Текст книги "Любимчик богов(СИ)"

Автор книги: Андрей Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Хорошая работа князь. С оловом сплавляли?

– Молодец, сразу углядел. – Медведев качнул головой. С оловом. Самое простое, расплавить нормальное серебро, и влить в него олова. Да, монеты будут дрянные, но для подделки очень даже неплохо. Так вот. Монеты эти идут откуда-то отсюда. Это разбойный приказ точно установил. А вот откуда отсюда мы никак выяснить не можем. На каждой монете знак особый, невидимый стоит. Да только чтобы ставить тот знак, нужно много силы вложить, и это сразу нашими ведунами замечено будет. Но вот монеты есть, а как они тот знак ставят, мы никак понять не можем. Может, не видим то, что прямо перед глазами, а может, вообще не там ищем. Попробуй посмотреть новым взглядом. Поможешь поймать, и будет тебе честь великая.

– Хорошо. – Горыня ещё минуту покрутил монету в руках, запоминая признаки подделки, и положил на стол. – Кто-то этим делом занимался?

– Да. – Медведев кивнул. – Сейчас тебя Савва проводит к дознатчикам, и там всё сам решишь.

Идти к местным следователям Горыне пришлось довольно долго, заодно выяснив, что княжеский дом занимает фактически целый квартал, очерченный тремя улицами и Волглой, к которой примыкала территория обнесённый высокой, почти в три метра каменной стеной. Местный разбойный приказ, тюрьма и казармы, где жили неженатые воины Отдельной Сотни приписанной к приказу, и часть сотрудников. Княжеские гридни жили совсем недалеко, буквально в ста метрах, от острога, а между казармами находился плац и площадки для тренировок.

Дознатчики сидели на втором этаже трёхэтажного деревянного дома, выходившего торцом к тюремному двору, и фасадом к внешней стене. Смысл этого стал понятен Горыне, когда он вместе с Саввой поднялся в один из кабинетов и увидел узкие бойницы окон обращённые на улицу.

За столом заваленном бумагами и папками сидел крепкий лысоватый мужчина лет сорока в чуть лоснящемся мундире, и коротких мягких сапожках.

– Вот Гордей, принимай помощника. – Произнёс Савва входя в кабинет.

– А... Савва. – Гордей Копытин – старший взыскающий разбойного приказа чуть подслеповато прищурился глядя на вошедших и подхватив со стола очки с небольшими круглыми линзами, одел на нос. – Опять мясника сватаешь. Говорил я тебе. Разбойный приказ это не Особая Сотня. Тут головой думать нужно.

Вместо ответа Савва расстегнул мундир и вытащил на свет серебряную пластинку пайцы украшенную фигуркой сокола выложенной мелкими рубинами.

– Ну так-то да. – Гордей кивнул, признавая волю государя. – Против такого не попрёшь. Ладно, лети соколик наш драгоценный, мы тут сами разберёмся. – Дознатчик сделал жест ладонью и Савва, подмигнув Горыне на прощание ушёл.

– Ну, голубь сизокрылый, – Гордей, взял в руки перо, и начал аккуратно чистить его от подсохших чернил и бумажных волоконец. – Делать-то, что умеешь? Про воинские умения свои не сказывай. То, будешь девкам говорить. Что кроме того?

– Могу расспросить человека не попортив шкуру, могу войти в дом без ключей и не потревожив никого. Могу сказать, что человек врёт, если разговор спокойный. Могу...

В этот момент дверь кабинета распахнулась с такой силой, что ударила о стену. Сидевший чуть в стороне Горыня уже скинул пальцем большой руки предохранительную петлю с рукояти револьвера, но как оказалось это не к нему.

– Гордей Иваныч, Миньку Седого, в трактире на Речной видели! Пятёрка Гаврилы вся там, да Особая даёт два десятка.

– Пока они приедут, Миньку поминай, как звали. – Произнёс Гордей, напряжённо задумавшись. – Давай хватай всех кто рядом и поехали. – Он поднял взгляд на Горыню. – Ты тоже.

Рессорная повозка запряженная парой крепких лошадей домчала до места буквально за пятнадцать минут, и не доезжая до места целый квартал, дознатчики Разбойного приказа стали соскакивать с подножек, беря трактир в оцепление.

