Текст книги "Лазутчик Синегории"

Автор книги: Андрей Бубнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Андрей Бубнов
Лазутчик Синегории

Сказка

1

Короткая теплая летняя ночь подходила к концу. Уже забрезжил рассвет. Низкие пуховые облака налились золотистым румянцем. Деревья вдоль дороги отбросили неясные темные тени, уподобившись сказочным многоруким монстрам. А на востоке вот-вот взойдет солнце, вот-вот осветит землю благословенными лучами. Прохладный и беспокойный мрак, сковавший душу путника, отступит, станет терпеливо дожидаться заката и лишь потом вновь вступит в свои законные права.

Два странника торопили измученных дальней дорогой скакунов. Утренний полумрак скрывал облик всадников, облаченных с головы до пят в черное одеяние, но любой зрячий вполне бы мог различить нехитрую рясу путешествующих монахов даже в лунную ночь. Однако первые отблески поднимающегося над горизонтом светила улучшили видимость настолько, что сторонний наблюдатель был бы слегка озадачен, встретив в пути двух этих странных всадников. Ряса рясой, к ней давно привыкли.

Ношение монашеской одежды представляет собой благочестивый торжественный акт, ибо он подтверждает желание монаха отречься от прошлой мирской жизни и всецело исповедовать целомудрие и смирение. Монах носит дешевые, темные одежды, дабы показать, что он сам считает себя последним из грешников. А путники, спешащие к огромному городу, совершенно не скрывают длинные узкие мечи в ножнах, открыто висящие у них на поясе. Парадокс. Монах и меч. Для простого обывателя понятие несовместимое. Но даже на столь странную загадку найдется достойный ответ. Это были сукипы – рыцари веры, священные воины-монахи без страха и упрёка.

В нынешние неспокойные времена, когда леса кишат разбойниками всевозможных мастей лишь смелые и отчаянные люди могут позволить себе странствовать по ночам.

А ведь мало кто отважится напасть на воина веры. Смерть от его меча подразумевает лишь прямую дорогу в ад. Самый отпетый разбойник знает насколько тяжело одолеть в поединке рыцаря в рясе. Суеверие заставляет лесных братьев не трогать даже одинокого сукипа. Зачем гневить Господа и веселить Сатану?

Между тем столица Мольгедии, расположенная на вершине высокого холма и окруженная глубоким рвом и мощными крепостными стенами открылась взору монахов.

Солнце уже осветило высокие серые стены, увенчанные зубцами, заглянуло в темные глазницы мрачных казематов и сторожевых башен. А над цитаделью, спрятанной внутри многоликого города, рядом с величественным королевским дворцом гордо реет штандарт Калевора IX – единоличного властителя Мольгедии, господина северных морей и южных низменностей Гедадии, западных степей Амсардии и восточных лесов Легарзии. Огромное государство беспрекословно подчиняется воле престарелого короля. В этом году исполнится тридцать лет его мудрому и справедливому правлению. Этот праздник народ будут отмечать три дня. Даже самый последний нищий, сидящий на паперти, получит из рук королевских чиновников щедрую милостыню – две монеты серебром.

За неделю до торжеств город активно приводят в порядок, чистят мостовые, облагораживают фасады домов, вывозят хлам и прелый мусор, копившийся годами, а королевские распорядители ревностно следят за ходом работ. Ведь все знают, что традиционное пешее шествие Калевора IX и его свиты от парадной лестницы дворца до Собора Великих Мучеников может пройти через любую, даже через самую отдаленную улочку столицы. Маршрут выбирает сам король. Никому не хочется впасть в немилость, огорчить августейшую особу, запятнать на долгие годы свою честь и доброе имя.

Монахи, проскакав мимо обширных крестьянских полей, мимо сонной деревушки, только-только очнувшейся ото сна, наконец, приблизились к городу. Высоченные каменные стены нависли над головой, ограничив обзор.

