Текст книги "Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Вы удовлетворены? – спросил он на прощание.

– Вполне, – сказала я, чувствуя, как мои уши снова наполняются противным звоном.

На улице мне стало лучше, но я решила не возвращаться в Агентство, тем более что сегодня была пятница. Но не успела я сесть в электричку, как в сумке запищал мобильник, и Глеб поинтересовался моими успехами. Чтобы не расстраивать его сразу, я солгала, что жду аудиенции у кабинета Бамбука.

– Хорошо, – сказал Спозаранник, – сегодня можешь не возвращаться, но постарайся выжать из него как можно больше. Сдается мне, что этот Бамбук – форменный негодяй. И вот еще что, позвони в «Зелень лета» и узнай про похороны Харитоновой – тебе надо там быть.

Разговор с Глебом оставил в душе неприятный осадок. Мне было стыдно за свою маленькую ложь, а еще за то, что я поймала себя на мысли: не хочу видеть мертвую Хлою. О том, что мне «надо там быть» я прекрасно знала и без Спозараника, который наверняка имел в виду какую-нибудь чушь вроде той, что убийцы имеют обыкновение приходить на похороны своих жертв.

* * *

Узнав о том, что Ольгу Харитонову будут хоронить в воскресенье, я стала звонить сокурсникам, чьи телефоны сохранились в моей записной книжке. Те, кого мне удалось застать, ужасались страшному известию, но, ссылаясь на неотложные дела, говорили, что не могут прийти на похороны. «Хреновая у нас была группа, – подумала я, – всего-то пять лет прошло, а все уже стали чужими друг другу». Вечером я перечитала Ольгины статьи. Они были написаны хлестко и содержали множество литературных реминисценций и прямых цитат из Библии. С точки зрения стилистики статьи были превосходны, но никаких сенсационных разоблачений в них не было, так – туманные намеки на аферы с участием Бамбука: отмывание бюджетных денег и сомнительный договор с арендаторами ресторана «Орхидея», расположенного на территории заповедника. В этом была вся Хлоя: она никогда не давала себе труда копаться в том, что ей было не очень интересно.

Потом я подумала о том, что совсем не знаю, как Ольга жила все эти годы. За все это время она позвонила мне лишь однажды, сказала, что была замужем, но ей это не понравилось, и вдруг спросила:

«Горностаева, ты помнишь, как зимой мы сидели с тобой в кафе?»

В тот день я сказала ей, что ни одного мужчину в жизни не любила сильнее, чем ее. И это была истинная правда.

* * *

Ольгу отпевали в маленькой церкви на Пороховых. Из присутствующих я знала только Вересова и Бамбука. Они стояли рядом, держа в руках зажженные свечи, и явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, остальные тоже испытывали дискомфорт и робко поглядывали в сторону открытого гроба. Лицо Хлои казалось удивительно спокойным. Мертвые губы застыли в некоем подобии улыбки и словно спрашивали: «Ах, зачем свечи?…» Крещенная в детстве, Ольга называла себя атеисткой и никогда не ходила в церковь. Странно поэтому было видеть иконку в ее восковых пальцах и бумажный венчик на лбу. «Упокой, Господи, душу рабы твоея…» – звучало в храме. Присутствующие неумело крестились. «Вот ты и убежала в радость», – некстати подумала я.

На кладбище сотрудники «Зелени лета» устроили гражданскую панихиду. Но то, что говорили они, не имело отношения к той Ольге, которую знала я, и вызывало раздражение.

Начался дождь. Бамбук раскрыл зонт, и вместе с Вересовым они укрылись под ним. Радом с ними стоял Сергей Логинов, и я подумала о том, что не видела его в церкви. Могильщики быстро делали свою работу. Комья мокрой глины с омерзительным стуком падали вниз. Худенькая девушка с белыми хризантемами в руках плакала навзрыд. «Наверное, она хорошо знала Хлою», – машинально отметила я, удивляясь тому, что не могу плакать. Было холодно, и среди этих чужих мне людей я чувствовала себя крайне неуютно. Казалось, что кто-то из них пристально наблюдает за мной. Ощущение было не из приятных, поэтому я с облегчением вздохнула, когда все наконец закончилось.

Нет ничего более грустного, чем возвращаться после похорон по размокшей кладбищенской дороге. Впереди меня шли Вересов и Бамбук. Черный купол зонта походил на огромный нелепый цветок, а фигуры ботаников выглядели под ним, словно тычинка и пестик.

