Текст книги "Война (сборник)"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Борис Подопригора
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 73 страниц)

…При приближении к «рубежу спешивания» треп прекратился сам собой. Не до хохм стало. Все немного насупились, внутрь себя заглянули.

Так всегда бывает перед «выходом»…

…Идти им предстояло километра два да с приличным гаком. И почти все время вверх, пусть и по достаточно пологому подъему. И у каждого груза – хватает. Холодно, а при такой прогулке потом-то быстро прошибает. А по этому поту – холодный ветерок… Для слабенького сравнения: попробуйте зимой взять на закорки хотя бы семилетнего пацаненка и подняться-спуститься пешком – опять-таки ХОТЯ БЫ – раз семь на десятый этаж… Дубленка-то быстро потом пропитается…

Капитан пустил дозор по гребням скал – они и обнаружили первых духов на тех же гребнях. Духи вели себя сдержанно, особо не приближались, просто «вели» взвод, и всё. Числов, конечно, доложился на базу. Там информацию приняли к сведению… Духов засекли всего человек шесть, но это-то и не радовало Числова, понимавшего, что если шесть человек – это только дозоры, то… Про это «то» думать не хотелось, но приходилось…

…Они не дошли до площадки метров семьсот, когда дозорные доложили, что впереди снизу метров на двести «живая пещера». Остановились. Понаблюдали. Засекли духов, которые хорошо обустроились – с гранатометом АГС, с противотанковыми «фаготами». Пока еще все было тихо. Числов облизнул губы и спросил у Квазимодо:

– Квазик… Ну что… попробуем тихонечко…

Вот тут сбоку и ударил первый выстрел – слава богу, сразу никого не зацепило, душары по флангам далековато были. Пещеру атаковали с двух направлений – Числов с фронта и группа Квазимодо с фланга. Капитана не покидали самые дурные предчувствия, но в горячке боя реагировать на них уже было некогда… «Пещерных» боевиков выбили довольно легко и без своих потерь. Двух духов положили перед самым входом в пещеру, остальные ушли по склонам. Пропали и те, кто шел за взводом по пятам, но на почтительном удалении. Эти расклады сильно беспокоили капитана, что-то шло не так, не правильно. Слишком легко взяли пещеру… Слишком…

А сама пещерка-то оказалась с сюрпризом. Да не с одним… Сначала были обнаружены ящики с оружием и боеприпасами – с маркировками, естественно, на русском языке. С заводскими маркировками. Числов стоял, разглядывал их и тупо повторял:

– Суки… ну суки… суки…

Сергей больше всего бесился, когда находил вот такие зримые подтверждения того, что в него, российского офицера, чеченские духи стреляют из оружия, заботливо предоставленного им другими русскими офицерами. Когда Числов сталкивался с такими вот вещами, он, взрослый и битый жизнью человек, испытывал что-то вроде детской обиды…

Из ступора его вывел крик Квазимодо из глубины пещеры:

– Кэп! Тут херня какая-то… Еще духи… не стреляют… привязанные… Что-то тут… Блядь, да это наши!

…О том, что в каждом втором чеченском селе периодически находят так называемых «работников», Числов, конечно, знал. Это ни для кого не было секретом.

При проверках хозяева представляли «работников» по-разному, но чаще деликатно: «Вот Муса, мой родственник. Скажи, Муса, хорошо у меня жить?» – «Очень хорошо». – «Иди, Муса, иди. Это – беженец. Помощник мой. Документы сгорели. Отец-мать-брат нет…» Вот так. А у Мусы славянская рожа… Летом «работников» прячут на дальних кочевьях, они в кошарах скот пасут. Зимой их держат в пещерах, иногда в хлевах, бывает – в подвалах домов, чаще брошенных. Смирных просто запирают. Буйных иногда пристегивают наручниками к открытой двери: внутри тепло, а когда по нужде потребуется – можно из помещения «выйти»… Рабы – чаще всего мужчины, вопреки распространенным мифам об огромном числе похищенных славянских девушек для сексуальных игр. То есть такое тоже бывает, но… Дело в том, что для чеченца раб – это прежде всего показатель «экономической состоятельности». А девушки – да, бывает, но это – баловство, одобряемое далеко не всеми. А рабы-мужчины – это нормально. Это хорошо и правильно. И даже те, у кого рабов нет, прекрасно знают, у кого они есть. «Работники» – это настоящий уклад, это – менталитет…

…Квазимодо вывел из пещеры шестерых оборванных людей. Собственно говоря, на людей они походили мало. Грязная, почти черная кожа, все кашляют. У некоторых на головах какие-то подозрительные плешки. Одежда… Это была не одежда, а неописуемая рвань – засаленные штаны, какие-то женские кофты поверх остатков осенних курток, дырявые свитера, замызганные столетние ботинки. Глаза почти у всех – с конъюнктивитом, у кого-то тупо-безразличные, у кого-то – с шизофреническим блеском, у кого-то – бегающие.

