Текст книги "Время учеников. Выпуск 3"

Автор книги: Андрей Лазарчук

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Александр Щеголев,Николай Романецкий,Елена Первушина,Александр Етоев,Никита Филатов,Андрей Чертков,Александр Хакимов,Владимир Васильев,Станислав Гимадеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 36 страниц)

Яма была выше его роста, он даже не доставал руками ее края. Хорошо, что в яме были веревки, их всегда кладут на дно, чтоб потом вытаскивать тушу наверх. Он обошел ревуна, нашел конец веревки, вытянул, сколько смог. Больше не получилось, веревка застряла под тушей. Но ему должно было хватить и этого. Кандид достал нож, обрезал веревку и стал искать среди веток, свалившихся в яму, подходящую для изготовления некоего подобия крюка. Дерево, конечно, – не кость, но выбора не было, все свое снаряжение он оставил на склоне горы. Когда все было готово, он взглянул на слепца. Тот сидел на вершине кола, обхватив его лапками, и беспомощно крутил головкой с выпуклыми белыми глазами. Кандиду стало жалко слепца, и он посадил его себе на плечо.

Очень долго крюк не желал ни за что цепляться. У Кандида даже заболело плечо от постоянного забрасывания веревки. Потом он, наконец, зацепился, Кандид даже не стал проверять прочность, а сразу полез вверх. Выбравшись из ямы, он осмотрелся. Серых тварей не было – это радовало. Не радовало только то, что надо было вернуться на склон. Уж очень ему это не нравилось, было страшно: вдруг твари еще не убрались, но нужно было забрать мешок, да и топор оставлять там не хотелось. Добрый был топор, острый. Кандид посадил слепца на дерево, пожелал ему удачи и тут заметил у корней что-то необычное, напоминающее большой драный кусок кожи. Он присел на корточки и взял его руки. Это действительно была кожа, только какая-то странная. Очень тонкая, землистого цвета, похожая на змеиную, но вот очертания у нее оказались непривычные. Как будто две пары ног и две пары рук имел ее обладатель, пока не сбросил. Кандид тут же вспомнил распространенный миф о безлицых и их коже. Дескать, не выносят безлицые солнечного света, и если попадает безлицый на свет, то кожу свою сбрасывает, а коли не сбросит – помрет. Вот только никто еще никогда не видел мертвого безлицего, равно как и безлицего на свету не видел… Пора было идти, Кандид выкинул кожу, поднялся и осторожно двинулся обратно. На всякий случай, он решил взять несколько выше, чтоб можно было оглядеть место с более безопасного расстояния.

Склон, на котором у них недавно завязался бой, теперь был пуст. Там, где с мужиками Одноухого сцепились Ворчун и Сухой, лежали несколько неподвижных тел. Со стороны озера, у тростника тоже темнели какие-то пятна. Больше вблизи не было никого. Ни одной живой души. Кандид не пошел туда, где дрались Ворчун и Сухой. Не хотелось ему глядеть на то, что он мог там увидеть. И хотя за время войны, а особенно за время Освобождения, он повидал всякого, сейчас ноги отказывались нести его туда. Перед глазами до сих пор стояли подбрасываемые, дергающиеся в воздухе тела на стоянке и капающая с рогов кровь. Он оглядел стоянку. Она была безлюдна, только развороченные хижины виднелись на ней да разбросанная по земле домашняя утварь, У Трещины тоже никого не было. И пар уже не поднимался из ее недр. Кандид в задумчивости постоял какое-то время, прикидывая, как ему лучше возвращаться домой. К Трещине он подойти не решался, тем более что она была довольно широка, не перепрыгнешь даже с шестом. Единственный путь был такой: обойти по берегу Безымянное озеро, переплыть его на дальнем краю, обойти этот конец Трещины через болота, а потом вернуться в перелесок. Туда Трещина наверняка не дотянулась. Болота были не особо тяжелые, пройти можно, только времени много займет, ну да что делать… Рассудив таким образом, Кандид стал спускаться к озеру.