– Эраст! Я боюсь, – донесся до меня голос Станислава Петровича. – Сначала Хлоя, теперь – Харитонова. Может быть, кто-то охотится за нами? Наверное, все же не следовало устраивать презентацию в оранжерее. Мало того, что теперь меня упрекают в халатности, так некоторые не стесняются говорить о преднамеренном убийстве. Еще немного – и я начну верить в то, что действительно виноват в смерти девушки.

– Успокойся, это простое совпадение, – говорил Бамбук. – Не бери в голову, ведь ты же знаешь, что у нас и в мыслях не было убивать журналистку. Единственное, чего мы хотели – это пустить ей пыль в глаза, чтобы она перестала копать под заповедник.

Услышать продолжение этого разговора мне помешала странная сцена, которая разыгралась на дороге. Логинов что-то сказал девушке, которая принесла Ольге хризантемы, и попытался надеть ей на голову венок из кладбищенских восковых цветов.

– Не смей! – закричала я.

Увидев меня, он странно ухмыльнулся и пошел вперед, унося с собой свой жуткий венок.

– Он что, ненормальный? – спросила я, подходя к девушке и узнав в ней ту, которая плакала на скамейке в заповеднике.

Она молча кивнула.

– Больше всех цветов на свете Ольга любила белые хризантемы, – сказала я.

Девушка внимательно посмотрела на меня.

– Ты хорошо ее знала? – спросила она.

– Я любила ее, – просто ответила я.

– Тогда, может быть, пойдем и помянем Ольгу вместе?

И мы пошли.

* * *

Фаина – так звали девушку – привела меня в ту самую комнату, где мы собирались во времена студенчества. Здесь все напоминало об Ольге и осталось таким же – мебель, стильные безделушки на книжных полках, подсвечник, который мы подарили ей на день рождения. Единственным новым предметом был компьютер. Фаина придвинула к дивану низкий столик, зажгла свечку и разлила водку в рюмки.

– Ты долго была с ней? – спросила она после того, как мы выпили.

Вопрос показался мне несколько странным, но, сосчитав годы, проведенные в университете, я ответила:

– Пять лет.

– Странно, – сказала Фаина. – Ольга говорила мне, что я у нее первая женщина.

– В каком смысле? – спросила я, чувствуя легкое головокружение от выпитой водки.

То, что прозвучало в ответ, походило на сон или фантасмагорию. Фаина была лесбиянкой и работала стриптизершей в ресторане «Орхидея». Там она и увидела Ольгу.

– В тот вечер Ольга была в ресторане с мужчиной, – рассказывала Фаина. – Я обратила на нее внимание сразу, она смотрела на мой танец тем особенным взглядом, который мне хорошо знаком. Мы познакомились и провели вместе два счастливых года.

Я слушала и не верила своим ушам. Кто бы мог подумать, что Хлоя поддастся чарам розовой любви. Не то чтобы это известие меня сильно шокировало, но… несколько застало врасплох.

– Ведь говорила же я ей, не ходи на эту чертову презентацию. Как чувствовала… Надо было и мне пойти с ней, ведь она меня приглашала, да только я терпеть не могу оранжереи. Там всегда так душно. А Ольга любила цветы, особенно хризантемы. И вот теперь ее больше нет, – опять заплакала Фаина.

Тут до меня наконец дошло, за кого она меня принимает.

– Послушай, – сказала я, – мы учились с Ольгой в университете, но никогда не были любовницами.

Фаина посмотрела на меня с удивлением.

– Так ты…

– Нет, – отрицательно замотала головой я. – Я никогда не была лесбиянкой, но это не мешало мне любить ее.

Потом мы с Фаиной снова пили водку и вспоминали Ольгу. Каждая говорила о своей любви, но этого было достаточно для того, чтобы понять друг друга, потому что, как когда-то давно шутила Хлоя, «любовь, она и в Африке любовь». В конце, когда мы обе были уже пьяными, я вспомнила про Логинова.

– Да он псих, – отмахнулась Фаина, – терпеть не может розовых.

– Мне он тоже показался странным, когда в день гибели Ольги я приходила в оранжерею. У нас в «Золотой пуле» думают, что это могло быть убийством.

Фаина вздрогнула и отрицательно покачала головой:

– Логинов, конечно, чокнутый, но чтобы убить…

– А про Бамбука ты ничего не знаешь?

– Я видела его несколько раз в «Орхидее». Он забавный, но если бы меня интересовали мужчины, я предпочла бы Вересова.

– Ольга не рассказывала тебе о нем после того, как они встречались в заповеднике?

– Мы не обсуждали ее журналистские дела. Может быть, что-то осталось в компьютере. Посмотри сама, я даже не знаю, как эта штука включается.

Что-то в ее словах показалось мне неискренним, но я не придала этому значения. В конце концов Фаина была стриптизершей, а не журналисткой. Компьютерный текст статьи «Бизнес на соцветиях» ничем не отличался от напечатанного в газете. Очевидно, это был уже последний выправленный вариант. Черновиков статьи в компьютере не было, но зато здесь сохранились отдельные документы, озаглавленные «Бамбук», «Вересов», «Логинов». Подумав, что в них могут содержаться любопытные сведения, я скопировала файлы и отправила их электронной почтой на свой адрес в «Золотой Пуле».

– Ты тоже думаешь, что Ольгу могли убить? – спросила со страхом наблюдавшая за моими действиями Фаина.

– Так думает наш Спозаранник, а я хочу убедить его в обратном.

* * *

Домой я вернулась поздно, и Сашка ядовито заметила, что для сохранения здорового потомства пить не рекомендуется. «Зато сейчас меня не тошнит», – огрызнулась я, посоветовав ей заняться малоизученным вопросом о благотворном влиянии алкоголя на ранний токсикоз беременности. На другой день моя голова трещала так, что готова была разорваться.

– Валентина, ты что-то бледна, – встретила меня Агеева.

Я хотела было сказать ей о беременности, но, представив, что за этим последуют непременные расспросы о Скрипке, ограничилась рассказом о вчерашних похоронах.

– Бедная девушка, – вздохнула Марина Борисовна. – Какая нелепая смерть! Глеб убежден в том, что ее убили. Кстати, он тебя уже искал и просил передать, что вернется через два часа.

День закрутился в своем привычном ритме. Я включила компьютер, но прежде чем приняться за ненавистную сводку, открыла электронную почту и стала читать то, что отправила себе вчера. Там было много весьма любопытного. Характеристики, которые Ольга давала своим персонажам, были язвительны и точны, но главное заключалось не в этом. Оказывается, ее подозрения относительно злоупотреблений руководителей заповедника имели под собой основания. Речь шла о взятках, которые хозяева ресторана «Орхидея» давали Вересову за благоприятные условия аренды, о неблаговидной роли Бамбука в деле организации Фонда в поддержку биологической науки. «Возможно, Ольга не решилась опубликовать эти данные, потому что хотела найти другие доказательства, подтверждающие их достоверность», – подумала я, вспомнив нашу встречу на пресс-конференции и ее обещание навестить меня в «Золотой пуле».

Единственное, что показалось мне странным, – это шероховатость текста и обилие в нем орфографических ошибок. Хлоя обладала безукоризненной грамотностью, она была лучшей стилисткой на нашем курсе, и даже ее учебные материалы отличались особой отточенностью. Она чувствовала язык, как иные чувствуют музыку. Требовалось какое-то очень сильное потрясение для того, чтобы Ольга вдруг стала писать так небрежно.

Чем больше я все это читала, тем сильнее сомнения разъедали мою душу, мне начинало казаться, что Спозаранник вполне может быть прав. Но после разговора с Глебом я поняла, что смерть на презентации уже не интересует его, как раньше.

– Спасибо, – сказал он, убирая документы Ольги в сейф. – Я непременно ознакомлюсь с ними. Но, как мне удалось сегодня выяснить, Бамбук не мог иметь отношения к убийству Харитоновой. Возможно, ее смерть была действительно несчастным случаем…

Но теперь так не считала я. В конце концов, Хлоя была моей подругой, и у меня появились основания подозревать, что она была убита. В конечном итоге именно это стало причиной того, что я нарушила первую заповедь журналиста-расследователя и поехала в заповедник, не поставив об этом в известность никого в Агентстве.

* * *

– Что-то случилось? – спросил Бамбук, когда, минуя секретаршу, я, слегка запыхавшись, ворвалась к нему в кабинет.