– Кто вы? – тихо спросил Числов, хотя уже и так все понял.

– Свои, все свои, – отозвался один. – Я – Виноградов Василий…

Виноградов глянул на остальных, и они начали по очереди представляться:

– Чистяков Валера…

– Лыбуненко Мыкола…

– Аркадий Фомин…

– Одинцов Саша…

Шестой промычал что-то нечленораздельное, и Виноградов «перевел»:

– Это Штиль Володька, немец из казахстанских.

Числов помотал головой:

– Откуда тут взялись?

Виноградов ответить не успел – запричитал тот, что назвался Мыколой:

– На хозяина робылы… Саламбэк оставив, тай нэ прийшов… Нэ быйтэ нас, люды добри…

Числов уперся взглядом уже конкретно в Виноградова:

– Как сюда попали?

Виноградов натужно откашлялся и прохрипел сквозь мокроту:

– Рабы мы, гражданин начальник, ну… Я с девяносто первого… Остальные – кто когда. У Саламбека работали. Баранов пасли. Потом баранов забрали, а нас оставили до весны. Сначала там, у села. Потом сюда привели. Нас племянники Саламбека охраняли. Мы им пещеру рыли…

Числов помолчал, потом спросил тихо:

– Жрать хотите?

– Очень, – зачастил назвавшийся Чистяковым. – Очень. Очень и пить. Очень… Только вы не бейте, послушайте: если хозяин скажет, что мы у его собаки хлеб брали, вы не верьте. Это мы у другой брали. У Резвановской. Она – добрая. У Резвановской, правда.

Капитан вгляделся – глаза Чистякова были безумны до того, что Числов чуть не вздрогнул. Сергей ругнулся и обернулся к сержанту:

– Дать им воды… Жрать тоже, но когда до площадки дойдем.

Стоявший рядом Квазимодо чуть напрягся:

– А мы что, их с собой потащим?

Числов вздохнул:

– А что, есть другие предложения? Квазя, ты предлагаешь их тут бросить? Их тогда сразу…

Квазимодо засопел. Он, конечно, был согласен с капитаном, но с этими бомжами темп движения снизится резко. И это было очень плохо…

Числов снова повернулся к Виноградову:

– Ты когда родился? Откуда сам?

Виноградов с готовностью закивал:

– Это, сейчас… 23 ноября 1950 года. С Казахстана…

– Откуда «с Казахстана»?

Виноградов поскреб черной пятерней голову с проплешинами, напрягся:

– Ну, это… У элеватора жили… Там еще автобусная остановка… Заберите нас… Мы вещи нести можем.

Его перебил самый молодой, назвавшийся Аркадием:

– Погоди, а как же… А водка? Помнишь, этот, как его… брат Мусы? Сегодня принести обещал…

Квазимодо выругался сквозь зубы. Виноградов обернулся к Аркадию и постучал кулаком по своей голове:

– Ты чё?! Совсем?!

Числов вздохнул и скомандовал прапорщику:

– Подхватывай… пополнение. Дотащим до площадки, а там… Там видно будет.

Квазимодо кивнул и ткнул большим пальцем себе за спину:

– А с оружием что? Взрываем? Один черт, тихо уже не дошли.

Капитан махнул рукой:

– Пещеру и оружие взорвать. Давай, Квазик, по-быстрому…

К нему сунулся Виноградов, по-собачьи заглядывая в глаза:

– А можно я с вами пойду? А? Я в армии служил. В 59-м полку в Новосибирске… И к границе ходили…

Числов кивнул, и Виноградов обрадованно продолжил уже на ходу:

– Тут еще дядя Николай был… Но у него ноги распухли… И блевать начал… Его Муса позавчера убил… А правда, что Горбача тоже убили?..

– Какого Горбача?

– Ну, Горбачева. За то, что водка по талонам?

