Текст книги "Хроники Смутных Времён"

Автор книги: Андрей Бондаренко

   Дети то, сразу общий язык нашли – новоявленная Сашенька тут же всё в свои ручёнки детские, но сильные – взяла: что-то быстро по-русски, но с сильнейшим немецким акцентом, объяснила, и, через две минуты – дети увлечённо во что-то местное, интересное – играли.

   С Агафьей Петровной – чуть посложнее было – больно уж спесивой и надменной дамочка оказалась.

   – Вот, – Аматов говорит, и на "Ауди" пальцем показывает, – И карета ваша. А в бардачке – и документы все необходимые, доверенности – на вас всех. А на номер – обратили внимание?

   Номер, действительно, почётный – Victoria 002.

   А Александр Фёдорович дальше – соловьём заливается:

   – Понимаете теперь – как я к вам отношусь? Цените, мальчики и девочки, цените!

   Расселись все по автомобилям своим, и поехали – на променад, по Агафьи Петровны выражению. Телохранители – спереди-сзади, естественно, куда же без них.

   Приехали в какой-то местный рыбный ресторан, поужинали. Детей – на специальную игровую площадку направили, мужская часть компании в боулинг играть отправилась, а дамы за столиком остались – под десерты с ликёрами – о своём, о девичьем, поболтать.

   В конце вечера Моисеич спрашивает:

   – Что, Александр Фёдорович, с понедельника – на работу выходить?

   А Аматов – только смеётся в ответ:

   – Шустрый ты, Абраша, какой, до невозможности – прямо! Нет – рановато ещё. В понедельник к вам Анжи подъедет, – займётесь устройством быта – по-настоящему.

   Перед сном мне жена говорит:

   – А Агафья то эта – противная какая тётка. Сперва – политес блюла неустанно, герцогиню – в пятом колене – корчила из себя. А потом – ликёрами накачалась – маска и слетела. И матерки прорываться начали, и пару анекдотов – пошлых до неприличия – рассказала. Вообще то, она в молодости – десять лет проводницей проработала, на поезде "Москва – Одесса", там же, в поезде – с Аматовым вашим, жлобом дешёвым, и познакомилась.

   Не нравится мне эта парочка – совсем.....

   Байка двенадцатая.
   Австрийский быт – 2.

   Субботу и воскресенье, пользуясь наличием машины, – насыщенно провели.

   Первым делом, на смотровую площадку смотались, что на противоположном берегу Вёртер-Зее, на самой высокой горе, располагалась. Долго туда добирались: сперва озеро это немаленькое объезжали, потом – по горному серпантину круги немыслимые наматывали. Приехали – наконец.

   Башня стоит – высоченная, на лифте – минут пять поднимались. Выходим на смотровую площадку – упасть и не встать! Если и не вся Австрия, то уж точно её половинка – как на ладони! Города видны, деревушки многочисленные, речки всякие, озёра – с кораблями и яхтами – по ним плывущими.

   И не одного дыма – из труб промышленных. Рай экологический какой-то.

   Оборачиваемся на сто восемьдесят градусов – там уже Словения: и дома уже другие, и цвета крыш – блёклые какие-то, а главное, дымов тех промышленных, бурых – десятка два. Наследие времён социалистических, что Вы хотите, однако.

   На следующий день в зоопарк местный поехали. Вот это действительно "Зоо-Парк". Никаких тебе клеток, вольеров тесных. Все животные свободно по этому парку разгуливают. Вон – стадо оленей благородных пасётся, вон – дикая кабанина с поросятами своими – куда-то по делам торопится. В отдельно огороженной части, птицы разнообразные тусуются неустанно, в пруду огромном – лебеди вперемешку с гусями плавают, на мелководье – фламинго розовые разгуливают. Деревья редких пород растут повсюду, клумбы с цветами незнакомыми – кругом. Часов пять по этому уголку Австрии бродили – пока не устали окончательно.

   На обратном пути из зоопарка – роликовых коньков – на всю команду накупили.

   Дети как-то сразу освоили эту хитрую технику, раз-два – и поехали, легко и непринуждённо. А со взрослыми – цирк бесплатный получился. Синяки, ссадины многочисленные. Засняли то действо на видеокамеру – знатная комедия получилась, мистер Бин – жалкий паяц из школьного театра. Бегемоты и мартышки – на роликах – уморительное зрелище.

