Текст книги "Любимчик богов(СИ)"

Автор книги: Андрей Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

А Горыня, не торопясь сел на кровати и первым делом проверил руку, которая была вполне нормального цвета, и рану на ноге, которой просто не нашёл. Затем, прополоскал рот настойкой, глотнул, и скривившись от горечи, стал прибирать в доме. Лишь наведя в доме порядок, вымылся и надев чистую одежду, пошёл к кузнецу прихватив оба револьвера.

В кузне уже стоял дым коромыслом, а подмастерья и ученики бегали словно ошпаренные. Сам Лукьян, стоя возле кузни перебирал инструменты, а увидев Горыню широко улыбнулся и сразу предупредил.

– Если по делу – говори, а если так пришёл, то вечером заходи. Вечерять будем, и по чарке пропустим.

– Я по делу. – Горыня выложил на стол револьверы.

– Добрая работа. – Кузнец взвёл и спустил курок, крутанул барабан, слушая как щёлкает трещотка, и вопросительно поднял взгляд.

– Нужно сделать самовзвод. Ну, чтобы когда крючок нажимаешь, курок сам взводился, и соскакивал на капсюль.

– Я знаю, что такое самовзвод. – Лукьян усмехнулся. – Зачем тебе эта господская забава?

– Как сделаешь – покажу, что вовсе не забава. – Горыня улыбнулся. – Очень мне этого самовзвода там, у разбойничков не хватало.

– Сделаю. – Кузнец кивнул. – Сегодня уж не успею, а завтра займусь. Так что, придёшь вечерять? Как солнце сядет, так мы садимся.

– Приду. – Горыня благодарно прижал ладонь к груди и поклонился.

К моменту когда револьверы были готовы, сельский скорняк уже сшил две кожаных набедренных кобуры, и Горыня потратил почти сотню патронов пристреливая оружие сначала стоя, потом в движении, и наконец, попробовал стрелять с двух рук. Из-за тугих взводов получалось не очень хорошо, но на короткой дистанции преимущество двух стволов могло быть решающим. Ещё в прошлой жизни Константин был высококлассным стрелком, и участвовал в соревнованиях по скоростной стрельбе. Тогда у него правда, были куда более удобные автоматические пистолеты, но и с револьверами тоже можно было многое сделать.

Ещё Горыня сходил к местной мастерице, и та буквально за два дня сшила ему пару удобных штанов, с карманами в нужных местах, и длиннополый пиджак, не пожалев тёмно синего голландского сукна, а на подкладку голубого ханьского шёлка.

Через три дня, когда вся деревня разморенная жарким солнцем вяло копошилась по своим делам, в село вошёл большой отряд воинов, под квадратным флагом с вздыбленным медведем. Все были хорошо одеты, в чистое и почти однообразное обмундирование, а на груди красовались полированные нагрудники. Возглавлял процессию молодой мужчина с лихо заломленной шапкой. К нему и подскочил староста, поймав коня за повод, и рассыпаясь в величаниях.

– Ты Афанасий Егорыч, давай сразу к столу, и воев своих приглашай. А там уж и баньку натопят.

– Некогда мне в баньках рассиживать. – Лениво растягивая слова произнёс княжич. – Тятька наказал другим днём быть обратно, так что глянем на твоё чудо дивное, коли не обманул, и повезём в Медведевск.

– Дак не получится другим днём. – Староста ухмыльнулся. – Мы тут немного татей побили...

– Каких татей? – Сын князя Медведева нахмурился.

– Так банду Черного, как есть всю положили. Самих людишек вон в тот сарай определили. Никифор их нетленным заклятием покрыл, а товар и прочее, у меня во дворе. Только там, кроме казны и брать-то нечего. Погнило всё. Ну вот только если оружье.

– Казна – хорошо. – Афанасий оживился. – А как же так, вы всю ватагу смогли? – Он легко спрыгнул с лошади, и пошёл к сараю, где сложили тела бандитов.

– Да не мы сами. – Староста семеня следом вздохнул. – Дурачок деревенский. Ну бывший дурачок. Вылечил его Никифор. Так он и упыря того, и банду всю один приморил.

– Да как такое можно! – Возмутился шедший следом мужчина с сединой в волосах, и в богатых мягких сапожках алого цвета. – Чтобы один, да всю ватагу?

