Текст книги "Время учеников. Выпуск 3"

Автор книги: Андрей Лазарчук

Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Александр Щеголев,Николай Романецкий,Елена Первушина,Александр Етоев,Никита Филатов,Андрей Чертков,Александр Хакимов,Владимир Васильев,Станислав Гимадеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

– Гуталин?

Реакции не последовало, но капитан уже переворачивал негра на спину.

– Точно – Гуталин… Давай-ка, берись! – скомандовал он толстяку. – Положим пока на койку…

Пульс прощупывался, но плохо.

– Подай воды… Быстро!

Посуды, как и постельного белья, заключенным не полагалось. А посему Эрни со страху просто вывернул кран умывальника и подставил под струю дрожащие ладони. Затем, расплескав по пути все, что можно, подбежал обратно:

– Вот, пожалуйста!

– Идиот… – выдохнул капитан. – Намочи что-нибудь! Тряпку, или, ну я не знаю…

Толстяк почти сразу понял, что от него требуется – вскоре он уже опять стоял рядом, протягивая тяжелый и темный от воды комок свитера.

– Молодец. – Квотерблад успел уже наспех ощупать тело. Переломов-то, вроде, особых нет…

Эрни еще дважды пришлось сбегать к умывальнику, но, в конце концов, огромное черное тело на койке стало выглядеть более или менее пристойно. Холодная вода вообще подействовала благотворно – Гуталин даже стал подавать первые признаки жизни, и теперь можно было почти без усилия услышать его хриплое, прерывистое дыхание.

Впрочем, глаза пока оставались закрытыми.

– Значит, все-таки попался.

– За что его так?

Капитан Квотерблад обернулся к замершему в двух шагах толстяку, но вместо ответа лишь покачал головой:

– Ты ведь Гуталина хорошо знаешь?

– Да, конечно. Сколько лет уже! Они ведь у меня в «Боржче»… Как сядут, бывало, да как начнут – стакан за стаканом! И он, и Креон, еще Мальтиец, и даже сам господин Рэдрик Шухарт…

– Помню. Помню, читал твои доносы.

– Господин капитан!

Квотерблад поморщился:

– Ладно. Успокойся. Сейчас это все уже не имеет значения.

– Но, господин капитан…

– Иди на место! Не мельтеши.

Дождавшись, когда сосед по камере отойдет в свой угол, капитан Квотерблад перевел взгляд на лежащего рядом человека.

От прежнего Гуталина, здоровяка и красавца, сейчас уже почти ничего не осталось – разве что, иссиня-черная кожа, благодаря которой он и получил в незапамятные времена свое прозвище. А ведь когда-то…

Вот уж точно: чудны дела твои. Господи!

Впервые капитан Квотерблад повстречал Гуталина лет десять тому назад, вскоре после того, как Совет Безопасности ООН запретил самовольное проникновение в Зону. И началась охота на сталкеров. Тогда еще, кажется, даже комендатуры не было…

Хотя нет, комендатура в городе уже действовала! Помнится, тогда почти одновременно построили – и первое здание Института, и тюрьму, и казармы для батальона «голубых касок». Но поначалу задержанных все равно таскали в полицейский участок – чуть ли не прямо из Зоны, безо всякой там санобработки и карантина…

Впрочем, в кабинет к капитану попадали очень немногие – большинство сталкеров погибало еще на выходе из Зоны. Военные патрули никогда с ними не церемонились, а в первое время и вообще: увидят кого-нибудь в «запретке» – и сразу огонь на поражение.

Конечно, с точки зрения Квотерблада, это было нерационально и глупо. Ну какой толк от покойника в оперативной работе? Никакого! Ни ответа, ни привета… А живого человека зацепил, потянул как ниточку – глядишь, и весь клубочек уже распутан. Связи, тайники, где «хабар» лежит, каналы сбыта.

Вообще-то, и патрульных тоже можно было понять.

