Текст книги "За три мгновения до свободы. Роман в двух томах. Том 1-2"

Автор книги: Андрей Эпп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7. «Конер, черт возьми»!

Канцлерский срок Лорда Чизена Вьера подходил к концу. Эссентеррия прожила первые шесть с половиной лет без Короля спокойно, в чем многие видели бесспорную заслугу первого Канцлера. За это время мало что изменилось.

Да, ежегодные щедрые пасхальные пожертвования, коими славился Тин Рольд, ушли в прошлое. Славная это была традиция! Раз в год, в преддверии празднования Пасхи, Рольд проводил исчисление королевской казны, которая пополнялась за счет многочисленных, принадлежавших Династии, мануфактур, шахт, рудников, лесных и сельских угодий, а также за счет налогов, собираемых с населения. После чего он определял, какая часть казны подлежит раздаче в качестве пасхального пожертвования. Надо сказать, что это была очень значительная ее часть. Кому предназначались эти пожертвования? Да каждому эссентеррийцу. Всем без исключения. Поровну. Без оглядки на пол, возраст, чины и достоинства. Просто поровну. Для многих сумма получаемого пасхального пожертвования в разы превышала сумму уплаченных в казну налогов! Надо ли говорить, что традиция эта укрепила и без того высокий авторитет Короля в народе. Да что уж там, она вызвала искреннюю любовь и уважение подданных к своему правителю.

Со смертью Тина Рольда умерла и традиция пасхальных пожертвований. Это было досадно, но в основе своей эссентеррийцы приняли это как должное. В конечном итоге, ведь не было же такой традиции до Тина Рольда, почему она должна продолжаться после него? Мало кто воспринимал ее как государственную систему. Скорее, пожертвования были проявлением личной щедрости последнего из Рольдов, выражением его высоких нравственных человеческих качеств и неподдельной любви к своему народу. Король мог позволить себе любить свой народ. Но представить себе, что любить может государственная система, которую олицетворял Совет Лордов, согласитесь, невозможно. Ведь система – это пусть и хорошо отлаженный, но все же механизм. А механизм, даже самый хороший, даже самый совершенный, не способен на любовь. Потому эссентеррийцы и не ожидали от новых правителей проявлений любви. Первый Канцлер не стал обманывать ожиданий соотечественников и прекратил эту славную традицию. Она навсегда ушла в прошлое.

Но во всем остальном жизнь шла своим обычным чередом и мало чем отличалась от жизни при Короле. Шла все пять лет, пока Лорд Чизен Вьер занимал должность первого в истории Эссентеррии Канцлера. Но срок его подошел к концу. Совет выразил свою искреннюю признательность Лорду Вьеру за труды на благо Эссентеррии и большинством голосов выбрал нового Канцлера.

Не сказать, чтобы большинство это было абсолютным. Голоса разделились примерно поровну между двумя кандидатами – Конером Термзом и Натаном Ширлом.

Семейства Термзов и Ширлов были извечными соперниками в споре за первенство. Везде и во всем! Без исключений! Они соперничали за звание богатейшей фамилии Эссентеррии, влиятельнейшей фамилии Эссентеррии, знатнейшей фамилии Эссентеррии… И по каждому пунктику они, как говорится, «дышали друг другу в затылок», попеременно, но ненадолго овладевая пальмой первенства. Возможно, они давно бы уже перешли в открытую конфронтацию, но вынуждены были сохранять внешнее взаимное расположение и соблюдать нормы приличия, поскольку, знаете ли, соперничества за звание благороднейшей и почтеннейшей фамилии Эссентеррии тоже никто не отменял. А может ли благороднейшая фамилия королевства позволить себе хоть малейшее проявление неблагородства по отношению к оппоненту? Разумеется, нет! Потому при каждой встрече Термзам и Ширлами приходилось подчеркнуто вежливо и любезно лобызать друг друга, пряча свои раздваивающиеся язычки и сглатывая весь обильно выделяющийся при этом яд, отчего оба испытывали жуткие приступы изжоги.

