Текст книги "Любимчик богов(СИ)"

Автор книги: Андрей Земляной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

С вас ели что спросят и за благополучие рода, и за верность Государю, и никого не будет интересовать отдалённость от дел семьи. Да, в случае вашего отказа от участия в жизни семьи, спрос будет не очень строгим, но он будет. И уж совершенно точно на вас буду коситься, если ущербу подвергнется жизнь и честь сестры. Отрицательное отношение всех старых родов в таком случае гарантировано.

– Да, чем больше вы говорите, тем сильнее мне хочется уехать как можно дальше, и возможно навсегда. – Горыня усмехнулся. – Я никого не звал к себе в родственники и никому в родню не набивался. Вырос, сделался таким, как есть, всё сам.

– А сможете, так. Совсем в одиночку? – С вызовом бросил князь. – Человек существо общественное.

Горыня хмыкнул.

– Если завтра попаду на необитаемый остров с одним ножом, то через месяц там будет дом, а через год, остров превратится в уютное имение.

– Глядя на вас, я в это почему-то верю. – Волконский кивнул. – И всё же, я полагаю, что понятие Родина что-то для вас значит.

– Значит. – Горыня кивнул, признавая очевидное. – Но только если родина не сильно настаивает на том, чтобы её любили. Родина для меня или мать, или вообще никто. Мать любит своих детей, не за что-то а просто потому что мы её дети. Часто даже вопреки. Да и есть разница между Родиной, и чиновниками, которые корчат из себя её воплощение на земле. Так что со своим сыновним долгом перед русской землёй, разберусь сам. А что касается князя Стародубского, так у меня нет к нему никаких особых претензий. Претензий нет, но и любви тоже немного. Я и документ-то подписал потому, что понимал, что это ничего, по сути, не меняет. Фактически расписался в том, что ознакомлен с указом Государя. А не подписал бы, так и всякое противоречие указу государя должно иметь границы разумного. Но вот принуждение меня к делам Стародубских... это уж увольте, сверх меры. Сестру освободил, что же ещё? Разбирать склоки крестьян за спорный лужок? Ездить с товаром на ярмарку? Ну посмотрите на меня, князь. Где я а где ярмарка. Вы меня видите в ином качестве, нежели покупателя, причём исключительно в оружейной лавке?

– Всё так. – Михаил Афанасьевич кивнул. – Только я не предлагаю вам хозяйственного участия в делах семьи, а предлагаю правильно войти в систему государства. Уверен, что княжеское достоинство вы можете получить сами. Я видел вас как воина, и признаюсь это весьма впечатляюще. Только Рюриковой кровью можно объяснить вашу доблесть и удачливость. Да и Серебряный Сокол в первую неделю службы, тоже дорогого стоит. Но вот, как вы правильно заметили, Россия это не только государь, но и огромное количество чиновников, в том числе и военного ведомства, и хотите ли вы тратить двадцать лет, на приобретение того, что ваше по праву? А князь столь достойного и древнего рода, уже совсем другое дело. И голос ваш, и влияние, если что, будет куда заметнее как князя Стародубского. Служите где хотите, и кем хотите, но не забывайте о семье. Какая бы она ни была – она ваша. Ну, представьте себе, что вдруг, Машеньку снова похитили. Не поедете её вызволять?

– Поеду, конечно. – Горыня кивнул. – А после разобью в кровь морды всех в том виноватых.

– А если от какого соседа имению раззор будет? Или не приведи Перун, поругание чести?

– Если буду в том уверен, разберусь так, что мало никому не будет. – Горыня снова кивнул.

– Так и я о том! – Михаил Афанасьевич всплеснул руками, и подхватившись со стула начал ходить по комнате. – Можете их не любить, можете даже ненавидеть, но это же ваша кровь. А кровь не водица. Знаете что за последние полгода это уже восьмое похищение особ Рюриковой крови?

Горыня кивнул.

– Насчёт восьмого не знаю, но князя Елецкого сам освобождал. Кирилла Мирославовича уже со столба снимали.