– Так. – Гордей оценивающе посмотрел на Горыню. – Одет подходяще. Войдёшь в трактир, и закажешь выпить. Там публика чистая, так что помои не наливают. Сидишь, пока наши не ворвутся в зал. Дальше сообразишь сам.

– А как он выглядит-то Минька этот? Горыня проверил ещё раз как ходят в кобурах револьверы, и на месте ли 'зубочистки'.

– Шрам у него через всё лицо, да волос длинный седой, как у ведуна. – Нехотя ответил Гордей. – Тыж не вздумай его брать. Пулю поймаешь, меня потом Савва без соли сожрёт. Иди...

Легко соскочив с возка, Горыня сделал движение, словно поправлял шляпу, и двинулся вперёд, туда, где на перекрёстке стоял двухэтажный дом занимаемый трактиром 'Пивная бочка'.

Сразу срисовав наблюдателей внизу и в окне второго этажа, он поднялся на крыльцо и распахнул неожиданно тяжёлую дверь.

Внутри кабак представлял собой просторное помещение с двумя десятками массивных столов, и длинную стойку, за которой находился сам кабатчик и ряды разноцветных бутылок.

Не глядя ни на кого, Горыня прошёл к свободному столу, чуть расфокусированным взглядом посмотрел на хозяина, и сделал приглашающий жест.

Полноватая девка, в несвежем переднике, подскочила через несколько секунд.

– Немецкие вина есть?

– Германские? – Переспросила официантка, и не дожидаясь ответа кивнула. – Рейнвейн есть. Айсвайн...

– Давай Рейнвейн, да рыбки жареной. – Горыня опустил в потную распаренную ладонь золотой рубль, и откинулся на спинке стула, разглядывая посетителей с явной гримасой презрения и неудовольствия. А наткнувшись на лицо перечёркнутое длинным шрамом, вообще скривился, и отвернулся, уставившись на колыхающиеся полупопия другой официантки, протиравшей свободный стол от объедков грязной тряпкой.

Только стукнуло об стол донышко зелёной бутылки и тарелки с жаренными стерлядками, как возле стола нарисовался высокий кряжистый мужик в лёгкой поддевке, подпоясанный тонким ремешком и свисающими с ремешка кожаными кармашками под всякую мелочь.

– Ты не нравишься хозяину. – Гулко произнёс мужик и в упор посмотрел на Горыню.

– Ты, чьих будешь, сиделец? – Лениво процедил Горыня, и смерил гостя долгим взглядом, пройдясь от нечищеных сапог, до бородатой головы с торчащей на макушке прядью засаленных волос.

– А ты пошто, такой любопытный? – Мужик сжал кулаки до хруста, и уже открыл рот, что-то добавить, когда от хлёсткого удара в грудину, глаза остекленели, и он тихо и почти чинно стёк на пол грязной кучей.

Горыня отхлебнул прямо из горлышка, и держа бутылку в правой руке, а левой подхватив мужика за шиворот, потащил того к человеку со шрамом, прямо по полу кабака.

– Твоё говно? – Он толкнул тело прямо под ноги Миньке Седого, и снова приложился к бутылке, не отрывая взгляда от атамана.

Второй подельник бандита только начал вставать, когда бутылка звонко разлетелась вдребезги об его голову, а третий так и остался сидеть, получив кулаком по темечку. Таким ударом в мире Константина медбратья успокаивали буйных психов, и мужчина, получив по голове словно кувалдой, тихо растёкся по столу, уткнувшись лицом в тарелку с квашеной капустой.

Услышав за спиной нездоровую суету, Горыня одним движением словно кузнечик перепрыгнул через сидевшего Миньку, развернулся и положив один револьвер тому на спину, упёр ствол в затылок, а второй вытянул вперёд, демонстративно взведя курок.

Кто-то слева встал, с грохотом опрокинув стол, и Горыня почти не глядя воткнул пулю в лоб самого непонятливого.

Когда в кабак с двух концов ввалились бойцы Особой сотни, все посетители кабака сидели чинно, не отводя взглядов от револьверного ствола. Трупов на полу было уже целых три, но оставшиеся не хотели на себе проверять качество оставшихся патронов в барабане.

