Текст книги "За три мгновения до свободы. Роман в двух томах. Том 1-2"

Автор книги: Андрей Эпп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5. Несостоявшаяся дружба.

– Добрый день, Лорд Гут! – комендант Крепости доброжелательно улыбнулся, помогая гостю спуститься по шаткому трапу.

Подавая руку, комендант отметил про себя, что Лорд Гут воспользовался его помощью скорее из вежливости, чем по необходимости. Крепкий и подтянутый, он как будто не замечал качки и одним легким движением вскочил на твердый причал. Легкость и уверенность, с которой он это проделал, твердость рукопожатия, открытый и уверенный взгляд вызвали в коменданте искреннюю симпатию.

– Позвольте представиться, меня зовут Бен Торн, я комендант этой Крепости.

– Рад знакомству, господин Торн. Искренне рад. Не так много у нас осталось людей, столь честно и преданно служащих своей стране. Мне очень много рассказывали про вас.

– Врут, скорее всего, – улыбнулся польщенный похвалой высокого гостя Торн. – Давно у нас уже не было никакого серьезного дела, которое бы позволило мне заслужить такие лестные отзывы о своей скромной персоне. Но что мы стоим? Пойдемте, я покажу вам свои владения. Заодно и вы расскажете, что привело в нашу дыру самого Вице-Канцлера.

Блойд Гут не спеша проследовал рука об руку с комендантом по деревянному настилу пристани к единственным воротам Крепости. Тяжелые, окованные сталью пятиметровые створки гулко лязгнули и медленно, словно нехотя, ожили, открывая перед комендантом и Вице-Канцлером вход внутрь, больше похожий на исполинскую пасть ужасного, окаменевшего сотни лет назад гигантского чудовища.

Крепость и вправду вызывала неподдельный трепет. Но только не у Торна. Это была его территория, его дом. Старина Бен не был исключением в череде комендантов Крепости. Он честно исполнял свой долг. Дисциплина и выучка солдат гарнизона были известны всей Эссентеррии. Единственное, от чего не переставала болеть душа Торна – это осознание бессмысленности всех его стараний. Вид клетчатого пледа и теплых домашних тапочек вселял в него гораздо больший ужас, чем самое беспощадное и кровопролитное сражение. Он навевал на него неописуемую тоску. Умереть в пороховом угаре, захлебываясь кровью врага и своей кровью, изрешеченным десятком свинцовых пуль или порубленным на куски острыми мечами неприятеля – вот настоящая достойная смерть для настоящего достойного солдата. В этом его призвание и его судьба! А состариться, командуя горсткой таких же стареющих на его глазах солдат, попивая при этом виски и полируя ногти изящной пилочкой – это, простите, не его.

Приезд же Вице-Канцлера, легенды повстанческого движения, ближайшего друга Канцлера Спотлера и вероятнее всего, его преемника на следующих выборах, был явно неспроста. Неужели что-то назревает? Неужели НАКОНЕЦ-ТО что-то назревает! Мысль эта не оставляла Торна с самого первого момента их встречи. «Нет, – размышлял про себя Бен, – этот парень не прост. Он не похож на всех этих безвольных и обрюзгших слюнтяев из Совета Лордов. И если уж он приехал, значит стоит ждать перемен».

Блойд Гут в продолжение всей ознакомительной экскурсии по Крепости преимущественно молчал. Но взгляд его не был взглядом праздного туриста. Он цеплялся то за одни, то за другие детали, словно примеряясь к чему-то, соотнося увиденное с тайными, одному ему известными мыслями. Его мало интересовала история создания Крепости. Похоже, он знал ее не хуже самого коменданта. Не занимали его и забавные случаи из жизни гарнизона, которыми Бен Торн обильно сдабривал свое повествование. А справедливости ради, надо сказать, что делал он это мастерски, не хуже любого артиста столичного королевского театра (королевским его продолжали называть даже после того, как Эссентеррия перестала быть королевством).

Зато искренний и неподдельный интерес вызывали у Блойда сухие данные о расположении и площади помещений, толщине стен – внешних и внутренних, расположении казарм, устройстве проходов и сообщений в крепостных стенах, о существующих системах замков и запоров, количестве и материале дверей, устройстве отхожих мест, коммуникаций, водоснабжения и водоотведения, гарнизонной кухни и лазарета и прочих скучных, с точки зрения коменданта, вещах.