Первым на глаза ему попался труп косматого верзилы. Он валялся недалеко от того места, где Кандид бросил мешок и топор. Одного взгляда на тело было достаточно, чтоб понять: серые твари побывали и здесь. Верзила лежал на спине, раскинув в стороны руки и ноги, вся его грудь и живот представляли собой сплошную рваную рану. Вокруг повсюду валялись страшные кровавые клочья и сгустки. Кандид подобрал свои вещи и зашагал к тростнику, стараясь на все это не смотреть. Лохмач лежал в тростнике, почти у самой воды, и было неясно, убил ли его верзила, или же он тоже стал жертвой серых тварей. Сквозь заросли было видно только его голову с лицом, застывшим в последнем смертельном оскале, плечо и руку, намертво стиснувшую тростниковые стебли. Кандид не стал приближаться к нему, постоял с минуту, вздохнул и побрел, утопая в иле, вдоль берега.

По берегу он шел долго и почти миновал озеро, как вдруг неожиданно уткнулся в заводь. Лезть в воду из-за этого не хотелось, заводь оказалась невелика, и Кандид решил обойти ее посуху. Он выбрался из тростника на траву, миновал чащобу папоротника и вышел на относительно открытое пространство. Местность оказалась сырой, под ногами хлюпало и чавкало – сказывалась близость болот, в которые этим краем упиралось Безымянное озеро.

Кандид почувствовал, что неплохо было бы сделать передышку, отыскал взглядом бревно неподалеку и сел.

И тут же увидел вездеход.

Точнее, он не сразу понял, что это вездеход. Название машины, чернеющей в зарослях неподалеку, всплыло из памяти спустя несколько секунд, в течение которых он медленно поднимался с бревна и хлопал от удивления глазами. Кандид никогда не видел вездехода, но точно знал, что это он. Не веря своим глазам, он подошел к вездеходу. Машина стояла, сильно накренившись вперед. Передние ее колеса увязли в луже, на лобовом стекле и капоте лежал внушительный клубок лиан и веток. Дверца кабины была распахнута, а в самой кабине было пусто. Кандид с опаской дотронулся до борта вездехода и заглянул в кабину. Борт был теплый, в кабине что-то попискивало, на пульте моргали индикаторы и лампочки, пахло бензином и кожей кресел. Словно потайная заслонка рухнула у Кандида в памяти, и лавиной в сознание хлынула гамма этих странных, но знакомых слов и понятий. Бензин, индикаторы, кабина…

Он стоял в недоумении и замешательстве возле пустого вездехода и не знал, что делать. Какие-то смутные чувства переполняли его, а он не мог разобраться в них, не мог понять, что же такое стронулось где-то в глубине души. Ему казалось, что это должно быть связано как-то с отцом, с его мечтами о родине и возвращении, его попытками найти в лесу хоть какие-то следы этой самой родины, хоть какие-то знаки… И вот теперь… А что же теперь? Кандид не знал – что. Он чувствовал волнение, но не понимал его причину. Словно бы он неожиданно приблизился к чему-то важному, очень важному и теперь не знал, что с этим делать. И от этого ему стало неуютно и нехорошо. Ему захотелось изгнать из сердца неясную тревогу. Он вдруг вспомнил о своем племени, о своей семье, о том, что надо торопиться на стоянку, – все эти вещи никак не вязались со стоящим перед ним вездеходом. Он был совсем из другой жизни, этот покинутый вездеход, и тогда Кандид попятился от него. Он попятился сначала медленно, затем все быстрей и быстрей, потом развернулся и зашагал к озеру, не оборачиваясь.

Когда он огибал заводь, то внезапно вышел на дорогу. Дорога оказалась бетонной, вся в трещинах, поросших травой и цветами.

Сразу было видно, что она заброшена. Кандид, не останавливаясь, проскочил каменную полосу, чтобы не дать странным чувствам вновь усилиться, и снова углубился в тростник, примыкающий к воде.

Плыть пришлось еще дольше, чем в первый раз, – озеро в этой части было шире. Но вода тут оказалась уже другая: чистая и прозрачная, не было цепких водорослей, сковывающих движения, не было ныряющих кувшинок, только водяные пауки иногда пробегали рядом, да смачные, урчащие пузыри с сидящими внутри донными мухами поднимались с глубины навстречу и вспенивали воду перед самым лицом.

Берег, как он и думал, оказался болотистым, сильно заросшим осокой, и Кандиду пришлось долго искать сухое место, где он упал, чтобы перевести дух. Он лежал на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Сердце постепенно утихомиривало свои удары, давно проснувшиеся болотные обитатели наперебой гудели, орали, свистели рядом, а ему не хотелось вставать. Только сейчас он почувствовал в полной мере, как высосала из него силы эта ночь. Он позволил себе немного расслабиться и полежать с закрытыми глазами.

