Текст книги "Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Да уж, картина маслом. Явление папы. Вода ручейками стекала на пол, собираясь в лужицу под ногами. Я снял сумку с компьютером, вылил из нее не меньше литра воды… м-да, интересно, возьмут его в ремонт или проще выбросить?

– Лучше принеси полотенце. – Я скорчил Алене страшную рожу.

Аленка захихикала.

– Как тебя угораздило? – расспрашивала Ольга, помогая стаскивать прилипшую к телу одежду.

– Оступился, упал. – Дотянувшись до стола, я схватил бутылку, вытащил пробку и сделал изрядный глоток коньяку. Подарок армянских коллег, приезжавших к нам на стажировку… Потом я разделся, вытерся и забрался под одеяло. Я корчил Алене рожи, она хихикала – ей смешно. А вот мне совсем не смешно. Я помнил абсолютно спокойный голос Влада: «Хорошо бы… нам же возни меньше…» Да, похоже, ребятки-то совсем отмороженные. И странные слова Татьяны я тоже вспомнил: «Не делайте этого. Ни в коем случае не делайте этого. Оттуда можно не вернуться».

М-да, похоже, что-то в этом есть. А если это так, то ситуация может осложниться… Сюда-то, допустим, они не сунутся. Во-первых, потому что считают меня утопленником. Во-вторых, здесь – Петрович с собакой. А лишние осложнения им ни к чему. Но все же… все же лучше связаться с милицией. Навряд ли ментам захочется этим заниматься, но в качестве подстраховки связаться с ними стоит… Стоп! А что я им скажу? Что меня пытались утопить? Не пытались, сам в воду прыгнул. Что меня хотели избить? Так ведь не избили… И вообще, свидетелей нет… В доме кричала женщина? Ну и что? Может, пьяная, ответят мне…

Незаметно для себя я заснул. Видимо, разморило в тепле и от коньяка. Я заснул, и мне приснилось озеро, залитое светом фонарей… и сам я в воде… И мертвый Зюзин, который догоняет меня на водном мотоцикле. Он хохочет, скалит белые зубы и вот-вот настигнет… Я проснулся. Мокрый от пота, всклокоченный.

– Ты кричал, – сказала Ольга. За окном уже рассвело, но я все еще плыл в своем кошмаре. – Ты кричал… Тебе что-то худое снилось?

Господи! Еще какое худое. Я посмотрел на спящую Аленку. Я посмотрел на нее и принял решение.

– Оля, – сказал я. – Оля, вам с Аленой лучше уехать в Питер… ненадолго, на пару дней.

– То есть как? Почему?

– Так надо.

– Интересно! – протянула Ольга. – Ты сбил ребенка с панталыку, наобещал грибы, рыбалку… А теперь что? На меня тебе наплевать. Это-то понятно… Но – Аленка!

– Оля! – перебил я. – Уймись.

– Уймись? Уймись?! Да ты же эгоист законченный. – Ольга уже определенно заводилась. А этот процесс сродни землетрясению – противостоять ему невозможно…

В общем, они уехали. Ольга разбудила дочку, собрала вещи, и они уехали. Алена смотрела на меня глазами захворавшего щенка. Ольга не смотрела вовсе.

Я сказал себе: «Ты же сам хотел, чтобы они уехали… Да, хотел. Но всего лишь на пару дней…» Я побродил по дому, выпил коньяку, посмотрел в зеркало и сам себе (а кому еще?) сказал: «Дурак». Кроме того, я остался без машины и без телефона.

Я пошел искать Ивана Петровича. Но не нашел. И мотоцикла его не обнаружил – усвистал Петрович куда-то.

Тогда я вспомнил про мента у шлагбаума. Шлагбаум и будка, со слов Петровича, появились, когда Зюзин начал строить дом. Поначалу там даже дежурил сторож. Потом сторожа убрали, а мент появился в связи с пожарами. Вот он-то мне и нужен.

Я быстро оделся и вышел из дому. С озера на берег длинными языками полз туман, было отнюдь не жарко. До будки я дошел за десять минут. Рыжеватый и усатенький сержант пил чай в своем «вигваме».

– А что такое? – глубокомысленно спросил он, когда я сообщил, что мне необходимо связаться с милицией. Порочных следов интеллекта на его физиономии не наблюдалось…

Я предъявил удостоверение Агентства и сказал, что очень надо.

– Так че случилось-то?

Я уже начал терять терпение.

– Дом на берегу знаете? – спросил я.

