Текст книги "Гонзаго"

Автор книги: Андрей Малыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Мужики, не надо ля-ля, вы чего, тренер у нас то, что надо, молодец… Он даже, можно сказать, очень мудро поступил. Факт… А вы представьте, что если бы он выпустил Немова с начала второго тайма… Парня бы уж точно сломали! Я вам ответственно заявляю, мужики…

Спор еще долго не утихал. Но при всей разнородности позиций болельщики единодушно сходились на том, что в команде наконец-то появился отличный нападающий, который умеет и любит забивать голы. А значит, есть хорошие перспективы на будущее и надо непременно собираться на следующий футбольный матч, чтобы поддержать любимую команду.

Глава СЕДЬМАЯ
Так вы от Петра Петровича?!

В семье Шумиловых творилось что-то невообразимое. И виною тому был их старший сын Алексей. В то, что произошло, верилось с большим трудом, потому как такое случается крайне редко, а по большей части не случается вообще. Или это дикое везение, или уж…

Ну, посудите сами.

Позавчера вечером Алексей со Светланой прибежали домой из парка после футбольного матча такими возбужденными, и целый вечер только и разговоров было про какого-то их нового знакомого со странным именем Гонзаго, который с поразительной прозорливостью предугадал, что Алешкин приятель и одногрупник по университету Валерка Собелкин не сможет с трех метров забить мяч в чужие ворота. Ну, а потом этот почтенный доктор Гонзаго сам на спор творил такие чудеса в воротах, что ребята только диву давались.

В таком возрасте и вытаскивать такие мячи! Это просто фантастика! И он чуть было не выиграл тоже довольно-таки странный спор, но в последний момент все же пропустил от Алексея мяч, правда, очень и очень сомнительный. Этот проигрыш был больше похож уж, по крайней мере, на какой-то казус или же элементарный поддавок. По-другому такой гол как-то даже неудобно и называть. И самое интересное, что этот, неизвестно по какой линии, доктор должен был выполнить очень непростенькое обещание: ни много ни мало, а воплотить в жизнь заветную мечту Шумилова-младшего – устроить участие Алешки в игре местной футбольной команды «Шинник» в очередном матче чемпионата страны. Да, именно так! Извините, но такого просто не бывает! Глава же семейства, Шумилов Валерий Иванович, очень живо интересовался всеми этими событиями, сто раз переспрашивал детей и уточнял некоторые детали событий, а потом как-то вдруг впал в непонятную сосредоточенность и задумчивость. К чему бы это?

А буквально вчера случилось и вообще поразительное событие: этот самый доктор Гонзаго прямо на удивление устроил все в самом лучшем виде, и Алешка, правда под чужой фамилией, участвовал в футбольном матче. Представляете? Сам по себе факт уже ошеломляющий! И не только участвовал, а сумел забить чемпиону страны «Спартаку» целых три мяча! Просто с ума сойти! Фантастика, да и только! И вечером явился домой ошарашенный и безумно счастливый с целой кучей денег в сто тридцать тысяч рублей! Это уж и вообще ни в какие ворота не лезет!!! Целых сто тридцать тысяч рублей за какие-то два десятка минут! Вот это заработок! Ничего себе!

Вера Николаевна, мать Алексея и жена Валерия Ивановича, сначала, конечно же, обрадовалась за сына, но потом даже где-то и подобиделась на подобный факт. Ведь она, преподаватель с высшей категорией и тридцатилетним стажем работы, должна вкалывать целых два с половиной года, а ее бесшабашный сынок-студент, можно сказать, всего за какие-то мгновения заработал такие деньжищи. Где же, спрашивается, граждане, в жизни справедливость?! Что же получается, сегодня для пользы общества важнее мяч ногами пинать, чем детей уму – разуму учить?! Так это, сами понимаете, ерунда, просто элементарная бессмыслица. Передача знаний от старшего поколения к новому – пожалуй, самая важная функция в поступательном развитии государства и общества в целом. Стоит этому процессу остановиться или замедлиться – и все, вы уже отстали, вы уже на задворках истории. А футбол, как и многие другие игры, – это лишь развлечения, это не самое необходимое в жизни, не базис, как раньше часто говорили, а всего лишь надстройка.