   В понедельник утром Анжелика – по прозвищу "Ноги" – на "Гольфе" прикатила.

   Наши жёны как те Ноги увидели – заскучали сразу, надулись.

   – Давайте, господа и дамы, с просмотра квартир начнём – Ноги предлагают, – Тут у меня десятка два адресов с собой припасено.

   Оставили детей на квартирную хозяйку, покатили на смотрины. Целый день по Клагенфурту катались, квартиры разные, на любой вкус – смотрели, в конце концов, решили, что наш коттедж – и есть лучший вариант. Потому как – все вместе живём, а вместе – оно и веселей. Да и школа в деревушке нашей имеется, да и озеро, в котором купаться можно до конца октября, – преимущество важное.

   В школу эту и отправились. Аккуратное белое строение под красной черепичной крышей, рядом – церковь католическая, крохотная совсем.

   Зашли в директорский кабинет, Ноги по-немецки, бойко так, директору про нас рассказали, содействия – попросили. Директор, мужчина представительный, в строгий чёрный костюм без галстука упакованный, пожелал с главами семейств с глазу на глаз поговорить, по отдельности.

   Первым Абрам Моисеевич пошёл, вместе с Ногами, конечно, куда же без переводчика?

   Выходит минут через десять, задумчивый весь из себя.

   – Ну, как там? – Спрашиваю.

   А Абрам только морщится, и рукой неопределённо машет – "иди, мол, сам всё поймёшь".

   Вхожу в кабинет, директор вежливо так, через Ноги, интересуется, стараясь при этом на сами Ноги не смотреть, хотя и плохо у него это получалось:

   – Верите ли Вы в Бога, сударь мой? И какого Вы – вероисповедания?

   – Скорее всего – верю, – подумав немного, отвечаю, – По крайней мере, Заповеди – соблюдать стараюсь, по мере сил своих – скудных. А по поводу вероисповедания – затрудняюсь ответить. К служителям культов всяких – с недоверием отношусь. Предпочитаю с Богом лично общаться, без посредников вовсе.

   По мере того, как Ноги переводят, у директора – челюсть отваливается, медленно так.

   Минуты через две всё же спрашивает:

   – И где же это Вы – с Господом Нашим – общаетесь?

   – Лучше всего, – отвечаю, стараясь быть серьёзным и убедительным, – В горах получается, или на озере, а ещё – звёздной ночью – с балкона высотного здания, тут главное – чтобы в одиночестве полном.

   Про то, что перед тем общением – желательно что-нибудь горячительного принять, я, понятное дело говорить не стал, вдруг – не так поймёт?

   Поглядел директор мне в глаза, долго так – целую минуту пялился, судя по всему – поверил, всё же. Потом и говорит:

   – Видите ли, уважаемый, наша школа – при церкви католической состоит. Вы не будете возражать, если Ваша дочь, вместе с классом своим, будет церковь нашу регулярно посещать?

   Я тут же, ответил, ни секунды не раздумывая:

   – Полностью согласен, даже – за честь почту. Чем у ребёнка больше информации познавательной будет, больше пищи для размышлений – тем лучше, в плане – развития гармоничного.

   Ноги перевели, директор, в очередной раз, удивился, брови вверх – запустил.

   Но ничего, поставил на Заявлении о приёме визу – положительную.

   Выходим, с Ногами вместе. Моисееич ко вне тут же с вопросом:

   – Ну, как? Согласился, чтобы дочка твоя – ихнею церковь посещала?

   – Согласился, конечно, – отвечаю.

   – Да, наверное, я тоже – разрешу, – Абрам говорит, задумчиво себя за ус дёргая, – Бог с ней, с этой синагогой, не убудет ей.....

   Дальше – в местный муниципалитет пошли – отдельные телефонные номера получать. Приходим, в приёмной тётенька пожилая сидит. Увидала нас, заулыбалась – будто школьных друзей увидала, спрашивает что-то, радушием лучась.

   Ноги переводят:

   – Чем могу Вам помочь, господа и дамы?

   Вот ведь – "помочь"! От российского чиновника такого обхождения и не дождешься – лет двести ещё. Наши то, так и норовят пробормотать: "Мол, чего припёрлись? Брысь отсюда – в очередь километровую! В очередь, сукины дети, в очередь!".