– А упыря значит можно с двух ударов? – Ехидно спросил Аким. – Вона топор в колоде торчит. Полюбуйся.

Тысячник в подчинении которого были сотни 'особого ряда' развернулся к столбу рядом с которым лежала пиленная колода. На колоде воткнутый углом торчал топор замятым лезвием вверх. Легко выдернув железку из колоды, тысячник молча осмотрел исковерканный металл и покачал головой.

– И где же молодец этот? Очень мне на него посмотреть хочется.

– Так послали уже, Савва Панкратьич.

Когда гости вышли из сарая, туда сразу же зашли трое воинов, и принялись составлять опись разбойников, сверяясь с розыскными листами. За прошедшие дни, жители деревни съездили к бывшему лагерю, и вывезли всё что можно было вывезти и представляло хотя бы гипотетическую ценность а кроме того прихватили все найденные тела вместе с колдуньей.

Когда Горыня пришёл на площадь, с телами почти покончили и разбирались с горой барахла, и деньгами в трёх окованных железом сундучках. Монеты уже разложили по кучкам, и сейчас тысячник и староста громко обсуждали долю веси в добытых богатствах. Оба спорщика вспоминали какие-то указы, и уряды, переходя временами на личности, но было заметно, что торг доставляет обоим настоящее удовольствие.

Никифор подошедший чуть раньше в празднике не участвовал, а сидел в тени под раскидистой вишней, и спокойно смотрел на суетящихся вокруг деревенских жителей и воинов князя. К нему и подсел Горыня.

– Это надолго? – Он кивнул в сторону спорщиков.

– Нет. Всё уже решено Перуновой Правдой. Тебе треть серебра, да всё оружие, что с бандитов добыл. Да рухлядью мягкой половина. За Чёрного тебе по листу розыскному десять серебряных, да за ведьму пятнадцать. А остальные по гривне – всего сорок пять. Ещё за упыря двадцать гривен, но из них половину общине. Оружие у тебя выкупят ещё за сто золотых, хоть и дёшево, но не торгуйся. Этот прибыток дружине пойдёт. Да не в казну а в братину .

– Да не нужны мне эти тряпки. – Горыня вздохнул.

– Да уж конечно. – Ведун усмехнулся. – Купно с частью казны у тебя триста пятьдесят серебряных. Таких богатеев в нашем уезде всего трое. Князь, братья Шуйкины, да Антип Горлов...

Разговор прервал молодой боярин ставший перед Горыней.

– Так ты, тот самый воин?

Горыня встал.

– Если о банде и упыре, то да.

– Обращайся ко мне князь, холоп!

Горыня в ответ глянул на Никифора и увидев как тот едва заметно отрицательно качнул головой, снова посмотрел на боярина.

– Князь у веси Медведев, да и тому я присягу не давал. И не холоп я тебе. Звать меня Горыня, хочешь поговорить, обращайся нормально.

– Да я... – Афанасий Медведев вскинул хлыст, и на подставленной руке Горыни заалела кровавая полоса. И в ту же секунду в лоб боярину упёрся ствол револьвера.

– Назови мне хотя бы одну причину, почему мне не спустить курок.

Те воины, которые стояли рядом, двинулись было на помощь, но остановились глядя в зрачок другого револьвера.

– Охолони. – Тысячник ничуть не смущаясь направленного на него револьвера, подошёл и руками опустил стволы к земле. – Княжич конечно неправ, но и тыкать в него оружием не след. Посиди-ка отдохни.

С этими словами, Савва отвёл сына князя в сторону.

– Говорил мне твой отец, что умишка ты не нажил, но вот совсем дураком не казался. – Тысячник, воевавший с князем ещё на порубежье, вздохнул. – Ты видел, как он вынимал скорострел? И я не видел. Только мелькнула рука и всё. А я много чего повидал. Такой воин сотни нашей стоит, и я разменяю любую из них на этого Горыню. Ты перед ним стелиться должен, как батюшка твой перед воями Перуновой сотни. Знаешь, что государь наш, Михаил Елисеевич сам подносит чарку воям, что отличились в бою? Сам подносит и зазорным не считает. Потому как они в землю ложатся за Русь. А ты его холопом кличешь. Ну не стал он перед тобой шапку ломать. Да и не должен по правде-то. А теперь что? Обиду ты ему нанёс кровную. За такое не деньгами берут – кровью.