Заплыв через озеро навеял у него воспоминание из времен самого начала Освобождения. Он вспомнил одно знаменательное сражение; они дрались тогда за озеро, называвшееся Камышовым. То озеро, как и Безымянное, было очень вытянутым и узким, и им приходилось пересекать его на плотах вдоль, потому что вести атаки с берегов было трудно: берега оказались сильно заболоченными. Они тогда еще многого не умели, безлицые еще не давали им Дьявольскую Труху, не научили их ночным методам ведения боев, и приходилось рассчитывать только на свои силы. Кажется, тогда, да, именно тогда, на Камышовом озере впервые обнаружилось, что мертвяки слабеют, что они уже не обладают той силой и проворством, присущими им ранее. Племена удачно объединились тогда: к их племени примкнули и племя Губастика, и племя Шатуна. И это была первая серьезная победа над подругами. Здесь, на этих землях, в этой части леса. А в других землях были свои первые победы и свои камышовые озера, но как ни странно, примерно в одно время. Об этом свидетельствовали и молва, и крылатковая связь, и безлицые, которые, как известно, знали многое, если не все. После захвата Камышового озера Шатун подался на юг и геройствовал там – о его подвигах долго ходила молва. Жаль, не дожил он до конца Освобождения, рассказывали, что загнали подруги все его племя в болота и утопили, даже животных напускать не стали. Да, это было время сражений с переменным успехом, и до полного Освобождения было еще ой как далеко. Но, кажется, именно тогда, на Камышовом озере, когда они весь вечер залечивали раны, таскали трупы и подсчитывали потери, они стали понимать, что оно – неизбежно.

Кандид открыл глаза и сел. Пора было идти. Солнце стояло высоко, и дело близилось к полудню. Сколько он еще провозится на этих болотцах, пока выберется к перелеску? Болотца маленькие, но их впереди целая россыпь. По крайней мере, так было раньше, в те времена, когда Кандиду довелось здесь однажды побывать. Может, сейчас здесь уже не скромные болотца, а непроходимая трясина или еще что похуже. В любом случае, выбора у него не оставалось.

Глава третья

К стоянке он вышел уже во второй половине дня.

Стоянка напоминала потревоженную жучиную колонию и доживала свои последние часы. Около половины хижин было уже разобрано, тут и там торчали голые шесты, лежали груды шкур, мешки, штабели горшков и прочая утварь. Гомонили женщины, галдели детишки, сновали хмурые мужики, скручивались тюки, таскались запасы еды, распихивалось по мешкам все, что успели навялить и насушить, – в общем, царила обычная суета, присущая сворачиванию стоянки.

У поваленного дерева находились только двое: Криворот и Сухой. Появление Кандида вызвало у обоих некоторое удивление. Кандид устало стащил мешок со спины и бросил его под ноги.

– А ты живой, оказывается. Умник! – воскликнул Криворот. Опять Косой все напутал, почему это Косой все время путает? Сам, говорит, видел, как Умника двуроги рвали! А я ему говорю, как же это ты видел, когда они с Лохмачом на том берегу озера были, напутал ты, Косой, говорю… А он все одно талдычит. А Сухой сказал: двуроги и на вашу сторону пробрались… Живой, значит, Умник. Это хорошо, что ты живой.

– Успел-таки, – вздохнул Сухой. – А я вот думал, что не успею… Они как на склон повылазили, я сразу подумал: все, конец. Потом уже понял, что мотать надо со всех ног. Ворчуну кричу, бежать, мол, надо! А он не успел, Ворчун-то, убили его эти серые… Я думал, и меня убьют. Еле до озера добежал, сил не осталось, как переплыл – не пойму…

– А Рябой? – спросил Кандид. – Не уцелел? Сколько людей осталось-то?

– Да не густо нас осталось, – проговорил Криворот. – Меньше половины от всего отряда и осталось, и то каким-то чудом… Если б не болота, они бы нас всех прикончили, ясно дело. Видать, не могут они по болотам-то ползать, а по суше уж больно здорово бегают, не убежишь от них по суше-то. А все не верили, будто двуроги существуют. Я всегда говорил: опасно тут оставаться, с Твердых земель нам гибель идет, а многие не верили! Рябой вот тоже не верил, теперь на дне Трещины лежит, червяков кормит.

