Текст книги "Голос скрипки"

Автор книги: Андреа Камиллери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Криминалисты приехали в полном составе на двух машинах с включенными сиренами, как в Техасе. Их было восемь человек, все в штатском. Первым делом выгрузили многочисленные чемоданы и чемоданчики, так что казалось, будто на место преступления явилась съемочная группа. Когда Аркуа вошел в гостиную, Монтальбано даже не поздоровался с ним, только пальцем показал – то, что их интересует, находится наверху.

Еще не все собрались, когда Монтальбано услышал голос Аркуа:

– Извините, комиссар, вы можете подняться сюда, наверх?

Комиссар не торопился. Войдя в спальню, почувствовал на себе пронзительный взгляд начальника криминалистического отдела.

– Когда вы обнаружили труп, он был в таком положении?

– Нет, – ответил Монтальбано, не моргнув глазом. – Он был голым.

– А где вы взяли этот халат?

– В ванной.

– Положите все на место, черт возьми! Вы нарушили целостность картины преступления! Это грубая ошибка!

Монтальбано, не говоря ни слова, подошел к телу, сдернул с него халат, повесил себе на руку.

– Ну и задница, ребята!

Реплика принадлежала фотографу криминалистов, из породы грязных папарацци в рубашке навыпуск.

– Она к твоим услугам, если желаешь, – спокойно заметил комиссар. – Уже в нужной позе.

Фацио, хорошо знавший, какая опасность частенько таится в кажущемся спокойствии Монтальбано, на всякий случай сделал шаг в его сторону. Комиссар посмотрел Аркуа прямо в глаза:

– Теперь ты понял, козел, почему я это сделал?

И вышел из комнаты. В ванной наскоро ополоснул лицо, бросил халат на пол, приблизительно там, где его нашел, вернулся в спальню.

– Я должен буду доложить начальнику полиции, – холодно произнес Аркуа.

Голос Монтальбано прозвучал еще на десять градусов холоднее:

– Уж вы-то друг друга поймете.

– Доктор, мы с Галло и Галлуццо пойдем покурим тут во дворе. А то мы этим, из экспертизы, мешаем.

Монтальбано даже не ответил, глубоко задумавшись. Из гостиной опять поднялся наверх. Проверил гостевую комнату и ванную.

Он уже осмотрел внимательнейшим образом первый этаж и не нашел того, что искал. Чтобы быть совсем уверенным, снова заглянул в спальню, полную полицейских, перевернутую вверх дном экспертами, и еще раз убедился в том, что, как ему показалось, он заметил раньше.

Во дворе закурил. Фацио как раз закончил разговаривать по мобильнику.

– Я попросил номер телефона и адрес ее мужа в Болонье, – объяснил он.

– Доктор, – начал Галлуццо. – Мы тут обсудили… втроем… одну странную штуку…

– Шкаф-то в спальне все еще запакован. Так я тут под кроватью на всякий случай посмотрел, – добавил Галло.

– А я и в других комнатах проверил. Но…

Фацио хотел было закончить мысль, но остановился, повинуясь жесту руки начальника.

– …но одежду синьоры не нашли, – заключил Монтальбано.

Глава 3

Приехала «скорая», за ней – машина доктора Паскуано, судебного врача.

– Иди-ка посмотри, закончили уже криминалисты в спальне? – велел Монтальбано Галлуццо.

– Спасибо, – сказал доктор Паскуано.

У него было правило: либо я, либо они. Под «ними» подразумевались криминалисты. Если уж судмедэксперт на дух не переносил Якомуцци и его нахальную команду, можно себе представить, с каким трудом он терпел доктора Аркуа и его хорошо подкованных сотрудников.

– Много работы? – поинтересовался комиссар.

– Да ну, ерунда. Пять трупов за неделю. Когда еще такое было? Затишье.

Вернулся Галлуццо и доложил, что криминалисты переместились в ванную и гостевую комнату, так что дорога свободна.

– Проводи доктора и снова спускайся, – сказал Монтальбано, на сей раз обращаясь к Галлуццо.

Паскуано посмотрел на него с благодарностью, он действительно любил работать один.

Добрых полчаса спустя появилась машина судьи со следами многочисленных столкновений. Судья надумал затормозить только после того, как «поцеловался» со служебными машинами, на которых приехали криминалисты.

Николо Томмазео, весь красный, вышел из машины, крутя сморщенной, тощей, индюшачьей шеей, похожей на шею висельника.

– Какая ужасная дорога! Я попал в две аварии! – заявил он во всеуслышание.

Всем было известно, что судья водит машину не лучше, чем собака в наркотическом угаре.

Монтальбано нашел предлог, чтобы задержать его и тем самым спасти Паскуано от немедленного растерзания.

– Господин судья, я хочу вам рассказать одну любопытную историю.

И он поведал кое-что из того, что с ним приключилось накануне, показал следы столкновения с «твинго» и то, что осталось от записки под «дворником», объяснил, отчего у него зародились подозрения. Анонимный телефонный звонок в управление полиции Монтелузы явился манной небесной.

– Какое любопытное совпадение! – воскликнул судья Томмазео, сохраняя, однако, полное спокойствие.

Увидев нагое тело убитой, судья буквально остолбенел. Даже комиссар остановился как вкопанный. Доктор Паскуано сумел повернуть ей голову, так что стало видно лицо. Вылезшие из орбит глаза выражали невыносимую боль и ужас, на подбородке запеклась струйка крови: по-видимому, задыхаясь, женщина прикусила себе язык.

Доктор Паскуано предупредил вопрос, который комиссар терпеть не мог задавать:

– Точно установлено, что смерть наступила в ночь со среды на четверг. Час удастся уточнить после вскрытия.

– От чего наступила смерть? – спросил Томмазео.

– Разве не видно? Убийца прижал ее лицом к матрасу и держал так до наступления смерти.

– Должно быть, он был необыкновенно сильным.

– Необязательно.

– Следы полового акта до или после смерти присутствуют?

– Не могу сказать.

Что-то в тоне судьи заставило комиссара поднять на него глаза. Тот вспотел!

– Мог иметь место анальный коитус, – настаивал судья.

Монтальбано не мог не заметить блеск в его глазах. Его осенило: доктор Томмазео, по всей видимости, скрытно наслаждался! Комиссару пришла в голову одна фраза Мандзони, посвященная более знаменитому однофамильцу судьи, филологу Николо Томмазео:

«Этот Томмазео одной ногой стоит в ризнице, а другой – в борделе». Должно быть, фамильная черта.

– Я вам доложу. До свидания, – сказал доктор Паскуано, поспешно ретируясь во избежание других вопросов.

– По-моему, это преступление маньяка, который застал синьору, когда она ложилась спать, – твердо сказал доктор Томмазео, не спуская глаз с убитой.

– Видите ли, синьор Томмазео, нет никаких следов взлома. Вам не кажется странным, что голая женщина сама открывает маньяку дверь и принимает его в спальне.

– Странно вы рассуждаете! Возможно, она поняла, что этот человек – маньяк, только когда… Понятно?

– Я бы предложил версию преступления по страсти, – сказал Монтальбано, внутренне веселясь.

– Почему бы и нет, почему бы и нет? – согласился легко попавшийся на крючок Томмазео, почесывая бороду. – Мы не должны забывать, что анонимный звонок сделала женщина. Обманутая жена. Кстати, вы знаете, как найти мужа погибшей?

– Да. У бригадира Фацио есть номер телефона, – ответил комиссар, чувствуя, как сжимается сердце. Он ненавидел сообщать плохие известия.

– Дайте-ка его мне. Я сам позвоню, – сказал судья.

Ну на все горазд судья Томмазео! Даже роль ворона-могильщика ему по плечу.

– Можно уносить тело? – спросили вошедшие в комнату люди из «скорой».

Только через час криминалисты закончили осмотр места преступления и уехали.

– А теперь что будем делать? – спросил Галло, которого, как видно, заклинило на этом вопросе.

– Закрой на ключ дверь. Возвращаемся в Вигату. У меня от голода живот подвело, – сказал комиссар.

Горничная Аделина оставила ему в холодильнике вкуснейший розовый соус из икры лангуста и морских ежей, чтобы заправить спагетти. Монтальбано поставил воду на огонь и, пока она нагревалась, решил позвонить своему другу Николо Дзито, репортеру «Свободного канала», одного из двух частных телеканалов Монтелузы. Другой канал, «Телевигата», в котором ответственным за программу новостей был шурин Галлуццо, поддерживал правящую администрацию. Так что с нынешним правительством и по причине левизны «Свободного канала» обе станции были бы до скуки похожи одна на другую, если бы не ясный и ироничный ум «красного изнутри и снаружи» Николо Дзито.

– Николо? Говорит Монтальбано. Тут убийство произошло, но…

– …я не должен говорить, что это ты мне сообщил.

– Анонимный звонок. Какая-то женщина позвонила сегодня утром в управление полиции Монтелузы и сообщила, что в доме по улице Тре Фонтане было совершено убийство. Оказалось, правда. Погибшая – молодая красивая женщина. И совершенно голая.

– Ни хрена себе!

– Ее звали Микела Ликальци.

– У тебя фото есть?

– Нет. Убийца унес с собой сумку и всю одежду.

– Зачем?

– А я откуда знаю?

– Тогда почему решили, что это именно Микела Ликальци? Ее кто-нибудь опознал?

– Нет. Ищут мужа, который живет в Болонье.

Дзито хотелось выяснить еще кое-какие детали. Монтальбано охотно отвечал.

Вода закипела, он бросил в нее спагетти. Зазвонил телефон. Минуту он колебался, не зная, отвечать или нет. Комиссар боялся, что если разговор затянется и нельзя будет его прервать, он не успеет вовремя снять с огня спагетти. Это была бы настоящая катастрофа: ведь немыслимо расходовать понапрасну розовый соус на переваренную пасту. Лучше не брать трубку. Более того, во избежание звонков, способных нарушить душевный покой, в котором только и можно наслаждаться таким замечательным соусом, он отключил телефон.

Через час, довольный и готовый к борьбе с внешним врагом, он снова включил телефон. Тот немедленно зазвонил.

– Алло!

– Алё, синьор дохтур? Это вы пирсонально будете?

– Персонально, Катаре. Что там?

– А то, что звонил судья Толомео.

– Томмазео, Катаре! Ну да все равно. Что он хотел?

– Хотел поговорить с вашей пирсоной пирсонально. Вот аж четыре раза звонил. Говорил, что вы должны лично ему позвонить.

– Хорошо.

– А вот еще, синьор дохтур. Докладываю одну вещь наивысшей важности. Мне позвонил из управления полиции Монтелузы комиссар по имени Тонтона.

– Тортона.

– Ну как зовут, так и зовут. В общем, этот самый. Он говорит, что я должен ходить на конкурс информатики. Вы что по этому поводу думаете?

– Рад за тебя, Катаре. Давай посещай этот курс, получишь специализацию. Ты как раз человек, подходящий для информатики.

– Вот спасибо, синьор дохтур.

– Алло, доктор Томмазео? Монтальбано у телефона.

– Комиссар! А я вас искал.

– Извините, но я был очень занят. Помните расследование по поводу трупа, найденного в море на прошлой неделе? Мне кажется, я вам докладывал, как положено.

– Удалось продвинуться?

– Пока нет.

На другом конце провода Монтальбано почувствовал неловкое молчание: диалог не имел никакого смысла. Как он и предполагал, судья собирался говорить не об этом.

– Я хотел вам сказать, что связался с вдовцом в Болонье, доктором Ликальци, и сообщил ему, тактично конечно, печальное известие.

– Как он отреагировал?

– Ну, как бы это сказать – странно. Даже не спросил, как погибла его жена. А она ведь была очень молода. Видно, с крепкими нервами тип: никаких эмоций не выказал.

Доктор Ликальци лишил ворона-могильщика Томмазео любимого развлечения. Он так и не получил законной добычи – душераздирающей сцены со стенаниями и плачем, хотя бы по телефону.

– Во всяком случае, он сказал, что сегодня никак не может оставить больницу. На сегодня у него назначены операции, а его заместитель заболел. Завтра утром в 7.05 он вылетит в Палермо. Таким образом, предполагаю, он будет у вас в комиссариате около двенадцати. Вот об этом я и хотел поставить вас в известность.

– Благодарю вас, господин судья.

Галло, отвозя его в контору на служебной машине, сообщил, что Джермана по распоряжению Фацио съездил за разбитым «твинго» и поставил его в гараж комиссариата.

– И правильно сделал.

Первым, кто вошел в его кабинет, был Мими Ауджелло.

– Я не по работе. Послезавтра, то есть в воскресенье, рано утром поеду к сестре. Не хочешь присоединиться? Повидаешь Франсуа. А вечером вернемся.

– Если получится.

– Уж постарайся. Сестра дала мне понять, что ей нужно с тобой поговорить.

– О Франсуа?

– Да.

Монтальбано встревожился. А что, если сестра Ауджелло и ее муж откажутся и дальше держать у себя мальца?

– Сделаю все возможное, Мими. Спасибо.

– Алло! Комиссар Монтальбано? Это Клементина Вазиле Коццо.

– Приятно слышать вас, синьора!

– Отвечайте «да» или «нет». Я справилась?

– Отлично справились.

– Только «да» или «нет». Придете ко мне сегодня вечером ужинать часов в девять?

– Да.

Фацио вошел в кабинет комиссара с торжествующим видом.

– Знаете, доктор, я тут подумал. Раз коттедж в таком нежилом состоянии, то где ночевала синьора Ликальци, когда приезжала из Болоньи? Я позвонил коллеге из управления полиции Монтелузы, тому, что ведает гостиницами, и получил ответ. Синьора Микела Ликальци всегда останавливалась в отеле «Джолли» в Монтелузе. Последний раз зарегистрировалась семь дней назад.

Фацио застал его врасплох. Он сам себе пообещал позвонить в Болонью доктору Ликальци, как только придет в контору. И отвлекся – упоминание Мими Ауджелло о Франсуа выбило его из колеи.

– Сейчас поедем? – спросил Фацио.

– Погоди.

Ни с того ни с сего в голове у него вспыхнула мысль, оставив после себя неуловимый запашок серы, которой обычно душится дьявол. Он попросил у Фацио телефон Ликальци, записал на клочке бумаги и положил в карман. Потом набрал номер.

– Алло! Центральная больница? Комиссар Монтальбано из Вигаты на телефоне. Я бы хотел поговорить с профессором Эмануэле Ликальци.

– Подождите, пожалуйста.

Монтальбано проявил дисциплинированность и долготерпение. Когда это последнее качество было уже на исходе, телефонистка объявилась снова:

– Профессор Ликальци на операции. Перезвоните через полчаса.

– Позвоню ему по дороге, – сказал он Фацио. – Смотри не забудь, возьми с собой мобильник.

По телефону сообщил судье Томмазео, что удалось разузнать Фацио.

– Да, вот еще я вам не сказал, – вспомнил Томмазео. – Я спросил у него номер телефона его жены здесь, у нас. Но он его не знал. Сказал, что она всегда звонила сама.

Комиссар попросил приготовить ордер на обыск, за которым он немедленно пошлет Галло.

– Фацио, ты узнал, какая специализация у доктора Ликальци?

– Так точно, доктор. Он ортопед.

На полпути между Вигатой и Монтелузой комиссар снова позвонил в Центральную больницу Болоньи. Прождал недолго. Затем услышал решительный, однако вполне нормальный человеческий голос:

– Это Ликальци. Кто говорит?

– Извините за беспокойство, профессор. Я комиссар Сальво Монтальбано из Вигаты. Занимаюсь известным вам преступлением. Прошу вас прежде всего принять мои самые искренние соболезнования.

– Благодарю.

Больше ни слова. Комиссар понял, что теперь очередь за ним.

– Так вот, доктор, сегодня вы сказали господину судье, что вам неизвестно, где останавливалась ваша супруга, когда приезжала сюда.

– Да, это так.

– Мы никак не можем это выяснить.

– Ну не тысяча же гостиниц в Монтелузе и Вигате.

Нечего сказать, профессор Ликальци готов к сотрудничеству.

– Прошу простить мне мою настойчивость. На случай крайней необходимости у вас не было предусмотрено…

– Не думаю, что такая необходимость могла возникнуть. В любом случае, там, в Вигате, живет один мой дальний родственник, с которым бедная Микела установила контакт.

– Не могли бы вы сказать…

– Его зовут Аурелио Ди Блази. А сейчас прошу меня извинить, я должен вернуться в операционную. Завтра около полудня буду в комиссариате.

– Последний вопрос. Вы этому вашему родственнику сообщили о случившемся?

– Нет. А что, должен был?

Глава 4

– Восхитительная синьора, такая элегантная и красивая, – сказал Клаудио Пиццотта, изысканно учтивый синьор лет шестидесяти, директор гостиницы «Джолли» в Монтелузе. – С ней что-то случилось?

– Честно говоря, еще не знаем. Нам позвонил из Болоньи ее муж, немного встревоженный.

– Ну да. Синьора Ликальци действительно, насколько я знаю, ушла из гостиницы в среду вечером, и до сих пор мы ее не видели.

– И это вас не обеспокоило? Сегодня как-никак вечер пятницы.

– Ну да.

– Она вас предупредила, что не вернется?

– Нет. Но видите ли, комиссар, синьора уже второй год останавливается у нас. Так что у нас было достаточно времени, чтобы познакомиться с ее жизненным распорядком. А он у нее, по правде говоря, не совсем обычный. Синьора Микела – женщина, которую трудно не заметить, понимаете? А что касается меня лично, у меня есть особая причина для волнения.

– Неужели? И какая же?

– Ну, у синьоры много очень дорогих украшений. Цепочки, браслеты, серьги, кольца… Сколько раз я просил ее положить все это в наш сейф, но она всегда отказывалась. Носит их в каком-то рюкзаке, сумок не признает. Твердит, чтобы я не беспокоился, все равно она их не оставит в номере, а будет носить с собой. Я опасался уличного ограбления. А она знай себе улыбается, и ничего с ней не поделаешь.

– Вы тут упомянули об особом распорядке жизни синьоры. Не могли бы объяснить подробнее?

– Естественно. Синьора любит задерживаться допоздна. Часто возвращается лишь с первыми лучами солнца.

– Одна?

– Всегда.

– Выпившая? Сильно под градусом?

– Никогда. По крайней мере, если верить ночному портье.

– А скажите-ка мне на милость, с какой стати вы обсуждаете поведение синьоры Ликальци с ночным портье?

Клаудио Пиццотта зарделся. Как видно, в отношении синьоры Микелы его посещали какие-то особые фантазии.

– Комиссар, вы же понимаете… Такая красивая женщина, одна… Понятно, что она вызывает любопытство.

– Продолжайте. Расскажите-ка мне о ее привычках.

– Синьора спит крепким сном до полудня и категорически запрещает ее беспокоить. Потом ее будят. Она заказывает обильный завтрак в номер и говорит по телефону – звонит сама, и ей звонят.

– Что, много звонков?

– Вот посмотрите ее счет за телефон, он просто бесконечный.

– А вы знаете, кому она звонила?

– Можно узнать. Но это потребует времени. Достаточно у себя в номере набрать ноль, и можно звонить хоть в Новую Зеландию.

– А входящие звонки?

– Ну что вам сказать? Телефонистка, когда кто-то звонит, соединяет его с номером. Тут только одна возможность.

– А именно?

– Если кто-то позвонит, когда синьоры нет в гостинице, и назовет себя. В этом случае портье получает специальный бланк, который он кладет в ячейку для ключей.

– Синьора обедает в гостинице?

– Редко. Оно и понятно! Такой плотный завтрак, к тому же поздно… Впрочем, такое случалось. Старший официант однажды рассказал мне, как синьора ведет себя за столом.

– Извините, я что-то не совсем понял.

– Ресторан гостиницы очень популярен. Сюда приходят деловые люди, политики, предприниматели. И все они пытаются с ней заигрывать. Взгляды, улыбочки, приглашения, более или менее откровенные. Самое замечательное, по словам старшего официанта, то, что она не строит из себя оскорбленную невинность, а наоборот, отвечает на авансы… Но когда доходит до сути, этим все и ограничивается. Им остается лишь облизываться.

– В котором часу она обычно выходит после обеда?

– Около четырех. И возвращается за полночь.

– Наверное, у нее в Монтелузе и Вигате много друзей?

– Да уж.

– А прежде случалось, чтобы она не ночевала по нескольку дней?

– Не думаю. Портье бы мне сообщил.

Появились Галло и Галлуццо, размахивая ордером на обыск.

– Какой номер у синьоры Ликальци?

– Сто восемнадцатый.

– У меня ордер.

Директор Пиццотта принял обиженный вид.

– Ну, комиссар! Зачем такие формальности! Достаточно было попросить… Я вас провожу.

– Нет, спасибо, – сухо отрезал Монтальбано.

Физиономия директора Пиццотты из просто обиженной превратилась в смертельно обиженную.

– Сейчас принесу ключи, – сказал он сдержанно.

Вернулся он быстро с ключами и пачкой листков: все предупреждения о поступивших звонках.

– Вот, – сказал он, неизвестно почему протягивая ключи Фацио, а листки – Галло. Резко, по-военному, кивнул головой, повернулся и удалился, прямой, как оловянный солдатик.

В сто восемнадцатом номере стоял неувядаемый аромат «Шанели № 5», на платяном сундуке лежали два чемодана и рюкзак фирмы «Вуиттон». Монтальбано открыл шкаф: пять дорогих платьев, три пары художественно обтрепанных джинсов; в обувном отделении пять пар туфель фирмы «Мальи» на шпильке, три пары спортивных на низком каблуке. Блузки, тоже очень дорогие, аккуратно сложены; нижнее белье, разделенное по цвету, каждый в своем отделении, состояло исключительно из тончайших трусиков.

– Здесь ничего нет, – сказал Фацио, осмотрев оба чемодана и рюкзак.

Галло и Галлуццо, перевернув кровать и матрас, тоже отрицательно покачали головой и начали приводить все в порядок, очевидно, поддавшись общей атмосфере, царившей в номере.

На письменном столике лежали письма, листки с записями, еженедельник и пачка предупреждений о звонках, гораздо более толстая, чем та, которую дал им директор Галло.

– Это все берем с собой, – сказал комиссар, обращаясь к Фацио. – Посмотри еще в ящиках стола, собери все бумаги.

Фацио вытащил из кармана целлофановый пакет, который всегда носил про запас, стал складывать в него бумаги.

Монтальбано пошел в ванную. Все блестит и сверкает, порядок безупречный. На полке губная помада «Идоле», крем-пудра «Шисейдо», большой флакон «Шанели № 5» и все в том же духе. Розовый банный халат, определенно более мягкий и дорогой, чем тот, что на вилле, аккуратно висел на крючке.

Вернулся в спальню, вызвал по телефону дежурную по этажу. Некоторое время спустя в номер постучали, Монтальбано предложил войти. Дверь открылась, и показалась женщина лет сорока, тощая как щепка, которая, завидев четырех мужчин, напряглась, побледнела и еле слышным голосом произнесла:

– Легавые будете?

Комиссару стало смешно. Сколько понадобилось веков полицейских злоупотреблений, чтобы у сицилийской женщины выработался такой безошибочный нюх на легавых?

– Да, они самые, – сказал он, улыбаясь.

Дежурная покраснела, опустила глаза.

– Прошу прощения.

– Вы знали синьору Ликальци?

– А в чем дело, случилось что-нибудь?

– Вот уже несколько дней, как она пропала. Мы ее ищем.

– И чтоб ее искать, вы ее документы уносите?

Да, тетка не так проста. Монтальбано решил немного пооткровенничать:

– Есть опасение, что с ней что-то нехорошее приключилось.

– Я ей всегда говорила быть поосторожнее, – сказала дежурная, – а она разгуливала с полмиллиардом в сумке!

– Носила с собой много денег? – удивился Монтальбано.

– Да не про деньги я, про драгоценности – вот про что. Да еще жизнь, которую она ведет! Возвращается поздно, встает поздно…

– Об этом мы слышали. Вы давно ее знаете?

– Конечно. С тех пор как она первый раз приезжала сюда с мужем.

– А что вы можете сказать о ее характере?

– Вообще-то она совсем не вредная. Только у нее один бзик: порядок. Когда убирают номер, так и стоит над душой и проверяет, чтобы все положили на место. Уборщицы утренней смены, не помолившись, к работе в сто восемнадцатом не приступают.

– Последний вопрос: ваши коллеги из утренней смены никогда вам не говорили, что синьора принимала мужчин в номере?

– Никогда. Уж что-что, а на это у нас глаз наметан.

По дороге в Вигату Монтальбано мучил один вопрос: если синьора так следила за порядком, почему тогда ванная в доме на улице Тре Фонтане была не прибрана, даже розовый халат брошен на пол как попало?

За ужином (свежая мерлуза, отваренная с двумя листочками лаврового листа и заправленная перед подачей на стол солью, перцем, превосходным оливковым маслом, да еще тарелочка свежей зелени, такой полезной для желудка и кишечника) комиссар рассказал синьоре все, что случилось за день.

– Я так понимаю, – начала синьора Клементина, – что самый главный вопрос заключается в том, почему убийца унес с собой одежду, трусики, обувь и рюкзак бедняжки?

– Вот именно, – отозвался Монтальбано и замолчал. Не хотел прерывать ход мыслей синьоры, которая, едва успев открыть рот, уже ухватила самую суть проблемы.

– Я о таких вещах, – продолжала старушка, – могу судить только по тому, что вижу по телевизору.

– А детективов вы разве не читаете?

– Редко. И потом, что значит – детектив? Что значит «полицейский роман»?

– Ну, это род литературы…

– Конечно-конечно. Но мне не нравится навешивать ярлыки. Хотите, я вам расскажу замечательную детективную историю? Представьте себе, один тип после долгих приключений получил во владение город. Однако со временем его подданные один за другим становятся жертвами какой-то странной болезни, вроде чумы. Тогда этот человек начинает искать причину бедствия. Расследует, а в конце концов выясняет, что корень зла в нем самом, и карает себя.

– Эдип, – почти самому себе сказал Монтальбано.

– Замечательная детективная история, вам не кажется? Вернемся к нашему разговору. Почему убийца уносит одежду жертвы? Первая версия: чтобы ее нельзя было опознать.

– Здесь не тот случай, – возразил комиссар.

– Правильно. Однако мне кажется, что, рассуждая таким образом, мы идем по пути, который навязывает нам убийца.

– Не понял.

– Попробую объяснить. Тот, кто унес все вещи, хотел, чтобы мы подумали, будто каждый из этих предметов одинаково важен для него. Хотел, чтобы мы воспринимали все вещи как одно целое. Но это не так.

– Вот именно, – снова сказал Монтальбано, все больше приходя в восхищение и в то же время опасаясь прервать неуместным замечанием нить ее рассуждений.

– Ведь рюкзак с драгоценностями сам по себе стоит полмиллиарда. Для обычного вора украсть его уже означало бы сорвать куш. Правильно?

– Правильно.

– Но какой интерес обычному вору уносить одежду? Никакого. Значит, если он унес с собой одежду, трусики и обувь, мы должны подумать, будто речь идет не об обычном воре. А вдруг это именно простой вор, который хочет, чтобы мы подумали, будто он не простой? Почему? Может быть, потому, что хотел спутать нам карты? Хотел украсть рюкзак, стоивший полмиллиарда, но совершил убийство и попытался скрыть свою настоящую цель?

– Правильно, – подтвердил Монтальбано, хотя его никто ни о чем не спрашивал.

– Идем дальше. Очень может быть, что тот же вор украл из коттеджа и другие вещи, только мы об этом не знаем.

– Можно позвонить? – неожиданно у комиссара возникла идея.

Набрал номер отеля «Джолли» в Монтелузе, попросил Клаудио Пиццотту, директора.

– Ах, комиссар, какой ужас! Кошмар! Мы только что услышали по «Свободному каналу», что несчастная синьора Ликальци…

Николо Дзито сообщил об убийстве в программе новостей, а он совсем забыл посмотреть, как журналист прокомментировал эту историю.

– «Телевигата» тоже показала, – добавил притворно огорченный (а на самом деле довольный) директор Пиццотта.

Галлуццо выполнил свой долг перед шурином.

– Что же мне теперь делать, доктор? – обеспокоенно спросил директор.

– Не понял.

– С этими журналистами. Они мне проходу не дают. Хотят взять интервью. Узнали, что бедная синьора у нас остановилась…

От кого же они могли узнать, если не от самого директора? Комиссар представил, как Пиццотта обзванивал журналистов, объясняя, что мог бы рассказать много интересного об убитой женщине, красивой, молодой, к тому же найденной голой…

– Делайте что хотите. Послушайте, синьора Микела обычно носила какие-нибудь драгоценности из тех, что у нее были? Например, часы?

– Конечно, носила, хотя в меру. Иначе зачем она их возила из Болоньи в Вигату? Что касается часов, то на ней всегда были великолепные «Пьяже», тонкие, как бумага.

Монтальбано поблагодарил, положил трубку и сообщил синьоре Клементине то, что узнал. Синьора на минуту задумалась.

– Нужно теперь установить, идет ли речь о воре, ставшем убийцей по стечению обстоятельств, или об убийце, который выдает себя за вора.

– Чисто интуитивно мне не верится, что это был вор.

– Нельзя доверять интуиции.

– Но, синьора Клементина, Микела Ликальци была голой, она только что вышла из душа, вор услышал бы шум и не стал входить в дом.

– А с чего вы взяли, что вор уже не находился в доме, когда вернулась синьора? Она входит, и вор прячется. Когда синьора идет в душ, вор думает, что настал подходящий момент. Выходит из укрытия, забирает свою добычу, но тут она его застукала. Реакция вора нам известна. Вполне возможно, он и не собирался ее убивать.

– А как же он проник в дом?

– Так же, как и вы, комиссар.

В яблочко. Монтальбано не ответил.

– Перейдем к одежде, – продолжала синьора Клементина. – Если ее унесли, чтобы разыграть спектакль, все понятно. Но если убийца действительно хотел, чтобы ее не нашли, дело другое. Что такого важного могло там быть?

– Одежда представляла для него опасность, из-за нее его могли опознать, – предположил комиссар.

– Тут вы правы, комиссар. Но, без всякого сомнения, та же одежда не представляла никакой опасности, когда синьора была одета. Это потом она стала опасной. Каким же образом?

– Может быть, запачкалась, – предположил Монтальбано. – Возможно, кровью убийцы. Поскольку…

– Поскольку?

– Поскольку в спальне не было обнаружено следов крови. Только немного на постельном белье, той, что вытекла изо рта у синьоры Микелы. А может быть, речь идет о пятнах другого рода. Следах рвоты, к примеру.

– Или, тоже к примеру, спермы, – сказала синьора Вазиле Коццо, густо покраснев.

Домой в Маринеллу ехать было рано, и Монтальбано решил заскочить в комиссариат, узнать, есть ли новости.

– А, синьор дохтур! Синьор дохтур! – возбужденно закричал Катарелла, как только его увидел. – А вы что, здесь?! По крайности с десяток человек звонило! Все как один вашу Пирсону пирсональную искали! А я не знал, что вы возвернетесь, всем и говорил звонить завтра утречком! Что я, напортачил чего или как, синьор дохтур?

– Или как, Катаре, или как, не волнуйся. Не знаешь, чего хотели?

– Все как один говорили, что они есть те, кто синьору покойницу знали.

На столе в кабинете Фацио оставил ему целлофановый пакет с реквизированными из номера сто восемнадцать бумагами. Рядом лежали записи о телефонных звонках, которые дал Галло директор Пиццотта. Комиссар сел за стол, достал из пакета еженедельник, полистал. Микела Ликальци держала его в полном порядке, как и свой номер в гостинице: назначенные встречи, намеченные звонки, предстоящие визиты – все было записано ясно и точно.

Доктор Паскуано говорил, и Монтальбано был с ним полностью согласен, что женщину убили в ночь со среды на четверг. Поэтому он сразу открыл еженедельник на среде, последнем дне жизни Микелы Ликальци. 16.00 – позвонить Ротондо, мебельщику; 16.30 – позвонить Эмануэле; 17.00 – встр. Тодаро, цветочный магазин; 18.00 – Анна; 20.00 – ужин у Вассалло.

Кроме того, синьора наметила дела и на четверг, пятницу и субботу, не подозревая, что кто-то помешает ей их выполнить. В четверг она собиралась, также после обеда, встретиться с Анной и поехать с ней к Локонте (в скобках: шторы), а вечером был назначен ужин с неким Маурицио. В пятницу она хотела увидеться с Ригуччо, электриком, снова встретиться с Анной и потом поехать на ужин к синьорам Канджалози. На субботу, судя по еженедельнику, было назначено только одно дело: 16.30 – полет из аэропорта Пунта-Раизи в Болонью.