Ворота ещё закрыты, но пестрая толпа желающих войти в город уже покинула захудалые ночлежки, прижавшиеся к высокому бревенчатому частоколу, и столпилась у рва, ожидая, когда привратники опустят подъёмный мост, по которому запросто может пройти парадным строем колонна из десяти рядов солдат.

Крестьяне, нищие, купцы, пилигримы, опоздавший к вечернему закрытию городских ворот чиновник с дюжей охраной несколько настороженно встретили странных монахов. Серебряный медальон, висящий на толстом шнурке поверх черной рясы с изображением щита и меча под ногами Создателя, словно бы Создатель защищается посредством оружия от посягательств нечистой силы, многое объяснил зевакам, но в то же время вызвал у людей чувство обеспокоенности. Таких монахов никто не любил, но побаивался. Рыцари веры никогда не появляются просто так. Толпа невольно расступилась, пропуская к мосту молчаливых всадников.

Монахи, подъехав поближе к тому месту, куда в скором времени опустится мост, спешились, сняли капюшоны, утолили жажду, осушив походную флягу, размяли уставшие тела, и взору очевидцев предстали два совершенно непохожих друг на друга человека. Мужчина в годах с суровым выражением обветренного долгими странствиями лица и с багровым толстым шрамом на шее больше походил на воина-ветерана. А его спутник, коротко стриженый темноволосый юноша напоминал выходца аристократического рода. Уж больно он был холен и благороден на вид. Но монахи ведь тоже люди и не родились послушниками. Аристократы иногда уходят в монастырь, отрекаясь от мирской жизни. А воин, вдоволь проливший в боевых походах и своей и ещё больше чужой крови, мог, в конце концов, избрать путь духовного очищения. Искупить грехи не так-то просто, но возможно. Создатель ни от кого не отворачивается, всегда дает последний шанс.

А довольно далеко, в стороне от ворот виднелось лобное место – каменный помост с высокими столбами, увенчанными сверху поперечными деревянными балками. Внизу белели обглоданные человеческие кости. На перекладине одиноко висел повешенный.

Удавка сдавила шею поверх серого балахона смертника, скорее даже не балахона, а отрезка грубой мешковины, закрывающей лицо преступника. Стая хищных ворон, дерясь, устроила пиршество, абсолютно не обращая внимания на живых людей. Сердце молодого монаха невольно содрогнулось от чудовищной мысли. Нет, его не шокировал факт казни, кого этим удивишь, молодому человеку вдруг показалось, всего на миг, что он сам висит на позорном столбе. Его казнили в назидание другим, и это его плоть клюют огромные упитанные вороны. Тряхнув головой, монах отогнал прочь чудовищное видение и принялся часто-часто креститься и шепотом читать молитву, едва шевеля губами. Вопросительный взгляд пожилого спутника вернул юношу в реальность. Молодой человек покачал головой, ответив на немой вопрос и тяжело вздохнув, достал флягу из котомки, притороченной к седлу скакуна и глотнул холодной ключевой воды.

Но вот протяжно затрубил далекий рог, возвещая о начале нового дня. Долгожданное событие. Люди, столпившиеся возле бревенчатого частокола, преграждающего путь к широкому и очень глубокому рву, заполненному водой (фактически второму руслу протекающей неподалеку реки), у прохода в частоколе, рядом с отвесным обрывом, отделяющим путников от крепостных ворот, засуетились. Над воротами возвышается главная стенная башня. Её венчает позолоченный крест. Позади неё еще две круглые башни, гораздо выше первой. Именно там расположены основные ворота, ведущие в город, кажется третьи по счету. А очень длинный арочный проход закрыт чередой второстепенных решеток и ворот. Внутри арки имеются бойницы для отражения атак противника, случись ему прорваться к воротам.

Вот-вот вздрогнут гигантские цепи, приводимые в движение скрытым от посторонних глаз механизмом, подъемные ворота медленно, скрипя, временами лязгая металлом, опустятся, подняв клубы пыли и превратив неприступный обрыв в самую обыкновенную дорогу. Затем поочередно откроются все толстенные ворота, коих никак не меньше трех, поднимутся решетки, и шумный град Вальстерум оживет, разрешив путникам войти в столицу Мольгедии.

