск цемента на двадцать, а то и тридцать процентов.
А не замахнуться ли на панельное домостроение? Точно, так Евстигнеев и скажет: «А не пора ли нам замахнуться на Вильяма нашего Шекспира»? Ничего же сложного нет. Только сварку освоить. Там проблема только в покрытии электродов, но когда Брехт работал на Таджикском алюминиевом заводе, то несколько раз был на участке, где для своих нужд выпускали полукустарно сварочные электроды, так что теорию он знал, состав обмазки тоже. И химик у него среди зыков есть. Вот вернётся и нужно будет попробовать. Хотя, есть ли сейчас в стране лишний ферромарганец? «Будем искать», как сказал Семён Семёнович Горбунков.
Событие шестьдесят девятое
– Я не буду за ним бегать! У меня есть чувство собственного достоинства и капля гордости!!!
– Твою ж, Петрович! Давай быстрее, поезд уже отправляется!!!
Меер Абрамович Трилиссер, не зная о том, ехал в этом же поезде, когда состав проезжал Спасск-Дальний, а точнее станцию Евгеньевка, вызванный Сталиным в Москву для какого-то важного задания главный разведчик Приморья спал. И не «сладко». Спал плохо, кошмары снились. Не выходил из головы вид комиссара третьего ранга Федичкина. Дмитрий Георгиевич разведчику при жизни не нравился. Он был дурак. Не умалишённый слюни пускающий, а упёртый неуч не желающий учиться и делать выводы из ошибок. Брал своей настойчивостью, горлом и жестокостью. Ягоде и Менжинскому эти качества Полномочного представите ОГПУ в Приморье нравились. Сами были не лучше. Трилиссер же был разведчиком, и основной его обязанностью было не бегать с револьвером и палить во всех подряд, не выбивать показания у виновных и не виновных, а думать, переигрывать врага, тоже очень умного и изворотливого. Разные они были люди, и Трилиссер почти не соприкасался с Федичкиным. А вот после смерти комиссар стал не нравиться разведчику ещё больше. И в прямом и в переносном смысле. Чего уж, даже вывернуло кашей, когда трупп увидел, так он ему не понравился. А в переносном? Тоже чему там нравиться? Эти капуста, свекла, курица, чёрт побери, ах да, ещё картошка в портфеле вместо совершенно секретных документах по очередной компании по борьбе с троцкизмом. Там списки были в том числе. Наверное, можно восстановить, но некогда, нужно ехать в Москву, да и не его дело, у него своих задач нарезано. Кого-то из Москвы пришлют на место Федичкина. Свято место пусто не бывает.
А вот к расследованию, его из Москвы лично Ягода подключил, специально. Не раскрыть это дело, совершенно не за что зацепиться. А вот тогда при неудаче можно будет и на нём отыграться. Хреново.
Как искать. Нужны мотивы. Ищи кому выгодно. Кому выгодно издеваться над трупом. Куда и зачем унесли большие пацы с кистей рук. Почему во рту крестик. Сотни вопросов и если их задавать по отдельности, то можно начинать поиски. Крестик? Возможно, староверы мстят. Отрезанная голова. Тут можно подумать про китайцев, у них есть нечто похожее в обычаях. А капуста со свёклой. Что огородника обидел. И при чем здесь курица? Но хуже всего, что документы изъяли. Можно допустить, что всё остальное, чтобы отвлечь внимание и главное документы. Там, Трилиссер слышал, были в списках работники порта. Они? А большие пальцы зачем? Одним словом тёмный лес, и ни каких улик. Застрелен из пистолета, по заключениям судмедэкспертов. Пуля в голову, но пули нет. Она пробила голову насквозь и ударилась в стену, и потом её убийца забрал, как и гильзу, даже ориентировочно не известно из какого оружия стреляли.
Опрос свидетелей ничего ни дал. Никто ничего не видел. Если кто-нибудь не проговорится о содеянном, или не всплывут бумаги, то ни каких зацепок. Не найдёт он, да никто не найдёт.
А значит, чем бы ни закончилось, у Ягоды и Менжинского будет возможность на нём отыграться. Ладно. Время подумать будет. Одиннадцать дней до Москвы добираться.
Глава 24
Событие семидесятое
Чебурашка набирает номер телефона Гены:
– Генка, нам бандероль пришла. В ней десять мандаринов. Восемь для меня и восемь для тебя.
– Стой, Чебурашка, восемь плюс восемь десять не получается?
– Я не знаю, свои восемь я сразу скушал.
