Текст книги "Для фортепиано соло. Новеллы"

Автор книги: Андре Моруа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Тела и души
© Перевод. Е. Богатыренко, 2011

– Нет, я считаю, что у вас, англичанок, нет того вкуса к переживаниям… как у наших француженок.

– И по какому же праву вы так говорите? Что вы об этом знаете?

– А почему я не могу знать? Вы относитесь к любви как к своего рода спорту. Сильные страсти нагоняют на вас тоску и кажутся чем-то неприличным.

– Как-то странно вы описываете страну Шекспира! Если что-то и кажется нам неприличным, так это не испытывать страсть, а выставлять ее напоказ. Мы народ более скрытный, это правда. Но я уверена, что у нас можно найти куда больше настоящих любовных драм, чем у вас. Некоторые из наших женщин, которых вы считаете ледышками, готовы на все. И они делают все, только не говорят об этом. Вы знали герцогиню Стаффордскую? Я имею в виду старшую, Сибил.

– В молодости она несколько раз приглашала меня в Уорфилд… Но это было еще до Первой мировой войны. Она ведь умерла где-то в 1920 году?

– Она умерла позже, но она ни с кем не встречалась. И какой вы ее помните?

– У нее было настолько правильное лицо, что оно просто не могло состариться. Она была похожа на птичку, она умела вести фривольные и доверительные беседы. И она великолепно управляла своим огромным домом. Выходные в Уорфилде напоминали хорошо поставленный спектакль, а ведь каждую субботу замок заполняло огромное число гостей. Герцог меня забавлял. Он был настолько уверен в себе, так естественно воспринимал свое высокое положение, настолько не считался с мнением света, что в результате вел себя чрезвычайно просто. Он одевался, как его фермеры, с той лишь разницей, что его одежда была более поношенной, часто даже дырявой. Он говорил мало и очень плохо, заикался и растягивал слова. Однако он пользовался таким авторитетом, что от одного слова, сказанного им в палате лордов, зависела позиция его партии… Мне нравятся такие люди-горы.

– Это все правильно, но я говорю о герцогине.

– Птичка свила гнездо в расщелине горы.

– Не верьте этому. У Сибил было множество любовников, конечно, тайных, что подразумевает, что об этом знал весь Лондон, но ни она, ни герцог не допустили бы никаких разговоров на эту тему. Любовников жены приглашали в Уорфилд с одобрения герцога. Это гарантировало его спокойствие. К тому же большинство из них принадлежали к его партии. Именно в Уорфилде, среди нежных женских плеч и блеска хрусталя, творились великие дела. Все эти люди были хорошо известны в Итоне или Хэрроу, в Оксфорде или Кембридже. Британская политика того времени делалась в основном во время уик-эндов, а связи жен облегчали сближение мужьям.

– Позволю себе заметить, что вы льете воду на мою мельницу. Я не вижу особых страстей в этом благопристойном цинизме.

– Не спешите. Моя история еще не началась. Страсть появилась, когда примерно в 1890 году человек по имени Харольд Уикс, на пять лет моложе герцогини, внезапно обратил эту даму, до того времени весьма непостоянную, в самую строгую верность.

– Харольд Уикс? Я этого не знал.

– Но вы о нем слышали?

– Неоднократно… Его называли очень талантливым политиком и, как это любят говорить в Англии, будущим премьер-министром.

– А он и был будущим премьер-министром.

– Но он им так и не стал.

– Нет, и сейчас вы поймете почему… Казалось, что Харольд, словно сказочный принц, получил при рождении все дары фей. Черты его лица, обрамленного светлыми, рыжеватыми волосами, были такими же совершенными, как у Байрона; но в выражении этого лица не было ни мрачности, ни романтизма. В нем угадывался ум, а также то воздушное изящество, каким был наделен Шелли, а позже Руперт Брук. Еще в Оксфорде его друзья понимали, что его ждет блестящая карьера. В двадцать пять лет партия нашла ему избирательный округ. Красота, красноречие, атлетическое сложение принесли ему триумфальную победу. Ему не было и тридцати, когда он занял незначительный, но многообещающий пост в кабинете, возглавляемом великим Чарльзом Бруксом, которого обычно называли по-свойски – Ч. Б.