– Кто теперь вожак? – сказал Кандид. – Ты, Криворот?

– Я, – сказал Криворот. – Так порешили.

– А куда уходим?

– К Чертовым скалам пойдем. Через Паучий перелесок, потом там поле будет. Но до поля сегодня не доберемся, это ясно дело. Паучий перелесок длинный, в нем ночевать придется. Там спокойно должно быть – переночуем. Хватит здесь сидеть и выжидать, пока нас кто-нибудь еще не перебьет, итак уже дождались на свою голову. Одни бабы да дети в племени остались. У Одноухого так вообще все племя, почитай, сгинуло. Ну, может, несколько человек в лес ушло, не больше… Эхе-хе…

Криворот замолчал, скривившись от боли, и пощупал левую руку, которая висела плетью и вся была в кровавых повязках.

– Болит рука-то, – посетовал он. – Все болит и болит… Даже пальцы не шевелятся, вот ведь напасть. Вот ты мне скажи, Умник, – обратился он вдруг к Кандиду. – Скажи, почему так случилось? Я вот никак понять не могу, и Сухой тоже не может понять… И безлицые не предупредили про двурогов… Что такое, Умник? Как думаешь? Может, видел ты чего с горы… Откуда эти чудовища на нашу голову свалились, кто их послал? Только я про подруг не верю, Умник, что бы там Косой ни болтал. Этот Косой всегда болтает всякую ерунду, навыдумывает и болтает потом.

– Ничего особенного я не видел, – сказал Кандид. – Вышли эти твари из леса и погнали всех к Трещине. Кого гнали, кого на ходу… А что Косой-то говорит? – спросил он.

– Про подруг все говорит, – проворчал Криворот. – Засело у него в башке про этих подруг – топором не вышибешь! Только уж сомнительно это, ясно дело, что сомнительно. He-похоже это на подруг. Да и потом, какие еще, к чертям, подруги! Сколько времени-то прошло, нет никаких подруг уже давным-давно, это всякий скажет. Откуда это они теперь возьмутся?

– Ходили же в свое время слухи, – сказал Сухой, – будто остатки подруг далеко на Востоке спрятались. Будто отсиживаются они там, ждут чего-то… Была такая… гипотеза… – Произнеся это, он как-то странно покосился на Кандида.

– Нет, не может такого быть, – замотал головой Криворот. Давным-давно всех подруг перебили и забыли уже, как они выглядели-то. А кого не перебили, те сами передохли. И откуда они на Востоке возьмутся, сплетни только распускают… Правда ведь, Умник? Сочиняют, ясно дело, всякую ерунду!

– Это не подруги, – задумчиво сказал Кандид. – Вы озеро-то видали? Пустое совсем озеро… И пахло оно не так.

– И я то же говорю! – воскликнул Криворот. – Мертвяков нет, тумана этого их лилового нет!.. И вообще… Вы что, забыли уже, какая была война?! Сколько мы этих баб сварили в озерах, сколько в болотах перетопили?! А Подругин обрыв помнишь, Умник? Помнишь, как подружек-то целыми кучами с него сбрасывали?.. Откуда же они сейчас возьмутся? Да еще так, чтобы безлицые о них не узнали! Разве безлицых можно обмануть? Ясно дело, что нельзя. Безлицые бы сразу сказали… Это Косому почудилось со страху! Да еще из-за бабы этой странной… Она и на подругу-то и не похожа вовсе, это ж сразу видно, только Косого все равно не убедишь. Если уж в башку что втемяшил, то хоть камнем по башке тресни!..

– Какую еще бабу? – не понял Кандид.

– Косой девчонку какую-то поймал, – ответил Криворот, снова поморщившись. – Косого и еще нескольких человек Рябой к озеру послал. А потом, когда Трещина их от стоянки-то отрезала, они вдель озера побежали в сторону болот… Там возле болот и поймал ее. В кустах, говорит, сидела, от страха тряслась.

– Очень интересно, – проговорил медленно Кандид.