– Что скажете, господин Гут? – спросил Торн, когда они, закончив осмотр, расположились в удобных креслах просторного комендантского кабинета с бутылочкой лучшего эссентеррийского бренди.

– Блойд. Называйте меня просто Блойд. Нам с вами предстоит терпеть друг друга ближайшие несколько месяцев. Поэтому я бы предпочел, чтобы между нами сразу сложились теплые дружеские отношения. А как мы можем подружиться, если вы все время будете называть меня господином Гутом, – Блойд дружелюбно улыбнулся коменданту и потянулся к нему своим бокалом. Чистый хрустальный звон наполнил кабинет.

– Черт возьми, Блойд. Я чертовски польщен. Видит Бог, вы мне симпатичны. Сразу видно, что вы не из тех слизней, которые всю жизнь только и делают, что делят чужие деньги и заседают в Совете. Похоже, жизнь вас изрядно потрепала. Вы можете рассчитывать на мою искреннюю дружбу. И уж конечно, я для вас просто Бен, старина Бен.

Они снова чокнулись. Старый благородный бренди, оставив приятное послевкусие, уже начал свое путешествие по венам и артериям к самым отдаленным капиллярам, наполняя все тело, каждый его уголок приятным теплом и негой.

– Хороший бренди, – умиротворенно промолвил Блойд.

– Хм, хороший… Он не просто хороший, а лучший! Лучший во всей Эссентеррии! Уж поверьте, я знаю в этом толк. Что еще прикажете делать в этой забытой всеми богами дыре, куда даже птицы не залетают? Вот и дегустирую всякое пойло, – Торн разом осушил свой бокал и вновь наполнил его, не забыв при этом обновить содержимое и бокала Вице-Канцлера.

– Но все-таки, Блойд, давайте начистоту. Вы заставили черствое солдатское сердце биться быстрее. Признаться, я измучил себя догадками, что бы значил ваш приезд. И провалиться мне на этом самом месте, если в мою пустую голову пришла хоть одна стоящая мысль. Зачем вы здесь, Блойд? И какому событию я обязан удовольствием общения с Вами в ближайшие месяцы? Я правда искренне рад, что мне будет с кем скоротать несколько десятков вечеров и изрядно потрепать мой винный погреб. Но черт возьми, какова ваша цель? И чем я смогу послужить вам, Блойд?

– Не мне, старина Бен, не мне, а своей стране. Настало время послужить ей не словом, а делом!

– Неужели… – Торн аж привстал, пораженный страшной и одновременно пьянящей любого настоящего солдата догадкой. – Неужели будет война?

– Хм. Да, пожалуй, это действительно война, и считайте, что она уже в самом разгаре. И в этой войне у вас особая, очень важная миссия. Да, да, не удивляйтесь, война действительно идет. На нас, слава Богу, пока никто не напал извне. Эта война внутренняя. Разные, очень разные силы стремятся растерзать Эссентеррию, развалить ее на куски, уничтожить все завоеванное нами таким трудом. Есть люди, которые с искусством паука плетут хитроумные сети заговоров и интриг. И главное, не всегда ясно, кто в этой войне друг, а кто враг, кто на твоей стороне, а кто спит и видит, как бы скорее вогнать последний гвоздь в крышку твоего гроба.

– Черт побери, Блойд, не забывайте, что вы говорите не с членом Высшего Совета, а с простым солдатом. Я так ничего и не понял из того, что вы сказали. Мы болтаем уже битые полчаса, но туман в моей голове стал только гуще. Может, виноват этот волшебный бренди, а может, просто моя черепная коробка создана исключительно для команд, а не для пространных умозаключений. Так выстрелите в нее наконец простой и понятной для меня командой!

– Хорошо, Бен. Я приехал сюда по поручению Канцлера, чтобы вместе с вами перестроить Крепость. Точнее, несколько ее переоборудовать.

Бен искренне рассмеялся.

– При всем уважении к Высшему Совету, Канцлеру и к вам лично, Блойд, неужели вы думаете, что Крепость можно хоть как-нибудь улучшить? Это самое совершенное оборонительное сооружение в нашем грешном мире! Верните назад все настенные орудия, и ни один враг не сможет пробиться внутрь Крепости! Слышите, Блойд, ни один! Будь он даже самим дьяволом во плоти и собери он хоть весь флот всех морей под всеми флагами мира! Никогда никому не проникнуть в Крепость, если только сам старина Бен этого не пожелает! А я, будьте уверены, уж точно этого не пожелаю.