Дозначики и воины споро приняли арестованных, и вереница одинаковых закрытых возков покатила в сторону княжеского острога.

– И откель же ты такой шустрый на нашу голову ворон залётный? – Гордей разлил принесённое официанткой густое фряжское вино, и пригубил бокал. – Неужто выпускник Гагаринского училища?

Горыня дегустировавший вино, в этот момент чуть не поперхнулся.

– Или паче, Безбородовских будешь? – Гордей внимательно отслеживавший малейшие проявления вазомоторики собеседника, удивлённо поднял бровь. – Тоже нет?

– Про то, князя спрашивай. – Горыня виновато развёл руками.

– Это понятно. – Глава местного полицейского управления кивнул с грустным выражением лица. – Ну раз ты такой весь из себя орёл, то будем разбираться с нашей главной бедой.

В только что пустой ладони, будто из воздуха появился белый кругляш гривны.

– А можно ещё раз глянуть? – Горыня протянул руку, и в неё упала поддельная монета.

Горыню прежде всего интересовала технология производства и он внимательно словно под микроскопом начал осматривать изделие. Сейчас он понял, почему показался неровным рант. Накатан он был нормально, только вот сами риски бокового рисунка были неодинаковы, словно каждую вырезали отдельно. И главное, что заметил Горыня это тонкий след срезанного облоя по всей окружности монеты, там где заканчивался гурт.

В прошлой жизни ему пришлось пару раз заниматься фальшивомонетчиками и технологию процесса, он представлял себе довольно хорошо. Тем более что тогда подделывали тоже сувенирные серебряные монеты Госбанка.

– Значит так. Монета эта сделана не литьём, а штампом. Формы низа и верха подогнаны плотно, но щель всё равно есть и излишек выступает вот здесь. – Горыня показал Гордею след. – И потом его срезают, после чего остаются характерные царапины. Если возьмёшь хоть пару таких монет, сразу увидишь, что на них есть такой же след,

– И что это даёт? – Гордей достал из кармана лупу в бронзовой оправе с длиной ручкой, и стал внимательно осматривать монету. – Полагаешь, что прессов таких в городе немного?

– Ручной не подойдёт. – Ответил Горыня. – Сплав серебра с оловом дрянной. Хрупкий. Давить нужно так, чтобы металл потёк, а это вручную не сделать.

– Паровой, молот. – Неторопливо и словно нараспев произнёс Гордей и облокотившись на руку с лупой задумался расфокусировав взгляд.

– Да ещё думаю, охрана у завода должна быть, и работников немного.

– Немного работников...– Гордей откинулся на спинку стула и задумчиво уставился в потолок. – И сторожа, и молот паровой... Никандр! – Глава приказа звонко щёлкнул пальцами и в кабак ввалился неприметный мужичок в рубахе и широких штанах.

Мужичок почесал под редкой бородёнкой и вопросительно посмотрел на Гордея.

– Значит так, Селезень быстрокрылый. Лети-ка ты на Лесную, да глянь, не курится ли дымок над Шубинской фабрикой. А паче молот услышишь так пулей обратно. А Антипу, передай, пусть на всяк соберёт десятка три своих убивцев, да на стороже побудет. Чую, дело ему будет к вечеру. Да Афанасия зови. Ведун тоже пригодится.

– Сделаю, вашбродь. – Мужичок истаял в воздухе, словно приведение, а Гордей внимательно посмотрел на Горыню.

– Ежели ливцы Шубина при деле, лично государю отпишусь.

– Тут другое интересно. – Горыня кивнул. – Если всё так, то Шубин этот по своей воле, или как? И нет ли тут чьих-то хвостов?

– Как сказал, хвостов? – Глава приказа громко расхохотался. – Разберёмся. Это уж совсем просто. У меня такой мастер есть, ему все словно в храме Перуновом каются. Очищает так сказать душу орёлик когтистый. – Гордей достал из жилетного кармана часы, и помолчал прикидывая расстояние и время. – Минут двадцать туда, да там с полчаса, да двадцать обратно... – Он захлопнул крышку часов, и повернулся в сторону кабатчика.