От Виноградова пахло псиной, плесенью и мочой. Числов сглотнул ком в горле:

– Идем…

Но Виноградов не унимался, возбуждаясь все больше:

– А вы что, с чеченцами воюете? Вы кто?

– Русские, – Числов усмехнулся. – Тебе достаточно?

Виноградов хотел спросить что-то еще, но его вопрос потонул в сильном взрыве, от которого вздрогнула земля…

…До площадки они дотащились, вымотавшись основательно, но без боестолкновений. Собственно говоря, площадка эта была обыкновенной пологой поляной, окаймленной скалами.

Передохнуть Числов никому не дал:

– Так, живо разошлись по периметру… Кузьмин – ставь дозоры. Гриша, поляну прошерстить метр за метром. Феофанов, ты куда пулемет ставишь? Левее давай, там сектор обстрела шире. Шевелись, братва, шевелись…

Сергей нутром чуял, что времени у них почти не осталось. И тут по короткой связи доложился Квазимодо, шедший с рабами в арьергарде:

– Енисей – первый… Сзади – духи… Вижу пятерых. Метрах в трехстах… За нами крадутся… Шугануть?

Числов закусил губу:

– Погоди, Валера, дай обустроиться… Подтягивайся быстрее и займи рубеж на подходе.

– Понял тебя…

– Гущин! Рацию давай!

Пока Дима включался, Числов разглядывал скалы. Они казались безжизненными, но капитан знал, что это не так. Ротный связист отозвался мгновенно, и у него сразу же перехватил «матюгальник» Самохвалов:

– Енисей-первый, я – Кама-первый… Что там у тебя?

Числов не переставал оглядывать скалы:

– Кама – первый, я – Енисей… Площадку занял. По дороге популяли – у духов минус два, у нас чисто. Взял шесть непонятных. Вроде рабы, кажется, все славяне. Тащим с собой… Сзади – пять хулиганов… В милицию пока не сдаю… Когда тушёнка?

Рация захрипела помехами, искажая голос ротного, который и так-то был трудноузнаваем:

– Тушенка готова. Ящиков пока нет… Что за непонятные? Какие арабы?

– Кама – первый, я – Енисей… Не арабы, а рабы, рабы! Как понял!

– Ни хрена не понял.

– Рабы, рабы! Что с ящиками для тушёнки?

– Енисей, не дергайся, работай по плану, ящики ждем… Ждем…

«Ящики», то есть вертолеты, они ждали зря. О напрасности ожидания, конечно, не знал Самохвалов, не знал даже Примаков. Более того, сам командующий узнал об этом примерно тогда, когда взвод Числова разбирался с духами у пещеры… Никто ничего плохого, конечно, не хотел. И никто разведвзвод, разумеется, не предавал. Так вышло – неожиданно изменил свой маршрут лорд Джадд, прибывший в Чечню как глава официальной делегации ПАСЕ, то есть Парламентской ассамблеи Совета Европы.

Совет Европы, как известно, был очень обеспокоен событиями в Чечне, и особенно случаями массовых нарушений там прав человека. Вопрос был серьезный, у России могли возникнуть крайне неприятные проблемы, да, собственно говоря, они уже возникли… Поэтому на визит лорда Джадда возлагалось много надежд. Лорд Джадд, вообще-то, в этот день должен был работать в Ингушетии.

Черт его знает почему, но у лорда изменились планы, и он вознамерился прибыть в группировку. Свободных вертолетов просто не было, но Москва надавила – командующему русским языком объяснили, что «под лорда надо ложиться, и всё…». Генерал честно пытался сделать что мог, но Москва его даже слушать не стала. И вертолетная группа – та, которая должна был перебрасывать роту Самохвалова и «вертушки прикрытия», – ушла на Моздок… Никто ничего плохого не хотел, тем более милейший лорд Джадд. Он-то уж никак не мог знать, что своим изменением маршрута фактически обрекает на гибель взвод совершенно неведомого ему капитана Числова…

…Почти сразу же после сеанса связи с ротой к Числову подбежал боец от сержанта Кузьмина, у которого, как на грех, «ёкнула» короткая связь. Сергей напрягся и вспомнил – кажется, фамилия рядового была Кныш. Капитан подмигнул ему:

– Ну, Кныш?! Ты чего, как на кочерге, зенки выпучил? Чего там? Разъезд конных водолазов?

