Текст книги "Хроники Смутных Времён"

Автор книги: Андрей Бондаренко

   Байка пятая.
   Нас – "эллевен"!

   Когда первые мысли об иммиграции появились? Самые первые, наверное, – после поездки в Таиланд.

   Решили Новый 1995 год встретить – с ноткой оригинальности, какой-никакой – в местах экзотических, у моря тёплого.

   В экспедиционный корпус одиннадцать бойцов вошло: я, Димон Покрышкин, Абрам Моисеевич, плюсом – жёны и дети. Из детей – четверо – совсем малыши ещё, от четырёх до шести лет, и старшая над ними – Юлька, дочь Моисеевича от первого брака, ей тринадцать уже исполнилось.

   Улетали из Питера – минус двадцать на градуснике было, прилетаем в Патайю – плюс тридцать за бортом – красота!

   Рассаживаемся в огромном комфортабельном автобусе, который должен нас до гостинице доставить, но не едем пока – ждём чего-то, или – кого-то.

   Вдруг, наши жёны начинают активно носами вертеть – явно табачным дымком попахивает. А вот и виновники обнаруживаются: сидят себе два бритых субъекта южной внешности, в компании с двумя моделями – явно, не тяжёлого поведения, и дымят себе – что два паровоза.

   Жёны наши тут же смуту затеяли, стыдить хулиганов начали, мол, в автобусе – дети маленькие, нельзя здесь курить!

   А братки бритые – только смеются в ответ, шуточками отделываются.

   Приходится вмешиваться в ситуацию. Димон встаёт, и веско так, говорит:

   – На выход прошу, уважаемые, – "предъява" к вам нешуточная будет, серьёзная – нешутейная.

   И сам из автобуса выходит, и мы с Моисеечем – за ним следом. Через минуту и бритоголовые к нам присоединились, в чём, мол, дело – вопрошают.

   – Девчонок наших вы обидели, – Покрышкин заявляет, – И не просто так – "девчонок", а жён полноценных! Поэтому, по прибытию назад в Питер, на следующий же день – стрелку мы вам назначаем, в десять утра, как полагается – на Дворцовой площади, чтобы вы в городе нашем случайно не заблудились бы.

   А Абрам Моисеевич метра на три в сторону отошёл и с кем-то по мобиле громко треплется. Что характерно – на каком-то иностранном языке, ругается – судя по всему, недовольство изображает, руками размахивает.

   А Димка продолжает тем временем:

   – А может и прямо здесь – вопрос этот решим. Сейчас наш кореш с местным Смотрящим вопрос перетрёт – решение то и примем, бесповоротное.

   Стоят братки, ушами хлопают, взляд с Покрышкина на Моисеевича переводят – ничего понять не могут. Наконец, тот, что повыше, слово берёт:

   – Извиняйте, пацаны, действительно – косяк вышел. Случайно это, не со зла – обрадовались просто, что по левым паспортам за границу вырваться удалось. И перед жёнами вашими извинимся, и материально, если что, ответим. Не беспокойте только Смотрящего – по пустякам таким.

   Моисеич тут же телефон отключил, Димон – "предъяву" снял, о компенсации договорились – за счёт обидчиков сползать, "взрослым составом", в самый шикарный местный ресторан, а детям – игрушки всякие, в достойных количествах.

   Едем в автобусе, я тихонько так у Абрама Моисеевича интересуюсь:

   – А куда это ты, друг, звонил? И на каком языке – трепался?

   – В Израиль звонил, – Моисеич отвечает, – Тётке двоюродной, с Новым Годом поздравлял – на иврите, конечно. А что?

   Я только головой восхищённо покачал.

   Размещаемся в гостинице шикарной, пятизвёздочной, через десять минут всей дружной бандой, с воплями и визгом – лезем в бассейн. Плескаемся часа два, удовольствие – да и только.

   Утром выясняется, что до моря чистого, где купаться можно – километров пять, и добираться туда надо на специальных открытых мини-автобусах, водители на них – местные, но английский язык – понимают немного.

   Как назло – мы все, включая старшую дочку Моисеевича, немецкий в школе учили.

   Правда, сам Мосеевич несколько лет назад целый месяц на курсы английского проходил – да и бросил, по лени своей. Но, всё же – хоть так. Назначаем его – главным толмачом, тем более – иврит знает, полиглот – одним словом.