– Я верю в вашу искренность, Бен. И я абсолютно уверен, что Крепость не взять штурмом. Но у нас с вами другая задача.

– Какая, черт возьми? – комендант извелся в нетерпении, силясь хоть что-нибудь понять.

Блойд снова дружески улыбнулся, всем своим видом успокаивая собеседника.

– Вы слишком часто поминаете черта, Бен! Не стоит, поберегите себя от него. А я постараюсь вас дольше не мучать. Крепость нельзя захватить извне. Это факт, не подлежащий сомнению. Но наша с вами задача сделать так, чтобы она стала столь же неприступна и изнутри. Другими словами, чтобы из нее невозможно было выбраться наружу.

Блойд влил в себя остатки бренди из бокала и испытующе посмотрел на коменданта. На лице последнего застыло искреннее недоумение. Где-то там в глубине, за высоким морщинистым лбом Бена шел активный мыслительный процесс, который пока не привел к каким-либо более или менее вразумительным выводам. Торн медленно посмотрел сначала на остатки бренди в бутылке, затем на Гута, стараясь понять, то ли алкоголь размягчил мозг собеседника, то ли он просто сумасшедший и возлияния здесь ни при чем. Тоном врача психиатрической клиники, беседующего с пациентом, Бен промолвил:

– Простите меня, господин Гут! Видимо, алкоголь притупил мой слух и замедлил мои мысли. Я правильно понял то, что вы сейчас сказали? Вы хотите сделать Крепость неприступной изнутри?

– Именно так, дружище, именно так!

– Но зачем, черт побери? Кому это понадобилось? Ведь для того, чтобы не выпустить врага из Крепости, его надо туда впустить! А это невозможно, вы сами минуту назад с этим согласились!

– Я согласился с тем, что взять Крепость штурмом невозможно. Враг действительно не сможет силой зайти в Крепость. Но этого и не требуется. Мы сами его туда поместим. Точнее их, так как врагов у Эссентеррии хватает. А ваша задача, Бен, сделать так, чтобы у них не было ни малейшего шанса выбраться наружу.

– Ааа… Постойте, постойте, – до Бена стал доходить смысл сказанных Блойдом слов. И по мере осознания их сути лицо Торна багровело, наливаясь кровью. Он с негодованием швырнул недопитый бокал в стену. Осколки шрапнелью разлетелись по кабинету. Но комендант не обращал ни малейшего внимания ни на осколки, ни на темное пятно, оставшееся на стене от разбитого бокала. Он всем своим могучим телом навис над Блойдом, последними усилиями воли сдерживая праведный гнев.

– Вы решили сделать меня тюремщиком? Меня, старого солдата? Тюремщиком? Меня? По-вашему, я похож на сторожевого пса? Никогда, слышите меня, никогда свободный волк не уподобится цепной шавке, готовой лизать сапоги хозяина за обглоданную кость! Я воин! Слышите меня? Я воин, и я без промедления пожертвую своей жизнью для защиты своего Отечества! Но тюремщиком я не стану!

Гут выдержал натиск взбешенного коменданта. Ни один мускул не дрогнул на его лице, продолжавшем сохранять самое дружелюбное выражение, даже под градом летевших в него брызг и оскорблений. Блойд налил себе бренди, сделал глоток и медленно поднялся, глядя глаза в глаза тяжело дышавшему Торну. Улыбка все еще не покидала лица Гута, но она налилась свинцом, придав всему облику Вице-Канцлера стальную упругую мощь.

– Вы все сказали? А теперь сядьте, и послушайте меня, Бен! – тихо, но властно почти прошептал Блойд. – Сядьте!

Почувствовав эту рожденную внутренней скалистой силой властность, Бен Торн нехотя повиновался и опустился в свое кресло. Все двери души, которые он так неосмотрительно распахнул перед этим, первоначально расположившем его к себе человеком, захлопнулись. Но было поздно. Его внутренняя крепость пала под натиском Гута. Внешне сохраняя свою неприступность, изнутри она уже была занята неприятелем.

Блойд придвинул Торну чистый бокал и вылил в него остатки бренди из бутылки.

– Пейте, – твердо, но без вызова в голосе сказал Гут.

Бен нерешительно взял бокал и поднес его к своим губам.