   Ноги про наше желание – дополнительные телефонные номера иметь – сообщили.

   Барышня в блокнотик свой посмотрела и, улыбаясь извинительно, говорит:

   – К моему большому сожалению, наш сотрудник, за телефонные номера отвечающий, сейчас на объекте. Извините, пожалуйста. Удобно ли господам будет, если он к Вам домой сегодня вечером подойдет, часов в восемь? Большое спасибо, господа и дамы. Извините, ещё раз, что не смогли оперативно, на месте, Вашу проблемму решить. Если будут какие проблемы – заходите всегда, постараемся помочь!

   Во – дела!

   – А что это она перед нами – так прогибалась старательно? – у Ног на выходе спрашиваю.

   – Это потому, что сотрудница эта – очень большую зарплату получает, – Ноги любезно отвечают, – Поэтому – за место своё держится, вылететь с работы боится. Нагрубит кому – в тот же день уволят, без права трудится в государственных учреждениях.

   – Это они – мудро придумали, – Моисеич кивает, – Очень даже – правильно.

   И что же Вы думаете, вечером служащий тот подошёл, все бумаги нужные составил, сам же – и провода телефонные протащил – куда надо. А потом, и вовсе чудеса – установил нам два абсолютно бесплатных телефонных аппарата – от муниципалетета подарок.

   Европа – блин!

   Утром следующего дня моего сынишку в детский садик определили – без всяких проблем.

   – Пусть с носителями языка напрямую общается, быстрей вас всех – немецкий освоит, – Ноги объяснили.

   Детский садик австрийский, он тоже – от своего аналога российского – сильно отличается.

   Берёт муниципалитет в аренду у частного лица половину коттеджа, и организует там детский садик, где воспитательницей – сама хозяйка того коттеджа, как правило, и является. Причём, и зарплата воспитательнице, и питание детей – за государственный счёт. Родители – только на всякие карандаши, альбомы и тетрадки скидываются – суммами смешными. Пристроили сынишку, двадцать минут на то затратив.

   – А теперь, – Ноги говорят, – Надо и женской частью вашего коллектива заняться. Что вам, девчонки, дома сидеть – от скуки помрёте. Мужики ваши – на работе с утра до вечера торчать будут, дети – в школах-садиках своих. А давайте – вас в Университет местный устроим, тем более что от вашего дома до него – минут десять на машине, да и на автобусе рейсовом – три остановки. Согласны?

   Жёны наши засомневались сперва – а экзамены всякие, а что, собственно, изучать?

   Да, и вообще, они с Ногами неохотно общались – ног длиннющих, от макушки самой начинавшихся, простить никак не могли.

   Выяснилось, что и экзаменов никаких сдавать не надо, одного заявления достаточно, да и предмет изучаемый – весьма в хозяйстве полезный – "Современный немецкий язык" – называется. Кроме всего прочего, процесс этот – абсолютно бесплатный, только за посещение библиотеки копейки какие – придётся ежемесячно платить.

   Смотались по быстрому в Университет, через два часа наши подруги боевые – студентки Университета, ни хухры-мухры!

   Фантастика какая-то: за два дня неполных – все бытовые проблемы закрыли.

   К вечеру сын из детского сада вернулся. Из его рассказа следовало, что они целый день на лужайке пели и рисовали – под тёти-воспитательницы гитару, а в перерыве – кушали, то ли пять раз, то ли – шесть, сбился со счёта.

   – Я даже теперь по-немецки говорить могу, – гордо так сынок заявляет, – Слушайте:

   "Танте, их вилль туалетт!", "Танте, битте, шён цу битте!", и ещё: "Ду ист – клюге кюю!"

   Круто, конечно, за один день – столько полезного выучить.

   – Теперь всё в порядке полном, – Ноги констатируют, – И женщины и дети, хоть завтра документы на визу долгоиграющую, подавать могут – все основания для того имеются. Ну, а вы, мужички, – с Александром Фёдоровичев – визовые вопросы решайте.

   А, ведь действительно, пора вопросы некоторые порешать.

   В среду в банк поехали, а на наших счетах – ноль голимый. Давай Аматову названивать.

   Мобильный его молчит, что тот партизан под пытками, а в офисе вежливо отвечают:

   – Александр Фёдорович в Вену, по делам, уехали. Будут – через несколько дней.