– Случилось, – подтвердила я. – Вы знали, что Ольге Харитоновой стали известны факты, компрометирующие Вересова и вас. А значит, в прошлый раз вы сказали мне не всю правду, и ее смерть могла быть неслучайной.

Я отчаянно блефовала, но Эраст Леонидович об этом не догадывался. Поэтому он изобразил на лице гримасу и сказал, что мои необоснованные предположения еще не дают повода вбегать в его кабинет без предварительной договоренности и что сейчас его ждут на важном совещании, а завтра в 14.00 он готов ответить на все интересующие меня вопросы.

Нужно было возвращаться в Агентство, но осознание того, что отповедь, которую прочитал мне Бамбук, была заслуженна и время потрачено зря, заставило меня отправиться на поиски Логинова. Он был в той же оранжерее, которая теперь, благодаря его, стараниям, имела вполне пристойный вид.

– Все вынюхиваешь? – злобно спросил Сергей вместо приветствия.

Сдерживая себя, я сказала этому странному парню, что Ольга Харитонова была моей подругой.

– У тебя, наверное, все подруги такие? – с кривой ухмылкой поинтересовался он.

– Не тебе судить о Хлое! – разозлилась я.

– Не трогай Хлою! – прорычал Логинов. – Она была чистой девушкой, не то, что эта твоя розовая сука.

Тут только до меня дошло, что мы говорим о разных Хлоях, и, чтобы успокоить этого ярого противника лесбийской любви, я миролюбиво спросила:

– А что случилось с той, мраморной, Хлоей?

– Ее убили.

– То есть как? – не поняла я. – Разве можно убить статую?

– Можно, если иметь душу такую же черную, как у Фаинки, которая убивалась на кладбище из-за своей подружки. Это она неделю назад разбила мою Хлою. Я узнал ее на презентации, когда вместе с ней в оранжерею снова пришла смерть.

– Ты что-то путаешь, Фаины не было в тот день в оранжерее, – возразила я.

– Ничего я не путаю, – сверкнул синими глазами Логинов. – Она была там и кривлялась на мраморном постаменте, пытаясь изобразить Хлою. Только куда этой розовой шлюхе до Хлои. Только постамент осквернила, сука.

– Поэтому ты хотел надеть ей на голову венок из кладбищенских цветов?

– Она – смерть, но пока не знает, что скоро умрет и сама. Я видел это там, на кладбище, потому и простил ей мою Хлою. Скоро Фаина уйдет за ней следом.

От разговора с этим блаженным моя голова пошла кругом. Теперь я почти не сомневалась в том, что Логинов убил Ольгу и собирается убить Фаину. Но вместо того, чтобы вернуться в Агентство и рассказать обо всем Спозараннику, я совершила еще одну ошибку: решила поехать к Фаине, чтобы предупредить ее об опасности.

Но поскольку адрес Фаины, записанный мною на бумажке, остался дома, я вынуждена была позвонить Сашке и попросить ее продиктовать мне его.

Стриптизерша открыла мне дверь и отшатнулась, точно на пороге стоял призрак. Она была пьяна и не хотела впускать меня в квартиру.

– Нам нужно срочно поговорить, – убеждала ее я. – Тебе угрожает опасность.

– Теперь это не имеет никакого значения, потому что Ольги больше нет.

– Я знаю, кто убил ее.

– Ну если так, входи, – произнесла она безжизненным голосом.

Комната, куда я вошла, напоминала мемориальный музей Ольги Харитоновой. Ее фотографии были всюду: они стояли на книжных полках, были приклеены к стенам, веером располагались на полу. Не обращая на меня никакого внимания, Фаина плеснула в стакан виски из стоявшей на столе бутылки и подошла к работающему компьютеру.

– Как видишь, я умею с ним обращаться, – сказала она, перехватив мой недоуменный взгляд.

Тут только в моем мозгу забрезжило просветление

– Я вижу, что ты хорошо умеешь лгать. Зачем ты сказала мне, что не была на презентации?

– Ведь ты же все знаешь, – зябко поежилась Фаина и, отхлебнув из стакана, защелкала «мышью».