– Неси-ка обед селезень наш ненасытный, да смотри, чтобы всё было свежим. Если что не понравится, отдам тебя вон ему. – Гордей кивнул на Горыню, который в этот момент как раз закончил перезаряжать барабан, и бросил задумчивый взгляд в сторону труженика стакана и поварёшки.

От этого взгляда мужчина чуть побледнел, и что-то неразборчиво икнув унёсся на кухню.

Сам Горыня съел жареной рыбы, потом, после щей, отдал должное рубленному в соусе мясу, и шлифанув всё стаканом морса, довольно отвалился от стола.

А полицейский чин только наращивал скорость, и после судачков, бульона, и тушёного в масле перепела, принялся за сочный ломоть мяса, запивая все это лёгким тавридским вином, и делая перерывы на пирожки.

Но как ни странно, к возвращению Никандра, старший взыскающий разбойного приказа уже сидел вполне насытившийся и благостно ковырял зубочисткой в ровных, словно вчера от стоматолога зубах.

– Ну? – Бросил он не обернувшись, услышав тихие шаги Никандра.

– Есть дым, – Никандр кивнул. – Машину видно обложили мешками с песком, тако что едва слышно, но земля гудит. И дорожка набитая от задних ворот к лесу. Там видно живут или что прячут...

– Людей поднял?

– Да, вашбродь. – Горыня посмотрел на Никандра и изумился тому, как не соответствует общий облик простоватого мужичка и жёсткий сконцентрированный взгляд опытного волкодава.

– Тянуть не будем. – Гордей улыбнулся, и посмотрев с ленинским прищуром на Горыню, кивнул. – Поехали.

В этот раз ехали долго. Почти через весь город, туда, где уже заканчивались дома и начинались промышленные постройки.

Сама дорога сузилась до проезда между заборами, и четверо возков неспешно катила по утоптанной до каменного состояния земле. Наконец приехали, и люди быстро высыпав из возков, подошли к широким воротам, а часть споро унеслась вдоль забора.

Никандр подошедший первым неожиданно сильно стукнул в створки так, что доски загудели от удара.

– Именем государя, открывай! Разбойный приказ!

Он прислушался к тишине за воротами и кивнул молодому мужчине в длинном плаще с капюшоном, который слез с своего места последним. Мужчина откинул капюшон, поправил длинные волосы и размяв пальцы, вдруг сделал движение будто толкал что-то от себя. Ворота прогнулись, словно в них уткнулся огромный зверь, но не поддались и с хрустом выпрямились обратно.

– Надо же, рунная защита! – Тихо проговорил ведун, и сдёрнув с шеи чётки, намотал их на правую руку, отошёл суть назад, и снова шагнул вперёд, толкая от себя невидимую волну.

На этот раз ворота не выдержали, и с хрустом распахнулись, разбрасывая вокруг оторванные куски досок.

Люди словно по команде рванули вперёд, и Горыня успев подумать, что не хватает чего-нибудь вроде 'Всем стоять, работает ФСБ!' кинулся следом.

Где-то впереди вдруг зачастили револьверные выстрелы, бухнуло ружьё, и резко прибавивший в скорости Горыня первым влетел в длинный сарай, в котором остро пахло дёгтем, дымом, и ещё чем-то знакомым со сладковато-приторным ароматом.

Дёрнувшись на одних рефлексах в сторону, он ушёл от пули, и перекатившись выстрелил на звук. Дальше всё утонуло в мелькании вспышек, и грохоте выстрелов, когда Горыня содрогнулся от хлёсткого удара в грудь. Оставаясь в сознании каким-то чудом, он стоял и смотрел на находившегося в паре метров грузного мужчину с большим животом, одетого в дорогой голландский сюртук, и щегольские туфли на высоком каблуке, с кривой усмешкой поднимающего оружие прямо в лицо Горыне.

Тот вхолостую щёлкнул сначала одним револьвером, потом другим, и выронив бесполезное оружие, уже уходя в сторону, метнул с правой руки один из своих кинжалов. Пуля ударила ему в руку как раз в момент броска, и острое стальное жало которое должно было приколоть лоб толстяка словно игла бабочку, воткнулось тому в плечо. Но этого Горыня уже не увидел, потеряв сознание от боли.