– Ништо. – Всё еще бледный от злости княжич скривил тонкие губы в усмешке. – Золотой кину – утрётся и благодарить будет.

– Дурак ты, княжич. Так я батюшке нашему и доложу. Дурак мол сын твой родный. Дурак и к воинской службе негодный. Тот, кто в одиночку взял банду из двадцати лихих людишек, деньгам счёт не ведёт. У него свой счёт. Они вместе с Марой наособицу считают. Давай, иди, сунь ему золото. Посмотрю я на то, что он тебе скажет. Говорю тебе, если есть у тебя хоть что-то в голове, поди и повинись перед ним. Повинись, и проси его быть тебе наставником. Коли согласится – значит тебя Перун-Батюшка в лоб при рождении поцеловал. А не согласится, тоже невелика беда. Хоть зла не затаит.

– Да я...

– Ты, ты. – Савва устало кивнул. – Делай, как знаешь, а я без этого Горыни в обратный путь не двинусь. Буду жить тут хоть год хоть два, но к себе в сотню переманю.

С этими словами тысячник двинулся наводить порядок в приданом подразделении, а боярин послонявшись по площади, плюнул на всё и пошёл к старосте за стол.

Когда всё что нужно было увезти улеглось на повозках, воины пошли в баню, а тысячник побродив по деревне, подошёл к Горыниному дому.

– Проходи, не стой. – Хозяин дома коловший дрова качнул головой на скамейку. – Садись, сейчас баню догрею, и пойдём попаримся.

Через час, вдоволь напарившись в выскобленной до белого цвета бане, они сидели в полотняных рубахах и пили клюквенную настойку, закусывая жареным мясом и соленостями.

– Да, а баня у тебя, просто царская. – Тысячник покачал головой. – Чисто, аж входить боязно.

– Так грязная баня это же вообще глупость. – Горыня усмехнулся и разлил по новой. – А я всё жду, когда ты меня сватать начнёшь. Ведь не в баньке попариться пришёл?

– В такой баньке попариться – праздник, но ты прав, Горыня. Нужда у меня до тебя есть. – Савва бодро дохрустел огурчиком, и вытерев мокрое от пота лицо рушником, продолжил. – Дела у нас нынче такие. На западной границе, собирает войска король Сигизмунд. В помощь ему уже идут войска короля Наполеона третьего, и других прочих. И придут они, как сам понимаешь, не подарки раздавать. Государь собирает армию, и наш князь назначен командующим армии, которая будет закрывать юго-запад. Аустрия да оттоманцы. Так что вся турецкая орда, аустрийцы, да германцы, все будут наши. Хан польский по слухам призвал в армию больше трёх сотен кромешников...

– Это ещё кто?

– Те, кто таскает существ из-за кромки. – Пояснил тысячник. – Потому и кромешниками кличут. Упырь, которого ты завалил тоже оттуда. Бывает, прорываются сами, но в основном, колдовство чёрное. Тварей этих конечно немного, но бывает, что и один целой сотни стоит. Сами европцы лезут редко, но насылают тварей разных, упырей там, навок, умрунов. От того и стоит в каждом уезде Перунова сотня. Где-то поспокойнее, как в Сибири, а где-то каждый день сеча, как на западных границах. Кромешников конечно ловим, да на кол сажаем, но не переводятся. – Тысячник вздохнул и почесал ветвистый шрам на левом плече. – Извести бы колдунов этих под корень, да руки коротки. Их в основном в германских землях, да у галлов учат, а первейшие академии колдовские у испанцев да италийцев. И простой народ от этой нечести обороняют ведуны наши, да воины земли русской.

Так что не на гульбище зову. На смертный бой, где мы по одну сторону, а они по другую. И пока мы их не одолеем, не будет покоя. Всё одно пакостить будут.

– Да я как бы и не против, только вот что объясни мне. Кем буду я? Солдатом? Так это мне не интересно. Чтобы мною командовал какой-нибудь... ну вроде вот этого боярина, или как он называется. Знаешь же, что хороший командир это половина победы. А вот так, ложиться в землю, из-за глупости чей-то...