Кныш юмора не понял, видно было, что его поколачивает от избытка адреналина:

– Товарищ капитан… Там… Кузнецов наблюдает духов… Много… Человек пятнадцать… Движутся по направлению к ним.

– Я же говорил – конные водолазы, – хмыкнул Числов и гаркнул: – Занять оборону, живо. По секторам разбились! Витя, Крестовский! Дуй на гребень, поработаешь оттуда, когда поближе подойдут!

Бойцы мгновенно начали выполнять распоряжения – теперь подгонять уже не надо было никого. Людей подгоняло желание жить… Числов между тем предупредил по короткой связи Квазимодо:

– Валера, Валера… Прячь гостей, сам держи задних хулиганов… У нас, кажется, дискотека начинается. Подтягивайся живее, как понял?

– Понял тебя, Енисей – первый…

И тут уже Числов сам заметил боевиков. Они перли со скал быстрыми перебежками и казались крупными тараканами…

– Вот они!

Капитан не понял, кто это сказал, то ли он сам, то ли Живчик, лежавший рядом и уже приготовившийся к стрельбе.

– Огонь!

Разведчики начали первыми. Витя Крестовский удачным выстрелом снял духа. В ответ пошел плотный огонь – из пулеметов и автоматов.

– «Зенит» – чемпион! – заорал Живчик и засадил очередь.

Числов откатился от него в сторону и закричал, стараясь перекрыть стрельбу:

– Кузьмин, Кныш! Держите тропку! Феофанов – налево поработай! Живчик, ебенц, не высовывайся, нарвешься.

Боевики пёрли плотно. При желании они могли обойти взвод Числова, но духи этого делать явно не собирались. Они сжимали полукольцо вокруг поляны и вели плотный огонь…

Бывший раб Виноградов жался к Числову, как собака. В горячке боя капитан даже не сразу понял, что освобожденный ползает за ним, как пришитый. Матюгнувшись, Числов крикнул «работнику»:

– Наблюдай за склоном слева, хоть какое-то с тебя молоко.

– Есть, гражданин начальник.

– Ты что, зэк?

– В девяносто первом откинулся… потом в поезде ехал… Черные сняли… теперь здеся…

– Понятно.

Капитан по короткой связи потеребил Квазимодо, потому что с его стороны тоже началась стрельба:

– Валера, ты что молчишь? Как дела?

Квазимодо отозвался сразу:

– Мы задних шуганули, они огрызнулись и куда-то потерялись… У меня одного гостя зацепило – Мыколу. Жгут наложили…

– Возьми рубеж вдоль скалы.

– Уже взял…

Числов перебежал к Гущину, прятавшему рацию в расщелине между крупными валунами.

– Дима, роту давай…

Стрельба со скал снова усилилась, с правого склона начал бить тяжелый пулемет, который сумели подтащить боевики.

– Кама… Кама… Я – Енисей!

– Слышу тебя, Енисей!

– Кама, веду бой! У меня, один трехсотый, из гостей. Карандаши целы. Но могут поломать. Цепляют грамотно. Духов от тридцати, может, больше… Еще сзади… Давят меня назад, тем же бульваром. Там – засада. Выжимают основными силами на нее. Когда тушёнка? Когда тушенка?

– Енисей, я – Кама… Держись… Тушёнка готова, ждем ящики… Ждем.

– Кама, потеребите их там, у нас жарко.

– Потеребим, Серега, держись…

Ротный ушел со связи. Дима еще зачем-то повертел ручкой настройки, и вдруг в мембранах возник чужой вкрадчивый голос с характерным акцентом:

– Ваня… Ваня, слышишь мэня? Хочешь, я тебе яйца атрэжу?

Гущин дико глянул на Числова и вдруг, сорвавшись, заорал в «матюгалку»:

– Блядь, сука, пидор, душара потный! Я тя самого саперной лопаткой кастрирую!!!

– Ваня, – укоризненно сказал голос, – зачэм ругаешься? Хочешь, я тваей МАМЫ позвану? У мыня – мабыла! Скажы ее тылефон… Сейчас убъём – с мамой не прастышься…

– Пшел ты на хуй, пидор!

Гущин, тяжело дыша, вырубил рацию и поднял глаза на Числова. Капитан прочитал в этих глазах страх.

– Товарищ капитан… Что же там с вертолетами?

Числов через силу улыбнулся – как мог ободряюще:

– С вертолетами там хорошо. Вот без вертолетов – плохо. Не ссы, Капустин, отъебут – отпустят.