Оба семейства пользовались серьезным влиянием в Совете Лордов. Де юре все члены Совета были равны в своем достоинстве и в своих правах. Но это лишь номинально. Де факто балом правили Ширлы и Термзы. Если по какому-нибудь вопросу мнение Конера Термза и Натана Ширла сходились, что бывало крайне нечасто, то можно было быть уверенным, что решение Совета будет единогласным. Если же мнения двух этих почтеннейших Лордов разделялись, разделялось и мнение Совета. Причем и тот, и другой имели примерно равное количество сторонников и противников. Решение, как правило, в таких случаях принималось с перевесом в один-два голоса.

Принадлежали обычно эти робкие и неуверенные, но подчас решающие голоса либо Робу Парну, либо Хербу Тулону, либо Трезу Беглсу. Все трое – Парны, Тулоны и Беглсы, как и остальные Лорды Совета, были потомками удельных князей, но с течением времени значительно утратили свое состояние и былое влияние. Ни Роб, ни Херб никогда не имели жесткой позиции ни по одному вопросу. Они вообще не имели никакой своей позиции, в отличие от Треза, который, как это принято говорить, был «себе на уме». Но поскольку ум этот был довольно специфичен и большую часть времени находился под влиянием винных паров, всем окружающим мыслительные процессы Треза Беглса казались более чем странными, что не мешало им, однако, время от времени каким-то чудесным образом пересекаться с позицией то Ширла, то Термза. Всё это не исключало для обоих возможности «завербовать» Лорда Беглса в лагерь своих сторонников, как, впрочем, и Парна с Тулоном.

То, в чью сторону повернется переменчивая благосклонность этой непредсказуемой троицы, зависело от множества факторов: от того, с кем сейчас велись их дела, с кем предполагались сделки, от того, чья сторона сулила больше выгод и преимуществ, от состояния здоровья, от настроения, от погоды, от урожая злаковых, от направления ветра, от удоя скота, от удачи в карты или от того, какой стороной выпадет подброшенная монета. В случае с Беглсом к факторам неопределенности добавлялось еще качество и количество выпитого накануне. А поскольку и то, и другое было крайне вариативно, то и прогнозировать его влияние не брался никто. Совокупность же всех факторов придавала любым прогнозам и предположениям характер гадания на кофейной гуще. Хотя в случае с гаданием все же несколько больше определенности.

Понимая это, и Термз, и Ширл предпочитали не полагаться на слепую удачу, а предпринимали все возможное, чтобы свести неопределенность к минимуму и заблаговременно склонить каждого из этой аморфной тройки на свою сторону. Когда на кону стояли действительно важные решения, со стороны могло показаться, что Термзы и Ширлы соревнуются еще и за титул самой щедрой фамилии Эссентеррии. Конечно, чем-чем, а уж щедростью эти скряги никогда не отличались. Но когда дело того стоило, Термзы и Ширлы не скупились. Разумеется, это были рискованные вложения. Парн, Тулон и Беглс с готовностью принимали щедроты и от Конера, и от Натана, не обещая ничего конкретного ни тому, ни другому. И дело было даже не в беспринципной хитрости или коварстве. Просто они действительно до самого момента голосования не знали, как все повернется и в каком ухе в этот момент зачешется.

Пять лет назад выборы первого Канцлера проходили куда проще. В соседних палатах остывало тело «счастливчика» – несостоявшегося Короля Дауса Наслера. Как мы помним, имя виновника столь скоропалительного завершения «Эпохи Наслеров» так и не стало достоянием истории. По большому секрету, потому и не стало, что имен этих было сразу несколько. Любознательный исследователь без труда смог бы отыскать в праздничном кубке Дауса, поднесенного в честь его избрания Королем, не менее пяти-шести образцов изысканнейших ядов с разных уголков планеты. Так сказать, подарок знатнейших семей Эссентеррии своему новому правителю. Конер Термз догадывался, что его вклад в кубок старого друга Дауса был не единственным. То же предполагал и Натан Ширл. Остальные три-четыре отравителя были просто уверены, что Ширлы и Термзы всенепременно что-нибудь эдакое да выкинут, но решили для подстраховки тоже сделать свой небольшой вклад.