– Я-то знаю. – Савва усмехнулся. А вот откуда ты это знаешь?

– Так воинская деревня-то. – Горыня улыбнулся в ответ. – Только и разговоров на празднике где кто служил и что там было. Тут почитай любой малец, малый строевой устав расскажет без запинки.

– Это да. – Тысячник кивнул. – Ну а сам-то кем хочешь быть?

– Так не знаю я толком, ни как война идёт, ни как тварей этих убивают. Разговоры – разговорами, но и собственное представление нужно тоже иметь. Вот коли вольным стрелком...

– А потянешь весь приклад? Дорогонько-то будет все за свой счёт брать. – Савва покачал головой. – Там в серебряный только и уложишься.

– Конь у меня есть, оружие... Ну ружьё ещё прикупить, да какую-никакую защиту, чтобы хотя бы грудь прикрыло.

– А, да. Ты же за банду виру свою имеешь. – Вспомнил Савва. – Да, там денег чтобы полк свой собрать хватит. Но смотри, в вольных, могут потребовать испытания, а княжич наверняка подсуетится и сунет опытного бойца, чтобы тот заломал тебя, как бы ненароком. И убивать тебе поединщика никак нельзя. Сразу людей против себя настроишь.

– Ладно, на месте посмотрим. – Горыня кивнул. – Есть еще, что мне знать нужно?

– Ну, как... – Тысячник задумался на несколько секунд. – Вольные обычно в отрядах за пластунов, да доглядов. Народ там разный, но своих в обиду не дают. В Перуновой сотне их половина, но те наособицу стоят. Вои из первейших, и в сече самым остриём идут. А кто в строевых сотнях, так те стрелками, да пушкарями обыкновенно. Ну и конечно летуны...

– Летуны? – Переспросил Горыня.

– Ну, да. Летуны. – Савва улыбнулся. – Те, кто в пузырях, летает. Отчаянный народец, но дружный. Да все с княжьего подворья харчуются, да в одеждах шелковых, что с Желтороссии везут. Есть ещё догляды княжьи. Ну, так про них и не узнаешь, пока в порубе у Князя не окажешься.

Просидели с Саавой почти до утра, а с рассветом, Горыня начал сборы. Он с самого начала предполагал, что может и не задержаться в селе, но вот так, сразу срываться конечно не планировал. Хотя может оно и к лучшему. Хозяйства особого не нажил, и собираться толком было нечего. Одел под рубаху медальон который назначил своим талисманом в этом мире, прихватил личные вещи, деньги в мешке из толстой кожи, почистил и смазал револьверы, надел сшитый по его рисунку патронташ, и поверх всего накинул длиннополый пиджак из голландского сукна, тоже пошитый мастерицами Сосновки. Не хватало только широкополой шляпы, чтобы закончить образ.

Дом он отдал тётке Анастасье, с трудом уговорив её на переезд из крошечного домишки с протекающей крышей.

Седлать лошадь он уже более-менее научился, и взгромоздив на Обжору мешки со скарбом и деньгами, повёл в поводу к площади.

На этот раз там собралась практически вся деревня. Провожали трёх молодых воинов уходивших в войско князя по набору, и вокруг разодетых в яркие ткани воинов крутился вихрь из девок, тёток, мамок и детей. Люди заходили в храм Перуна группами и по одному, и буквально через минуту выходили, оставив небесному владыке подношение. В основном дарили деньги – горсть медных иногда железных монет, мастерицы – свои изделия, а воины – что-то добытое с врага.

В большой и светлый храм, с высоким куполом, и стрельчатыми окнами забранными тонким 'хрустальным' стеклом, Горыня вошел без трепета, и спокойно, как хороший офицер входит в кабинет генерала. То есть понимает – всегда найдется, за что его взгреть, но косяков особых нет, и потому, душа спокойна.

Никифор, встретивший его у входа, протянул чашу вырезанную из дерева, и качнул головой, в сторону стоявшей в глубине храма статуи. Там, на длинных полках уже стояли рядами такие же чаши. Принятое богами исчезало, а то, что оставалось в чашах, делилось между весью, и храмом Перуна в Медведевске.