– И ведь то, не просто так. Хотите вы Машеньке такой судьбы?

– Нет, конечно. – Горыня вздохнул. – Только ведь не успокоится Григорий Николаевич. И невест начнёт подсовывать, и вообще делами опутывать. Человек он опытный и цепкий. А я не хочу сейчас никаких дополнительных сложностей. Только-только служить начал, быт себе обустроил.

– Ну что вы несёте? – Укоризненно покачал головой Волконский. – Какой к ляхам быт? Речь идёт о серьёзных вещах. Не просто вашем будущем, а наиболее эффективной вашей работе в государстве. Возможно вы гениальный управленец, возможно военачальник, а может талантливейший инженер. И никто не будет впихивать вас в узкое стойло княжеского имения. Я первым буду, кто воспротивится такому вашему применению. Я ещё, знаете ли, хочу от государя знак Наставник в серебре, за сотню достойных кандидатов принятых по моей рекомендации. – Михаил Афанасьевич улыбнулся. – Понимаю, что вам, молодому и обеспеченному человеку не хочется терять ни крохи из той свободы, что вы имеете. Но свободу вашу империя обменивает на возможности, а это согласитесь вполне равноценно.

– И ответственность.

– Разумеется. – Князь кивнул. – но ответственность это необходимый элемент государственного устройства. – Он вздохнул и неожиданно подмигнул Горыне. – Покидаю вас, и надеюсь, что ваше благоразумие не уступает вашей доблести.

Двери за князем давно закрылись а Горыня всё стоял у окна размышляя о прошедшем разговоре. В принципе подход озвученный Волконским его устраивал. Он действительно многое мог сделать для этой России. Мог и должен. И то, что его не собирались использовать как будущего управителя поместья, только радовало. Кроме того, была ещё и война набухавшая на западной границе. Где-то в эти годы в покинутом им мире тоже была война где случилась очередное пришествие евроорды и осада Севастополя, так что ему было что внести в программу будущего пребывания гостей.

Но всё это будет, если Волконский выполнит всё о чём говорил. Горыня вздохнул, и вышел из комнаты.

– Где сейчас князь? – Поинтересовался он у усатого стражника, и тот с готовностью кивнул.

– Туточки, счас провожу.

В высоком зале с колоннами и расписным потолком, чуть потерявшись от окружающего величия, стоял длинный стол, за которым могло свободно сесть два десятка воинов. Но приборы стояли лишь на четверых. Князь Волконский, князь Стародубский и его дочь Мария, едва отошедшая от шока похищения, беседовали о чем-то, когда в зал вошёл Горыня, и вежливо поклонился сначала князьям, а затем Марии Стародубской.

– Ну, здравствуй, брат. – Девушка пронзительно глядя Горыне в глаза, подошла и совершенно неожиданно обняла, обдав целым букетом ароматов трав, и едва чувствовавшегося аптечного запаха. Потом взяла его за руку, и усадила по правую руку от князя. – Отныне это твоё место.

В чинном молчании прошла первая перемена блюд, когда Григорий Николаевич, вытер губы салфеткой, и глотнув из бокала с вином, внимательно посмотрел на Горыню.

– А что, сын. Не поделишься планами на будущее?

– Поделюсь... батюшка. – Горыня отставил в сторону тарелку, и тоже вытер губы. – Полагаю, служить дальше в Перуновой сотне князя Медведева. Скоро сотня идет на порубежье с турками и негоже мне уходить в такое время.

– То так. – Хмуро подтвердил князь комкая в руке салфетку. – Никто не может говорить что Стародубские труса празднуют. Но ты последний из прямых наследников в роду...

– Это что-то меняет? – Спокойно спросил Горыня. – Скоро война будет. А там и последние сыновья, и вообще последние в роду встанут. Иначе никак.

– Слова достойные князя. – Волконский довольно улыбнулся. – Большая война – большие почести. А вы, любезный Григорий Николаевич, снарядите-ка молодца вашего по первому разряду, чтобы не знал ни в чём утеснения, да благословите на подвиг ратный. Тяжело отпускать сына, но он не только вам сын, но и России-матушке и встать на её защиту – сыновний долг, что паче долга княжеского стократ.