   Не подвёл Моисеич, смело к шофёру, около мустанга своего загорающему, подходит, и, доходчиво так – объясняет, сопровождая свою речь нехилой жестикуляцией:

   – Слышь, как там тебя, Маугли. Нас – эллевен! Отвези нас – нах Меер. Вифель костен дизе?

   Бедный таец улыбается, что-то лопочет, на пальцах пытается объясняться.

   Минут через пять становится ясно – тридцать батов (местные деньги) хочет.

   – Ноу проблем! Вери, вери – гуд! – Радостно соглашается Моисеич.

   Рассаживаемся в автомобиль, едем к морю.

   Вокруг – лепота несказанная. Белые домишки, сады цветущие, воздух – нектар божественный. Едем медленно – люди приветливые на встречу идут, улыбаются нам, руками радостно машут. И лица у всех – добрые какие-то, улыбки широкие – в России лиц таких и вовсе не увидишь, разве что, у депутатов – перед камерами телевизионными.

   А Моисеич, он же коммерсант – до мозга костей, решил водилу всё же "развести" немного.

   – Слышь, Маугли, – говорит, – У меня с умножением – всё в порядке: тридцать на эллевен умножить – триста тридцать батов ваших будет. Но, сам посуди – с нами чилдернов, вери вери кляйн, – целых фюнф штюк. Полагается дисконт? Натюрлих! Поэтому, вот, держи – триста бат, и – гоу хоу, ауффидерзен! Ит из рили?

   Шофёр совсем прибалдел, на деньги смотрит удивлённо, бормочет что-то извинительное.

   Потом отошёл немного, вежливо помог женщинам и детям из машины выбраться, в кабину быстро запрыгнул, да и как дал газу – только покрышки, словно поросёнок тот резанный – завизжали.

   – Что-то тут не так, – Димон Покрышкин задумчиво говорит, репу почёсывая.

   И точно – не так. Стоят под ближайшей пальмой, в тенёчке, вчерашние бандюганы, за бока держаться. Тот, что пониже – через смех поясняет:

   – А мы то вчера ещё и засомневались, а вдруг вы – барыги – в натуре? А сейчас то понятно окончательно стало – пацаны честные. Вместо тридцати батов – триста отдать? Это – по приколу, молодцы – знай наших!

   Моисеич, конечно, загрустил – позор, то, какой – для Коммерческого директора, так лохануться. Часа два ни с кем не разговаривал, дулся на весь белый свет.

   Но в море теплейшее окунулся, пузо на солнышке погрел – успокоился, вроде. И, мало того, реабилитироваться решил – в глазах общественности.

   Идёт по пляжу пожилой таец, корзинку с товарами тащит, потом обливаясь. Засёк его Моисеич, к себе подзывает:

   – Ком цу мир, Маугли! Комм!

   Товары предлагаемые рассмотрел внимательно, решил – к кожаному портмоне приценится. Рукой на голове рога изобразил, строго спрашивает:

   – Дас ист – Му-уу? Одер – как?

   Таец в тему сразу въехал.

   – Ноу, мистер, ноу – Му-уу! Ит из – крокодайл!

   Спорили – минут сорок. Таец – сто батов хотел, Моисеич – сорок предлагал, на пятидесяти – сошлись.

   – Вот так с ними надо, – гордо вещал Моисеич, – Русского еврея обманывать вздумали, уроды! У-у, жиды тайские, я вам ещё покажу!

   Только напрасно он радовался.

   Возвращаемся с пляжа, Танька Покрышкина и говорит, в витрину ларьку непрезентабельного пальчиком тыкая:

   – Моисеич! Присмотрись, а не твой ли это бумажничек в витрине лежит?

   Присмотрелись – один-в-один, только стоит – двадцать батов.

   Совсем Моисеич заскучал, двое суток ходил – как в рот воды набравший.

   А потом – всё же отыгрался – по полной.

   По вечерам в Патайе проблема одна серьёзная существует – трудно очень, невозможно просто, с одной стороны центральной улицы на другую перейти: страшный поток транспортный в обе стороны идёт – мотоциклы, мопеды, немногочисленные автомобили, рикши разнообразные – "мото" и просто так. А светофоров то – и нет совсем. Очень редко регулировщик появляется – в белой рубашке и в белых шортах, в белом же опять шлеме – на голове. Вот регулировщика этого – тайцы только и слушаются – беспрекословно.

   На этом Моисеич и решил сыграть – купил в ближайшем магазине весь белый набор целиком, шлем пробковый включая. Шлем, конечно, и не такой совсем, как на регулировщиках, но издали, вечером – сразу и не отличишь.