Горыня ссыпал в чашу медные чешуйки своего предшественника по телу, и ту серебряную монету, что нашёл в доме. Добавил от себя ещё пять монет, и уже понёс, чтобы поставить на полку, когда вдруг остановился.

Сердцем понимая, что не серебро нужно Перуну, подошёл ближе к статуе, и вгляделся в черты лица, исполненные талантливым резчиком из древесины столетнего дуба.

Перун в Сосновском храме был похож не на гневного карающего бога, а на чуть усталого, но внимательного родителя, с едва заметной полуулыбкой смотрящего на своих детей.

Ссыпав деньги в горсть и спрятав в карман, Горыня поставил чашу перед статуей, и полоснув по ладони ножом, сжал руку в кулак.

Когда в чаше набралось примерно полстакана, перехватил рану куском чистой тряпки которая лежала в кармане именно та этот случай, и поднял свой дар.

– Прими Перун – батюшка.

Резкая вспышка ударила по глазам словно взрыв световой гранаты, а когда Горыня проморгался, то сквозь зелёное марево, увидел что чаши в руках нет, как нет и пятен крови на сжатом в руке платке.

– В чём клялся-то? Спросил Никифор подошедший сзади.

– Да ни в чём. – Горыня поднялся на ноги, и оглянулся на слегка опешившего ведуна.

– Клятва кровью – серьёзная клятва. Тако вои что идут на смерть за родную землю, призывают Перуново благословение.

– Мне чтобы защищать родную землю не нужно клятв. – Горыня размотал платок, и увидел что рана полностью исчезла. – Я один раз уже поклялся, и уверен, что этого достаточно. А вот подношение сделать... Ну что я купец, чтобы деньгами кланяться? – Он залез в карман и вытащил приготовленные для дара деньги. – Это вот, возьми для тех кто нуждается. Можешь в храм отдать, можешь людям. Сам смотри. И вот это, – он достал из другого кармана пять серебряных. – Отдай Тасье. Не могу я ей деньги совать, после того, что она для меня сделала. А хозяйство у неё небогатое. – Он кивнул ведуну и вышел из храма на площадь.

Возки, на которых сложили разбойников, и тело упыря уже вытянулись один за другим, и потихоньку караван двинулся вперёд.

Горыня поклонился до земли бабке Анастасье, что привечала его, когда все в селе отвернулись, обнял на прощание, легко взлетел в седло, и легким хлопком коленей послал Обжору ходкой рысью чтобы догнать голову колонны где ехал Савва.

В разговорах и неторопливой езде, по Царскому Тракту провели пять дней, столуясь в придорожных трактирах и один раз остановившись на берегу широкой реки, которую называли Волгла.

На реке вопреки ожиданию Горыни, было вполне оживлённое судоходство. Сновали крупные баржи, широкие лодки, и высокие парусники.

Савва, вышедший к утёсу вместе с другими, вдруг поднёс ладонь, к глазам закрываясь от солнца, и ткнул пальцем в едва заметную точку в небе.

– Глади-ко, почтовый из Новограда пошёл. Смотри Горыня, такого чуда мож и не видывал никогда, чтобы люди-то по воздуху словно птицы.

Горыня чуть напряг зрение и действительно увидел на фоне небесной синевы, чуть вытянутый пузырь за которым тянулся едва видимый дымный след.

– А летает, на угле что ли?

– Ты бы ещё сказал на дровах. – Савва рассмеялся в голос. Нет не на угле, но земляное масло жрёт исправно. Сам видел, как заливают из бочки.

– А корабли такие есть? Ну на земляном масле. – Поинтересовался Горыня, и оглянулся на посерьёзневшего тысячника.

– Есть как не быть-то. – Только дорого то. Вон у нас всего один, у Нижегородцев десяток, у Астраханцев, есть пара десятков, да в Русском море с полсотни. Вот те точно на угле ходят. Только не обычном, а горючем камне, что добывают из земли. А вообще это тебе к розмыслам княжьим, да вот не любят они вопросов.

– Это понятно. – Горыня кивнул и пошёл рассёдлывать Обжору.

4

– Да, какая-то недетская сказка у нас получилась, – подумал Колобок, дожевывая остатки лисицы...

В Медведевск входили после полудня, когда тучи заволокли небо мутной пеленой, грозясь пройти долгожданным дождём.

