355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андре Моруа » Для фортепиано соло. Новеллы » Текст книги (страница 6)
Для фортепиано соло. Новеллы
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:59

Текст книги "Для фортепиано соло. Новеллы"


Автор книги: Андре Моруа



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Питер снова включил мотор.

– Что будем делать? – спросил он.

– Поедем дальше, в аэропорт. Ваш самолет ждет вас. А я полечу на другом, во Францию. Сон закончился.

– Это был прекрасный сон, – сказал он.

– Сон наяву.

Приехав в аэропорт, я нашла окошко телеграфа и написала Джеку: «ПРИШЛА ВЫВОДУ БРАК НЕРАЗУМЕН тчк СОЖАЛЕЮ ПОТОМУ ЧТО ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ВАС НЕ СМОГУ ЖИТЬ ЧУЖОЙ СТРАНЕ тчк РЕШИЛА ЛУЧШЕ ЧЕСТНОСТЬ тчк ВЫСЫЛАЮ БИЛЕТ ДЛЯ ВОЗМЕЩЕНИЯ тчк ОБНИМАЮ – МАРСЕЛЬ». Потом перечитала и заменила «ЖИТЬ ЧУЖОЙ СТРАНЕ» на «БЫТЬ ЧУЖОЙ». Все было понятно, а слов меньше.

Пока я писала телеграмму, Питер пошел справиться о вылете своего самолета. Вернувшись, он сказал мне:

– Все хорошо. Или, скорее, все плохо: мотор починили. Я улетаю через двадцать минут. Вам придется ждать до семи. Мне неприятно оставлять вас одну. Хотите, я куплю вам книгу?

– Нет, – ответила я. – Мне есть, о чем подумать.

– Вы уверены, что ни о чем не жалеете? Еще есть время, но в ту минуту, когда вы отправите телеграмму, уже будет поздно менять решение.

Не отвечая ему, я протянула бланк телеграфисту.

– С отсроченной отправкой? – спросил он.

– Нет.

Потом я взяла Питера под руку.

– Милый Питер, у меня впечатление, будто я провожаю на самолет моего самого старого друга.

Я не могу повторить вам всего, что он сказал мне в оставшиеся у нас двадцать минут. Он излагал мне правила жизни. Вы иногда порывались сказать мне, что у меня есть какие-то мужские качества, что я верный друг, что я не лгу. Если все эти замечательные качества во мне действительно есть, я обязана ими Питеру. Наконец по громкоговорителю объявили: «Пассажиры, следующие рейсом шестьсот тридцать два в Нью-Йорк…»Я проводила Питера до паспортного контроля. Там он поднял меня к своим губам и поцеловал, как муж. Больше я никогда его не видела.

– Вы его никогда не видели! Почему? Разве вы не дали ему свой адрес?

– Дала, но он мне так и не написал. Думаю, ему нравилось входить таким образом в жизнь других людей, наставлять их, а потом исчезать.

– А когда вы бывали в Лондоне, вы не пытались увидеться с ним?

– А зачем? Он дал мне, как он сам говорил, лучшее, что в нем было. Нам никогда не удалось бы воссоздать невероятную атмосферу той ночи… Нет, так было лучше… Не надо пытаться вновь пережить слишком хорошие мгновения… Но я была права, когда сказала, что это было самое странное приключение в моей жизни? Вам не кажется чудом, что мужчина, изменивший мою судьбу, заставивший меня жить во Франции, а не в Америке, мужчина, чье влияние я ощущала дольше всего, был никому не известным англичанином, которого я случайно встретила в аэропорту?

– Это похоже, – сказал я, – на античные истории, в которых бог, чтобы общаться со смертными, одевался нищим или странником… На самом деле, Марсель, незнакомец не так уж изменил вас, поскольку вы в конечном итоге вышли замуж за Рено, а это, по сути дела, тот же Джек, только под другим именем.

Она на мгновение задумалась.

– Ну конечно, – сказала она. – Природу нельзя изменить; разве что чуть-чуть подправить.

Миррина
© Перевод. Юлиана Яхнина, наследники, 2011

Творчеством Кристиана Менетрие восхищались лучшие писатели нашего поколения. Правда, было у него и немало врагов, отчасти потому, что где успех – там и враги, отчасти потому, что к Менетрие признание пришло поздно, и к этому времени его собратья по перу и критики уже привыкли видеть в нем поэта для избранных, который вызывает уважение, но не способен стать баловнем публики, а стало быть, восхищаться его произведениями было и благородно и безопасно. Начало карьеры Менетрие положила его жена Клер, женщина честолюбивая, пылкая и деятельная, убедившая в 1927 году композитора Жан-Франсуа Монтеля сочинить музыку к лирической драме мужа «Мерлин и Вивиана». Но окончательным превращением Кристиана в автора сценичных и не сходящих с подмостков пьес мы обязаны актеру Леону Лорану. История эта почти никому не известна и, на мой взгляд, заслуживает внимания, потому что проливает свет на некоторые малоизученные стороны творческого процесса.

Леон Лоран, сыгравший такую благотворную роль в возрождении французского театра между двумя войнами, на первый взгляд меньше всего напоминал «комедианта». Совершенно чуждый самовлюбленности, всегда готовый бескорыстно содействовать успеху любого шедевра, он в буквальном смысле слова был жрецом театрального искусства и при этом отличался редкой образованностью. Все, что он любил в искусстве, было действительно достойно любви, но мало этого: он знал и понимал самые сложные и непопулярные произведения. Создав свою собственную труппу, он не побоялся поставить эсхиловского «Прометея», «Вакханок» Еврипида и шекспировскую «Бурю». Его Просперо и Ариэль в исполнении Элен Мессьер запечатлелись в душе многих из нас среди самых возвышенных воспоминаний. Как актер и постановщик, Лоран вдохнул новую жизнь в произведения Мольера, Мюссе и Мариво в ту пору, когда погруженный в спячку театр «Комеди Франсез» еще только ждал появления Эдуара Бурде, которому суждено было его пробудить. Наконец, среди наших современных писателей Лоран сумел найти тех, кто был достоин продолжать прекрасную традицию поэтического театра. Французская драматургия обязана ему школой и целой плеядой авторов.

Я уже сказал, что с первого взгляда Лорана трудно было принять за актера. В самом деле – его интонация, манеры, речь скорее вызывали представление об учителе или о враче. Но такое впечатление сохранялось недолго. Стоило вам в течение пяти минут понаблюдать его игру на сцене, и вы тотчас убеждались, что перед вами – великий актер, наделенный поразительным даром перевоплощения и способный с равным успехом быть величавым Августом в «Цинне», трагикомическим Базилем в «Севильском цирюльнике» или потешать зрителей в роли аббата из комедии «Не надо биться об заклад».

Кристиан Менетрие восхищался Лораном, не пропускал ни одной премьеры с его участием, но, по всей вероятности, между писателем и актером никогда не завязалось бы личного знакомства, так как оба были застенчивы, не вмешайся в это дело Клер Менетрие. Клер разделяла восторженное отношение мужа к Леону Лорану; она мечтала, чтобы Кристиан писал для театра, и при этом прекрасно понимала, что толкнуть его на эту стезю может только по-настоящему культурный актер. Поэтому она решила во что бы то ни стало ввести Леона в круг их интимных друзей, и ей это удалось. Клер все еще была красавицей с матовой кожей и аквамариновыми глазами, а Лоран никогда не мог устоять перед женской красотой. Вдобавок с той минуты, как знакомство состоялось, мужчины не могли наговориться о театре. У Кристиана было множество различных идей на этот счет, и большинство из них совпадало со взглядами знаменитого актера.

– Величайшее заблуждение реалистов, – говорил Кристиан, – в том, что они на сцене рабски копируют повседневную речь… А зритель как раз ищет в театре совсем другое… Нельзя забывать, что драма родилась из обряда, что шествия, выходы и хоры занимали в ней громадное место… Да и в комедии тоже… Нам твердят, что Мольер-де прислушивался к языку крючников Моста менял… Что же, возможно, пожалуй, даже бесспорно, однако он прислушивался к этому языку, чтобы потом его стилизовать.

– Вы правы, – отвечал Леон Лоран. – Вы совершенно правы. Вот почему мне и хочется, Менетрие, чтобы вы писали для театра… Ваши лирические тирады, ваши изысканные образы… Вопреки поверхностному впечатлению они великолепный материал для актеров. Возьмите же на себя роль скульптора. Мы оживим ваши статуи.

Лоран говорил короткими фразами, которым его прекрасный голос придавал глубокую выразительность.

– Да ведь я и так пишу для театра, – отвечал Кристиан.

– Нет, дорогой! Нет!.. Вы пишете поэмы-диалоги, это театр в кресле у камина, но вы ни разу не дерзнули предстать перед публикой.

– Мои пьесы не ставят.

– Скажите лучше, что вы никогда не стремились к тому, чтобы их ставили… Вы никогда не считались с законами сцены. А ведь без этого нет театра… Напишите пьесу для меня… Да, мой друг, лично для меня… Тогда вы увидите, что такое репетиция… А это лучшая школа… Понимаете, вы еще не избавились – на мой взгляд, это ваш единственный недостаток – от некоторой ходульности символизма… Так вот, стоит вам услышать ваш текст со сцены, и вы сами заметите все ваши промахи. Театральные подмостки для драматурга – то же самое, что для оратора пластинка с записью его голоса. Он слышит свои недостатки и исправляет их.

– Вот эти самые слова я твержу Кристиану с утра до вечера, – сказала Клер. – Он создан для театра.

– Не знаю, – сказал Кристиан.

– Ну что вам стоит попробовать… Я вам повторяю: напишите пьесу для меня.

– На какой сюжет?

– Да их у вас сотни, – сказал Леон Лоран. – Боже мой, ведь каждый раз, как мы встречаемся, вы излагаете мне первый акт какой-нибудь пьесы, почти всегда блестящий. Сюжет! Да вам надо только сесть за стол и записать то, что вы мне уже рассказывали… И вообще это проще простого. Я с закрытыми глазами возьму любую пьесу, какую вы мне принесете.

Кристиан на мгновение задумался.

– Пожалуй, у меня есть одна идея, – сказал он. – Вы знаете, как меня сейчас волнует угроза войны, как я пытаюсь, к сожалению тщетно, привлечь внимание французов к откровенным планам безумцев, правящих Германией…

– Я читал ваши статьи в «Фигаро», – сказал Леон Лоран. – Они красноречивы и полезны. Но только, вы сами знаете, слишком современная пьеса…

– Да нет же, я вовсе не собираюсь предлагать вам пьесу из современной жизни. Я хотел бы перенести действие совсем в другую эпоху. Помните, как вели себя афиняне, когда Филипп Македонский требовал жизненного пространства и завоевывал одно за другим маленькие греческие государства? «Берегитесь, – твердил афинянам Демосфен. – Берегитесь! Если вы не придете на помощь Чехословакии, вам тоже не избежать гибели». Но афиняне были доверчивы, легкомысленны, а у Филиппа была пятая колонна… Демосфен потерпел поражение… А потом в один прекрасный день настал черед Афин… Это будет второй акт.

– Великолепно! – с увлечением воскликнул Леон Лоран. – Чудесно. Вот вам и сюжет! А теперь не откладывайте в долгий ящик и за работу!

– Погодите, – сказал Кристиан. – Мне надо еще кое-что перечитать. Но я уже представляю, каким вы будете блистательным Демосфеном. Ведь вы, конечно, возьмете роль Демосфена?

– Еще бы!

Восхищенная Клер до пяти часов утра упивалась их спорами о будущей пьесе. Когда Лоран и Менетрие расстались, основные сцены были уже намечены. Кристиан даже придумал финальную реплику. После множества перипетий внезапная смерть Филиппа кажется чудом, которое спасет Афины. Но Демосфен не верит ни в длительность чудес, ни в то, что афинян может спасти что-нибудь иное, кроме их собственной воли, мужества и стойкости. «Да, – говорит он, – я слышу… Филипп умер… Но как зовут сына Филиппа?» И чей-то голос отвечает: «Александр!»