– Я встречал Ч. Б., когда он был уже стариком. Он был хрупким, галантным, отважным и остроумным. Но немного сдержанным…

– Тут надо было разбираться в тонкостях. Среди своих он становился изысканным. Видели бы вы его в Уорфилде, когда он, словно домашняя кошка, лежал на ковре у ног Сибил, или в парке, когда он любовался закатом. «Сколько вкуса в этом вечере», – говорил он, поощряя Природу… Вы помните, как в последние годы XIX века элита страны, то есть две или три тысячи человек, которые считали, что ведут за собой Англию на том лишь основании, что каждую неделю они отправлялись на уик-энд в аристократические дома, разделилась на два лагеря? Лагерь принца Уэльского состоял из кутил, знатоков вин, сигар, лошадей и женщин, опытных финансистов и дипломатов-космополитов; в лагерь Ч. Б., который называли «Души», входили несколько очень образованных государственных мужей, читавших греческих и латинских классиков, несколько эстетствующих писателей, а также женщины – молодые и старые, с поэтическим и философским складом ума. В лагере принца, который иногда называли «Тела», правила телесная и мимолетная любовь; в лагере Ч. Б. – любовь платоническая, мистическая и постоянная. По самой своей природе Сибил и в особенности ее муж герцог принадлежали к лагерю принца; Харольд Уикс, в силу разнообразия своих талантов, колебался на границе между двумя группировками. Культура и некоторое беспокойство духа сближали его с «Душами»; живой интерес к женщинам привлекал его к миру, где они были более доступны. Связь с герцогиней окончательно привела его в лагерь плоти, что могло бы немного огорчить его патрона Ч. Б., если бы тот не считал грусть чувством, недостойным философа.

– Но если память мне не изменяет, «Души» раздражали герцогиню. Я слышал, как она говорила: «Такое облегчение найти кого-то, кто не говорит только о погоде и лошадях», а также: «Люблю глупых людей, и они, как правило, любят меня».

– Ваша память вам не изменяет… Вот только когда Сибил оказывалась среди «Душ», она умела вникать в любую мелочь, как самая настоящая «Душа». И ведь сумела же она на протяжении лет сохранить за собой Харольда. Каким образом? Помню, как однажды я оказалась свидетельницей разговора между Ч. Б. и Синтией, леди Ромфри – она была «Душой», причем одной из самых высокопоставленных в их тайном сообществе. Дело было в Уорфилде, весной, в сени буковых зарослей. «В том, что Сибил захотела Харольда, – говорила Синтия, – нет ничего неожиданного. Но удивительно, что он попался на удочку. Другие мужчины могли бы купиться на титул, остатки (и немалые!) былой красоты, пасторальное и аристократическое очарование Уорфилда или же были бы счастливы возможности опереться в своей карьере на человека масштаба Стаффорда. Но Харольда с колыбели окружали сплошные баронессы; а с его талантами он вполне мог сам позаботиться о себе». « Му dear, – ответил Ч. Б., вытягивая свои длинные ноги, – чем больше изучаешь поведение людей, тем более сложным оно представляется. Сибил неизмеримо мельче нашего Харольда, но она забавная. Кто знает, может быть, для того чтобы примириться с самим собой, нашему другу нужно именно развлечься. Я хорошо знаю этого молодого человека. Он весь состоит из противоречий. Политика убила в нем поэта, а поэты умирают долго. Философия заронила сомнение в его англо-католическое сердце. Пустословие Сибил заглушает этот опасный диалог. Добавьте к этому, что она невероятно облегчает ему жизнь. Почему она так настаивала, чтобы я приехал на этот уик-энд? Потому что Харольд нуждался в длительной беседе со мной… Он ее получил… Почему завтра ожидают Камбона? Потому что Харольд готовится к докладу по Африке и ему нужно узнать позицию Франции… Все это великолепно организовано. Он хорошо себя чувствует». «Отличные доводы, Ч. Б., – сказала Синтия, – но доводы – это не то, что руководит любовью. Если завтра появится молодая женщина… А разве их мало появилось за шесть лет? К тому же Сибил на пять лет старше… Как-то вечером, у меня дома, Харольд долго разговаривал с Селией Нортон. Если бы он решил жениться, ему нужна была бы именно такая женщина… А Харольд долженжениться. Если когда-нибудь на свете существовал истинный избранник Судьбы, это именно он… К тому же министру, и тем более будущему премьер-министру, нужен свой дом, жена… Выне женаты, Ч. Б., это я помню, но вы – святой. Харольд слишком уязвим, чтобы справиться с одиночеством. Сибил продержится еще в лучшем случае четыре года, ну, пять лет. А потом… Стареющая женщина, цепляющаяся за мужчину, не красит ни себя, ни его… Я-то знаю». Ч. Б. насмешливо и нежно посмотрел на нее и сказал…

