Текст книги "Время учеников. Выпуск 3"

Автор книги: Андрей Лазарчук

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Александр Щеголев,Николай Романецкий,Елена Первушина,Александр Етоев,Никита Филатов,Андрей Чертков,Александр Хакимов,Владимир Васильев,Станислав Гимадеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

«В настоящий момент можно считать доказанным тот факт, что возникновение и стремительная эволюция (хотя, что, в данном случае, понимать под эволюцией?) этих существ тесным образом связана с глобальными изменениями климата, а также геомагнитной обстановки в лесу. Если говорить конкретней, то – с распространением тектонических разломов в южной и северной частях леса. Мы здесь снова сталкиваемся с совершенно новой формой существования. Вполне допустимо, что питание они себе находят там же, где живут. Конечно, ведение ночного образа жизни не является чем-то исключительным и сенсационным даже для высокоорганизованных существ, но то, что длительное воздействие света и воды губительны для них, – это предмет для самого пристального изучения. Никто до сих пор так и не предложил, к примеру, мало-мальски приемлемое объяснение тому, зачем эти существа прорывают километровые ходы на поверхность. Живя глубоко под землей, они, тем не менее, появляются снаружи, но причины этого нам непонятны. Если усматривать в их существовании наличие раз…»

Черт возьми, подумал ошарашенно Кандид. Ведь это же безлицые! О них же идет речь, о них!.. Он поднес к глазам очередной лист.

«… например, в работах Квентина Севильского. С самого начала он довольно смело взялся утверждать, что мы являемся свидетелями своеобразной болезни леса, некой эпидемии, развивающейся по не понятым нами законам. Или, как пишет он: „Если перед нами не эпидемия, то – побочный эффект эволюции леса“. Утверждение более чем спорное. Слишком уж масштабные явления мы наблюдаем, чтоб называть их побочными эффектами. Спрашивается, а что же тогда в настоящий момент есть сама эволюция? Севильский уходит от ответа на этот вопрос, как, впрочем, и не отвечает: а что же нам в таком случае делать? Что следует предпринять в ответ на эту экспансию, и надо ли вообще принимать какие-то меры? Надо отметить, что, как только речь заходит…»

Кандид почувствовал поднимающееся волнение. Он стал снова и снова перелистывать страницы доклада, но там мало что еще можно было понять, кроме обрывочных словосочетаний. Конец текста вообще оказался утерян, только последняя из существующих страниц оказалась целиком разборчива.

«… имеем дело с целой сетью, если угодно, с системой подземных коммуникаций. Те выходы, которые мы наблюдаем на поверхности, есть лишь малая часть того, что скрыто от наших глаз. Причем поражает масштабность и продолжительность этих тоннелей. Они свободно ухитряются прорывать их под болотами и реками, но этот момент не удивителен, поскольку они вынуждены держаться от воды подальше. В последнее время распространяется мнение, что подземные тоннели служат для этих существ лишь средством коммуникаций и ничем более, а обитают они в совершенно других местах, из чего следует вывод, что где-то под землей должны существовать некие подобия огромных нор или чего-нибудь в этом духе. Например, Л. Губер и его группа считают наиболее вероятным местом их обитания сами тектонические разломы в почве. Мы думаем, что гипотеза, безусловно, заслуживает внимания, но пока такие выводы делать преждевременно. Причем Губер идет дальше: он не только уверен в том, что существа живут в разломах, но и утверждает, будто сами разломы являются следами, результатами их целенаправленной разумной деятельности. По его мнению, они полностью управляют этим процессом и такими факторами, как направленность, протяженность и количество разломов, и, дескать, ни один разлом не возник случайно. Таким образом, в результате мы имеем дело с некой непостижимой пока для нас и невиданной по масштабам экспансией. К сожалению, каких-либо серьезных доказательств этой гипотезы группа Губера предоставить не смогла. Однако, с другой стороны, ни для кого не являются секретом данные воздушных наблюдений последних месяцев. Если проанализировать карту разломов на юге и севере и тенденции в их расположении по отношению друг к другу, то можно обнаружить интересные геометрические…»

Кандид отложил папку. Странное предчувствие охватило его. Словно он был на самой грани понимания чего-то. Чего-то очень важного. Оно было здесь рядом, недалеко. Не хватало самой малости, чтобы его ухватить. Мысли бессвязно роились и мешали друг другу. Нужно было спокойно сесть и подумать, подумать, еще раз подумать. Разложить все по полочкам, вспомнить, увязать… И тогда все встанет на свои места, должно встать на свои места!