Как бы то ни было, в тот момент ни Натан, ни Конер не горели желанием первыми вступить на должность Лорда-Канцлера. Во-первых, хоть все и понимают, что Канцлер – не Король и выбирается лишь на ограниченное время, но никому не хочется, чтобы это время было слишком ограниченным и заканчивалось столь же скоропалительно. Перспектива разделить судьбу Наслера и сократить время своего пребывания в этом бренном мире не улыбалось никому. Во-вторых, быть Канцлером и быть Королем – это совсем не одно и то же. Канцлер – лишь ломовая лошадь, тянущая повозку туда, куда укажет Совет Лордов. Влияния в Совете у обоих и без того было предостаточно, а взваливать на шею дополнительное ярмо – это уже совсем ни к чему. И, наконец, в-третьих – Эссентеррия никогда не жила без Короля. Последнюю тысячу лет уж точно. Кто знает, как примет такое решение народ? Где гарантия, что новоиспеченного Канцлера не поднимут на вилы только из-за того, что он не Рольд?

В общем, когда достопочтенным Лордам было предложено высказываться относительно кандидатур на должность первого Канцлера, самовыдвиженцев не нашлось. Тогда слово взял Конер Термз и предложил кандидатуру Лорда Чизена Вьера.

О, да! Это было попадание «в яблочко». Фамилия Вьеров принадлежала к старинному эссентеррийскому роду. Вьеры веками преданно служили Династии. Они были не настолько богаты, чтобы соревноваться с Ширлами или Термзами, но достаточно состоятельными, чтобы не зависеть ни от тех, ни от других. Чизен Вьер мог принять в спорах как сторону Ширлов, так и сторону Термзов. А мог встать поперек мнения и тех и других. Но в отличие от троицы слизняков, о которой мы говорили чуть выше, у Чизена это не было проявлением непостоянства или слабохарактерности. Скорее наоборот. У Вьера было свое мнение обо всем. И если оно совпадало с мнением Лорда Ширла, он поддерживал Ширла, а если с мнением Лорда Термза – то, соответственно, Термза. Позиция Вьера неизменно была неподкупна, но также неизменно она была и предсказуема. Вообще надо сказать, что Чизен вызывал симпатии у всех Лордов Совета. Он был прям и честен в суждениях, независим во взглядах и при этом, как всем казалось, абсолютно не способен на предательство и закулисные интриги. Врожденная аристократичность позволяла ему легко и непринужденно находить общий язык и поддерживать хорошие взаимоотношения с каждым членом Совета, даже если те на дух друг друга не переносили.

– Чизен Вьер! Я думаю, что взять на себя столь сложную и почетную миссию должен человек, являющийся для нас всех образцом порядочности, благородства и чести. И это – Лорд Чизен Вьер! – Конер Термз сел, закончив свою предельно короткую и столь же предельно ясную для всех речь.

Сторонники Термза одобрительно закивали. Это было не сложно, поскольку решение пришлось им по душе. Остальные члены Совета устремили выжидающие взгляды на Ширла. Как и Конер, Натан не горел желанием сесть в кресло Канцлера. Другое дело Чизен. Он умен, он предсказуем, он чужд коварству и интригам. Ни для кого не секрет, что он приятельствовал с Тином Рольдом – последним Королем Эссентеррии. И, что важно, это знал и народ, любовь которого к Королю в некотором роде распространялась и на его ближайшее окружение. Да, пожалуй, Вьер станет последним из Лордов Совета, кого народ захочет поднять на вилы. Выбор Чизена должен найти искреннюю поддержку в массах, что убережет страну от революций и протестов.

И что еще очень важно, во многом благодаря советам Чизена Вьера Тин Рольд смог выстроить систему баланса всех представителей эссентеррийской элиты. Без сомнения, Чизен постарается этот баланс сохранить. И пусть на него сложно будет влиять и почти невозможно будет добиться каких-то особых привилегий или выгод для себя, но это также означает и то, что никаких особых привилегий не добиться и Термзам. А это уже совсем неплохо в нынешней то ситуации. Поразмышляв подобным образом, Лорд Натан Ширл заключил:

– Я думаю, Лорд Термз прав как никогда. Чизен Вьер – это лучший выбор для всех нас. С этим трудно не согласиться. Не правда ли, господа?

И Натан Ширл обвел многозначительным взглядом своих сторонников в Совете. Стоит ли говорить, что после этого выборы первого в истории Эссентеррии Лорда-Канцлера завершились единогласно.

Теперь, спустя пять лет, выборы приемника Чизена Вьера носили уже совсем другой характер. Все возможные негативные стороны от поста Канцлера, которых опасались ранее потенциальные претенденты, либо вовсе сошли на нет, либо утратили свою остроту. Положительные моменты, напротив, стали более очевидны и привлекательны. За прошедшие пять лет эссентеррийцы свыклись с новым укладом. Он не вызывал в них протестных настроений и острого желания перемен. Новый Канцлер мог не опасаться народных бунтов и восстаний.

В то же время, благодаря высокому уровню доверия к Чизену Вьеру, полномочия Канцлера были существенно расширены, а контроль со стороны Совета Лордов столь же существенно ослаблен. Совет фактически превратился в номинальный орган. По крайней мере, в вопросах оперативного управления Эссентеррией. Разумеется, Совет при желании мог ограничить Канцлера в решениях и даже прекратить его полномочия досрочно. Но если Лорд-Канцлер, помимо всего прочего, будет иметь гарантированную поддержку большинства, то возможности его становятся почти безграничными.

Одним словом, ко вторым выборам и Термз, и Ширл подошли с четким намерением лично сменить Чизена Вьера на его почетном посту. Щедрость обеих фамилий при подготовке к голосованию не знала границ. Вечно сомневающаяся троица Роб Парн, Херб Тулон и Трез Беглс в короткое время удвоила, а то и утроила свои состояния. Не сказать, что это хоть как-нибудь уменьшило их сомнения, но не предпринять попыток задобрить членов Совета в преддверии выборов оба претендента, само собой, не могли.

Лорд Парн, принимая тайные подношения от Термза, заговорщицки подмигивал ему правым глазом. Мол: «Я все понимаю и сделаю все, что смогу!». Ширлу он не менее многозначительно подмигивал левым глазом, пряча в сундучок только что полученное от того золото и всем своим видом говоря: «Вы можете на меня положиться, Лорд Ширл!».

Лорд Тулон не подмигивал. Он, скромно принимая мзду, опускал стыдливые глаза и бормотал что-то вроде: «Ну… Не знаю, не знаю… Конечно, это как-то повлияет на мое решение». Фразу эту также слышали оба претендента.

Что же касается Беглса, то внешне он оставался совершенно равнодушным. Как бы нехотя он протягивал руку за презренным металлом, изображая при этом даже некоторую брезгливость: «Ну давайте, раз уж принесли. Не выгонять же вас теперь с вашими деньгами».

Конер, хоть и не подавал вида, но в глубине души обливался горючими слезами. Он понимал, что предсказать поведение и выбор этих трех тупиц невозможно, что потраченное на них целое состояние никак не гарантирует стопроцентного положительного исхода. В то же время он не менее отчетливо понимал, что Ширл тоже не дремлет, и если он, Конер, не подогреет как следует каждого из сомневающихся, то денежки Натана сделают свое дело. Тогда у него точно не останется шансов. А так они хотя бы будут в более-менее равном положении.