– Но в то время герцогиня была вовсе не старой… Сколько ей могло быть? Лет сорок?

– Немного больше, к тому же вы рассуждаете с позиций нашего века. В прошлом веке люди старели.

– Я сам был тогда очень молод, и я считал ее очень красивой. Но расскажите про Селию Нортон. Думаю, она сыграла какую-то роль в вашей истории.

– Вы очень проницательны!.. Да, важную роль… но все же не столь важную, как вам сейчас кажется.

– Хватит загадок, рассказывайте! Кто была эта Селия Нортон?

– Вы много раз с ней встречались.

– Разве?

– Да, только тогда ее звали леди Бреннан.

– Как? Восхитительная леди Бреннан, такая серьезная и трогательная?

– Вот именно, а в молодости она была еще более восхитительная… Божественная… это слово обесценилось, но у нее была походка богини… Белая, как магнолия… Серые глаза с лиловыми крапинками… Нежное, проникновенное очарование… Невероятно умная и при этом без тени педантизма… Мы с ней ровесницы, я помню ее дебют… Все мужчины были от нее без ума; она, казалось, не замечала этого и сохраняла облик Дианы, в которой все же чувствовалась Минерва.

– И она покорила Харольда Уикса?

– Как покоряла всех, одним лишь своим присутствием… Куда более невероятным было то, что Харольд со своей стороны…

– Покорил ее?

– Не спешите!.. Просто она дала понять, что ей не будет неприятно, если он станет добиваться ее. Если подумать, это было совершенно нормально. Он был самым выдающимся молодым человеком своего поколения, она – самой совершенной женщиной. Они были созданы друг для друга по воле Провидения… По-моему, это слова какого-то француза?

– Да, Ренана… Послушайте! Вычитали Ренана? Признаюсь вам…

– А я же вам говорила, что англичанки скрытные… Короче говоря, Селия и Харольд встречались не один раз, все с тем же удовольствием, и в группировке «Душ» начали с одобрением поговаривать о возможной свадьбе. Как я вам уже говорила, до тех пор Харольд оставался где-то на пограничье «Душ» и «Тел». Селия тянула его в наш лагерь. Он неоднократно отказывался от приглашений в Уорфилд, чтобы поехать в Брамли к сэру Эдварду Нортону, отцу Селии. Естественно, его стремление постоянно быть с ней, перемены в его поведении и намеки некоторых друзей, так и рвавшихся сообщить дурную новость, навели герцогиню на мысль о нависшей угрозе.

– Но ей следовало знать, что Харольд когда-то женится.

– Конечно, но жениться можно по-разному… Женщина, стремящаяся сохранить за собой любовника, может подобрать ему никчемную жену, на фоне которой он быстро поймет, какого блеска лишился, и вернется к нему… Селия Нортон, напротив, относилась к тем женщинам, на фоне которых мужчина мог быстро забыть свое прошлое, и герцогиня прекрасно это понимала. Нужно было любой ценой помешать этому браку. Но Сибил не могла решительно противостоять ему, прежде всего потому, что ненавидела скандалы с той же страстью, с которой любила грех, и, самое главное, потому, что противостояние лишь ускорило бы то, чего она опасалась. При всех своих изысканных манерах Харольд Уикс, если его спровоцировать, был способен на грубость. После того как он несколько недель подряд не приезжал в Уорфилд, давая тем самым понять, пусть и без слов, что роман закончился, она написала ему смиренное и непритязательное письмо, в котором просила приехать к ней еще один лишь раз, на следующей неделе. Герцог, по ее словам, хотел увидеться с ним, да и вообще уже обратил внимание на его отсутствие, и это произвело плохое впечатление.

– Последняя деталь достойна парижанки Бека.

– Дорогой мой, я уже устала объяснять вам, что мы, англичанки, ничуть не глупее ваших парижанок… Но в этом месте рассказа я должна представить новое действующее лицо, опять-таки женского рода.

– Эта дама была так же соблазнительна, как Селия Нортон?

– По-своему да… но совершенно другая… В то время в Лондоне жил некто граф Ананьев, вынужденный уехать из России после ссоры с царем… В Лондоне его с почетом принимали в высшем свете и, в частности, в домах приближенных короля Эдуарда VII, в том числе и в доме герцога Стаффордского. У этого графа Ананьева была дочь, Наталья…

– Понимаю, к чему вы клоните.

– Ничего вы не понимаете. Наталья Михайловна не обладала ни красотой, ни безмятежностью Селии Нортон; ссылка обрекла ее на жизнь, полную риска, и превратила в боевого зверя; ее изумрудно-зеленые глаза высматривали неизвестного врага. А какое тело! Она одевалась смело, забавлялась тем, что возбуждала мужчин, и с успехом делала это. Сибил, углядев в этой юной иностранке какое-то сходство с собой в молодости, приблизила ее… Наталья приезжала в Уорфилд каждую неделю…

– И там герцог…

– Да нет же, мой дорогой! Герцога не интересовали молодые девушки. Когда он не обсуждал политику или лошадей, он прятался от своих гостей… Наталья стала подругой герцогини, и та даже велела устроить для нее ателье в одном из павильонов в парке, потому что эта девушка оказалась талантливым скульптором.

– И вы собираетесь рассказать мне, что она заставила позировать герцога?

– Ни одному художнику в мире не удалось бы заставить позировать герцога… Нет, но на протяжении нескольких недель подряд она заставила позировать Харольда Уикса.

– Неосторожно со стороны герцогини!

– Не настолько, как вы думаете. Она присутствовала на сеансах… Очень быстро стало понятно, что Наталья влюбилась в свою модель. А разве могло быть иначе? Харольд был красивым, мужественным, блестящим; он интересовался русской литературой и говорил о ней, как и обо всем, со знанием дела. И, наконец, достаточно того, что у него был шарм.

– И он со своей стороны…

– Он со своей стороны не мог остаться равнодушным к явному обожанию, к нежной и пикантной свежести, но в сердце своем он носил образ Селии Нортон, и ее прелестный профиль, накладываясь на все прочие впечатления, попросту стирал их. Сибил быстро поняла, что сеансы позирования совершенно безопасны.

– Для модели, но не для скульптора.

– Конечно. Это Сибил тоже понимала, и именно этим, с учетом страшной боли, которую причиняли ей слухи о скорой женитьбе ее любовника, можно объяснить тот факт, что она решила призвать на помощь Наталью…

– Она бросилась от Сциллы к…

– Вовсе нет. Если бы Харольд женился на Селии, он обрел бы на всю жизнь супругу, выбранную по велению сердца, способную разделить его жизнь во всем, блестяще образованную, которая, несмотря на молодость, была подругой и доверенным лицом премьер-министра. А это означало бы, что у герцогини не осталось бы надежд на его возвращение. Сибил могла допустить – и даже одобрить, как я вам уже говорила, – женитьбу Харольда, но лишь в том случае, если бы была твердо уверена, что сможет контролировать жизнь супругов. Союз с Селией, которая стала бы не только спутницей, но и сотрудницей, разделявшей немного утопические идеи Харольда по поводу будущего партии и его вкусы в искусстве, стал бы чудесным и нерушимым… «Все, что угодно, пусть даже Наталья, только не это!» – сказала себе герцогиня.