8

Утро третьего дня Червеня выдалось хмурым. На низко нависших облаках набухали первые капли дождя, а перед дворцом Стародубских, провожали сына и единственного наследника огромного состояния – княжича Горыню. Уезжал молодой княжич не налегке, а в сопровождении двух телег, с десятком охраны из княжьей гриди. На охране настоял князь, а Горыня, просто махнул рукой, понимая, что не во всём нужно соблюдать неуступчивость, и если хочешь выиграть в главном, хотя бы в мелочах, нужно соглашаться.

Зато в телеге лежало десять пудов самой наилучшей стали в слитках и готовых стволах уральской выделки, а так же слесарный инструмент, и точные мерные приборы, которых Горыне очень не хватало. Была ещё куча подарков скрипящей от злости родни, что с приклеенными улыбками оставляли какие-то подарки, и уверяя в своей горячей любви уступали очередь следующему.

Ну и разумеется дары от Вяземского – Медведеву, и разнообразное барахло, соответствующее княжескому титулу.

Горыня уже расцеловался с сестрой и поклонившись отцу, легко влетел в седло Обжоры, и взмахнув на прощание шапкой, тронул коня.

Ехали неспешно, и в Медведевск прибыли к закату четвёртого дня. Горыня устроил дружинников на подворье, а сам поспешил доложиться князю о прибытии.

– Ну покажись, княжич Стародубский. – Егор Тимофеевич встал, и приветливо обняв Горыню, усадил его на кресло возле стола. – Не чаял я, что вернёшься, но вижу, что долгу воинскому верен. То добре. – Он широко улыбнулся. Три недели нам на сборы, а после двинемся на порубежье. Идём всей дружиной. И мои гридни, и Перунова сотня, все там будут. Так что обоз немалый, и дело у меня для тебя есть важное. – Увидев, что Горыня что-то собирается сказать, повысил голос. – И не думай отказываться. Десятник Никанор Старицкий занемог, так что тебе принимать десяток. Воины там справные, если что подскажут.

– Не рано мне десяток принимать? – Горыня вздохнул. – Боюсь обидятся воины кто больше моего служат.

– Это ты верно сказал. – Князь кивнул. – Верно да не совсем. Служить под княжичем старого рода и честь великая и прибыток немалый. Воинам тем ведь и батюшка твой доплачивать будет.

– Чтобы они вместо меня на пули ложились? – Глаза Горыни зло сузились. – Да как я потом дружине в глаза смотреть буду?

– Того не будет. – Уверенно ответил Медведев. – Но десятника а уж тем более сотника всё одно прикрывать будут, да вытаскивать отовсюду. Как поймут, что ты за них радеешь, и жизни их не размениваешь, так и сойдётесь, так что не разделить потом будет. Первый десяток это как первая любовь. Вместе потом будете многие лета. Я потому тебе и десяток тот даю, что необычный он. Там простым воином Дубыня, Анисим, Савелий да Егорий, все дворянского достоинства, да и остальные тоже им под стать. Никанор-то сам до боярина дорос, да вот годами уже преклонен, так что, как здоровье поправит, в сотники пойдёт али в полутысячники, но на десяток уже не вернётся. Держал я его там только как узду для ватаги этой. Но раз ты у меня, так тебе и десяток этот.

Завоюешь их доверие – быть тебе полководцем. Нет – не обессудь. – Егор Тимофеевич развёл руками. – Вот такой мой сказ тебе.

По имуществу и прочему, зайдёшь к Тарасу. Он на внизу в казарме сидит. Там у него и склад и книги. Примешь всё что есть, и возьмёшь, чего не достаёт. Строго смотри на припас огненный, чтобы свежим был да лекарские свитки и зелья все с печатями. Ну за последнее можешь сильно не переживать. Никанор всё проверит. Это по его части. Вопросы есть?

– Да какие тут вопросы. – Горыня хмыкнул. – Вопросы будут, когда я в этой истории разберусь. А пока ничего не знаешь, какие вопросы.