Валерий Иванович не мог не соглашаться с доводами жены, но успокаивал ее, как мог. Ведь сын все-таки сделал то, чего другим не под силу, и в результате его труд так вот высоко и оценили. Что ж тут плохого. Ведь целый стадион вон как рукоплескал. Это публичная работа, связанная… Хотя, конечно же, что тут говорить, просто полная чепуха, шальные деньги. Так быть все-таки не должно. Но сейчас нельзя на это сердиться, надо же за сына порадоваться, хотя разделить радость до конца тоже нет никакой возможности. Ведь мячи-то забивал не Алексей Шумилов, а некий Алексей Немов… Они-то вот в курсе, а другие люди даже и понятия никакого не имеют…

Короче говоря, последние события в семье Шумиловых вызвали сильный всплеск противоречивых эмоций. Конечно же, по большей степени положительных… Но в то же самое время возникли и естественные вопросы: а что же дальше? А вот дальше… А дальше, понятное дело, никто не мог ни знать, ни предполагать, что за этим последует. Что еще надумает выкинуть этот самый таинственный доктор Гонзаго. Для детей все это выглядело как захватывающая интересная игра. У родителей же были более приземленные и практичные мысли. И вообще было бы совсем неплохо побольше об этом самом докторе Гонзаго разузнать и, естественно, к тому же своими глазами на него взглянуть… Ну а потом, что вполне закономерно, задать пару-тройку кое-каких наводящих вопросов. Ведь с его помощью линия жизни их сына, или, как говорят, его судьба, пошла на крутой вираж… А что вот из этого выйдет… каков будет последующий результат… Для нормальных родителей это совсем не безразлично. И даже очень и очень!

Сегодня же вечером Валерий Иванович должен был отправиться вместе с Верой Николаевной в Волковский театр на благотворительный концерт, посвященный ветеранам войны. В мероприятии были задействованы лучшие музыкальные силы города, как сообщил ему председатель совета ветеранов с бывшей работы, который и принес пригласительные билеты, а также несколько столичных артистов. Но Вера Николаевна, взбудораженная последними событиями, сославшись на свое какое-то необычное самочувствие, от похода в театр мягко отказалась, ушла к своей закадычной подруге Валентине и оставила супруга со своими сомнениями и раздумьями один на один. Валерию Ивановичу не очень-то хотелось идти в одиночестве. К тому же он предвидел, что ничего уж особенно нового для себя в сегодняшних выступлениях он, пожалуй, не увидит и не услышит. Концерт как концерт, каких за свою жизнь он видел немало. Кто-то спляшет, ну а кто-то споет. Но, странное дело, некий внутренний голос ему упрямо нашептывал, причем уже неоднократно, что побывать в театре сегодня непременно нужно, потому что… А вот почему именно, было пока совершенно неясно. Ну, да вполне вероятно, что время внесет определенность и в этом вопросе.

Валерий Иванович повздыхал, посопел, но в конечном итоге все же, прислушавшись к таинственному внутреннему голосу, собрался и пошел на концерт. Наверняка какие-нибудь знакомые и там найдутся.

Погода стояла не по-весеннему теплой. Солнце, заливая улицы потоками света, прыгало солнечными зайчиками по полированным бокам и стеклам автомашин и троллейбусов и качалось на ветках и свежих листьях деревьев вместе с радостно щебечущими птицами. И люди тоже преобразились на глазах. Теперь их лица все чаще озарялись улыбками, а голоса звенели бодро и жизнерадостно, наполняя прозрачный воздух веселым говором, смехом и шутками.