– Что там, спрашивается, интересного? – хмыкнул Криворот. – Сразу понятно, что она чужая. Подруги сроду такими не были, это и рукоеду ясно! Одежда непонятная, разговаривает непонятно… Сухой вон говорит, она, может, вообще не из леса… Бывает же, попадают в лес иногда странные люди. Зачем она Косому сдалась, я не пойму никак. Отпустил бы ее, так нет – потащил с собой. Что он теперь с ней делать будет? Она и слов-то наших не понимает.

Кандид почувствовал, как что-то слабо шевельнулось внутри. Легкое беспокойство волной прокатилось в груди.

– Мне только вот что непонятно, – сказал Сухой, пожав плечами. – Кто же тогда на нас двурогов послал? Может, они сами на нас напали? Так опять же непохоже на то…

– Где она? – спросил Кандид, немного волнуясь. – Где эта девчонка?

– В детской хижине, – ответил Криворот. – Косой ее туда запихал. Пусть, что хочет, то с ней и делает. Я его уговаривать не буду, Косого этого. Его, чтоб уговорить… А тебе-то что, Умник? Собираться надо, вещи собирать пора, пищу готовить… До Чертовых скал не меньше двух дней пути, никак не меньше будет.

– Я все-таки пойду на нее гляну, – сказал Кандид. Он оставил их и направился к детской хижине, одной из немногих, которая еще оставалась неразобранной.

Девчонка оказалась вполне взрослой девушкой, просто невысокого роста, очень напуганной и зареванной. Она сидела в полумраке, вжавшись в угол опустевшей хижины, смотрела на Кандида большими круглыми глазами и часто шмыгала носом. Запястья и лодыжки девушки были связаны, а лицо было перемазано засохшей болотной грязью. Кандид какое-то время стоял, не двигаясь, и молча смотрел на ее лицо, непривычно короткие светлые волосы, одеяние, состоящее из джинсов, ветровки и кроссовок, а внутри медленно нарастал комок уже знакомых ему чувств. Память быстро заполнялась чужими, но очень знакомыми понятиями и словами. Джинсы, кроссовки… Странно, но он не пытался вспомнить обозначения этих предметов – слова возникали в голове сами собой. Девушка неотрывно смотрела на Кандида, даже перестала шмыгать, – видимо, ее насторожило то, что он замер перед ней, словно истукан.

Кандид, наконец, шевельнулся и потянулся рукой к поясу. Вытащив нож, он сделал шаг в ее сторону. Девушка пронзительно взвизгнула и отпрянула назад, отчего стены хижины закачались.

– Мама!!! – вскрикнула она. – Не надо!!! Не подходи!

Кандид застыл на месте. Он понял этот чужой язык, и он даже не был уверен, что этот язык ему чужой. Он никогда не говорил на этом языке, даже с отцом, и, тем не менее, это сейчас не явилось препятствием для понимания, и это было удивительно. Да, все те слова, что иногда вырывались у него наружу на протяжении всей жизни, безусловно, принадлежали этому языку. Но он никогда не пытался говорить на нем, хотя, наверняка, смог бы. Теперь он знал, что смог бы.

– Не… бойся… – произнес он на ее языке, словно пробуя слова на вкус. – Надо разрезать… веревки…

Это произвело эффект не меньший, чем появление в его руках ножа.

– Ты кто?! – в ужасе выпалила она.

– Не надо бояться, – сказал Кандид успокоительным тоном. Тебе не будет… плохо.

Он присел перед ней на корточки и осторожно взял ее за руку, ощущая, как сильно она дрожит всем телом.

– Кто ты такой? – повторила она с замиранием.

– Меня зовут… – Он чуть запнулся, потом сказал: – Кандид. Меня зовут Кандид, – повторил он уверенно. – А тебя?

– Лена… – тихо произнесла она, несколько успокаиваясь.

– Лена, – проговорил Кандид. – Лена. Все будет хорошо, Лена. Поверь мне… и все будет хорошо.

Он поднял ее связанные руки и перерезал веревки. Она молчала и не сопротивлялась. Затем он освободил ее ноги и убрал нож. Лена тут же стала растирать запястья и лодыжки.

– Это твой вездеход был там… у озера, возле дороги? – спросил он.

– М-мой… – быстро закивала Лена. – А ты… кто?.. Ты из… Управления?

– Я потом тебе объясню, потом… Ты есть хочешь?