– Куда прёшь, смерд? – охранник осадил ретивых оборванцев, спешащих попасть в город, выставив перед собой продолговатый щит, тем самым загородив дорогу. – Пропусти благородных людей.

Нищие тут же прижались к стене арки, провожая недобрым взором чиновника, гордо восседающего на коне. Тот был доволен и даже весел, несмотря на то, что усталое лицо выражало лишь желание поскорее добраться до родного порога, ведь долгое путешествие закончилось. Чиновник, наконец, вернулся домой. Позади него следовали верховые солдаты – охрана государственного служащего средней руки.

Купцы, забравшись на повозки, любезно уступили дорогу сукипам, сделав соответствующий жест левой рукой. Их многочисленные слуги-телохранители добросовестно проверяли упряжь и на всякий случай осматривали обоз, набитый до отказу заморским товаром. А вдруг юрким воришкам удалось умыкнуть что-нибудь ценное?

Воспользовавшись галантным жестом купцов, монахи вскочили на лошадей и проследовали в темную и мрачную арку. Ворота, решетка, ворота, решетка, ворота, решетка и ещё одна решетка. Факела не горят. Прохладно и сумрачно в длинной арке. Копыта цокают о выщербленный камень. Кругом камень, нет ни одной травинки.

Узкие бойницы расположены на высоте в два человеческих роста. Лучникам стрелять неудобно, но арбалетчики вполне способны нанести весомый урон противнику. Плюс ко всему, через специальные железные раструбы можно лить кипящую смолу или что-нибудь более эффективное. Арка смерти, не иначе.

А небольшая площадь в продолжение арки уже заполнена телегами, домашним скотом, крестьянами, лоточниками и солдатами. Народ ждет своей очереди, намереваясь покинуть город и вернуться домой лишь незадолго до заката. Солдаты же придирчиво осматривают вновь прибывших. Мычат голодные коровы, блеют козы, народ ропщет, уповая на то, что незваных визитеров не так много и скоро наступит очередь горожан войти в узкую арку. Но порядок есть порядок.

– Стой! Кто такие? – сразу десяток солдат обступили вооруженных монахов.

– Орден святого Илука, – старый монах остался спокоен и с достоинством, присущим лишь аристократии с едва заметной улыбкой на устах взирал на полуобнаженные мечи солдат.

– Гедадийцы, – пренебрежительно воскликнул офицер. – Сукипы.

Выходцев из южной провинции никогда не жаловали в Вальстеруме.

– Сразу видно – загорелые, – солдаты внимательно осматривали гостей столицы.

– Что везете? – задал вопрос офицер.

– Послание его преосвященству, – на сей раз старый монах ехидно усмехнулся и поправил меч, случайно поддев при этом рясу так, что на миг показалась икра левой ноги.

– Что ж, проезжайте, – задумчиво проговорил офицер.

– Мир вам, братья, – монахи пришпорили скакунов, – когда-то я тоже был воином.

– И вам не дожить до Судного дня, – офицер проводил взглядом бесполезных монахов, после переключился на обоз купцов. Торговый люд наверняка прячет контрабанду под двойным дном повозок. Можно ненавязчиво прижать к стенке перекупщиков, напомнив о существовании лобного места и выторговать для себя что-нибудь полезное.

Солдаты действительно занялись тщательным осмотром обоза. Купцы возмущались, неотступно следуя за начальником караула. Но сила и власть была не на их стороне. После пяти минут препирательств торговый люд сдался, предложив взятку.

Офицер любезно согласился выгрузить оговоренную часть контрафактного товара в караульное помещение. Дележка конфискованного имущества произойдет чуть позже, без посторонних глаз. Офицер заберет львиную долю добычи, но и солдат не обидит.

Куда же без них? Могут и нашептать начальству. Нет. Все должны быть в доле.

Круговая порука. Все заинтересованы. Иначе…

Сопроводив нищих практически пинками, и любезно перекинувшись словечком с пилигримами, солдаты разрешили горожанам покинуть город. Утро выдалось ясное, солнце уже на четверть выглянуло из-за горизонта. Площадь перед аркой, в конце концов, опустела, можно заглянуть в караульное помещение, оставив в башне часовых. Часовых не обидят. Их доля будет смиренно дожидаться хозяев.

– Мой господин, – после дележа добычи к офицеру обратился пожилой солдат.

– Ты не доволен своей долей? – командир нахмурился.

– Нет, нет, мой господин. Я всегда прославляю в молитвах вашу щедрость.

– Тогда в чем дело?

– Монахи.

– Монахи?

– Старый воин со шрамом на шее не сукип.

Офицер вновь нахмурился, после махнул солдату рукой, приглашая отойти в сторону и побеседовать без свидетелей.

– На левой ноге монаха я заметил татуировку, – пояснил солдат. – Её пытались вывести кислотой, но мне удалось рассмотреть. Давным-давно я видел точно такую же. Никогда этого не забуду. Тигр, приготовившийся к прыжку, а внизу – перекрестье двух кривых сабель.

– И что это означает?

– Отличительный знак рыцарей ордена Черного тигра. Личная гвардия короля Синегории.

– А ты не ошибся? – ошеломленный офицер снял рукавицы и принялся разминать кисти рук.

– Такое нельзя забыть, мой господин.

– Ты ведь участвовал в Дарадинской компании лет двадцать назад, – догадался командир.

– Да, мой господин. В бою этот рыцарь играючи расправился с пятью моими товарищами. И нам пришлось заплатить ещё двумя жизнями, прежде чем удалось одолеть противника. Потом на правах победителей мы поделили с друзьями имущество убитого рыцаря. Сняли латы, одежду… вот тогда я и увидел татуировку. Когда мы одержали славную, но трудную победу над гвардией Синегории и заставили врага, вторгшегося в наши южные земли, отступить, я специально осматривал погибших на поле брани. У всех рыцарей ордена Черного тигра одинаковые татуировки на икре левой ноги. А наш воевода поздравил когорту с победой над элитой гвардии Синегории. От нашей когорты не осталось и половины солдат.

– Идем, – офицер, внимательно дослушав рассказ, натянул на ладони узкие кожаные перчатки с металлическими вставками и повел воина за собой. – Необходимо доложить о прибытии лазутчиков Синегории. Расскажешь всё господину Котору.

2

Столица очнулась ото сна. Домашняя скотина, погоняемая пастухами, уже покинула черту города. Отовсюду к колодцам спешат девушки с кувшинами и ведрами, торговцы открывают лавки, принялся за работу кузнец и оружейник. Окна домов раскрыты нараспашку, показывая всем желающим, как работает аптекарь, портной или пекарь, гончар и сапожник. Женщины в лоханях стирают бельё на свежем воздухе. Рабочие с лопатами, кувалдами, тележками и метлами идут прибирать улицы, ремонтировать мостовую и заборы, готовясь к предстоящему торжеству. Детвора, громко крича и заливаясь от смеха, носится под ногами у взрослых.

Поднявшись вверх по узкой извилистой улочке, застроенной деревянными домами, с балконами, нависающими над головой, и пройдя сквозь открытые ворота старых крепостных стен в черте города, сукипы выехали на огромную мощеную площадь.

Здесь их взору предстала городская ратуша – изящная каменная башня, взметнувшаяся ввысь, к поднебесью. На верхушке её, в специальном помещении сидит сторож. С этой башни в минуту опасности раздаются звуки набатного колокола, возвещающего о частых пожарах, о нашествии завоевателей, о регулярном наводнении и о прочих, не менее серьёзных превратностях судьбы. А напротив ратуши расположилось прекрасное чудо архитектуры: высокие остроконечные арки плавно переходят в ажурную кровлю Собора Великих Мучеников. Разноцветные стеклышки в окнах горят всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Высокий шпиль со святым распятьем венчает кровлю божьего храма. Это самое высокое сооружение в столице. Колокольный перезвон слышен даже в соседних деревнях. Собор и ратуша – главные украшения грязного и пыльного города, застроенного преимущественно деревянными домами с крутыми двускатными крышами, покрытыми гонтом. По великолепию архитектуры храм уступает лишь королевскому дворцу. Немало было принесено собору жертв во время долго строительства, затянувшегося на десятилетия. Потому храм достоин своего названия и священного назначения. Душа невольно стремится к небу, к богу вместе с остроконечными арками, отталкиваясь от массивного каменного фундамента собора, унизанного великолепным барельефом, смотрясь в громадные окна, увенчанные канонической мозаикой, вслед за этим высоким, убегающим в небо позолоченным шпилем!

Спешившись и привязав уставших лошадей, монахи неторопливо, с достоинством присущим божьим слугам, направились к широким каменным ступеням, ведущим в святую обитель. Утренняя месса уже началась. Но нельзя торопиться в подобной ситуации. Пройдя мимо нищих и калек, сидящих на паперти, монахи остановились, совершили ритуальное омовение, зачерпнув святой воды в маленьком бассейне и умыв лицо, перекрестились и, наконец, вошли в храм. Отдав оружие прислужнику в рясе, сукипы проследовали в просторный молельный зал, заканчивающийся главным алтарем с ризницами по обеим сторонам. Убранство собора поражает великолепной мозаикой и роскошью образов и подсвечников. Зал полон прихожан. Его преосвященство, облаченный в бело-золотистый саккос, проводит утреннее богослужение. Помогают ему в этом: местный епископ, священники, диаконисы, чтецы, певцы и пономари.

Постепенно сукипам удалось пробраться в первые ряды молящихся горожан и привлечь к себе внимание его преосвященства. Но до окончания мессы ничего примечательного не случилось. Читались молитвы, совершалось таинство обряда, певцы торжественно исполняли песнопения, диаконы прислуживали, а горожане молились господу, их губы заученно шептали молитву.

А потом, когда месса закончилась, народ начал расходиться, к монахам приблизился человек в серой рясе и поинтересовался, что побудило сукипов пуститься в столь долгое путешествие в столицу? В ответ монахи попросили передать его преосвященству личное послание епископа Илукского, который в свою очередь и направил их в Вальстерум с весьма необычным поручением.

Священнослужитель удалился, приняв из рук монаха-воина манускрипт с печатью, но прежде попросил гостей подождать решения его преосвященства в маленькой неприметной комнате, подальше от людских глаз.

Молчаливый пономарь проводил сукипов. Они долго плутали по узким коридорам, поднимались по скрипучим деревянным лестницам, пока не оказались где-то высоко над землей, возле одинокой маленькой дверцы, коей и заканчивался невзрачный коридорчик. За дверью гостей ждала скромная келья с жестким ложе у стены, устланным слежавшимся сеном и мешковиной. Зато на столе стояла крынка парного молока, лежал свежий и даже горячий хлеб, в двух глиняных чашах – фрукты и отварные овощи.

Пономарь оставил гостей, закрыв за собой дверь.

Молодой сукип тут же кинулся к окну, а старый монах слегка приоткрыл дверцу и выглянул в коридор.

– Дверь не заперта, – заключил человек со шрамом на шее и сел на жесткое ложе. – Пора подкрепиться. Садись, брат, кушай.

– Высоко, – юноша покачал головой, отвернувшись от открытого окна. – Отсюда не выбраться. Мы в башне. Каменный мешок.

– Пока не о чем беспокоиться. Ешь. Сегодня господь милостив.

– Так ли это? – молодой монах не верил в удачу.

– Отбрось страх и сомнение, – старый воин-монах, помолившись, приступил к трапезе, – ведь ты мужчина.

3

Семья господина Котора вкушала утреннее яство. Глава семейства, довольно грузный мужчина с обрюзгшим лицом и огромной лысиной, облаченный в черный камзол, восседал во главе стола и с завидным аппетитом ел курицу, вгрызаясь зубами в плоть птичьей ножки. Супруге, ещё не старой миловидной женщине досталась грудинка, а два сына пока довольствовались крылышками. Овощи, хлеб, вишневая настойка, сыр и яблоки составляли нехитрый завтрак семьи мелкого и небогатого чиновника Тайной канцелярии.

На пылающем очаге языки пламени облизывали большой котел, в нем разогревали воду для хозяйственных нужд. Пар поднимался к потолку и исчезал в дымоходе.

Столовой в доме господина Котора не было. Кушали на кухне, занимающей половину площади первого этажа. На втором этаже располагались жилые комнаты. Подсобные помещения и зала для приема посетителей, плавно переходящая в сени, соседствовали с кухней.

Слуга прервал неторопливый завтрак благопристойного семейства, войдя на кухню, одернув холщевую рубаху и низко поклонившись:

– Мой господин, к вам посетители.

– Кто такие? – Котор устремил на слугу недовольный взгляд.

– Офицер караульной службы южных ворот. С ним солдат. Говорят, дело не терпит отлагательств.

– Пусть подождут, – хозяин дома нахмурился, после вернулся к еде, громко чмокая губами.

Слуга вновь поклонился и направился к выходу.

Но тут в заплывших от жира глазенках господина Котора промелькнуло беспокойство.

Он отшвырнул почти обглоданную куриную ножку, отпил из кубка, утер рукавом рот и встал из-за стола:

– Постой. Я приму их.

Разговор в зале для посетителей, узком помещении, заставленном плетеными корзинами с припасами, бочками с вином и кувшинами, продолжался всего несколько минут. Господин Котор выслушал солдат.

– Бредни, – заключил он. – И ради этого вы не дали мне спокойно позавтракать?

Рыцари ордена Черного тигра никогда не были лазутчиками. Это противоречит их кодексу чести. Они идут на врага с открытым забралом. Бесстрашные воины, готовые отдать жизнь за своего короля. Я скорее поверю в то, что Сатана сожрал солнце, чем в ваши россказни.

– Но господин Котор, – взмолился солдат. – Я видел татуировку своими глазами.

– Ничего ты не видел. Всё. Ступайте. Только купцов обирать умеете.

Господин Котор удалился на кухню, оставив визитеров в полном недоумении.

Офицер, на чём свет браня солдата, вышел на улицу. Старый воин следовал позади, молчал, не оправдывался, но был уверен в своей правоте.

А господин Котор тем временем преспокойно закончил трапезничать и, попрощавшись с супругой, погрозив кулаком беспокойным отпрыскам-сорванцам, направился к месту службы, в Тайную канцелярию.

Очень скоро новость о лазутчиках дошла до самого графа Фларинского, главы Тайной канцелярии. Он незамедлительно вызывал к себе мелкого чиновника Котора, выслушал его доклад, выслушал сомнения о причастности к шпионажу ордена Черного тигра, а потом, предварительно выпроводив Котора, приказал слуге доставить к нему вышеупомянутых солдат караульной службы. Граф пожелал лично побеседовать с воином-ветераном.

Распоряжение исполнили незамедлительно, буквально через полчаса солдат разыскали и привезли в мрачный каменный трехэтажный дом на окраине столицы.

Офицер и солдат упали на колени, склонив обнаженные головы перед всемогущим остроносым графом Фларинским, которого временами, возможно, побаивался даже король.

Поняв, что офицер бесполезен, граф велел ему удалиться и подождать за дверью.

– Рассказывай без утайки, – вельможа измерил холодным пронизывающим насквозь взглядом солдата, оцепеневшего от страха, лишившегося важной психологической опоры – своего командира. – Ты участвовал в Дарадинской компании? Выжил. Значит ты храбрый воин.