   После этого у нас проблем с переходом улиц в вечернее время больше и не было. Собираемся на променад, Моисеич свою "форму" напяливает. Нужно улицу перейти – он руку поднимает, величественно на середину дороги выходит – весь транспорт в мёртвую встаёт. Всё же русские люди, пусть – и еврейской национальности, – очень сообразительны и находчивы.

   Тут проблемы другого рода начались, дети то – маленькие совсем, непривычна им гостиничная кормёжка, заныли дружно: " Манной каши хотим, щей – бабушкиных, пельменей...". Что делать?

   Случайно узнаём – есть в Патайе "Русский" ресторан. Нашли – обалдеть просто!

   Действительно, отличная русская кухня, настоящая – и в Питере такую – ещё поискать надо. И кислые щи, и пельмени (в том числе – из мяса крокодила), блинов одних – тридцать видов, каша гречневая томлёная, уха "монастырская" – тройная; ну, и пиво-водка – всё наше, русское, самолётами (контрабандой, конечно) доставленное.

   И взрослым понравилось, а детям – слов нет.

   Наступает тридцать первое декабря, в отеле – вокруг бассейна – накрывают праздничный стол, предпочтения на котором отданы блюдам тайской кухни.

   В десять вечера, по местному времени, садимся на заранее обозначенные места, смотрим тайское шоу, потихоньку выпиваем-закусываем. Русских за столами – процентов двадцать, не больше. Остальные – шведы, финны, немцев – больше всех, американцы и японцы присутствуют.

   Неожиданно наши детки поднимают настоящий бунт, не нравятся им экзотические блюда.

   – Пельменей! Пельменей! Сосисок! Пирожков – с капустой! – Скандируют.

   Делать нечего – в ресторан "Русский" позвонили. Через пол часа всё доставили непременно, дети покушали от пуза – спать запросились. Отвели их жёны наши на боковую, вернулись.

   А через пять минут – Новый Год наступил, фейерверки шикарные в небо взлетели.

   И какой только меня чёрт дернул?

   – Ура!!! – Радостно закричал, да и в бассейн, не раздеваясь, плюхнулся. А за мной и остальные, и мужики и, девчонки – в платьях вечерних, дорогих. Короче – все русские в бассейне том оказались. Плавают, целуются друг с другом, с Новым Годом поздравляют.

   А иностранцы все – вокруг бассейна выстроились, камерами жужжат, цокают языками восхищённо, но ни один из них в бассейн тот не прыгнул, – куда им, слабо.

   Что бы там ни говорили, но, русские – они фору любому дадут. Нам что в бассейн, в одежде дорогущей, прыгать, что на дот какой – в ватнике потрёпанном – разницы никакой, по большому счёту. Завидуйте – недомерки!

   С утра, правда, нестыковка вышла. В холл выходим, на пляж, в очередной раз, поехать собираясь, а там – экран телевизионный, размера устрашающего стоит. И народа вокруг него – не протолкнуться. Нас зрители увидели – расступились, словно по какому-то приказу незримому. Подходим, смотрим – а на том экране Чечню демонстрируют – танки под Грозным факелами горят. А иностранцы пальцами на нас показывают – вот, мол, они – русские, вот – они! Ладно, стерпели, зубами поскрипев, – может быть оно – и по делу.

   Много чего ещё с нами за эти две недели случилось: и в полицию некоторых, по глупости их же, забирали; и вытаскивали их оттуда – скрытые резервы используя, и эстонским неонацистам – морды били нещадно, но – опустим эти истории, ничего там интересного, по сути, не было, так – дурь одна, да стечение обстоятельств.

   А вот один эпизод – всё же расскажу.

   В самом уже конце – лежим себе на пляже, загораем напоследок – уже даже кремом "от загара" и не мажемся совсем – за ненадобностью полной.

   Подгребает таец: в годах уже, солидный до невозможности – в костюме, в галстуке, на голове немытой – котелок чёрный, модный – лет пятьдесят тому назад. Начинает Моисеичу что-то втулять активно, только некоторые слова воспринимаются: " Тота, хайратен, мани, гёрл, рили, айм ниид....".

   Ладно, пошёл я по пляжу, русскую девицу нашёл, которая по-английски понимала, помочь попросил.