   Не спалось той ночью совсем, думы чёрные одолевали, сомнения нехорошие, пакостные.

   Байка тринадцатая.
   Подснежники.

   Аматов только дней через пять объявился.

   А за время его отсутствия, мы с доктором Мюллером познакомились.

   Дело было так. Иду я с детьми с пляжа, а тут, из под какого-то забора, собачонка обшарпанная выскакивает. Полаяла немного, а потом – сынишку моего за ногу тяпнула, и, под тот же забор – обратно и улизнула.

   И как назло, Моисеича нет, всё-таки доктор детский – хоть и в прошлом.

   Тут к нам старичок австрийский, древний совсем, подошёл и заговорил – на очень ломанном русском языке. Я уж дословно пересказывать не стану, буду "спрямлять" его высказывания в дальнейшем – для Вашего же удобства.

   – Извините, господа! – Старичок говорит, – Меня зовут – Карл Мюллер, я доктор, правда – психиатр, но всё же. Давайте – я Вашего мальчика осмотрю. Пройдёмте со мной – я живу недалеко совсем.

   Поблагодарили доктора, зашли к нему домой. Дом тот, надо Вам сказать, шикарный был – до невозможности полной, с дизайнерскими наворотами различными: альпийские горки всякие, террасы, фонтаны, беседки резные, да и сам дом – метров пятьсот квадратных, если не больше. Не беден доктор Мюллер, совсем – не беден.

   Осмотрел господин Мюллер сынишкину ногу, собакой покусанную, попшикал из какого-то флакончика.

   – Всё нормально, – говорит, – До свадьбы заживёт, даже прививки от бешенства можете не делать.

   Напоил нас доктор чаем – с плюшками местными, поболтали, познакомились.

   – Я, – герр Мюллер рассказывает, – Русский язык в лагерях для военнопленных выучил. В 1944 году исполнилось мне восемнадцать, по мобилизации и забрали. А с сорок пятого – по пятьдесят второй – в лагерях время провёл – в Коми ССР, на лесоповале. Но я на русских не в обиде, нет, – много полезного из лагерей тех вынес. На фронт уходил – шалопай шалопаем, а из лагерей – мужчиной уже серьёзным вернулся, знающим – чего от жизни хочу. Вы кстати, в суд на владельца собаки – будите подавать? Если что, я – свидетелем могу выступить. Много, конечно, при такой крошечной ранке, не получите, тысяч пять-шесть долларов – не больше.

   – Да нет, – отвечаю, – не будем судиться – неудобно, знаете ли, как-то.

   – Узнаю настоящих русских, – смеётся старик, – "Неудобно" – так только русские могут. Кстати, приходите ко мне в воскресенье – полным составом: с женой, с друзьями вашими,

   посидим, в картишки поиграем – то-сё, приходите!

   В субботу – с вечера ещё, пельменей русских, классических, дружно налепили – в качестве сувенира, в холодильнике – заморозили. На следующий день, ближе к обеденному часу, – в гости направились.

   Встретил нас старик, вместе с девушкой молодой, печальной – не передать словами.

   – Это – Мари, невестка моя, – представляет.

   Позже выяснилось, что сын господина Мюллера, следовательно – муж этой самой Мари, пропал без вести, несколько лет назад – где-то в джунглях Центральной Америки.

   Доктор очень пельменям обрадовался, а когда попробовал – разулыбался, раскраснелся.

   – Это же, сколько лет я пельменей настоящих не ел? – И глаза к потолку завёл, губами беззвучно шевеля, – Почитай, года сорок три будет. Да и русских людей – лет пятнадцать уже – не встречал. Впрочем, недели две назад, в клинику мою....Разве я Вам ещё не говорил, что являюсь владельцем частного Сумасшедшего Дома? Нет? Так вот – являюсь!

   Очень выгодный бизнес – рекомендую! Так вот, две недели назад, в мою клинику больного одного привезли, русского – по национальности. Очень редкий экземпляр. Представляете: сумасшедший – сам – историю своего сумасшествия написал! Уникальный случай! Ко мне, на него посмотреть, – светилы европейской медицины приезжают. Кстати, уважаемый Абрам, если я правильно понял, Вы по своей основной профессии – доктор?

   – Да, знаете, уж, – Моисеич от важности раздулся – не хуже индюка иного.

   Часа два они о своих врачебных делах трепались, байки друг другу профильные травили, всех остальных собеседников – презрев.

   Один анекдот, бородатый до омерзения, герр Мюллер раза три Моисеича повторить просил:

   " Везёт санитарка на каталке больного.

   – Куда ты меня везёшь, милая Марья Ивановна? – больной спрашивает.

   – В морг, конечно, – Марья Ивановна отвечает.

   – Как – в морг? – удивляется несчастный, – Я же живой!

   – Доктор сказал – в морг, значит – в морг, доктору – лучше знать! – Санитарка отвечает".

   Что тут – смешного, спрашивается? А старикан австрийский – ржал над этой фигнёй – как жеребец племенной – в соку самом.

   Уже прощаясь, доктор Мюллер попросил нас с Моисеичем:

   – Друзья мои, если у вас завтра времечко будет – загляните ко мне в клинику, она здесь недалеко совсем находится, – и, визитку протягивает, – Я не до конца текст, больным тем написанный, понял. Может, вы – прочтёте, пояснения дадите?

   На следующий день Аматов так и не объявился. От нечего делать, решили к господину Мюллеру в клинику съездить: просил старикан – надо уважить.

   Приезжаем – дом огромный стоит, высоченным забором огороженный. Охранник – хмурый здоровяк, нас к доктору в кабинет проводил.

   Обрадовался Мюллер:

   – Здравствуйте, господа! Спасибо – что о старике не забыли! Пойдёмте, для начала – я вам соотечественника этого вашего – продемонстрирую.

   По коридорам запутанным долго пробирались, наконец, к нужной палате подошли.

   Стекло толстенное, прозрачное – во всю стену, за стеклом – мужик за столом письменным сидит, рисует что-то старательно, язык на сторону, от усердия вывалив.

   Мужик как мужик: коротко стриженный, широкоплечий, голый по пояс – руки и плечи – в татуировках синих. А все стенки в той палате – рисунками завешаны, и на всех рисунках этих – подснежники изображены: простым карандашом, и красками акварельными, по одиночке, и группами многочисленными.

   – Вот, – доктор говорит, – Первую неделю всё писал – сам – о причинах болезни собственной, теперь вот – рисует. Что, интересно, – дальше то делать станет? Кстати, господа, – прочтите сей опус, это – последний вариант, исправленный, и набело переписанный, – и пару листков, почерком убористым исписанных, протягивает.

   Привожу текст дословно.

   ПОДСНЕЖНИКИ. История рядового – сумасшествия.

   Витька Боков не любил ездить в Нахаловку.

   Поганое это место – если вдуматься. Обшарпанные пятиэтажки, бараки разномастные, полуразвалившиеся, дороги – название одно, канавы всякие – понарытые беспорядочно. Да и людской контингент местный – та ещё компашка, уродов мрачных сборище.

   Большинство – зеки бывшие, а остальные – пьянь беспросветная, да – наркоманы законченные. Промышляют – кто чем: одни – по кражам квартирным специализируются, другие – по металлам цветным, карманники есть, напёрсточники, наркодиллеры, проститутки разнокалиберные – куда же без них?

   Долго Нахаловка сама по себе жила, пока год назад где-то, народу местного покрошив немало, Бес её под руку свою не перевёл. С тех пор ежемесячно – местные деловые Бесу оброк платят – за Крышу официальную.

   Витька Боков в Бесовском сообществе на "средних ролях" числился – не сявка, какая зелёная, но и не бригадир полноправный. Так – что-то навроде ординарца – пойди, принеси, подай, другие поручения всякие. Но на хлеб с маслом хватало, по тогдашним Временам Смутным – и это – немало.

   Вот и сейчас, Бес Витьку в Нахаловку командировал – долю месячную забрать.

   Сел Боков в свой "Чёрный Бумер" – подержанный, правда, десятилетний уже, но, до сих пор – презентабельный, да и объехал – за пару часов – всех авторитетов нахаловских.

   Улов небогатым оказался: несколько рублёвых пачечек, долларов – с десяток купюр, наркоты различной, в таре нехитрой – немного, да ещё – золотых, серебряных изделий – несколько штук.