Сам город судя по рельефу и расположению реки, находился там или примерно там где в оставленном мире располагался город Городец в семидесяти километрах от Нижнего Новгорода. Только был Медведевск куда крупнее Городца девятнадцатого века и по окраинам стояли высокие наблюдательные вышки с тремя ярусами для стрелков, и окружённые двухметровым частоколом. Своеобразные миникрепости, отмечавшие край городской черты.

Дома в городе были в основном деревянные, но много было и каменных домов и домов с каменным первым этажом.

Горыню поселили на подворье , выделив на удивление чистую комнатку на втором этаже трёхэтажного дома, где на первом был трактир и службы, а на втором и третьем комнаты постояльцев.

Покидав вещи, Горыня сразу отправился в Серебряный Приказ, который в этом мире был чем-то вроде банка. Принимал на хранение деньги и выдавал именные пайцы, которые можно было обналичить в любом месте государства, и даже в некоторых странах. Взамен денег, вынесли небольшую прямоугольную пластину с дыркой и затейливым рисунком в виде сокола, потом укололи палец, и размазав кровь Горыни по металлу дождались когда та мигнёт синим свечением. После чего сделали оттиск пластины в книге, и отдали пайцу новому владельцу.

'Средневековье блин'. – Ворчливо прокомментировал Горыня увиденный способ идентификации владельца. – 'Что, дальше? Интернет на блюдечках с яблочками, и вещательные станции с диджеями – котами-баюнами?'. Но ворчал он скорее по неизжитой ещё стариковской привычке, примеряя новый мир на себя, и осознавая, что кое-где, этот мир ему довольно велик, а кое-где просто не укладывается в понятные рамки.

Потом он жуя пирожок с стерлядью прошёлся по городскому торжищу, просто глядя чем торгуют и что возят, и вновь был немало удивлён тому, что было огромное количество товаров с Дальнего Востока. Даже фейерверки в виде ракет, и бумажные веера, продавались в лавках как самый обычный товар.

Залезшему в карман вору, Горыня просто зажал руку и резком поворотом тела сломал запястье, а когда засёк двинувшихся на подмогу громил, просто откинул полы пиджака с рукоятей револьверов, и спокойно посмотрел в глаза местного криминалитета. Тот, как и предполагалось, сразу же 'исчез как сон, как утренний туман' а воющего от боли воришку через минуту приняли городские стражи.

В оружейном ряду, присмотрел себе хорошее ружье с нарезным стволом, пару кинжалов, очень похожих на ходившие в его мире 'арканзасские зубочистки' и походные ремни на оба плеча, которые здесь были частью снаряжения командиров от десятника и выше. Прекрасно сбалансированные клинки из отличной стали как родные устроились в ножнах чуть сзади револьверов и при ходьбе висели словно приклеенные.

На княжий двор его позвали на следующее утро, прислав мальчишку в тёмно-зелёном кафтане, и с вышитым медведем на спине.

Горыня одетый во всё чистое, утром смахнул едва заметную поросль на лице остро заточенным ножом, и был готов хоть на пир, хоть на войну.

Дворец князя был просто большим особняком, правда, сложенным из белого камня с садом и обширной площадью прямо за воротами.

На площади числом около полусотни толпились воины князя, а сам местный властитель сидел на широком балконе в кресле с высокой спинкой, поглядывая сверху.

Во дворе его сразу подхватил Савва, и повёл ближе к лестнице.

– Ну, не подведи, Горынюшка. – Савва как-то вымученно улыбнулся. – Очень многое от твоей победы зависит. И не деньги на кону.

– Потом расскажешь. – Горыня кивнул, и поскольку шум на площади разом стих, посмотрел наверх.

Князь, встав со своего места, ещё раз внимательно осмотрел всю площадь, кивнул, и произнёс неожиданно сильным и низким голосом похожим на рык льва.

– Сотники, полутысячники и тысячники войска государева. Сегодня день испытаний молодых воев, прибывших по набору. Лучшие из них, те, кто согласился на испытание, и пройдут его, пойдут в Перунову сотню, Особую сотню и тысячу правой руки, остальных разберут по росписи. Сейчас вы не воины, а тиуны, что должны судить честно и верно.