Он слез с подоконника и стал впотьмах расхаживать по лаборатории. Думай, говорил он себе, ну-ка, думай! Ничего не получалось. Надо было пересилить волнение, успокоиться и размышлять неторопливо.

– Умник!.. – вдруг раздался приглушенный голос Рыжего. – Ты здесь?

– Здесь, – отозвался Кандид. – Ты чего?

Рыжий возник перед ним из темноты. Лицо его было сосредоточенным, взгляд насторожен.

– Ты чего? – снова спросил Кандид.

– Здесь кто-то есть, – проговорил парень шепотом. – Рядом…

Он махнул рукой куда-то в сторону соседней лаборатории, в которую они так и не заглянули.

– Кто здесь может, быть. Рыжий?

– Не знаю. Сначала не было. Теперь есть.

– Тебе это не понравилось тогда у входа? – спросил Кандид, прислушиваясь.

– Угу, – сказал Рыжий. – Но я еще не знал в тот раз… Умник, кто там, а? Оттуда еще иногда звуки слышно. Будто тукает кто-то топором…

– Идем глянем, – произнес Кандид, беря фонарь. – Только тихо.

Стараясь ступать бесшумно, они прокрались в соседнюю лабораторию. Но совсем бесшумно это сделать оказалось невозможно – торчащая со всех сторон и мешающая на каждом шагу растительность не позволяла остаться незамеченными. Слабый стук прекратился, как только они приблизились ко входу в лабораторию. Их обнаружили, и скрываться не имело смысла.

Они ворвались в лабораторию, и Кандид стал полосовать тьму лучом фонаря. Возможно, ему пришлось бы делать это дольше, если бы из дальнего угла комнаты не донесся низкий шипящий звук. Кандид молниеносно перевел свет в этот угол, и они увидели безлицего.

Он отчаянно зашипел, пытаясь закрыться от падающего света своими тонкими суставчатыми лапами. Еще один безлицый испуганно шарахнулся в сторону и отполз на метр. По ровной, темной, шишкообразной голове первого безлицего пробежала легкая рябь, и в передней части образовалась дыра с трепещущими рваными краями.

– У-у-бе-ри-и!.. – хрипящим, булькающим голосом произнес безлицый. – Убе-е-р-ри-и это-о…

Кандид опустил фонарь и погасил луч. Он даже не знал, что сказать им. Вопросы крутились в мозгу, вытесняя друг друга.

– А откуда… – начал было он и осекся.

– Умник, – проговорил сзади Рыжий, – ну их! Пойдем отсюда! Зачем нам эти безлицые нужны, пойдем отсюда…

– Зачем вы… здесь? – спросил Кандид. – Зачем?

Безлицый молчал. Второй тоже замер неразличимым комком на полу. Кандид почувствовал себя в дурацком положении. Надо было или уходить, или о чем-то спрашивать. Но о чем можно было спрашивать безлицых? Они сроду не отличались разговорчивостью, тем более что произношение слов давалось им с большим трудом. Между собой они умудрялись общаться без звука.

– Я даже не знаю… – пробормотал Кандид. – Нет, а как вы сюда…

– За-а-щ-щ-щем спра-а-ш-ш-шиваеш-шь?.. – зашипел безлицый, и до Кандида докатилась волна затхлого земляного запаха. За-а-щ-щ-щем?

Действительно, зачем, подумал Кандид.

– Нет, ну… я не знаю… – сказал он. – Непонятно…

– Мы ух-х-хо-о-одим… – выдохнул безлицый.

Оба безлицых зашевелились, и Кандид по шороху понял, что они пробираются к окну. В последний момент он не удержался, включил фонарь и успел увидеть, как их неуклюжие, неприспособленные к ходьбе тела карабкаются на подоконник и исчезают в сплетениях волокон и листьев.

– Рыжий, а чего им надо-то было? – пожал плечами Кандид.

Но Рыжего уже не было в лаборатории.