Опасения Лорд Термза не были лишены оснований, но он все же выиграл. Выиграл с перевесом в один голос. Голос этот принадлежал Трезу Беглсу. Нет, дело не в том, что Конер заплатил больше, а Натан Ширл пожадничал. И даже не в том, что он вызывал в Беглсе больше симпатий. Вовсе нет. Дело, как часто бывает, решил случай.

А произошло следующее. В тот день, на который было запланировано голосование, Трез был откровенно нетрезв. Звучит забавно, но именно это сыграло определяющую роль в выборе второго Лорда-Канцлера Эссентеррии. Нетрезвый Трез в продолжении всего заседания Совета тщетно пытался открыть карманные часы, немало раздражая этим всех присутствующих. Часы эти, к слову, были из числа щедрых подарков Лорда Ширла, поднесенных накануне. Сложнейший механизм открывания корпуса, заключавшийся в одной единственной кнопке и небольшой защелке, еще не был изучен Беглсом. Вот уже битых полчаса он крутил своими негнущимися пальцами-сардельками тончайшей работы золотой корпус, инкрустированный небольшими, но исключительно чистыми бриллиантами. Толстые пальцы и размякшие от алкоголя мозги находились в явном диссонансе между собой и посему не могли справиться с этой сверхсложной задачей. Механизм не поддавался, и циферблат оставался скрытым золотой крышкой от помутневшего взгляда Треза.

Наконец в тот самый момент, когда достопочтенным Лордам было предложено называть имя человека, которого бы они хотели видеть следующим Канцлером, часы выскользнули из нетвердых рук Треза и покатились под стол. Вслед за часами скатилось тело самого Лорда Беглса. Пока несчастный ползал под столом в поисках своего сокровища, все остальные члены Совета озвучили свое решение. Один голос совершенно неожиданно был подан за Лорда Парна самим Лордом Парном. Видимо, таким образом он решил избежать необходимости отдавать предпочтение кому бы то ни было. На всякий случай. Это было мудро, поскольку никогда не знаешь заранее, кто победит. Остальные голоса разделились ровно пополам между Ширлом и Термзом.

Зная, что так просто не может быть, (ведь оставшиеся девятнадцать голосов пополам не делятся) все как один вперили свои взгляды в пустующее кресло Беглса. В наступившей напряженной тишине было слышно лишь тяжелое сопение Треза и шуршание его рук по пушистому ворсу ковра.

Не выдержав напряжения, Термз, сидящий рядом с Беглсом (а точнее рядом с пустым креслом Беглса) в сердцах незаметно пнул пьяницу под столом, пытаясь ускорить затянувшиеся поиски. Возмущенный такой фамильярностью Лорд Трез Беглс, не смог смолчать.

– Конер, черт возьми! – со всей силой своего пьяного голоса раздраженно выкрикнул он из-под стола.

Этот голос и был засчитан как решающий в пользу Лорда Конера Термза.

Вылезший наконец из-под стола раскрасневшийся Трез Беглс так и не смог понять причины царившего вокруг всеобщего оживления. Но это никак не повлияло на его прекраснейшее расположение духа – он все-таки победил часы! А поднесенный за вновь избранного Канцлера кубок, до краев наполненный превосходным эссентеррийским вином, окончательно растопил его сердце.

Глава 8. Лучший способ запомнить правила.

Судно гулко стукнулось привальным брусом о причал, замелькали в воздухе швартовочные концы, зазвучали команды и приветственные возгласы матросов, обрадованных встречей с землей. Загремели спускаемые с корабля трапы.

