Текст книги "Неизвестный фактор (Романы)"

Автор книги: Андрэ Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 67 страниц)

Дискан втиснулся в расселину. Она совсем узкая, и его кокон рвался, задевая за каменные выступы; в результате появилось несколько болезненных царапин. Но вот последний рывок вывел его наружу, вероятно, на верх ограждающей долину стены.

Здесь ветер смел снег с открытого места, и следы животного видны были только в углублениях. Высокогорье неровное, все из острых выступов и углублений. Отсюда Дискану видна широкая болотистая низина, с отчетливо заметным на сером и белом общем фоне местности голубыми бассейнами грязи.

Еда – впервые с начала подъема Дискан вспомнил о своем желудке. В покинутой им долине должна быть добыча, на которую можно поохотиться. Здесь, наверху, вообще ничего нет. Разумно было бы спуститься вниз, к болотам. И он начал высматривать путь с высот.

Его внимание привлекла вспышка слева, несколько в стороне от его цели. Это что-то неестественное для скальной местности. Он не мог бы сказать, почему в этом уверен. Не огонь – откуда здесь взяться огню? Разве что он не один на планете. Несмотря на голод, Дискан отвернулся от склона, который вел к болоту, и принялся отыскивать источник вспышки.

Какая-то последовательность! Вспышки не беспорядочные, они следуют какому-то правилу! А правило означает, что это сигнал!

Он скользя выбрался на небольшую открытую площадку и остановился, глядя на то, что привлекло его внимание. Когда-то – очень давно, решил он, заметив выветренные края камня, – кто-то или что-то превратило природный каменный выступ в прямоугольную Колонну. И немного ниже ее верхушки овал из белого непрозрачного материала через определенные промежутки издает вспышки яркого света.

Дискан сосчитал до пяти– вспышка, потом до трех – вспышка, до десяти, до восьми, – и весь цикл повторился. Кому предназначен этот сигнал , невозможно сказать. Для улетевшего воздушного корабля? Далекому поселению? Но этот сигнал очень древний, и создан он разумом.

Итак, возможно, он здесь не один и не только его мохнатый спутник целенаправленно перебирался через хребет.

Дискан обошел колонну. С другой стороны знакомый когтистый отпечаток – подпись и дорожный указатель. А ниже, такие же обветренные, как колонна, следы дороги, вырубленной в скалах и идущей вдоль хребта.

Глупо отворачиваться от болота с его обещанием пищи, глупо. Как и все, что он проделал до сих пор, говорил себе Дискан. Но он уже наступил на след и знал, что пойдет по древней дороге.

 Глава шестая

В сгущающихся сумерках Дискан временами вообще не был уверен, что все еще идет по дороге. Но потом замечал прорубленный в скалах проход, облегчающий продвижение, или ровную площадку под ногами. И дорога опускалась, но не вдоль той стороны хребта, что обращена к болоту, а с противоположной, где находилось высокогорье. Он видел другие долины, подобные той, с озером, их ровные днища были покрыты густым слоем снега; кое-где росли деревья с красными листьями.

Древняя дорога свернула в самую широкую из таких долин. И конец ее был обозначен двумя столбами, такими же, как тот, сигнальный. На верхушках столбов утолщения, назначение которых понять невозможно: слишком сильно подействовало на них время. А дальше – только ничем не примечательные бесконечные снежные поля. Направо и налево, вдоль основания хребта, заросли растительности – обещание убежища.

Здесь Дискан увидел следы, и не только от когтистых лап, но и другие, маленькие и круглые, похожие на копыта. Но не пошел по следам, потому что из воздуха послышался голос.

Слова непонятны, но это слова, и они должны привлечь его внимание, в этом Дискан не сомневался. Почти инстинктивно он укрылся за кустом, вжался в землю и всматривался в темноту. Он был уверен, что голос доносится спереди, откуда-то из долины, и эхом отражается от скальных стен.