– Ну и ладно. – Князь кивнул. – Иди сейчас к Тарасу, а там и десяток твой подойдёт. Советую повечерять с ними, да всё обговорить ладом.

– Понял, сделаю. – Горыня поднялся, и поклонившись на прощание вышел из кабинета.

– Ну? – Громко произнёс князь, когда стихли шаги Горыни по коридору, и в стене, открылась маленькая дверка, откуда вышел ведун.

– Не нукай, не запряг. – Сварливо отозвался Никанор, и отряхнув плащ от пыли, посмотрел на князя. – Говорил, и повторю ещё раз. Дашь десяток – справится с десятком дашь сотню будет и сотней командовать. Насчёт тысячи не уверен, но пооботрётся в наших делах, можно и на тысячу ставить.

– Не знал бы тебя с малолетства, не поверил бы. – Князь покачал головой. – Ну да чего уж. Десятку тому и правда новый командир был нужен. А княжич молодой, как раз к тому способен. А проявит себя, так и полусотенным сделаю.

А Горыня первым делом зашёл в кабак, где кормили княжеских воинов, и заказал стол на пятнадцать человек. Десяток только назывался таковым а людей в нём могло быть куда больше. Вот и в десятке Горыни числилось пятнадцать воинов, а всего в Перуновой сотне Медведевского уезда было почти полторы сотни воинов. Десяток ему действительно достался непростой, но и в той, прошлой жизни у него было достаточно много сложных сослуживцев. И кавказцы признающие только авторитет силы и мастерства, и украинцы мечтающие забраться куда-нибудь потеплее, и всякого хватало. Так что этого испытания он не боялся. Вопрос с начальником склада вещевого имущества и боеприпасов тоже решился быстро, и к тому времени когда сотня вернулась со стрельбища, у Горыни всё было готово.

Дубыня сам нашёл его во дворе и присел рядом на жалобно скрипнувшую лавку.

– Ты, угощение-то воям составлять будешь? Не каждый день десятника меняем.

– Так готово уже всё. – Горыня повернулся к Дубыне, и улыбнулся. – Первым делом от князя туда зашёл. И стол, и угощение. Только вас ждал.

Выпив за государя, за князя и братство, и вкусив от мастерства повара, перешли к текущим делам.

– Я братие за место это не дрался, и мне оно досталось волей князя. Спорить с ним тяжело, – при этих словах дружинники усмехнулись. – Но вот моё мнение. Если не в бою, и есть время, каждый из вас сделает мне честь, показав на ошибки, и подсказав как правильно. Особенно это касается дел хозяйственных в которых я совсем плохо понимаю. Но и в бою, при возможности выслушаю совет. Начальник конечно должен быть один, но ваш опыт и знания я очень ценю.

– А что по припасу огненному? – Поднял голос Анисим – один из лучших стрелков в сотне. – Прошлому разу, за свои докупали.

– Припаса получили по норме. Тут я ничего сделать не могу и нормы те, не я утверждаю. Но договорился отдельно докупить две тысячи патронов. Если считать с теми что положены по списку, то получается по три сотни на каждого. Хватит этого?

– По три сотни-то хватит. – Анисим заметно повеселел.

– Кроме того, я предлагаю тем у кого ружьё и скорострел не основное оружие поделиться со стрелками, чтобы те, имели запас.

– А сам-то сколько берёшь? – Задорно выкрикнул с дальнего края стола дружинник Гаврило, работавший парой сабель. – Твои-то скорострелы, в три горла жрут!

– Себе купил тоже две тысячи патронов, и договорился ещё на пять тысяч. А если сделаю одну штуку, то повезём ещё десять тысяч.

– Я тако понимаю, что не просто так берёшь тьму огненного припаса. – Дубыня задумчиво посмотрел на Горыню и улыбнулся. – Но видел твои поделки в бою, и всем братием скажу, ежели хоть половина тех пуль уйдёт по врагу, им совсем не лепо будет.

Сидящие расхохотались и пир пошёл куда веселей.

А днём, специально приехавший с Горыней от князя Стародубского поверенный, уже предоставил список домов подходящих для нового статуса Горыни. Из всех строений Горыня выбрал просторный двухэтажный каменный дом, с большим подворьем, и что очень важно каменным сараем, высоким забором и расположенный через одну улицу от дружинных казарм. Весь дом обошёлся в тысячу рублей, и оставалась сущая мелочь. Нанять работников, привести пустовавший дом в жилой вид, и вообще обустроить. Скинув все хозяйство на княжеского поверенного, Горыня съездил к мастеру у которого делал автомат и арендовал его заводик, озаботив того покупкой хорошего фрезерного станка, и переделкой горна. Потом, уже к вечеру появился у Анастасии, и поднеся пару роскошных китайских платков, и искусно сделанную серебряную птичку, уговорил её помочь с изготовлением взрывчатки, тем более, что древесный спирт, для каких-то других надобностей уже получали на маленьком заводике в Медведевске.

Все три недели пролетели единым мигом, и Горыня едва успел сделать всё что хотел ко дню отъезда. Дубыня получил два десятка зарядов для своей ручной пушки, стрелки осваивали пусть примитивную, но вполне рабочую оптику на винтовках, а в телеге с высокими бортами лежали полсотни гранат, и столько же мин, с простыми словно палка ударными взрывателями из переделанных патронов. Главная же гордость Горыни – весьма удачная реплика пулемёта Максим, с длинной матерчатой лентой и даже ребристым кожухом водяного охлаждения. Правда, чтобы закончить эту работу пришлось нанимать двух мастеров и одного ювелира, но дело того стоило. Пулемёт, получившийся тяжёлым словно пушка, несмотря на частые задержки выдавал сумасшедшую плотность огня, а ствол дополнительно укрепили рунами, что позволяло надеяться на долгий срок службы. Пришлось поставить этого монстра на колёсный лафет, и лепить широкие клёпаные колёса, чтобы это чудо не вязло на мокром грунте.

Теперь всё это хозяйство неторопливо грузилось на три баржи, что повезут воинов к южным рубежам. Грузили и воинское имущество и продукты долгого хранения, и лекарские припасы, так как десяток травниц ехали вместе с Сотнями на границу. Для девушек выделили самые лучшие помещения в носу баржи, а воинов расселили на палубе под широкими брезентовыми навесами. В трюмах ехало всё имущество и лошади, которых было чуть больше восьми сотен при сотне конюхов, и десятке коновалов.

Десяток Горыни попал на первую баржу, и пользуясь случаем он занял пустовавшие постройки в носу, разместив не только свой десяток, но и канцелярию Сотни, так что прибывший на борт Савва попал уже на всё готовое, включая обед, приготовленный уже здесь, на борту.

Савва взмыленный словно лошадь взлетел на борт баржи, и долго озирался ища к чему бы докопаться, но опытные воины уже всё сделали как надо. Лошади размещены, накормлены – напоены, люди все по местам, у печки под дружинным котлом курится дымок, где девчонки – поварихи готовят кулеш на всю баржу, а вещевое имущество или спрятано в трюм, или укрыто непромокаемой тканью. Не найдя причины для разноса, тысячник для порядку спустился в трюм, и устроив нагоняй попавшемуся под горячую руку конюху, наконец успокоился и поднялся на палубу уде в относительно нормальном настроении, был накормлен от пуза, и довольный ушёл на верхнюю надстройку, к капитану каравана, гонять чаи.

К следующему утру пришёл паровой буксир взявший на трос все три баржи, и без помпы и оркестра Медведевская дружина двинулась в дорогу.

Путь по Волге – Волгле оказался неторопливым и размеренным словно круиз. Мерно пыхтел пароход толкая баржи, сплошной лентой проплывали берега с городами и деревнями, мелькали встречные и попутные суда, а Горыня наконец отоспался за все три недели подготовки к походу. Наконец-то начала отходить крепко въевшаяся в ладони металлическая пыль, а дым парохода уже не напоминал о кузнечном горне.