Только сейчас Восемьсот двадцать четвертый заметил, что мучивший их всю дорогу дождь прекратился. На свинцовом куполе вдруг появилась трещинка, которая стала шириться и расти, будто огромные невидимые руки разрывали осточертевшую серую пелену, оголяя ослепительно-синюю небесную высь. Солнце брызнуло сквозь порванную мешковину дождя и засияло на начищенных до блеска пуговицах и штыках солдат гарнизона, выстроившихся на причале для встречи вновь поступивших заключенных.

Первым спустился, гремя коваными сапожищами по хлипкому трапу, капитан конвойной команды, сопровождавший узников во время плавания. Обменявшись приветствиями с встречающим его офицером, капитан вручил ему все положенные в таких случаях бумаги и документы, передавая с ними и дальнейшую ответственность за пленников. Теперь капитан мог облегченно вздохнуть. Он свою миссию выполнил, и его живой груз теперь является собственностью Крепости.

– Да, и еще, – добавил капитан, доставая из внутреннего кармана конверт с красной императорской печатью. – Этот пакет лично для коменданта Крепости господина Торна от Его Величества Императора. Велено передать лично в руки.

– Конечно, господин капитан, следуйте за мной, я провожу Вас к коменданту.

Офицер передал документы своему помощнику и вместе с гостем поспешил по пристани к распахнутым крепостным воротам.

Меж тем на судне продолжалась оживленная возня. Грохнула о палубу освобожденным концом общая цепь и загремела, скользя по кольцам арестантских оков. Человеческая змея облегчённо вздохнула, распалась на части и посыпалась горохом по корме. Невольники разминали затекшие члены и опасливо поглядывали сверху вниз на сверкавший солдатскими штыками причал.

– Становись! – загремела команда, и конвой начал выстраивать заключенных в цепочку один за одним.

Подхватив за кольца мешавшие передвигаться цепи, узники зашаркали босыми ногами по палубе к ближайшему трапу.

– А ну, не наваливайся! По одному по трапу спускайсь! – скомандовал конвоир и слегка подтолкнул ружьем ближайшего к нему заключенного.

– Куда прешь, скотина! Сказано же по одному! – заорал он на следующего и наотмашь всадил приклад в небритую арестантскую скулу. Заключенный рухнул как подкошенный, заливая палубу хлынувшей из разбитого рта кровью. Его оттащили за ноги в сторону и окатили холодной водой. Спустя минуту он уже снова стоял в строю. Стоял уже не так уверенно, с помутневшим взглядом, прикрывая расквашенное лицо дрожащими руками. Но зато, до самого окончания высадки ни у кого из заключенных больше не возникало желания ослушаться команды.

Узники неуклюже скатывались по трапу. Внизу их поджидал успевший вернуться гарнизонный офицер со списком арестантов в руках.

– Девятьсот тридцать шестой, – громко читал выжженные на лбах номера помощник офицера.

– Есть, – отмечал в списке офицер. – На пристани в колонну по одному становись! Следующий!

– Одна тысяча тридцать пятый.

– Есть. Следующий!

– Восемьсот девяносто седьмой.

– Есть. Следующий!

– Девятьсот семнадцатый.

– Девятьсот семнадцатый есть. Следующий!

– Восемьсот двадцать четвертый.

– Есть. Восемьсот двадцать четвертый, в сторону! Встанешь в конец строя. Следующий!

Двое солдат, следуя команде, тут же оттеснили Восемьсот двадцать четвертого в сторону от остальных заключенных, строившихся на пристани в колонну. Когда последний из узников спустился по трапу и занял свое место, Восемьсот двадцать четвертого грубо подтолкнули к общему строю, замкнув им колонну. Сзади и по бокам их сопровождали солдаты с ружьями наперевес. Строй, гремя цепями, медленно двинулся к воротам замка.