– Участвовал, ваша светлость, – солдату удалось взять себя в руки.

– Можешь поклясться на распятии, что твой рассказ не вымысел?

– Могу, ваша светлость.

– Хорошо, – граф поманил пальцем караульного и подошел к окну.

Когда солдат несмелой поступью приблизился, граф взял в руки маленький расписной кувшинчик, медленно высыпал из него песок прямо на каменный подоконник, любовно разгладил ладонью своеобразный мольберт, а потом подал воину соломинку.

– Нарисуй мне сабли.

– Ваша светлость… боюсь не смогу…

– Постарайся, – тоном, не терпящим возражений, произнес вельможа и вернулся к столу, после опустился в массивное дубовое кресло, оббитое шкурой медведя.

Солдат долго пыхтел над рисунком, несколько раз стирал изображение. А граф всё это время преспокойно ждал результата.

– Готово, ваша светлость.

Граф Фларинский подошел к окну, мельком глянул на неумелый рисунок на песке, изображающий перекрестье кривых сабель, а затем устремился к противоположной стене своей мрачной серой комнаты. Он раздвинул длинную занавесь, за которой таились полки с книгами и манускриптами. Вельможа долго искал нужную страницу, листая старую заморскую книгу. Но вдруг на его лице засияла улыбка. Граф велел солдату приблизиться и пальцем указал на открытую страницу. В книге художник нарисовал герб ордена Черных тигров.

– Этот?

– Да, ваша светлость. Только внизу были две горизонтальные черточки. А здесь их нет.

– Замечательно, – граф захлопнул книгу и водрузил её на полку. – Вторая когорта.

Позови своего командира, а сам пока подожди за дверью.

Довольный солдат торопливо исполнил приказ. Он чувствовал причастность к чему-то важному, тайному. Осознание этого невольно щекотало нервы.

Граф встретил офицера лишь одним вопросом:

– Насколько болтлив? – речь шла о воине-ветеране.

Командир караула понял, что жизнь его подчиненного висит на волоске, да и его жизнь тоже.

– Нем как рыба, ваша светлость.

– Пригласи его.

Вельможа извлек из-под стола два кошелька, перевязанных тесьмою, и поочередно кинул их в руки ошеломленных солдат.

– Награда за бдительность, – пояснил он, после коротко проинструктировал. – Держать язык за зубами, иначе отрежу. Никому ни слова, даже женам. Случайно встретите монахов – не узнавать! Если они сами заговорят, ответите, мол, много вас таких шастает по столице. Всё ясно?

– Ясно, ваша светлость! – хором ответили солдаты.

– Ступайте и помните наш уговор.

Выпроводив бдительных караульных, граф Фларинский вызвал к себе четырех неприметных на вид чиновников и объявил высочайший приказ:

– Разыскать двух сукипов из южной провинции сегодня утром въехавших в город.

Орден святого Илука. Оба коротко стрижены. Один стар, другой млад. Старый и седовласый похож на воина. На шее с правой стороны приметный шрам. Юноша черноволос, скорее всего, благородного происхождения, особых примет не имеет.

Найти и взять под опеку. Соглядотать, но тайно. Того, кто нарушит мой приказ лично четвертую. Исполнять!

Чиновники, подталкивая друг друга, выскочили вон. Хорошо, что сукипов не так много в столице. А то по столь скудным приметам можно искать до скончания века.

Теперь графу Фларинскому осталось лишь ждать новостей. Единственное предположение, появившееся в его голове, можно сформулировать одним предложением. А не замышляет ли проклятая Синегория покушение на его величество?

Пешая прогулка короля до собора Великих Мучеников – удобный момент для осуществления коварного плана. Иначе для чего в Вальстерум прибыл опытный вражеский боец? И не скрывается ли лучник под образом юноши аристократических кровей? Отравленная стрела, выпущенная из засады, может сразить кого угодно.