Князь сел, и на площадку вышел совсем молодой, лет восемнадцати, парень, с чуть изогнутой саблей в руках. Поклонился князю, и повернулся как раз в тот момент, когда с другой стороны толпы вышел обнаженный по пояс воин с длинной секирой.

Поединок на взгляд Горыни был коротким и не зрелищным, но двигались оба воина, едва не смазываясь в туманное пятно. Через минуту, протяжный гонг остановил схватку.

– Достоин! – Прозвучал вердикт старших командиров, и юноша почти вприпрыжку унёсся куда-то.

Так и пошло. Достоин, недостоин, и далее пока толпа, в которой стоял Горыня не сократилась до последнего человека.

Он уже снял свой пиджак, расстегнул и снял портупею, и сложив аккуратно на краю площадки в одной рубахе и штанах вышел вперёд.

Навстречу ему, откуда-то из задних рядов двигалось бугристое нечто, напоминавшее человека только общими очертаниями. Сам Горыня был по здешним меркам высок и широкоплеч, но такого ужаса он не видел ни в той жизни ни в этой.

– Чем биться будешь? – Спокойно спросил гигант, и посмотрел в глаза Горыни и тот сразу отметил, что здоровяк вовсе не тупое мясо.

– Как скажешь. – Горыня пожал плечами. – Мечами, секирами, да хоть на хлыстах.

– На хлыстах у себя в деревне, будешь биться. – Здоровяк оглянулся, и коротко бросив: – Бердыши. – дождался пока не принесут два боевых топора с длинными древками и затейливой формы лезвием.

Горыня уже оценил противника как довольно опасного, но не сильно подвижного, принял оружие, качнул в руках, проверяя баланс, и кивнул противнику.

– Начнём?

Без малейшей паузы, гигант выбросил бердыш вперёд, на всю длину древка и руки, но Горыня лишь сдвинулся в сторону, и когда оружие пошло назад, смахнул его в сторону, и словно выстрелил обратной стороной древка в лицо противника.

Тонкий шип которым оканчивалась рукоять, замер в нескольких сантиметрах от головы гиганта, и словно нехотя ушло назад.

– Топор! – Взревел гигант отбрасывая бердыш, и стоило Горыне протянуть руку, как в неё вложили двулезвийный топор. Точно такой же как и его собственный, оставшийся в комнате на подворье.

Теперь гигант был куда осторожнее. Короткими взмахами проверяя оборону Горыни он пёр словно носорог, и успокоился лишь когда тот подловил его на взмахе, и сместившись влево, мгновенным ударом ноги выбил оружие из рук здоровяка.

– Достоин. – Воин хмуро зыркнул на Горыню, и не оглядываясь, словно ледокол пошел сквозь толпу.

Горыню сразу же обступили воины, одобрительно хлопали по плечам, так что через минуту плечи уже ощутимо ныли. Выдернул его из толпы Савва, и сияя словно медная бляха, потащил его куда-то к дворцу.

– Идем. Тут тебя видеть желают.

Горыня только и успел, что подхватить одежду да кобуры с патронташем, а надевать всё это пришлось на ходу.

Пробежавшись бодрой рысью по длинному коридору, пахнущему почему-то керосином, поднялись по винтовой деревянной лестнице, и через маленькую дверь, попали в большую залу с колоннами и узорчатым паркетным полом.

Зал украшенный высокими выше человеческого роста зеркалами, и массивными золотыми подсвечниками, был вытянут вдоль особняка, и окна выходили на обе стороны дома.

Они быстро прошли всю залу, и снова поднявшись по лестнице, на это раз мраморной с алой ковровой дорожкой, попали в небольшой холл с пятью дверями.

– Княже? – Тысячник распахнул одну из дверей, и войдя сделал знак Горыне чтобы тот тоже проходил.

– Так это из-за тебя я проиграл полсотни серебряных? – Говоривший грузный широкоплечий мужчина с длинными седыми волосами, окладистой бородой и роскошными усами, сидел за монументальным столом затянутым зелёным сукном, и пристально смотрел на Горыню.

Тот вместо ответа вежливо поклонился, понимая, что в данной ситуации ответа и не требуется.

– Хорош, правда хорош. Дубыню победить, это дорогого стоит.