– Итак, животные, добро пожаловать в Крепость! – громко, чтобы слышали все, произнес офицер, вышагивающий рядом с арестантами. – Забудьте обо всем, что было с вами раньше. Забудьте, кем вы были, или кем хотели стать. Отныне и навсегда вы – собственность Крепости. Никто из вас уже никогда не покинет этих стен. И если вы не хотите, чтобы ваши последние дни превратились в ад, вам нужно только одно – неукоснительно соблюдать правила Крепости. А чтобы вы их лучше запомнили, вам их сейчас доходчиво разъяснят.

Колонна заключенных покорно втянулась в ненасытное чрево Крепости. За спиной Восемьсот двадцать четвертого заскрежетали и с грохотом захлопнулись тяжелые ворота, сузив для пленников весь окружающий мир, всю необъятную Вселенную до крохотного клочка земли, затерянного в море и заключенного в мрачные крепостные стены, а жизнь разделив на «до» и «после». Хотя в этом «после» уже и не было никакой жизни.

Идущий во главе строя заключенный номер Девятьсот тридцать шесть вдруг невольно остановился. Впереди в узком бутылочном горлышке, в котором они очутились, их ждал еще один строй солдат. Солдаты стояли в проходе попарно у правой и левой стены лицом друг к другу и держали в руках вымоченные в соленом растворе розги. Следующая пара располагалась на отдалении в три-четыре метра от предыдущей.

– Чего встали? А ну пшли! – крикнул офицер.

Девятьсот тридцать шестой медленно, не понимая, чего ему ожидать, двинулся вперед. Как только он поравнялся с первой парой солдат, на его спину с двух сторон обрушились сильные и хлесткие удары розг, а солдаты в один голос выкрикнули первое правило Крепости: «Вы – собственность Крепости».

Девятьсот тридцать шестой заорал от боли и рухнул на колени. На его спину обрушился второй удар.

– Вам лучше не останавливаться, – обращаясь к узникам крикнул офицер. – Солдаты будут вас пороть, пока вы не сделаете шаг вперед, где вас ждет следующее правило. Если вы остановитесь, удары будут продолжаться. Имейте в виду, у солдат нет команды останавливаться. Не найдете в себе сил идти, пойдете на корм рыбам – вас засекут до смерти.

Девятьсот тридцать шестой, корчась и превозмогая боль, сделал шаг вперед. Еще шаг, и на него обрушилась следующая пара розг, а солдаты также в один голос произнесли: «Попытка побега карается смертью!».

Когда, еле волоча ноги, Девятьсот тридцать шестой подошел к третьей паре солдат за его спиной послышались удары и громкое: «Вы – собственность Крепости!». Это начал изучение правил следующий заключенный. А сам он заорал от боли, наносимой третьей парой розг по уже исполосованной и кровоточащей спине. «Непослушание карается смертью!» – звучало третье правило Крепости.

А дальше начался сущий ад. Бутылочное горлышко наполнилось человеческими криками, стонами, воплями, сквозь которое прорывалось: «Вы – собственность Крепости… Попытка побега карается смертью… Непослушание карается смертью… собственность крепости… попытка побега карается смертью… непослушание карается смертью… собственность… карается смертью… карается смертью… карается смертью…». Сквозь весь этот кошмар Восемьсот двадцать четвертый не смог уже различить того, что вбивали в кровавое месиво арестантских спин четвертая и последующие пары солдат. Его сердце сжалось от животного ужаса, ноги словно парализовало. Мозг отказывался воспринимать происходившее, как будто это был кошмарный сон. Вот между ним и солдатами осталось всего трое заключенных… двое … один… Все. Теперь между ним и предстоящей болью не осталось никого и ничего. Он заставил себя сделать шаг.

– Восемьсот двадцать четвертый! – услышал он вдруг рядом с собой, и даже не сразу понял, что слова офицера обращены к нему. – Проследуйте за мной. Относительно вас есть особое распоряжение.

И Восемьсот двадцать четвертый, еще не вполне осознав, что эта жуткая бесчеловечная процедура изучения правил его миновала, послушно поплелся за офицером в глубь Крепости.