– Нет… Я обратно хочу… Не хочу здесь… Мне страшно…

– Никто тебя не тронет, – сказал Кандид, заглядывая ей в глаза. – Слышишь? Я тебе обещаю. Поняла меня?

Лена мелко закивала и схватила его за руку.

– Я не хочу здесь оставаться!.. Я боюсь!.. – сбивчиво заговорила она. – Помоги мне… Мне надо обратно! Помоги мне, пожалуйста!.. Не оставляй меня одну…

– Все будет хорошо, – снова сказал Кандид. – Ты подожди меня тут. Я скоро вернусь. И ничего не бойся, ладно?

Он выпрямился. Она испуганно вскочила следом.

– Не оставляй меня… – Губы ее задрожали. – П-п-пожалуйста…

Кандид взял ее ладони в свои.

– Ты должна мне довериться, Лена, – твердо сказал он. – Я недолго, правда. Ты успокойся и жди меня. Сядь туда, где сидела, и жди. Договорились?

Она прерывисто вздохнула и беззвучно произнесла:

– Да.

Потом опустилась в свой угол и съежилась, обхватив руками колени.

Косого он нашел на северном краю стоянки, около длинной череды горшков и тюков, выставленных вдоль плетеного заграждения. Тот размахивал руками, отчаянно пытаясь доказать что-то Кривороту, стоявшему рядом с хмурым, но невозмутимым видом.

– О, Умник! – воскликнул Косой, завидев Кандида. – Очень хорошо, что ты пришел… Ты же все знаешь. Умник, скажи ты ему, что нельзя нам на Чертовы скалы-то лезть! Конец нам всем там на этих Скалах будет, ни за что нельзя туда идти…

– Ты мне уже надоел, Косой, – проговорил Криворот. – Если не хочешь, можешь с нами не идти, никто тебя силком не тащит, оставайся тут, Косой, что хочешь, то и делай. Только мы здесь не останемся, ясно дело, хватит уже нам тут оставаться, мы уже наоставались! Здесь скоро ничего кроме Трещин, не будет, можешь и ты залезть в какую-нибудь, и живи там, сколько влезет. Вместе с двурогами там живи, Косой, они, наверное, тоже в трещинах живут.

– А как полезем на Скалы, – не унимался Косой, – так в западню и попадем. Там подруги отсиживались, отсиживались, а теперь вот мстить нам решили. Как же можно прямо в лапы к ним идти? Мы по Скалам-то никогда не ползали, а они там сколько уже прячутся, они там – хозяева!.. Только, наверное, и ждут, когда мы к ним в лапы полезем, чтобы всех нас там перебить.

– Ты больше этих сказок про скальных подруг нам не рассказывай! – оборвал его Криворот. – Сколько можно эти сказки рассказывать? Сон тебе, видно, приснился, Косой, вот ты всем и рассказываешь сказки, слушать надоело… А если ты, Косой, забыл, как подруги выглядели, так пойди и спроси у тех, кто не забыл, и дурь эту из башки своей выкинь – вот что я тебе скажу!

– Конечно, столько времени прошло! – сказал Косой. – Что же тут такого, они запросто теперь по-другому могут выглядеть… Это теперь измененные подруги! Скажи, Умник, разве такого не бывает в лесу? И туман лиловый тоже не исчез, а за Скалы ушел, вместе с подругами перебрался, потому что подругам без него никак невозможно, без этого проклятого тумана…

– Это какие такие «измененные»? – прервал его Кандид. Если ты про ту девчонку, которую у Безымянного озера поймал, говоришь, – так она не подруга. Это я точно знаю.

– Как же это не подруга?! – встрепенулся Косой. – А кто она, по-твоему, такая?!

– Она не подруга, – твердо повторил Кандид. – И спорить я с тобой не хочу. Не буду я с тобой спорить, Косой. У меня к тебе предложение: отдай мне ее. Зачем она тебе, Косой?

– Вот ничего себе! – сказал Косой. – Отдай, говорит, и все. Как же это так, Умник, я ее изловил, всю дорогу, можно сказать, на себе пер, а теперь – отдай! И с какой это такой радости, не пойму я, Умник?..

– Ну что ты с ней будешь делать? Подумай немного.

– Мое дело. Что захочу, то и сделаю. У меня с подругами личные счеты, Умник. У меня из-за них в войну…

Косой умолк с открытым ртом, уставившись на фляжку в протянутой руке Кандида.