На мониторе возникла Ольга в белом махровом халате. Ее руки были скрещены на груди, а пушистые, доходящие до плеч волосы распадались на прямой пробор – такую прическу она носила в те годы, когда мы учились в университете. На следующей фотографии халата на ней уже не было, и обнаженная девушка, лежавшая на тахте с запрокинутой головой, ничем не напоминала Хлою, которую знала я. Стриптизерша с отрешенным видом щелкала «мышью», меняя файлы. Появились фотографии с презентации. Ольга с бокалом в руке улыбалась стоявшему рядом с ней мужчине; снова она, склонившаяся над кустами хризантем, потом босоногая Фаина на мраморном пьедестале Хлои.

– Зачем ты убила ее? – спросила я, вспомнив Логинова и подразумевая мраморную греческую пастушку.

Вместо ответа Фаина неистово зарыдала и со звериной яростью стала срывать со стен Ольгины фотографии. Не зная, как успокоить обезумевшую стриптизершу, я с ужасом наблюдала за происходящим. Наконец силы оставили ее. Всхлипывая, она в изнеможении упала на тахту, а я примостилась рядом и легонько гладила подрагивающие плечи девушки.

– Все пройдет, – говорила я, потому что не знала других слов. – Ты только не забывай Ольгу, ведь любовь никогда не кончается…

– Она предала любовь, – подняла голову Фаина. – Раз ты все знаешь, ты должна понять, почему я это сделала.

И тут стриптизерша рассказала мне то, во что было невозможно поверить.

* * *

…Встретив Ольгу, Фаина поняла, что нашла наконец свою половинку. Еще никогда в жизни она не была так счастлива. Они трижды побывали в Париже и Венеции. Это были незабываемые, упоительные дни. Ради Ольги Фаина была готова на все, она исполняла ее малейшее желание.

Все рухнуло разом: Фаина узнала, что Ольга тайком от нее встречается с мужчиной. Скандалы и слезы не помогали, она добилась лишь того, что подруга перестала скрывать свою связь и несколько раз появлялась со своим избранником в «Орхидее». Этого девушка вынести уже не могла, а потому решила убить Ольгу. Презентация подвернулась как нельзя кстати. О том, что все в заповеднике держится на честном слове, Фаина знала давно, недаром танцевала в ресторане не первый год. План с рамой показался ей самым простым и легким для исполнения – за неделю до презентации она побывала на крыше оранжереи и убедилась, что небольшого усилия вполне достаточно для того, чтобы столкнуть раму. Тогда-то и разбилась случайно мраморная статуя. И никто ничего не заподозрил. Разве что Логинов с этого дня стал смотреть на нее с еще большей ненавистью, но его в «Пальмире» серьезно никто не воспринимал.

– Я не сомневалась в том, что Ольга обязательно подойдет к хризантемам, ей всегда нравился их горьковатый запах, – рассказывала Фаина, – поэтому и подготовила заранее именно эту раму. И все же я не решилась бы сделать это, если бы она назло мне не принялась флиртовать с каким-то красавчиком. Я не помнила себя от ревности и, только увидев лежащую на земле Ольгу, поняла, что случилось непоправимое. На следующий день всех, кто был на презентации, допрашивали в милиции. Это было страшно, казалось, что человек, который задавал вопросы, видит тебя насквозь и все знает. Испугавшись, я решила добавить в Ольгины материалы о заповеднике всякой ерунды, о которой болтали в ресторане. Я думала, что это отведет подозрения от меня, но ты все равно догадалась…

Слова Фаины доносились до меня, как сквозь сон. Мозг отказывался воспринимать услышанное.

– Теперь я понимаю, что все равно не могу жить без нее, если только ты, которая знает все, не захочешь мне помочь. Люби меня, Валечка, я умею быть нежной…

Фаина обхватила меня своими цепкими руками, я в ужасе оттолкнула ее и побежала на кухню. Вдогонку мне раздались истерические завывания, а уши снова наполнялись гулом, от которого некуда было деться. «Только бы не упасть», – подумала я и полетела в черную яму.

* * *

Когда я вынырнула из небытия, передо мной сидел Скрипка. Вокруг все было незнакомое: кровать, стены, голое, без занавесок, окно, за которым была темнота.

– Ну что, очухалась, горемычная? – спросил Леша, глядя на меня как на убогую.

– Где это я?

– В больнице, где же еще, – с раздражением ответил он.

И тут я вспомнила.

– А Фаина?

– Нету больше твоей Фаины. Радуйся, что сама живой осталась.

– Объясни мне, что произошло?

– Вообще-то я ждал объяснений от тебя, – насупился Скрипка.

Я понимала, что он злится, но знала, что ни в чем не виновата перед ним.

– Леша, клянусь, что все совсем не так, как ты думаешь. Когда-нибудь потом я расскажу тебе про Хлою, и ты все поймешь. Но сейчас мне очень важно знать, что случилось и почему я оказалась в больнице.

Скрипка вздохнул и стал рассказывать.

Он вернулся из отпуска сегодня утром и пришел в Агентство в надежде помириться со мной, и даже купил с этой целью розу. Но там никто не знал, куда я так внезапно исчезла, а Агеева сказала, что в последнее время я плохо себя чувствовала и, наверное, поехала домой. Тогда он отправился ко мне. Сашка встретила его неприветливо и рассказала, что вчера я явилась пьяная в хлам от какой-то Фаины и что все это якобы из-за него. Тут Леша вспомнил, что в «Золотой пуле» меня называли розовой, и решил, что я завела себе подружку.

– Господи! Какой же ты дурак!! – не выдержала я.

– А что я должен был решить? – разозлился Скрипка. – Сестрица твоя какими-то намеками изъясняется, тебя нет нигде.

– Ну ладно, рассказывай дальше.

– А дальше я собрался уходить и на столике перед зеркалом заметил бумажку, на которой было написано: «Фаина» и адрес. Александра тут же сказала, что недавно диктовала этот адрес тебе по телефону. Я решил съездить туда, чтобы раз и. навсегда все про тебя выяснить… Приехал, подошел к двери и чувствую: пахнет газом. Стал звонить соседям. Выломали дверь – а там, на тахте, ты лежишь, в полной отключке… На кухне – все конфорки включены, а рядом с плитой – твоя подружка Фаина. Ей, к сожалению, уже никто помочь не мог. Но она сама именно этого и хотела – оставила на мониторе надпись: «Прости, встретимся на небесах». Словом, драма в розовом стиле! Вызвали «скорую»…

– Выходит, ты меня спас?

– Выходит, так, – грустно сказал Скрипка.

– А известно ли тебе, что коль спасете вы девицу, на ней обязаны жениться, – дурашливо промурлыкала я, еще с трудом осознавая, что произошло.

– Брось ты, Горностаева, свои шуточки, – отстранился он от меня.

– Леш, я тебе сейчас что-то скажу, и ты поймешь, до какой степени ты ошибался в своих подозрениях.

– Ну?

– Кажется, ты скоро станешь папой…

– Ты это серьезно? – с недоверием произнес Скрипка. – И что же теперь делать?

– Учись готовить! – назидательно сказала я, вспомнив фразу из рекламного ролика. – А завтра принеси мне персик.

* * *

На другой день Леша принес мне такое количество персиков, что их хватило бы на целую палату.

– Ты сумасшедший! Куда столько, тем более что меня завтра выписывают?!

– Надеюсь, ты не собираешься в тот же день бежать на работу? – строго поинтересовался Скрипка.

– А почему ты спрашиваешь об этом таким тоном? – возмутилась я.

– Потому что хочу, чтобы у нас родился здоровый ребенок, а это возможно только в том случае, если ты уйдешь из «Золотой пули», – уговаривал меня Леша. – Я не хочу, чтобы тебя, с твоей удивительной способностью вляпываться в дурацкие истории, постигла та же участь… А с Обнорским я поговорю сам.

Я вдруг представила, что не буду приходить каждый день в «Золотую пулю», не буду сплетничать с Агеевой и Завгородней, Нонка не будет кидать на меня ревнивые взгляды из-за своего Модестова… И я никогда не буду жевать в нашем буфете беляши и запивать их молоком… Что-то кольнуло в груди, и на глаза навернулись слезы.

– А ты останешься в Агентстве, Лешенька? – еле слышно спросила я.

– Наверное, нет. Без тебя мне нечего там делать. К тому же мне уже давно предлагают заняться маркетингом шипучих напитков. Я отказывался, но теперь, судя по всему, нам потребуются большие деньги. Так ведь?

Я промолчала и закрыла глаза.

– Ты давно не рассказывал мне своих новых историй, Леша.

Скрипка положил руку мне на живот и спросил:

– А он уже нас слышит?

Я кивнула.

– Тогда я лучше расскажу ему сказку…