– Ну.

– Там, вероятно, незаконно удерживают женщину. Надо бы связаться с райотделом.

– Оба-на! А выпил много? Шел бы ты спать-то. Ты же с базы?

– Я ведь серьезно, сержант.

Сержант почесал голову и сказал:

– Ну смотри… мое-то дело маленькое. – Он вытащил коробочку сотового (не худо милиция в провинции живет), нажал клавишу. – Але, отдел? Капитана Стасова мне… Здоровеньки булы, товарищ Стасов… Тут такое дело: гражданин подошел с заявлением. На базе отдыхает. Журналист. Говорит, что, мол, есть у него информация о заложниках… Че?… Ага… ага… ну пока.

Сержант выключил телефон, сказал строго:

– Скоро будут. Ты иди к себе на базу, жди.

До базы я не дошел, дошел только до развилки. А там из тумана вынырнул белый «лендкрузер», и «капитан Стасов» показал мне из окна помповушку.

Надели на меня «браслетики», бросили меня на пол… повезли. Да весело, с музыкой… Ай, я лох последний! Всех «обставил, объегорил, замутил и развел на понтах». Ай, я лох…

А Влад весело сказал:

– Мудо ты, журналер… Вчера ушел, а сегодня – хрен. Лучше б ты сам утоп. Нам возни меньше… верно, Костя?

– А в чем дело? – начал я дурковать. – Вы чего, мужики?

– А в том дело, что влез ты, куда влезать тебе не следует, – прорычал Костя. – Теперь придется тебя… того… искупать с камушком на ногах.

Вскоре «лендкрузер» притормозил – видимо, у ворот. Затем джип проехал еще несколько десятков метров и замер. Меня выбросили бесцеремонно – как мешок с картошкой… тьфу!

* * *

Просторный холл… колонны… камин. Над камином – голова лося… кабанья голова.

В стеклянном шкафу – ружья, мечи, арбалеты. Лестница наверх. Кабинет. Строго, достойно, в ретро-стиле… Человек в кресле с сигарой. Он поднимается, и я узнаю полковника Лунина… Сказать, что я совсем не ожидал увидеть его здесь, было бы неправдой. Но тем не менее это все же оказалось неожиданностью.

– Свободны, – сказал полковник моим конвоирам. – Отдыхайте.

Влад протянул ему мои документы: права и удостоверение Агентства, и оба вышли. Лунин некоторое время смотрел на меня, потом сказал:

– А ведь мы с вами встречались, Николай… э-э… – он заглянул в удостоверение, – Степанович.

Лунин положил документы на столик, сигару – в пепельницу.

– Чем обязаны вашему вниманию? – Лунин спрашивал, а я молчал, тянул время, но ничего путного в голову не приходило. – Только не говорите, что исполняете профессиональный долг.

– Это допрос?

– Ну что вы, просто дружеская беседа. – Полковник достал из бара бутылку виски. – Кстати, правду говорят, что «Золотая пуля» получает деньги от Лома?

– Ага, а еще от Склепа, Жоры Армавирского и Васи Пензенского.

– Зря вы так кипятитесь, – почти расстроился Лунин. – Хотите выпить? Ах да…

Он вспомнил про наручники, вытащил из кармана связку ключей. Среди них был и ключик от наручников.

…С грохотом распахнулись створки дверей, и в кабинет вошла женщина… с арбалетом в руках. Такое мне доводилось видеть только в боевиках. Для пущей экзотики на правой руке у нее болтался «браслетик». Такой же, как у меня.

– Руки! – скомандовала она.

Лунин поднял, а я нет. Я просто протянул ручонки вперед: смотри, мол, я тоже невольник этих плохих людей.

– Ты что за конь? – спросила женщина. Она была, несомненно, красива – высокая длинноногая брюнетка в плотно обтягивающих ноги кожаных брюках. Но вот под глазом у нее светился фингал, и я догадался, что это никак не макияж.

– Я – журналист, – ответил я. – Интересуюсь обстоятельствами смерти Валерия Зюзина… А вы кто?

– Журналист? – Она на секунду-другую задумалась. Потом приказала Лунину: – Ну-ка, полкан, сними с журналиста «браслеты».

– Лера! – сказал Лунин. – Лера, ты сейчас совершаешь ошибку. Мы же можем найти общий язык. А этот журналист…

– Заткнись, падла, – ответила Лера. Выражалась она изящно. – Заткнись и делай, что сказано.