– Я не ссу, – сказал Дима и опустил голову.

Стрельба со склонов на какое-то время стала чуть менее плотной. Воспользовавшись этой «паузой», Числов связался с Квазимодо:

– Валера, слышишь меня? У нашей тетушки могут быть задержки с родами… Держись…

– Блядь! – отозвался прапорщик. – Что у них не так?

– Почему «не так»? Как раз наоборот! – зло сказал Числов. – Всё в строгом соответствии с житейской мудростью: «Чем дальше в лес, тем хуже вылез».

Гущин смотрел на капитана широко открытыми глазами.

– Не ссы, Валера. Противник – слабее и глупее нас, просто он еще об этом не знает, – подмигнул ему Числов. – Прорвемся… Давай-ка смени позицию. Левее перебирайся. Але, как понял?

– Понял, – прошептал Дима. И, подхватив рацию, метнулся к валунам покрупнее…

…Через несколько минут боевики, словно осатанев, поперли так, что все предыдущее показалось легкой увертюрой. Они начали жать со всех сторон и со стороны Квазимодо – тоже.

…Первым убили Кныша. Кузьмин еле успел оттащить его уже неживое тело в периметр. Духи подошли совсем близко, и к их пулеметным и автоматным очередям добавились гранаты из подствольников и гранатометов.

…Потом доложился Квазимодо – у него бойца Петрова грохнули прямо в переносицу…

Числов метался внутри периметра, меняя позиции. Пережидая разрывы гранат, он вжимался в скалистый грунт, и земля, несмотря на февральскую погоду, казалась ему теплой… Следующим погиб снайпер Витя Крестовский – он не успел сменить позицию, его зажали из двух пулеметов сразу, пока Числов увидел и начал прикрывать его пулеметом Феофанова и своим автоматом, пули уже успели искромсать парня. А потом еще духи засадили уже по, наверное, мертвому Крестовскому, парочку гранат из подствольников – для надежности…

…Стреляя, Числов почти не видел результаты своих попаданий. Один раз ему, правда, показалось, что он срезал очередью бородатого духа в зеленом армейском бушлате и портупее…

…Еще несколько раз Числов и Гущин выходили на связь с ротой. «Ящиков» для «тушёнки» не было. Самохвалов умолял – держаться и что-то говорил о поддержке со стороны «вованов»… Капитану стало совсем тяжело. Пока кто угодно из самых близких соседей доберется своим ходом – будет… В общем, понятно, что будет…

Числов не знал, что майор Самохвалов уже замучил всех, кого только мог, – и Примакова в том числе. Примаков же извелся почти до инфаркта – он просто прорвался к командующему, и тот сказал, как приговор:

– Александр Васильевич, хоть ты душу не рви. «Вертушки» будут, когда с лордом разберемся… Пару часов еще пусть продержатся твои ребята. Ну нечего мне сейчас дать, понимаешь?!

Примаков ничего не ответил. А что он мог сказать? Что еще на пару часов такого боя у взвода Числова просто не хватит боезапаса? Командующий и сам это должен был понимать прекрасно.

…Когда осколками гранаты посекло Феофанова, Числов сам схватил пулемет. Раненых стаскивали вглубь периметра, там, где крупные валуны образовывали хорошее естественное укрытие. Свой автомат капитан бросил Виноградову:

– На! Умеешь?

– Стрелял… В Юрге… – беззубо улыбнулся Виноградов.

– Ну вот и здесь постреляешь. Давай-ка туда, где камушек голубой… Видишь?.. Давай!

– Мне, что голубой, что зеленый, гражданин начальник…

Виноградов отполз от Числова, прицелился старательно, но успел дать только одну короткую очередь – потому что его самого буквально перекрестило очередями… Одна из пуль попала в горло. Виноградов привстал на колени, пытаясь зажать рукой ударивший из шеи фонтан, булькнул что-то и упал навзничь. Те, что атаковали Квазимодо сзади, дожали прапорщика до самого периметра. Квазимодо загнал всех рабов к раненым и упал на землю рядом с Числовым:

– Серега, нас обложили! Проси артиллерию!

– Валера, оглядись? Какая на хуй артиллерия в этой горловинке? По нам, что ли? Так по нам мы еще успеем… Не кипятись, Квазик…

…Боевики упорно ползли вперед. Кое-где они уже подошли на бросок гранаты (правда, их ручные гранаты еще до периметра не долетали). Очереди огрызающихся десантников становились все короче и реже – команду на то, чтобы беречь патроны, отдавать было не надо, все всё понимали и сами…

Передав пулемет Живчику, Числов пополз к раненым, а их уже было девять человек – наспех перебинтованных, с белыми лицами и вопрошающими глазами. У Числова не было ответа на их общий немой вопрос. Среди раненых неподвижно лежал и Дима Гущин, которого осколок ударил в грудь.

– Жив? – спросил, кивая на Диму, Числов.

– Жив, – ответил сержант Кузьмин и добавил: – Вроде бы.

– Вроде – у бабки в огороде! А мне нужно, чтобы в самый аккурат. Так что ты уж постарайся, ладно?

– Я стараюсь. – кивнул Дима и виновато сказал: – Вот только станция…

– Да и хрен-то с ней. Сейчас главное – выбраться. А матчасть – наживём, – отмахнулся Числов и сказал уже одновременно всем: – Так, славяне, не киснуть. Все хуйня, кроме пчел, – так нам завещал Винни-Пух. Да и пчелы, я вам скажу… Делитесь-ка гранатами, пацаны…

Он вернулся к Живчику, от ствола пулемета которого поднимался легкий парок.

– Ну что, шустрый, дышишь пока?

– Дышу, – откликнулся Живчик и дал длинную очередь по перебегавшим боевикам. – Товарищ капитан…

– Не ссы. Вижу. Работай, Живчик, закончим – в отпуск тебя отправлю. Блядь… Сколько же их… Сука…

Числов откатился от Живчика в сторону и засадил очередь из автомата по боевикам, заходившим на пулеметчика с фланга. Один – бородатый, немолодой уже – упал и завыл что-то. Его подхватили под руки свои и потащили в укрытие – но тут уж пацаны постарались – накрыли всех троих стволов с семи одновременно. Квазимодо еще туда и из подствольника сунул…

…И все с надеждой всматривались в небо, все ждали чуда – вполне конкретного, в виде вертолетов прикрытия, которые огнем бы отбросили духов, размолотили бы их. А потом села бы рота с минометами и безоткатками – вот тут бы уже и другой разговор пошел…

…Числов в небо не смотрел. Он в чудеса не верил. Но кто сказал, что они не случаются? Услышав гул вертолета, Числов решил сначала, что у него слуховая галлюцинация.

Но тут рядом вскинулся Живчик:

– Наши… Товарищ капитан… Наши!!!

В небе над ними делал круг один-единственный вертолет.

– Хрен там наши! – заорал Числов. – Видишь, он один! Огонь!

Все, на что даже боялся надеяться капитан, – это то, чтобы «вертушка» хоть огнем бы чуть-чуть поддержала. Он перевернулся на спину и достал сигнальную ракету.

…А это и вправду был случайный вертолет, который просто слегка сбился со своего курса. Бой в ущелье заметил первый пилот, подполковник, летавший еще в Афгане. Он и ткнул рукой второго пилота:

– Денис, глянь-ка… по твоему борту – бой идет… Глянь, глянь… Ни хрена себе, славян зажали… Смотри, сколько накрошили…

Снизу пошли сигнальные ракеты – одна, другая, третья, четвертая.

– Командир, – занервничал второй пилот, молодой еще совсем капитан. – Обходим, командир. Давай влево. Заденут же…

Подполковник потемнел глазами, сжал упрямо губы и доложился «базе»:

– Я «56-й». Иду на вынужденную. По-моему, бак зацепило, когда взлетал. Проверюсь. Квадрат 3844.

– Командир, вы что? За это же прокурор…

Подполковника аж перекосило:

– Срал я на прокурора! Там наших мочат! Дуй в салон с автоматом. Мои рожки возьми! Помоги пулеметчику. Из блистера. Второго. С правого борта – огонь! – Второй пилот даже рот раскрыл от ужаса, но командир уже завелся не на шутку: – Молчать и не сопеть! Вон на хер из кабины!

«Вертушка» прошлась с ревом по кольцу атакующих боевиков. Те пытались стрелять по вертолету из пулеметов, автоматов и гранатометов – но их буквально задавили огнем. Кроме того, боевики наверняка решили, что следом за Ми-8 должны, по обыкновению, прилететь «крокодилы»[124]124
  Вертолеты огневой поддержки Ми-24.


