Текст книги "Голос скрипки"

Автор книги: Андреа Камиллери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Еженедельник был большого формата, в телефонном разделе по три страницы на каждую букву алфавита, причем номеров так много, что синьора вписывала в некоторые строки по два имени.

Монтальбано отложил еженедельник, достал из пакета остальные бумаги. Ничего интересного, только счета и квитанции: не забыта ни одна лира, потраченная на строительство и обстановку виллы. В тетрадке в клеточку синьора Микела заносила в колонки все расходы, как будто ожидала визита налоговой полиции. Здесь была также чековая книжка Народного банка Болоньи с одними корешками. Монтальбано нашел посадочный талон на рейс Болонья-Рим-Палермо шестидневной давности и обратный билет Палермо-Рим-Болонья на субботу, 16.30.

Ничего похожего на личное письмо или записку. Он решил продолжить работу дома.

Глава 5

Ничего не оставалось, как просмотреть записи о телефонных звонках. Комиссар начал с тех, которые Микела сложила на столике в своем гостиничном номере. Их было около сорока, и Монтальбано разложил их по именам звонивших. Три стопки оказались самыми высокими. Некая Анна звонила днем и, как правило, оставляла для Микелы сообщение с просьбой перезвонить, как только та проснется или вернется. Два или три раза утром звонил мужчина по имени Маурицио, но обычно он предпочитал поздний вечер и всегда просил перезвонить. Третий тоже был мужчина, по имени Гвидо, он звонил из Болоньи также по вечерам, однако в отличие от Маурицио не оставлял никаких сообщений.

Бланков, которые директор Пиццотта передал Галло, было двадцать: все извещали о телефонных звонках с момента, когда Микела поселилась в гостинице во второй половине дня в среду, и до объявления о ее смерти. В среду утром около половины одиннадцатого, то есть в то время, которое синьора Ликальци посвящала сну, ее спрашивали все тот же Маурицио и позже Анна. В тот же день около девяти вечера Микелу искала синьора Вассалло, перезвонившая через час. Анна перезвонила немного за полночь.

В три утра в четверг звонил Гвидо из Болоньи. В десять тридцать позвонила Анна (которая, очевидно, не знала, что Микела не ночевала в гостинице), в одиннадцать некий Локонте подтвердил встречу после обеда. В полдень, все в тот же четверг, позвонил синьор Аурелио Ди Блази и продолжал звонить каждые три часа до семи часов вечера пятницы. Гвидо из Болоньи звонил в два часа ночи в пятницу. Звонки от Анны начиная с утра четверга следовали один за другим: они прерывались в пятницу вечером, за пять минут до того, как «Свободный канал» сообщил о ее гибели.

Тут было что-то не так, но Монтальбано никак не мог понять, что именно, и поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Встал и через веранду, выходящую прямо на пляж, сбросив по дороге ботинки, по песку подошел к самой воде. Закатал штаны и стал расхаживать по берегу, время от времени оступаясь в воду. Убаюкивающий шум волн помог привести в порядок мысли. И он внезапно понял, что его так беспокоило. Вернулся в дом, взял еженедельник, открыл на среде. Согласно записи, в 20.00 Микела должна была ужинать у Вассалло. Но почему же тогда синьора Вассалло искала ее в гостинице в полдесятого вечера? Микела к ним так и не поехала? Или звонившая не имела ничего общего с синьорами Вассалло, пригласившими Микелу на ужин?

Он взглянул на часы: уже за полночь. Решил, что дело слишком важное, чтобы соблюдать правила приличия. В телефонном справочнике оказалось трое Вассалло. Набрал первый номер и…

– Извините. Комиссар Монтальбано у телефона.

– Комиссар! Это Эрнесто Вассалло. Я бы сам к вам завтра пришел. Моей жене стало плохо, я должен был вызвать врача. Есть новости?

– Никаких. Я хотел кое-что у вас спросить.

– Я в вашем распоряжении, комиссар. Ради бедной Микелы…

Монтальбано прервал его:

– Я прочитал в записной книжке синьоры Ликальци, что в среду вечером она должна была ужинать…

На этот раз Эрнесто Вассалло сам прервал его:

– Она не пришла, комиссар! Мы ее долго ждали. И ничего. Даже не позвонила! Это она-то! С ее точностью! Мы беспокоились, думали, она заболела, позвонили пару раз в гостиницу, даже у ее подруги Анны Тропеано ее искали. Но Анна ничего не знала. Она видела Микелу около шести, они провели вместе полчаса, потом Микела распрощалась, сказав, что ей нужно в гостиницу переодеться для ужина с нами.