Лунин сверкнул глазами, но «браслеты» с меня снял. А я любезно помог ему надеть их. Добавлю, что сделал это с удовольствием. Лера тоже немножко расслабилась.

– Я, – сказала она, – жена… вдова Валерия. Смертью, значит, его интересуешься? – Я кивнул. – Будут тебе материалы, журналист. Будут… если выберемся отсюда. Дай-ка ключики.

Я подал Лере ключи, а она сунула мне арбалет, распорядилась:

– Сунутся два брата-дегенерата – Влад или Костя, – стреляй.

Ошеломленный напором вдовушки, я кивнул. А она освободилась от наручников и пошла в угол кабинета. Там висела картина с каким-то тоскливым зимним пейзажем. А за картиной был, как и положено, сейф… Я стоял как дурак, с арбалетом в руках и поглядывал то на дверь, то на Лунина, то на Леру. Больше всего меня интересовал вопрос: что я буду делать, ежели действительно войдут Влад или Костя? Смогу ли выстрелить?… Горячей любовью к этим уродам я, естественно, не пылал, но стрелять в людей мне еще не доводилось. А стрела арбалетная выглядела очень убедительно, и в напряженном коротком луке чувствовалась мощь…

– Ах вы, суки, – задушевно сказала Лера. – Ах вы, козлы позорные! Акции хотели у меня отобрать? Эмиссию провести? Да вот хуй вам, а не эмиссия.

Она стояла возле сейфа и трясла какими-то бумагами.

– Лера… – начал было Лунин.

– Заткнись, Лунин. Ты в комитетах своих был полковник. А здесь ты мразь. Шестерка ты. Быдло. А я – хозяйка! Понял ты, холоп?

Лунин покраснел как рак, брошенный в кипяток. На Леру он не смотрел, зато обратился ко мне:

– Николай Степанович, вы совершаете большую ошибку. Вы не знаете, с кем связались! Эта женщина…

Договорить он не успел. Лера подскочила к полковнику и врезала ему остроносым сапожком по… в общем, больно. Эта дама определенно производила впечатление.

– Пошли, – сказала она мне, – чего встал. Выберутся быки из подвала – нам пиздец придет. Стволы-то при них остались.

Мы быстро спустились вниз. Сунулись в джип, но ключей в замке не было. Арбалетчица Лера произнесла:

– Жопа нам! Остальные-то тачки в гараже. Но в гараж нам не проникнуть… У тебя, журналер, тачка есть?

– Нет, – ответил я, потому что в данный момент тачки у меня действительно не было.

– Не писай, подарю.

– Мерси, не буду писать, пока не подаришь. Буду терпеть.

– Ну что теперь? – сказала Лера. – Теперь надо когти рвать.

– Надо, – согласился я. Где-то в глубине дома звучали удары. Похоже, это пытались выбраться из подвала быки. Уж не знаю, какая в этом подвале дверь, но, думается, они ее скоро вынесут.

– Пошли, – сказала Лера.

Мы двинулись к воротам, но снаружи раздался рокот двигателя… вот те на! Никак кто-то в гости?

Я приник к щели в воротах – по асфальту стремительно неслась моя «десятка»… Господи, Ольга вернулась!

– Мы спасены, мадам, – сказал я. – Вернулась моя жена, и теперь у нас есть транспорт.

– Жена? – подозрительно спросила арбалетчица.

– Вас, графиня, что-то удивляет? У меня не может быть жены?

Ответа я не дождался и пошел к воротам. А Ольга уже требовательно сигналила… ах ты, лапушка моя! Ведь как кстати ты появилась! Что это я, дурень, тебя выставил? Что бы я без тебя делал?

Я распахнул дверь рядом с воротами и вышел «на волю».

– Это твоя жена? – спросила Лера с издевкой…

Из-за опущенного бокового стекла смотрела… Татьяна Николаевна, смотрела мимо меня – на Леру. А Лера – на Татьяну. Очень выразительно смотрели эти две дамы друг на друга. Как две тигрицы. Или, вернее, две змеи. Или… в общем, «ласково» смотрели они друг на друга.

– Нет, – запоздало ответил я на вопрос. – Это не моя жена.

Тут я понял, что и машина-то не моя – «десятка», цвет «вишня», стекла тонированные, – но не моя.

Я подошел и сказал Татьяне:

– Таня, я, конечно, не ожидал, но вы кстати… разворачивайтесь.