– Вот и замечательно, – вдруг снова со всем благодушием, на которое только способен лучший друг, сказал Блойд. – Я очень понимаю ваши чувства, дорогой Бен. И я нисколько не сержусь на вас за эту минутную вспышку гнева. Признаться, я сам не знаю, как отреагировал бы, будь я на вашем месте. Но поверьте мне, все это оттого, что Вы не понимаете сути происходящего. Вы – солдат! Вы – лучший солдат Эссентеррии! И я первым брошу перчатку тому, кто скажет, что это не так. Место настоящего солдата на передовой. А передовая сегодня проходит здесь, в вашей Крепости. Посмотрите, на что вы тратите свою жизнь? Разве для этого вы были рождены? Неужели все, на что вы пригодны – это вливать в себя галлонами вонючее пойло, в перерывах заставляя солдат трамбовать плац своими сапогами?

Вице-Канцлер ненадолго умолк. Комендант не отвечал, он сидел насупившись и уперев тяжелый взгляд в пол. Но вопросы Блойда и не требовали ответа. Гут снова заговорил:

– Нет, Бен, не для этого бьется ваше благородное и отважное сердце. Всю свою жизнь вы положили на то, чтобы быть готовым в трудную для своей страны минуту встать грудью на ее защиту, не жалея ни сил, ни здоровья, ни самой жизни! Так вот, господин комендант, такая минута пришла! А вы? Вместо того, чтобы наконец выполнить свое предназначение, вы струсили! Нет, Бен, нет. Не перебивайте меня. Дайте мне закончить, – Блойд жестом руки остановил попытавшегося было вскочить со своего места Торна.

Комендант мог вынести все, что угодно, но только не обвинения в трусости. Но все же нечеловеческим усилием воли он остановил свой порыв и остался в своем кресле. Костяшки пальцев, сжимавших бокал, побелели от напряжения, ноздри его расширились как у загнанной лошади. Блойд тем временем продолжал:

– Мы с вами не зря заговорили о войне. Вы не хуже меня знаете обстоятельства последних лет. Вы знаете, до какой крайней черты был доведен народ Эссентеррии, как была истерзана, измучена и обессилена страна. Вы знаете, какой ценой мы освободили ее от этой заразы, от раковой опухоли старой власти. Они высосали всю кровь из Эссентеррии и продолжали бы обескровливать ее и дальше до тех пор, пока вовсе окончательно не уничтожили бы ее. Мы не дали им этого сделать. Но вы же должны понимать, что это только верхушка айсберга, что у дракона отрублена лишь одна из его многочисленных голов. Неужели вы думаете, что лишившись одной головы, это исчадие ада смирится, сдастся и покорно принесет на плаху все остальные? Вы же не наивный ребенок, Бен. Поверженный дракон жаждет реванша! Он спит и видит, как бы уничтожить впервые поставленную народом, справедливую и честную власть, уничтожить, смять, раскромсать, растянуть на куски Эссентеррию. И смею вас заверить, господин комендант, если ему это удастся, если только он вновь поднимет свои головы, проснутся и внешние враги. Эти стервятники не упустят случая урвать свой кусок от раздираемой на части Эссентеррии.

– У Эссентеррии достаточно сил, чтобы окоротить любого врага, – зло прервал собеседника Торн.

– Да, вы правы. Сегодня мы пока еще сильны. Лорд-Канцлер создал боеспособную армию, он и сам отважный и умелый воин, всей своей жизнью доказавший преданность родине. Народ любит и поддерживает его. Но наша страна сейчас как ваша Крепость, Бен. Пока ее нельзя взять силой извне. Но ее можно подточить изнутри. Слишком широко была раскинута паутина прошлой власти. Многие, очень многие ушли в тень, перекрасились, затаились до поры. Но даже там, в тени, они продолжают ее плести. И если не выкорчевать сейчас эту заразу, они снова окрепнут и задушат страну этой сетью. Предательство – вот сегодня наш главный враг! Многим мы наступили на горло. Стало слишком сложно обворовывать Эссентеррию и ее народ. А для некоторых это было единственным источником их благосостояния. Что греха таить, даже в нынешнем Высшем Совете еще есть такие люди. Как вы думаете, смогут они просто так проглотить свои обиды? А еще задайте себе вопрос, смогут ли внешние враги Эссентеррии отказать себе в соблазне воспользоваться расколом внутри страны? Страны, которую они мечтают сожрать? Ответ очевиден. Вы даже не представляете себе, Бен, какие интриги плетутся вокруг Лорда-Канцлера, какие заговоры зреют в этом гнилом болоте, сколько яда течет в жилах ненавистников. Я вам могу сказать одно, мой друг, если сейчас не вскрыть этот гнойник, не выскоблить его начисто, не выкалить железом, завтра он лопнет сам. Но тогда гнойная вонючая мерзость затопит всю нашу страну, каждый ее даже самый отдаленный уголок. Мы только-только избавились от всего этого. Люди впервые за долгие годы смогли вздохнуть свободно, они поверили в будущее, у них снова появилась надежда на лучшее. И если мы сейчас не устоим, если враги Канцлера, наши с вами враги, Бен, снова одержат верх, страна тоже не сможет выстоять. Она вновь будет разрываема на части изнутри, она снова покроется гнойными язвами. И тогда ее разлагающийся труп растерзают стервятники, слетевшиеся со всего света. Этого вы хотите для Эссентеррии? Не от этого ли вы клялись защищать ее до последней капли своей крови?