– Послушайте, я вам действительно очень благодарен. Не приезжайте завтра утром в комиссариат, у меня назначено много встреч, а приезжайте лучше после обеда, когда вам удобно. Спокойной ночи.

Коль повезло один раз, должно повезти снова. В телефонном справочнике Монтальбано нашел фамилию Аурелио Ди Блази, набрал номер. Еще не стих первый гудок, как на другом конце провода отозвались:

– Алло! Алло! Это ты? Ты?!

Голос мужчины средних лет, задыхающийся, встревоженный.

– Комиссар Монтальбано у телефона.

– А-а…

Монтальбано услышал в голосе мужчины горькое разочарование. Чьего звонка он ждал с таким нетерпением?

– Синьор Ди Блази, вы, конечно, уже знаете о несчастной…

– Знаю, знаю. Я слышал по телевизору.

К разочарованию присоединилось нескрываемое раздражение.

– Так вот, я хотел узнать, почему вы с двенадцати часов четверга по вечер пятницы настоятельно искали синьору Ликальци в гостинице.

– А что тут особенного? Я дальний родственник мужа Микелы. Она, когда приезжала сюда из-за дома, обращалась ко мне за советом и помощью. Я инженер-строитель. В четверг я звонил, чтобы пригласить ее к нам на ужин, но портье сказал мне, что синьора не ночевала в гостинице: с портье у меня доверительные отношения. И я начал беспокоиться. Вы находите во всем этом что-то из ряда вон выходящее?

Теперь инженер Ди Блази стал ироничным и агрессивным. У комиссара сложилось впечатление, что у этого человека сдают нервы.

– Нет, – ответил он и положил трубку.

Бесполезно звонить Анне Тропеано, он уже знал, что она могла ему рассказать. Лучше он вызовет ее в комиссариат. Но одно ясно: Микела Ликальци пропала из поля зрения в среду после семи вечера; в гостиницу она так и не вернулась, хотя, по словам подруги, и собиралась.

Спать не хотелось, и он улегся с книжкой, романом Деневи, аргентинского писателя, который ему очень нравился.

Когда глаза начали слипаться от усталости, закрыл книгу, выключил свет. Как обычно перед сном, подумал о Ливии. И подскочил на кровати будто ошпаренный, мгновенно проснувшись. Господи, Ливия! Он же ей не звонил с той грозовой ночи, когда притворился, будто связь прервалась. Ливия, конечно же, не поверила, вот почему она больше не звонила. Нужно срочно исправить положение.

– Алло? Кто это говорит? – услышал он сонный голос Ливии.

– Это я, Сальво, любимая.

– Дай мне поспать!

В телефоне щелкнуло. Монтальбано еще долго сидел с трубкой в руке.

Было восемь тридцать утра, когда он вошел в комиссариат с бумагами Микелы. После того как Ливия не захотела с ним говорить, он так разнервничался, что и глаз не сомкнул. Вызывать Анну Тропеано не пришлось. Фацио доложил, что молодая женщина уже дожидается его с восьми часов.

– Слушай, я хочу знать все об инженере-строителе из Вигаты, его зовут Аурелио Ди Блази.

– Все-все? – спросил Фацио.

– Все-все.

– «Все-все» для меня значит и разговоры всякие, пересуды…

– И для меня, представь себе, то же самое значит.

– Сколько у меня времени?

– Фацио, ты что, вздумал играть в профсоюзного деятеля? Два часа тебе на все про все. И то много.

Фацио обиженно посмотрел на начальника, повернулся и вышел, даже не попрощавшись.

При других обстоятельствах Анна Тропеано, видимо, была бы привлекательной тридцатилетней женщиной, смуглой, с иссиня-черными волосами, большими блестящими глазами, высокой и полной. Но сейчас она стояла перед ним поникшая, с красными опухшими глазами и посеревшим лицом.

– Можно курить? – спросила она, едва усевшись.

– Конечно.

Закурила, руки у нее дрожали. Попробовала улыбнуться, но вышло лишь жалкое подобие улыбки.

– Я бросила две недели назад. А со вчерашнего дня выкурила, наверное, три пачки.

– Благодарю вас за то, что пришли сюда по своей инициативе. Мне очень нужно с вами поговорить.

– И вот я здесь.

Внутренне комиссар облегченно вздохнул. Анна оказалась женщиной сильной, слез и обмороков не предвиделось. И потом, она ему сразу очень приглянулась.

– Я прошу вас вот о чем. Если мои вопросы покажутся вам странными, вы все равно отвечайте.

– Конечно.

– Замужем?

– Кто?

– Вы.

– Нет, не замужем. И не в разводе. И даже жениха нет, если уж на то пошло. Я живу одна.

– А что так?

Несмотря на то что Монтальбано ее предупредил, Анна не сразу нашлась, что ответить на такой личный вопрос.

– Думаю, у меня было недостаточно времени подумать о себе самой. Комиссар, за год до окончания университета умер мой отец. Инфаркт. Он был еще молод. Через год после окончания я потеряла маму. И должна была заботиться о младшей сестренке, Марии, которой сейчас 29 лет. Она замужем, живет в Милане. На мне был также брат, Джузеппе. Ему сейчас 27 лет, работает в Риме, в банке. Мне 31 год. Но самое главное, мне просто человек подходящий не встретился.

Она вовсе не нервничала, скорее даже казалась успокоившейся: то, что Монтальбано не сразу заговорил о деле, дало ей небольшую передышку. Монтальбано подумал, что лучше еще повременить.

– Вы здесь, в Вигате, живете в доме родителей?

– Да. Еще папа его построил. Что-то вроде коттеджа на окраине Маринеллы. Он стал слишком большим для меня одной.

– Тот, что за мостом справа?

– Да.

– Я проезжаю мимо по крайней мере два раза в день. Я тоже живу в Маринелле.

Анна Тропеано смотрела на него с некоторым недоумением. Какой странный легавый!

– Работаете?

– Да, преподаю в математических классах в Монтелузе.

– А что преподаете?

– Физику.

Монтальбано посмотрел на нее с уважением. В школе по физике у него всегда было между двойкой и тройкой: вот если бы у него в свое время такая училка была, может, он бы до уровня Энштейна дотянул.

– Вы знаете, кто ее убил?

Анна Тропеано вздрогнула, взглянула на комиссара умоляющими глазами: нам было так хорошо вместе, зачем ты надеваешь маску легавого, хуже сыскной собаки?

«Хватку никогда не ослабляешь?» – казалось, спрашивала она.

Монтальбано понял молчаливый вопрос женщины, улыбнулся, развел сокрушенно руками, как бы говоря: «Такая у меня работа».

– Нет, – ответила Анна Тропеано твердо.

– Какие-нибудь подозрения?

– Нет.

– Синьора Ликальци имела обыкновение возвращаться в гостиницу под утро. Я хотел бы у вас спросить…

– Она приходила ко мне. Ко мне домой. Почти каждый вечер мы вместе ужинали. Если ее приглашали на ужин куда-нибудь еще, то потом она заезжала ко мне.

– А что вы делали?

– А что делают подруги? Разговаривали, смотрели телевизор, слушали музыку. Или же ничего не делали. Просто наслаждались обществом друг друга.

– У нее были друзья-мужчины?

– Да, кое-кто был. Но все не так, как может показаться. Микела была очень серьезным человеком. Ее непринужденность, раскованность часто вводила мужчин в заблуждение, и всякий раз непременно их постигало разочарование.

– А был кто-нибудь особенно настойчивый?

– Да.

– Имя?

– Я вам не скажу. Вы и сами легко узнаете.

– Другими словами, синьора Ликальци хранила верность мужу?

– Я этого не говорила.

– И это может означать?…

– Означает то, что я вам только что сказала.

– Вы давно знакомы?

– Нет.

Монтальбано взглянул на нее, поднялся, подошел к окну. Анна почти зло закурила четвертую сигарету.

– Мне не понравился этот последний поворот нашего разговора, – сказал комиссар, не оборачиваясь.

– И мне тоже.

– Мир?

– Мир.

Монтальбано повернулся и улыбнулся ей. Анна улыбнулась в ответ. Но мгновенье спустя подняла палец, как школьница, которая хочет задать вопрос.

– Можете сказать, если это не секрет, как она была убита?

– По телевизору не сказали?

– Нет, ни «Свободный канал», ни «Телевигата». Сообщили только, что обнаружено тело, и все.

– Я не должен говорить. Но для вас сделаю исключение. Ее задушили.

– Подушкой?

– Нет, прижимая лицо к матрасу.

Анна начала раскачиваться, как деревья под порывами ветра. Комиссар вышел и сразу же вернулся с бутылкой воды и стаканом. Анна пила так, как будто только что вернулась из пустыни.

– Господи, и зачем она поехала в коттедж! – сказала она почти про себя.

– Вам приходилось бывать в коттедже?

– Конечно. Почти каждый день, с Микелой.

– Синьора раньше там ночевала?

– Насколько я знаю, нет.

– Но в ванной был банный халат, полотенца, кремы.

– Знаю. Микела специально оставила. Когда она приезжала приводить виллу в порядок, как правило, пачкалась в пыли, цементе. Поэтому перед отъездом принимала душ.

Монтальбано решил, что пришло время нанести удар ниже пояса, но сделал это безо всякой охоты: ему не хотелось ее ранить.

– Она была совершенно голая.

Анну словно пронзил электрический ток высокого напряжения, она вытаращила глаза, пытаясь что-то сказать, но у нее не получилось. Монтальбано налил ей воды.

– Ее… ее изнасиловали?

– Не знаю. Судебный врач мне пока не звонил.

– Ну почему, вместо того чтобы ехать в гостиницу, она отправилась на эту чертову виллу? – в отчаянии спрашивала себя Анна.

– Тот, кто ее убил, унес с собой одежду, трусики, обувь.

Анна посмотрела на него с недоверием, как будто комиссар сказал ей заведомую ложь.

– Зачем?

Монтальбано не ответил, продолжал:

– Он также унес рюкзачок со всем его содержимым.

– Это как раз объяснимо. Микела в рюкзачке держала все свои драгоценности, причем очень дорогие. Если тот, кто ее задушил, был вором, застигнутым…

– Подождите. По словам синьора Вассалло, видя, что синьора не приезжает на ужин, он забеспокоился и позвонил вам.

– Верно. Я же думала, что она у них. После того как мы попрощались, Микела сказала, что заедет в гостиницу переодеться.

– Кстати, как она была одета?

– В джинсы, джинсовую куртку, кроссовки.

– Но до гостиницы она так и не доехала. Кто-то или что-то заставило ее изменить планы. У нее был мобильный телефон?

– Да, она держала его в рюкзаке.

– Тогда можно предположить, что по дороге в гостиницу кто-то ей позвонил. И поэтому синьора поехала в коттедж.

– Может, это была ловушка.

– Чья? Конечно, не вора. Вы когда-нибудь слышали о воре, назначающем встречу с владельцем дома, который он собирается обокрасть?

– Вы проверили, из дома что-то пропало?

– «Пьяже» синьоры – точно. Что касается остального, не знаю. Мне ведь не известно, какие ценности хранились в доме. На вид все в порядке, не считая ванной.

Анна казалась удивленной.

– Ванной?

– Да, представьте, розовый халат был брошен на пол. Как будто она только что приняла душ.

– Комиссар, вы тут нарисовали картину, которая мне кажется неубедительной.

– А что такое?

– По-вашему, Микела поехала на виллу, чтобы встретиться с мужчиной, и ее так разбирала страсть, что она сбросила второпях халат, оставив его где придется?

– По-моему, вполне достоверно, разве нет?

– Если речь идет о какой-то другой женщине, то да, если о Микеле – ни в коем случае.

– Вы знаете, кто такой Гвидо, который каждую ночь звонил ей из Болоньи?

Стрелял наугад, а попал в самую точку. Анна Тропеано смущенно отвела взгляд.

– Вы мне только что говорили, что синьора была верна.

– Да.

– Своей единственной измене?

Анна кивнула.

– Можете назвать его имя? Слушайте, вы мне только одолжение сделаете, сэкономлю время. Узнать я все равно узнаю, не сомневайтесь. Итак?

– Его зовут Гвидо Серравалле, он антиквар. Ни телефона, ни адреса не знаю.

– Спасибо, этого достаточно. Около полудня сюда приедет ее муж. Хотите с ним встретиться?

– Я?! Зачем? Я с ним и не знакома.