– Зачем? – спросила она, продолжая смотреть мимо меня на Леру.

– Нужно уезжать. В доме весьма опасная команда, и у них есть к нам некоторые претензии…

– Какие? – равнодушно спросила она.

– Пустяковые. Ребятам хочется погулять на наших поминках, а мне эта идея почему-то не нравится.

– Ладно, садитесь… А ведь я вас предупреждала.

Я распахнул заднюю дверцу, галантно показал Лере рукой: прошу. Лера прошествовала и не без грации поставила ногу в салон… тут-то Татьяна и рванула тачку! Лера – совсем без грации – шлепнулась кожаной попой на асфальт… М-да, хорошие у дам отношения.

– Ах! – сказала Татьяна. – Случайно перепутала педали. Извините.

Лера улыбнулась вполне светской улыбкой.

* * *

Мы ехали молча… Господи, если бы мы ехали молча до Питера, то мы и добрались бы без приключений. Но мы ехали молча всего полминуты. Я сам в этом и виноват. Я задал Лере вопрос:

– Вас держали в наручниках?

– Да… вы же сами видели.

– Как же вам удалось освободиться?

Несколько секунд она молчала, потом сказала, морщась:

– Эти два быка захотели «комиссарского тела». А поскольку насиловать прикованную к батарее женщину неудобно, они…

– Вас? – воскликнула Татьяна деланно-изумленно. – Вас – изнасиловать?

– Представьте себе, Таня.

– Не могу. Убей Бог, не могу представить, зачем насиловать сучку, которая сама готова лечь под любого кобеля.

Лучше бы она этого не говорила… ох, лучше бы она не говорила этого! Но она сказала… Лера вцепилась ей в волосы – шикарные белокурые волосы – и закричала:

– Ах ты, блядь! Ах ты, проститутка копеечная! Ты это мне?!

Завизжала Татьяна, завизжали тормоза. «Десятка» вильнула и врезалась в сосну… Слава богу, скоростишка была низкой. Я пытался разнять самок, но, признаюсь честно, не преуспел. Бились они истово, так, как бились в очередях за водкой при Горбачеве…

Я понял, что процесс политического урегулирования невозможен. И принял единственно верное решение:

– Щас рванет бензобак! – заорал я дурным голосом. Сам от себя такой шаляпинской мощи не ожидал… но помогло.

Обе дамочки выскочили из машины. И – вовремя. Вдали на дороге показался белый «лэндкрузер».

– В лес! – скомандовал я.

* * *

Второй раз за последние сутки я дал себе зарок бросить курить и начать заниматься спортом… с завтрашнего дня… или с послезавтрашнего… или с понедельника.

В общем, мы пробежали по лесу с километр. И, кажется, оторвались. А может быть, нет. Но никакого преследования, судя по тишине, не было, да и нам самим хотелось верить, что мы оторвались… Сердце трепыхалось, легким не хватало воздуха, перед глазами плясали разноцветные мухи. Придя в себя, я попросил:

– Девчонки, дайте телефон.

– Нет у меня, – сказала Татьяна. – В машине остался.

– И у меня нет, – сказала Лера. – У быков остался.

Нормально. Нормально, мы без связи, потому что мой после «водных процедур» зачах… Транспорта у нас тоже нет. Где мы сейчас находимся – никто в «цивилизованном мире» не знает. Как не знают и того, что у нас серьезные проблемы с Луниным. А считать, что нас вот так за здорово живешь отпустят, – это, извините, наивно… не отпустят они нас. Это и ежу понятно.

Р-р-романтика… Хорошо, хоть фурии успокоились. Я закурил и спросил:

– Ну и что, подруги, мы будем делать? Влипли-то мы херовенько.

«Подруги» молчали. А вид у обеих был – ой, мама, караул! Но поскольку в женщине мы ценим в первую очередь духовное начало, а не эти буржуазные 90-60-90, то я на мелочи внимания не обращал… Хотя кофточка у Татьяны порвана была весьма пикантно и открывала глазу… ладно, ладно, не будем.

– Надо, – сказала Лера, – в поселок идти.

– Где? Где, деточка, ты видишь поселок? – спросил я.

– Ну… где-нибудь. Где-нибудь есть.

– Где-нибудь – да. Где-нибудь – конечно… До ближайшего жилого поселка как минимум километров двенадцать.

– А до шоссе? – спросила Татьяна.

– До шоссе три-четыре. Но там-то нас как раз и прихватят.

– Что же делать?

– Идти, – сказал я. – В поселок. Но учтите: двенадцать километров по лесу – это не то же самое, что по Невскому. По времени получится как минимум вдвое больше. Да еще не по асфальту – по кочкам, болоту, через кусты, завалы и прочие радости… За мной, мои крошки. Нам нет преград на море и на суше.

* * *

Шутки шутками, но уже через час мои «крошки» притомились. Это ж не грибы возле дома собирать. Обе дамочки, конечно, следят за собой, ходят на шейпинг и все такое… но это больше для поддержания «товарного вида». По болоту тащиться – совсем другое. Плюс (или минус?) стресс.

Привал. Сидим на пеньках. Крошки друг на друга не смотрят. Не зная точно причин их взаимной ненависти, могу все же заявить уверенно – мужик. С вероятностью 99 процентов – покойный Зюзин… так ведь именно что покойный! Теперь-то чего делить? Теперь им бы обняться у гроба, сказать друг другу: прости меня… И ты меня прости, СЕСТРА.

Не катит. Никак не катит. Потому что я опираюсь на мужскую психологию… А бабская – это, бля, ой какие дебри. Беда. Караул. Светопреставление. Все в одном флаконе. Я вот помню случай…

Щелчок! Звонкий, упругий щелчок, смысл которого я сначала не понял. А понял, когда увидел стрелу. Стрела торчала из пня, на котором сидела Татьяна. В двух сантиметрах от ноги. Стрела торчала из пня и тонко вибрировала… А Лера держала арбалет на коленях и недоуменно рассматривала его.

Татьяна побледнела. Я, признаться, тоже…

– Это что еще такое? – спросил я.

Лера сделала круглые глаза:

– Ах, ах! Сама не понимаю… случайный выстрел.

– Ты что – охренела?

– Но я же не специально.

– Давай сюда арбалет, идиотка, – протянул я руку.

Лера отдала мне «игрушку». Татьяна смотрела на стрелу с ужасом.

– Ты же, журналист, все равно стрелять не умеешь. Зачем тебе?

– Зато ты хорошо умеешь, – пробурчал я.

– Неплохо… с пятидесяти метров ворону гарантированно бью.

– Идиотка. Вильгельмтеллиха недоделанная.

Мне было совершенно очевидно, что выстрел не случаен. Я отлично помню, что тетиву Лера спустила сразу после того, как мы вышли из дому. А при спущенной тетиве выстрел невозможен… Ай да Лера-арбалетчица.

Но по-настоящему мне стало не по себе, когда я попытался вытащить стрелу из пня. Я попытался, но сделать этого не смог. Пень был еловый, крепкий. Я, расшатывая стрелу вверх-вниз, влево-вправо… сломал ее. Стрела вошла в плотную древесину сантиметров на пять-шесть, а может быть, глубже. Я представил, что было бы, если бы она вошла в человеческую плоть.

– Пошли, – бросил я. – Отдохнули.

* * *

Часов в пять вечера появился вертолет. Какой же я был дурак! Ах, какой я был дурак… Я обрадовался «винтокрылому труженику» и начал размахивать над головой курткой. И нас заметили. Сесть вертолету рядом с нами было негде. Он сделал круг, исчез за лесом… Я расстроился. О, какой я был дурак.

– Улетели, – сказал я.

– Нет, – возразила Татьяна, – кажется, они приземлились. Впереди.

– Пошли, – сказала Лера. – Они обязаны нам помочь.

И мы, воодушевленные, поперли через густой подлесок. Как лоси. Слоны. Зайцы, куропатки… как идиоты.

Мы проскочили полосу леса и вышли к болоту. Вдали, за пожухлыми кочками и редкими кривыми березками, стоял вертолет. А через болото, вытянувшись в цепь, к нам шли охотники. Человек пять или шесть. Все с ружьями, в камуфляже… Посредине шел Влад!

Челюсть у меня отвисла. Чего угодно я ожидал. Чего угодно, только не этого. Нас разделяло метров четыреста, и охотнички еще не видели свою дичь. Но скоро увидят.

– …твою мать! – сказала Лера.

Очень правильно сказала. По существу. Я с ней солидарен. Готов голосовать двумя руками.

– Нас убьют? – спросила Татьяна.

– Нет, по головке погладят. Быстро в лес.

Мы ушли в подлесок. Двинулись, изменив направление, в сторону озера. Был шанс, что удастся ускользнуть в сторону, пропустив охотничков мимо. Был, да сплыл.

– Слева, – закричал кто-то. – Слева они.

А дальше началось – Бушков отдыхает.

Нас погнали, как зайцев. Мы бежали, но уйти от здоровых, молодых, тренированных мужиков вряд ли бы сумели… Один я бы еще попробовал оторваться, но с бабами, как с гирей на ногах. И ведь вроде бы никто они мне, но бросить почему-то не мог.

Грохнул выстрел. Совершенно очевидно, что для острастки. Расстояние между нами – метров двести и попасть в человека нереально… но дробь (или картечь) прошелестела по листве над головой. Еще выстрел! Еще один.

Расстояние сокращалось, и было ясно – догонят.

– Лера, – сказал я, – ты говорила, что хорошо стреляешь.

– Ну?

– Гну! Надо их пугануть.

Мы стояли под большой сосной, смотрели друг на друга. Снова грохнул выстрел, сверху посыпались хвоя и мелкие веточки.

– …твою мать! – сказала Лера. – Давай.

Я протянул арбалет. Она уверенно взвела рычаг. Стальной лук изогнулся, напрягся, тетива зафиксировалась. Из держателя на прикладе Лера достала стрелу с хищным блестящим наконечником и ярким пластиковым оперением.

– Всего две стрелы осталось, – сказала Лера. – А так бы я их, блядей, всех перещелкала.

– Убивать нельзя, – напомнил я.

– Поучи жену щи варить. Щас я им впендюрю, дай только отдышусь малость. – Она положила стрелу на направляющую.

Сказать по правде, я почти что любовался этой корыстной, циничной, волевой стервой. Она многим мужикам могла бы дать фору!.. Лера встала на колено, положила цевье арбалета на толстый сук, прильнула к диоптрическому прицелу.

– Убивать нельзя, – снова напомнил я.

– Пошел на хуй.

Среди стволов мелькали камуфлированные фигуры… Тонкий палец с ухоженным ногтем лег на спусковой крючок. Лицо Леры стало жестким, хищным.

Тянулись секунды. Медленно, томительно… Раздался знакомый щелчок и спустя секунду-две громкий крик. Лера снова взвела арбалет.

– Уходим, – сказал я.

– Погоди, еще одному яйца отстрелю.

– Уходим, – приказал я.

Со стороны охотничков несся густой мат…

Я вырвал арбалет у стервы-снайперши, и мы побежали, забирая в сторону. Вовремя – спустя полминуты снова зазвучали выстрелы.

* * *

Мы оторвались. Но ненадолго. Женщины уже выбились из сил, Татьяна захромала. А охотнички, оправившись от шока и, видимо, погрузив раненого в вертолет (вертушка пролетела над нами в сторону Питера), продолжали охоту. Теперь они уже дуриком не перли, передвигались аккуратно. Но их присутствие было все-таки ощутимо – не визуально, но интуитивно.

Нас определенно выдавливали к озеру… А там, на открытом пространстве, спрятаться негде. Вообще, ощущение было паршивое. Это сейчас, по прошествии некоторого времени, я могу писать о тех событиях спокойно… А тогда было не по себе.

* * *

Нас отжали к озеру… День был пасмурный, серая вода выглядела безжизненной, кричали чайки. Где-то рядом шастали охотнички.

– Лодка! – закричала Татьяна. – Люди и лодка!

Действительно, в сотне метров впереди, на песчаной косе, дымил костерок, возле него сидели два мужика, а рядом на берегу лежала резиновая лодка.

* * *

– Извините, но «крейсер» мы конфискуем, – сказал я.

Мужики определенно не понимали, что происходит.

– Э-э! – сказал один, когда мы мимо него прошли к лодочке.

Лера на ходу прихватила бутылку водки, стоявшую на камне. Татьяна – полбуханки хлеба… Грабеж, блин, в чистом виде.

– Э-э-э! – сказал другой. Он даже вскочил и схватился за топорик. По-моему, водка была для него важнее лодки.

– Яйца отстрелю! – сказала Лера таким тоном, что я бы ей поверил…

Мужики тоже поверили. Они так и остались стоять с открытыми ртами и топориком в руке. Не думаю, что мы совершили хороший поступок, но тут уж ничего не поделаешь.

Я греб как заведенный. Надувнушка, да еще и перегруженная, это вам не «Катти Сарк». Когда на берег вышли охотнички, мы были от них всего лишь в пятидесяти метрах. Они запросто могли нас перестрелять. Но не сделали этого, видимо, потому, что тогда пришлось бы зачищать и двух рыбачков… В тот момент я так считал… и ошибся. Ошибка стала очевидна, когда мы отошли метров на триста и ощутили себя в безопасности. Не будут же они, в конце-то концов, вызывать вертолет, чтобы атаковать нас с воздуха. И они действительно не стали… Но с южной части озера послышался ноющий звук, и появилась светлая точка. Она приближалась стремительно, росла на глазах и вскоре превратилась в водный мотоцикл… Теперь уже я сказал:

– …твою мать!

Мотоцикл заложил широкий вираж и обошел нас кругом. За кормой мощно бился бурун. Управлял мотоциклом Лунин, сзади сидел коротко стриженный боец с ружьем в руках. «Вот тут-то, – подумал я, – пришел амбец». Стрелку нет нужды попасть в каждого конкретно – достаточно накрыть лодку. И тогда из баллонов хлынет воздух, а мы окажемся в воде. Доплыть до берега не дадут. Это и к бабке не ходи.

Катер сбросил скорость, сузил круг, и стрелок поднял ружье. Выстрел раскатился над водой, сноп картечи вспорол воду в нескольких метрах от кормы.

– Щас, – сказала Лера, – щас я им врежу.

И мы ей поверили. Лера взвела арбалет, вложила стрелу. Щелчок! Свист стрелы… Нас уже качало на волне – стрела прошла мимо! Осталась одна – последняя.

Стрелок передернул цевье помпы, Лера взвела арбалет. Нас качало. Мотоцикл все время двигался, а мы были неподвижны. Лерка! Лерка, не подведи! От тебя, только от тебя зависит, останемся мы жить или нет… Кричали зловеще чайки, стрелок-наездник целился в лодку. И я видел даже его прищуренный глаз над черным стволом ружья. Мы были беззащитны – совершенно… А лодку качало, качало, и вместе с лодкой ходил вверх-вниз арбалет.

Щелкнула тетива – стрелок со стрелой в плече вскочил… выронил ружье… упал в воду.

Мы закричали: ура! Мы все закричали: ур-ра!

И чайки кричали вместе с нами – радостно и победно.

* * *

Пока доплыли до противоположного берега, а это километра два, я натер на руках неслабые мозоли. Но все равно я был счастлив. Нашим охотничкам придется добираться пешком, ножками по берегу. Гарантированно мы получили три-четыре часа форы… А может, и больше – они тоже не железные, и им тоже нужен привал. Если, конечно, их не перебросят вертолетом. Но уже опускались сумерки, и вероятность авиарейда была не очень высока. Лодку я спрятал в камышах. Мы заслужили право на отдых. Мы устроились под сосной, разложили костерок и выпили водки. И мигом съели весь хлеб… Мои «аристократки» вполне, оказывается, умели пить водку из горлышка и обходиться без ножа – хлеб рвали руками. Дамы, кстати, на время будто забыли о своей вражде и передавали из рук в руки бутылку. Водка – однозначно – была паленой, но разошлась «на ура». Пожалуй, в нашей ситуации и денатурат пошел бы за милую душу.

* * *

К дороге мы выбрались уже в полной темноте. И совсем без сил. У Леры лопнули по шву ее кожаные брючки в обтяжечку… если смотреть сзади – вид открывался достойный. Но после кросса по лесу, визга картечи и военно-морских приключений мне было ни до чего.

Проселочная дорога, на которую мы вышли, вела к трассе, но движение по ней было почти никакое – изредка проезжали легковушки или мотоциклы, выхватывали нас светом фар… и не останавливались. Да я и сам бы шарахнулся от такой троицы, как черт от ладана, – рваные, грязные, с запахом перегара.

После часа мытарств мы таки остановили грузовичок – «уазик» с кузовом и драным брезентовым верхом. Он дребезжал, как ведро с гайками.

Заскорузлый дедок в кепке спросил:

– Это вы откуда же такие вылезли, голуби?

Лера ему объяснила, откуда. Дедок сразу проникся к ней доверием. Я тоже оценил образность ее языка.

– А куда вам надо?

– В Питер, дедушка.

– Эге! А в Москву не надо? Или в Париж?

– Заплатим, отец, – сказал я. – Столько, сколько спросишь.

– Да не доедет моя колымага до Ленинграда-то. Развалится по дороге.

– Дедушка, голубчик, – проникновенно произнесла Татьяна.