– Превосходно! – воскликнул Леон Лоран. – Превосходно! Я уже представляю, как я это скажу… Менетрие! Если вы не закончите пьесу в течение месяца, вы недостойны театра.

Через месяц пьеса была завершена. Теперь мы знаем, что она оправдала все надежды Клер и Лорана. Но когда после читки пьесы в театре, ставшей подлинным триумфом автора, Лоран явился к нему, чтобы договориться о распределении ролей, сроках постановки и репетициях, вид у актера был озабоченный и смущенный. Кристиану, болезненно мнительному, как все художники, когда дело касается их творений, показалось, что Лоран не вполне удовлетворен.

– Нет, – сказал он жене после того, как Леон Лоран ушел. – Нет, что-то его не устраивает… Но что?.. Он мне не сказал… Ничего не сказал… Но что-то неуловимое… Я не стану утверждать, что пьеса ему не нравится… Наоборот, он опять говорил о своей роли и о сцене в ареопаге с увлечением, в искренности которого невозможно усомниться… Но у него какая-то задняя мысль… В чем дело… Не понимаю…

Клер улыбнулась.

– Кристиан, – сказала она. – Вы – великий писатель, и я от всей души восхищаюсь вами. Но вы трогательно наивны во всем, что касается самых простых человеческих отношений. Поверьте мне, даже не видя Лорана, я совершенно твердо знаю, что произошло.

– Что же?

– Вернее сказать – чего не произошло. Чего не хватает… А не хватает в вашей пьесе, дорогой, роли для Элен Мессьер… Признайтесь по справедливости, что я вас об этом предупреждала.

Кристиан раздраженно возразил:

– А какая тут могла быть роль для Мессьер? Она прелестная комедийная актриса, ей отлично удаются образы Мюссе и Мариво, но что ей, скажите на милость, делать в политической трагедии?

– Ах, любовь моя, вы смешиваете совершенно разные проблемы! Речь идет совсем не о том, что Элен будет делать в политической трагедии. Все гораздо проще – речь идет о том, что сделать, чтобы Леон Лоран жил в добром согласии со своей любовницей.

– Элен Мессьер – любовница Леона Лорана?

– Вы свалились с луны, дорогой? Они живут вместе вот уже четыре года.

– Откуда я мог это знать? И при чем здесь моя пьеса? Так вы думаете, что Лорану хочется…

– Я не думаю, Кристиан, я твердо знаю, что Лоран хочет и, если вы его к этому вынудите, потребует роли для Мессьер. Замечу, кстати, что, по-моему, не так уж трудно доставить ему это удовольствие… Почему бы вам не добавить одно действующее лицо…

– Ни за что! Это разрушит всю композицию моей пьесы…

– Дело ваше, Кристиан… Но мы еще вернемся к этой теме…

Они и в самом деле вернулись к этой теме, когда Леон Лоран, который становился все более озабоченным и хмурым, начал говорить о трудностях постановки, о прежних обязательствах театра, о предстоящих гастролях. Кристиан, которому с тех пор, как он закончил пьесу, не терпелось увидеть ее на сцене, тоже стал раздражительным и мрачным.

– Друг мой, – сказала ему Клер. – Оставьте меня как-нибудь наедине с Лораном. Мне он решится высказать все, что у него на душе, и я обещаю вам все уладить… Разумеется, с условием, что вы напишете женскую роль.

– Да как же я ее напишу? Не могу же я переделывать пьесу, которую я имею смелость считать произведением искусства, по прихоти…

– Ох, Кристиан, ведь это же легче легкого, да еще при вашей богатой фантазии… Ну вот хотя бы во втором акте, когда македонцы организуют в Афинах пятую колонну, почему бы им не прибегнуть к услугам умной куртизанки, подруги влиятельных афинян, банкиров и государственных деятелей… Вот вам готовый персонаж – и, кстати сказать, вполне правдоподобный.