Последовала тишина, полная напряжения. Дискан лежал, наблюдал и ждал. Почти не сознавая этого, он начал считать про себя, как тогда, когда наблюдал за вспышками вверху. Досчитал до тридцати, и снова в воздухе зазвучали слова. После третьего повтора он был уверен, что слова те же самые, что повторяются они механически, да и тон тоже ровный, механический: это предупреждение, приветствие или призыв произносит не живое существо, а машина.

Очень важно, что именно из этих трех вариантов. Если предупреждение, опасно не обращать на него внимание. Если призыв – ответить на него значит идти навстречу опасности. А вот приветствие – нечто совсем иное. И эта передача такая же древняя, как маяк наверху? Слова произносятся резко и властно. Дискан не мог связать их с представлением о древности, с сигнальным столбом и дорогой.

Здесь есть кустарники. Укрываясь за ними, он может идти вдоль стены долины. Если его увидели и голос адресован ему, рано или поздно тот, кто говорил, придет искать его. Дискан пошел, сжимая в руке дубину и не отводя взгляд от открытого пространства.

Он перебегал от одного укрытия к другому, а передача продолжалась с теми же интервалами и без всяких перемен. Но это не успокаивало Дискана, не ослабляло его настороженности. Слова могли произноситься механически, но это совсем не означает, что за ним не наблюдают.

Снова пошел снег, и он обрадовался и ему, и темноте. И то, и другое создает завесу, за которой он может двигаться быстрей. Стена долины изгибается, и ему показалось, что голос звучит ближе.

Он обогнул выступ и снова увидел открытое пространство. Но здесь кустов не было, только несколько тощих стебельков поблизости. И взгляд на них... Дискан протянул дубину и пригнул ближайший стебель. Тот от легкого нажима сломался, и Дискан внимательно осмотрел его.

Обгорел! Похож на обгоревшую растительность, какую он видел у места катастрофы корабля. Он потер горелый стебель пальцами, внимательно разглядывая открытое пространство. Ровное, необычно ровное, он таких на этой планете еще не видел. Хорошее место для посадки корабля. Может, так и есть? Сюда садился корабль, а потом взлетел? Снег прикрыл все следы посадки и старта, но возможно, его догадка верна.

Снова в неподвижном воздухе прозвучало непонятное сообщение, хотя сейчас оно казалось приглушенным, как будто падающий снег глушил передачу. Дискан встал, решившись рискнуть.

Он пошел вперед, через самый узкий конец открытого пространства, направляясь к растительности на дальней стороне. И тут в тусклом свете увидел полусферу, знакомую по его прошлому. Такие временные убежища он видел в ЗD-фильмах. Убежище без окон и дверей, но где-то на его поверхности есть вход, открывающийся нажатием руки – под действием тепла тела. Такое убежище разбивают для выживших в крушении космического корабля. Возможно, не один корабль падал в болота этой неведомой планеты.

Теперь Дискан понимал цель передачи, хотя не понимал ее слов. Это сигнал, привлекающий выживших к убежищу. И поскольку сообщение продолжает звучать, убежищем еще никто не пользовался.

Онемевшими пальцами и зубами Дискан сорвал повязки с пальцев, приложил ладонь на уровне пояса к поверхности полусферы и начал обходить ее. В отличие от обычных домов, здесь замок должен быть настроен на общее тепло тела, а не на индивидуальный отпечаток ладони человека или людей. Когда он найдет замок, тот должен открыться. И тогда в его распоряжении будет еда, убежище, может быть, оружие – все, что угодно.

Сколько времени стоит здесь это убежище, как долго звучит передача? И почему оно было оставлено? Может, здесь приземлился корабль, послал сигнал SOS, потом сели спасатели, может быть, патрульный крейсер; спасатели не нашли выживших, но видели доказательства их существования, поэтому оставили убежище и улетели, рассчитывая позже вернуться? Правдоподобное объяснение – но только сообщение не на основном, как должно быть, если убежище оставлено спасателями Службы.