   Девица помочь согласилась, подошла к тайцу этому, послушала его лепет, засмущалась, покраснела даже, и, спотыкаясь на каждом слове, переводит:

   – Он – очень богатый таец. У него – два скутера водных – в собственности, и, ещё три – в лизинге. А жена – умерла недавно. Он – страшно одинок. И нуждается – в женском обществе. А дочь Ваша, – девица на Юльку тринадцатилетнюю кивает, – ему очень понравилась. Он женится на ней хочет, по честному. Готов даже половину своего имущества на неё – при бракосочетании – записать. Спрашивает – как Вы к этому предложению относитесь?

   Подумал Абрам Моисеевич – недолго совсем, и говорит:

   – Переводите, пожалуйста, дословно. Лично я – только "за". Иметь в Таиланде богатого родственника – я не против. Но – есть религиозные препоны. Без разрешения раввина – ничего сделать не могу! Пусть мой будущий, глубокоуважаемый мною, зять – по этому адресу, – и визитку свою протягивает, – Подробный запрос отправит – с указанием всех хотелок и нюансов. А дальше – как раввин скажет. Девица всё тщательно перевела, икая от удивления, таец всё выслушал – головой покивал, понимание демонстрируя.

   И что Вы думаете? В Питер возвращаемся, месяц ещё не прошёл – письмо толстенное из Таиланда приходит, от жениха тамошнего: полное жизнеописание – на английском, фотографии его – в детстве, отрочестве, юности, зрелости, и – каждого члена семьи – до пятого колена включительно. Так-то – вот.

   Вот тогда – первые мысли об иммиграции и появились. Живём – как свиньи какие, кругом – на улицах, в парадняках – грязь противная. Климат – не приведи Господь: дожди, снег – опять дожди паскудные. На улицах: либо бомжи – матом ругающиеся, либо – братки кожаные, на том же языке говорящие. Да ещё по телеку НТВ предрекает – не изберут Ельцина на второй срок, снова коммунисты к Власти придут – мыльте мылом зады свои усердно, господа и товарищи!

   А там, откуда только что вернулись, – море тёплое, чистота, люди доброжелательные, улыбчивые – Рай земной – в натуре, образно так – выражаясь.

   Сели мы как-то с Моисеевичем (Покрышкин тогда по делам срочным – в Казахстан отъехал) в ресторане китайском – за неимении тайского, – логическое мышление задействовали. А какого, собственно – хрена: Не пойти ли всем – куда подальше? Решили – к миру этому внимательно присмотреться, а если где понравиться – иммигрировать туда, ностальгией будущей, при этом, – пренебрегая.

   Жена Моисеевича моей звонит:

   – Твой то – как? Живой – футбол по телеку смотрит? Зенит – Спартак? Ну, надо же! А мой – пришёл, ванну горячей водой наполнил, сложил туда всё: костюм, рубашку, носки, ботинки, да и спать тут же, на пороге лёг. Говорит: "Всё – по фиг – мы намедни, третьего дня, иммигрируем из этой страны – навсегда!". И как это понимать прикажите?

   А моя то, девица мудрая, в смысле – и не дура совсем, отвечает;

   – Похоже, мужики наши действительно – в иммиграцию намылились. Что ж тут сделаешь? Не бросать же их – бедолаг? Придётся – компанию составить.

 
   Иммиграция – предательство?
   Или – ловля приключений,
   Взрослыми мальчиками,
   Под ветер – весенний?
 

   Байка шестая.
   Барселона – город меж зелёных волн.

   Так уж случилось, что первым вариантом будущей иммиграции – Барселона рассматривалась. У Абрама Моисеевича там троюродный знакомый двоюродного дядьки проживал, на фирме, плитку керамическую производящей, менеджером трудился – за поставки продукции в Россию отвечал.

   Созвонились, объяснили ситуацию.

   – Приезжайте, – говорит, – Встречу, покажу всё – во всей красе.

   Мне ещё в самолёте всё понравилось. Самолёт круг над Барселоной делает – в иллюминаторе – красота неописуемая: зелёное море, порт – как на ладони, яхты всякие, корабли серьёзные – океанские.

   Прилетаем, с трапа самолётного спускаемся, а воздух то – родной, привычный, пахнет – Россией, и всё тут. Как такое может быть? Но факт фактом остаётся – именно Россией пахло, гадом буду.

   В гостиницу приезжаем – и тут всё привычное – факс от нашего тур-оператора потерялся куда-то. Часов пять промурыжили у стойки, нашли всё же, в конце концов – завалился за ксерокс. Всё как у нас – один-в-один.

   Утром по городу пошли гулять. Красивый город – слов нет! Не буду я Вам про это рассказывать, будущие впечатления портить не хочу – приедете как-нибудь в Барселону – сами всё увидите.