Зона все-таки… Черт знает, что может случиться. А вдруг зараза какая-нибудь? Или вообще… еще похуже. Ребята в частях ООН хоть и по контракту служили, за двойной оклад и всякие надбавки, но собственная жизнь – она ведь всегда дороже денег. Вот и убивали со страху – и кого надо, и кого не надо…

Капитан вспомнил прошитый пулеметной очередью труп Фараона Банкера. И Каллогена, которому снесли башку по ошибке, и еще одного парня, поляка, подстреленного на старом кладбище, у самой границы Зоны… Потом откуда-то из глубин памяти выплыли пустые, безумные глаза Мослатого Ицхака – этот остался жив, отсиделся до темноты, но всего пары часов под огнем хватило, чтоб превратить этого удачливого сталкера в трясущийся мешок дерьма…

Квотерблад тряхнул головой, отгоняя видение. Потом перевел взгляд на черное, заплывшее от побоев, лицо Гуталина:

– Эй… Ты меня слышишь?

Нет, он сейчас ничего не слышал. Впрочем, Гуталин и раньше не очень-то обращал внимание на то, что ему говорили.

– Ладно, лежи. Отдыхай…

Когда они познакомились. Гуталин уже имел в городке репутацию местного сумасшедшего. А как же еще, скажите на милость, его следовало называть?

Ведь если человек правдами и неправдами добывает у сталкеров «хабар» – это, конечно, не совсем законно. Скорее, наоборот… Однако в порядке вещей: купил подешевле, продал подороже. Жить-то надо!

В те времена чуть ли не половина местного населения понемногу спекулировала всякой всячиной, вынесенной нелегально из Зоны. Получалось что-то вроде народного промысла… Впрочем, даже капитан Квотерблад считал это неизбежным злом – ведь испокон веку, задолго до Посещения, во всем мире жители приграничных районов кормились от контрабандистов. Просто когда-то в цене были золото и шелка, потом – беспошлинный табак с водкой, и, наконец, на смену им пришли всяческие «черные брызги» и «вечные батарейки».

Словом, если бы негр перепродавал добычу заезжим оптовикам, им интересовались бы только местные рэкетиры, да господа полицейские. Но что тут скажешь, если Гуталин, заполучив очередной «хабар», с риском для жизни лезет в Зону и возвращает все на место? То есть, натурально: дождется темноты, мешок за спину, и – вперед, в «запретку».

Зона его, конечно, не трогала – жалела, видать. Но потом ведь еще обратно вернуться надо, через патрули и прочую гадость. А пуля, она Не разбирает, сталкер ты, вроде Пита Болячки, или просто псих ненормальный.

И ведь – не попался ни разу! Все в полиции, от начальника до последнего сопляка-сержанта знали, чем Гуталин занимается, но вот чтобы на месте преступления поймать, с поличным… Ладно бы он раз-другой по пьяной лавочке в Зону слазал. Так ведь нет, почти как на работу ходил! Философию даже какую-то под это дело придумал, идеологию целую.

Но вот это как раз капитана Квотерблада интересовало меньше всего. К моменту Посещения он по праву считался одним из лучших офицеров криминальной полиции, и давно уже приучил себя смотреть на мир только сквозь тяжелые строчки статей Уголовного кодекса.

Справедливости ради следует заметить, что здоровенный негр оказывался в полицейском участке чуть ли не чаще всех в городке. Но в основном – за пьяные дебоши в кабаках и нарушение общественного порядка. Это даже дало капитану формальный повод писать докладную с ходатайством об административной высылке Гуталина куда-нибудь подальше от Зоны, однако вскоре местным жителям запретили эмиграцию, и вопрос отпал сам собой.

Так и вышло, что Гуталин продолжал целыми днями пить, проповедовать, ругаться и затевать потасовки – а по ночам, как и прежде, уходил в «запретку» с мешком за плечами.

Впрочем, все то, что ему время от времени удавалось вернуть в Зону, нельзя было сравнить даже с каплей воды в океане – ну, много ли «хабара» закупишь на государственное пособие, да на доходы от случайных заработков? Поговаривали, правда, как всегда в подобных случаях, о неких политических и финансовых группировках, стоящих за спиной полоумного «проповедника». Или, например, ходил одно время слушок про то, что Гуталин поигрывает со сталкерами в карты на деньги и даже ворует по мелочам, неофициальных заявлений в полицию не поступало.

– Господин капитан… Господин капитан!