Дискан почти не получил образования, но каждого ребенка, как только он начинает говорить, гипнотически учат и основному, и родному языку планеты. Сейчас нет космических цивилизаций, человеческих и нечеловеческих, которые не использовали бы основной в качестве общего языка, хотя некоторым чужакам приходилось для перевода на него использовать механические средства. Итак, почему же маяк убежища говорит не на основном?

Рука неожиданно нащупала углубление, незаметное для глаза. Оно не очень большое, это углубление, и Дискан как можно крепче прижал к этому месту свою обнаженную ладонь. Он нашел замок – теперь нужно его открыть.

По стене медленно разливалось свечение. Затем неожиданно, как щелчок пальцами, перед ним открылась узкая щель, и Дискан протиснулся в нее – в свет, тепло, запахи. Стена за ним закрылась; он стоял, осматриваясь.

Еда – прежде всего еда. Он сделал шаг, другой от вновь закрывшейся двери, и тут ноги под ним подогнулись, он покачнулся и упал. Свет ослеплял; от него болели глаза. Дискан, приподнявшись на руках, смотрел на груду контейнеров, торопливо сваленных друг на друга.

Он подполз к ближайшему и снял крышку. Снял еще с нескольких. Потом узнал один, вытащил из груды и нажал небольшую кнопку на боку.

Несколько минут спустя он глотал животворную жидкость, по вкусу напоминающую густой суп с приправами. Дискан знал, что такой контейнер содержит высококалорийную пишу, которая должна поддержать силы выживших в катастрофе. Поглотив содержимое контейнера, он продолжал рыться в груде. Но по мере того как он разглядывал все больше коробок, ящиков и тюбиков, его недоумение усиливалось. Росла и тревога.

Некоторые из припасов ему знакомы, но большинство нет. И не только это приводило в замешательство: незнакомые предметы тоже чрезвычайно различались. Он видел самые различные идентификационные символы и был теперь уверен, что разбирает припасы, предназначенные для десятков рас или даже видов. Значит ли это, что убежище должно было обслуживать смешанную группу выживших: людей, чужаков и все промежуточные виды между ними? Но только в каком-то безумном рейсе на корабле может оказаться столько различных пассажиров.

И потеря такого корабля – новость, которая, конечно, дошла бы до Ваанчарда. Или... Дискан мрачно и сосредоточенно смотрел на груду разнообразных контейнеров... или крушение произошло, когда экипаж находился в анабиозе в глубоком космосе?

Но такой лайнер обычно несет тысячу и больше пассажиров. Это убежище не может содержать припасы для такого количества. Может, здесь села спасательная шлюпка со смешанным экипажем? Возможно. Только... почему же передача не на основном? Что-то не совпадает.

И ни на одном знакомом контейнере нет символа Патруля – а он обязательно должен был бы быть, если бы это было убежище Службы. То, что вещи не сложены, а просто набросаны грудой... Дискан снова начал их разбирать. Несомненно, на табличках не один язык. Он нажал кнопку нагревания на втором тюбике и медленно съел его содержимое, разглядывая груду. Закончив, вернулся к неизвестному рациону в цилиндре.

А потом начал методично разглядывать остальные контейнеры в убежище – и обнаружил, что все они, кроме трех, закрыты на персональные кодовые замки. Это не может быть убежищем Службы, иначе все содержимое было бы доступно любому добравшемуся до убежища. Да, это, конечно, убежище, но предназначено оно не для любого потерпевшего, а для конкретных выживших.

Он обнаружил, что некоторые вещи он может использовать. Нашел пальто-парку из шкуры орканза с подбивкой из изолирующего мха; парка тесновата в плечах, но он может ее надеть. Сапоги из той же шкуры орканза, смазанные специальной мазью, которая делает их водонепроницаемым, ему малы, и он с сожалением отставил их в сторону. Под ними лежала рубашка. Дискан расправил ее на коленях, и его тревога усилилась.