[Закрыть], а «крокодилов» они боялись – вот и начали заранее прятаться.

– Вот чертушка, – прошептал Числов, не веря своим глазам, когда вертолет из крутого разворота явно пошел на посадку. – Ах ты родной-хороший…

«Вертушка» зависла над площадкой, едва касаясь консоли грунта. Со всех сторон к машине подбежали десантники, таща раненых и убитых. Числов что-то орал и не слышал сам себя. Он, Квазимодо и Кузьмин прикрывали срочную погрузку – да это даже и не погрузка была, а… раненых просто забрасывали в салон. Больше всего Числов боялся, что машину вот прямо сейчас сожгут выстрелом из гранатомета – и вот тогда уже все. Тогда точно – все… Но обошлось. Капитан запрыгнул в вертолет последним, когда «вертушка», натужно воя, уже пошла вверх. По чести говоря, он смутно помнил последние минуты на этой чертовой площадке. Все было словно в бреду…

Перегруженный донельзя вертолет вырвался из района боя. Однако все понимали, что это только полдела. Большую высоту машина по понятной причине набрать не могла, а со скал какой-нибудь дух вполне мог прямо в бочину засадить. И такие случаи бывали…

Числов сидел в теснейшей куче-мале в салоне и, как заведенный, шептал:

– Вот суки, вот падлы ебанные…

И при этом капитан даже сам, наверное, не смог бы точно сказать, кого, собственно, он имеет в виду – боевиков или… Скорее всего – и тех и других…

…«Вертушка» добросила эвакуированный взвод Числова прямо на родной «бугорок» – благо что он был «по пути». Правда, командир вертолета не выключал двигателей – топливо заканчивалось. Числов даже ни познакомиться, ни толком поблагодарить подполковника не успел. Руку только пожал. А еще они в глаза друг другу посмотрели. И в этом обмене взглядов было все. Иногда слова бывают лишними…

…Конечно, при таких потерях о десантировании роты речь уже не шла – даже если бы вдруг прибыли все необходимые вертолеты. Самохвалов доложился «наверх», выслушав доклад Числова. Ротный ничего не стал говорить капитану – молча обнял и отправил в баню…

…Ближе к вечеру из моздокского госпиталя прибыл эвакуатор Ми-8 под прикрытием двух «крокодилов» – Ми-24. Субтильный медик-старлей, руководивший эвакуацией, прибыл, судя по внешнему виду, прямо из операционной – на нем были ярко-зеленые штаны, такая же рубаха и шапочка и только поверх этого «прикида» – бушлат. Он метался с капельницами между раненых, не обращая внимания на крики пожилого уже вертолетчика в обшарпанном оранжевом шлеме с надписью «Майер» под полустертой птичьей эмблемой:

– Темнеет быстро! Я вообще никуда, на хер, не полечу! Лучше сразу охрану ставь!

Кто-то из грузивших «трехсотых» десантников вступился за медика:

– Заткни клюв, стрекозел!

Вертолетчик завертел головой, пытаясь понять, кто это крикнул, конечно, не понял, махнул рукой и забормотал уже тише, так, что и не разобрать почти было:

– …Сказали: сел – не выключайся, сразу – взлет. В темноте… нижняя кромка… «скальпель» херов… над Бамутом…

На него не обращали внимания.

Старлей быстро сделал Димке Гущину, пришедшему в себя только на «бугорке», укол и ободряюще улыбнулся:

– Погоди, земляк… Это – тьфу, царапина… Мы щас…

Гущин дрогнул уголками губ и снова закрыл глаза.

Старлей глянул на окровавленный циферблат часов – они были надеты прямо поверх длинных (до локтей) перчаток – и закричал почему-то не Самохвалову, а прапорщику-медику Марченко:

– Слышите, фельдшер?! Все! Ни «двухсотых», ни с иссечением не беру. Все! У меня места нет – бак в салоне! Все! Майер – поднимайте «крокодилов»!

Ми-8 и два Ми-24 быстро ушли в темнеющее небо, оставив на «бугорке» убитых – им все равно уже нельзя было помочь – и посеченного осколками пулеметчика Феофанова, ранения которого допускали, по крайней мере, не срочную эвакуацию…

Феофанов сидел, привалившись к колесу «таблетки»[125]125
  Короткий тупорылый «уазик»-вагончик.