– Гм, пожалуй… И при этом можно… А знаете, вы правы, очень интересно показать секретные методы пропаганды, старые как мир…

Клер знала, что каждое семя, брошенное в воображение Кристиана, обязательно даст росток. Теперь она взялась за Лорана и тут тоже одержала полную победу.

– Ах, что за чудесная мысль! – с облегчением сказал Лоран. – Понимаете, я не смел заговорить об этом с вашим мужем – к нему невозможно подступиться, когда речь идет о его произведениях, – но публика очень плохо принимает пьесы без женщин… Даже Шекспир в «Юлии Цезаре»… Да и Корнель ввел в драму Горациев фигуру Сабины, а Расин Арисию в миф о Федре… И потом, мадам, вам я признаюсь откровенно: я бы не хотел ставить пьесу, где у Элен не будет роли… Не хотел бы… Понимаете, она молода, она привязана ко мне, но она любит танцевать, как огня боится одиночества… Если я буду каждый вечер занят в театре, она станет проводить время с другими мужчинами, и, сознаюсь вам, я потеряю покой… Но если ваш муж напишет для нее маленькую роль, все уладится… Через неделю мы начнем репетировать…

Так родился образ Миррины. Создавая ее, Кристиан вспоминал одновременно и некоторых героинь Аристофана, женщин остроумных и циничных, и кокеток Мариво, играя которых Элен Мессьер стяжала первые лавры. Из этого парадоксального сочетания, к удивлению самого автора, родился оригинальный и пленительный образ. «На редкость выигрышная роль», – говорил Лоран.

Клер пригласила Элен Мессьер к обеду, чтобы Менетрие мог прочитать ей новый вариант пьесы. Элен была прелестная крошечная женщина с длинными опущенными ресницами, осторожная и вкрадчивая, как кошечка. Говорила она мало, но ни разу не сказала глупости. Кристиану она понравилась.

– Эта отнюдь не наивная инженю прямо создана для роли коварной предательницы.

– Уж не слишком ли она вам нравится, Кристиан?

– О нет! А потом, разве она не любит Лорана? Он не только ее любовник, он ее создал. Она – творение его рук. Не будь Лорана, чего бы она стоила?

– Вы думаете, Кристиан, сознание того, что она многим ему обязана, подогревает ее нежные чувства? А вот мне, закоренелой женоненавистнице, сдается, что она скорее затаила против него неосознанную досаду… Впрочем, какое нам до этого дело? Роль ей понравилась, значит, все идет как по маслу.

Все и впрямь шло как по маслу в течение недели. Но потом Лоран снова помрачнел.

– Что с ним такое? – спросил Кристиан.

– На этот раз не знаю, – ответила Клер. – Но узнаю…

Лоран и в самом деле не заставил себя долго просить и поведал Клер свои тревоги.

– Ну так вот: роль прелестна, и Элен в восторге… Но… Понимаете, мы живем под одной крышей, и когда надо ехать в театр, берем одно такси… Какой смысл ехать врозь?.. Но если Элен появляется на сцене только во втором акте, что она станет делать целый час в своей уборной? Либо она будет скучать, а этого она совершенно не выносит, либо станет принимать поклонников… А уж я себя знаю… это отзовется на моей игре. Не говоря о моем сердце… Конечно, Кристиану Менетрие нет дела до моего сердца, но зато моя игра…

– Короче говоря, – сказала Клер, – вы хотите, чтобы Миррина появлялась на сцене в первом акте?

– Мадам, от вас ничего не скроешь.

Когда Клер передала мужу это новое требование, он сначала пришел в негодование: «Ни одному писателю не приходилось работать в таких условиях!»

Но Клер отлично знала характер Кристиана; прежде всего следовало успокоить его совесть.

– Кристиан, все драматурги работали именно в таких условиях… Вы отлично знаете, что Шекспиру приходилось считаться с внешностью своих актеров, а Расин писал для Шанмеле. Об этом свидетельствует мадам де Севинье.