– Возьми, – сказал Кандид. – А девчонку мне отдай.

Косой сглотнул, не сводя взгляда с фляжки, блестевшей на солнце. Настроение у него менялось на глазах. Даже Криворот стал, покряхтывая, переминаться с ноги на ногу.

– Договорились? – спросил Кандид. – Зачем тебе девчонка.

Косой выхватил из рук Кандида фляжку и прижал к груди обеими руками.

– Ни к чему она мне… – торопливо забормотал он. – Бери ее, конечно, Умник… Что я с ней, правда, делать-то буду? На Чертовы скалы, что ли, с собой потащу?.. Мне, Умник, разве жалко? Твоя девчонка, забирай ее хоть сейчас! А мне… надо собрать кое-что…

Он попятился, продолжая прижимать фляжку, словно боясь, что Кандид передумает и заберет ее обратно.

– Ты хоть знаешь, как ей пользоваться? – вслед ему крикнул Кандид.

Но Косой не ответил, он стремительно удалялся на середину стоянки.

– Что это ты удумал? – спросил Криворот Кандида. – Зачем тебе девчонка?

– Хочу помочь ей вернуться, – ответил Кандид. – Туда, откуда она пришла.

– Не понимаю я тебя, Умник, – покачал головой Криворот. Бросил бы ее тут и все. Какая польза с ней возиться?

– Она попала в беду, Криворот. Она погибнет в лесу, понимаешь? Я должен помочь ей вернуться.

– Значит, ты не идешь с нами к Чертовым скалам?

– Значит, не иду.

– А как же ты попадешь к Безымянному озеру, Умник? – с сомнением сказал Криворот. – Через Трещину не перелетишь, ясно дело. Может, она еще длиннее стала за это время, а? А вдруг до самых болот разошлась, разве не боишься? А двуроги… Сгинете вы, Умник, не ходил бы ты к озеру, зачем это тебе к озеру идти?..

– Мы по другому пути пойдем, – сказал Кандид. – Мы через Шипящие болота проберемся, крюк придется делать большой, зато Трещину обойдем, и Безымянное озеро обойдем… Я подумал, Криворот. Должно получиться.

– Шипящие болота… – недоверчиво произнес Криворот, качая головой. – Там очень трудно пройти, Умник. Да и заблудиться запросто, коли дороги не знать. Ты же не был никогда на Шипящих болотах. Потонете вы там, Умник, ясно дело, потонете…

– Не потонем, – уверенно сказал Кандид. – Мой отец бывал на этих болотах.

– Так то твой отец! Это ж когда было… Тебя и не было тогда еще.

– Ну и что? Я все равно помню.

– Чудной ты все-таки, Умник, – со вздохом сказал Криворот. – Очень ты странный, я тебе скажу. И думаешь больно уж много, зачем это ты так много думаешь, Умник? Тут дела делать не успеваешь, а ты – думаешь. И память у тебя больно чудная, как это ты, Умник, все помнить умудряешься? Я, к примеру, память своего отца утратил, когда еще пацаном был, сейчас уж из его жизни вообще ничего не помню…

– Я помню, – сказал Кандид. – И думаю, что через болота мы пройдем.

– Ну, а потом? – спросил Криворот. – Потом, после озера?

– А потом теми же болотами можно и к полю выбраться. Если что, я вас потом на поле перехвачу. Вы ведь к полю пойдете, Криворот?

– К полю-то оно к полю… – произнес Криворот, косясь на Кандида. – Через Паучий перелесок, к полю и пойдем… Сухого вот уже с разведкой вперед выслал. Только вот что. Умник…замялся он. – Ты это… Точно вернешься?

Наступила пауза.

– Не знаю, – честно признался Кандид и тоже вздохнул. – Я пока еще не знаю. Не могу понять.

– Я ведь почему спросил, – сказал Криворот, – я потому спросил, Умник, что я твоего отца знал, когда маленьким был… И Кулак много рассказывал про него, а Кулак его хорошо знал, Молчуна-то… Так твой отец вот тоже все чего-то хотел найти, куда-то уйти из леса, все у него мысли такие странные в голове болтались… Так и ушел потом, а куда ушел, никто и не знает. Вот я и гляжу: ты, как Молчун, такой же странный. Коли решил уйти, то – не переубедишь. Тоже возьмешь да уйдешь: может, отца разыскивать, может, еще куда… Жалко, конечно, если ты не вернешься к нам, плохо без тебя станет, кто его знает, что нас ждет на Скалах и за ними? С тобой, Умник, куда легче бы было…

– Еще ничего не решено, Криворот, – проговорил задумчиво Кандид. – До озера доберемся, а там видно будет.