   Одна Ля Рамбле – улица (или – проспект?) Барселоны центральная – чего только стоит.

   Если по ней погулять вдумчиво, не торопясь, всяких разных знаменитостей можно насмотреться – до тошноты серьёзной. Мы там и Алена Делона – в сопровождении трёх телохранителей – лицезрели, и самого Черномырдина – в сопровождении жены – наблюдали.

   Зашли в кафешку – по бокалу вина испанского за приезд выпить, ба, – Сашенька Волкова идёт, брильянтами сверкая, – под ручку с самим Хулио Иглесиасом. Нас увидала, заулыбалась, Хулио того в щёчку поцеловала, распрощалась, ручкой помахала.

   Подошла, поздоровалась ласково, и давай с нашими жёнами трындеть о глупостях разных: о шмотках, ценах, моде, кинопремьерах всяких.

   А Моисеевич, морда нетактичная, возьми Сашеньку и спроси в лоб:

   – Александра, – говорит, – а вот этот самый Хулио, он что – Ваш друг сердечный?

   Сашенька от неожиданности даже пятнами пошла.

   – Вы что такое говорите, Абрам Моисеевич, – вопрошает, заикаясь слегка, – У меня – сердечный друг? Ну, вы даёте, право! Вы Волкова моего знаете? А чего же тогда – глупости говорите? Он, если что – весь мир окружающий – на части составные разберёт, и не поморщится вовсе. Так что – "сердечные друзья" – это прерогатива женщин простых, обычных. А я – Волкова! Мне ошибаться – по статусу не положено.

   Поболтала ещё немного – под сигаретку с ликёром, а, прощаясь, всё же попросила, чуть-чуть смущённо:

   – Вы, камрады, всё же, когда в Питер вернётесь, не говорите Волкову моему, что я старпёра этого испанского – в щёку целовала. Бережённого – Бог бережёт. А то лишится Мир в одночасье своего певца знаменитого – меня потом совесть затерзает.

   Вышла из кафе, села в "Мерс" – кабриолет, лазоревый – опять же, да и умчалась в неизвестность. До чего же мир тесен!

   Дождались Николая, Моисеича знакомого, пошли дальше по городу гулять.

   У станции метро цыганки стоят – гвоздиками торгуют. Нас увидали, заулыбались, зачирикали о чём-то своём. Самая из них старая – моей жене корзину цветов протягивает, с поклоном.

   Ну, думаю, это – как у нас в России, – разводка на деньги. Оказалось – не прав был, действительно – подарок от души. Николай переводит:

   – Спасибо, вам – русские! Барселона – тридцать седьмой год! Мы – всё помним!

   Чуть на слезу меня, даже, не пробило – от гордости за Родину нашу.

   Поблагодарили, тех цыганок, дальше пошли. Спрашиваю я у Николая:

   – А откуда они узнали – что мы – русские?

   Тот только плечами пожимает:

   – А кто их знает? То ли – по мордам, то ли – по ботинкам.

   Вечером повёл нас Николай "ночную" Барселону показывать.

   Зашли в один кабачок, плотно так народом забитый – еле места свободные нашли. Кругом весело, все кричат, руками размахивают, кто-то танцует, кто-то в дартс играет, в углу и вовсе – в домино стучат. Непринуждённая такая атмосфера царит – не то, что у нас, никакой тебе чопорности, никакого выпендрежа друг перед другом.

   Тут ещё народ ресторанный просёк, что мы – русские, все обниматься полезли, и давай – угощать нас, чем попало. Оказалось, что Игорь Корнеев, который тогда за "Барселону" играл, гол намедни забил, по этому поводу и все остальные русские – герои.

   – Здесь, в Испании, – Николай нам рассказывает, – Рестораны и кафе – это часть культуры,

   своеобразные клубы по интересам. Вечерняя жизнь в этих заведениях часов в девять вечера начинается, и длится – практически до трёх-четырёх утра. И это притом, что день рабочий у многих уже в шесть-семь утра начинается. Когда испанцы спят? Впрочем, ещё сиеста есть – дневной послеобеденный сон. А сидеть весь вечер, или там – всю ночь, в одном и том же кабачке – здесь не принято. В одном посидел часик: вина белого попил, хамоном закусил, в дартс поиграл – в другой ресторанчик пошёл. Там – красного вина попил под орешки фисташковые, с друзьями о футболе потрепался, попел под караоке, дальше порулил. Некоторые за ночь больше десяти заведений посещают. Кстати, в будние дни здесь мало кто дома готовит, все по кафешкам и ресторанчикам питаются. Зато в выходные – обратная картина. Практически все забегаловки, кроме тех, что туристов призваны обслуживать, закрыты напрочь. Всё потому, что у испанцев заведено – в выходные обязательно в гости к родственникам ближайшим ходить, или наоборот – родственников тех у себя принимать. Испанцы всякие старинные Принципы и Традиции – чтят старательно, на полном серьёзе. Кстати, о ресторанах. Тут один продаётся, не желаете – приценится?