   Одна безделица ювелирная Витьке особенно понравилась – серебряный браслет тоненький – в виде змейки, один глаз – кумушек зелененький, а вот второго – нет вовсе, видимо – выпал когда-то, жалко.

   Хотел Боков даже "зажучить" вещицу понравившуюся, благо и подарить – было кому.

   Да не посмел – с Бесом шутки шутить – себе дороже.

   Побросал всё в пакет полиэтиленовый, хозяину отвёз.

   Бес трофеи на стол вывалил, поморщился брезгливо, но ничего – ординарца верного похвалил – скупо, да и отпустил – на все четыре стороны, вечер пятницы как-никак, рэкетиры – тоже люди, и им отдыхать когда-то надо.

   Подумал Витька немного, да и поехал за город – дело у него одно важное оставалось.

   Сошёлся он, где-то – месяц назад, с девицей одной. И, ничего особенного, вроде: не фотомодель, какая, годков под тридцать – уже, да и вообще – училкой в школе трудится, очки носит, литературу детям преподаёт.

   Да вот, глядишь ты, – присушила Витькино сердце накрепко. В театр с ней сходил как-то, книжки читать серьёзные начал. Даже задумываться стал – завязать с деятельностью своей, криминальной, к прежней профессии вернуться. А был Боков в прошлом – краснодеревщиком знатным, не последним в городе.

   Вот как оно бывает в жизни – подвернётся бабёнка смазливая – жизнь поворот крутой, неожиданный – и совершает.

   Отъехал Витька от города километров тридцать, "бумера" на обочине оставил, а сам – по лесу весеннему погулять пошёл.

   В лесу – благодать. Птички крохотные щебечут, ветерок что-то в кронах деревьев шепчет, рядом с редкими холмиками снега, не растаявшего ещё, – подснежники растут. Набрал Боков тех подснежников охапку немаленькую, да и поехал к своей зазнобе – руку и сердце предлагать.

   А невеста его – на другом конце городка жила, пока доехал – стемнело совсем.

   Поднимается по лестнице – вихрем, в дверь звонит – нетерпеливо.

   Варенька дверь открыла, ахнула радостно, жарко Витюшу своего обняла, поцеловала в губы, и пошла – подснежники в вазу ставить.

   И, вдруг, Боков замечает – на руке его наречённой – браслетик серебряный, в виде змейки, и глаз один у того холоднокровного – отсутствует.

   Потемнело тут у нашего жениха в глазах.

   А, Варенька, интерес суженного своего – к безделушке этой, заметив, и объясняет:

   – Это я ещё месяц назад, по случаю, купила. Надо будет завтра и глазик недостающий – вставить. Правда – красиво?

   Тут у Виктора Бокова – шторка и упала. Темнота кругом – беспросветная.....

   Конец.

   – Что же, вы, по поводу этого, думаете? – Доктор вопрошает, – И ещё, объясните мне – почему в России каждый месяц – крыши ремонтируют? Осадки сильные бывают? Ветры ураганные – дуют постоянно?

   На такие вопросы – сразу и не ответишь.

   – Видите ли, доктор, – говорю, в затылке, предварительно почесав нещадно, – Россия, с точки зрения психологии и психиатрии, – один большой сплошной Нонсенс: бывает, тонкие и ранимые души – в душегубы идут, а бывает и наоборот – люди грубые и жестокие – в Депутаты подаются. А что этот индивид – дальше делать будет? Да – стишки, конечно же, писать. Русские, они завсегда – когда волнения душевные, разные одолевают – стихи пишут.

   – Да, – Моисеич мне вторит, – Умом Россию – ни за что – не понять. А по поводу – кровельных работ, ветров ураганных, – давайте мы с Вами отдельно поболтаем, за рюмкой шнапса. Длинная это истории, запутанная совсем, здесь – с кондачка, разъяснить суть её – не получится.....

   Про стихи – я и не ошибся.

   Через неделю нам герр Мюллер листок бумаги принёс – с новым произведением того рэкетира приболевшего:

 
   Подснежники как прежде, по Весне
   Вновь расцветут – всем Бедам – вопреки.
   Но не дано – их больше видеть мне.
   Как не дано – любить.
   Но знает сердце: где-то далеко,
   На Родине, в густеющей траве,
   Поют о Счастье – звонко и светло -
   Подснежники – как прежде – по Весне.....