5

Основным критерием жизненного успеха является способность оставаться в живых.

Князь Медведев просматривал документы по задержанию банды фальшивомонетчиков когда в кабинет вошёл Никифор, опиравшийся на свой древообразный посох.

– Как он? – Князь поднял взгляд на ведуна.

– Рану в ноге, убрал, плечо тоже подлатал, а вот с пулей в грудь, занятная история вышла. – Ведун вздохнул, полез в карман и вытащил небольшой медальон похожий на монету с выбитым на лицевой стороне кречетом. – Вот что его спасло. Оберег старый, почти разряженный, но на одну пулю его хватило. – Ведун положил на стол медальон и сплющенную револьверную пулю в медной оболочке.

– А оберег-то... – Удивлённо протянул князь рассматривая медальон в сильную лупу. Никак князя Стародубского герб?

– Думаю, что сынок это его. – Никифор кивнул. – Любава-то прижила дитё ещё двадцать лёт тому как, да никогда не сказывала чей он. А через пару лет после родов, от огневицы померла. На дальнем хуторе тогда жила, и ни травница наша Варвара, ни я не успели. Сгорела за один день, словно свечка. А мальца выходили и взяли сначала в семью тётки его, Аглаи, а потом, как видно стало, что совсем дурачком растёт, выжили к Тасье, что ему тоже сродственница, а тако жил в избе, что после старого мельника осталась, да Любаве перешла, а потом и Горыне.

– Григорий Николаевич... я даже не берусь предсказать, что он сделает. – Медведев покачал головой. – Может доказательств потребовать. Он же после раны уже всё. Деток не сможет иметь.

– Доказательств? – Никифор расхохотался гулким раскатистым смехом похожим на уханье филина. – Да на кой ляд Горыне сдался этот старый стручок? Воин он из первейших, высок, строен... Знаешь сколько он виры за банду получил? Вместе с деньгами за упыря, почти триста пятьдесят гривен.

– Да сейчас за боярина Шубина и его подельников получит не меньше полусотни. Он же и пострелял там в заводе почти всех. Сам подстреленный уже, приколол боярина к стене, кинжалом. Да так, что тот и провисел, пока не отцепили. До рукояти в боярина клинок вошёл, а в стену на пол-ладони.

– Вот – вот. – Никифор улыбнулся и ладонью огладил длинную седую бороду. – А титул ему и так случится. Пусть этот старый окаянник сам доказывает Горыне, что тот его сын.

– А сам-то что думаешь? – Медведев пристально посмотрел в глаза ведуна.

– А то и думаю, что как глянет Григорий на Горыню, так и всё решится. Горыня-то один в один с князем в лицо. Только моложе да глаже. Любава-то первой красавицей на селе была, и видать сыну её с той благодати перепало. А не признает, так и нет в том никакой печали. – Ведун усмехнулся. – Такой молодец и нам самим надобен будет. Вот отпишет Гордей в Москву, да орден какой – никакой пришлют молодцу. И будет у тебя в сотне дворянин Гордей Сосновский. Никому не должен, никому не кум не сват... Человек он такой, что не выдаст, да за спины прятаться не будет. Это я тебе точно говорю. Такого молодца хоть завтра в Особую Сотню Государя нашего.

– Переманят его... – князь вздохнул. – Новоградские или Московские...

– А и переманят, так не за мышкин чих. Будет тебе и с этого прибыток. Или деньгами или землёй, или ещё чем отдарятся. Но я тебе вот что скажу. Ты не держи его. Сразу все расклады расскажи, да объясни. Это сейчас он молод, богат, да свободен. А станет князем Стародубским, так сразу почует каково оно, быть всем головою. Пусть сам решает, что ему надобно.

Князь Стародубский, тёмник и старший советник канцелярии Военного приказа, дома старался одеваться как можно более просто и удобно. Серые штаны тонкого сукна, синий сюртук, рубаха из тончайшего шёлка, и мягкие сапожки, делали его похожим на помещика средней руки, если бы не массивный платиновый перстень, с сапфиром и вырезанным на камне соколом – знаком военачальника десяти тысяч воинов – тьмы, или как сейчас стали писать в государевых документах – дивизии.

Лицо князя, украшенное усами и длинными бакенбардами, просто излучало властность и волю, которой этому человеку было не занимать. Но имея характер жёсткий, почти диктаторский никогда не забывал выслушать совет, и вообще самодуром не был.

Почту привезённую курьером Государевой Почтовой Канцелярии, князь Стародубский распаковывал уже после завтрака и доклада управляющего. Дела шли хорошо, и даже более того, так что князь пребывал в благодушном и чуть расслабленном состоянии духа, когда из разорванного конверта на стол выкатился небольшой металлический кругляш.

Родовой оберег князь узнал мгновенно. Точно такой же, висел у него на груди, как и у всех членов не очень многочисленного рода Стародубских. Полностью заряженный оберег, мог отклонить или погасить до пяти выстрелов, и примерно столько же стрел. Это не помогло его сыну, которого разбойники буквально изрешетили пулями, но несколько раз выручало самого князя, до самых последних пор водившего Стародубскую дивизию в бой.

Чуть дрожащими пальцами князь развернул письмо и чертыхнувшись, потянулся за очками лежавшими на письменном приборе.

По мере чтения, складка между кустистыми бровями становилась всё глубже пока лицо не застыло в выражении крайнего удивления. Перечитав письмо ещё раз, а затем снова, князь отложил бумагу, и снова взял в руки оберег.

То, что это тот самый, подаренный насмешливой красавице в маленьком селе, на границе владений Стародубских и Медведевых, не было никакого сомнения. И в словах собственноручно написанных его соседом князем Медведевым тоже не приходилось сомневаться. И дело тут было даже не в фактах, которые легко проверялись. Письмо было составлено так, чтобы никто не мог уличить Медведева в том, что тот не поставил Стародубского в известность, но никак не влияло на решение самого князя. Даже написано было на официальном бланке княжества. Да и приписка, что Горыня уже принят в Перунову дружину, тоже говорила о многом. Перуновы сотни комплектовались самыми лучшими и отчаянными воинами, исполнявшими роль летучих боевых отрядов в мирное время, а в военное, занимавшихся разведкой и особо важными поручениями. Желающих попасть в Перунову сотню всегда было предостаточно, а мест было ограничено, так что очередь из дворянских и боярских сынков стояла от дверей и до вечера. И связи тут играли последнюю роль, так как воевала сотня серьёзно, и даже в мирное время, бывало, хоронила воинов. Но честь дороже жизни, и молодые воины рвались в Сотню изо всех сил.

– Никон! – Князь оперся тяжёлым подбородком о скрещённые руки, и встретив взглядом вошедшего кивнул на стул. – Садись, Никон Петрович. Будем думу думать. Вот тебе раз. – Князь подал письмо от Медведева. – Вот тебе два. – Он вручил помощнику оберег.

Читал Никон бегло и скользнув по тексту ещё раз глазами поднял взгляд на князя.

– Так что же это получается. Прижила девка сыночка от вас, Григорий Николаевич? И оберег фамильный он же только вашу кровь охраняет. Ни на ком боле не работает оберег-то. Покойный Арефий свет Осипович, дело своё туго знал. До сих пор его обереги как новенькие.

– Значит, так. Поезжай в Сосновку, да в Медведевск. Расспроси людей, денежку кому надо дай, но всё мне про этого молодца вызнай до донышка. Что за человек, с кем знается, с кем гуляет, да как вообще...

– Ясно, Григорий Николаевич. – Старый слуга встал и вытянулся во фрунт. – Всё исполню в лучшем виде. Не извольте сомневаться.

Как раз в этот момент Горыня, очнулся от зелий которыми его поил Никифор, и открыл глаза. Потолок в комнате ничем не напоминал таковой в его номере в подворье, за исключением того, что был тоже белёный. Но роспись по потолку в виде цветов, и ажурная лепнина со всей очевидностью говорили о том, что это никак не его комната. Скосив глаза, Горыня увидел опрятно одетую женщину в белом переднике с вышитым по ткани стилизованным цветком, таком же белом платке, и узорчатых ичигах на ногах.