Боже мой, как хорошо! Скоро снова наступит вожделенная пора – долгожданное лето, когда не надо прятаться в теплые одежды, а в пять вечера зажигать на улицах свет фонарей. Эх, если бы оно, это самое лето, было более щедрым и благосклонным к людям и начиналось где-то с начала апреля, а заканчивалось бы в конце октября. В такое время просто хочется жить. И не просто жить, а жить долго и счастливо, любить и творить. Но ведь где-то на земле совсем нет снега и зимы, а круглый год светит солнце, зеленеет растительность, а в воздухе разлита добрая теплота. Какая все же несправедливость! А у нас так медленно тащится время холода и зимы и так моментально проносится теплая пора. Не успеешь оглянуться, а уже снова пасмурно, холодно и темно. И на душе сразу становится более скучно и одиноко. Какая все же магия кроется в теплом времени года! Нет, надо будущим поколениям обязательно научиться воздействовать на погоду, чтобы…

Валерий Иванович как будто зацепился и снова мысленно вернулся к нечаянно проскочившему слову «магия».

«Магия, ма-гия… Какое все же необыкновенное и загадочное слово. Да, несомненно, очень необычное и певучее в произношении слово – магия! Сколько же за ним кроется всяческих загадок и разных тайн… – Валерий Иванович, словно очнувшись, покрутил по сторонам головой. – Да, скоро уже появится и знакомое здание театра… Хм, интересно, и почему оно ко мне прицепилось, это слово, как какая-то надоедливая строчка из песни или голодная бродячая собака в ожидании хоть самого маленького кусочка, но чего-нибудь из съестного…».

Шумилов почувствовал, что непонятно почему вдруг стал волноваться.

«Магия чисел, магия слов, магия голоса, магия взгляда, магия обаяния… Слова, слова, слова. И чаще всего за этим кроются простой элементарный обман и мошенничество, скрытые до времени от глаз человеческих. Желаемое пытаются выдать за действительное, которого попросту нет! Да нет, не существует, а с помощью разных уловок и ухищрений морочат наивным и доверчивым людям головы. Но ведь есть же в жизни и настоящая магия, настоящая сила, подвластная очень и очень немногим, которую ему когда-то пришлось наблюдать лично…»

Перед Валерием Ивановичем вдруг ярко и образно всплыли картины пятнадцатилетней давности, когда он, будучи секретарем партийной организации крупного предприятия, по своей наивности и убежденности в правоте марксистско-ленинского учения до поры до времени как раз и не верил в реальность того, что крылось за этим понятием и словом. А когда столкнулся, то не сразу понял и распознал… Да и попробуй распознай, убедись, согласись, если от всего этого крыша у тебя не съедет.

Тогда все пронеслось, словно как в сказке, а вернее, как в сумбурном и красочном сне. Когда вдруг неожиданно, как острая заноза, временами впивались упрямые вопросы: «Неужели это происходит со мной? И неужели это вообще может происходить?» Но ведь было же, было, черт возьми! И пусть абсолютное большинство читателей, тех самых людей, которые нашли в себе терпение и силы прочитать написанную и выпущенную им за это время книгу, полагают, что все рассказанные им события всего лишь плод его необузданной фантазии. Этакая красивая сказочка для взрослых, как, например, «Тысяча и одна ночь»… Но он-то, как никто другой, отлично помнит и знает, что это случилось в действительности. Это было, существовало, хотя в эти события на самом деле и немыслимо трудно было поверить…

Валерий Иванович от волнения даже остановился.

Ну вот, опять вспомнил и опять разволновался. И ничего удивительного. Можно ли к тем фактам относиться спокойно, равнодушно, без всяких, как говорится, излишних треволнений? Даже сейчас. Любому наивному дурачку понятно – конечно же, нет! Те самые три дня фактически коренным образом поломали все его былое мировоззрение, круто изменили жизнь и его самого. Как будто он заново родился и только в сорок лет начал заново жить. Да и сама жизнь с той поры изменилась. Разве можно было тогда даже помыслить, а уж не то что представить, что никакого Политбюро ЦК КПСС в скором времени не будет и в помине, как не будет и самого государства с близким и с детства знакомым названием СССР. А ведь глава могущественного ведомства неоднократно ему намекал…

Валерий Иванович попытался оживить в памяти образ того самого, кто представился ему тогда при первой встрече до смешного буднично и просто – Петром Петровичем Воландиным, а на самом деле был никем иным как… и тут же неожиданно совсем рядом услышал отчетливый вопрос:

– Извините, у вас лишнего билетика случайно не найдется?