Кандид посветил в угол, где находились безлицые, и луч выхватил из темноты внушительных размеров холщовый мешок. Видимо, что-то из складских запасов, может, мука, подумал Кандид, но почему здесь? Бок мешка был разорван почти по всей длине, обнажая содержимое не то белого, не то серого цвета. Кандид подошел к мешку, слегка пнул его окаменевший бок ногой и присел. И мгновенно понял, что находится перед ним. Понял еще до того, как поражение поднял с пола маленький отколотый кусочек и попробовал его на вкус.

– Вот тебе и раз!.. – выдохнул он и сел на пол. – Сахар…

Он посветил под ноги, где среди крошек валялись различные металлические предметы из лаборатории, которыми безлицые откалывали сахар, и позвал;

– Рыжий!

Ответа не последовало.

Кандид поднялся.

– Вот тебе и раз, – снова пробормотал он. – Вот тебе и Лучший лес. Это же надо!

В течение нескольких минут он топтался возле мешка с сахаром, повторяя: «Это ж надо! Вот тебе и раз…» Затем в задумчивости побрел к оконному проему, в котором скрылись безлицые. На улице ничего не было видно, только, как всегда, доносились звуки ночного леса. Он перешел к окну на противоположной стене.

Здесь была заметна луна. Несколько минут он смотрел на нее, и всякого рода мысли постепенно охватывали его. Это могло затянуться надолго, если бы из задумчивости его не вывел внезапно появившийся Рыжий.

– Опять на луну смотришь! – выдохнул он. – А я знаешь, что узнал, Умник?!

– Что? – спросил Кандид отстраненно.

– Я сразу за безлицыми следить стал, как они ушли отсюда, – заговорил Рыжий возбужденно. – И выследил, как они сюда добираются, и как обратно уходят!.. Знаешь, как? Сказать?

– Знаю, – обронил Кандид. – Через Земляные дыры.

– Точно… – опешил Рыжий. – А как ты…

– А еще я знаю, откуда безлицые берут сахар, – вздохнул Кандид. – Вон в том углу, где они сидели…

Рыжий издал восторженное улюлюканье и упрыгал в угол, к сахарному мешку. Некоторое время оттуда доносилось его довольное сопение.

– Не люблю я этих безлицых, – донеслось затем из угла. Сам не знаю – почему… Какие-то они, противные. Или, нет… Не так даже. Опасные, что ли… Как их увижу, так внутри аж нехорошо делается. Умник, а, правда некоторые говорят, будто безлицые – это бывшие мертвяки? Или, что они как-то с уродами связаны? Врут, наверное, опять…

– Ты лучше спать ложись, – сказал Кандид озабоченно. Поздно уже. А то с утра сразу пойдем, поэтому выспаться надо обязательно.

Рыжий не ответил – опять завозился возле мешка. Не знаю, как ему, подумал Кандид, а мне вряд ли удастся выспаться. Он снова повернулся к луне. Она завораживала его, она притягивала его, она запускала в него свои невидимые щупальца, и он покорно стоял и глядел на яркий диск сквозь листья, и думал, думал, думал… Думал о безлицых, об их непонятном вранье и их неоценимой помощи, об их странной сущности, странном образе жизни и непонятных целях. Об огромном количестве мифов, гуляющих вокруг безлицых. И еще думал о сегодняшнем ужасе на Безымянном озере, о Трещине, поглотившей людей, о двурогах и Чертовых скалах. И почему-то ему казалось, что все эти вещи и события чем-то объединены, вот только он никак не мог понять – чем.

Глава пятая

– Дальше мы не пройдем, – уныло сказал Рыжий.

Он пристально всматривался в туманное серое пространство впереди и переминался с ноги на ногу. Обширная, унылая, непроходимая топь простиралась перед ними. Кое-где над темной маслянистой жижей лениво клубился желтый туман, изредка из недр топи на поверхность с сочным звуком, похожим на чудовищную отрыжку, всплывали пузыри, жижа пенилась, вверх брызгали фонтаны грязи, затем все на время успокаивалось. Пахло горечью. И еще стояла непривычная для леса тишина.

– Не пройдем, – повторил Рыжий так, словно вынес окончательный приговор.