– Проснулся, соколик. – Женщина сразу подхватилась с места, и суетливо налила полную кружку какого-то питья и подала его Горыне. – Испей-ка отвара, а я кликну девок, чтобы мыльню готовили. Пропотел ты хорошо, так что к вечеру уже почти здоров будешь.

Отвар с вкусом ягод и мяты, провалился в желудок и не успел Горыня подумать о том, что вместо мытья предпочёл бы плотно перекусить, как вошедшие в комнату девицы подхватили его под руки, и почти волоком отвели в комнату с каменными полами и молча стали споро намывать душистым мылом во всех местах.

Ошалевший от такого обращения Горыня только успел прикрыть глаза, когда ушат ледяной воды обдал его с головы до ног. Потом его обтёрли полотенцами, и так же быстро одели в подштанники, штаны, рубаху и даже обернув ноги портянками, надели сапоги.

– Спасибо красавицы. – Горыня благодарно кивнул девушкам. – И сам бы справился, но так и быстрее и приятнее.

– Ещё приятнее к ночи будет, коли к нам дорогу найдёшь. – Черноглазая девица с толстой косой доходившей почти до ног, улыбнулась, показав ровные белые зубки, и с коротким смешком удалилась вместе с подругами.

Когда он вернулся в комнату, где лежал, там уже сидел Никифор, и окинув пациента долгим взглядом кивнул.

– Ну, хоть на человека похож. А то лежал такой, что краше в домовину кладут. Дай-ка я тебя посмотрю. Нахватал ты немало, но твоё счастье, Мокошь-матушка на тебе печать свою оставила. Я токмо пули вынул, да раны стянул, как всё затянулось, словно и не было ничего. Сам-то как?

Горыня с наслаждением потянулся, разминая тело после долгого бездействия, и улыбнулся.

– Да как новый. Ничего не болит, не ноет... Как благодарить вас, Никифор Кондратьич?

– То пустое. – Ведун отмахнулся. – Воев поднимать – благое дело. Ты вон к бандитам сунулся не за ради благодарностей?

– Так я же быстрее, чем люди Гордея. Быстрее и стреляю лучше.

– А вот три пули поймал! – Сварливо перебил его ведун.

– Сам дурак. – Горыня кивнул. – Перестал выстрелы считать. Забыл что их только двенадцать. Вот и поплатился.

– Не кори себя. – Никифор улыбнулся. – Кто знает, как бы оно сложилось, если бы тати в тебя палить не начали. Про всё позабыли только тебя и выцеливали. Вот их и повязали всех. Ну кроме двенадцати. – Ведун хищно усмехнулся. – А буде у тебя не двенадцать пуль а поболе, так и вязать было бы некого. Но и так повязали почти с два десятка, да самого боярина взяли. Они как раз в тот дён убирали все следы. Перевозить хотели в Тверь. Но теперь Гордей в именинниках, да дознатчики, все живы – здоровы. Только пару воев сотни особой подранили, ну так их уже небось вином в кабаке поят. Ты у меня самый тяжёлый был. – Никифор хлопнул ладонью по колену. – Ладно. Давай потихоньку спускайся вниз. Там вещи твои, да оружие. Сегодня переночуешь на подворье, а завтра давай с утра в казармы Перуновой Сотни. Там уже всё обговорено.

– А я думал так и оставят в разбойном приказе. – Горыня улыбнулся.

– Так тебя сунули только проверить, да посмотреть что за человек. – Никифор хитро сверкнул глазами. – Да и не до тебя сейчас у дознатчиков. Две банды за день взяли. Теперь бумаги сколько испишут, да человека из Москвы ждать будут. А в городе после таких случаев, тихо да гладко с месяц а то и два. Так что нечего тебе штаны там просиживать да девок лапать. В Сотне всяк при деле будешь.

Казарма Перуновой Сотни оказалась вполне уютным домом с отдельными комнатами которые язык бы не повернулся назвать кельями. Широкие кровати с мягкими матрасами, мыльня которую постоянно держали под парами, и даже собственный скверик, где можно было уединиться с девушками и женщинами Лекарского приказа.

Первым делом Горыню обмерили с головы до ног, сообщив, что доспех на него будет готов через неделю, а военный кафтан, выходной сюртук и попону для коня он должен пошить сам, но деньги ему компенсируют. Затем, замерили калибр револьверов и вписали в особую книжечку для снабжения боеприпасами. Ещё вручили личную пайцу воина Перуновой Сотни, и стальной браслет – оберег от кромешников. Правда, как говорили опытные воины, помогал тот оберег слабо, но Горыня посчитал, что лучше такая защита, чем никакой.

Последним выдали форменный палаш, и заставив расписаться в книге учёта, отпустили с миром.

Кормили воинов сотни в трактире, стоявшем через дорогу. Там по предъявлении пайцы можно было получить обед ужин или завтрак, а за небольшие деньги спиртное, и всякие дополнительные услуги вроде пирогов в дорогу, и напитков разливаемых в большие литровые бутыли.

Понимая процесс 'прописки' Горыня сам пошёл и договорился с кабатчиком чтобы тот 'накрыл поляну' и вечером кабак гудел принимая всех свободных от службы воинов. Скоро сюда же подтянулись дознатчики, и другие воины Медведевского гарнизона, квартировавшие на территории княжеского дворца, так что, несмотря на огромный зал, вмещавший больше ста человек, столы начали ставить уже во дворе трактира.

Дубыня – здоровяк который участвовал в испытании, подошёл к сидевшему за столом Горыне, и протянув здоровенную полуведёрную кружку, кивнул.

– Давай брате. Чтобы не таить зла, да быть верным побратимам всем нам. – Он оглядел длинный стол, за которым сидели воины сотни. – Про подвиги твои, дознатчики рассказали. И про то, что жизни многим из них спас. И то – добре. Сотня Перунова во всём особых статей, но главное, сотня – наша жизнь. Мы не отступаем без приказа князя или государя. Не бросаем своих, работаем, когда все отдыхают и делаем то, что никто не сделает. – Дубыня протянул братину Горыне, и тот уже наученный старшими товарищами, с поклоном принял её и сделал первый глоток.

– Во здравие государя. – Оторвался и глотнул ещё раз. – Во здравие князя, – и третий раз приложившись, поднял братину над головой. – Во здравие Перунова войска!

К себе в комнату Горыня попал уже по утро, а буквально через два часа, его как и всех воинов Сотни подняли на утреннюю тренировку.

Тренировка не впечатлила ни самого Горыню ни тело привыкшее к тяжёлому крестьянскому труду. На следующее утро болели некоторые группы мышц, но в целом нагрузка не была запредельной. Удивил только пожилой китаец, обучавший воинов сотни бою без оружия и со случайными предметами. Ханьский воин был совсем не субтильным а вполне крепким мужчиной высокого роста, с прекрасно развитой мускулатурой и движениями горного барса.

Посмотрев на его учебные схватки, Горыня понял, что ловить в данном случае ему нечего, и в свою очередь постарался хотя бы проиграть достойно, что и было оценено мастером.

– Тии где училися? – Произнёс он когда воины закончили работать и потянулись с площадки.

– Если скажу что это не первая моя жизнь, вы удивитесь?

– Не очена сильно. – Ханец кивнул с серьёзным выражением лица. – У тебя ниххонская школа. Есть немного У-и и чегото иссе. – Покази есе как бьеш рукой... – Нет не знаю такой техники. Будес у меня заниматся?

– Почту за честь мастер. – Произнёс Горыня и поклонился.

– Ти хао. – мастер поклонился в ответ и в первый раз за всё время улыбнулся.

Между тренировками и занятиями по групповому бою, оставалось достаточно времени, чтобы Горыня обошёл весь город, вдоль и поперёк. В городе было много производств из глины, небольшой судостроительный и ремонтный завод, и несколько казённых фабрик выпускавших военное имущество.

В своих прогулках он довольно случайно нашёл маленькую мастерскую с примитивными но вполне рабочими станками производства Московского станкостроительного завода.

За двадцать рублей, владелец мастерской и он же мастер, разрешил Горыне приходить вечерами и делать свои поделки, при этом иногда помогая в особо сложных случаях. Жил одинокий мастер при самом заводе, и явно маялся от безделья, так что его помощь была существенной.