– Она ненавидела Расина.

– Но она хорошо его знала.

Миррина появилась в первом акте. Надо ли говорить, что проблема такси, связанная с прибытием артистов в театр, вставала со всей остротой и после спектакля и что в последнем варианте пьесы Миррине пришлось участвовать и в третьем акте. Тут снова не обошлось без вмешательства Клер.

– В самом деле, Кристиан, почему бы этой Миррине не стать после поражения добродетельной патриоткой? Пусть она уйдет в маки, станет любовницей Демосфена.

– Право, Клер, вздумай я следовать вашим советам, я скоро дойду до голливудских сусальностей… Хватит, больше я не добавлю ни строчки.

– Я не вижу ничего пошлого и неправдоподобного в том, что легкомысленная женщина любит родину. В жизни такие случаи бывают сплошь и рядом. Кастильоне пленила Наполеона III своей страстной мечтой объединить Италию… Только преображение Миррины надо подать изящно и неожиданно… Но вы в таких сценах не знаете соперников… Ну а насчет связи с Демосфеном я, конечно, пошутила…

– А почему пошутили? Очень многие деятели французской революции…

Успокоенная Клер поспешила утешить Лорана, и роль Миррины, разросшаяся и обогащенная, стала одной из главных ролей пьесы.

Наступил день «генеральной». Это был триумф. «Весь Париж, как Лоран, восхищался Мирриной». [9]9
  Моруа перефразировал строку из IX сатиры Буало, где говорится об успехе «Сида» Корнеля.


[Закрыть]
Зрители, которые в душе разделяли политические опасения Менетрие и подсознательно тосковали по национальной драматургии в духе эсхиловых «Персов», устроили овацию автору. Критики хвалили писателя за то, что он с таким мастерством осовременил античный сюжет, ни разу не впав в пародию. Даже Фабер, всегда очень придирчивый к своим собратьям, сказал Клер за кулисами несколько любезных слов.

– Вы приложили свою лапку к этой Миррине, прелестная смуглянка, – заметил он с брюзгливым добродушием. – Спору нет – это истая женщина, женщина до мозга костей. Ваш праведный супруг без вашей помощи никогда не додумался бы до такого образа… Признайтесь, Кристиан мало что смыслит в женщинах!..

– Очень рада, что вам нравится Миррина, – сказала Клер. – Но я тут ни при чем.

На другой день Робер Кам в своей рецензии говорил только о Миррине. «Отныне, – утверждал он, – имя Миррины станет таким же нарицательным, как имена Агнесы или Селимены». Клер, через плечо мужа с восторгом читавшая статью, не удержалась и пробормотала:

– Подумать только, не будь этой истории с такси, Миррина никогда не увидела бы света.

Остальное принадлежит истории литературы. Как известно, «Филипп» был переведен на многие языки и положил начало новому французскому театру. Но зато вряд ли кто знает, что в прошлом году, когда Элен Мессьер, бросив Лорана, вышла замуж за голливудского режиссера, великий артист обратился к вдове Кристиана Менетрие, Клер, наследнице авторских прав покойного драматурга, с просьбой вычеркнуть роль Миррины.

– Ведь мы-то с вами знаем, – сказал он, – что эта роль появилась в пьесе случайно, в первом варианте ее не было; почему бы нам не восстановить старый вариант?.. Это вернуло бы роли Демосфена аскетическую суровость, которая, признаться, мне гораздо больше по сердцу… Кстати, тогда не придется искать новую актрису на роль Миррины… А обойдясь без премьерши, мы сэкономим на ее жалованье.

Однако Клер мягко, но решительно отклонила его просьбу.

– Уверяю вас, Лоран, вы без труда создадите новую Миррину. Вам это хорошо удается… А я не хочу никаких переделок в пьесе моего мужа. Не следует разъединять то, что соединил Кристиан…

И Миррина, дитя необходимости и вдохновения, продолжала свое триумфальное шествие по сценам мира.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache