Текст книги "Огню плевать (СИ)"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

praeteritum

Я продолжаю постигать и забывать.

Эта виртуозная рокировка в моем сознании так легка и непринужденна, что часть образов мягко уже подменена новыми, а оставшиеся не у дел выглядят нелепыми нагромождениями искусственных слов. Полностью перестроившись на мышление чу-ха-хойя, я больше не уверен, где настоящее слово, а где выдумка и бессвязное лепетание.

Орбитальный лифт, консульство, генератор, цирк, шпинат, лайнер, акула, реконкиста, видеосигнал, батискаф, волейбол, карбон, микроволны, подсолнух, искусственное оплодотворение и мотороллер неумолимо заносит песком забвения, словно руины огромных бетонных комплексов, которые Стиб-Уиирта обходят в пустыне.

К концу второго месяца похода однообразные пустоши внезапно остаются за спиной вместе с душной жарой. Оставляя восход по левую руку, теперь мы кочуем вдоль берега широченной неторопливой реки. Вдоль ее берега виднеются деревни, и это совсем не жалкие мазанки осевших пустынных стай; я с удивлением замечаю бетонные постройки, рослые ветряки, системы водозабора и линии электропередач.

А впереди на горизонте темнеет огромное пылевое облако, будто застывший клокочущий самум. Местные жители – тоже крысолюди, но чуточку другие, – опасливо косятся на незваных гостей из Стиб-Уиирта, нам тут явно не рады.

На третий день кочевки вдоль большой воды мы выходим к городу, о котором я уже успел немало узнать, но у меня все равно отвисает челюсть. Все спокойное и повседневное сразу кажется тщетным и недостойным, а тяготы перехода мгновенно становятся малозначительными, как и мое незавидное положение пленного прислужника. Раба, если говорить откровенно…

Первым делом я вижу махину башни в сердцевине облака из пыли и промышленных выбросов, которую называют «Слюдяным небесным мостом». Она колоссальна, словно меч великана, вбитый в землю из белоснежных облаков.

Следом я замечаю силуэты прочих высоких зданий, бетонные эстакады, широкополосные магистрали, пеструю мозаику дорожных знаков и указателей, и от увиденного теряю дар речи. Вместе с последними остатками призрачных псевдовоспоминаний…

Терроризм, циклон, монархия, сверхновая, мультиплекс, пчела, контактные линзы, инцест, аспирин, самолет, подкова, эпителий, полиэтилен, блюз, социум, дорожная разметка, фуникулер, распад ядра, паук, лейкоцит и яблочный джем – этих слов никогда не существовало в их первозданном понимании. Их изначальный смысл больше неизвестен мне, они стали миражами и фантомами моего воспаленного рассудка. Они подменились.

С расстояния в несколько километров я смотрю на Юдайна-Сити из хвоста кочевой процессии и понимаю, что отныне в моем сознании нет места ничему главнее, чем этот чудовищно-огромный город.

К вечеру того же дня Стиб-Уиирта размещаются на стоянку.

Место выбрано на холме, вокруг которого приткнулись сразу три поселка. Те, кого здесь именуют без уважительной приставки «хойя», трудолюбиво выращивают в герметичных загонах овощи и скот. Они сразу отправляют к нам вооруженную делегацию, но старейшины привычно договариваются с фермерами и выкупают для племени право провести здесь пару дней.

Самки и подростки снова ставят шатры, я привычно присоединяюсь к ним в этой непростой работе. Но меня зачем-то зовут к старейшинам. В груди поселяется недоброе предчувствие, я неохотно подчиняюсь.

И с недоумением узнаю, что меня включают в состав экспедиции, которая пойдет в Юдайна-Сити. Тогда я еще не понимаю, что это значит, и даже упираюсь решению. Джу-бир-Амрат тоже недоволен приказу старейшин, но не спорит и даже повышает на меня голос. Решение определенно принадлежит не моему господину, но он вынужден смириться. Как и я…

Мы отправляемся в пыльный, шумный город – восемнадцать взрослых самцов и я, закутанный в балахон так, что едва различаю дорогу через щель в глухом капюшоне.

Буар-хитты и боеприпасы оставлены в лагере, отряд вооружен лишь ножами, за спинами качаются увесистые рюкзаки с трофеями из пустыни, один такой выдают и мне. К своему стыду я далеко не сразу соображаю, что делегация идет торговать. И уже отнюдь не по своей вине многим позже узнаю, что район, через который мы входим в Юдайна-Сити, называется Ишель-фав.

Специальное место, куда направляются воины и старейшины Стиб-Уиирта, носит собственное имя – Витрина Милашек. И является, что открывается мне совсем скоро, обыкновенным невольничьим рынком…

Всю дорогу люто хочется скинуть плащ и осмотреться. Творящееся вокруг светошумовое безумие потрясает, пугает, завораживает и дергает в душе невидимые струны, заставляя вибрировать все тело.

Над нами с гулом проносятся летающие телеги, по улицам текут нескончаемые потоки двухколесных самодвижущихся устройств, всюду в небо упираются невероятно огромные дома-скалы, все сверкает, шумит и сигналит.

Тогда же я неожиданно осознаю, что в какой-то момент уже начал ассоциировать себя с сыновьями пустыни; громкие звуки давят, лупят, прижимают, и я осторожно потираю гудящие виски, с которых несколько дней назад окончательно отлетели пружинистые колючие диски. Я ежусь, вздрагиваю и пугливо отшатываюсь от самокатов, стараясь не отставать от не менее взволнованных спутников.

Однако подспудно, и в этом я не признаюсь даже Амрату, я ощущаю невероятный комфорт. Так, должно быть, чувствует себя пойманная ящерица, которую неделями держали в мешке на потеху детишкам, а затем вдруг выпустили на волю. Вот только ящер убегает в родную пустошь, а я сердцем чую, что меня зовет именно многослойное гнездо…

Стараюсь никак не показать этого, но всей душой надеюсь, что мы задержимся тут подольше. Мне простительно так думать и тешить себя наивными надеждами, потому что тогда я не имею ни малейшего понятия о замысле старших Стиб-Уиирта.

Нас окружают городские чу-ха, и они тоже отличаются от кочевников. Во-первых, потому что каждый из них имеет длинный темно-серый, с розовым оттенком хвост; во-вторых, более тяжелыми челюстями, походками и взглядами, в том числе намеренно-презрительными, которыми провожают нашу делегацию; а еще тьмой вспомогательных устройств, имплантатов и вживлений. И говором. И даже скоростью речи.

Витрина Милашек оказывается огромным подземным базаром, все спуски на который охраняют неприятные вооруженные головорезы. В их лапах я вижу отнюдь не самодельные буар-хитты, а любую подозрительную личность бандиты жестко вышвыривают прочь без малейших колебаний. Я понимаю, что если в этом удивительном городе и существуют старейшины и принадлежащие им воины правопорядка, то сюда им вход явно заказан…

Внутри Витрины творится настоящий кошмар.

Полый подземный купол наполнен шумом, беготней, выкриками, диким смехом, плачем и грохотом отвратительной музыки. Кочевники ловким ручейком протекают внутрь, находят укромный уголок у стены, где меня сажают на пол под присмотром Джу-бир-Амрата и еще парочки охотников. Остальные забирают нашу поклажу и уходят сбывать товар.

Возвращаются через час или два, за которые я едва не глохну от рваной какофонии. Возвращаются налегке, но недовольные. Собираются в кучку, принимаются шептаться. Амрат спорит, и я отчего-то вспоминаю жаркий день, когда Стиб-Уиирта нашли меня в пустыне. Мой хозяин мрачен, немногословен и лишь отрывисто кивает.

И тогда меня уводят на рабский торг.

Что бы там, как я узнаю значительно позже, не утверждали смирпы, институт рабства в Юдайна-Сити процветает не первый год и даже не думает вянуть. Несмотря на относительную близость к центру города, в Витрине можно купить невольницу для постельных утех, а можно прислугу, которая никогда в жизни не покинет хозяйского дома; или работников на нелегальные фабрики и комбинаты, где продолжительность жизни горемычных чу-ха будет куда меньше, чем у механизмов, которые им предстоит обслуживать…

Но такого как я? Такого Витрина Милашек через себя еще не пропускала…

Старейшины это осознают, несмотря на все мыслительные различия с городскими. И долго шепчутся с распорядителями торгов, устанавливая достойный ценник и нагоняя интриги на ожидающих покупателей.

А затем шумному подвыпившему народу Витрины показывают меня. Выводят на помост, врубают пару мощных прожекторов и заставляют лысую зверушку до пояса стянуть штопаный балахон.

Витрина Милашек замолкает, и тишина волной катится по огромному залу, словно холодная ночная тьма по пустыне. Они пялятся на меня, сотни чу-ха, они открывают пасти от удивления и недоверчиво трут крохотные глазки. Кто-то брезгливо морщится, кто-то плюет на пол, кто-то чертит охранные знаки.

Но есть и те, кто охвачен настоящим интересом. Эти подбираются поближе, оттирают праздных зевак, разбирают таблички с номерами и начинают суматошный торг.

Я качаюсь от страха, щурюсь от яркого света и невидящим взглядом пытаюсь перехватить взгляд Джу-бир-Амрата. Молча умоляю его не делать этого. Молча умоляю забрать меня в пустыню, где я буду помогать отстирывать накидки раскаленным песком, где ночью воздух прохладен и колюч, где злобные детишки умеют зашептывать сусликов и каменных жаб.

Мой хозяин не выдерживает этого жалкого молящего взора. Накинув капюшон, Амрат уходит с рынка, и больше я его никогда не увижу…

Мне страшно, жарко, нестерпимо хочется в туалет, я унижен и раздавлен.

Передо мной вскидывают одну табличку за другой, рядом беснуется распорядитель. К финалу торгов остаются лишь трое толстосумов, а от озвученных сумм поджидающие концовки кочевники за сценой радостно подвывают. Все трое претендентов явно при деньгах, кажутся важными персонами и держатся так, словно выиграть у соперника – дело чести.

На очередном повышении цены один со злостью отсеивается. Оставшаяся парочка продолжает торг, причем мой будущий хозяин вообще не скрывает восторга. Еще бы! Он никогда в жизни не видел такую причудливую зверушку, вдобавок способную шить, убирать комнату и – о чудо! – даже разговаривать!

Плечистый, ушастый, высокий и мордатый, с густой черной шерстью и множеством шрамов под ней; он носит вещи только из грубой синей ткани, хотя под курткой виднеется черно-желтая безрукавка. То и дело вскидывая табличку, он без устали дымит странным тлеющим свертком в зубах.

Его отговаривают, это заметно даже сквозь ослепительные зарницы прожекторов. Возле черношкурого крепыша отираются еще несколько чу-ха в похожих клетчатых жилетах. Шипят, советуют, осторожно негодуют. Сумма слишком велика. Он сошел с ума. Зачем ему тратить деньги на это убожество?! На игрушку, которая выглядит так, будто издохнет через день?

Но мой будущий покупатель уже вошел в азарт и лишь небрежно отмахивается. А еще я слышу, как он говорит что-то про доброе предчувствие. И что вообще не привык отступать…

В итоге его оппонент сдается. Раздосадовано машет лапой, бормочет проклятья, сетует на жадность и безумие, и уходит. А победитель откровенно ликует, выпускает огромные облака дыма и довольно потирает широкие ладони. Его помощники идут к распорядителю рассчитываться за необычную покупку. Кочевники за помостом громко возносят хвалу своей удачливости и мудрому решению Джу-бир-Амрата.

Имя своего будущего отчима я узнаю только в особняке-крепости «Детей заполночи», доставленный туда, будто вещь, в тесном багажнике фаэтона…

Глава 12. ОГНЮ ПЛЕВАТЬ

Встречаться решили на мосту Тобу, в гнезде более известном, как Доска Прыгунов. Причина повышенного интереса потенциальных самоубийц к высотной конструкции была проста: южным концом нырявший в Бонжур, ажурный мост соединял почти отвесные склоны холмов Карига и Хошш, а под ним бурлили сразу несколько настолько загруженных фаэтонами полетных магистралей, что прыжок через перила гарантировал стопроцентную смерть.

На Юдайна-Сити снова навалился мелкий липкий дождь, только усиливший гадливое впечатление на душе после внезапного визита Магды. Высотки спрятались за мутной пеленой, без устали бомбардируя завесу полотнищами сверкающей рекламы. Затмевая звезды, по темному небу красочными миражами плавали ветростаты.

Облокотившись на перила, я задумчиво разглядывал раскинувшиеся меж холмов районы. Ночной город, как обычно, казался красивым, ярким, празднично-пестрым и неугомонным. Его возбуждающие токи пробивались даже сквозь тягостную непогоду, вынуждая беспрестанно оглядываться и жадно впитывать едкий наэлектризованный ритм.

Несмотря на весь гнет, мимолетную жестокость и коварство, Юдайна-Сити сумел покорить и убедить в том, что стал моим домом. И если Красная Вистар в один прекрасный день решится исполнить традиционную угрозу, я стану жалеть не об утраченной жизни, а о том, что больше никогда не пройдусь по этим узким, шумным и болезненно-ярким улицам гнезда…

Обманчиво-знакомый черный «Крейс» подкатил только через десять минут. Точнее, это чуть позже я заметил, что фаэтон все же принадлежит «Желтым котелкам», а в первую секунду (когда транспорт только вынырнул из влажной пелены, включил аварийные сигналы и снизился к пешеходной дорожке) вдруг решил, что Магда что-то разнюхала и вернулась за мной.

Подавив дрожь, я отлепился от мокрых перил и двинулся к проезжей части, но на этот раз в салон меня не пригласили. Выбравшись из фаэтона и брезгливо перешагивая лужи, через невысокое ограждение ко мне перебрался Перстни.

Как и несколько бесконечных часов назад, он выглядел безупречно-холеным, а серебряные кольца загадочно посверкивали. Яркое пятно лимонной шляпы скакнуло, когда чу-ха ловко перемахнул через ограду.

– Скучаешь? – оправляя кожаные полы, поинтересовался модник.

– По вам-то? – я криво улыбнулся, ощутив укол боли в драной скуле. – Места себе не нахожу.

Перстни остановился напротив и сунул лапы в просторные карманы френча. Изучал меня с лукавым прищуром, будто ожидая, что к делу перейду именно я. Не дождался, вздернул лакированный воротник и с вызовом спросил:

– Ты действительно сделал это, Ланс?

Я удержался от очередной колкости. Отвернув лацкан мокрого пальто, сунул руку за пазуху (Перстни слегка вздрогнул, а в его кармане щелкнул предохранитель башера) и вынул кулон. Поднял в раскрытой ладони, но тут же сжал кулак.

– Слушай, ты – красавчик, – с уважением протянул Перстни, осторожно вернув оружие на предохранитель. И многозначительно дернул исполосованной мордой, указывая на мой шрам: – Тяжко пришлось?

– Бывало хуже.

– Кто-то из ублюдков Псины?

– Да просто об дверь ударился.

Перстни улыбнулся и задумчиво качнулся на пятках.

– Ну, пилюльки оплатить тебе точно хватит, – по-отечески успокоил он, перехватывая хвост на изгиб левого локтя, чтобы не касался луж.

– И бонус за оперативность, – бесцветным голосом напомнил я.

– Несомненно, Ланс. – Чу-ха вынул из кармана правую лапу и протянул мне раскрытую ладонь. Кольца сверкали. – Давай.

Я взвесил кулон на ладони и поморщился так, словно силился вспомнить что-то важное. Затем улыбнулся и мечтательно взглянул за перила Тобу.

– Хорошо, – снова оскалился «Котелок».

Отвернулся к «Крейсу», пригнулся к угольно-черному окну и пощелкал длинными пальцами. Украшения приятно звякнули. Не успел чу-ха снова обернуться ко мне, на гаппи пришел сигнал. Окантовкой кулона оттянув край рукава, я бросил на запястный дисплей короткий взгляд и убедился, что счет пополнен обещанной суммой.

Тогда сделал шаг вперед и вложил кулон в широкую лапу Перстней.

Тот повел носом и поднял украшение на уровень глаз, будто собирался проверить зеленый камень на просвет. Покрутил, поморщился, понюхал и спрятал за пазухой. А я вдруг поймал себя на мысли, что передал опасный подарок Гладкого вовсе не без сожаления о том, что успел так мало о нем узнать…

– Слушай, ты правда молодчина, – вдруг сказал Перстни, хотя я не ожидал от стиляги ничего, кроме прощальной подначки. И вдруг добавил чуть тише: – Уверен, этого не забудут ни наши казоку-хетто, ни господин фер вис Кри.

Меня передернуло, будто в ногу вонзили иглу.

Конечно, я понимал, на кого работают «Котелки». Но одно дело – предполагать. И совсем другое, услышать неумолимое подтверждение.

Про таких, как Хадекин фер вис Кри в Юдайна-Сити знали даже неразумные детишки. Но чем старше эти детишки становились, тем отчетливее понимали, что лучше бы не слышали вовсе. Не говоря уже о недопустимости личного знакомства или оказания «услуг». Впрочем, в моем случае это я оказал главе «Диктата» услугу, а не наоборот…

Про него много говорили, но мало знали наверняка. Шептали, что Хадекин Кри является самым долгоживущим обитателем гнезда, пережил дюжину крупнейших исторических событий и уцелел в сотне покушений. С каждым новым витком пересказа приукрашивали его мощь и дальновидность. Обсуждали специальный самоходный саркофаг, вне которого могущественный старик не протянул бы и четверти часа. И, разумеется, боялись до усрачки…

Я сглотнул невидимый холодный шарик и легко поклонился Перстням. Ответил вкрадчиво, как если бы начинал «низкий писк», но вполне искренне:

– Передавай уважаемым господам мою благодарность за возможность взяться за предложенную ими высокооплачиваемую работу.

Модник самодовольно кивнул, и я небезосновательно допустил, что привлечь к работе Ланса Скичиру своим хозяевам предложил именно Перстни.

– Красавчик, Ланс! – подмигнул тот, с легкостью подростка перемахивая ограждение и возвращаясь к фаэтону. Беззаботно махнул лапой и открыл дверь, напутственно бросив через плечо: – Оставайся живым и целым, пунчи!

Я насупился и шагнул следом.

– Может, подбросите до дома?!

Перстни, уже почти исчезнувший в салоне, замер и в недоумении обернулся.

– Слушай, не наглей, бесхвостый, – хохотнул он, укоризненно склоняя голову, – пройдешься. Ты ж только глянь, какая чудесная погодка!

А затем сел в «Крейс», захлопнул дверь и через пару мгновений укатил прочь.

Да. Пройдусь. Чего бы не пройтись? Погодка действительно в норме.

Я покрутил под перчаткой колечко Аммы и хмыкнул собственным мыслям. А затем оправил капюшон, поглубже вбил руки в карманы и зашагал в сторону холма Хошш к ближайшей станции транзита.

Перстни, как бы его там на самом деле не звали, на деле оказался прав – прогулка дала возможность хорошенько проветрить голову и привести мысли в порядок. Выстроить план дальнейших действий и несколько раз повторить его необходимость. Возможно, чу-ха вроде Нискирича могли бы обвинить меня в излишней сентиментальности, но… я таков, какой есть, не так ли любят хвастать все неудачники Тиама?

На подходе к транзиту я связался с Сапфир. Без слепка, чтобы подруга не расчувствовалась по поводу рассеченного лица. Та, конечно же, переживала. Где был? Все ли в порядке? Почему весь день не давал о себе знать?

Если до родного дома и добрались какие-то слухи о случившемся в городе, умничка никак не дала понять, что находится в курсе. Когда хозяйка «Гущи» стала интересоваться, когда я в последний раз ел, мне пришлось вежливо прервать поток заботы. И задать прямой вопрос – сможет ли Сапфир раздобыть домашний адрес Подверни Штанину?

– Конечно, милая, спасибо, буду ждать… Конечно, обещаю! – И я закончил сеанс.

Она, разумеется, смогла. Адрес механика ссыпался на мою «болтушку» уже в вагоне транзита, не слишком поздно, но все же заставив вернуться на одну станцию. Сориентировавшись по настенной интерактивной карте, я выбрался на поверхность, с облегчением вдохнув воздух милого Бонжура.

Не снимая капюшона, я зашагал по знакомым улицам, в просветах меж многоэтажками высматривая силуэт «Куска угля», от которого сейчас меня отделяло всего несколько массивных комплеблоковых кварталов.

Ночные улицы галдели и сверкали рекламой, встреченные «Дети» махали и приветливо скрещивали пальцы. Готов биться об заклад, уже через минуту первый из них донес фер Скичире-старшему о ране на моем лице, но об этом мне предстояло подумать лишь завтра.

Кивая знакомым в ответ, я натянуто улыбался незнакомым и неспешно брел в сторону громадины «Комплеблока-11/71».

Я был обязан сделать задуманное. А затем, без сомнения, в лавку.

Да, в продуктовую лавку неподалеку от «Куска». Купить паймы. И туалетной бумаги. Побольше и того, и другого. Иногда мне казалось, что этот милый дуэт как нельзя лучше символизировал всю мою жизнь – крепкая пайма и мягкая бумага для жоп…

Поднявшись на двадцать третий этаж, я двинулся по размалеванным баллонами коридорам в поисках нужной норы. Двери, пролеты и даже отдельные рисунки напоминали мое собственное жилище, причем подчас в мельчайших деталях. В углах все так же копились компании малолеток, игравших в азартное или втихаря балдевших над кальянами с «карамелью».

Перед нужной дверью я замешкался. Еще раз все взвесил, почти передумал, но заставил себя поднять руку и со злостью ткнуть пальцем в треснувшую панель вызова.

Дверь открыли почти сразу. Тощий босой крысеныш, одетый столь же бесполо, как и выглядел, с игривым интересом уставился на бесхвостого уродца в щель приоткрытой двери и с азартом поковырялся в носу.

– Отец дома? – негромко спросил я, в душе надеясь, что Подверни работает в ночную.

Не срослось.

Пискляво завопив: «Паа-а-а! Тут к тебе-е-е!», мелкий с топотом скрылся в недрах норы, предоставив мне выбор – ждать на пороге или войти. Я вошел.

И сразу понял, что разуваться не стоит – если немалая семья Подверни и жила по заветам кизо-даридрата, то у самой нижней его границы, за которой распахивала свои объятья самая настоящая бедность.

В тесной комнате, куда открывался прекрасной вид из узкой прихожей, обнаружились сразу шестеро детей самого разного возраста. В «загоне» копошился самый крохотный, еще толком не научившийся ходить. Двое постарше играли с кубиками из прессованного мусора. Самочка-подросток сосредоточенно красила когти на нижних лапах, на меня даже не взглянув. Открывший мне дверь малец тут же присоединился к игре с братьями (или сестрами?), а последний – возрастом чуть моложе Лепестка Кринго, равнодушно вернулся к игре на старенькой консоли, один фрагмент которой крепился на левую лапу, а второй охватывал шею.

Из общежилищной консоли скрежетала пронзительная композиция «ВЧР», пищал мохнатый комок в «загоне», из пищевой зоны тянуло пригорелым. Прикрыв дверь и остановившись на пороге, я прислонился к косяку и приготовился ждать.

Пришлось недолго – дверь в родительскую спальню сдвинулась в сторону, и в гостиную выбрался Подверни, сонно растирающий морду. На нем была простая и весьма застиранная домашняя одежда, отчего механик казался еще более неказистым и старым, чем утром.

Заметив меня, он вздрогнул так, что кончик хвоста стукнул по ножке ближайшего кресла. Сон мигом слетел с его морды, глаза заблестели. Дрожащими пальцами пригладив встопорщившуюся на макушке шерсть, чу-ха медленно оглядел комнату и вдруг громко произнес, причем властно и строго, что не совсем вязалось с довольно жалким видом:

– Дети! – Пятеро отпрысков семейства тут же оставили дела и с тревогой уставились на помрачневшего отца. – В спальню, сейчас же. Шинна, забери малыша.

Малолетки слиняли из гостиной быстро и слажено, будто взвод добротно вымуштрованных кубба из тетронских спецподразделений. Забрав из «вольера» самого маленького, не докрасившая когти Шинна на прощание смерила меня уничижительным взглядом.

Услышав окрик, на пороге пищевой каморки появилась немолодая чу-ха в простом домашнем платье. Уставилась на меня, ойкнула, взглянула на Подверни и вдруг всхлипнула. Прижав перемазанную тестом лапу к губам, она мгновенно исчезла из виду и прикрыла дверь, из-за которой теперь неслись сдавленные подвывания.

Механик мялся и откровенно потел.

– Тяжелый день? – сипло спросил он, осматривая рану на скуле. – Господин Ланс, мне очень жаль, если моя утренняя просьба привела к таким…

– Оставь, пунчи, – мягко, но решительно оборвал его я. И зачем-то добавил: – Это другое. Ну, то есть, и твоя просьба тоже… но другое… Сисадда? В общем, забудь.

Под аккомпанемент модной визгливой музыки, которую я так и не понимал, мы изрядно помолчали. Затем Подверни Штанину сделал ко мне пару шагов, судорожно вздохнул и наконец осмелился спросить:

– Почему вы здесь, господин Ланс?

Я скинул капюшон и задумчиво потер щетину. Идея заявиться к заказчику уже не казалась мне единственно верной, но отступать было поздно.

– Присядь-ка, пунчи, – попросил я, косясь в сторону пищевой комнаты.

– Постою, – почти спокойно ответил механик, но голос его дрогнул.

– Я выполнил работу, – тогда сказал я, стараясь не смотреть Подверни в глаза. – И нашел твоего сына.

– Живым? – сдавленно уточнил тот.

Мне все же пришлось отдать ему свой взгляд. И медленно покачать головой.

– Нет. Прости…

Он все-таки присел. В то самое кресло, по которому шлепнул хвостом. Точнее – упал на его драную продавленную обшивку, растирая уши верхними лапами.

Тишина длилась довольно долго, нарушаемая лишь музыкой, новостными обзорами прокламаторов из консоли, да тонкими всхлипами из постряпочной. Дети в своей комнате в дальнем конце коридора тоже были удивительно тихими, наверняка подслушивая разговор.

– Как это случилось? – наконец спросил Подверни Штанину, глядя в грязный пол.

– Несчастный случай, если так можно сказать, – ответил я, в сотый раз пожалев, что перед визитом к клиенту не завернул в закусочную опрокинуть пиалку. – Возможно, совсем скоро на улицах ты услышишь, что это было работой Лепестка Кринго. Не стоит этому верить.

Механик поднял голову и внимательно уставился мне в глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Он все еще не осознал, и я не мог винить его за это.

Тогда я начал рассказывать. Осторожно, тщательно дозируя информацию и опуская излишние подробности. Про сомнительные знакомства без имен и кличек, про темные делишки его мертвого сына без подробностей, про ночной поход в уютный дом Заботливой Лоло, про синтета и немыслимый сбой.

С легким нажимом намекнул, что тела Гладкого Мисмис родные не найдут, и похороны придется устроить символические. Как и пообещал кукуга, Симайну я сдал по полной программе, напоследок перебросив краткое отредактированное досье на гаппи механика.

Без оценок и выводов объяснил тому, что работница Лоло всецело признает свою вину, но до одури – как настоящая живая чу-ха, – боится последствий. В детали нашего с ней разговора я не вдавался, но упомянул, что теперь онсэн в бегах, и у Подверни Штанину остается всего несколько вариантов: попробовать самостоятельно найти кукуга-девианта или передать информацию «полосатым рубашкам». Следов убийства в уютном доме тетроны, готов ручаться, не найдут, но за что-то да зацепятся…

Подверни молчал несколько минут.

Я, все еще подпиравший плечом дверной косяк, не торопил. Ждал вопросов, уточнений, доказательств или опровержений. Но вместо этого механик вдруг вскинул голову и глаза его распахнулись. Без лишних слов, будто прочитав его мысли, я вдруг осознал, что последует дальше.

– Нет! – отрезал я твердо и чуть громче нужного, добавив уже мягче и тише: – Пойми, пунчи, я не наемный убийца, чтобы там про меня не сочиняла улица… И именем своим дорожу, так что если ты что-то задумал… а я вижу, что задумал… это точно не ко мне.

Губа Подверни Штанину дрогнула.

– Господин Ланс, – прошептал он, – но вы же состоите… то есть имеете друзей… и даже родственников в братстве господина Скичиры!

Я медленно покачал головой.

– Нет, Подверни. Я не стану твоим посредником. Если задумаешь взять вожжи правосудия в свои лапы, тебе придется прийти к Нискиричу лично.

Он понял. Поник. Опустил голову, спрятав морду в широких мозолистых лапах. А затем, наконец, заплакал, горько и порывисто.