– Ну, ступай, – сказал Криворот. – Послезавтра мы к полю должны выйти. Ежели что – успевай. А там, как получится… Только здесь оставаться нельзя, никак нельзя здесь больше оставаться. Хочется нормальной жизни, устали все. Сколько можно улитками, да вялеными пауками питаться? Еще и запах этот противный надоел. Как дело к ночи, так начинается…

– Прощай, Криворот, – сказал Кандид, хлопая его по здоровой руке. – Кто знает, может еще увидимся.

Он развернулся и пошел разыскивать жену. Не успел он далеко отойти, как его окликнул Рыжий.

– Умник… – Рыжий подбежал к нему и остановился в нерешительности. – Ты это… В общем, ты… Возьми меня с собой, а?

Заметив на лице Кандида некоторое удивление, Рыжий пояснил:

– Я там рядом был… В кустах сидел… Можно, я с тобой пойду, Умник?

Кандид помолчал, потом сказал:

– Не выдумывай. Зачем тебе со мной идти? Я и сам-то не знаю, Рыжий, для чего иду.

– Возьми меня с собой, Умник! – выдохнул Рыжий, и в глазах его блеснул огонек. – Я с тобой хочу, я не хочу с Криворотом! Не хочу я на Чертовы скалы! Там ничего хорошего нет, на этих Скалах, я это чую!..

– А, может, и я потом пойду к Скалам, – сказал Кандид, пристально взглянув на Рыжего. – Вот схожу до озера и – к Скалам.

– Ну и что! – ничуть не смущаясь, выпалил Рыжий. – Если ты пойдешь, то и я пойду! Я хочу с тобой, Умник! Тебе лучше со мной будет, правда… Я тебя через Шипящие болота проведу, ты не пройдешь там один, Умник, а я чувствую, где опасно, и дорогу чувствую…

Кандид молчал в нерешительности.

– Я ведь все равно за тобой увяжусь, – упрямо продолжил парень. – Сзади пойду и все!.. Возьми меня с собой, Умник.

Кандид думал еще с минуту, и когда Рыжий в очередной раз открыл было рот, произнес:

– Тогда быстро собирайся. Выходим прямо сейчас. Хорошо было б до темноты успеть к озеру.

Рыжему не надо было повторять дважды – он тут же вприпрыжку умчался.

Жену Кандид нашел на месте бывшей хижины Кулака. Вместе с другими женщинами она возилась с упаковкой запасов еды и обширного хозяйства Кулака. От самой хижины остались только связка шестов и тюки шкур, плотно перетянутые веревками. Содержимое хижины занимало немало места, и все это необходимо было рассортировать, рассовать, растолкать, увязать, распределить между людьми. Распоряжался всеми действиями, разумеется, Кулак. Здесь же среди женщин и грузов сновали дети.

Жена увидела его, медленно поднялась, потом подбежала и обняла. Он погладил ее по голове.

– Живой, – произнесла она, уткнувшись ему в грудь. – Хорошо, что ты живой, Умник… А то Сухой говорил, будто бы…

– Да это ж Умник! – воскликнул Кулак, вскакивая с тюка. Я еще думаю, шерсть на носу, Умник это идет или не Умник? И чего это Косой болтает, чего не знает, а?! Ох, я этого Косого за его болтовню головой в землю когда-нибудь воткну! Один вот тоже болтал, болтал чего не попадя, так его головой в землю-то воткнули, и не болтает он после того, ни в земле не болтает, шерсть на носу, ни на воздухе… Здорово, Умник! Я ж говорил, что Умник не пропадет, на то он и Умник, шерсть на носу!

– Повезло мне, Кулак, – сказал Кандид. – Просто-напросто повезло.

– А Криворот сказал к Чертовым скалам уходить, – сказала жена. – Рябой погиб, теперь у нас Криворота вожаком выбрали. А он сразу сказал: за Скалы, мол, пойдем, как беэлицые советуют…