[Закрыть]. Он кутался в синее солдатское одеяло, из-под которого виднелась разорванная окровавленная майка. Его трясло, а когда затих шум вертолетов, стало слышно, что парень рыдает во весь голос. Самохвалов молча погладил раненого по голове, вздохнул и пошел прочь. Прапорщик Марченко накинул на Феофанова свой необъятный бушлат и попытался успокоить парня:

– Ну-ну… Щас. Мы тебя в нашу санчасть… Не хуже госпиталя. Только баб нет… Еще мазью смажем, перебинтуем начисто…

Феофанов продолжал плакать, и прапор заговорщицки подмигнул ему:

– Сто грамм примешь? Тебе и не надо в госпиталь…

Феофанов кивнул, но заревел почему-то еще громче. Отчаявшись, Марченко пнул пулеметчика сапогом под коленку, потом под другую:

– Видишь, ноги – целы! И руки, блядь, на месте!

Для пущей убедительности прапор еще сунул Феофанову под нос здоровенный кулачище:

– А это видишь?!

– Да-а, – сказал Феофанов, догадливо перемогая свою истерику. Марченко кивнул и перевел взгляд на завернутые в плащ-палатки тела.

– А пацаны вот уже ни хера не увидят…

…Вечернее построение проходило уже в темноте, как только в роту примчался полковник Примаков. Голос Самохвалова срывался на февральском ветру:

– …Головные уборы снять! Вечная память десантникам разведвзвода, павшим смертью храбрых при выполнении боевого задания. Младший сержант Крестовский Виктор Павлович. Ефрейтор Петров Александр Петрович. Рядовой Кныш Юрий Евгеньевич. Рядовой Сухоручко Виталий Иванович…

(Сухоручко умер от ранений уже на «бугорке». Марченко еще говорил, что это ранение, в принципе, не было смертельным, просто «сердце шока не приняло».)

– …Головные уборы надеть!..

Погибших поминали ночью – кто как. Бойцы в основном, конечно, «всухую». Но у некоторых были заначки. Маугли, Веселый и Ара отправились к разведчикам с половиной фляжки водки. Веселый, Живчик и погибший Крестовский корешились, так как были «зёмами» – все трое из Питера. На всех водки хватило буквально чтобы чуть лизнуть. Выпили молча. Потом, закурив, Маугли сказал:

– Да… У Вити классный дембельский альбом был. Аккуратный такой. Маленький, но все – чики-чики…

Через паузу Кузьмин помянул Кныша:

– Кнышка, кабы жив был – опять бы пошел на покойников смотреть. Он говорил – волю закаляет.

Помолчали еще, потом шмыгнул носом Живчик:

– А Петров мне говорил, что у него деваха «залетела». Когда он в отпуск ездил. Еще советовался, типа, может, написать, чтоб оставила? Я отсоветовал…

– А Сухоручко все сеструхе своей писал. Ага. Она близняшка его. Он еще прикалывался, что такой приказ вроде есть в Министерстве обороны – чтобы во время срочной службы близнецов не разлучать. Так он говорил, что сеструха евонная тут бы шороху навела…

– Ладно, пацаны… Хорош, а то… А им-то теперь все уже по барабану…

…Офицеры, прапорщики и несколько контрактников постарше собрались в завьяловской палатке. У Мити – потому что все погибшие были из его взвода. Не было только Самохвалова и Числова. Импровизированный – из ящиков – стол накрыли «трофейной» ковровой дорожкой. В центре в четырех небольших кучках – личные вещи погибших: групповые фотографии, крестики, игрушка «тетрис», разбитые часы, зажигалки, письма, смятая фляга, какая-то непонятная фигурка из кости. И только в одной кучке – медаль «За боевые заслуги» и удостоверение к ней. Это была медаль снайпера Крестовского. На остальных «наградные» не писали. Вокруг этих нехитрых пожитков стояли колпачки от мин с налитым в них спиртом. Их пока никто в руки не брал. Все сидели молча, в основном глядя в раскисший земляной пол. Завьялов в который раз уже сказал:

– Самосвал сейчас будет. Они с Примаковым долаются… Щас уже…

Тут как раз и зашли Примаков с Самохваловым.

Все молча встали, разобрали колпачки от мин. Примаков, как старший по званию, вздохнул тяжело:

– Ну что, помянем?

Молча выпили, не чокаясь и не закусывая. Завьялов кивнул на кучку с медалью: