Текст книги "Глобус (СИ)"

Автор книги: Андрей Дай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Дай Андрей
Глобус

Андрей Дай

Глобус

роман

1

Служба Астроконтроля сообщает о внесенных изменениях в единый реестр координат новых объектов препятствующих свободному судоходству на средних, низких и сверхнизких орбитах Глобуса. Списки пополнились без малого двумя десятками недавно появившихся в окрестностях планеты необитаемых структурах. Среди них и корвет серии «Сигма», за операцией по спасению которого из коварной ловушки пояса Ван Аллена мы с вами, уважаемые галозрители, могли наблюдать тридцать два часа назад.

Нам удалось узнать, что ныне брошенный на границе радиационного пояса корабль, был недавно продан флотом Содружества Дальней Горнорудной корпорации для защиты астероидных разработок от бандитов, обитающих за Внешним Кольцом. Как вышло, что корвет третьего поколения оказался в запретной для полетов зоне, мы уже рассказывали во время прямой трансляции с места спасательной операции, проводимой флотом.

О судьбе отважного пилота штурмового космолета, пытавшегося своим судном вытолкнуть терпящий бедствие корвет в чистый космос, ничего не известно. Официальные лица, отказываются назвать не только место службы, но и имя отчаянного офицера. Однако нам удалось выяснить, что одним из внесенных в реестр объектов стал и штурмовик класса «Арбалет» безымянного героя.

Moonlight News GV со станции «ЛЛ-5 О`Нейл» Единая лента новостей. Ноябрь 172 год Э.В".

База 3753-Круитни. Внешний обитаемый пояс. 11.172 Э.В.

Я – пилот. Хороший. Да чего уж там – отличный. Не говорю – лучший! Заметили? Но от Венеры до Внешних Колец – дальше база "3753-Круитни" не забирается – людей, сравнявшихся со мной в мастерстве не встречал. Даже скупой на похвалу мичман Филлипчук, куратор моего взвода в училище, говаривал, будто бы Боги и Демоны Бездны тут же прекращают Извечный Спор, когда речь заходит обо мне. В чем-чем, а в демонах и богах мичман разбирался отлично.

А, раз я носил погоны, то искренне полагал, что самые лучшие пилоты собраны во флоте Содружества. Тем страшнее и страннее было слышать из уст своего непосредственного начальника, командира Третьей Тактической штурмовой эскадрильи, коммандера де Санктиса последний приказ:

– Пункт один. За проявленное мужество и самоотверженность при спасении корвета ВКСС "Сигма" бортовой номер: один– тридцать три, наградить мастер-пилота ТШЭ-3, лейтенанта Лестока крестом "За мужество" второй степени.

Пункт два. За преступное пренебрежение сохранностью вверенного лейтенанту Лестоку имущества, в результате которого использовать штурмовой космолет "Арбалет" бортовой номер восемнадцать более не представляется возможным, уволить мастер-пилота ТШЭ-3, лейтенанта Лестока из рядов ВКС Содружества. Итого, приказ вступает в двадцать три ноль-ноль, первого ноября сего года.

– Охренеть, – прогудел из второй шеренги построившихся на палубе пилотов Микко Сеполло. И тут же нарвался на хмурый, многозначительный взгляд де Санктиса.

– Допрыгался, – хмыкнул, Харрис. Отец этой Демоновой отрыжки носил золотые погоны в штабе ВКС, потому даже такой человек, как наш командир не рисковал слишком уж сильно на Харриса давить. Так. Мимолетная гримаса, и коммандер вновь обратился ко мне:

– Значтак, Лесток, – командир не дотягивался макушкой до плеча любому из наших пилотов, и я каждый раз поражался его способности прямо-таки нависать над провинившимся офицером. – Тебе, парень, несказанно повезло. В двадцать два ноль-ноль, с сорок девятого причала отбывает лихтер в зону Эл-Эл-4. Ты ведь кажется из Славянского Союза родом? Грузовик везет слитки металлов на тамошние заводы. Но там рядом. Доберешься. Успеешь занять на корыте каюту – не придется тратиться на возвращение. Так что мой тебе совет, пилот! Бери ноги в руки и беги к доктору. Я его предупредил. Он уже тебя ждет. Часа на конверсию нейросети должно хватить. Итого...

"Итого" – это любимое слово моего командира. Кто-то из парней шутил, что де Санктису нужно было стать счетоводом в шахтных выработках здесь же на Круитни, а не коммандером штурмовой эскадрильи.

– Итого, у тебя еще остается сорок четыре минуты на сборы и путь к шлюзу. Понял?

– Так точно, сэр.

– Ну так чего стоишь? Марш-марш!

И я, движимый вбитыми за девять лет службы в подкорку рефлексами, еще не успев осознать какой резкий поворот совершила моя жизнь, уже бежал в медицинский отсек базы ВКС Содружества "3753-Круитни".

У дока эскадрильи Леблана под белым комбинезоном на плечах были закреплены погоны лейтенант-коммандера. Но все называли его майором. В кубриках болтали будто бы док раньше служил в мобильной пехоте, и отказался менять мундир, когда большую часть корпуса распустили за ненадобностью. Причуды штатного медика меня, сказать по правде, и раньше волновали мало. Тогда же, по дороге в медотсек, где Леблан должен был навечно вычеркнуть мое имя из списков лучших пилотов Солнечной, в голове было пусто, как в Бездне. Да и когда было о чем-то задумываться, если, по коридорам базы я несся, как курсант в первую увольнительную.

Командующий объединенной группировкой на базе, контр-адмирал Шиттель, очень любил, как он сам выражался: "посматривать одним глазом" в мониторы слежения местной Службы Безопасности. И наоборот – не любил праздно шатающихся по служебным помещениям офицеров, или того пуще – матросов. "Какая-нибудь гражданская... гм... да. Какой-нибудь гражданский, может решить, что на моей базе воинам Содружества нечем себя занять, раз они слоняются по переходам, – рычал и брызгал слюной контр-адмирал, распекая очередного провинившегося. – И однажды они там, могут решить, что на "3753-Круитни" слишком много солдат. Что Содружеству нет смысла содержать такое количество бездельников. И тогда, из-за вас..." Ну дальше и так понятно. Недостаточно проворный солдат обвинялся в саботаже и покушении на подрыв обороноспособности. И получал какое-нибудь взыскание. Ладно еще, если дело ограничивалось банальным штрафом или парой суток гауптвахты. Но мы-то, старожилы Круитни, помним о судьбе Парсонса, попавшегося, да еще и осмелившемся нашему доблестному Шиттелю возражать. Беднягу перевели дослуживать контракт в такое дьявольское место на задворках мира, о котором в кубриках даже шептаться опасались, чтоб не призвать беду и на свою голову.

Так что, раздумывать особо некогда было. И уж тем более не до того стало, когда я вломился в сияющий белыми панелями медотсек.

Сказать по правде, я дока боялся. Его все пилоты боялись, не я один. И майора Леблана в частности, и всех врачей вообще. Их, эту братию из стерильных боксов, только Харрис не боялся. Но оно и понятно. Уж ему-то не нужно было кому-то что-то доказывать. Папаша нашего смельчака уже давно все всем доказал. Проложил, так сказать, сынуле чистую дорожку на самый верх. А для всех остальных доктора были опасней болтающихся где попало еще со времен Семидневного конфликта мин. Любой из людей в белых комбинезонах мог выписать пилоту внеочередной отпуск для реабилитации от влияния низкого притяжения, или карантин по "пустотке". Что поделаешь, если человечество так и не придумало способы борьбы с этими напастями?! Какое-никакое притяжение – роскошь больших обитаемых станций и стационарных баз. На моем сорокаметровом "Арбалете" об этом и мечтать было нельзя. А рейды, бывает, и неделями длятся. Атрофия мышц, проблемы с сердцем и рассеянное внимание – профессиональные болезни, Демоны их забери.

А "пустоткой" болели все настоящие пилоты. Настоящие, это значит – Харрис может ее не опасаться. Когда давишь под двадцатку Жэ, и одновременно вынужден совершать боковые маневры, мерещиться начинает всякое. Такое иной раз привидится, что и вспоминать стыдно, не то чтоб еще и с докторами подробностями делиться.

И так у всех, кто хоть раз выстреливался из шлюза носителя навстречу Бездне. Но ни один из настоящих летунов, никогда и ни за что на свете в том не признается. Потому как – карантин и реабилитация. И будешь, как придурок... как Харрис болтаться по жилой зоне, не зная чем себя занять. День, неделю, месяц. Другие пилоты будут уходить в Бездну и возвращаться. А ты только ждать у причальных мачт, как какой-нибудь механик с перепачканной смазкой рожей. Пока какой-нибудь "майор Леблан" не решит, что ты снова можешь занять ложемент в кабине великолепного, стремительного и смертоносного, "Арбалета" и жизнь не наполнится смыслом.

– Лейтенант Лесток, сэр, – козырнул я, чувствуя, как по спине пробегают струйки холодного пота.

– Угу, – не отрывая глаз от экрана своего медицинского комма, не слишком-то любезно промычал майор. – Подполковник де Санктис предупреждал... Раздевайся. Ложись туда...

Он даже пальцем не ткнул, куда именно следовало улечься. По правде говоря, отсек небольшой и вариантов было не особенно много. Да и не первый уже раз посещал это опасное место. И снова я не нашел времени на размышления. Нет, ну надо же! Назвать коммандера каким-то подполковником! Представляю, как де Санктис бесится, когда майор его так титулует!

– Лежи спокойно и постарайся не думать о чем-то серьезном, – не вставая из-за стола, пробормотал Леблан. – Если есть вопросы, задашь их после процедуры.

И вот тут меня вдруг накрыло! Так бывает, когда от близкого подрыва боевого заряда корабль крутит и мотает из стороны в сторону, а потом, срабатывает, наконец, система стабилизации, и на тебя обрушивается Космос! Вот что-то вроде этого у меня на мягком покрытии кибердока случилось. Сработала система, мать ее, стабилизации в пространстве. И меня, мой бедный мозг просто затопило вопросами.

– Вопросы? Вопросы, мать твою?! Да у меня полная башка вопросов, майор!

Сказать по правде, умом-то я прекрасно понимал, что никакого отношения к свалившимся на меня неприятностям доктор не имеет. Что они – результат совершенно невообразимо совпавших по времени череды несчастных случаев и людского разгильдяйства. Мичман Филлипчук, не преминул бы помянуть Богов и Демонов Бездны, но, по-моему, основная причина куда как банальнее. Проданный астероидным копалкам корабль прошел обязательную, для всей реализуемой по программе конверсии техники, процедуру разоружения. И раз так – то неминуемо побывал в руках ушлых ремонтников, которые попросту сняли с вполне работоспособного судна все хоть сколько-нибудь ценное оборудование. Включая практически безотказные двигатели и системы активной радиационной защиты. А чтоб не нарушать отчетности, взамен был установлен хлам, которым побрезговали даже скупщики не совсем законного барахла с Вольных станций.

А я ведь "Сигму" практически вытолкнул! На последних секундах, прежде чем компьютер посчитал набранную моим "Арбалетом" дозу радиации чрезмерной для хрупкого человеческого организма, и отстрелил кабину, успел разглядеть, что связка из двух кораблей пояс Ван Аллена таки покинула...

Только кому теперь это интересно? Корвет, лишенный АРЗ умелыми ручками флотских механиков, только что не светился от радиации. И моя жертва, мой штурмовик, брошенный в отчаянный маневр на выручку погибающей "Сигме", оказалась никому не нужной, и, по мнению высокого флотского начальства, даже преступной. Откуда мне было знать, что спасать там было некого?! Что экипаж покинул судно сразу, как только пропали отклики от маневровых двигателей и навигационный компьютер выдал траекторию со входом в запретную зону.

Ну, в общем, выдал я. Про то, что девять лет во флоте, и понятия не имею, как жить без армии. Что в двенадцать, сразу из приюта попал во флот. Что о самых простых вещах для любого гражданского человека имею только смутное представление. Где жить? Как добывать пищу? Кто меня станет лечить, если это потребуется? Откуда берутся вещи?

И еще беспокоили низкие параметры моего тела! Коэффициент генной модификации – один. Один! Это, сказать по правде, будто бы вообще – ноль. Потому как поправку в ДНК всем родившимся в Содружестве делают. Для адаптации к низкой силе притяжения.

И кибернетизация – тоже один. Нейросеть стандартная, одна штука. Были у нас парни, по половине месячного жалования на всякие новые девайсы тратившие. Имплантированные усилители мышц, дополнительные процессоры и блоки памяти. Еще что-то этакое, о чем я даже не задумывался. Мне всегда природой данных способностей хватало. А деньги я на инфочипы о кораблях тратил. Каждый ноябрь, когда огромный, опоясанный рукотворным кольцом базы, астероид 3753-Круитни приближался к наиболее заселенной зоне системы в окрестностях Глобуса, я заказывал кристаллы с данными обо всех появившихся в Содружестве новинках космолетостроения. Так что, пока другие занимались улучшением своего тела, я собирал информацию обо всем способном летать.

В общем, так распалился, вытряхивая на бедного майора всю пыль, собравшуюся в самых дальних тайниках души, что даже на ложе кибердока уселся. Чем окончательно и бесповоротно его сразил. Потому как Леблан и помыслить не мог, что найдется-таки младший по званию, посмевший ослушаться его прямого приказа. Сказано было – лежать. Значит – лежать, даже если астероид на куски станет разваливаться.

Но, думается мне, куда больше дока поразило то, что я рискнул прервать процедуру перенастройки нейросети. Потому как майором Леблан был только во вторую очередь. Во-первых, он был врач!

– Отставить истерику! – тоном заправского сержанта рявкнул док. И тут же, уже совершенно другим тоном продолжил. – Балбес. Подумал бы своей тупой башкой, прежде чем подскакивать с ложемента! Скажи спасибо, что я общий тест организма сначала запустил, а не сразу начал изменения настроек нейросети. Ты...

Тут он на минуту отвлекся от изучения недисциплинированного пациента, заглянув в экран своего монитора.

– Ты, лейтенант Лесток, сейчас, как дебил, слюни бы пускал...

Пусть Демоны Бездны сожрут мою Судьбу, если в тот момент Леблан не изучал мое личное дело! А я-то, по простоте душевной, всегда считал, будто бы доступом к моей персональной информации обладает только коммандер де Санктис. Ну не считая чинуш в штабе Флота, конечно.

– Первое поколение? – вскинул брови майор. – Давно я...

И замолчал, практически не мигая, разглядывая что-то у меня над головой.

– Так, – наконец принял он решение, которое, судя по недовольной физиономии, явно далось ему не легко. – Успокоился? Укладывайся обратно. У нас мало времени, а мне еще тебе из крови стабилизаторы вычищать, и настройки сети менять. Потом поговорим.

Сказать по правде, чувствовал я себя так себе. В шестом разъеме нейрошунта у всех пилотов установлена контролирующая состояние аптечка первой помощи. И наверняка вдруг случившийся нервный срыв не прошел мимо внимания чуткой системы. Так что в крови у меня бултыхался настоящий коктейль успокаивающей химии. Да и вообще. Стыдно как-то вдруг стало за свое поведение. Распустил нюни, как молоденький курсант. Нашел, кому поплакаться в жилетку...

Меня кололи иголкой и светили в глаза ослепительно-яркой лампой. Потом исчез и появился снова интерфейс нейросети. Несколько минут, в течение которых мир вокруг лишился с детства знакомых табличек с подсказками, функциональных ярлыков, данных о состоянии счета в банке и сервисной информации, я чувствовал себя словно голый на главной площади столичной станции. Непривычно и... сказать по правде, как-то неуютно. Будто бы стоишь в толпе, но тебя никто не видит. Ты тень. Никто. И всем на тебя наплевать.

– Острая лучевая болезнь, – пробормотал себе под нос Леблан. И впервые с тех пор, как второй раз уложил меня в кибердок, обратился ко мне. – Сколько ты схватил? Приборы показывают поглощенную дозу в двести – двести тридцать рад.

– Я не смотрел, сэр. Не до того было, – отговорился я. Солгал конечно. Шлем вопил все то время, что отстрелившуюся кабину тащили на буксире, о трехкратном превышении предельной допустимой дозы. До сих пор в глазах стоят переливающиеся алым адским цветом страшные цифры: двести двадцать два бэр. А аптечка так накачала меня всякой химией, что я на ногах стоять не мог. Так и вывалился из кабины прямо под ноги мрачным типам в перепачканных комбинезонах.

– Везунчик, – покачал головой док. – Причем дважды.

– Могу я спросить: почему? Сэр.

– А тут никакого секрета и нет, – непонятно чему обрадовался майор. – Во-первых, тебе повезло обладать таким завидным здоровьем. Родители, кем бы они ни были, наградили тебя отличной наследственностью и удержались от соблазна внести в плод какие-нибудь модные теперь генетические изменения.

– Я не знаю своих родителей, сэр, – нахально перебил я старшего по званию, едва в монологе наметилась пауза.

– Это не умаляет их заслуг, лейтенант, – поморщился Леблан. – Они создали отличный экземпляр человека. Не испорченный грубыми руками гем-дизайнеров или апгрейд-хирургов. Так что ионизирующее излучение не особенно сильно затронуло твой организм. Все могло обернуться для тебя куда хуже. Поэтому я и считаю тебя везучим сукиным сыном в первый раз.

– А во второй? – ему удалось так разбередить любопытство, что я – к стыду своему – совершенно позабыл о субординации.

– У тебя низкий уровень кибернетизации. Это значит...

– Я знаю, что это значит, сэр.

– Да? – деланно удивился врач. – Тогда тебе не нужно объяснять, что нейросеть, по своей сути, это искусственное, хирургически имплантированное инородное тело. Но, тем не менее, это все-таки – биологический объект. А значит, степень поглощения радионуклидов у нейросети сравнима с остальными твоими органами. Внешние устройства тебе уже заменили, а после демобилизации и вовсе изымут... Мда... Должны изъять...

– А как же я...

– У меня есть несколько комплектов базовых колоний наноботов, – не обратив внимания на мой жалкий писк, продолжил док. – Я могу задать им программу очищения и реабилитации твоего организма... Единственное, это на некоторое время наложит на тебя определенные ограничения в выборе дальнейшей деятельности...

– Что-то серьезное, сэр? – тяжело вздохнул я, уже предчувствуя продолжение свалившихся на мои бедные плечи неприятностей.

– Нет-нет, – как-то подозрительно быстро поспешил успокоить меня Леблан. – Никаких серьезных перегрузок, сила тяжести не меньше семидесяти пяти сотых, упорядоченное питание и обязательный комплекс физических упражнений. И это, Лесток, всего на шесть месяцев. По истечении которых, тебе следует явиться в Центральный госпиталь флота. Спросишь там доктора Фишермана...

– А альтернатива? – снова перебил я майора. Только в этот раз, о разнице в званиях я помнил и сэркать не стал умышленно. Почуял, что ли, что Леблан пытается завлечь меня в какую-то авантюру. Которая, к тому же, на целых полгода лишает меня полетов в Бездне.

– Три месяца оздаравливающих процедур в госпитале, – зло выдохнул док. – Флот обязан демобилизовать тебя полностью здоровым. Твоя жизнь и здоровье застрахованы на весьма крупную сумму. И поверь старому солдату. Пока чиновники в Штабе не вытянут из нее все до последнего кредита, из больничной палаты ты не выйдешь.

– Вариант с наноботами звучит более оптимистично, сэр, – признал я.

– О, да, – снова повеселел майор. – Тебе второй раз крупно повезло, парень, что несколько колоний вообще оказались на нашем булыжнике, да еще и у меня в лаборатории.

– Пожалуй, что так, сэр.

– Кроме того, лейтенант. Любой мало-мальски грамотный юрист легко отсудит у Штаба всю сумму твоих страховых выплат. А за девять лет службы на твоем страховом счету должно было накопиться не мало. Да еще и первое поколение... Ты ведь из приюта?

– Да, сэр. Приют на ЛЛ-4 Белгород. Я гражданин Славянского Союза.

– Вот как? – снова удивился Леблан. – Не знал, что и там... И у тебя совершенно не славянская фамилия. Что тебе известно о родителях?

– Очень мало, сэр, – пожал я плечами. Давно прошло то время, когда эта тема меня серьезно волновала. – Они погибли в какой-то катастрофе и их не смогли опознать. Я был изъят из уже официально мертвого организма матери.

– Первое поколение, – недоверчиво пробурчал Леблан и покачал головой. Но тут же встряхнулся. – У тебя, парень, осталось совсем немного времени. Решай. Оформим все документы, я скину тебе на сеть инструкции и координаты врача, которому тебе нужно будет показаться спустя шесть месяцев, и...

– Еще вы обещали ответить на некоторые мои вопросы, сэр, – осмелился напомнить о насущном я.

– Да-да, конечно, – широко улыбнулся майор. – Пока наноботы будут внедряться в твою кровеносную систему, я набросаю краткое пособие для начинающих гражданских. Итак?

– Я согласен, сэр. Давайте ваших ботов. Госпиталь мне нравится гораздо меньше. А без Пустоты я как-нибудь полгода переживу.

Окрестности базы 3753-Круитни. Пассажирская каюта в жилом модуле лифтера Ц7078 ВКСС. 11.172 Э.В.

На покатых бронепластинах грузовика красовались сверкающие отраженным светом эмблемы военно-космических сил Содружества, но экипаж полностью состоял из вольнонаемных гражданских. И это правильно. Настоящие пилоты, я имею в виду военных, не должны заниматься такой нудной и скучной работой. Сказать по правде, казалось, что если бы довелось пилотировать эту неповоротливую калошу, я, верно, сошел бы с ума от скуки.

Насколько мне было известно, пассажиром этого кое-как летающего утюга, я был единственным. Тем забавнее было слышать по внутрикорабельной связи голос капитана, унылого вида человека:

– Внимание по кораблю, – прежде тяжело вздохнув, пожаловался начальник лифтера. – Экипажу и пассажирам занять стартовые ложементы согласно расписанию. Отсчет через десять... девять... восемь...

Момент отхода я даже не заметил. Принял удобную позу на ложе в выделенной мне малюсенькой каюте, тщательно пристегнулся, ждал рывка, и так и не дождался.

– Начинаем разгон, – прогундосил безымянный капитан, и только так я догадался, что лифтер уже в пути. – Запускаем вращение. Штатное притяжение в обитаемом сегменте установить в три четверти...

Когда база выплевывает "Арбалеты" с подвесок, в глазах темнеет от перегрузок. Несколько секунд после старта мчишься к Демонам в Бездну в полной темноте, так что дух захватывает и сердце заходится от восторга. А потом включаются маршевые двигатели, кровь возвращается к глазам, и открываются звезды. И если ты настоящий пилот, а не какой-нибудь Харрис, именно в этот краткий миг понимаешь, что такое счастье.

Не-е-ет. Грузовики не летают. Эти, лишь по недоразумению названные кораблями, лоханки ползают. От причала к причалу, как вагоны монорельса. Разве это старт?! Это, как обычно любил выражаться мичман Филлипчук, какой-то балет!

Впрочем, медлительность утюга была мне даже на руку. Последние часы на базе были как-то скомканы. Все бегом, везде в последнюю минуту. Даже с однополчанами не удалось попрощаться по-человечески. Успел лишь обняться со здоровяком Микко Сеполло, и отправить сообщение с пожеланиями удачи остальным. Последнее мое послание в системе связи эскадрильи. Потом техники все пять моих нейрошунтов освободили от устройств, и в почтовый ящик нейросети упали документы о демобилизации. А вот с базой, в течение девяти лет служившей мне домом, проститься не успел.

Бугристый булыжник, картофелина – что бы ни значило это слово – как только мы не называли астероид Круитни. Здоровенный, больше пяти километров по оси вращения, камень, опоясанный несколькими серыми кольцами жилых модулей и причальных доков. Коробочки ракетных автоматов ближней обороны. Неряшливые наросты внешних строений шахт, в которых гражданские землеройки добывали металлическую руду. Ажурные сети антенн и ртутно-голубые поля солнечных батарей. Серебряные искорки патрулирующих пространство военных кораблей. Я узнавал, наверное, каждое пятнышко на побитой метеоритами броне. Улыбался каждому новому огоньку, выплывающему из-за горизонта вращавшегося тела.

Сказать по правде, Круитни был единственным и неповторимым в своем роде. Период обращения астероида вокруг Глобуса составляет триста шестьдесят четыре дня. Каждую осень база приближается к столичным базам, сгруппировавшимся в четвертой и пятой точках Лагранжа Луны. И в течение всего ноября весь приготовленный к отправке на перерабатывающие заводы груз слитков металла доставлялся по назначению. Остальные одиннадцать месяцев штатские шахтеры без устали ковыряли железно-никелевое тело квазиспутника Глобуса, и стаскивали руду к автоматическим плавильням.

Так что Леблан был не совсем прав, когда утверждал, что я дважды везунчик. На самом деле – трижды. Как бы я добирался до Славянского Союза, если бы был демобилизован, например, в мае? Курьерские космолеты изредка гостили на базе, но пассажиров им брать запрещено.

Остальные астероиды, приютившие базы ВКСС, были много меньшими, и их состав не представлял никакого интереса для промышленности. Семьсот метров наибольшего диаметра у "3362-Хуфу", пятьсот у "2010-эСО-16", и по километру у "5381-Сехмета" с "2062-Атоном". И ни один из них не приближался к Глобусу настолько же близко, как ежегодно это делал Круитни.

А так, пять астероидных баз контролировали практически все обитаемое пространство Солнечной системы, включая совсем уж провинциальные зоны, вроде точек Лагранжа Глобуса, редких и не популярных поселений на Марсе или Весте в Поясе Астероидов, и Венеры с ее орбитальными оранжереями.

Наконец неповоротливый грузовик закончил маневр. За его кормой, из гигантских дюз растянулся многокилометровый выхлоп ионизированного вещества. Теперь восемь полных суток судно будет плавно разгоняться, и после еще десять – сказывается влияние огромного Глобуса – тормозить. Сказать по правде – совсем не плохо для посудины с массой покоя в полтора миллиона тонн. "Картофелина" медленно уползала назад, в прошлое, оставляя в памяти горькое послевкусие случившейся со мной несправедливости.

Но нельзя же вечно предаваться унынию. Потеряв среди множества таких же сверкающих во тьме точек крохотную искорку Круитни, я почти сразу и думать о ней перестал. Тем более что были куда более насущные темы для размышлений.

Передо мной лежал огромный, населенный сотнями миллионов людей мир. Человеческая Ойкумена, протянувшаяся от орбиты неприветливой Венеры до лун Юпитера. Десятки тысяч станций, сотни городов на Луне и Марсе, бесчисленное количество бороздящих пустоту кораблей. Масса мест в системе, где я только мечтал побывать. И куда так и не смог вырвался. Да я, если честно, вообще нигде дальше десяти дней разгона от базы не бывал. А если учесть характерную орбиту Круитни, так нужно будет признать, что все девять лет службы в ВКСС я чуть ли не на одном месте просидел.

Сказать по правде, было немного боязно. Вдруг лишиться привычного окружения. Очутиться, пусть и среди толп людей, но совершенно одному. Одному. Не в группе приютских, не во взводе курсантов, и не среди офицеров эскадрильи. Совершенно одному! Без кураторов, командиров и параграфов Устава. Без друзей, без цели и понимания обстановки. Самому принимать решения и способы их реализации. Быть свободным! О, это был сладкий страх. Холодок по спине, как тонкая приправа к отменному блюду из любопытства и осознания открывшихся вдруг возможностей.

При всей своей житейской необразованности, кое-что таки было известно о мире, куда нес меня длинный и нескладный утюг тяжелого грузовика. В конце концов, армия это не тюрьма. Регулярно бывая в увольнительных, а время от времени даже и в отпусках, приходилось мне бывать и в поселках, где жили сугубо штатские люди. В кубриках базы были установлены те же самые галоэкраны, что и у всех остальных граждан Содружества. И смотрели мы те же самые передачи. Спорили с однополчанами о политике, обсуждали последние достижения ученых, слушали ту же музыку. И если сериалы, что крутят по ГалТВ, настолько правдивы, как о том заверяли жены наших семейных офицеров, никаких особенных затруднений в процессе конверсии своей жизни я не ждал.

С другой стороны, многие аспекты жизни среди штатских прежде были от меня скрыты. Я чувствовал себя разведчиком в чужой стране с первоначальной целью: не привлекая лишнего внимания, натурализоваться на одной из станций. И быть готовым выполнить какое-то особо важное задание. Почему-то думалось именно так: там, среди людей, меня поджидает нечто очень значительное. Возможно даже – великое.

Но для начала неплохо было бы выбрать среди двух десятков станций Славянского Союза подходящую, снять жилье и найти работу. Программа-минимум, ни один из пунктов которой не должен вызвать какие-либо затруднения. Не должен, если точно знать как именно и по каким критериям выбирать.

На счастье, майор Леблан сдержал слово. Небольшой файл с по-военному лаконичной инструкцией был записан в банк памяти нейросети. И я надеялся, что с помощью подсказок опытного в житейских вопросах человека, не составит труда составить некую программу, которой можно было бы руководствоваться первое время. До тех пор, пока моего собственного опыта не будет достаточно для самостоятельного принятия решений.

В любом случае, грузовик, по своей незначительности не удостоившийся даже нормального имени, следовал на одну из промышленных станций Славянского Союза в четвертой точке Лагранжа Луны. Так что, желал я того или нет, путь в штатскую жизнь у меня должен был начаться оттуда. И за восемнадцать дней пути я намерен был составить какое-то подобие плана.

В училище учили, что всякое действие офицера начинается с плана. А тот, в свою очередь, обязан учитывать имеющиеся в наличии ресурсы. Грубо говоря, план должен каким-то образом совмещать желания и возможности.

С ресурсами у меня была полная ясность. Я отчетливо себе представлял, что любого реального шпиона для внедрения в чужое общество экипируют куда лучше. Но с другой стороны, мне-то, в отличие от того самого виртуального засланца, провала можно было не бояться.

Итак, чтение списка всего моего богатства не успело бы наскучить. Ибо заняло бы не больше пары минут. И первой строкой там значилась бы сводка-выписка с банковского счета.

Тридцать четыре тысячи пятьсот восемнадцать кредитов. И мне трудно было судить – много это или мало. Прежде я никогда об этом не задумывался. Каждого первого числа каждого месяца на счет капало тысяча сто. Плюс, последние два года, еще полторы сотни за "крылышки" мастер-пилота и сотня за лейтенантские звездочки. И если бы я вздумал экономить, сейчас владел бы состоянием превышающим сотню тысяч. Почему-то мне казалось, что с такой суммой на счету уж точно не пропадешь. Да только кто же мог подумать, что все так обернется?!

К деньгам я всегда относился... параллельно. Покупал то, что хотел, изредка устраивал вечеринки для однополчан и охотно угощал покладистых девушек в барах. Как и все остальные офицеры базы, изредка нарывался на штрафы и вместе со всеми скидывался на подарки к дням рождения. И всегда деньги были где-то там, а я всегда здесь. И наши пути не пересекались.