   Ясное дело – желаем. И вообще, – мне в Барселоне с каждым часом пребывания в ней – нравилось всё больше и больше.

   Назавтра – пошли ресторан, на продажу выставленный, смотреть. Почётное заведение – единственный во всей Барселоне баскский ресторан. Называется – не выговорить совсем, с баскского языка на русский переводится – как "Копчёный".

   В холле фотографии развешены – спортивные национальные развлечения басков: поднятие валунов гигантских, стрельба из арбалета, игра во что-то, смутно напоминающее лапту. А официанты – вообще, полный отпад: у одного пятно родимое, здоровенное – ровно по середине лба, у другого – шрам багровый на пол лица. Колоритные личности, по национальности – баски все, конечно же.

   Попробовали кухню баскскую – занятная штуковина. Особенно хамон заинтересовал. Хамон – это копчёный окорок чёрной полудикой горной свиньи. Забивают тех свиней по осени, а окорока до весны зарывают в горный снег. По весне – засаливают и вывешивают рядом с каминным дымоходом. И годами эти окорока над очагами висят – дополнительно подкапчиваясь, время от времени от них куски отрезают – и снова под дым вывешивают. Чем окорок старше по возрасту – тем дороже. Говорят, есть в одном испанском ресторанчике хамон – дороже чёрной икры.

   Отлично в том ресторане посидели, в конце даже договор о намерениях – купить это заведение – подписали. Чисто на всякий случай – вдруг Мишель денег даст?

   А ещё через пару дней в глубинку испанскую поехали – бизнес какой-нибудь искать. Приезжаем в первую коммуну (так у них там фермерские хозяйства называются) – бескрайний сад, на ветках деревьев – лимоны здоровенные висят. Интересуемся – что почём? Николай нам старательно ответ переводит:

   – Здесь, примерно, пятьсот тонн лимонов, стоит это – "столько то" – в песетах.

   Абрам Моисеевич посчитал на калькуляторе.

   – Отличная цена, – говорит, – Даже с учётом доставки до Питера и растоможки – двойной табаш получается. Но прежде, чем договор подписывать – взвесить все эти цитрусовые тщательно требуется, верно, ведь?

   Николай только смеётся в ответ:

   – Ты не понял ничего. Эти лимоны – "на корню" продаются, в смысле – "на ветках" прямо. А сбор организовывать, работников нанимать, сертификаты необходимые получать – это проблемы покупателя. Испанцы, они навроде русских – ленивые до безобразия, не любят заморачиваться.

   Поехали в следующую коммуну, там ребята вино делали. Приезжаем, а там та же история – в подземелье стоит несколько гигантских бочек с вином, но розливом сам покупатель должен заниматься: бутылки пустые привезти, этикетки, ящики всякие, работников нанять, с профсоюзами зарплату их и прочие социальные гарантии – согласовать, акцизные дела уладить.

   – Да, – загрустил Моисеич, – С бизнесом у них всё непросто, – головняк сплошной, с геморроем.

   Ещё пару дней по Барселоне побродили: дома Гауди посмотрели, в зоопарк сходили – на Белого орангутанга (а может – на гориллу?) полюбовались, на выходе купил я себе кружку – с изображение этой Белой обезьяны.

   Много воды с тех пор утекло, и обезьяна Белая померла давно – по телевизору объявляли, а я до сих пор из той кружки чай пью и – Барселону вспоминаю.

 
   В урочный час, на утренней заре,
   Меж волнами, трепещущими сонно,
   Родился Лучший Город на Земле
   С названьем гордым – Барселона.
   С тех пор – немало лет прошло, а может и веков...
   Но верно, кем-то брошенное слово:
   – Пол мира обойди – прекрасней не найти
   Тебя – о, Барселона!
   И если ты устал – в гламурной суете,
   То вспомни: где-то есть меж волн зелёных -
   Рай на Земле. И волны шепчут те:
   Барселона, Барселона, Барселона.....