– Однако вы так описали Наталью…

– Наталья обладала пугающей красотой, это верно, и довольно агрессивным умом; ей не хватало остального. А остальное и есть самое главное… Она была иностранкой, а вы знаете, что английское общество не принимает иностранок всерьез. Селия с детства была знакома с сильными мира сего, столь необходимыми для карьеры молодого государственного деятеля. Она обладала настоящим политическим инстинктом. Ее такт поражал Ч. Б. и других руководителей партии. Наталья забавляла светское общество; она не была его частью. Разве что приглашенной…

– Значит, герцогиня решила, что если Харольд Уикс женится на малышке графине Ананьевой, то сразу вернется к ней? Так?.. Но как можно убедить мужчину пожертвовать любимой девушкой ради другой, которую он не любит?

– Сейчас узнаете… Должна признать, это был дьявольский план, дерзкий, бесстыдный, да что там говорить… Прежде чем судить, вспомните, что сама Сибил вела довольно-таки бурную жизнь и в плане личной морали допускала большие вольности… Подумайте о французских женщинах XVIII века; это поможет вам понять… В конце концов у Сибил состоялся с Натальей откровенный и даже циничный разговор. «Я знаю, – сказала она ей, – что вы любите Харольда… Я не ошибаюсь?» Наталья призналась, что она не ошибалась. «Отлично, – продолжала Сибил, – и вы хотите, чтобы он на вас женился…» Наталья перебила ее, сказав, что, увы, он об этом и думать не думает. «Это я тоже знаю, – ответила герцогиня, – и если вы хотите заставить его подумать об этом, вы должны четко, не обсуждая, выполнить то, что я вам скажу… Это вас удивит, это вас шокирует, но послушайтесь… В следующую субботу Харольд приедет в Уорфилд… Вас поселят в соседней с ним комнате. Между этими комнатами есть дверь. Ночью вы под любым предлогом заблудитесь и войдете в комнату Харольда»… Дальше додумывайте сами.

– План был действительно дьявольским – и весьма неосторожным. Не было никакой уверенности в том, что столь легкомысленное поведение приведет к браку. В конце концов, мужчина может без особых угрызений совести взять девушку, которая сама бросается в его объятия, и после этого вовсе не считать себя обязанным жениться.

– Вы можете потерпеть и позволить мне закончить? Наталья пришла в ужас от этого плана. Вспомните еще раз – все это происходило в XIX веке. Девушки хранили невинность, приключения считались уделом женатых мужчин. Не знаю, что наговорила ей гениальная герцогиня, воодушевленная страстью. Так или иначе, она убедила Наталью. Перед каждыми выходными герцогиня вместе со своей секретаршей, старой мисс Форд, занималась распределением спален. Вообще-то это была совсем несложная операция, речь шла о том, чтобы облегчить сближение людей, которым, по мнению герцогини, доставило бы удовольствие встретиться друг с другом – в первый раз или повторно. Дело осложнялось лишь тем, что мисс Форд не должна была ни знать, ни понимать правил игры. Конечно, мисс Форд прекрасно знала, что являлось тайной целью всей деятельности, и Сибил знала, что мисс Форд это знает, но они обе хранили молчание, и это позволяло им соблюдать приличия и одновременно удовлетворять желания… Исключительно британское решение – говорю это вам сама, чтобы у вас не возникло искушения произнести эти слова.

– Я бы их не произнес… Я бы только подумал.

– Спасибо.