Комиссару больше не пришлось задавать вопросов. Анна продолжала уже сама:

– Микела вышла замуж за доктора Ликальци два с половиной года назад. Это она захотела поехать в свадебное путешествие на Сицилию. Но познакомились мы не тогда. Это случилось позже, когда она вернулась одна с намерением построить коттедж. Однажды я ехала на машине в Монтелузу, мне навстречу ехал «твинго». Мы обе задумались и чуть не столкнулись. Вышли обе из машины, чтобы извиниться, и сразу же почувствовали взаимную симпатию. Потом Микела приезжала всякий раз одна.

Анна устала. Монтальбано было ее жаль.

– Вы мне очень помогли. Спасибо.

– Я могу идти?

– Конечно.

И протянул ей руку. Анна Тропеано задержала его руку в своей.

Комиссар почувствовал, как его бросило в жар.

– Спасибо, – сказала Анна.

– За что?

– За то, что вы дали мне возможность поговорить о Микеле. Мне не с кем… Спасибо. Теперь мне легче.

Глава 6

Не успела Анна Тропеано выйти, как дверь распахнулась, громко стукнувшись о стену, и в кабинет стрелой влетел Катарелла.

– В следующий раз так вломишься, пристрелю. И ты знаешь, что я говорю серьезно, – спокойно произнес Монтальбано.

Но Катарелла был слишком возбужден, чтобы вдумываться в его слова.

– Синьор дохтур, нужно сказать, что мне позвонили из полицейского управления Монтелузы. Помните, я говорил вам про конкурс информатики? Ну вот, в понедельник утром начинается, и я обязан явиться. Как же вы без меня с телефоном-то?

– Выживем, Катаре.

– Ах, синьор дохтур! Вы мне приказывали не волновать вас, пока вы говорили с синьорой, я и не волновал! Однако тыща звонков была! Я все записал вот на листике.

– Давай сюда и можешь идти.

На кое-как вырванном тетрадном листке было написано: «Званили Виццалло Гуито Сера фалле Лосконте ваш друг Дзито Ротоно Тотано Фикуччо Канджалози апять по новай Сера фалле из балонии Чиполлина Пинисси Какомо».

У Монтальбано все тело зачесалось. Наверное, речь шла о какой-то загадочной аллергии, но каждый раз, когда приходилось читать что-нибудь, написанное Катареллой, у него начинался страшный зуд. С ангельским терпением переписал: Вассалло, Гвидо Серравалле, любовник Микелы из Болоньи, Локонте, который продает драпировки, мой друг Николо Дзито, Ротондо, мебельщик, Тодаро, владелец магазина «Растения и сады», Ригуччо, электрик, Канджалози, которые приглашали Микелу на ужин, снова Серравалле. Чиполлина, Пинисси и Какомо, если предположить, хотя это еще бабушка надвое сказала, что их звали именно так, ему незнакомы, хотя, скорее всего, они были либо друзьями, либо знакомыми жертвы.

– Разрешите? – В кабинет заглянул Фацио.

– Входи. Принес сведения об инженере Ди Блази?

– Конечно. А то бы не приходил.

Фацио, как видно, ожидал похвалы за то, что так быстро справился с заданием.

– Вот видишь, смог же за час управиться! – только и сказал комиссар.

Фацио надулся:

– И это, значит, вместо благодарности?

– А тебя что, благодарить надо за то, что ты свой долг выполняешь?

– Комиссар, разрешите со всем уважением? Вы сегодня утром прямо как с цепи сорвались.

– Кстати, почему я до сих пор не имел чести, так сказать, видеть на рабочем месте доктора Ауджелло?

– Они с Джермана и Галлуццо поехали насчет цементного завода.

– Это еще что такое?

– А вы разве не в курсе? Вчера тридцати пяти рабочим цементного пришло извещение о назначении пособия по временной безработице. Сегодня утром они начали бузу, кричали, камни бросали, ну и все такое. Директор струсил и позвонил нам.

– И зачем Мими Ауджелло туда поехал?

– Но ведь директор на помощь позвал!

– Черт побери! Я же сто раз говорил! Запрещаю кому-либо из комиссариата лезть в эти дела!

– А что было делать бедному доктору Ауджелло?

– Переслать сигнал карабинерам, это их хлеб! Ведь синьору директору цементного завода другое место найдут. А если кто останется ни с чем, так это рабочие. И мы их дубинками?

– Доктор, еще раз прошу прощения, но вы прямо коммунист какой-то. Воинствующий коммунист.

– Фацио, тебя, как видно, заклинило на коммунистах. Да не коммунист я, не коммунист. Можешь ты это понять?