Кандид и сам понял, что им не пробраться через топь. Место было гиблое, здесь ни болотники, ни плоты не спасут. Во время войны они нередко загоняли вражеские отряды в такие вот топи. Они знали, что там – верная смерть. Значит, лес все-таки выкинул фортель, тоскливо подумал Кандид. Выходит, не обошлось без сюрпризов? Не зря я опасался, не зря. Обидно было, что до Безымянного озера было рукой подать, несколько минут ходьбы по прямой… Если бы не проклятая топь.

– И что же… теперь?.. – дрогнувшим голосом произнесла Лена. – Что мы теперь будем делать?

Кандид молчал. Рыжий стоял, не шелохнувшись, и нюхал воздух.

– Как мы теперь? – Лена заглянула Кандиду в лицо, и он увидел в ее глазах слезы. – Что же мы… Столько шли, шли!.. Что, теперь обратно, что ли, а? А зачем мы обратно… И что потом?.. Господи…

Она обессиленно опустилась на колени в мох и уткнулась ладонями в лицо. Кандид напряженно размышлял. Неужели ничего нельзя придумать? Неужели придется возвращаться тем же путем, делать такой огромный крюк?

– Господи, ну почему?.. – проговорила она, всхлипывая, и плечи ее затряслись. – Почему я такая невезучая? Ну почему, а?..

– Лена, – сказал Кандид, – не плачь, пожалуйста. Мне надо… подумать.

– А что тут думать… что тут думать?! – не отнимая рук от лица, выпалила она. – Что тут можно придумать? Говорили мне, дуре, не ходи в лес одна, это же лес! Мамочки, какая же я дурочка! Какая дурочка…

– Умник, – Рыжий повернул к нему озабоченное лицо. – Я не знаю, что делать. Здесь же рядом, понимаешь, рядом! Прямо за этой топью озеро, прямо за ней! Откуда она тут взялась, лужа эта вонючая, не знал я, что она тут будет…

Лена перестала причитать, она свернулась калачиком и тихо хныкала.

– Может, придумаешь чего, Умник? – с тоской сказал Рыжий. – Придумай, неужели не придумаешь? У тебя же получается…

Кандид промолчал, на несколько минут воцарилось молчание, только Лена иногда шмыгала носом. Потом Кандид глубоко вздохнул и сказал:

– Есть одна мысль.

Он сказал это Рыжему, Лена не поняла, она лишь приподняла заплаканное лицо и взглянула на Кандида.

– Земляные дыры, – произнес Кандид, глядя на Рыжего.

Парень переваривал идею несколько секунд, после чего на его хмуром лице появились оттенки сомнения и заинтересованности.

– Должен быть ход под топью, – задумчиво сказал Кандид. – И под Шипящими болотами тоже должны быть ходы. Иначе откуда они сюда попадают? Видел, сколько дыр нам в чаще, по дороге сюда, встретилось? Не на болотах же безлицые живут, в конце концов…

– А пролезем? – с сомнением сказал Рыжий. – Или вдруг заблудимся? Там же полная темень, Умник! Как мы дорогу под землей найдем? Я не смогу под землей ничего учуять, никак не смогу. У меня там чутье не сработает, я знаю, там же безлицыми все пахнет, не могу я их запах выносить, и самих их выносить не могу, безлицых этих… А если они нам по пути попадутся?

– Если попадутся, то посторонятся, – сказал Кандид. – Мы их очень попросим. Мне кажется, Рыжий, все должно получиться. Ты послушай…

Он, как мог, попытался растолковать Рыжему, что они должны пролезть по этим чертовым ходам, что не могут они быть такими узкими – как-то ведь безлицые в этих ходах разворачиваются, а безлицые не настолько уж и тощие. Что, разумеется, придется все лишнее оставить, а брать только необходимое, что все равно там, в глубине, должны быть ответвления и повороты, и разные дыры и ходы, наверняка, где-то соединяются между собой. Что ориентироваться они будут по компасу Лены, а светить будут фонарем, и никакой безлицый близко к ним не подползет, если они начнут светить, что он, Кандид, уверен в том, что существуют те ходы, которые ведут в сторону стоянки Одноухого и Безымянного озера, в сторону Трещины, только надо эти ходы найти. И они должны их найти, обязательно должны их найти! И уж если там, под землей, выяснится, что дело гиблое, то вернуться никогда не поздно. Но попробовать, во всяком случае, стоит.

Рыжий выслушал план Кандида молча, не перебивая. В итоге неуверенности на его лице заметно поубавилось. Решимости, однако, на нем тоже не возникло, но сопротивляться он не стал. После этого Кандид изложил идею Лене. Да, конечно, ей было страшно лезть под землю, ей ужасно не хотелось этого делать, но с помощью Кандида она все-таки взяла себя в руки.

Они вернулись назад, в чащу, из которой вышли к топи, и около получаса бродили по ней, выискивая Земляные дыры среди подрагивающих бугров мягкой волокнистой травы, среди порослей диких злаков и россыпей грибных цветов. Учуяв пришельцев, цветы замирали, потом с хлопком выбрасывали в воздух фонтаны грибных спор. Стоял едкий, щекочущий ноздри запах. Вскоре они обнаружили дыру и сгрудились возле нее, поочередно заглядывая в черный зев, из которого тянуло затхлостью и сыростью. Отверстие казалось достаточно широким, но было понятно, что это еще ничего не значит.

Кандид и Рыжий сбросили мешки и обмотались вокруг поясов веревками. С собой решили брать только крючья и ножи. Немного поразмыслив, Кандид все-таки закрепил себе на спине топор – на всякий случай. Кухонный нож он отдал Рыжему – тот должен был двигаться последним и, по возможности, прислушиваться и принюхиваться. Потом он снял у Лены компас, одел его себе на руку и, повесив фонарь на шею, опустился на живот перед дырой. Сомнений у него не было. Что бы там ни произошло, подумал он, пусть нам сопутствует удача.

– Ну что, – сказал он. – Поехали!

И скользнул в темноту.

В тоннеле было слегка прохладно. После почти вертикального входа тоннель плавно изгибался, постепенно принимая горизонтальное положение. Впереди, насколько хватало света, были видны рыхлые, осыпающиеся стенки с торчащими корешками самой различной величины. Ход, без сомнения, полого уходил вглубь. Ширина его оказалась вполне достаточной для того, чтобы в нем можно было свободно ползти даже Кандиду. Конечно, не везде получалось повернуть голову назад, на затылок и шею постоянно сыпалась земля, но очень скоро Кандид перестал обращать на нее внимание. Стояла гробовая тишина, настолько непривычная, что Кандиду в первое время было не по себе. Но он привык и к тишине, и к затхлому запаху, и к кромешной темноте, воцарявшейся в тоннеле, едва он выключал фонарь. Очень скоро Кандид понял, что нет смысла все время включать свет и разглядывать путь, – у них не было выбора, по крайней мере пока. Они покорно двигались туда, куда вел их ход: все глубже и глубже. А ответвления, если бы такие и возникли, легко обнаружились бы и без света, на ощупь. Он перестал включать почти бесполезный свет, за исключением случаев, когда смотрел на компас. Позади него мужественно пыхтела Лена, звуков, издаваемых Рыжим, он уже не слышал. Казалось, что время исчезло абсолютно в этой бесконечной норе, оно было тут чрезвычайно обманчиво, и если бы не наручные часы Лены, они потеряли бы всякие ориентиры. Часы были с подсветкой, поэтому Лена сама периодически объявляла усталым, запыхавшимся голосом: «Ползем уже, пятнадцать минут… уже тридцать минут…» В основном это случалось на тех недолгих остановках, которые они делали для отдыха и сверки маршрута. Лена снова держалась молодцом и не паниковала, хотя ощущение того, что ты находишься под громадной толщей земли и ползешь, неизвестно куда, в первое время сильно давило на психику. Даже Кандиду было как-то неуютно от такого чувства. Но он привык и к этому, и вообще к тому времени, когда они сильно устали, они уже привыкли ко всему, не думали ни о чем и сосредоточились только на движении, движении, движении…

К исходу первого часа ух пребывания под землей тоннель постепенно стал переходить во все более горизонтальное положение, и наклон почти исчез. Из этого Кандид заключил, что они находятся под самой топью. Когда же ход вдруг заметно стал забирать влево, Кандид обеспокоился. До сих пор ход достаточно строго придерживался одного направления, теперь же появились первые признаки проблем. Тоннель стал поворачивать налево все сильнее и сильнее, и Кандид не на шутку взволновался. Неужели, подумал он, мой расчет на то, что тут должна быть разветвленная система, не оправдался? И когда он уже был готов отчаяться, они наткнулись на первую развилку. Правое плечо Кандида ощутило внезапную непривычную пустоту. Он включил фонарь и направил свет в ответвление хода. Ему показалось – нет, он даже был уверен, – как чья-то фигура темным пятном шарахнулась в глубину тоннеля и стремительно исчезла из поля зрения. Ага, боитесь, мельком подумал Кандид, свернул в правый отворот и прислушался. Было все так же тихо, если это и был один из безлицых, то им надо было отдать должное: в своих норах они передвигались с превосходной скоростью. Этот второй ход сворачивал направо, к сожалению, больше, чем этого бы хотелось Кандиду, но зато это был первый знак того, что не все потеряно. Ох, и придется же нам попетлять, подумал он и, как выяснилось несколько позже, оказался прав.

Прошел еще один час, невообразимо бесконечный и еще более тяжелый. Им встретилось еще с десяток ответвлений, они несколько раз сворачивали, чтобы хоть как-то придерживаться курса. Тогда же Кандид понял: им уже не вернуться назад тем же путем, они не повторят маршрут в обратном порядке. В случае чего, можно было уповать лишь на поиски ближайшего хода, ведущего на поверхность, а уж куда этот ход выведет, – оставалось только гадать. Ходы перестали углубляться, теперь они тянулись горизонтально, и их становилось все больше и больше. Безлицые так и не встретились им, хотя Кандид мог поклясться, что они где-то рядом, чувствуют непрошеных гостей, наблюдают за ними. Иногда он слышал какие-то отдаленные шорохи, да слабые толчки воздуха то и дело докатывались до лица. Пару раз им попались очень узкие тоннели, и Кандид уже думал, что придется искать обходные пути, но все обходилось. Им везло.

Потом наступило безвременье. Силы давным-давно были на исходе. Они уже почти ничего не соображали, они были похожи на молчаливые тупые механизмы, слепо ищущие выход. Они давно перестали следить за временем, за тем, сколько раз и куда они свернули. Остановки и передышки уже не приносили никакого облегчения. Все тело ломило, шея онемела, руки и ноги казались чужими и ненужными, страшно хотелось встать, просто безумно хотелось встать, выпрямиться или хотя бы сесть. В какой-то момент им стали попадаться ответвления, явно ведущие наверх, и если прислушиваться, то можно было услышать, как откуда-то сверху доносились слабые, но ощутимые голоса леса. Значит, это была уже не топь, это была суша. Но Кандид сдерживался, хотя сил на это у него не осталось, он не принимал решение о подъеме, он продолжал двигаться вперед, только вперед, ему казалось, что надо именно вперед…

И когда не осталось уже никакой мочи и ни малейшей силы воли, когда нутро окончательно взбунтовалось и взвыло, когда он плюнул на все и решил, что они будут выбираться наверх, как только им попадется ближайший ведущий туда тоннель, что они не станут больше тыкаться здесь, как слепцы, что уже хватит, хватит этой кромешной тьмы, этой вони и затхлости, этой земли, все время сыплющейся на волосы, решил, что все, конец, точка, надо выматываться ко всем чертям из этой могилы, на волю, на воздух, на свет… – когда он решил так, впереди возникло что-то.

Он не сразу понял, что это. Туннель стал резко расширяться по всем направлениям, так, что он через десяток метров смог встать на четвереньки. Воздуху стало больше, значительно больше, до ушей теперь доносились прерывистые шипящие звуки. Целый хор однотонных шипящих звуков. Словно кто-то огромный, многоголосый спал и храпел в тысячу глоток. И еще был слышен какой-то нестройный отдаленный гул. Впереди, в темноте, их ждало нечто, похожее на пещеру, или на подземный грот, или что-то в этом роде. Ход продолжал расти; уже можно было выпрямить спину, стоя на коленях. Они с жадностью выползли на более или менее открытое пространство и сели, откинувшись спинами на стену. Так они сидели в полном молчании несколько минут. Сил не осталось даже на слова. Потом Кандид стал светить фонарем вокруг.

Это была не пещера, а скорее ниша. С потолка, из стен и даже снизу наподобие сталагмитов и сталактитов свисали, торчали, высовывались многочисленные белесые, узловатые коренья. В нише никого не было, но что-то подсказывало Кандиду, что безлицые были здесь только что. Попрятались, стало быть, решил он. Уж не попали ли мы к ним в логово? Среди них, наверное, паника сейчас… А, впрочем, почему я решил, что паника? Может, им абсолютно все равно?

Пора было осмотреть, куда выходит эта ниша, вернее – в чем она вырыта. Он направил луч света туда, где должен был находиться край ниши. Край действительно был недалеко, он оказался совсем рядом, в двух десятках шагов. Световой крут выхватил из мрака рваные, осыпающиеся края и уперся в противоположную стену. Да, это была именно стена, земляная стена прямо напротив их ниши, и тогда Кандид понял, куда они выбрались.

Они были в Трещине.

Едва луч света заскользил по противоположной стене, выхватывая одну нишу за другой, монотонное хрипящее шипение, царившее в Трещине, стало нарушаться. Оно буквально вспарывалось резкими свистами, шипящие звуки меняли свою тональность, переходя то в свист, то в карканье. Здесь были десятки, сотни ниш, стены Трещины были буквально испещрены этими нишами, и в них шевелились, ползали или замерли неподвижно десятки и сотни безлицых. Многие из них припали головами к белесым кореньям, торчащим повсюду, если, конечно, это были коренья. Потревоженные в своих норах светом безлицые неуклюже дергались, лихорадочно закрывались лапками, судорожно отползали в глубь ниш и отчаянно шипели.

Они подошли к самому краю и увидели, что от их ниши на противоположную сторону тянется шероховатое, шипастое, толщиной с ногу корневище. Оно простиралось до противоположной стены Трещины и на той стороне также уходило в нишу. Такие мосты между стенами существовали не везде, но их было достаточно много. В основном корневища связывали ниши на их уровне, где расстояние между стенами было невелико: не более десятка метров. По всей видимости, их ниша располагалась почти у самого дна трещины. Кандид вытянул голову и посмотрел вверх. Там, в немыслимой выси белела зигзагообразная полоска неба. Трудно было даже предположить, какова глубина Трещины. Свет сверху не доходил сюда, и не с чем было сравнить эту бесконечность. Вечное царство мрака было здесь – и днем и ночью. И еще здесь господствовал тот самый запах. Тот, что слишком часто в последнее время тревожил Кандида. Запах Трещин.

Кандид выключил фонарь. Паника среди безлицых в нишах стала стихать, разноголосица шумов снова превращалась во всеобщий, нудный шипящий храп. Первой подала голос Лена.

– Кто это такие?.. – почти беззвучно произнесла она. – Их так много… Где мы, Кандид?

– Это безлицые, – ответил он. – А мы у них дома.

Рыжий молчал. Помимо того, что парень здорово устал, ему было явно не по себе среди этого огромного скопления подземных обитателей.

– Значит так – сказал Кандид и облизнул пересохшие губы. Я не знаю, что это за Трещина: та, которая вчера образовалась между стоянкой Одноухого и Безымянным озером, или же какая-то другая… Но мы все равно почти у цели, мы пробились, это главное… Мы поднимемся на поверхность через ближайший ход. Если поймем, что вездеход – по ту сторону Трещины, тогда вернемся сюда, переползем по этому мосту туда и будем искать выход там. Я предлагаю так.

– Обратно… сюда?.. – пробормотала в темноте Лена. – А если мы упадем? Сорвемся с этих… бревен, или что это такое… Я боюсь.

– Не бойся, – успокоил Кандид. – Я полезу первым, потом мы с Рыжим будем страховать тебя веревками. Да и потом, может, и не придется возвращаться.

– Только давай отдохнем! – взмолилась Лена. – Ну, хоть немного, а… Я не могу больше, у меня сил нету! Господи, как я хочу умыться…

– Конечно, отдохнем, – сказал Кандид.

Лена со вздохом опустилась на колени и замолчала. Интересно, подумал Кандид, далеко ли до дна? Или мы уже на дне? Он снова включил фонарь и направил свет вниз. Они были не на самом дне, но достаточно близко от него, чтоб различить то, что находилось под ними. Кандид многое узнал и понял в последние часы, но то, что он-увидел, все-таки поразило его.