Блюхер Василий Константинович обрюзг. А ещё поседел и постарел. Вот же виделись, даже четырёх месяцев не прошло. Появившиеся щёки и вообще округлость лица до неузнаваемости изменили командарма. В последнее время он часто болел, его беспокоили ранение времён Первой мировой и полученный в проклятом, лживом насквозь, Китае фотодерматит. Сейчас, осенью, волдыри от фотодерматита на лице уже сошли, только коричневатая корочка осталась. Чем-то его врачи мажут, вон физиономия блестит, но видимо этот крем или мазь не помогают особенно. С такой болезнью библиотекарем работать. Пришёл на работу рано утром, закопался между книжных полок, куда солнечные лучи не достают, поработал, книжки перекладывая, и пошёл вечером домой, когда обжигающее тебя светило уже закатилось за горизонт, утонуло в Атлантическом океане. Так нет, Блюхер целое лето носился по Приморью. Москва решила в разы увеличить Особую Краснознамённую Дальневосточную армию. Решение правильное и понятное. В условиях обострения соперничества ведущих государств мира за влияние в Китае и роста внешнеполитических амбиций Японии при относительно слабом хозяйственно-экономическом и военном развитии Дальневосточного края товарищи в Москве наметили комплекс мер с целью наращивания оборонно-экономического потенциала Дальнего Востока. С 1 января по 1 мая 1932 г. численность ОКДВА возросла с 42 тысяч до 108 тысяч человек. Многие части разгружались в чистом поле. Да даже корпуса целые. Из этих шестидесяти тысяч пополнения, почти половина были не строевые части, а колхозники. Срочно призвали в армию тридцать тысяч человек, практически не укомплектовав командирами, и сотнями эшелонов погнали в Дальневосточный Край. Хорошо хоть в прошлом году началась программа по созданию колхозов в крае из демобилизованных солдат. Но как всегда, людей нашли, а ни техники, ни жилья, ни руководителей. Люди разбежались, уехали туда, откуда и призвали в армию. Домой подались. Больше восьми тысяч уехало. И чёрт с ними, вон новых махом нашли. Хорошо то, что за год они, эти сбежавшие, худо бедно, построили МТС, амбары, немного жилья. Мало. Но хоть что-то. Построить жильё не успели, и часть Особого Колхозного Корпуса, будет зимовать в палатках и землянках. Как ещё перезимуют?
– А у тебя, что с жильём? – из тёмного угла кабинета спросил Брехта командарм. Сидел за столом, чай попивая. Ивану Яковлевичу не предложил, да, даже Ваське не предложил. Стояли перед ним, как дураки тянулись. Ладно, Брехт, но сын приёмный, чем провинился? Ерунда какая-то?
– Нормально всё. Построили казармы насыпные, там буржуйки установили. Все командиры, старше командира взвода, живут в отдельных домах. Построили медчасть. Да, клуб построили. – Брехт был уверен, что Блюхер всё это знает, во-первых, сам докладывал, а во-вторых, Васька звонил примерно раз в две недели, а когда и чаще.
– А кто тебя сюда вызывал? Что за самоуправство? Ты командир Красной Армии или басмач какой?! Захотел и сразу к командарму без вызова явился! – прикрикнули из тёмного угла.
Блин. Так вот, где собака порылась! А что, прав будущий маршал, мог бы и позвонить или Ваську попросить. Спешка. Как узнал, что уезжает, так чуть не прямо из Владивостока и рванул, на один день всего домой заехал, Катю-Куй обнять и бумаги прихватить.
– Товарищ командарм, очень срочное дело. Боялся, что вы уедете в Москву. – Правду нужно говорить всегда, особенно, когда это полезно.
– А позвонить хоть. Василий, а ты чего не звонил две недели почти.
– Так мы же звонили из Владивостока? И Ванья и я, тебя не было, мы с Глафирой Лукиничной разговаривали. Ты на процедурах был. Она Ванье и сказала, что ты уезжаешь.
Блюхер нахмурился:
– Правда, … Ванья? – отставил пустую кружку.
Блин блинский, то есть, эта «молодка», мать её, ничего не передала Блюхеру. И как теперь ответить. Подставить девчонку. Ну, нафиг, потом они помирятся, а ты у обоих виноватым будешь. Не хотел, потому и не сказал, а тут Васька вылез. Ох-хо. Молодость. Не. Молчим. Держим паузу.
– Ясно. Я …
– Василий Константинович, – нужно в домашнее недоразумение перевести, потому не «товарищ командарм». По-родственному, по-домашнему, – Василий Константинович, завертелась красавица, за вас переживает.
– Защитник. Глафира! – гаркнул.
Девушка явно стояла за дверью. Может и подслушивала, но скорее ждала вызова и распоряжения.
– Давай самовар ставь. И заступнику ту банку с мёдом таёжным выставь, – ну вот, не последовало накачки, а к вечеру и забудется.
