Текст книги "Лев Рохлин: Жизнь и смерть генерала."

Автор книги: Андрей Антипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

СДЕЛАЙТЕ СКИДКУ НА МОЮ БИОГРАФИЮ..."

Генерал Рохлин не вписывается в портрет, нарисованный Александром Невзоровым.

"Генерал в треснутых очочках" – на поверку очень жесткий человек.

"Очочки" он раздавил сам, неосторожно сев на них. И по этому поводу долго матерился.

В Волгограде мне рассказывали, что, когда генерал начинает заводиться, голос его звучит как-то подавляюще. Хочется присесть.

– У меня зачастую нет под рукой иных средств воздействия на подчиненных, кроме способности подавить их волю своей, – объясняет Рохлин свою манеру обращения с теми, кого надо подталкивать в работе. – А моей воли и решительности хватит на троих.

Воли у Рохлина действительно хватает на троих. А может, даже на десятерых. И в экстремальных условиях это качество незаменимо.

Но оно приобретает совсем иной смысл, когда проявляется в иных условиях и оформлено при этом окопной фразеологией.

Никто и никогда не обидится, если командир в бою за нерасторопность покроет его отборной русской бранью. Но когда пули над головой не свистят и опасность для жизни не столь очевидна, не каждый может спокойно воспринимать волевые экспромты начальника. Рохлин, похоже, не вполне отдает себе отчет в этом. Когда в разгар работы по созданию движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки" (о причинах создания этого Движения мы еще расскажем) генерал брался решать некоторые вопросы своими волевыми усилиями и при этом не особенно выбирал слова, некоторые прямо заявили, что работать с ним больше не будут.

Кстати, в Комитете Госдумы по обороне с приходом Рохлина возникали такие же проблемы. Из-за чего некоторые сотрудники аппарата ушли на другую работу.

– Чего вы хотите, – заявил он, когда на очередном совещании в штабе Движения ему высказали претензии по этому поводу, – чтобы я в пятьдесят лет изменился?

И попросил:

– Вы уж сделайте скидку на мою биографию. А я постараюсь учесть все, что сказано.

Следует признать, что держался генерал целый месяц. Некоторым даже надоели его постоянные "спасибо" и "пожалуйста". Правда, месяц промелькнул быстро.

Из штаба никто тогда не ушел, хотя Рохлин и сказал, что никого не держит.

Впрочем, и до того, и после этого генерал сам увольнял тех, кто, по его мнению, работал без энтузиазма.

Это дало возможность сформироваться мнению, что он относится к людям как к патронам: выстрелил, а гильзу выбросил.

Думаю, что такое мнение не вполне объективно. Я знаю, как генерал срывался, бросая все дела в Думе, и ехал к своим бывшим подчиненным в госпиталь, когда узнавал, что им плохо. Ехал не только к офицерам, но и к солдатам. Знаю, что он по сей день заботится о семьях погибших подчиненных. Двум семьям он помог переехать в Подмосковье, получить там квартиры и устроил вдов на работу. В Волгограде он поднял на ноги администрацию, предприятия области, коммерческие структуры. И с их помощью создал Фонд помощи семьям погибших, который оказывает поддержку вдовам и детям. Практически всех безработных вдов по его приказу приняли на службу в подразделения корпуса.

Ему не удалось открыть в Волгограде суворовское училище для детей погибших. Но я сам был свидетелем, сколько сил он для этого прикладывал. По его указанию все детские дома Волгограда получили шефов в лице частей и подразделений корпуса.

Похоже, Невзоров все-таки уловил суть натуры генерала, которого, несмотря на всю жесткость характера и крутость нрава, подчиненные наконец окончательно признают "папой".

"Папа" он и есть папа. Для того чтобы тебя так называли, недостаточно одних лишь командирских качеств. Для этого нужно нечто большее.

Некоторые помнят, как в Волгограде Рохлин увольнял одного из проштрафившихся офицеров.

Сначала генерал рубанул:

– Уволить.

– Да у меня проблема с квартирой, – попытался тот разжалобить комкора.

Оказалось, что офицер развелся с женой и хотел разменять квартиру.

– Хочешь, чтобы дети в коммуналке остались? – спросил генерал.

И распорядился разобраться с ситуацией и дать офицеру квартиру. Мало того, вспомнил, что тот никак не достроит дачу.

– Бери машину и кран, достраивай свою дачу.