Нарядная рубашка из шелка узакианского паука – или из другого материала, похожего на эту легендарную ткань. На высоком воротнике и на груди кружевные узоры из сотен крошечных драгоценных камней, нашитых на шелк. Только очень важная персона может позволить себе носить такую одежду. Но на груди пятно, чуть скользкое на ощупь, словно кто-то беззаботно испачкал рубашку едой.

Дискан сложил рубашку и отложил к сапогам. Он нашел два спальных мешка. Оба небольшие, но если их соединить, у него будет постель, какой не было уже много дней. Но – ни оружия, ни инструментов. Разве что они в закрытых ящиках. У него есть еда, новая одежда и большая загадка.

Он попытался открыть закрытые ящики, используя острый конец своего импровизированного копья, но остановился, услышав треск дерева. Как ни примитивно это оружие, оно еще послужит ему: ведь убежище ничего иного не дает. Дискан расправил спальные мешки и принялся нагромождать контейнеры у входа: теперь всякий входящий уронит их и тем самым объявит о своем приходе. Потом с довольным вздохом растянулся на постели.

И несмотря на яркий свет на стенах, уснул – но не видел город во сне. За пределами теплой сердцевины продолжал идти снег, заметая его собственные следы, ведущие к убежищу.

Но в ночи ожили другие; началось общение, но не в словах. Силы сталкивались, двигались, расходились. Нетерпение и гнев окрашивали обсуждение. А потом наблюдатели окружили убежище и его содержимое – такое важное для их целей.

Дискан пошевелился, перевернулся и посмотрел на неустойчивую пирамиду из ящиков, которую сделал как сигнал тревоги. Свет оставался прежним, но что-то изменилось. Он сел и внимательней осмотрел внутренности полусферы. Насколько он помнит, все то же самое. Никто не входил, иначе обрушилась бы груда ящиков.

Тихо, вот в чем дело, слишком тихо! Передача, которая привела его сюда, прекратилась. Он больше не слышит ее звуки, которые стены убежища превращали в негромкий гул. Возможно, его приход в убежище и прекратил ее.

Он не знал, почему это заставило его насторожиться. Но теперь, пытаясь вспомнить, что происходило с ним до того, как он уснул, Дискан почувствовал уверенность: передача продолжала звучать и тогда. Так что его приход автоматически не прервал ее.

Он никогда не считал, что обладает очень ярким воображением, но сейчас ему казалось, что само отсутствие передачи – это какой-то сигнал. Предположим, только предположим, что где-то на этой планете есть лагерь или поселение, которые поддерживают автоматическую связь с этим убежищем, – так что, когда кто-то сюда приходит, в лагере сразу становится известно. И тогда убежище может стать ловушкой!

Дискан подошел к груде припасов, потом взял свой плащ из порванного материала кокона, связал в виде мешка и стал укладывать туда пищу. Мысль о западне так овладела им, что он считал ее уже доказанной. Неважно, кто установил эту ловушку и почему. Нужно побыстрее убираться отсюда.

Натянув парку, взяв в руки мешок и дубину, он приложил ладонь к замку. Щель открылась, и он вышел наружу – в день и в снег по колено.

Как бы то ни было, но он оставит след, ведущий к убежищу, если только его не покроет еще одна снежная буря. Перед ним роща, но деревья не с красной листвой, а другие, с голыми очень густыми ветвями. Углубиться в эту рощу – значит потерять всякое представление о направлении. Нужно держаться открытой местности и вернуться на высокогорье, с которого он пришел. Там, среди скал, достаточно хороших укрытий.