Сидели, пили чай и подвергались допросу. Блюхер в каждую досочку влез, всю технологию строительства насыпных бараков разузнал, ругался через слово.
– Почему не вызвал к себе начальника штаба ОКК Германа Капитоновича Маландина? – сам будущий маршал тоже прихлёбывал за компанию, на мёд этот «таёжный» налегая. Сам почти все и слопал. Болезный, пусть. Мёд сам по себе лекарство.
– Василий Константинович, как я простой комбат могу к себе вызвать начальника штаба целого корпуса? Это же по-старому большой генерал. Его высокопревосходительство.
– Превосходительство! Да ты понимаешь, что десятки тысяч человек будут зимовать в землянках. А тут морозы до сорока градусов бывают. Поморозим людей!
– Такие казармы можно строить и зимой. Единственное – траншею вырыть и камнем её закидать, – развёл руками Брехт. Его этот строительный разговор утомил уже, – Пусть приедет товарищ Маландин, всё покажем. Тут нюанс есть. В лесу ведь шлак не найти. Его много надо.
– А ты где взял? – Блюхер раскраснелся, но румянец не как у девушки на выданье, красные пятна выступили, следы ожогов. Надо будет китайцев поспрашивать, наверное, у них есть мази от этой заразы, они ведь заразили командарма.
– У меня цементный завод в десяти километрах, навозили. Нам бы ещё пару машин, а то сами последние казармы уже под пролетающие снежинки достраивали.
– Завод? Давайте так поступим. Сейчас Германа Капитоновича вызову. Всё расскажешь. Он тебе десяток машин выделит и парочку тракторов, будешь шлак с завода доставлять до железной дороги и грузить в вагоны. С железнодорожниками я договорюсь. Машины и трактора потом тебе останутся.
– Да они сдохнут и развалятся за зиму. Извините, Василий Константинович, а можно тогда ещё цистерну спирта и оборудования для спиртового завода. Не громоздкое, небольшое.
– Это ещё зачем? Спаивать водителей? – засмеялся впервые за день.
– Если в бензин добавить спирт, то двигатель становится мощнее. Нарастим борта на машинах и будем по две тонны возить. Дорога промёрзнет. В колеях застревать газоны не будут, – Брехт как-то наткнулся в интернете, что в Европе свинец (Тетраэтиленсвинец) из присадок к бензину, чтобы увеличить октановое число, исключили и сначала ввели Дициклопентадиенилжелеза, а в последнее время заменили на обычный спирт. Почему не попробовать на восемьдесят лет опередить «наших партнёров».
– Добро. Добудем. Стоп, зачем сразу и спирт, и оборудование? – не дурак.
– Спирт нужен очень чистый. Нельзя, чтобы там вода была. Водка не пойдёт. Потому, весь спирт, что получим, а он очень гигроскопичен, нужно будет ещё раз перед употреблением прогнать через самогонные аппараты, – пояснил Иван Яковлевич.
– Услышал. Потом расскажешь, что получится. Может и остальных обязуем спирт в бензин добавлять. Так, комбат, давай рассказывай, зачем заявился. Да спешил ещё. Что-то интересное?
– Так точно, ваше высокопревосходительство! – поржали.
Событие семьдесят первое
Жадная гусеница заблудилась в яблоке и укусила себя за задницу.
Если человек советует тебе, скрипя зубами от жадности, то не сомневайся, – это хороший совет.
Подскажите, а на фото можно как-нибудь эффект «жадных глаз» убрать?
Рассказал, показал картинки. Предварительно в телефонном разговоре пару месяцев назад уже была упомянута Иваном Яковлевичем «Противотанковая винтовка», но командарм ни как особо не отреагировал, хмыкнул только. Однако немецкие противотанковые ружья и пулемёт крупнокалиберный тогда по его приказу в Москве добыли и Брехту передали. Ну, а теперь есть почти чертежи и патрон готовый привезли.
Блюхер посмотрел рисунки, даже фотографию готового ружья. Сравнил с фотографией немецкого ружья.
– Побольше наше будет. Думаешь, современные танки с усиленной бронёй пробьёт? – стал крутить в руках патрон гигантский.
– У танка даже самого мощного полно уязвимых мест, Василий Константинович. Можно перебить одним таким патроном гусеницу. Так как вторая не перебита, то его закрутит, пока остановят, подставят корму, а там двигатель и горючее. Ещё один патрон и нет танка. Танк стоит десятки тысяч рублей и нужно много чего, чтобы эту дуру сделать, в том числе специальные очень редкие металлы: хром и никель. А сюда посмотрите, вот эта фитюлька стоимостью меньше сони рублей превратит этот дорогущий монстр в металлолом. В худшем случае, он встанет на месте, но стрелять продолжит. Только у него снарядов и патрон к пулемёту не бесконечное количество, кончатся. Потом контратака и можно танк захватить. Гусеницу надеть, и вот у Красной армии на одни танк больше.
– Складно говоришь. Пробовали? – снова стал вертеть командарм в руках патрон, даже взвесил на ладони.
– У нас нет танков, кроме того, ствол короткий и в нём нет нарезов. Из немецкого ружья стреляли просто по подвешенной на макете гусенице. Иногда её разрывало, иногда нет. Но наш патрон более мощный, и длина ствола у заказанного ружья больше. Так ведь кроме танков у врага будут машины, а попадание такого патрона в двигатель, гарантированно остановит автомобиль. А ещё будут ДОТы и ДЗОТы. Бетон десятисантиметровый даже недоружьё наше пробивает. Один выстрел и ДОТ, который не даёт наступать нашим пехотинцам, уничтожен.
– А вот это хорошо. Добро, комбат, услышал я тебя. Обращусь к Ворошилову, только почему Симонов, а не Дегтярёв.
– Можно и обоих привлечь, пусть конкуренция будет, кто лучше сделает. Главное, не затягивать. Несколько месяцев. Нужно в зимних условиях успеть испытать. Да, Василий Константинович, вот тут смотрите, предусмотрено крепление оптического прицела. – Брехт ткнул пальцем в эскиз ружья. – Может, для танка вещь и не нужная. Танк большой. Но вот для ДОТа он необходим, желательно попасть в бойницу.
– Хорошо. Согласен с тобой комбат, обращу внимания Ворошилова. С этим ясно. Тут кстати приехал. Вчера мне доложили. Ты ведь заказывал американский пулемёт. Так вот, твоего не достали, – да ты не корчи рожу, – Увидев, что Брехт поморщился, показал ему кулак Блюхер, – Дослушай сначала. Заказанного не достали. Browning M1921 производили только до 1929 года. В 1930 году стали выпускать модернизированный вариант Browning M1921A1. Вот три штуки по моей просьбе и купили САСШ. Проблема с патроном. Их всего десять тысяч штук, так, что береги. Патроны я видел – 12,7×99 мм. Твои побольше, как бы не в два раза.
– Эх, чуть опоздали, я-то хотел разобрать, чтобы понять, как затвор работает. Ну, спасибо, конечно, разберём посмотрим, может и успеем что переделать, всегда же у первых экземпляров оружия есть детские болезни и их нужно модернизировать. Пришлёт Симонов нам своё ружье противотанковое и сравним.
– А скажи Иван Яковлевич, а сколько тебе нужно на гвардию нашу, на батальон твой, хм, ружей этих? – Блюхер поднялся, наконец, и подошёл к зашторенному окну. Открыл форточку и закурил.
– Тысяча.
– Охринел!!! Куда тебе столько, во всём батальоне чуть больше пятисот человек будет. По два таскать будут, а ты три понесёшь? – присвистнул даже командарм. Потом закашлялся.
– Нужно научиться стрелять из этого нового оружия. Кроме того, уверен, качество будет очень низким, и процентов двадцать ружей сразу придётся в металлолом сдавать. А при такой длине ствола, и побольше, должно быть. А потом начнём стрелять. Ну и как уже говорил, при такой длине ствола, его долговечность будет не велика. Несколько сотен выстрелов. То есть, пока красноармеец научится из него стрелять, ствол раздует, и его тоже нужно будет отправлять на переплавку. Потому, на каждого должно быть по три противотанковых ружья. Как вы и сказали, товарищ командарм.
– Логично. Не дурак ты, Брехт. За что и ценю. Подожди, а третий экземпляр для чего?
– Всё просто, товарищ командарм, при такой длине ствола, тьфу, заело, возможны незначительные отклонения при обработке. Стрелять ружьё будет и тренироваться на нём можно, но кучно и точно будут бить совсем не многие противотанковые винтовки. Вот их самым метким, то есть снайперам и отдадим, и на них прицелы установим оптические. А поддерживать форму будут на винтовках чуть похуже, – Брехт отошёл от Блюхера. Тот надымил. Ветер был с востока и задувал прямо в открытую форточку, так что зря командарм её открывал. Только хуже сделал.
– Не научился курить. Не воевал, сразу видно. Как только я батальон такому некурящему штатскому шпаку доверил? – ухмыльнулся, заметив Василий Константинович.
– Так сами сказали, что я умный.
– Смешно. Всё комбат, оставляй Ваську и бумаги, и дуй отсюда, с ним немного пообщаюсь, пообедаем и пора уже на вокзал выдвигаться. Поезд в четыре.