– Хорошо-хорошо, а говорите и рассуждаете, как они.

– Может, оставим политику в покое?

– Слушаюсь. Значит, так: Ди Блази Аурелио, сын Джакомо и Карлентины Марии Антуанетты, родился в Вигате 3 апреля 1937 года.

– Когда ты так говоришь, меня с души воротит. Ни дать ни взять бюрократ из адресного стола.

– Вам не нравится, доктор? Предпочитаете, чтоб я спел? Или стихами переложил?

– Сегодня утром что-то и ты как с цепи сорвался.

Зазвонил телефон.

– Кончится тем, что мы здесь и заночуем, – вздохнул Фацио.

– Алё, синьор дохтур? Здеся на телефоне тот самый синьор Каконо, который звонили уже. Какие будут распоряжения?

– Давай соединяй.

– Комиссар Монтальбано? Это Джилло Яконо, я имел удовольствие познакомиться с вами в доме синьоры Вазиле Коццо. Я ее бывший ученик.

Где-то в отдалении в трубке раздавался женский голос, объявляющий об окончании посадки на рейс в Рим.

– Прекрасно помню. Слушаю вас.

– Я в аэропорту, у меня всего несколько секунд, извините за краткость.

Что-что, а краткость комиссар всегда и везде готов был извинить.

– Я звоню по поводу убитой синьоры.

– Вы были знакомы?

– Нет. Видите ли, в среду вечером, ближе к полуночи, я выехал из Монтелузы в Вигату на машине. Мотор, однако, закапризничал, и я был вынужден ехать очень медленно. На улице Тре Фонтане меня обогнал темный «твинго», который вскоре остановился перед какой-то виллой. Из машины вышли мужчина и женщина и направились по аллее к дому. Больше я ничего не видел, но в том, что видел, вполне уверен.

– Когда вы вернетесь в Вигату?

– В следующий четверг.

– Зайдите ко мне, пожалуйста. Спасибо.

Монтальбано где-то витал. В том смысле, что сам он продолжал сидеть в своем кабинете, но мысленно был в другом месте.

– Мне прийти попозже? – обреченно спросил Фацио.

– Нет, нет, говори.

– Значит, так. На чем мы остановились? Ах да. Инженер-строитель, но работает по найму. Проживает в Вигате, улица Лапорта, восемь, женат на Далли Кардилло Терезе, домашней хозяйке, но домашней хозяйке зажиточной. Владелец большого земельного участка в Раффадали, провинция Монтелуза, где имеет сельский дом, превращенный им в жилой. Имеет два автомобиля, «мерседес» и «темпру». У него двое детей, сын и дочь. Дочь зовут Мануэла, 30 лет, замужем за голландским коммерсантом. У них два сына: Джулиано, три года, и Доменико, один год. Проживают…

– Сейчас я тебе морду-то набью, – сказал Монтальбано.

– За что? Что я такого сделал? – с притворно невинным видом спросил Фацио. – Вы ж сами сказали, что хотите знать всю его подноготную!

Зазвонил телефон. Фацио только застонал и возвел глаза к потолку.

– Комиссар? Это Эмануэле Ликальци. Звоню из Рима. Самолет из Болоньи вылетел с двухчасовым опозданием, и я не успел на рейс Рим-Палермо. Буду там около трех.

– Не волнуйтесь. Я вас подожду.

Взглянул на Фацио, а Фацио – на него.

– У тебя еще надолго этой муры?

– Я почти закончил. А сына звать Маурицио.

Монтальбано выпрямился, навострил уши.

– Ему тридцать один год. Студент университета.

– В тридцать-то один год?!

– Именно так. Как будто на голову слаб. Проживает с родителями. Вот и все.

– Нет, я уверен, что это совсем не все. Валяй дальше.

– Ну, тут разговоры всякие…

– А ты не стесняйся.

Было ясно, что Фацио развлекается вовсю, в этой игре с начальником все козыри выпали ему.

– Итак. Инженер Ди Блази приходится доктору Эмануэле Ликальци троюродным братом. Синьора Микела стала часто бывать в доме Ди Блази, и Маурицио потерял из-за нее голову. Для местных это был прямо бесплатный цирк: синьора Ликальци ходит по Вигате, а он таскается за ней как приклеенный и облизывается.

Значит, имя Маурицио не хотела называть ему Анна Тропеано.

– Все наперебой утверждают, – продолжал Фацио, – что он славный парень. Добряк, хоть и немного того.