Приняв решение, Дискан пошел по рыхлому снегу. Идти по Сугробам оказалось гораздо труднее, чем ему показалось сначала. Снег влажный и тяжелый, липнет к ногам, забивается в сапоги, налипает на края парки. Дважды Дискан проваливался в снег и падал. Но продолжал идти, миновал место, где, как ему показалось, приземлялся инопланетный корабль или корабли, и пошел в направлении скальной стены и выветренных каменных столбов, обозначающих начало древней дороги.

Он прошел уже примерно две трети расстояния до цели, когда ожил голос маяка. Дискан вздрогнул, потерял равновесие и упал в сугроб в третий раз. Выбираясь, он прислушивался. Те же самые слова, что он слышал вчера, или они изменились? Дискан обнаружил, что не может рассчитывать на память. Возможно, слова другие: сначала сообщалось о его приходе, теперь – об уходе.

Но идти быстрее невозможно: передвижение в глубоком снегу поневоле медленное. Дважды, останавливаясь перевести дыхание, он с тревогой изучал дорогу впереди. Много похожих на столбы формаций, увенчанных снежными шапками. Он понял, что заблудился.

Что ж, на самом деле ему и столбы не нужны. В любом пригодном для подъема месте он может вернуться наверх и оттуда весь день наблюдать за убежищем. И если никаких посетителей не будет, к ночи возвратиться туда. Сверху будет виден его след, и он сможет проверить, преследует ли его кто-нибудь.

Для любого офицера Патруля он будущий пленник, но он уверен, что убежище не принадлежит Патрулю. Возможно, другие могут принять его за выжившего из спасательной шлюпки. Дискан улыбнулся. У него целый день на то, чтобы придумать правдоподобную историю и запомнить все подробности так, чтобы рассказывать убедительно. Он начал подниматься.

Трижды он перемешался, пока не нашел хороший наблюдательный пункт. Хотя бинокля у него нет, долина внизу раскрыта перед ним, как белая карта, и прорезает ее только его собственный след. Конечно, убежище отсюда не видно, но в морозном воздухе по-прежнему слышна передача.

Нудное занятие – смотреть на снег и свой след на нем. Дискан пожалел, что у него нет бинокля: тогда он смог бы разглядеть, что лежит за частой рощей, куда он побоялся заходить. Время от времени он посматривал на небо; однажды застыл, увидев что-то летящее, но тут же успокоился: это не машина, а красные птицы.

Проходили часы – Дискан не мог измерять время, – и он начинал думать, что его утренние страхи беспочвенны. Голос продолжал звучать; ни следа кого-нибудь идущего по его следу. Возможно, на всей планете он единственный пришелец. Наверху холодно; вероятно, он бесцельно потратил весь день. Но возвращаться к убежищу он не хотел – во всяком случае, не прямо сейчас. Можно будет вернуться вечером. Он пойдет по своему следу...

Трудно сидеть и ждать. Он разглядывал ту часть долины, которую видел отчетливо. Вероятно, разумно пройти по высоте и вернуться к убежищу с другого направления. Дискан плотнее уложил припасы – мешок получился поменьше, – взвалил на плечо и пошел, старясь держаться в укрытиях, как разведчик, передвигающийся по вражеской территории. Хотя он не мог ни назвать врага, ни объяснить, почему убежден, что должен скрывать свое присутствие.

Но за ним наблюдали, и эти наблюдатели возрадовались. Подопечный снова идет – и идет в нужном направлении.

 Глава седьмая

Дискан уже какое-то время был в пути, когда заметил под снегом и редкой растительностью указания на то, что снова идет по дороге, – не по тропе, какую оставляют животные, но по дороге из каменных плит. Плиты больше не расположены ровно, на одной линии, но все еще сохранились. И даже в таком состоянии по ним идти легче; можно быстрей передвигаться, хотя дорога уводит в сторону.

Передача теперь слышалась как далекий гул, в котором больше не различаются отдельные слова. И аккомпанировал ей ветер, со свистом пролетая между скалами.

Но остановивший его крик не был ни голосом, ни шумом ветра. Дорога привела к проходу между двумя скалами, и в дальнем конце прохода перед ним. ..

Дискан пригнулся, держа оружие обеими руками острым концом вперед. Тварь большая, гораздо крупней существа, которое сопровождало его раньше. Стоит прямо на двух массивных задних ногах, таких толстых, что они, поросшие мехом, кажутся прямыми. Брюхо голое, тусклого, нездорового желтого цвета, с небольшими пятнами, словно покрыто чешуей. На взгляд Дискана, эта тварь, как и стервятники, отвратительная помесь млекопитающего и рептилии.

На голове хохолок из сморщенной кожи, а сама голова вперед сужается, переходя в рыло, из-под желтых губ торчат клыки. Но хуже всего то, что, когда тварь передвигается на задних лапах, движения ее гротескно человеческие; передние лапы она держит перед собой, словно готовится к кулачному бою.

Тут бронированная пасть раскрылась, и Дискан услышал не крик, как раньше, а отчетливое змеиное шипение; дыхание облачком вырывалось из пасти. Тварь с него ростом, может, на дюйм-два выше. И Дискан не сомневался, что, если окажется в досягаемости этих когтей, у него будет очень слабая надежда выжить.

Стоя лицом к твари, он отступал шаг за шагом. К счастью, существо как будто не торопится и не сокращает расстояние между ними. Идет за ним шаг за шагом и, если не считать шипения, никак не проявляет враждебности. Но он знает, что ему следует опасаться.

Назад – теперь он у начала прохода, в месте, где больше пространства, можно уклониться от нападения. Он знал, что нельзя поворачиваться спиной и убегать – такой шаг только вызовет нападение. Он не мог сказать, насколько быстро может передвигаться эта тварь, но она сражается на своей территории и все преимущества на ее стороне.

Справа от Дискана углубление в скалах, узкая щель, которая может послужить убежищем. Он начал пятиться к ней. Тварь опустила голову. Шипение звучало выше и стало почти непрерывным. Дискан был уверен, что тварь готовится к нападению.

И вот он уже в углублении, и его копье нацелено в брюхо твари. Поверхность неровная: время от времени приходится смотреть под ноги. И каждый раз, делая это, он давал противнику секунду преимущества.

Чудовище снова закричало. Словно из воздуха, между ним и Дисканом появилось темное тело. Спина изогнута, хвост гневно колотится, клыки оскалены; прежний спутник Дискана или его близнец непрерывно и грозно рычит.

Шипение приближающейся твари стало ужасно. И вот она двинулась с невероятной быстротой: Дискан поверить не мог, что неуклюжее тело способно двигаться так стремительно.

Когти вцепились – но не в мохнатое животное, как намеревался нападающий, а в воздух: мохнатый со скоростью молнии увернулся и под лапами нападающей твари вцепился в ее желтое брюхо; появилась кровоточащий разрез. Огромные лапы топали, пинались, но у маленького противника появилась еще одна возможность, и он снова ранил чудовище.

Но на этот раз увернуться не удалось. Когти вцепились в мех, подняли животное и поднесли к ждущей пасти; захваченный противник напрасно извивался и отбивался. И тут вмешался Дискан. Ему и в голову не пришло оставить сцепившихся в схватке животных и убежать. Напротив, он устремился вперед, держа наготове свое примитивное оружие.

Он не мог подойти очень близко, но постарался попасть в широкий глаз головы, теперь нагнувшейся к яростно сопротивляющейся жертве. Попал не совсем точно, но острием все же задел глазное яблоко. Тварь ужасно закричала и подняла голову.

Дискан снова ударил, целясь в место под головой. У него была смутная надежда, что тут уязвимое место в броне твари. Копье встретило сопротивление, он даже не пробил обманчиво голую шкуру, но шипение резко прервалось.

Тварь пыталась отбросить своего пленника, одну лапу она поднесла к горлу, но мохнатое животное клыками и когтями вцепилось в другую. И так как тварь пыталась по-прежнему дотянуться до горла, когти ее противника с ужасающей эффективностью резали плоть на груди.

Шипение прекратилось, но тварь продолжала яростно мотать головой. Наконец ей удалось оторвать от себя противника и отбросить в сторону. Пушистое тело попало в Дискана и увлекло за собой на землю.

Когти рвали его парку, но не тронули кожу: животное с рычанием пыталось высвободиться, разорвать их невольное соединение. В лицо Дискану брызнула кровь из раны на плече мохнатого. Животное наконец освободилось и снова повернулось к врагу; тварь стояла в той же позе, в какой начала нападение. Но хвост ее метался не так быстро; на камнях под ним видны были красные пятна.

Двуногая тварь поднесла обе лапы к горлу, острая морда устремилась к небу. Тварь начала двигаться, но не нападая, а словно стараясь прекратить мучения. Протянув руку, Дискан подтащил к себе мохнатое животное, убрал с дороги слепо мечущейся твари.

Тварь пролетела мимо них и изо всей силы ударилась о скалу. Долго стояла так, тело ее конвульсивно дергалось, а потом упала, забила лапами в воздухе. Дискан отпустил мохнатое животное. Оно больше не сопротивлялось, а прижималось к нему, наблюдая за умирающим врагом.

Но что его убило? Дискан вытер руки о парку. Ни одна рана, нанесенная мохнатым, не выглядит смертельной. Его первый удар не пробил глаз. А удар в горло даже не разорвал шкуру.

Теперь передние лапы застыли, прижатые к груди; грудь больше не вздымалась. Дискан решил, что тварь мертва или почти мертва.

Пушистый встал, слегка вскрикнув от боли, когда передние лапы коснулись земли. Но, несмотря на раны, подошел к мертвой твари, принюхался к морде, потом к горлу – как будто думал, как окончательно избавиться от опасности.

Прежде чем тоже подойти к телу, Дискан повернул свое оружие. Пришлось подавлять отвращение, чтобы коснуться мерзкого туловища. В том месте горла, куда попало копье, он нащупал пальцами мягкое место. Неужели ему случайно удалось повредить дыхательное горло твари, лишив ее возможности дышать? Но главное то, что она мертва.

От туши шел такой отвратительный запах, что Дискан отошел и принялся оттирать снегом руку, чтобы стереть память о прикосновении к этой шкуре. Потом посмотрел на мохнатого.

Тот алым языком вылизывал рану на плече. Еще одна кровоточащая рана видна на боку. Дискан набрал в обе ладони снег и принес раненому животному. Оно перестало вылизывать рану, его лишенные зрачков глаза разглядывали человека. Потом язык коснулся снега; животное лизало, пока шершавым языком не задело ладони. Дискан принес еще, потом мохнатый стал снова зализывать раны.

Дискан колебался. Приближается ночь. Ему хотелось вернуться к безопасности убежища. Но он не может уйти и оставить раненое животное. В морозную ночь оно погибнет. Но и нести его по пересеченной местности невозможно.

Легкий визг – мохнатый стоит и смотрит на него. Второй раз посмотрел Дискан в эти глаза – и снова испытал странное ощущение смешения личностей. Это не то же самое, что его контакт с варчем или с животными на Найборге, когда он сознательно использовал их для своих целей; этого он не хочет! Он пытался оторвать взгляд, не углубляться туда, где правил страх.

Он пошел дальше по древней дороге, и мохнатый, хромая, пошел за ним. Дискан сознавал их движения, так, словно это происходит во сне. И он не мог разорвать ритма собственных шагов. Это его обычный контакт с животными, только наоборот. Варч прилетел по его приказу, а теперь он действует по приказу идущего рядом животного.

Одна воля схватилась с другой, но кончилась для Дискана только изнеможением. Тело его повиновалось, а сознание отступило. Открытая борьба ничего ему не дала. Хорошо, он повинуется – как много раз в прошлом, когда видел, что сопротивление принесет ему только неприятности.

Время от времени, когда они останавливались, чтобы передохнуть, животное прижималось к ноге Дискана. Тот по собственной воле хватал его за кожу и мех на плечах и поддерживал во время отдыха. Облизав раны, мохнатый прекратил кровотечение, но двигался он медленно, ему явно было нехорошо.

Они вместе миновали проход, который защищала мертвая тварь. За ним древняя дорога превратилась в серию широких невысоких ступеней, потрескавшихся и выветренных, но дающих удобный спуск вниз. Дискан стоял наверху; та часть его сознания, которая отказалась от управления, регистрировала то, что видят глаза.

Отсюда было видно, что хребет разрезает надвое низинную болотистую местность и уходит вправо и влево, насколько хватает глаз. Ступени, спускаясь к низине, становились все шире, а за последней ступенью открывался пологий спуск прямо к болоту. Уже конец дня. Но света еще достаточно, чтобы разглядеть то, что стоит среди воды и грязи, – кубы, тускло-черные прямоугольники, размещенные в определенной последовательности, словно крыши древнего города торчат из поглотившей город могилы.

Но как ни всматривался Дискан в здания, как ни пытался определить их размеры, общие очертания и расположение относительно друг друга, у него оставалось странное ощущение, что на самом деле их там нет – какая-то неосязаемая дымка отделяла его от руин.

Ряды прямоугольников расходились во все стороны от ступеней и терялись в глубине болота. Конца того, что когда-то было гигантским городом, он не видел.

Пушистый отделился от него и, хромая, продолжал спускаться. Дискан, все еще под контролем, последовал за ним. Город отталкивал его, он пытался освободиться, вернуться к убежищу, к тому, что казалось безопасностью.

Они остановились на последней широкой ступени. Неужели мохнатый хочет спрыгнуть с нее и углубиться в лабиринт затопленных зданий? Но животное со стоном легло, раненой стороной вверх, не отрывая от Дискана взгляда. Он тоже сел, понимая, что они дошли до конца пути: принуждение, которое привело его сюда, исчезло. Теперь он может повернуться и подняться по ступеням, направиться в долину с убежищем, – но он слишком устал, чтобы сделать это, все тело болит, голова кружится.

Их нынешнее положение слишком открытое. Вокруг сугробы, а если подует ветер, они замерзнут до смерти. Ему только пришла в голову эта тупая мысль, когда показалось, что спутник поднял голову и посмотрел на развалины. В его движении была такая настоятельность и стремительность, что Дискан проследил за направлением его взгляда. То, что приближалось, уже достигло края их платформы: одна круглая голова, другая, третья...

Они поднимались, балансируя на задних лапах, глядя вначале на своего соплеменника, потом на Дискана немигающим взглядом. Беззвучная коммуникация? Один из трех подошел к раненому и сел рядом с ним; он поворачивал голову, словно ориентируясь по запаху, осматривал раны. И потом принялся их вылизывать.

Остальные двое исчезли с той же ошеломляющей скоростью, какую продемонстрировал его спутник в бою. Он привел раненое животное туда, где ему могут оказаться помощь; может, это его и освободило. Больше он не мог сомневаться в их разумности. Однако они интересовались им еще до схватки в проходе. Возможно ли, что раненый сознательно вмешался в схватку на его стороне?

Дискан с тупым удивлением наблюдал за двумя животными. Он не видел никаких различий между ними – ни в размере, ни в цвете. Они словно близнецы. Раненый теперь как будто спокойно отдыхал, уверенный, что товарищи его излечат.

Что-то мелькнуло на краю платформы. Показалась голова. В острых зубах вновь прибывший держал несколько прутьев. Животное прошло по площадке и опустило свою ношу недалеко от человека. И оно не одно – появились еще двое, они тоже принесли из болота ветки. И продолжали уходить и приходить, и груда топлива все росла.