– Ты только погляди, Рыжий… – пробормотал он удивленно.

Там внизу лениво шевелилась гигантская темная живая масса. Она вся состояла из безлицых, из их тел, то ли мертвых, то ли спящих, то ли пребывающих в каком-то анабиозе. Было трудно различить отдельные тела, и вся масса напоминала сплошной многорукий, многоногий и многоголовый организм. Он колыхался и подрагивал. Словно волны на поверхности озера, по скоплению безлицых прокатывались упругие толчки, и тогда некоторые тела безвольно перекатывались, наползали друг на друга, переплетались друг с другом и снова распадались. В какие-то моменты сквозь бреши в массе наружу вырывались клубы лилового тумана. А может быть, лилового дыма. Эти лиловые клочья медленно относило к стенам. А там, на этих стенах, над самой подрагивающей массой неподвижно, вцепившись лапами в землю, похожие на спящих мух, висели двуроги. Много двурогов, очень много двурогов, целая россыпь серых, вытянутых тел среди струек лилового тумана. Только двуроги были тут как неживые, совсем какие-то не страшные.

Кандид оторвался от этого диковинного зрелища, выключил свет, отошел от края ниши и сел рядом с Леной. Ему стало не по себе. Вон оно, значит, как, думал он тоскливо. Вон оно как все получается…

– Лена, – тихо сказал он. – Скажи, ведь там, за Скалами, точно такой же лес?

– Конечно, – ответила она. – А почему ты думаешь, будто там может быть какой-то другой лес? Откуда ему быть, другому-то?

Действительно, подумал он, откуда?

– А на самих Скалах есть какая-нибудь жизнь? – спросил он, уже предчувствуя, каким будет ответ.

– Ну, насекомые всякие… Разная скальная нечисть. По большей части, ядовитая. Понимаешь, я как-то специально этим не занималась, чего там интересного на этих скалах? Туда же на них еще как-то спускаться надо, потом подниматься… Я только, знаешь, читала однажды любопытные материалы в архивах. В последнее время у подножий скал находят много погибших аборигенов. Они, видимо, пытаются наверх лезть и срываются. Туда с помощью веревок и лестниц просто так ведь не подняться. Но они, бедные, этого же не знают… Да и потом – зачем? Для чего, спрашивается? Для чего они туда, на скалы, лезут – это совершенно непонятно…

Тут Лена стала рассказывать какую-то историю из своей жизни, связанную с альпинизмом на Материке, но Кандид уже не слушал ее. Мысли его снова вернулись к безлицым.

Как все, оказывается, просто, думал он. Настолько просто, что мороз по коже продирает от такой простоты. Не надо было решать заранее, кто ты: враг или друг. Достаточно было быть друзьями, когда необходимы были друзья, и сделаться врагами, когда друзья стали больше не нужны. Когда друзья сами стали препятствием… Вернее, даже не друзья, а помощники. Разве может быть дружба между безлицыми и людьми? А вот использовать людей в своих целях – почему бы и нет? Разве разумно истреблять всех людей сразу, если можно дать им возможность для начала перебить друг друга? И даже хорошо поспособствовать им в этом. Зачем отказываться от помощи тех, кто не боится воды и способен уничтожить многие озера, пусть даже это осушение и проходит под флагом Освобождения? А когда освобождать больше некого и нечего, можно начать действовать и по-другому. Вместо Дьявольской Трухи – сахар, вместо разведданных и тактических советов – хорошие сказки о Лучшем лесе и плохие сказки о Твердых землях. А для особо непокорных, для тех, кто не поддается такому гипнозу, для тех, кто не верит в заскальный рай, можно устроить очень веселую жизнь. Точнее – веселую смерть. Пустить, к примеру, дезинформацию, согнать всех в кучу, сделать Трещину, натравить двурогов… Только вот зачем? Зачем им это? Неужели они, эти безлицые, эти земляные черви, боящиеся света и воды, претендуют теперь на роль хозяев леса? Или они становятся хозяевами лишь потому, что больше никто не хочет ими быть? Голова может заболеть от таких вопросов. Но об этом нужно думать, обязательно думать, очень много думать…