– Чего тебе? – Квотерблад с трудом оторвался от воспоминаний.

– Может, позвать кого-нибудь? Чтобы доктора пригласили, или там…

Наверное, толстяк Эрни был прав – время шло, а огромное черное тело по-прежнему почти не подавало признаков жизни.

– Не знаю. – Капитан прислушался, вытянул руку и пощупал у Гуталина пульс.

Сердце билось, но очень неровно и слабо.

– Подождем! А то еще неизвестно, как лучше…

Толстяк не понял, что имеет в виду Квотерблад, но спорить с соседом по камере не решился. Расправив пошире свой свитер, сохнущий прямо в изголовье, он лег на койку и закрыл глаза:

– Вы только скажите, господин капитан, если что надо будет. Хорошо?

– Ладно. Позову.

А ведь, помнится, Гуталин когда-то любил бывать у толстяка Эрни. Частенько в «Боржче» вечерами сиживал, да и днем заходил – пропустить стаканчик-другой. То с Ричардом Нунаном, а то и с господином Шухартом…

Хотя в те времена Рэдрика Шухарта никто еще «господином» не называл – просто Рыжий, Сталкер, или, в крайнем случае, старина Рэд. Это ведь теперь он национальный герой и посмертная знаменитость, а раньше… Раньше ведь, трудно поверить, и про Дика Нунана мало кто слышал.

Между прочим, и Президента республики, самого Креона Мальтийца, судьба свела с Гуталином именно в «Боржче»! Конечно, в нынешних официальных биографиях этот случай описан совсем по-другому, но капитан хорошо помнил, как все было на самом деле.

Тогда Шухарта только-только освободили из заключения. Отсидел он год всего по первому сроку, устроился в Институт, семью завел, ребенка… Словом, вроде как встал на путь исправления, даже в Зону ходил только официально, по пропуску, а «хабар» весь сдавал куда следует.

Единственное, что себе позволял – заглянуть с получки или с премии в любимый кабачок, выпить с приятелями.

Ну так вот… По словам толстяка Эрни, в тот исторический день Гуталин с Шухартом нарезались капитально – не то с радости, не то с горя. Сейчас уже и не вспомнить, по какому поводу: то ли кто-то у них там погиб в Институте, то ли, наоборот, невредимым из Зоны вернулся… Чуть не передрались по пьяни, как водится между старыми приятелями, а тут еще какой-то сопляк подваливает: дескать, возьмите меня в дело, хочу быть настоящим сталкером. Вроде вас.

И был это собственной персоной – будущий господин Пожизненный Президент и Верховный Главнокомандующий, а тогда еще просто юный Креон, только что прилетевший с родной своей Мальты за славой и быстрыми деньгами.

Но кому какая судьба выпадет – позже выяснилось, а в тот вечер… Представляете реакцию Гуталина? Он его, конечно, за очередного «подсадного» принял. Да как даст прямо в ухо! Без всяких там проповедей и разговоров. Потом еще пару раз добавил, для порядка, и совсем уже было хотел выкинуть из «Боржча», вместе со стулом, но тут Рыжий Шухарт спохватился. Сообразил, видимо, что неприятности с полицией им сейчас ни к чему. Начал деньгами у парня перед носом трясти, сопли распустил, и вообще.

Одним словом, замяли скандал…

Неожиданно для себя и почти неосознанно, капитан Квотерблад наклонился к чернокожему великану. Заставил себя напрячь слух:

– Гуталин?

Ответа, конечно же, не последовало. Но Квотерблад даже не расслышал, а угадал хриплый, раскатистый клекот, прокатившийся где-то глубоко, под ребрами распластанного по койке человека.

В своем углу робко зашевелился Эрнест:

– Что там, господин капитан? Как он?

– Оклемается… Еще нас с тобой переживет.

Толстяк даже не почувствовал двусмысленность прозвучавшей фразы:

– Конечно! Дай ему Бог…

Квотерблад поморщился и опустил края губ:

– Послушай, ты что – еще веришь в Бога?

– А как же иначе, – испугался толстяк. – Разве можно, чтобы…

– Даже после Посещения – веришь?

– Но, господин капитан, вы ведь сами…

– И после всего, что происходит теперь?

– Да, конечно!

Капитан заметил, что собеседник уже не лежит, а сидит, свесив ноги, готовый в любую секунду вскочить и забегать по камере. Прямо, как в первый день после ареста…

– Ладно, все. Успокойся.

Но толстяк будто бы и не слышал:

– Знаете, господин капитан, мы ведь раньше по воскресеньям – обязательно в церковь. Жена, дети… Чтобы все, как положено.

– И бесы веруют.

– Простите, что?

Капитан процитировал:

– Сказано ведь: и бесы веруют – и трепещут.

Бедняга Эрни даже не сразу понял, как следует реагировать на слова соседа по камере. Потом спохватился:

– Да, это вы очень правильно изволили…

– Отстань. Понятно? – Капитан Квотерблад почти не повысил голоса, но собеседник сразу же проглотил готовую сорваться с языка фразу – и снова затих на какое-то время в своем углу.

Смотреть на его жалкую, расплывшуюся фигуру было противно:

– Помолчи, толстяк…

Беда, наверное, в том, что слишком много уже было сказано слов… Люди издавна заполняли мир разговорами о Боге, вере, праведности и грехе, используя все это для достижения собственных целей. Вот и подпольная организация, созданная Гуталином, была им названа не как-нибудь, а – «Воинствующие ангелы».

Помнится, впервые это название прозвучало в оперативных сводках полиции вскоре после катастрофы в Карригановских лабораториях. «Ангелы» тогда совершили вооруженное нападение на склады Института. Сняли охрану, разблокировали сигнализацию – а затем вывезли прямым ходом обратно в Зону восемь контейнеров с образцами, предназначенными для научных экспериментов.

Налет был организован по всем правилам, со стрельбой и взрывами, – а потому только чудом обошелся без человеческих жертв.

Средства массовой информации тут же распространили манифест новоиспеченных террористов. Из него следовало, что эта акция – всего лишь первый, но не последний ответ на неспособность и нежелание официальных властей оградить человечество от нависшей над ним катастрофы. Досталось, разумеется, и жадным до неправедных денег сталкерам, и ученым, «ослепленным светом ложного знания», и продажным чинам полиции…

Внизу, под текстом воззвания, красовалась собственноручная подпись Гуталина.

Когда же это было? Пять лет назад? Шесть?

Капитан Квотерблад усмехнулся: да уж, столько воды утекло!

И чернил. И крови.

Сейчас, пожалуй, об этом никто и не помнит. А ведь когда-то, пусть и недолго, боевики Гуталина держали в напряжении половину планеты: устраивали взрывы на заводах «батареек», грабили ювелирные магазины, торгующие украшениями из «черных брызг», охотились на сталкеров-одиночек…

Интерпол, конечно же, стоял на ушах – все дружно ловили экстремистов. И даже покойный Ричард Нунан, помнится, вынужден был забросить оперативную разработку «воскресной школы» Стервятника Барбиджа.

А жаль! При самой что ни на есть безобидной внешности хватка у старины Дика была – как у бультерьера. Еще немного, и пришлось бы Стервятнику, Носатому Бен-Галеви, Крошке Цмыгу, да и самому Мальтийцу отведать тюремной баланды.

Может, тогда бы все по-другому повернулось. Точнее – не повернулось…

Но, все-таки, интересно – что там на самом-то деле произошло с Диком Нунаном, специальным агентом Интерпола? С лучшим из лучших, столько лет отработавшим под оперативным прикрытием возле одной из самых «горячих» Зон?

По нынешней официальной версии, его разоблачил лично Рэдрик Шухарт. Дескать, освободился легендарный сталкер второй раз из тюрьмы – и чуть ли не сразу вывел полицейского шпиона-провокатора на чистую воду! А тот, якобы, не выдержал груза улик, отчего и покончил жизнь самоубийством, трусливо выбросившись из окна.

Ерунда. Бред. Даже не обсуждается…

В общем-то, у капитана и раньше, и теперь имелись кое-какие догадки по поводу гибели Ричарда Нунана. Но он всегда держал их при себе. Почему? Да потому, что как раз профессиональная деятельность погибшего коллеги к его смерти ни малейшего отношения не имела.

Капитан Квотерблад ни секунды не сомневался, что умница и жизнелюб Нунан не по своей воле шагнул вниз с девятого этажа. Он был убит. Убит по причине глупой, банальной – и самой что ни на есть бытовой.

Все ведь знали, что Рыжий – псих. И что жену свою, красавицу Гуту, он не ревнует разве что к отцу-мертвяку. А Ричард Нунан… Городок маленький, люди вокруг и раньше шептались, что старина Дик зачастил к ним в дом – пользовался, дескать, что хозяин за решеткой, а постель погреть некому.

Конечно, оперативная разработка и все такое. Но соседям-то этого не объяснишь, они видят только то, что видят. И делают выводы – в меру своей испорченности. А потом, при случае, могут и нашептать кое-что обманутому муженьку прямо в уши.

Из лучших, разумеется, побуждений.

Ну, тут уж реакцию Шухарта предугадать было несложно. В подобных случаях и самые добропорядочные мужья сначала натворят глупостей, а уж потом разбираются, что к чему. А Рыжий, с его буйным норовом и тюремными повадками…

Капитан Квотреблад выдохнул, медленно и тяжело. Потом перевел невидящий взгляд куда-то на противоположную стену камеры, чуть пониже пыльной крохотной лампочки под потолком:

– Покорители Зоны, мать их! Прогрессоры…

Это ведь теперь портретами славных героев-сталкеров увешаны стены музеев Посещения, школьные коридоры и всяческие присутственные места. А в недавнем прошлом их рожи украшали только полицейские досье да плакаты о розыске за вознаграждение.

Кстати, сразу после того, как обнаружили труп Дика Нунана, капитан доложил начальству свое мнение о том, чьих это рук дело. Но пока городская полиция и местный офис Интерпола решали, кто, в конце концов, будет вести расследование, пока спорили о юрисдикции и о том, как случившееся подать прессе, – время было упущено.

И когда оперативная группа уголовного розыска все-таки прибыла на квартиру семейства Шухартов, сам подозреваемый уже вышагивал по Зоне.

Как выяснилось, в последний раз. Наверное, окажись тогда правосудие хоть чуточку расторопнее…

– Господин капитан!

– Чего тебе?

– Нет, я ничего… Простите.

Но Квотреблад уже и сам почувствовал, как в их камере чтото вдруг необратимо изменилось. Он даже не сразу понял, что именно – тусклый свет и тяжелый тюремный воздух остались прежними, но…

– Черт… мать их!

Все вокруг оставалось таким же, как несколько мгновений назад, но в лежащем на нарах черном теле больше не было жизни. За тридцать с лишним лет работы в полиции капитан Квотерблад видел столько убитых и умерших, что ему даже не потребовалось проверять у Гуталина пульс.

Негр был мертв, окончательно и бесповоротно.

Капитан выругался без злобы и зачем-то отер ладонью кровь, выступившую на губах покойника. Потом перевел взгляд на толстяка:

– Молитвы помнишь?

– Ну, я, вообще-то…

– Вспоминай. Как умеешь. Только тихо.

Квотерблад подождал, пока сосед выберется из своего угла камеры. Потом уступил ему место на койке, рядом с телом:

– Садись.

Толстяк Эрни покосился на покойника и боязливо опустил свой зад на Вытертые временем и людьми доски. Потом сложил ладони, прикрыл глаза, опустил голову, – но неожиданно спохватился:

– А как его настоящее имя, господин капитан?

Квотерблад на секунду задумался, потом помотал головой:

– Не помню. Надо же! Забыл…

– И я не знаю.

– Гуталин. Его так все называли. Всегда.

– Что же делать?

Капитан поморщился, как от боли:

– Ты давай, толстяк, молись! Там, наверху, разберутся.

Некоторое время тишину нарушал только сбивчивый и торопливый шепот Эрни. Затем снаружи в камеру начали проникать и посторонние звуки – это по длинному, почти бесконечному коридору, медленно передвигаясь от одной двери к другой, приближались раздатчики пищи. Тюрьма привычно наполнилась скрежетом петель, колесным скрипом, шагами, приглушенным бряканьем мисок и черпаков.