– Наверное, мисс Форд очень удивилась, получив приказ поселить привычного партнера хозяйки дома по соседству с такой соблазнительной особой, как Наталья Ананьева.

– Почему? У мисс Форд был большой опыт, и я уверена, что она отлично понимала, к чему все это делалось… Будь я писательницей, в этом месте я позволила бы себе описать в красках первую ночь любви в жизни Натальи, но мне пришлось бы придумывать подробности, потому что никто никому ничего не рассказывал.

– Даже герцогине?

– На следующий день по томному лицу Натальи она просто поняла, что все прошло по плану.

– Харольд Уикс сделал предложение?

– За кого вы его принимаете? Повторяю вам – он любил Селию Нортон. Он поддался слишком сильному искушению, но старался не придавать особого значения своей короткой интрижке с Натальей. В конце концов, это она начала боевые действия. Он даже имел смелость (а если бы вы видели в то время Наталью, то поняли бы, что смелость немалую) отказаться от приглашения в Уорфилд на следующей неделе. С этого момента в игру предстояло вступить герцогине.

– На сей рез без мисс Форд?

– Мисс Форд не имела к этому никакого отношения… Через несколько недель после той судьбоносной ночи, когда Стаффорды находились в своем лондонском доме, в Мейфэре, Сибил срочно потребовала к себе юную графиню Ананьеву. Приехав к ней, встревоженная, совершенно несчастная девушка осмелилась обрушиться на нее с упреками. «По вашему совету я дала ему все основания презирать меня; я люблю его больше, чем прежде, и теперь у меня не осталось никакой надежды выйти за него. Селия Нортон открыто говорит о своем замужестве, вот-вот появится извещение о свадьбе».

– Справедливые упреки. Несчастная девочка…

– Герцогиня отвечала на все упреки и жалобы совершенно безмятежно. «Чтобы судить о моем плане, – сказала она, – имейте терпение довести его до конца… То, о чем я попрошу вас сейчас, покажется вам еще более циничным, чем мой первый совет. Тем не менее если вы это сделаете, вы выиграете партию – и Харольда… А если не сделаете, то проиграете, причем бесповоротно… Скажите ему – или поручите мне сказать ему, – что вы беременны». «Но это неправда!» – честно воскликнула Наталья. Сибил продолжала: «Это, судя по всему, неправда, и мне очень жаль, что это так; однако это правдоподобно, а в таком случае ваш брак необходим… Конечно, потом вам придется завоевывать вашего мужа и добиваться его прощения… Но с вашими данными это вам будет нетрудно».

– Ваша герцогиня была двуличным чудовищем.

– Нет, она была влюбленной женщиной, защищавшей свою любовь.

– За счет трех других людей и ужасными средствами.

– Она защищала свою любовь, как сделали бы на ее месте сотни других женщин… И я в том числе… Вы еще плохо знаете женщин, дорогой мой. Ради того, чтобы защитить то, что мы любим, мы можем стать тигрицами. Вот ваш Бальзак это понял бы…

– И Наталья согласилась.

– Она дала ей свободу действий. Герцогиня сама сообщила все Харольду, изобразив при этом удивление и укоряя его в том, что он преступил законы добропорядочности и гостеприимства, посягнув на юную девушку в доме, который должен был бы стать для него священным вдвойне. Он был потрясен, но когда она добавила, что у него остается только один выход – жениться, и как можно скорее, а потом уехать за границу, – он пришел в ярость. Он сказал, что любит Селию, что уже взял на себя обязательства по отношению к ней и намерен их выполнить. «А вы разве не понимаете, – спросила она, – что вам больше нечего ей предложить? Через несколько недель все выплывет наружу. Герцог уже в курсе и очень сердит на вас. Вы прекрасно знаете, что в нашей стране карьера политического деятеля, чье честное имя оказалось под вопросом, обречена на провал. Извините, что говорю вам такое, но эта история делает вам мало чести. Захочет ли вас Селия Нортон после скандала? Сможет ли она смириться с тем, что буквально в то время, когда вы говорили ей о своей любви?..»