На минуту в кабинете воцарилась тишина. Блойд молчал. Торн пытался осмыслить услышанное. Наконец, Гут вновь обратился к опустившему голову коменданту.

– У нас слишком много врагов, Бен. Внутренних врагов. И мы непростительно долго тянем с тем, чтобы раз и навсегда покончить с любыми посягательствами на нашу страну. Эссентеррию надо спасать. Еще немного промедления, и сделать это будет намного сложнее. А может даже и невозможно. И ваша Крепость, Торн, это единственное надежное место, в котором могут быть запечатаны разносчики заразы. Вы здесь, на Острове даже не представляете, насколько все прогнило на Большой земле. За деньги можно купить и продать все и всех. Вопрос только в цене. Если вы богаты, то для вас не существует ни суда, ни закона, ни тюремных стен. И на то, чтобы это победить, чтобы вернуть людей в их нормальное, неизвращенное состояние, нужно время. Нужно много времени, возможно, несколько поколений. Сейчас у нас этого времени нет. Сейчас наша задача – очистить страну от мрази, возомнившей себя ее хозяевами. У нас нет иллюзий на этот счет. Мы понимаем, насколько могущественны и влиятельны некоторые из них. И мы понимаем, что ни одна из стен ни одной из эссентеррийских тюрем не удержат их надолго. Ни одна, кроме стен вашей Крепости. Сама Крепость всей своей неприступностью должна отбить у их сторонников всяческое желание даже помышлять о попытках освобождения преступников извне. Но наши враги богаты. Порой очень богаты. И их деньги гораздо опаснее их подельников. Они могут открыть любые двери изнутри. Вот почему, Бен, нам так важно, чтобы именно вы стали надежной защитой Эссентеррии от ее злейших врагов. Поймите, что Крепость должна стать не просто тюрьмой, она должна стать надежным оплотом Эссентеррии. А без вас, без коменданта Бена Торна, Крепость уже не будет той самой Крепостью. А теперь скажите мне начистоту, сможете ли вы спокойно спать, зная, что отказались от исполнения своего воинского долга? Стать щитом для своей страны – разве не в этом ваше призвание? Разве не к этому вы готовили себя и своих людей все эти годы?

Бен надолго задумался. По его грубому, будто вытесанному топором лицу тяжело было понять, убедили ли его слова Вице-Канцлера, или он просто подальше спрятал все свои чувства, окончательно овладев собой.

– Хорошо, – наконец промолвил он, тяжело вздохнув и не смотря на собеседника. – Ваши слова не вполне убедили меня, господин Гут. Знайте, что я до сих пор считаю для себя постыдной роль тюремщика. Но если долг вынуждает меня поступиться своей гордостью и своей честью, я сделаю это. Не ради вас или Лорда-Канцлера. Я сделаю это для своей Родины, как бы пафосно это ни звучало. Вы можете быть уверены, что здесь враги Эссентеррии будут под надежной охраной и никакие богатства мира не откроют им ворота Крепости изнутри… И еще, – Торн сделал небольшую паузу, обдумывая то, что собирался произнести. – Еще мне очень жаль, что я поторопился назвать вас своим другом, господин Гут. Возможно, вы действительно достойный человек и при других обстоятельствах мы непременно смогли бы стать добрыми друзьями… Но теперь вы навсегда останетесь для меня человеком, убившим во мне воина и сделавшим меня тюремщиком… Завтра утром начнем обустройство Крепости. А пока позвольте откланяться. Доброй ночи!

И Бен, не дожидаясь ответа, покинул кабинет.