– Хорошо. Спасибо.

– Тут еще такое дело, – сказал Фацио, и было видно, что он готов выложить свой главный козырь. – Похоже, этот парень пропал в среду вечером. Теперь понятно?

– Алло, доктор Паскуано? Говорит Монтальбано. Для меня есть новости?

– Кое-что. Как раз собирался вам звонить.

– Слушаю вас.

– Погибшая не ужинала. Или, по крайней мере, съела очень мало, булку с чем-нибудь. Тело у нее было прекрасное внутри и снаружи. Здоровье отличное, идеальный механизм. Она ничего не пила, наркотиков не употребляла. Смерть наступила от удушения.

– И это все? – Монтальбано не скрывал разочарования.

– Нет. Несомненно, у нее были интимные отношения.

– Ее изнасиловали?

– Не думаю. Имело место очень сильное вагинальное проникновение, как бы это сказать, интенсивное. Но следов спермы нет. Потом у нее был анальный акт, также очень сильный и без следов спермы.

– Но как вы можете утверждать, что не было применения силы?

– Очень просто. Для анального проникновения был использован смягчающий крем, возможно, один из тех увлажняющих кремов, которые женщины обычно держат в ванной. Вы когда-нибудь слышали о насильнике, который заботится о том, чтобы не причинить боль своей жертве? Нет, поверьте мне: синьора была согласна. А сейчас я с вами прощаюсь. Скоро сообщу другие детали.

У комиссара была исключительная фотографическая память. Он закрыл глаза, обхватил голову руками, сосредоточился. И через мгновенье ясно увидел последнюю справа на полке в ванной баночку с увлажняющим кремом, рядом крышку от нее.

На улице Лапорта, восемь, табличка у домофона гласила: «Инж. Аурелио Ди Блази», и только. Монтальбано позвонил, ему ответил женский голос:

– Кто там?

Лучше не пугать ее, в этом доме и так, похоже, все накалено.

– Синьор инженер дома?

– Нет. Но скоро вернется. Кто это?

– Я друг Маурицио. Откройте, пожалуйста.

На секунду почувствовал себя последним дерьмом, но работа есть работа.

– Последний этаж, – сказал женский голос. Дверь лифта открыла женщина лет шестидесяти, непричесанная, с измученным лицом.

– Вы друг Маурицио? – спросила обеспокоенно женщина.

– И да и нет, – ответил Монтальбано, чувствуя, как погружается в дерьмо по самую шею.

– Проходите.

Она провела его в большую, со вкусом обставленную гостиную. Указав на кресло, пригласила сесть. Сама же присела на стул и сидела раскачиваясь взад-вперед, молчаливая и отчаявшаяся. Ставни были наглухо закрыты, скупой свет пробивался между планками. И Монтальбано показалось, будто он явился с траурным визитом. Подумал, что, возможно, покойник есть и звать его Маурицио. На столике в беспорядке лежало с десяток фотографий, на которых было снято одно и то же лицо, но в полумраке комнаты черты не различишь. Комиссар глубоко вздохнул, как перед погружением в воду без акваланга, и действительно, он собирался нырнуть в ту пучину страданий, в которую превратилась душа синьоры Ди Блази.

– У вас есть новости от вашего сына?

Совершенно ясно, что дела обстоят именно так, как рассказывал ему Фацио.

– Нет. Его ищут везде. Мой муж, его друзья… Все.

Начала тихо всхлипывать, слезы катились по лицу, падая на юбку.

– При нем было много денег?

– Наверное, с полмиллиона. И потом у него была карточка, ну эта, как ее, для банкомата.

– Я принесу вам воды, – сказал Монтальбано, вставая.

– Не волнуйтесь, я сама схожу, – ответила женщина, тоже вставая и выходя из комнаты. Монтальбано поспешно схватил со стола одну из фотографий, посмотрел на нее секунду – парень с лошадиным лицом, глаза безо всякого выражения – и сунул в карман. Видно, инженер Ди Блази приготовил их, чтобы раздать. Вернулась синьора, однако не села, а осталась в дверях. У нее возникли подозрения.

– Вы гораздо старше моего сына. Как, вы сказали, ваше имя?

– По правде говоря, Маурицио друг моего младшего брата, Джузеппе.

Выбрал одно из самых распространенных на Сицилии имен. Но синьора уже все забыла, села на стул и снова принялась качаться вперед-назад.

– Значит, вы ничего о нем не слышали с вечера пятницы?

– Ничегошеньки. В ту ночь он не пришел домой. Такое с ним первый раз случилось. Он парень-то простой, добрый, если кто ему расскажет, что собаки летают, – поверит. На следующее утро мой муж вдруг забеспокоился, стал всех обзванивать. Один из его друзей, Паскуале Корсо, видел, как Маурицио шел в бар «Италия». Было где-то около девяти вечера.

– У него был мобильный? Портативный телефон?

– Да. А вы кто?

– Ну хорошо, – сказал комиссар, поднимаясь. – Не буду вас больше тревожить.

Он торопливо направился к двери, открыл ее, обернулся.

– Когда в последний раз к вам заходила Микела Ликальци?

Синьора прямо-таки взвилась.

– Не упоминайте при мне имя этой дряни! – сказала она.

И захлопнула дверь у него за спиной.

Бар «Италия» был в двух шагах от комиссариата, все, включая Монтальбано, чувствовали себя здесь как дома. Владелец сидел за кассой: это был крупный мужчина, чей свирепый взгляд совершенно не соответствовал врожденной приветливости. Звали его Джельсомино Патти.

– Чего вам налить, комиссар?

– Ничего, Джельсоми. Мне нужна информация. Ты знаешь Маурицио Ди Блази?

– Нашли его?

– Нет еще.

– Отец его, бедняга, заходил сюда уже раз десять. Спрашивал, есть ли новости. Ну какие же тут, в баре, могут быть новости? Если и вернется, то пойдет к себе домой, не в бар же.

– Так ведь Паскуале Корсо…

– Комиссар, отец сказал мне то же самое: мол, Маурицио около девяти вечера приходил сюда. Да только он остановился перед баром, вон там. Я его из кассы хорошо видел. Собирался было зайти, но потом остановился, достал мобильник, набрал номер и стал говорить. А после я его здесь не видел. В бар он в среду вечером не заходил. Это точно. С какой стати я буду врать?

– Спасибо, Джельсоми. Будь здоров.

– Синьор дохтур! Тут из Монтелузы, значит, синьор дохтур Латте звонили.

– Латтес, Катаре, с буквой «с» на конце.

– Синьор дохтур, одной «с» больше, одной меньше, дела не меняет. Ну и говорил, чтобы вы ему сей момент звонили. А еще звонил тоже Гуито Серафалле. Оставил тут телефон в Болони. Я его на энтом вот листике записал.

Самое время пойти пообедать, но один звонок сделать он успеет.

– Алло? Кто говорит?

– Комиссар Монтальбано. Звоню из Вигаты. Вы синьор Гвидо Серравалле?

– Да. Комиссар, сегодня утром я вас так искал, так искал. Я позвонил в «Джолли», чтобы поговорить с Микелой, и узнал…

Голос низкий, густой, как у исполнителя задушевных романсов.

– Вы ее родственник?

Всегда полезно делать вид, будто не знаешь о личных отношениях между причастными к расследованию людьми.

– Нет. Вообще-то я…

– Друг?

– Да, друг.

– В какой степени?

– Извините, я не понял.

– В какой степени вы друг?

Гвидо Серравалле замешкался. Монтальбано решил ему помочь:

– Близкий?

– Ну да.

– В таком случае я вас слушаю.

Опять замешательство. Видимо, приемы комиссара сбивали его с толку.

– Ну в общем, я хотел вам сказать… я к вашим услугам. У меня в Болонье свой антикварный магазин, закрыть его на какое-то время нет проблем. Если буду вам нужен, сяду в самолет и прилечу. Я хотел… я был очень привязан к Микеле.

– Понимаю. Если вы мне понадобитесь, вас вызовут.

Он положил трубку. Комиссар не выносил людей, которые звонят без всякого дела. Что мог ему сообщить Гвидо Серравалле такого, что он еще не знает?

Пешком он направился в ресторанчик «Сан Калоджеро», где всегда подавали свежую рыбу. Вдруг остановился, выругавшись. Совсем забыл, что ресторан уже шесть дней как закрыт, в кухне обновляют оборудование. Монтальбано вернулся, взял свою машину и отправился в Маринеллу. Как только проехал мост, посмотрел на дом, который, как он теперь знал, принадлежал Анне Тропеано. Не смог удержаться, остановился, вышел.