– Но что за ужасная женщина!

– Я вам уже сказала, что не разделяю эту точку зрения… Я испытывала к ней дружеские чувства до самой ее смерти… Кроме того, я просто рассказываю вам, что произошло; это не предполагает оценок.

– Она в самом деле рассказала мужу?

– Разумеется. Он был одним из лучших ее козырей… Огромное влияние в партии делало его необходимым для молодого заместителя министра… Промучившись несколько дней, Харольд осознал, что находится в ужасающей ситуации и попросил о встрече человека, которого уважал больше всех на свете, – премьер-министра… Заметьте, что он обращался к Ч. Б. скорее не как к своему начальнику в политике, а как к философу и руководителю в вопросах, связанных с совестью… Ч. Б. выслушал его с изумлением и огорчением, но не стал ругать… Когда Харольд закончил свою исповедь, премьер вытянул свои длинные ноги, откинул голову на спинку кресла и надолго задумался, а потом грустно и устало сказал: «Харольд, я опечален… Вы знаете, какие надежды я возлагаю на вас… Я считал вас лучшим представителем молодого поколения… Ваш союз с Селией, которую я тоже считаю своей духовной дочерью, стал бы исполнением всех моих желаний… Но после того, что вы мне рассказали, никаких сомнений быть не может – вы должны жениться на Наталье Ананьевой… Вы обязаны сделать это из чувства лояльности, и даже из осторожности… Если эта история станет известна, вы погибли, а я вашей гибели не хочу». Харольд испытывал абсолютное доверие к Ч. Б. Он был в отчаянии, но подчинился. Ему не хватило смелости увидеться с Селией, впрочем, любой разговор стал бы очень болезненным и ни к чему не привел бы. Он написал ей длинное, откровенное и нежное письмо, в котором одновременно, в завуалированной форме, признавал свою ошибку и объяснялся ей в любви, и, освобождая Селию от любых обязательств, заверял, что никогда не забудет ее и не сможет никем ее заменить.

– Ну, что-то я не вижу, чтобы ваш рыцарь проявил особую лояльность в отношении Натальи… Жениться на девушке, не скрывая при этом, что ты по-прежнему любишь другую, – это значит дать всем понять, что ты действуешь по принуждению, а это сразу же порождает вполне естественные подозрения… Уж раз он решил сделать ее своей женой…

– Вы сегодня так строги… Хотела бы я увидеть вас на его месте. Вы, как и он, чувствовали бы себя в полном смятении, вы были бы нерешительны, несчастны… И что бы вы сделали? Я хорошо знала Харольда, и я могу сказать вам, что он был благородным человеком и хотел бы поступить по чести… Он посоветовался со своим начальником; он получил совет, почти равносильный приказу; он следовал ему.

– Но он хотя бы вел себя любезно с Натальей во время их псевдопомолвки?

– Я ни разу не видела их вместе, но я знаю от Сибил, что все шло так хорошо, как только было возможно. Харольд обладал великолепными манерами. Наталья любила его; она была молода и красива.

– С таким напитком, как говорил Гете, непременно во всякой женщине пригрезится Елена.

– Не знаю, разглядел ли он в Наталье Елену; уж точно он не находил в ней божественной мудрости Селии. Свадьба была достаточно скромной, но не чересчур, так как нельзя было допустить, чтобы она выглядела подпольной. Сибил, казалось, отступилась; на самом деле она сияла, но это не должно было бросаться в глаза. Потом начались парламентские каникулы, и молодожены уехали во Францию.

– Наталья по-прежнему не была беременна?

– Увы, да! И конечно, очень скоро пришлось признаться в этом мужу.

– Она могла сделать вид, что ошиблась.

– Конечно, могла бы, но она, с ее жуткой славянской искренностью, рассказала ему все, умолчав только о роли герцогини, которую не хотела разоблачать. В качестве оправдания своей уловки она приводила любовь. Тщетно. Ярость этого благовоспитанного человека превзошла самые буйные фантазии.