Квотерблад больше не проронил ни слова. Замолчал и его сосед.

Процессия приближалась.

– Надо, наверное, сообщить? – подал голос толстяк Эрни.

– Наверное… Надо. – Капитан считался старшим по камере, а потому обязанность общаться с тюремной администрацией лежала на нем.

Подождали еще немного. Наконец с грохотом откинулось прямоугольное окошко обитой железом двери:

– Квотерблад!

– Я.

– Получай.

Сначала в подставленные руки заключенного упала мятая алюминиевая плошка. Затем что-то пахучее выплеснулось из черпака, и он обеими ладонями ощутил теплую тяжесть обеденной пайки. Привычным движением капитан перехватил еще кусок хлеба и ложку, но вместо того, чтобы уступить свое место соседу по камере, обратился к стоящим по другую сторону двери:

– Докладываю. У нас покойник.

– Чего? Чего там у вас?

Стало слышно, как из черпака обратно в котел выливается пища, уже приготовленная для следующего заключенного.

– Покойник. Мертвец у нас тут, не понятно?

Невидимый собеседник замешкался:

– А что случилось-то?

Скорее всего, этот надзиратель с утра дежурил по пищеблоку и действительно был не в курсе произошедшего. Поэтому Квотерблад только пожал плечами:

– Разбирайтесь.

– Разберемся! – заверили его. После чего обитая листовым железом «кормушка» с жутким скрежетом опустилась на место.

Обитатели камеры вновь оказались отрезаны от внешнего мира.

– Сейчас побежит к начальству, бедолага, – Квотерблад обернулся и сразу же перехватил негодующий, но в то же время недоуменный взгляд Эрни.

– Что случилось? Что с тобой?

Опустив глаза, капитан понял, что толстяк смотрит на пайку в его руках.

– Во дают! Забыли про тебя, да? Забыли даже покормить?

Бывший хозяин всемирно известного ресторанчика сглотнул слюну – сейчас он как никогда походил на ребенка, обиженного взрослыми хулиганами.

– На, держи. Питайся. – Квотерблад протянул стоящему напротив человеку только что полученный обед. – Это, конечно, не то, что у тебя в «Боржче» было, но…

– Господин капитан, а как же вы? – застеснялся Эрни. – Давайте потребуем, чтобы…

Впрочем, миска с едой уже перекочевала в его подставленные ладони.

– Не хочу я, толстяк. – Квотерблад положил на стол истершуюся по краям ложку, и сел. – Мне пока вон «черняшки» хватит.

– Может быть, если мы пополам…

– Ешь быстрее! – повысил голос Квотерблад. – Смотри, сейчас не до этого будет…

– Спасибо, господин капитан. Спасибо!

Отсутствие аппетита не помешало Квотербладу дожевать черный хлеб еще до того, как сосед расправился со своей частью обеда. Впрочем, долго наслаждаться собственным благородством капитану не пришлось.

Лязгнул засов, отворилась дверь, и под аккомпанемент несмазанных петель на пороге возник старший лейтенант в форме тюремного ведомства – лет сорока, величественный и неумолимый, как статуя Командора. За его спиной, на заднем плане, угадывались резиновые палки спецназа, чей-то белый халат и несколько физиономий в масках и без.

– Я заместитель начальника по режиму. Что вы тут натворили?

– Ничего. Умер заключенный.

Высокий гость сделал два шага по камере – и снова замер.

– Этот? – зачем-то уточнил он, разглядывая труп Гуталина.

– Этот, – кивнул Квотерблад.

– Как отвечаешь, скотина? – прошипел кто-то из толпящихся в проеме. – В карцер захотел? Или по зубам?

– Так точно, господин заместитель начальника по режиму! – сразу же поправил себя бывший полицейский.

Старший лейтенант тюремного ведомства осмотрел Квотерблада с ног до головы, потом перевел взгляд на его соседа и после непродолжительной паузы кивнул:

– Другое дело…

Обитатели камеры стояли, как положено, возле своих коек: руки по швам, лицом к двери, ноги на ширине плеч. Общий вид портил только край рубахи, выбившийся у толстяка Эрни из брюк.

– Что с ним такое?

Квотерблад не был новичком в тюрьме, поэтому ответил громко и не задумываясь:

– Не могу знать, господин заместитель начальника по режиму!

Высокий гость удовлетворенно хмыкнул:

– Доктор! Посмотри-ка…

Вперед выдвинулась фигура в белом халате:

– Ну-с… Я так и знал! – Плохо выбритый мордоворот с медицинской эмблемой на пилотке брезгливо толкнул пару раз неподвижное тело резиновой дубинкой. Потом обернулся:

– Острая сердечная недостаточность? Как обычно?

Начальство подумало, но все же отрицательно помотало головой.

– Тогда, может, язва желудка?

– Нет. Ни в коем случае.

Носитель белого халата наморщил лоб:

– Послушайте, неужели произошло самоубийство?

– Дурак! Не видишь, что его тут просто забили до смерти?

– Кто? – искренне изумился представитель тюремной медицины.

– А вот сейчас и узнаем… – Высокий гость неторопливо перевел взгляд на старшего по камере и почесал волосатый кулак: – Это ты его избил?

– Нет, господин заместитель начальника по режиму!

В ожидании сокрушительного удара Квотерблад подобрался, прищурил глаза и против воли чуть вжал голову в плечи. Но, как оказалось, напрасно:

– Верю… Значит – ты!

Квотерблад увидел, как длинная черная палка со свистом прочертила дугу – и с размаху влепилась в живот соседа. Толстяк сложился почти пополам, несколько раз судорожно ухватил ртом воздух, подогнул колени и медленно осел вниз.

– Отвечай! Это ты его так отделал?

– Молчит, скотина… – констатировал кто-то из-за спины господина заместителя начальника по режиму.

– Молчание – знак согласия, – напомнил тюремный доктор.

– Так, значит, и запишем, – подвел итог расследованию старший лейтенант и распорядился: – Увести. В карцер. – Он чуть-чуть повернул голову и через плечо пояснил кому-то из толпящихся сзади: – Получить признание. Протокол! Трибунал – и расстрелять. Сразу же, без волокиты.

– Будет исполнено!

Подоспевшая по команде парочка охранников сразу же подхватила под руки корчащегося на полу заключенного и выволокла его из камеры. Это произошло так быстро, что капитан успел разглядеть только выпученные, полные слез и боли глаза бедолаги Эрни.

– Это все тоже, наверное, уберите… – господин заместитель начальника по режиму поморщился в сторону мертвого тела. Пока двое других надзирателей, пыхтя и мешая друг другу, стаскивали труп Гуталина с койки, он вновь перевел взгляд на Квотерблада: – Ну? Чего вылупился?

Прямо перед глазами заключенного несколько раз качнулась резиновая дубинка. Снова стало страшно до тошноты и дрожи в коленях от предчувствия близкой боли, но Квотерблад все-таки нашел в себе силы ответить:

– Я не дам никаких показаний против него.

Высокий гость пожал плечами:

– И не надо…

Короткий тычок наконечником палки на несколько мгновений лишил Квотерблада способности ориентироваться в происходящем – да уж, что-что, а бить в этой тюрьме умели.

Когда сознание вернулось, в камере уже никого не было. И только в исчезающем проеме двери угадывался чей-то силуэт:

– Приятного аппетита! Посуду помой.

Опираясь о край стола, капитан поднялся на ноги:

– Сволочи… Сволочи! Гады.

Кроме недоеденного толстяком Эрни обеда, на койке в углу оставалась сумка с его вещами и свитер – все еще влажный.

– Гады… – Квотерблад дотронулся до живота, в котором все еще извивалась холодным змеиным клубком боль от удара. Потом сделал шаг, другой – и опустился на свое место.

Чтобы не заплакать от унижения, капитан грязно выругался в сторону двери и добавил сквозь зубы:

– Попались бы вы мне раньше. Годика два назад! Или даже… – Он вдруг поймал себя на мысли, что как-то незаметно растратил чувство и понимание времени.

Нет, память по-прежнему не подводила старого полицейского сыщика. Она бережно сохраняла саму по себе календарную последовательность прожитых и отработанных лет, месяцев, дат и часов, но…

Но с какого-то момента калейдоскоп событий вдруг закрутился так бешено и стремительно, что участники перестали даже делать вид, будто разбираются в нечеловеческой логике происходящего. Одного за другим, семьями, городами и даже целыми народами, их навечно затягивало в воронку загадочных и неумолимых причинно-следственных связей – лишая знания, мужества и надежды.

– Посещение…

Капитан Квотерблад поправил куртку и сел, прислонившись спиной к холодной стене камеры. Закрыл глаза – и, наверное, впервые в жизни пожалел, что не курит.

Когда-то врачи посадили его на диету: таблетки три раза в день, ничего жирного, ничего острого, пиво – только по праздникам, и вообще… Язва желудка, понимаете ли. Профессиональное заболевание честных сыщиков, вроде медали за выслугу лет.

И где теперь эта язва? Нету. Желудок пока еще есть – а она не выдержала побоев, тюремных харчей и пренебрежительного к себе отношения. Рассосалась…

– Смешно! – пожал плечами Квотерблад.

Думать о том, что он и сам вскоре вслед за собственными болячками исчезнет в небытии, было даже не страшно, а просто скучно и противно. Поэтому, капитан заставил мысли вернуться в прежнее русло.

Так… Значит, все-таки Посещение? Да, конечно, только его и можно было принять за точку отсчета.

Появление этих чертовых Зон на планете, теория доктора Пильмана, сталкеры-одиночки, Международный институт внеземных культур…

Разумеется, поначалу все, связанное с Посещением, было загадочно, интересно и модно. Однако довольно скоро народ привык и к этому – как предыдущие поколения в свое время приспособились к паровозам, открытию электричества, СПИДу, атомной бомбе или глобальной сети Интернет.

В сущности, ничего не произошло.

Мир не изменился. Люди остались прежними.

От мысли о том, что человечество не одиноко во Вселенной, аппетит пропал разве что у десятка восторженных юношей и полудюжины вечных, неисправимых романтиков пенсионного возраста. Большинство же просто приняло Посещение к сведению – и вскоре опять погрузилось в пучину повседневных забот и бытовых неурядиц.

Финансисты, как и прежде, играли на бирже, богатея или разоряясь. Граждане попроще воспитывали детей, ходили на службу и по мере сил тянули от зарплаты до зарплаты. Студентки писали конспекты, а в свободное от лекций время мучались от неразделенной любви. Солдаты разных стран несли караульную службу, воры шарили по карманам и сумочкам, политики врали народам про светлое будущее… Даже писатели-фантасты один за другим принялись отражать в своем творчестве более пикантные и свежие темы.

Время шло. Материальные следы Посещения, так называемые Зоны, никуда не исчезли – но они постепенно превратились в такую же привычную достопримечательность планеты, как огромный кратер от астероида в Мексике или бетонный «саркофаг» над энергоблоком Чернобыльской АЭС.

Нет, конечно же, были и те, кого появление Зон затрагивало непосредственно: жители окрестных городов, научные сотрудники и персонал Международного института внеземных культур, офицеры местной полиции, представители спецслужб со всего света, личный состав «ограниченного контингента» ООН, сталкеры – и, конечно же, типы из различных преступных группировок, готовые делать деньги на всем, включая незаконный экспорт «хабара»…

Какой-то посторонний звук заставил Квотерблада оторваться от воспоминаний. Несколько секунд капитан напряженно, затаив дыхание, прислушивался к тому, что происходит снаружи, за дверью камеры. Потом покачал головой:

– Нет, показалось…

Между прочим, ожидание быстрого и бесплатного экономического чуда, этакой новой научно-технической революции за счет оставшихся после Посещения «подарков» так и не оправдалось – наверное, человечество либо еще не доросло до этого, либо знания из другого мира в принципе никому не могут пойти впрок.

Конечно, любая новинка, доставленная из Зоны, сразу же становилась научной сенсацией. Вокруг нее кипели страсти, публиковались труды, защищались диссертации, создавались целые академические школы и даже направления фундаментальной науки…

Но все это, в сущности, представляло собой лишь интеллектуальные игры для узкого круга высоколобых очкариков с учеными степенями.