От неожиданности Шумилов даже вздрогнул. А очнувшись, увидел, что незаметно для себя уже добрел до самого театра, где у входа царило обычное для таких мероприятий оживление, и что на него вопросительно смотрит какой-то незнакомый загорелый мужчина с чуть приплюснутым, как у боксера, носом, одетый в отличный черный костюм. И, скорее всего, именно этот франтоватый незнакомец и задал ему довольно странный вопрос насчет лишнего билетика. Почему странный? Да потому, что на подобные мероприятия чаще всего люди не бежали сломя голову сами, а с целью заполнения зрительного зала с ними заранее проводилась агитационная разъяснительная работа. А этот, посмотрите-ка, сам напрашивается на билет, желая оказаться среди зрителей.

Вообще-то ради справедливости надо сказать, что в самом начале, когда Вера Николаевна неожиданно отказалась пойти вместе с ним в театр, и никто из детей тоже не пожелал составить ему компанию, он хотел второй невостребованный билет просто куда-нибудь выбросить. Ну да, выбросить, подумаешь, какая невидаль! Но в последний момент почему-то отказал себе в этом удовольствии, и как вышло, совсем не напрасно.

– Прошу прощения за рассеянность, но это вы сейчас задали мне вопрос насчет лишнего билета? – как бы еще сомневаясь в подобном факте, переспросил щеголеватого мужчину Шумилов.

– Ну да, верно, вы не ошиблись. Именно я вас об этом и спросил, – подтвердил, улыбнувшись, незнакомец.

– Ну что ж, честно говоря, вы оказались на удивление удачливы, – проговорил Шумилов, – у меня как раз имеется один лишний билет, который мне сегодня уж точно не пригодится. С удовольствием передам его в ваши руки. – И с этими словами он достал из внутреннего кармана пиджака и передал незнакомцу второй пригласительный билет.

– Премного вам благодарен, – как-то странновато, то ли уж на старый манер, то ли уж с долей иронии выразил свое удовлетворение неизвестный. – Скажите, я что-нибудь должен вам за него? – стрельнул он карими живыми глазами из-под густых кустистых бровей.

– Да ну что вы, что вы. Это всего лишь благотворительный концерт, и все билеты, естественно, бесплатны, – тут же, поправив очки, отмахнулся Шумилов, – перестаньте, даже неудобно об этом и говорить. Пожалуйста, берите, ведь, насколько я понимаю, вам это очень нужно? – глянул он вопросительно. – Так?

– Очень, – тряхнув головой, согласился неизвестный.

– Ну, вот и берите… А мне второй билет ни к чему.

– О, мадонна! Еще раз вам большое спасибо. Но что удивляться, такое уж, к сожалению, сегодня выдалось время. Люди здорово изменились. Все вокруг даже в незначительных мелочах ищут для себя хоть какую-то выгоду. Есть спрос, есть и предложение. И только хорошо воспитанные бескорыстные люди не размениваются по пустякам, – пощипав крупный, как во времена Пушкина, бакенбард, отпарировал незнакомец. – Самоуважение – важнейшая вещь в жизни. Так ведь? Но прошу не обижаться на меня за вопрос. – И он тут же направился к входу в театр.

А вот Валерий Иванович после этих простых и понятных слов опять неизвестно почему вдруг здорово взволновался. Что-то в этой манере говорить слышалось очень уж знакомое. Какие-то удивительно знакомые интонации… Кто-то так же рассудительно уже раньше с ним говорил. Но вот кто? Он попытался вспомнить, но в тот же самый момент его окликнул коллега по бывшей работе, и Шумилов естественным образом тут же переключился на него.

Пообщавшись со своими знакомыми, а их в фойе оказалось немало, Валерий Иванович только после третьего звонка, извиняясь и раскланиваясь по ходу движения, пробрался на свое законное место. Неизвестный мужчина уже, похоже, обжил территорию, которая первоначально предназначалась супруге Шумилова, и при появлении Валерия Ивановича одарил его располагающе благодарной улыбкой. Шумилов в ответ ему тоже кивнул, словно старому знакомому. Концерт начался.

Шло время. На сцене, сменяя друг друга, пели, плясали, играли на музыкальных инструментах, рассказывали стихи о войне. Концерт и в самом деле получился неплохой, в воздухе все время порхали нескончаемые аплодисменты, и настроение Валерия Ивановича постепенно улучшалось. Когда же в конце первой половины на сцену вышел известный в городе и далеко за его пределами тенор Анатолий Алдошин, как его называли, местный соловей, которого Шумилов по старой работе знал лично, внутри и вовсе, как по мановению музыкального камертона, тоже все тут же запело. Голос Алдошина, как у известнейшего и любимейшего в свое время Сергея Яковлевича Лемешева, с необычайно мягкими, красивыми обертонами, волновал чувствительную натуру Шумилова, пробегая по его спине и затылку мелкими мурашками и наполняя невольно глаза скупыми слезами радости и ощущением душевного праздника. Валерий Иванович знал, что после таких душевных порывов, как правило, почти всегда наступало состояние вдохновения. Мысль получала ускорение и перелетала от одного образа к другому легко и стремительно, а душа, переполняясь эмоциями, выплескивала на бумагу нужные слова, предложения и даже целые абзацы. Работалось легко и плодотворно.

Шумилов знал, что в такие минуты надо писать, писать и писать, не отвлекаясь, спешить, потому как подобное состояние иногда неожиданно уходит, и сразу же сопутствующие ему легкость и непринужденность тоже куда-то исчезают. Поэтому он иногда себя специально настраивал на работу, слушая музыкальные произведения, которые не оставляли его равнодушным. К таким, без сомнения, можно было отнести почти все творчество группы «Битлз», особенно лирические вещи и сольные выступления членов ансамбля после его распада. Когда-то мальчишкой он увлекся песнями знаменитой ливерпульской четверки и с той поры стал яростным поклонником этих музыкантов. И что интересно: чем старше и мудрее становился, тем отчетливее понимал, насколько безмерно талантливыми были они в сравнении со всеми другими коллективами. Правда, его жена не разделяла эту точку зрения, но это совсем не мешало и не расстраивало. Он просто сделал для себя очевидный вывод, что каждый видит, слышит и понимает настолько, насколько наполнен и своеобразен его личный внутренний мир. Привить или объяснить это чаще всего нельзя. Это дается от рожденья. Это как своего рода болезнь. Увидел, услышал и сразу заболел раз и навсегда, и в дальнейшем уже испытываешь постоянную зависимость и потребность быть рядом с этим источником радости и вдохновения.

Конечно же, Валерию Ивановичу нравились и другие исполнители, кто своей мелодичностью, напевностью и выразительностью напоминал ему Битлов. Это Клиф Ричард и Эрик Клэптон, группы «Бич Бойз», «Зе Свит», «АББА», «Квин» и многие другие. У них у всех было много общего, и в то же время у всех были свои неповторимые лица. Но «Битлз», несомненно, была группой номер один. Во многом эта музыка была еще и ностальгией по его молодости. По замечательному и неповторимому времени, которое бывает, наверное, у каждого человека. По тому времени, когда условности и различия между людьми не так еще заметны и выражены, как потом в зрелом возрасте. Когда молодость, жажда жизни и жизнерадостность являются самым решающим объединяющим началом для общения.

Но, как это ни парадоксально, наряду с вышеуказанными поп-идолами Валерию Ивановичу точно так же нравились и русские застольные песни и романсы. Своей напевностью, лиричностью, своей ярко выраженной эмоциональностью. Конечно же, не все. Всего скорее, если выразиться более точно, не сколько мелодия и слова, сколько их сочетание с определенным тембром голоса, где мягкие, чувствительные обертоны, бередившие податливую поэтическую душу, играли решающую роль. С самого детства с большим наслаждением он вслушивался в интонации голоса Сергея Яковлевича Лемешева, отчего по спине и затылку у него непроизвольно пробегали волнительные мурашки, а глаза заволакивала благодарная слеза. Вот точно такое же ощущение пришло к Шумилову, когда он впервые услышал и голос Алдошина, работая секретарем парткома одного из самых крупных в городе предприятий. И с той поры, если выпадала такая возможность, старался приглашать этого интересного певца на различные торжественные мероприятия. И надо больше сказать, что под впечатлением пения артиста даже написал несколько лирических стихотворных произведений, которые, как он полагал, вполне можно было положить на музыку и исполнить. Высшей же наградой для Шумилова, конечно же, было бы исполнение этих произведений именно самим Алдошиным. Но, увы, это пока было лишь смелой, но неосуществимой мечтой.

И это все было раньше. Много раньше сегодняшнего дня, когда в стране за исторически короткое время произошли такие капитальные изменения.

И вот сегодня они вновь встретились. Один был на сцене, а другой в зрительном зале. Для Шумилова это была очень приятная встреча.

Руководитель и дирижер губернаторского симфонического оркестра Аннамурадов взмахнул своей чудесной волшебной палочкой, и нежные красивые звуки тут же вспорхнули над сценой, заполнив собой затем весь зрительный зал.

Алдошин пел известную песню о русском поле, а Шумилов, волнуясь, был как будто рядом с артистом на сцене и поразительно ярко видел все образы и картины, создаваемые чистым и исключительно приятным голосом певца. Это было так здорово, так сильно, что душа буквально сотрясалась от безмолвных радостных рыданий, и от этой радости, как от апофеоза обрушившихся эмоций, хотелось заплакать навзрыд.

В какой-то момент он почувствовал, что по щеке у него побежала слеза, и тут же услышал тихий, но отчетливо различимый голос соседа, которому он передал лишний билет:

– Как замечательно! Не правда ли? Редкий по красоте голос… Чистое бельканто!

– Да, конечно, – скупо кивнув головой, согласился Шумилов. Ему сейчас в таком состоянии не хотелось поддерживать разговор. Пение Алдошина его как бы застало врасплох. Сейчас он был слишком взволнован, обезоружен и раскрыт, а потому мог показаться не по-мужски чувствительным и эмоциональным. А это было неудобно. Свои внутренние волнения Валерий Иванович не любил выносить напоказ. Как кто-то из известных людей говорил – душевный стриптиз ничем не лучше физического. Да это и понятно, ведь в таком состоянии ты словно остался без одежды, а таинство твоих чувств выставлено напоказ, под пристальные взгляды присутствующих. Сначала надо было хоть немного успокоиться, снова взять себя в руки, просушить слезы, а уж потом и говорить о близкой для тебя теме.

Но в то же самое время Шумилов для себя с удовлетворением отметил несомненную схожесть взглядов соседа на голос и пение Алдошина. По всей вероятности, это была родственная в искусстве душа, а значит, как только представится возможность, надо будет с ним непременно познакомиться и на эту тему хоть немного поговорить. Ведь всегда интересно сверить свои позиции с родственной по какому-либо вопросу душой.

Певец закончил петь, сорвал сумасшедшие овации присутствующих в зале и восторженные возгласы «Бис!» и «Браво!». Причем надо заметить, что эти очень знакомые иностранные слова выкрикивали почти исключительно женские особы, которые, стоя, неистово рукоплескали певцу и кончиком носового платка вытирали сбегавшие по разрумянившимся расчувствовавшимся лицам неудержимые слезы радости и восторга. Но вы же знаете, что женщины любят ушами…

Искупавшись в овациях, певец умело раскланялся, приложив руку к сердцу, потом счастливо заулыбался, сам захлопал в ладоши и указал жестом на оркестр, тем самым давая понять, что столь высокая оценка залом его выступления в большой степени заслуга музыкантов, которые своей слаженной виртуозной игрой, безусловно, вдохновили его на столь волнующее эмоциональное пение.

Откуда-то сверху, казалось прямо из воздуха, вдруг что-то упало прямо на сцену и, воткнувшись у самых ног Алдошина, расцвело большим букетом крупных алых роз. Певец от неожиданности сделал изумленными глаза, с опаской взглянул наверх, снова, приложив руки к груди, низко поклонился, а потом еще сильнее захлопал в ладоши, посылая от всего сердца благодарной публике воздушные поцелуи.

Затем он спел еще несколько знакомых песен и романсов и этим закончил на волнительно-высокой ноте первое отделение концерта, после чего разгоряченная публика в единодушном порыве вскочила с мест и еще долго, выкрикивая слова благодарности и рукоплеща, не отпускала певца. А сверху большим конусом неожиданно свесился яркий желтый луч, захватив в свои объятья и залив потоком света любимца публики, и густой дождь из красных и белых лепестков роз начал низвергаться сверху на головы всех, кто находился на сцене, заполнив собой буквально все свободное пространство и вызвав тем самым еще большее оживление зрителей. По залу тут же поплыл сильный цветочный аромат.

У музыкантов оркестра от удивления и недоумения тут же повытягивались лица, что говорило о явно незапланированном сценарии. Крупный букет из красных свежайших роз вдруг оказался на пульте у довольного дирижера. Последний же самый большой и красивый букет цветов как будто по чьему-то невидимому волшебному мановению упал прямо на руки ошеломленному артисту, вызвав у него на лице даже некоторую долю растерянности и смущения. Такого горячего приема он явно не ожидал.

Шумилов и сам недоумевал, как так можно было точно все рассчитать, бросая сверху эти красивые, но опасные букеты, чтобы случайно не нанести кому-либо травму. Колючек в них было предостаточно. Он тут же невольно вспомнил чудеса пятнадцатилетней давности, происходившие у него на глазах, и… почему-то вдруг неожиданно для себя протянул руку соседу и представился:

– Рад встретить здесь родственную душу. Шумилов Валерий Иванович. Будем знакомы!

Сосед приветливо сверкнул карими глазами и, откликнувшись на рукопожатие, тут же с улыбкой отрекомендовался:

– Очень приятно. Весьма тронут. Позвольте же и мне, Валерий Иванович, в свою очередь вам представиться: доктор Гонзаго, – сказал он запросто.

Всякая мимика на лице Шумилова тут же умерла, а в его расширенных от удивления глазах застыли немые знаки вопросов.

– Как вы сказали? – проговорил он очень тихим голосом и сделал непроизвольное глотательное движение. – Доктор Гонзаго?!

– Ну да, вы не ослышались, Валерий Иванович. – Он придвинулся к уху Шумилова и отчетливо произнес: – Так и есть. Доктор Гонзаго. И, предваряя ваш новый вопрос, отвечаю: именно тот самый Гонзаго, о котором вам говорили ваши дети. Вполне понимаю вашу растерянность, как понимаю и то, что у вас ко мне накопился целый ряд вопросов, на которые готов дать самые исчерпывающие ответы…

– Но позвольте, – перебил его Шумилов, – но как вы узнали, что он… то есть, что я… являюсь отцом… Алексея… Ну вы меня понимаете?

– Но вы же сами мне только что представились, – спокойно отпарировал доктор.

В речи говорившего присутствовал какой-то небольшой иностранный акцент.

– Да, но мало ли в нашем городе всяких Шумиловых, – развел руки в стороны Валерий Иванович, – их, наверное, сотни, а быть может, даже и целые тысячи. Но почему именно. – Он не договорил до конца, а вопросительно уставился на соседа.

– Ну, как почему, Валерий Иванович, – хитро улыбнулся Гонзаго, – здесь ошибки быть никак не могло. У нас просто их не бывает. – Он загадочно опустил вниз глаза и еще тише произнес: – Наверное, потому, что вам большой привет от Петра Петровича…

– Простите, от какого еще Петра Петровича? – непонимающе пролепетал Шумилов. – Я не знаю… вернее, так сразу не могу припомнить никакого Петра Петровича. Нет, определенно… Ну что вы все время говорите загадками?

И тут вдруг лицо его прояснилось, и он пронзительно посмотрел на собеседника.

– От Петра Петровича, говорите… Так вы от Петра Петровича? – Лицо его сначала сильно побелело, но тут же налилось румянцем, и он даже немного привстал с кресла.

– Ну да, вы совершенно правы, – энергично кивнул головой Гонзаго, – именно от того самого Петра Петровича, что подарил вам при прощании четырнадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, конечно же, по вашему летосчислению, копию одного очень занятного зеркальца на память. Я ничего не перепутал? – И он вопросительно посмотрел прямо в лицо Валерия Ивановича.

Шумилов на какое-то время застыл, как парализованный, а потом, сняв очки, помотав головой и усмехнувшись, спросил:

– Так, значит, вот здесь, рядом со мной, вы очутились тоже неспроста? Ну, сознайтесь же! И моя жена нашла причину, чтобы не ходить тоже… – Волнение проступило на его лице. – Так, так! А это, оказывается, все с вашей легкой руки произошло. Это, значит, уже было предопределено. Понятно! А я-то уж начал забывать те самые прошлые события… И если бы не зеркало, как вы правильно заметили, то можно было бы подумать, что мне все это тогда просто приснилось…

Гонзаго хитровато улыбнулся и виновато пощипал свой правый густой бакенбард:

– Нет смысла вас разочаровывать, Валерий Иванович. Сознаюсь, что все именно так и есть, как вы и сказали. И заранее извиняюсь, что, возможно, доставил вам некоторые неудобства, разлучив сегодня с дражайшей половиной. Но надо же было нам как-то встретиться, чтобы никто не помешал. Так что, я думаю, вы не будете на меня уж в очень большой обиде?

– Да что вы, что вы, конечно же, нет! Не стоит извинений, – замахал руками Шумилов, – наоборот, очень рад получить известия от старых знакомых. Просто неожиданно все это вышло, а потому и соответствующая реакция с моей стороны… Вы же понимаете?! Но, наверное, по-другому и быть не могло…

Валерий Иванович ощутил прилив необычайной бодрости в организме. Как будто его взяли и сильно встряхнули. Да это и понятно…

А в это самое время зал уже закончил рукоплескания. Обласканный публикой и осыпанный цветами певец удалился за кулисы, а ведущая концерт крашеная дамочка лет сорока в длинных черных перчатках, в шикарном черном с блеснами платье и белой искусственной розой на груди объявила антракт. Публика, обмениваясь мнениями, шумным потоком начала растекаться по фойе и буфетам, а доктор Гонзаго проговорил:

– Валерий Иванович, не желаете ли прогуляться? Насколько я знаю, в местном буфете сегодня совсем неплохие бутерброды со свежайшей семгой и точно такой же красной икрой. А вы, как я осведомлен, большой любитель хороших рыбных блюд, и, по-моему, у вас такая мысль недавно имелась. И хотя там выстроилась приличная очередь, но нас обслужат без всякой задержки. Вы же знаете…

Но Шумилов не дал ему договорить.

– Конечно же, знаю, доктор, но я не прочь бы, честно говоря, и на выход поскорей. Сейчас мне совсем не до буфета. Это не то место, где можно беспрепятственно поговорить. Я уже получил достаточную порцию приятных эмоций… На сегодня, пожалуй, и хватит. Вы же, надеюсь, понимаете, что мне не терпится узнать, как там… – он интимно понизил голос, – Петр Петрович и вся остальная компания. Ну, в общем те, кто у нас тогда побывал… Мы могли бы с вами и в другом месте где-нибудь неплохо посидеть. Здесь буквально в двух шагах от театра, на бульваре, есть одно очень заманчивое заведение. Если вы, конечно, не против. Правда, мне не известно, имеются ли там сейчас свободные места.