– Он ее избил?

– Это было бы для нее лучше. Нет, он ее не бил, но он поклялся, что больше не скажет ей ни единого слова. С того дня он жил с ней, я имею в виду, под одной крышей; он появлялся с ней в свете, правда, как можно реже; дома сидел напротив нее за столом. Но он больше не был ей мужем, и даже спутником.

– Это просто невероятно.

– Дорогой мой, все это происходило в Англии, и что бы вы ни думали, эта страна знает и бурные страсти, и бурные способы их выражения. Два вполне предсказуемых последствия этой ситуации не заставили себя ждать…

– Харольд Уикс вернулся к герцогине, что и предполагалось по плану.

– Да, в самом деле, первое последствие было именно таким, добавлю лишь, что Наталья отказалась ехать с ним в Уорфилд, что облегчило задачу мисс Форд… Вторым стало замужество Селии Нортон.

– Можно было бы предположить, что она избрала вечное безбрачие и посвятила себя духовной жизни. Ведь она была «Душой».

– Предполагать можно что угодно; однако факты остаются фактами. Она вышла за лорда Бреннана – он был старше ее на пятнадцать лет…

– Но такой умный, такой добрый… Помню, в молодости я восхищался им.

– Наверное, Селия испытывала к нему такие же чувства. Не осмелюсь сказать, что любила его, но она стала для него нежной и идеальной женой. Не думаю, что без нее он сменил бы Ч. Б. во главе партии…

– …которая в тот момент не находилась у власти.

– Правильно, но ей предстояло вернуть себе власть, и если бы супруг Селии не умер, ей представилась бы возможность доказать, что она – идеальная жена для премьер-министра. Вы знаете, что она родила ему двоих сыновей?

– Конечно. Старшего убили на войне четырнадцатого года, а младший – это теперешний лорд Бреннан.

– Точно… Да, старшему в тысяча девятьсот шестнадцатом исполнилось восемнадцать лет, и он сразу же записался в армию – то же самое сделал и Харольд Уикс. Он был в чине полковника, и по воле случая (одного лишь случая) сына леди Бреннан направили старшим лейтенантом в его полк. Благодаря этому нашему другу Харольду представился повод завязать переписку с леди Бреннан…

– …которая к тому времени овдовела…

– Да, в тысяча девятьсот тринадцатом… Должна добавить, что уход на войну послужил предлогом и для сближения между Харольдом и его женой, и для Натальи это стало величайшим счастьем… Величайшим и коротким счастьем, потому что, как вы знаете, Харольд погиб в битве под Лоосом, вместе со своим генералом и Рупертом Бреннаном… Мне нравится думать, что Селия Бреннан носила траур по ним обоим. Впрочем, она не надолго пережила их, и я могла бы закончить на этом свою историю, если б у нее не было удивительного продолжения с совершенно другой стороны.

– Вы имеете в виду – со стороны герцогини?

– Герцогини и Натальи, которые помирились после смерти Харольда… Вскоре две женщины стали неразлучны. Обе почти удалились от мира. Они занимались тем, что вместе читали и разбирали бумаги Харольда. Наталья, которая, как я вам говорила, была скульптором, решила воздвигнуть памятник мужу, которого вновь обрела лишь затем, чтобы сразу потерять. Она работала в большой мастерской, куда к ней часто приезжала Сибил, вдовствующая герцогиня Стаффордская. Они говорили о Харольде, они больше не оспаривали его друг у друга, а, наоборот, находили грустное удовольствие в наслаждении общими воспоминаниями. Им так полюбились эти встречи, что Наталья, закончив памятник, заявила, что недовольна им, и разбила его, тем самым дав себе право начать все заново.

– В старости двух женщин, посвятивших себя вечному обожанию, есть что-то величественное.

– Ну, теперь вы видите, что англичанки умеют любить.

– Вижу… Но одна из них была русская.

– Вы невыносимы.