– Дубыня воин хороший, но не очень быстрый. – Горыня едва заметно улыбнулся. – Если бы на его месте был воин с быстрыми руками, мне было бы гораздо сложнее.

– Скромный, это хорошо. – Князь кивнул. – А что скорострелы так смешно носишь, неужто и с левой умеешь стрелять?

– Если вы позволите, князь, готов показать. Только вот где?

– Пойдём. – Князь неожиданно легко поднялся из кресла, и быстро вышел из кабинета, а Горыне пришлось поспевать следом.

В полуподвале дворца нашелся настоящий тир, длиной метров тридцать, что даже для такого револьвера было смешной дистанцией. Мишени уже висели, так что Горыня просто вышел на рубеж стрельбы и оглянулся на князя.

– Ну, давай. Покажи.

Горыня встал, и чуть сдвинув кобуры вперёд, одним движением выхватил револьверы и в пулемётном темпе отстрелял оба барабана.

– Осип! Подай ка мишени. – Скомандовал князь, и из-за загородки метнулся мужчина в форменном камзоле.

– Вот княже. – Он с поклоном подал два листка, а князь начал считать дырки.

– Двенадцать. – Он с каким-то странным выражением посмотрел на Горыню. – Двенадцать. Есть пара девяток, но все остальные в центре. А не подскажешь, где это ты так стрелять научился?

– Так воинская весь, княже. – Выдал Горыня заготовленный ответ. – Народ или мечами махает, или стрельбой вот развлекается. Патроны сам снаряжал, капсюли Никифор привозил. А револьверы эти я у банды Чёрного взял.

– Оружие это сынка князя Стародубского. Подарок ему был на Перунов день. – Князь тяжело вздохнул. – Убили его там. Отпишусь сегодня Григорию Николаичу, что оплатили тот должок. А скорострелы оставь себе. Ты их честно взял. Да ещё будет тебе награда от Стародубского. Тот уж и охотников посылал и егерей... Сам-то как прошёл?

– Так я один был. Вот меня и не посчитали. – Горыня усмехнулся. – Шли бы толпой, так они сразу мостик бы притопили, да сами попрятались. А болото большое, ходить не переходить.

– А с упырём как? Я смотрел, матёрый аж ужас. Кромешный приказ нам за него целых двадцать серебряных отсчитал.

– Вытягивал из завала стражника, а как голову поднял, так смотрю он рядом, вот как Савва Панкратьич сейчас стоит. Ну и врезал от души. Прямо в пятачок ему попал. А место видать чувствительное, ну и сел он а пока в себя приходил, я топором и рубанул.

– Говорят с одного удара завалил?

– Ну не с одного, но третий раз когда ударил, он и помер.

– Я топор тот, велел обратно не чинить. – Князь усмехнулся. – В оружной зале повешу. Будет гостей удивлять. Теперь о тебе. Воин ты справный, и вот Савва о тебе печётся словно о сынке родном. А это, поверь, дорогого стоит. Савва у нас вообще, недоверчивый. Ну и Никифор за тебя поручился. А я старого пройдоху знаю давно, и он свои слова на ветер не разбрасывает. Так что предлагаю тебе службу у меня. Если пойдёшь в гридь , то присягать будешь мне лично, а если в Перунову сотню, то государю. Разницы в общем немного, но личную присягу могу снять я, а государеву – только сам Михаил Елисеич. Но я хочу, чтобы ты послужил в Перуновой сотне. Дружина здесь в Медведевске небольшая но дружная. Разбойному приказу если что, помогаем не чинясь, да и моя гридь, бывает, впрягается. Война-то отгремела всего лет десять назад, так что банды по дорогам встречаются. Ну и самое главное, человек ты пока незнакомый, так что кое-что сделать сможешь того, что мои люди не сумеют. Пойдём.

Вернувшись в кабинет, Медведев сел за свой стол, и порывшись в ящике, достал небольшой кожаный кошель, и развязав тесёмки кинул его поближе к Горыне.

В кошельке было с десяток серебряных монет, но когда тот взял в руки одну из них, то сразу почувствовал что та чуть легче оригинала. Внимательно оглядев монету, он заметил и другие признаки подделки. Рант был неровный, а гурт с перепадом по глубине. Но в целом, если не приглядываться качество подделки было довольно высоким.