Текст книги "Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты"
Автор книги: Андрей Молчанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Первым делом поехали перекусить в маленький уютный ресторанчик.
Одной рукой поглаживая Антона по голове и другой – щедро подкладывая ему дымящуюся аппетитным парком снедь в тарелку, Крученый с озабоченностью выговаривал, что юному атлету необходимо регулярно и качественно питаться, дабы стать настоящим, сильным мужчиной.
Подыгрывая расписанному сценарию, трогательную заботу проявил и Чума, невинно спросив, есть ли у Антона девушка. Узнав, что парень питает симпатии к одной из одноклассниц, тем же нейтральным тоном уточнил, хороша ли девчонка в постели?
Лицо Антона вспыхнуло густым румянцем.
– Э, брат, ты чего? – искренне изумился Чума, присвистнув. – Ты ее не это?.. Или она тебе, вроде, как статуй какой безрукий из музея? Ее ж надо по полному графику, ударными темпами, иначе до них не доходит… Иначе она тебя, как козла на поводке водить станет… Чего на меня глазами сверкаешь? Правду тебе говорю жизненную. Думаешь, ей твои вздохи и всхлипы нужны? Так это только сейчас… А завтра ей другое подавай, сама не отстанет… Не веришь?
Антон лишь смущенно пыхтел.
– Вот, кстати, и мое упущение… – задумчиво выпятил губу Крученый. – Как я о главном-то не подумал?.. Ты, Антоша, кореша нашего не стесняйся и не серчай на него – он парень искренний, простой… И правды не таит, чего думает, то и режет… А вот насчет женского полу я с ним согласен – с бабами надо решительно, строго, чуть что – по рогам!.. Ну, вообще-то, прежде, чем уложить дамочку в постель, желательно поцеловать ей ручку, это им нравится… А дальше – рви ее, как вепрь, понял? – Прищурился испытующе. – Ну, а теперь признайся, тут все свои… Ты хоть раз пробовал?..
– Н-нет, – с натугой прохрипел Антон, глядя в тарелку.
– Понял, ничего страшного, – деловито отозвался Крученый. – Любой вопрос состоит из двух частей: из загогулины кривой и – конкретной точки. Загогулину мы, считай, проехали, а вот точку… – Выжидающе уставился на Чуму.
– Точку поставим! – бодро откликнулся тот. – Прямо щас отзвоню телкам, пусть две самые классные подкатят… Чтоб все парню показали, чтоб без формальностей…
– И чтобы чистые были, отвечаешь! – насупил брови Крученый.
– Ясный месяц! К тебе их на хату везти?
– К нам… К нам на хату! – хлопнув мальчишку по плечу, поправил Чуму доброхот.
Шлюх из подчиненного Чуме борделя и в самом деле привезли отборных – двух ладных, смазливых украинок, надлежащим образом проинструктированных «мамочкой».
Антон, которому Крученый заблаговременно дал попробовать анаши, икал, обалдело таращась на обнаженные женские прелести.
Проститутки, беспечно посмеиваясь, раздели его и уложили в постель.
Чума остался на кухне в качестве надзирающего за обстановочкой, а Крученый, прихватив бутылку вина и бокалы, прошел в комнату к Оле, присел рядом с ней на кровать.
– Какая-то Олечка ты сегодня квелая… – произнес, обняв воспитанницу за плечи. – Что сердце гложет, красавица, поведай?
– Что там за девчонки приехали? – испуганным шепотом отозвалась она.
– К Антоше гости, – добродушно поведал Крученый, наполняя до краев бокалы. – Парень он молодой, надо ему, понимаешь? Понимаешь, нет?! – повторил с напором.
Она осторожно пожала плечами, отведя взгляд в сторону.
– Ты отвечай, когда спрашивают! – повысил он голос.
– Ну, надо, так надо…
– А тебе интересно взглянуть?
– Вот еще… – фыркнула она и осеклась испуганно – прежде подобный тон со своим благодетелем позволить себе она не могла.
– Значит, отсутствует любопытство… – ледяным голосом произнес Крученый. – Зря, много теряешь. – Бесцеремонно помял ее грудь. – Подросла девка, пора бы… Ну-ка, раздевайся…
– Да вы что, дядя Саш… – В голосе ее сквозило отчаяние.
– Ладно, давай выпей стаканчик, надо тебе настроение поднять, чувствую…
– Не хочу я…
– Я тебе дам – «не хочу»! – Он легонько хлопнул ее кончиками пальцев по щеке. – Ну-ка… без разговоров! Пей!
Он влил в нее всю бутылку вина, затем, слабо сопротивляющуюся, еле ворочающую языком, раздел, и, зажимая грубой сильной ладонью рот, разверзнутый в немом крике, изнасиловал.
Насиловал долго, наслаждаясь покорным и хрупким девичьим телом, утробно рыча и скрипя зубами.
Один раз, перепутав, видимо, комнаты, дверь открыл голый, одуревший от анаши и бесстыдного блуда, Антон. Ошалело посмотрев на отчима и сестру, мотнул головой, словно отгоняя наваждение, но, услышав рык Крученого: «Вали!» – моментально ретировался, подчинившись своему нынешнему властителю.
А следующим утром, проснувшись возле девочки, Крученый, переведя на нее – неподвижно лежавшую в постели с пустым взором, устремленным в потолок, грубо приказал:
– Чего разлеглась? Завтрак иди готовь!
– Дядя Саша… – прошептала она. – Мы что же теперь?.. Я что, ваша жена? А мама?
– С мамой разберемся, – буркнул он. – И с тобой у нас все будет, как надо. Иди-иди…
– Там Антон… – смущенно произнесла она. – И этот ваш…
– Чума? – зевнул Крученый, сознавая, что свою миссию надсмотрщика и циничного наставника над одуревшим от разнузданного разврата юнцом, бандит исполнил с надлежащим коварством и искушенностью опытного психолога.
Позавтракали, внимая шуточкам-прибауточкам Чумы, потом поехали в гости к одному из воров, живших в пригороде, жарили шашлыки, пили, затем настало новое утро, и, сидя за столом, Крученый, подмигнув Чуме, обратился к подавленно молчащим подросткам:
– Пора, ребята, заработать нам денег на хлеб насущный… И коли мы одна семья, то и бизнес у нас, выходит, семейный… Значит, так. Должен мне один фраерок денег. Но вот тянет с долгом, тянет, паскуда… А должок… – указал на заставленный яствами стол, – это то, что нам завтра есть и пить, на что тебе, Антоша, девок выписывать… В общем, так: ты, – кивнул на Олю, едешь с нами. Поднимаемся на этаж, где гнида эта таится; одеваешь, солнце мое, халатик домашний, звонишь в дверь, говоришь, что, мол, я – ваша соседка снизу, у вас протечка, нас заливает… Ты, – обратил взгляд на Антона, – сядешь на корточки у нее за спиной. Чума – за тобой. Я с ребятами – возле лифта… Как дверь откроется, влетаете в хату. – Усмехнулся. – Чума подтолкнет… Мы – следом. Ну и все, – улыбнулся беспечно. – Дальше наши дела, как с терпилами беседы беседовать. Спускаетесь к машине и ждете. Понятно? Или трусим?
– Да я чего? Я – всегда… – пробормотал Антон.
– Я всегда! – передразнил Крученый. – Ты, кстати, вчера на даче еще одну телку окучил, как мне тут доложили? Презервативом-то пользовался? А, раздолбай? А то еще лечить тебя… Нам тут с Ольгой заразы не надо, учти!
– Да он с головой парень! – вступился за своего подопечного Чума.
– Ну, то-то… – Голос Крученого потеплел. – А то ему – удовольствие, а мне потом расхлебывай… Правда, Олечка? – внимательно посмотрел на девочку, механически ему кивнувшему.
Многоопытный Чума лишь покачал в недоумении головой: вот дела, вот куролесит вор с подскоками, вот черт натуральный…
– Ну, пора на дело, – Крученый стал. – Весло, небось, уже заждался. А тебе, Антоша, вот еще что скажу: ты в этой секции своей присматривай пареньков подходящих. Таких… Чтобы на красный свет перли без тормозов… Есть на примете? Вот и хорошо, в гости ребят пригласи, без подарков не останутся, меня знаешь…
Только после третьего налета на квартиры коммерсантов, до Антона дошло, что история с выбиванием долгов – блеф.
– Я же вчера телевизор смотрел, видел… Та квартира, где мы были! – плачущим голосом выговаривал он своему повелителю. – Я диван узнал, буфет… Все убиты…
– И чего? – невозмутимо спросил Крученый, поглядывая на окаменевшую от испуга Ольгу. – Чего еще плели?
– Что пожар был, от газа все вспыхнуло…
– Во. Правильно, от газа… – согласился Крученый. – Считай, списано. Проехали. Думаешь, интересно ментам себе на шею лишнее дело вешать? Не, у них и так дерьма невпроворот.
– Но если поймают…
– Утри сопли, кого еще поймают? Уж если поймают, то не тебя, а меня. Ты – кто? Или она? – Указал на Ольгу. – Малолетки! Сказал отчим, что долги получать едем, вот и поехали. Или мусорам ломануть хочешь? Ну так это, – усмехнулся тонко, – это уже измена, Антоша. И тогда выгораживать тебя не стану. Тогда ты – мой сообщник. И, считай, устроился на нарах прочно, врос в них. Будешь вставать в тюряге с первыми петухами… Я тебя, вроде, об их мытарствах просвещал… Во-от. А уж коли запалишься ненароком, но твердо станешь мазу держать, то в любой камере коротко объявляешь: я – сын Крученого. И – все. Жить будешь, не хуже, чем на воле, пальцем тебя никто не тронет, на цырлах вокруг все будут выплясывать. И менты, и блатные. А дрогнешь, хана тебе, ад у тебя под копытами разверзнется, геенна смрадная… Давай, в холодильник слазай, икорки черной нам с рынка прислали, покушаем… Олечка, вон, голодная… О сестре не думаешь совершенно! Кстати… – Полез в карман, достал изящное колечко с крупным, чистым изумрудом. – Ну-ка, миленькая моя, давай пальчик… О, как идет тебе… – Откинул восхищенно голову. – Лепота! К тому пальчику колечко, угадал я!
А вскоре, лежа с Крученым в постели и, привычно припав щекой к его груди, Ольга заговорщическим тоном сообщила ему, что познакомилась с молодым мужчиной, который довез ее на своем «Кадиллаке» до магазина, а после предложил пообедать в кафе.
От предложения она не отказалась, а когда кавалер пригласил ее после обеда домой, то поехала с ним, навестив апартаменты столь роскошные, что ее ухоженная квартира ныне представляется ей убогим сараем.
– И сейф у него есть в стене, – говорила она доверительно. – Он код набрал, дверцу открыл, а там денег – сплошные пачки… И коробочки всякие сафьяновые… Драгоценности, наверное, дядя Саш…
– Ты чего… – спросил Крученый сквозь зубы, – легла с ним? Ну, – упер колючий взор в поджавшуюся девчонку, – отвечай!
– Ну… всего один раз…
Крученый задумчиво пожевал губами. Что же… Устраивать скандал этой сучке не стоит. Пусть… Чем быстрее пооботрется в этой жизни, чем больше изощрится, тем лучше. Все равно его будет, какими бы сторонами не блуждала…
– Знаешь, что с тобой сделаю, если хворь какую мне принесешь? – вопросил грозно.
– Да я с резинкой…
– Ну то-то! И помни: башку отрежу…
– Да вы чего, дядь Саш… Я ж не дура…
– Вообще… Как можно в машину к незнакомым мужикам запрыгивать? Вдруг – насильник какой или грабитель?..
– Да он хороший, я сразу поняла…
– Адрес этого хорошего запомнила?
– Конечно, записала даже.
– Вот и дура! Мозги молодые, запомни и храни все в башке! Башка-то у тебя золотая… – Потрепал ее по мягким, пышным волосам. Поцеловал в темя рассеянно.
И подумал:
«Вырастешь ведь скоро, стерва… И мне еще сто очков форы дашь… Эх, людишки… Сначала глина тягучая, а потом – прах. А он, Крученый, – умелые персты лепящие…»
Майор Пакуро
Служба в РУБОП преподносила майору Пакуро регулярные сюрпризы, и были эти сюрпризы, как правило, малоприятного свойства.
Вот и сейчас, бродя по квартире, где произошло убийство, он, рассеянно наблюдая возню экспертов, раздумывал о кульбитах и несообразностях судеб своих подопечных, приходя к мысли, что несообразности эти подопечные исподволь или нарочито создают себе сами, ступая на разного рода авантюрные стези… Но все же этакого поворота в судьбе убитой Валентины Рудаковой, бывшей начальницы кредитного управления одного из коммерческих банков, он ожидать не мог.
Лишь на прошлой неделе было принято решение об оперативной разработке ответственной банковской служащей по факту ее связи с чеченскими мафиозо, отмывающими через банк черную долларовую наличность, и – нате! Разработку теперь придется осуществлять патологоанатомам, а ему, Пакуро, прибавится еще одно текущее дело, связанное с насильственным отправлением в загробные дали некогда благополучной и даже респектабельной дамочки.
Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что убийца был Рудаковой знаком, и в квартиру она его впустила без принуждения; далее, судя по всему, между хозяйкой и гостем состоялся некий принципиальный разговор, и итогом разговора стал выстрел из мелкокалиберного пистолета, оборвавший ее жизнь. После мерзавец застрелил дочку Рудаковой, убрав таким образом свидетеля.
Гильз не оставил: возможно, стрелял из переделанного под боевой патрон газового «барабана» или же самоделки, на что указывали застрявшие в черепах жертв пули: убойная сила оружия была невысока. Велась бы стрельба из того же расхожего «Марголина», свинец прошил бы головы убитых навылет.
Зато оставил убийца странное послание, начертанное губной помадой хозяйки на зеркале в ванной, и предназначенное, видимо, для Пакуро. То есть, не персонально для Пакуро, а для того, кто будет вести расследование и кем оказался именно он, майор РУБОП. Странное послание состояло из трех частей: исламский знак, изображающий полумесяц со звездой; короткий текст на турецком, предположительно, языке, и – номер телефона.
Полумесяц со звездой обозначал, судя по всему, косвенную или же прямую причастность злодея к мусульманскому миру, если, конечно, тот не ставил себе целью отвести следствие на ложный путь; текст на турецком гласил, что тот, кто хочет с убийцей пообщаться, легко может это сделать, позвонив по указанному ниже телефону, а сам телефон принадлежал редакции одной из известных газет.
И, как выяснилось буквально несколько минут назад, относился телефон к отделу редакции, ведшему рубрику: «Телефон невозможных встреч».
В рубрике печатались воззвания тех, кто потерял друг друга на этой земле и не чаял встретиться вновь при помощи популярного издания.
Убийца определенно обладал некоторым чувством черного юмора, причем механизм этого юмора нуждался в исследовании квалифицированного психолога, который в штате РУБОП числился, и чьими услугами майор решил в данном случае не пренебрегать.
«Итак, – крутилось в голове у Пакуро. – Версия номер один: покойная Валя поссорилась со своими чеченскими клиентами. Поскольку чеченцы, имеющие отношения к банку, контролируются РУБОП плотно, а с этого часа и круглосуточно, их причастность к убийству должна проясниться довольно-таки быстро. Начнутся обсуждения свершенного, проскользнет вторичная информация… Версия номер два: убийство на бытовой почве, что означает неизбежную рутину: тщательную проработку всего круга знакомых покойницы. Муторный, тоскливый процесс… Однако, чувствуется, неизбежный. А коли душегуб подбросил телефончик газеты, придется волей-неволей знакомиться с кучей сотрудников этого средства массовой информации, устанавливая, где в определенный период времени эти сотрудники находились. Данная версия включает в себя и корыстный мотив: вдруг, в квартире хранились существенные ценности? Тем более, кошелек покойницы оказался пуст, но золотые побрякушки, с другой стороны, не взяты… Наконец, версия номер три, самая, что ни на есть, противная в своей загадочности: убийство связано с профессиональной деятельностью мужа Валентины…»
Именно благодаря этой версии сюда, на квартиру, уже выехали офицеры ФСБ: муж убитой работал дипломатом в одной из исламских стран, где символ в виде полумесяца со звездой был популярен не менее, нежели в России – двухглавый орел…
Вздохнув, майор посмотрел на цветную фотографию в резной ореховой рамке, стоявшую в нише буфета: мужчина, женщина и девочка сидят на солнечном песчаном пляже на берегу моря. На лицах всех троих – печать беспечного отдохновения и счастья от сознания сплоченности своего маленького родного сообщества…
И даже не верится, что двоих персонажей этой жизнерадостной фотографии уже везет в черных пластиковых мешках в судебный морг трупоперевозка.
От философских размышлений о хрупкости человеческого бытия майора оторвал вернувшийся с опроса соседей верный напарник – капитан Борис Гуменюк.
– Ну, вот, потолковал с народом, – доложил он прямо с порога. – Вести обычные: никто – ничего… Публика к ней захаживала разнообразная, кое-кто бывал регулярно; предварительные описания собрал… Выстрелов соседи не слышали… Записную книжку ее нашли?
Пакуро отрицательно покачал головой.
– Значит, этот унес…
– А почему не эта?
– Интуиция, – ответил Боря небрежно. – Я, конечно, не экстрасенс, но… мужик тут накуролесил, нутром чувствую. Кстати… Последний раз с мужем она виделась восемь месяцев назад, как соседка сказала. Ездила к нему за границу с дочерью.
– Версия с любовником? – прищурился Пакуро скептически. – А что? Элементик рабочий… Хотя и из категории копания в грязном белье… Но нам, как прачкам, мораль позволяет…
– Где только время взять на эти элементики рабочие? – с усталым разражением отозвался Борис. – Тут каждый день их по целой периодической таблице плюсуется! Благодаря всяким химикам…
– Ну, кто его знает, может, господа из ФСБ дело к себе заберут? – предположил Пакуро. – Тогда во всех смыслах, прости Господи, баба с возу…
– Ну тогда и бодягу с чеченскими банковскими махинациями им заодно перепулим, и «наружку» свою от дополнительных забот избавим… Ты готов поверить в эти замечательные чудеса? Нет? Правильно, товарищ майор, дело будет обстоять по-другому: московская кутерьма ляжет на нас, а на них – всякие заграничные таинства, связанные с персоной супруга покойной. Такое вот разделение труда – гарантирую.
Приехавшие корректные чекисты с многозначительным видом рассмотрев оставленную убийцей надпись на зеркале в ванной, сказали, что муж-дипломат о случившемся извещен, сегодня они встречают его в аэропорту и начинают с ним работу.
Кроме того, берут на себя и возможные контакты убитой с сотрудниками редакции, в частности – с ведущими рубрики «Невозможных встреч».
Данный факт и Пакуро, и Гуменюка немало порадовал и озадачил: с плеч сваливался груз огромной кропотливой работы, любезно взятой на себя спецами из госбезопасности.
– Ну хоть чуть-чуть кислорода прибавилось, – усаживаясь в служебную машину, говорил напарнику майор. – Удружили ребята. А ты говорил… Давай в банк, начинаем устанавливать контакты бедной Вали…
– Да, благородно… – в изумлении качал головой Борис. – И, вроде, не мальчики, а энтузиазм, какой стажерам положен…
Уже на подъезде к банку зазвонил сотовый телефон. Извиняющийся голос чекиста, с кем они расстались пятнадцать минут назад, произнес:
– Мы только что говорили со своим руководством… По поводу расследования в редакции…
– Угу, и руководство сказало, чтобы вы не отвлекались на мелочи, – продолжил за собеседника майор.
– В общем, да…
– Понятно, займемся и редакцией, – Пакуро, покосившись на Бориса, увидел на его лице кривую догадливую усмешечку. Отключив связь, сказал: – Сюрпризов в нашей жизни, товарищ капитан, до хрена… Но пора бы нам привыкнуть, что все они также – хреновые. И где подарок, там жди подвоха. К нашему берегу все, что полегче: дерьмо и бревна…
– В общем, я оставляю тебя в банке, а сам качу в редакцию… – отозвался Борис.
– Во-от! – Пакуро многозначительно поднял палец. – Это называется: первоначальная версия стала версией итоговой. Насчет реального разделения труда…
Витёк
Два дня Витёк жил на одной из съемных квартир Чумы с одним из его подручных по кличке Весло – долговязым угрюмым типом лет сорока, с мертвыми, как у дохлой рыбины глазами и могучей жилистой мускулатурой, испещренной тюремными наколками.
Судя по его рассказам, Весло контролировал три борделя с проститутками, приехавшим в столицу на заработки из нищих Украины и Молдавии.
Каждодневно пили, обильно закусывали, беседуя о жизни в зонах и вспоминая общих знакомых по нарам, а также устраивали «субботники» являвшимся в приказном порядке шлюхам.
Порой в квартиру приходили соратники Весла по криминальному промыслу, однако разговоры с ними тот вел на кухне, за тщательно запертой дверью, после чего, даже не взглянув в сторону Витька, гости отбывали по своим дальнейшим непонятным делам.
Мало-помалу в Витьке утверждалась вполне обоснованная мысль, что в квартире он содержится на правах сытого заложника, и, попробуй покинуть помещение, увитый мышцами соглядатай голову ему свернет не раздумывая.
Несмотря на судимости гостя, в глазах уголовников, связанных, чувствовалось, давними узами темных и кровавых дел, он являлся залетным чужачком, расходным материалом, кому в случае необходимости без лишних объяснений, как барашку, перехватят ножом горло.
Витька уже начал терзать отчетливый страх, однако бежать куда-либо представлялось еще опаснее, нежели пребывать в бандитском логове. Да и куда бежать? В свой деревенский дом, чей адрес был известен Чуме?
Приходилось ждать, оглушая страх водкой и блудом.
Чума навестил квартиру под утро третьего дня этой пьяной разухабистой неволи. Был он сосредоточенно суров, нетороплив в словах и в жестах.
Усевшись на диване, глотнул минералки из поданной Веслом пластиковой бутылки; сморщившись, сплюнул на изгвазданный ковер с блеклым, едва различимым узором:
– Левак, сода с солью… Чем, сука, травишь?! – И наотмашь отбросил бутылку в невозмутимую морду подчиненного. – Сок принеси… – Затем, помедлив, обратился к Витьку: – Ну, пробили мы твою историю. – Выждал паузу. Затем зловещим тоном спросил: – Добавить к ней ничего не желаешь?
Мысли Витька сразу же заполошно обратились к проданному соседу пистолету.
– Ну-у… разве… Пушку одну я продал, – сказал, стараясь придать голосу развязную уверенность. – Хотя – какая там пушка! – недоразумение житейское… Газовик, под мелкашку сляпанный…
– Во, видишь как… Выплывают новости! – заметил Чума и совершил глубокий глоток из принесенного ему пакета с соком.
– Так ведь имел право! – позволил себе дерзость Витёк.
– Ну… – Чума поиграл задумчивыми морщинами на лбу, – может, оно и так, свое продавал… Но только есть тут одна заковыка, к ней еще воротимся, и не на полусогнутых… Воротимся! – пообещал со значением. – А пока вопрос: с бабками вы как решили? Поровну разъехаться?
– С какими еще бабками? Кто с кем решил? – Витёк возмущенно привстал со стула, но тут же, ощутив на плечах чугунные длани вставшего за его спиной Весла, опустился на место, положив руки на бедра, как послушный школьник.
– Вот и еще новость, – констатировал Чума лениво. – Про бабки, ты, значит, не в курсе…
– Да… вообще! – выдохнул Витёк недоуменно.
– Тогда объясню, – продолжил Чума вдумчиво. – Кореш твой – не дурак парень, свинтил из мусорской не только стволы, но и бабки. Хорошенькую, скажу по секрету, сумму! Одних рубликов – целый мешок. Они же там экспертизу, оказывается, проводят, мусора эти… – пояснил, обратившись к замершему за спиной пленника Веслу. – Волыны, купюры… На все руки мастера! Вот. А ты, Витюха, значит, мешка этого в помине не видел? Ась? – Поднес глумливо ладонь к уху.
– Еще раз говорю… – с пламенной интонацией начал допрашиваемый, но Чума, лениво отмахнувшись, перебил:
– А я верю… Чего тебе врать? Коли срубили вы бабки, то какие у меня претензии? Никаких. Орлы, да и только! А вот коли не знал ты про купюрки, то чего же выходит? Выходит, что кореш твой тебя вообще влегкую поимел, так?
– Ну да…
– А тогда мы тебе, Витёк, поможем… – произнес Чума, загадочно и жутковато осклабясь в гнусной своей улыбочке. – Поможем вернуть долю. Так? Или сам с корешем разберешься?
– Да за такой «развод» его, крысу, в тисках прессовать надо по квартальному графику! – с чувством проговорил Витёк. – Ну я его!.. Не, – поправился, – конечно, вместе с тобой прищемим гниду, это – ясно…
– Тогда, Весло, наливай, обсудим проблему. – Чума вновь преисполнился озабоченности. – Куда же хрен этот мог подевать бабки? Ты в сумках его хорошо смотрел?
– Я ж их к себе забрал, он пустой из тачки вышел!
– Ну, будем! – Чума выпил на одном дыхании поднесенный стакан водки.
Примеру его последовал и Витёк. Через полчаса, заискивающе глядя в бестрепетные глаза уголовников, он, прижимая ладони к груди, проникновенно рассуждал заплетающимся языком:
– Ты мне, Чума, верь! Это кто такой, Леха замотанный? Фуфель, лох ухищренный… А мы же свои пацаны, мы же друг с другом, как это… Не видеть мне белого света! Все по понятиям, правильно?
Чума коротенько и покладисто кивал, то и дело с презрительной хитрецой подмигивая в сторону ухмыляющегося покровительственно Весла, но данной мимики бандитов, позволяющих выслушать себе подлизывающегося к ним никчемного прилипалу, Витек не замечал. Им руководило только одно желание: заслужить расположение окружающих его упырей.
К обеду к дому подкатили вызванные Чумой две машины с подчиненными ему братками, Витьку дали несколько минут на сборы, и, наконец, щелкнул за его спиной замок проклятого притона…
А вскоре понеслось перед его глазами знакомое шоссе, ведущее домой, в деревню. Только суждено ли ему войти в свой дом? От вероломного и кровожадного Чумы он ожидал любой пакости.
Витька пробирал озноб. Опьянение ушло, и мелькали в голове вопросы: что будет? Как пройдет разговор с Лехой? Даст ли Чума денег? Ведь ни о какой обозначенной доле речь не велась… И, чувствуется, неспроста! Ох, неспроста! Значит, не видать доли… Но лишь бы так! Главное – остаться живым. А это – еще вопрос!
Словно читая его мысли, сидевший рядом с ним с устало прикрытыми веками Чума, медленно произнес:
– С долей твоей разберемся на месте. Чего пока делить? Фраер слово скажет, от слова и плясать станем… Так?
– Это понятно… – пробормотал Витёк.
– Теперь. Второй фраер на месте будет? Тот, у кого пушка? Газовик этот?..
– Должен…
Больше за всю дорогу Чума не проронил ни слова, пребывая в какой-то отстраненной осовелой полудреме и лишь изредка шевеля, как сонный сом, своими бледными, в отторочке мелких шрамиков, губами.
А в голове поникшего Витька отчаянно стучало:
«Когда же все это кончится?!»
Машины оставили в лесных кустах, рядом с задними дворами поселка, к которому прошли по утоптанной глиняной дороге, вившейся через лужок. После огородами пробрались к Лехиному дому.
Хозяин в надетом на голое тело рабочем драном комбинезоне, стоял у притороченного к бревенчатой стене сарая верстака под кривым навесом и разбирал, орудуя гаечными ключами, бензопилу.
– Кто еще в доме? – шепотом спросил Чума Витька.
– Вроде, жены его нет… – пробормотал тот, глядя на пустое высокое крыльцо с перекинутым через перило полотенцем. – И дочери тоже, кажется… На ферму, видать, подались…
– Ну, проверь! – подтолкнул его в спину Чума.
Витёк, выйдя из-за куста сирени, открыл заднюю калитку. Обронил, направляясь к сараю:
– Здоров, Леха! Один?
– Ну… – настороженно оторвавшись от пилы, произнес тот.
– А куда бабы ушли?..
– Известно куда, коров доить, у нас тут Тверских улиц нет… – отозвался Леха неприязненно. – Чего приперся?
– Да вот выяснить… – Витёк почесал затылок. – Какие новости… Вообще…
– Москву имеешь в виду? Не был еще там! – Леха вновь обратился к пиле.
– А вот у меня новости есть… – Витёк приглашающе махнул рукой.
В тот же миг бандиты цепочкой вошли через калитку во двор.
Леха оторопел. Зловещая внешность незваных гостей не оставляла никаких сомнений в агрессивности их намерений. Глаза его округлились, руки судорожно заплясали по верстаку, словно нащупывая подходящий предмет для обороны, и эта нелепая жестикуляция заставила Витька невольно усмехнуться. Впрочем, усмешка вышла судорожной и горькой: чувства соседа были ему весьма близки и понятны.
– Так вот ты какой, мудрец сельскохозяйственный… – озаряясь своей жуткой улыбочкой, приветствовал хозяина дома Чума. – Ну, чего, начнем беседу задушевную, козлик ты наш ненаглядный вонючий… Имеются у нас, козлик, к тебе претензии, и немалые… И не по своей воле пришли мы сюда, а за кореша заступиться, правды найти… – хлопнул Витька по плечу. – За что же ты, мразь, – произнес, пришептывая с яростью, – правильного пацана кинул, как дешевку локшовую?..
У Лехи, окруженного свирепыми бандитскими рожами, подталкиваемого к стене сарая литыми плечами, застучали в испуге зубы и подогнулись колени.
– Ну, давай выкладывай про бабули, – начал Чума, неторопливо доставая из рукава куртки заточку и приставляя ее острие жертве под подбородок. – И попробуй фуфло прогнать, приколю к плоскости, как ботаник бабочку…
Истекающий смертным потом животного страха, Леха без утайки поведал предысторию ограбления. Услышав о сумме, похищенной из отдела экспертизы, лишь растерянно, будто отгоняя наваждение, провел ладонью по лицу. Промямлил:
– Вот, значит, как… Так я и думал… Наколола, ведьма! Я только четыре штуки из ящика взял… Только четыре! Клянусь!
– Значит, баба братца твоего все учудила, – подвел итог Чума. – Ну, ладно, коли так… А твои-то баксы где? Надо, – кивнул на Витька, – отстегнуть подельничку… Да и нам причитается.
– Да моя… убрала… – Леха виновато развел руками. Затем кивнул на пилу. – Вот… инструмент еще купил… Забирайте, коли надо…
На лицах бандитов задергались брезгливые ухмылки.
– А моя с фермы придет, значит, я сразу…
Договорить Леха не успел: Чума, отведя в сторону от его подбородка жало заточки, тут же, резко вывернув кисть руки, всадил узкое лезвие по рукоять в глаз жертве.
Витёк, поскуливая от ужаса и ощущая горячую влагу в штанах, отпрянул в сторону.
– Чего дергаешься? – спокойно проронил в его сторону Чума, глядя на оседающий у края верстака труп. – Раскололи бы твоего лоха менты одним ногтем, как орех гнилой, вот тогда бы ты и подергался… А так – концы срезаны, пароход отчалил в туман… – Зыркнул на Весло, разворачивавшего невесть откуда взявшийся плотный пластиковый мешок на «молнии». – Пакуй жмурика, и в тачку его – быстро! В лесу прикопаем. Тут все перчиком покропите… Для собачки. Ты, Антоша, – кивнул в сторону молодого высокого парня с румяным лицом, – со мной на второй разбор гребешь… Ты, – указал на Витька, – тоже… Соседа твоего щупать будем.
Сосед Юра Хвастунов, пивший чаек с пряниками и смотревший телевизор, к визиту Витька и двух бандитов отнесся совершенно спокойно.
– Вот… – как бы в извинении покосился Витёк на Чуму, – незадача у нас, Юра, вышла. Пушка – кореша. И, значит, думал я, что… В общем, Юра, все бывает… Надо, короче, вернуть.
– Ты на него, Юрок, не серчай, – заметил Чума добродушно, пощелкивая длинными сильными пальцами в синих татуированных перстнях. – Ошибочку допустил Витюша ненароком. Но да у нас с ним свои пирожки тухлые, сами и сжуем… А что денег ты дал, вот… – Чума бросил на стол четыре серо-зеленые сотенные бумажки. – Включая моральный ущерб. – Затем, уперевшись в Юрия гадючьим взором своих очей, со значением прибавил: – Теперь за тобой слово… Ждем.
Юрий, равнодушно покривившись, отставил в сторону чашку с чаем, проговорил:
– Что ж, бывает… Обождите здесь… – И – вышел из комнаты. Шаги его прозвучали на бетонных плитах, опоясывающих подножие дома, скрипнула дверь баньки…
Через минуту он появился в комнате с тряпичным свертком. Развернув широкий лоскут цветастой ткани, вывалил на скатерть пистолет, к которому незамедлительно потянулась узловатые пальцы Чумы.