– Ишь ты, внучка… сиськи-то прикрой. И что у тебя за девки такие, – обратился дед ко мне, – у одной сиськи наружу, у другой с обратной стороны… вентиляция. Ишь, сверкают принадлежностями.

– Мода теперь такая, отец, – сказал я устало. – Довези, мы заплатим.

Самое смешное, что платить нам было нечем. У меня нашлась в кармане сотня с мелочью. У женщин не было налички вовсе. У Леры имелась, правда, «платиновая» карта «Альфа-банка». Но банкоматов в лесу еще не установили…

– А куда я вас посажу? Одну, конечно, возьму в кабину, а остальным-то места нет… Разве что в кузов?

– В кузов, отец, в кузов.

– А ехать-то в Ленинград?

– В Ленинград, отец.

– Всю ночь ехать будем – моя кобылка больше пятидесяти кэмэ не бежит.

– Лишь бы ехала, – сказала Лера. – А я тебе, дедушка, в Ленинграде «мерседес» подарю.

– «Мерседес», «мерседес»… Мне бы стартер новый да резину поменять… залезайте в кузов. Там ватники есть. Но тыщу рублей возьму. Да за бензин. Эх-х, лошадка!

* * *

Татьяна села в кабину. Мы с Лерой – в кузов. Там припахивало навозцем, сквозь прорехи в брезенте мелькало небо, усыпанное звездами. Мы устроились на сене и накрылись ватниками. Тарахтел движок, трясло неимоверно, но мы были почти счастливы… Через пару минут Лера сказала:

– Коля, у меня очень непростая ситуация сложилась. Ты ведь поможешь девушке, да? – Она схватила меня за руку и посмотрела в глаза. – Я рассчитаюсь.

– А вот этого не надо. Давай ченч: ты мне рассказываешь, что в папке, и мы в расчете.

Лера вдруг разрыдалась. Ненавижу, когда женщины плачут. Я стоял рядом, переминался с ноги на ногу, не зная, как ее успокоить.

– Ну ладно, не надо, сейчас не время.

Она уткнулась мне носом плечо, а я гладил ее по голове. Да, сейчас не время, но в другой ситуации я бы ее, пожалуй, утешил.

– Они убили его, – размазывала слезы по щекам Валерия. – Лунин и эта сучка Татьяна. Она ведь была его любовницей. Я-то знала. Мне Влад рассказывал, что эта тварь постоянно бывала здесь.

Теперь я понял, почему мент у шлагбаума отдал мне честь, – он перепутал две похожие тачки.

– Я все знала, но не вмешивалась. Я даже знала, что эта тварь снабжала его коксом.

– Кокаин? Твой муженек употреблял кокаин?

– Регулярно баловался. Говорил, что таким образом поддерживает работоспособное состояние круглые сутки. А подсадил его на кокс второй любовник этой твари – Зайчиков. Зайчиков вместе с Татьяной приезжали к Валерию «в гости» за день до смерти. Они и наркотики привезли… Валера умер сразу после их отъезда.

– Погоди, погоди, – перебил я. – Зайчиков… это который Зайчиков? Депутат?

– Он. Тварь невероятная – людоед.

– Так это же человек Склепа!

– Не знаю я никакого Склепа. – Лера всхлипнула. – Ты думаешь, Коля, я тварь? Сука циничная?

– Я этого не говорил.

– Но подумал. А я ведь в двадцать шесть вдовой осталась.

Нужно было, видимо, ответить, что я сочувствую, но я промолчал.

– Но теперь, – сказала Лера, – у меня есть документы. Они железно подтверждают, что муж владел блокирующим пакетом акций. А это, Коленька, не меньше двадцати лимонов зелени.

– Ого! Есть за что бороться.

– Еще бы! – Лера затянулась. При свете вспыхнувшей сигареты я разглядел ее лицо – жестокое, хищное. Точно так же она смотрела в арбалетный прицел. – Мне муж рассказывал, что кто-то ведет свою игру – скупает акции. А потом, конечно, они бы провели дополнительную эмиссию и оставили меня нищей. Но не будет этого! Хер им в обе руки.

– А почему Лунин держал тебя под замком? – спросил я.

– Не знаю… возможно, они со Склепом заодно. Ты поможешь мне, Коля?

– Давай-ка спать, миллионерша. Устал я сегодня очень.

Лера еще что-то говорила, но я уже засыпал. Тарахтел двигатель, пахло навозом, «уазик» медленно ехал в Санкт-Петербург.