И уволить, – закончил он разговор.

Другого офицера, запившего горькую, он уволил, но приказал кадровикам сделать это так, чтобы не обижать человека и дать ему шанс. Сейчас этот офицер служит в милиции. С пьянством завязал.

Раненых солдат, у которых не было родственников, Рохлин оставлял на службе в корпусе. С этой целью он специально ездил в госпиталь и брал всех желающих этой категории, невзирая на то, служили ли они в его частях или в других.

Рядового Николая Шведова, детдомовца, потерявшего в Чечне ногу, он не только устроил на службу в своем корпусе, но и выделил ему квартиру...

Но как бы там ни было, в работе генерал одержим. И кроме работы, у него нет увлечений.

Говорят, что однажды в Волгограде местные руководители затянули Рохлина на охоту. Отличный стрелок, генерал по достоинству оценил данное ему ружье, забросил его за плечо и... пропал. Вскоре выяснилось, что он забрел в тихое место, улегся на траву и проспал всю охоту.

– С детства я привык воспринимать охоту и рыбалку как возможность добыть на пропитание, – говорит Лев Яковлевич. – Поэтому по сей день не понимаю тех, кто занимается этим делом для отдыха и развлечения.

Прожить на те деньги, что зарабатывала мать, семья из четырех человек, естественно, не могла. Ведь надо было не только кормить детей, но и одевать их. О детских игрушках никто даже не думал.

– А с другой стороны, – рассказывает сестра генерала Лидия Яковлевна, – в поселке люди жили довольно дружно. Если кто-то заходил в дом, то его в первую очередь старались накормить. И даже давали с собой чего-нибудь. Поселок был многонациональный, и кухня у всех была своя. Мы этого тогда не понимали. Старший брат – Вячеслав иногда приносил нам мясо и говорил, чтобы мы после него не пили воду... Потом он признался, что друзья-корейцы угощали его собачатиной. Если ее запить водой, то может стошнить.

Когда младший брат подрос, добыча пропитания легла на его плечи.

– В выходные дни с утра мы загружали себе на спину тяжеленные сети, – рассказывает Рохлин, – и отправлялись километров за двадцать на море, ловить рыбу. Если улов был удачный, то вместе с сетями тащили обратно и рыбу. Ни одной не выбрасывали. Так и тянули на себе килограмм по сорок-пятьдесят. А если улова не было, то неделю предстояло жить впроголодь. Поэтому без улова мы не могли вернуться. И шли на самый отчаянный риск. Особенно зимой, когда опасность провалиться под лед была очень велика. Случалось всякое...

Охота, по словам Льва Яковлевича, тоже не могла быть неудачной. Пара-тройка подстреленных зайцев обеспечивала семью мясом. И гоняться за этими зайцами приходилось целыми днями.

– Занятие это не из легких, – говорит он, – особенно для мальчишек, которым по 11-16 лет. Хочется и погулять, и в хоккей погонять. Лыж мы не знали. Зимы в Аральске холодные. Море замерзало. А вот снега почти не было.

Короче, развлекаться было некогда. И заботы о пропитании сформировали свое особое отношение к тому, что сегодня для многих является приятным времяпровождением.

Военная служба, проведенная в значительной ее части в походных условиях, окопах и землянках, тоже не помогла пристраститься ни к чему такому, что называется иностранным словом "хобби".

Даже ест Рохлин по-походному, низко склонившись над тарелкой и придерживая ее руками, как обычно едят у костра, когда нет стола. Съедает все, что дают, до последней крошки. При этом в еде он почти неразборчив. Если не считать предпочтения, которое он отдает рыбе.

Абсолютно равнодушен генерал и к комфорту. Многолетняя бивачная жизнь приучила засыпать где придется и довольствоваться коротким сном. В Чечне он часто спал, сидя за столом и положив голову на руки. Даже дома, если много гостей, он запросто может улечься на полу. Правда, поврежденный в Афганистане позвоночник в таких случаях не делает отдых приятным.

Никто, знающий его последние годы, не может вспомнить, был ли генерал когда-нибудь в отпуске. Жена Льва Яковлевича утверждает, что он начинает скучать уже к концу первого дня ничегонеделания. И отпуск для него как наказание.

Впрочем, такое отношение генерала к быту и отдыху тяжело переносить тем, кто работает с ним. Рохлин, кажется, с трудом сознает, что у людей есть личная жизнь, бытовые проблемы и что они смотрят на многое иными глазами, любят рыбалку, охоту или еще что-то подобное.

Когда генерал устраивает авралы в субботу, воскресенье, в праздники, то не каждый может легко смириться с этим. А когда он "прощает" подчиненным отпуска, то это порой выводит людей из себя.

Создается впечатление, что если генерал и не напрягает людей таким образом, то делает это лишь потому, что он вынужден мириться с заведенными правилами. В любом случае, работая с Рохлиным, все время ощущаешь какое-то чувство вины, кажешься себе бездельником. Ибо знаешь, если он и не заставил тебя работать в выходной, не поставил задачу, которую нужно выполнить к утру, то это не значит, что сам он отдыхает. Каждый знает, что если начальник работает по выходным, то и у самого отдых – не отдых, а одно мучение: что там надумает начальство, когда самому думать о работе не хочется?

Так и живешь с двойственным чувством. С одной стороны, уважаешь человека, способного работать день и ночь, без выходных и праздников, умеющего поставить интересы дела превыше всех личных забот, понимаешь, что, только так работая, можно чего-то добиться, гордишься успехами, которых достигаешь под его руководством, и соглашаешься с тем, что работа лишь тогда в радость, когда она и труд, и хобби, и вся жизнь для тебя. А с другой – думаешь: "Черт бы его побрал, провались и он сам, и вся эта работа... Хоть бы марки, что ли, собирал, коль рыбалка с охотой для него не развлечение... Или ремонтом квартиры занялся, а то рамы все наперекосяк, жена щели заделывает... Что есть мужик в доме, что нет..."

– Рохлин требует от людей такого же отношения к службе, как относится сам, – говорил мне начальник разведки 20-й гвардейской дивизии 8-го корпуса полковник Николай Зеленько. – Но не каждый из нас может быть похож на него.

Тогда я еще не знал, что мне самому придется работать с генералом. Рохлин почти силком заставил меня прийти к нему. Я добросовестно упирался, говоря, что давно обленился и не смогу выдержать его стиль и ритм работы.

– Ничего, – ответил генерал, – я тебя научу поменьше спать...

И позвонил моему начальству. Так я попал в Комитет Государственной Думы по обороне.

Спать поменьше пришлось научиться быстро. Но через полтора года я не выдержал – попал в госпиталь.

– Не у одного тебя со мной проблемы, – сказал генерал, приехав ко мне и разлив по стаканам. – Я не обращаю внимания на трудности людей, груб, вспыльчив, прохожу мимо человеческой боли... Но я же не сволочь?

"Нет, назвать Рохлина этим словом – язык не поворачивается. Про грубость и вспыльчивость – это правильно. А остальное... Так, рисуется, хочет показаться круче, чем есть. Но я все равно его очень уважаю. Однако, когда ему станет полегче, я уйду. Работать с ним не буду, – так я думал. – Терпеть его характер выше моих сил".

Что значит "полегче"? Сам не знаю. Но расстаться с генералом я решил твердо. Одно дело – дружить с ним. Другое дело – работать. По двадцать пять часов в сутки, без выходных и праздников, да еще с неизменной оценкой: "Андрюха, ты бездельник"... Увольте.

Впрочем, в Волгограде один офицер, рассказывая, до какой степени замучил его Рохлин, тоже заявил, что служить он больше не будет, и написал рапорт на увольнение.

Пару месяцев позже, когда я вновь приехал в Волгоград, встретил этого офицера в штабе корпуса. Генерал в то время лежал в госпитале в Москве: ему сделали операцию на сердце.

– Ты посмотри, что творится, – показывая мне какие-то бумаги, возмущался офицер. – Две недели не могу решить вопрос. Да «папа» эти проблемы за секунду решал...

– Ну вот, – съехидничал я, – был "папа" на месте, ты жаловался, что он тебя замучил... А теперь скучаешь.,.

– С ним – одни проблемы, без него – другие, – махнул офицер рукой. – Но ты прав – скучаю...

Рапорт об увольнении он, оказалось, уже забрал.

«ЦЕЛЬЮ ВСЕЙ МОЕЙ ПОЛИТИКИ БУДЕТ БОРЬБА ЗА РОДИНУ, БОРЬБА ЗА АРМИЮ...»

Эти слова, сказанные генералом Рохлиным на первой пресс-конференции в качестве одного из лидеров движения «Наш дом – Россия», нуждались в практическом подтверждении.

И, став председателем Комитета Государственной Думы по обороне, он попытался эту цель осуществить.

Его многочисленные выступления и доклады в Госдуме касались не только военных вопросов. Генерал вникал и в другие проблемы.

В частности, в феврале 1997 года, когда Киргизия, Узбекистан и Казахстан начали подготовку к совместным с США военным учениям, в Госдуму по инициативе Рохлина был приглашен вице-премьер правительства Валерий Серов. После доклада Серова выступил Рохлин.

"Почему Америка за 15 тысяч километров нашла общие интересы с Центральноазиатскими республиками, – задал вопрос генерал, – а рядом находящаяся и так нуждающаяся в союзниках Россия – нет?" Генерал настаивал на необходимости искать то, что сближает государства бывшего СССР, а не то, что их разъединяет, (см. полный текст в приложениях). Материалы этого выступления имели серьезный международный резонанс. В частности, президент Украины Леонид Кучма прислал Рохлину письмо, где говорилось: "... не будет преувеличением сказать, что в нашей стране знают Вас как политика, последовательно выступающего за конструктивное и полноправное сотрудничество с Украиной. Мне особенно приятно отметить, что в диалоге с Вами всегда присутствуют откровенность и конструктивность при обсуждении самых сложных проблем..."

Сам факт письма президента страны председателю парламентского Комитета соседнего государства говорит о многом. Президенты просто так писем не пишут.

Другой доклад, "О нарушениях при поставках Россией оружия в Республику Армения" (см. доклад в приложениях), свидетельствовал, что генерал не приемлет двуличной политики российских властей, способствующей разжиганию конфликтов между республиками бывшего Союза. Даже депутаты напугались сведений, приведенных в этом докладе, и тут же приняли решение засекретить его.

Ситуация в Дагестане, где, по мнению Рохлина, созданы все условия для повторения чеченских событий, тоже стала предметом изучения генерала и заставила его отправиться в республику.

Побывав на границе Дагестана с Азербайджаном, он убедился, что граница разделила лезгинский народ, проживающий по обе ее стороны, что ведет к накалу обстановки. В своем докладе, сделанном после этой поездки, Рохлин говорил: "Побывав на государственной границе, наша делегация увидела там границу горя и слез" (см. приложение: доклад "О положении на Северном Кавказе").

Генерал настаивал на том, чтобы Дагестану были предоставлены максимальные возможности для экономического развития с целью создания нормальных условий жизни населения и преодоления негативных тенденций в его настроениях. Насколько генерал был прав, видно по сегодняшней ситуации в Дагестане.

Разносторонность проблем, к которым обращался Рохлин, может удивить тех, кто не знает генерала. Например, его доклад по проблемам подрастающего поколения (см. приложения), который он подготовил и распространил в Госдуме, на первый взгляд никак не вписывается в имидж боевого генерала и политика, играющего на "военном поле". Армия у нас до недавних пор считалась народной, и если это относилось лишь к Советской Армии, то журналист Вадим Бродский по-своему прав, написав, что Рохлин был "советским" генералом ("Московский комсомолец" в воскресенье" № 124-А (26) 5 июля 1998 года). Между тем известно, что внимание генерала к проблемам детей во многом связано с влиянием жены. Тамара Павловна – член правления Российского детского фонда, постоянно занимающаяся вопросами организации помощи детским домам и больницам, неоднократно обращалась к мужу-депутату за поддержкой в решении этих проблем. Ее заботы вольно или невольно становились заботами мужа. А многолетние проблемы с лечением сына позволяли генералу самому убедиться, что дети у нас в стране – далеко не самый привилегированный класс, как заявляли об этом многие известные политики.

Но как бы там ни было, военные вопросы, проблемы обороноспособности страны всегда оставались главными в работе Рохлина в Госдуме.

Он усиленно работал над законодательной базой военного строительства. В разработке Комитета по обороне, возглавляемого генералом, находилось 32 законопроекта и по 20-ти Комитет являлся соисполнителем. Приоритеты Рохлин отдавал законопроектам "О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "О статусе военнослужащих", "О воинской обязанности и военной службе", "О военной реформе в Российской Федерации", "О Совете обороны...".

Последние два законопроекта были с порога отвергнуты президентскими структурами. "Не компетенция Госдумы" – так коротко можно сформулировать отношение власти к инициативам Рохлина.

Между тем генерал считал необходимым принять эти законопроекты.

– Госдума не собирается проводить военную реформу, отбирая "хлеб" у исполнительной власти, – заявлял Рохлин. – Но и стоять в стороне не может.

В законе "О военной реформе..." он предлагал определить основные принципы этой реформы, ее этапы, уровень финансирования и ответственность всех ветвей власти...

А законом "О Совете обороны..." (название проекта много раз менялось ввиду необходимости увязать его с Конституцией) Рохлин хотел создать такой государственный орган, который мог бы взять на себя проблемы управления процессом реформ.

– Будь президент семи пядей во лбу, он не сможет заниматься всем, – утверждал генерал. – Совет безопасности тоже не справится с задачей военной реформы, потому что у него круг вопросов куда шире. А силовые министерства и ведомства сами себя реформировать не могут. Это задача государства.

– Реформировать надо не армию, – настаивал он, – а всю систему обороны страны. И вопросы управления этим процессом нельзя поручать ведомствам...

Генерал хорошо помнил, как управлялись силовые структуры в Чечне...

Война в Чечне, проблемы, проявившиеся в ее ходе, подсказывали Рохлину настоятельную необходимость реформ. Впрочем, не только личный опыт был тому причиной. Информации о катастрофическом положении армии у председателя Комитета Государственной Думы по обороне было куда больше, чем у командира корпуса. Один только доклад Службы внешней разведки (СВР) – "Западные оценки военного потенциала России" (см. приложения) – давал обильную пищу для размышлений...

Генерал инициировал проведение парламентских слушаний, где выступил с докладом "Оценка Комитетом Государственной Думы по обороне состояния дел в области военной реформы". В нем он, в частности, говорил:

"О ходе военной реформы общество информируют начиная с 1992 года, однако реальных мер по преобразованию военной организации нет. Дела подменяются рассуждениями, оторванными от насущных потребностей государства.

По истечении шести лет ни в государственных органах власти, ни в обществе нет единого понимания целей и содержания военной реформы, на сегодня даже Министерство обороны считает возможным проведение реорганизации Вооруженных Сил в отрыве от военной реформы в целом".

Анализируя ситуацию в области обороны и деятельность правительства, генерал делал вывод: "...возникают вполне обоснованные сомнения в реалистичности военной реформы и даже в сохранении Вооруженных Сил" (см. доклад в приложениях).

Еще раньше он заявлял, что "для проведения военной реформы нужна единая концепция строительства Вооруженных Сил и других войск как минимум на десятилетнюю перспективу. Она должна быть основана на желании России жить в мире с соседями и в то же время на возможности дать отпор любому агрессору".

Рохлин никогда не был "ястребом".

"Мы должны решительно пересмотреть свои взгляды на развитие армии, исходя из экономического состояния государства", – говорил он.

Настаивая на достаточном финансировании обороны, генерал всегда искал и предлагал меры по экономии военных расходов.

Но в то же время он не питал иллюзий относительно перспектив мирового развития и всячески боролся с теми, кто убеждал российское общество в отсутствии каких бы то ни было опасностей, из-за которых следует содержать армию и укреплять оборону страны.

– Мне часто приходилось сталкиваться с фактами, говорящими об отсутствии у людей чувства опасности, – говорил генерал. – Но одно дело, когда это чувство отсутствует у солдата в бою, другое – у командира, который посылает этого солдата в бой. И совсем иные последствия имеет отсутствие опасности у политиков и государственных деятелей, от которых зависит будущее целого народа и государства...

В рамках борьбы за создание оптимальной системы безопасности и обороны страны были и предлагаемые Рохлиным законопроекты "О военной реформе..." и "О Совете обороны...". Он считал, что они подтолкнут исполнительную власть перейти от разговоров о реформе к практическим шагам.

Но президент и его окружение стояли "насмерть". Их усилиями эти законопроекты так и не будут вынесены на обсуждение Думы. А планирование и проведение реформы будет поручено фактически тому, кого Рохлин считал одним из главных виновников поражения армии в Чечне, – новому начальнику Генштаба генералу Анатолию Квашнину. Предложения Игоря Родионова, успевшего всего восемь месяцев побыть министром обороны, Борис Ельцин даже не захочет слушать...

Законопроект, совершенствующий и расширяющий ранее принятый Закон "О статусе военнослужащих", тоже был отвергнут президентом. Главный аргумент: "Требует много расходов". Власти не собирались рассчитываться с солдатами, офицерами и их семьями за смерть, увечья и горе, которые они принесли им, послав в Чечню.

Лишь в апреле 1998 года обе палаты Федерального Собрания преодолели вето президента. Будет ли закон исполняться – это уже другой вопрос.

Несколько раньше, в марте, после двухлетней борьбы, президент наконец подписал и Закон "О воинской обязанности и военной службе".

Не секрет, что в начале своей депутатской деятельности генералу требовалось много времени и труда для изучения состояния дел в обороне государства. Кругозор комкора нуждался в значительном расширении.

Ему помогали многие: опытные сотрудники аппарата Комитета по обороне, военные ученые офицеры запаса Вадим Осинин и Анатолий Новиков, доктор химических наук Наталья Калинина, много лет отдавшая изучению проблем химического оружия, офицеры и генералы Генерального штаба и Министерства обороны. Но особую, можно сказать, роль сыграл главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения (РВСН) Игорь Сергеев.

Рохлин неоднократно встречался с ним и как губка впитывал все, что рассказывал ему умный и опытный главком. Генерал был старательным учеником.

Закончилась эта учеба самым неожиданным образом.

– Весной 1997 года, – рассказывает Рохлин, – Сергеев собрал ведущих конструкторов стратегического оружия в Институте теплотехники. На эту встречу был приглашен и я. Разговор состоялся серьезный. Проблем в этой отрасли было более чем достаточно. Из-за недостатка в финансировании состояние научных работ по созданию нового поколения отечественного стратегического оружия тормозится. Предприятия ракетостроения теряют способность освоить новые технологии и серийно выпускать новую технику. Заводские цеха требуют переоснастки, установки нового оборудования. Утрачиваются высококвалифицированные кадры ученых, инженеров, рабочих. Кроме того, ракеты, стоящие сегодня на дежурстве, уже отработали два гарантийных срока. Ситуация такова, что с 2003 года начнется их обвальный выход из строя. Максимум к 2010 году, при сохранении нынешних условий существования стратегических сил ядерного сдерживания, Россия лишится своего ядерного щита.

А при условии, что силы общего назначения находятся в еще худшей ситуации, мы останемся беззащитны перед любой угрозой со стороны агрессора. Сказки о том, что таких угроз нет, не выдерживают никакой критики. Иначе зачем бы было войскам НАТО двигаться к нашим границам, что они делают с упорством, достойным лучшего применения. Наш сосед на Дальнем Востоке – Китай – развивается головокружительными темпами – по 13 процентов прироста валового национального продукта в год. Учитывая ограниченность его территории и огромное население, он при таком развитии просто вынужден будет искать жизненное пространство. А на севере у него – Россия с огромными малонаселенными территориями... Недаром еще Ден Сяопин говорил, что с Россией они будут жить дружно до 2010 года. А что потом? А потом у России не будет сил сдерживать китайскую экспансию. Не только обычных, но и ядерных сил у нас уже не будет.

Именно тогда, на встрече в Институте теплотехники, был поставлен вопрос о необходимости обратиться к президенту с предложением провести парламентские слушания по проблемам стратегических ядерных сил.

По опыту прежних парламентских слушаний, где обсуждались важные проблемы: реформа в армии, причины массовой гибели военнослужащих в Чечне и другие, Рохлин знал, что эффективность таких мероприятий не очень высока, если в них не принимают участия высокопоставленные лица правительства.

– А чтобы правительство зашевелилось, надо было заручиться поддержкой президента, – продолжает Рохлин. – Но президент, по нашему мнению, мог отреагировать достаточно серьезно только тогда, когда проблему перед ним поставит кто-то из высших лиц руководства страны. Мы посчитали, что это может быть один из спикеров палат Федерального Собрания.

Рохлин обратился по этому вопросу к председателю Государственной Думы Геннадию Селезневу и председателю Совета Федерации Егору Строеву.

Оба согласились с предложением и поддержали идею.

– Впервые, – говорит Рохлин, – два спикера подписали один документ.

2 июня 1997 года этот документ (см. приложения) ушел в администрацию президента. Рохлин был не просто удовлетворен. Он ликовал: важнейшая проблема страны будет поднята на самом высоком уровне. Это превосходило его ожидания.

... Примерно 18 июня все ожидания рухнули. Документ потерялся в коридорах президентской администрации. Борис Ельцин никак не отреагировал на предложения двух спикеров. А генерал Игорь Сергеев, став министром обороны, прислал в Думу письмо, где говорилось, что в проведении парламентских слушаний по проблемам стратегических ядерных сил нужды нет.

Это был край. И Рохлин, обещавший, что "никто ни в одном выступлении не услышит лести правительству, лести президенту", в ночь с 19 на 20 июня написал "Обращение к Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами Российской Федерации и военнослужащим России", где задал Борису Ельцину резонный вопрос: "...имеете ли Вы право, господин Верховный Главнокомандующий, со своим опытом в военной области, ничего не сделав за последние шесть лет для военной безопасности страны, укрепления Вооруженных Сил, принимать единоличные решения за весь российский народ, пренебрегая усилиями и лишениями его старшего поколения?" (См. полный текст в приложении.)

На следующий день – 20 июня – Обращение подписали 12 из 18 депутатов – членов Комитета Государственной Думы по обороне. И оно было обнародовано.

Но значение этого документа, независимо от числа подписавших, трудно переоцените. С него начинается новый этап не только в жизни генерала Льва Рохлина, но и в борьбе оппозиции против режима, возглавляемого Борисом Ельциным. И главное в этом то, что военные устами Рохлина наконец сделали крупную заявку на свое место в жизни государства.

Через несколько дней генерал объявил о начале создания движения "В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки".

История создания нового Движения, его роль и значение требуют отдельного изучения и отдельного рассказа.

Но уже сейчас следует сказать, что Рохлин даже в тот момент еще не был готов встать в ряды радикальной оппозиции. Шел он к этому стремительно, но последовательно.

Сначала он полагал, что Движение должно сотрудничать с правительством и президентом, поддерживая положительные инициативы последних.

– Двери Движения открыты для всех, кому небезразлична судьба России, – говорил генерал.

И более ста организаций самого разного толка – от левых до правых – поддержали Движение. Весь июль и август 1997 года члены оргкомитета по его созданию во главе с Рохлиным ездили по регионам страны с целью создания региональных организаций. И чем глубже генерал и его сподвижники вникали в состояние дел, которое было на местах, тем меньше было иллюзий, тем серьезнее вставал вопрос о том, что беда армии – лишь часть огромных, катастрофических проблем, в которые погружается страна.

Проехав первые 15 областей и оценив ситуацию, Рохлин подписал новое обращение, где заявил: "Мы скоро потеряем право называться гражданами России" (см. приложение). В этом обращении впервые было выдвинуто требование об отставке президента.

Реакция последнего на обвинения генерала в свой адрес была на удивление быстрой. "Мы сметем рохлиных", – заявил Борис Ельцин.

– Президент, конечно, может смести кого угодно, – ответил генерал. – Но даже когда рядом взрывались снаряды и свистели пули, я не падал на колени.

Пресса отзывалась об инициативах Рохлина по-разному. Но больше оценивалась личность самого генерала. Обозреватель радиостанции ""Эхо Москвы" и ведущий передачи "Час быка" (НТВ) Андрей Черкизов, известный своей бесцеремонностью и хамством, заявил: "Рохлин – генерал, еврей и дурак. Три взаимоисключающих качества".

А журналист Леонид Радзиховский на страницах журнала "Огонек" писал: "Рохлин точно генерал, еврей по отцу и совершенно не дурак. Никаких внутренних противоречий в его личности нет, наоборот, по-моему, он человек очень цельный и хитрый. И типичный для военной среды". Скептически оценивая призыв генерала к офицерам отстаивать свои права, Радзиховский констатировал: "Армия столь же беззащитна перед демократией, как и перед тоталитарным строем. И когда настали трудные времена, к своему нищенству люди с ружьем отнеслись куда более покорно, чем люди со школьными указками, не говоря уж о людях с отбойными молотками.

У армии нет политических лидеров, – писал далее журналист, – а политики в мундирах – от Руцкого до Лебедя – не слишком много занимались проблемами а1та та1ег. Они вышли из своей шинели. Они старались играть на всем политическом поле.

Рохлин представляет фигуру принципиально новую. Военный, ставший публичным политиком, но занимающийся именно военными вопросами, – аналогов в русской истории еще не было".