Текст книги "Поединок. Выпуск 16"
Автор книги: Анатолий Степанов
Соавторы: Борис Савинков,Валерий Аграновский,Анатолий Луначарский,Владимир Яницкий,Юрий Митин,Анатолий Удинцев
Жанры:
Шпионские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)
Конечно же, были у него девушки, некоторые даже нравились… Но Катя!.. Тут что-то другое. Совсем другое. И разве она виновата, что ее семейная жизнь не сложилась? Да она в тысячу раз…
Ему вдруг захотелось, чтобы Катя снова оказалась рядом, что-нибудь говорила, смеялась… В общем, чтобы рядом была!
«Славная она все-таки. Светлая и чистая, как роднички в этом таежном краю!..»
– Ну как, переговорил со своими? Все нормально? – услышал он за спиной голос Кандычева.
– Да. Завтра группа сюда прилетит во главе с майором. Две собачки будут и бензин для «гэтээски»…
– Тогда порядок. А я, брат, нагоняй от шефа получил за необеспечение охраны… Так-то! Э-эх, мать моя женщина! – закинув руки за голову, сильно, до хруста в суставах потянулся лейтенант. – Вздремнуть бы минут шестьсот. Когда уж и толком высплюсь, честное слово?! Ну что? Пошли к Артюхову, лодку я у него-таки выклянчил. А по пути ко мне давай забежим, молочка хоть попьем, идет?
– Петро, – обратился к участковому Волков, – мне ведь еще жеребца в Глухарное вернуть надо. Может, найдешь какого паренька? Обратно-то его мои хлопцы на «гэтээске» доставят. Скажи только, чтобы ружьишко взял, чем черт не шутит!
– Ладно, придумаем что-нибудь. Только смотрю я, ты не столько за коня беспокоишься, сколько за Катерину. Что, угадал? У меня, брат, глаз как алмаз – вострый1 – хохотнул Кандычев. – Да не смущайся ты! Коль неженатый, случая не упускай. Из вас хорошая парочка будет… Э-э, глянь-ка, легка на помине!
Из ворот дома с резными наличниками вышли Катя и высокая девушка в больших модных очках. Олег сразу и не узнал свою недавнюю спутницу – замысловатая прическа, василькового цвета вязаное платье, туфли на высоких каблучках совершенно преобразили ее, сделали такой вызывающе красивой, что сердце у него замерло.
– Ну, ты давай потолкуй, а я пока пожевать приготовлю!.. – подмигнул Кандычев и, звякнув щеколдой калитки, исчез во дворе своего дома.
Волков заторопился навстречу девушкам.
– Добрый день! Меня зовут Вера, – немного жеманно произнесла спутница Кати и поправила сползающие на нос очки.
– Очень приятно. Олег, – представился Волков. – А я уже знаю – ваша фамилия Гришаева. Вы преподаете немецкий язык в школе, а с Катей вместе учились в интернате. Так?
– Это кто же такую информацию выдал? – удивилась Вера. – Кандычев, что ли? Ну, я ему…
– Кандычев, – подтвердил Олег. – Только не старший, а младший.
– Ну и Федька! – рассмеялась Вера, – Во дает!
Ну и ему достанется на орехи… Пусть только до пятого класса дорастет, я его немецкой грамматикой замучаю! Нет, ну ты только посмотри, Катя! – всплеснула она руками. – Положительно в нашей деревне никаких тайн не сохранишь!
– Куда же это вы такие нарядные? – поинтересовался Волков, обдумывая, как поступить дальше. Он видел, что Катя ждет от него слова, но высказать то, о чем он хотел ее попросить раньше, в создавшейся ситуации просто не решался.
– Да вот, к вечеру готовились. Кино сегодня в клубе хорошее, производство Аргентины. Песни, танцы, красавцы кабальеро… Говорят, просто с ума можно сойти! – ответила Вера. – Пойдемте с нами?
– С удовольствием бы, но не могу – служба. Мы сейчас с Кандычевым уезжаем, – ответил Олег.
И тут же отметил, как быстро изменилась Катя в лице, как потухли ее до этого весело блестевшие глаза.
– Вот те и раз! – всплеснула руками Вера и пальцем поправила очки. – А я-то, грешным делом, собиралась сегодня нашу деревню удивить – хоть раз в жизни с взаправдашним офицером в кино сходить! Ну положительно не везет!
– Я не офицер, прапорщик, – пояснил Волков. – Ну что же поделаешь, раз служба такая…
– Олег Николаевич, а зачем вы меня вызывали? – глядя куда-то в сторону, спросила Катя.
– Да я… – растерялся Олег. – Я уже передумал.
– Нет, так нечестно! Скажите! – настаивала та.
– Понимаешь, транспортер нам здесь очень нужен, ну прямо позарез! А запчасть – вот она… – показал Волков ремень генератора. – Да еще записку надо Загидуллину передать. Ну, тому, что с овчаркой… Вот я и хотел попросить тебя отвезти. Кандычев провожатого обещал найти…
На некоторое время воцарилось молчание.
Не надо мне никакого вашего провожатого! На Орлике поеду, так быстрее будет! – вдруг решительно заявила Катя.
– На Орлике?! – ахнул Волков. – Да он же… – А вы не бойтесь, Олег Николаевич, я не маленькая, справлюсь. Я знаете какая сильная!
Слова эти она протараторила по-детски быстро, смотрела на Олега улыбаясь, но ему вдруг показалось, что она вот-вот расплачется.
– Послушай, Катерина, брось ты эту затею! Что, у нас мужиков в деревне мало? Отвезет кто-нибудь другой! – рассудительно произнесла Вера и пальцем поправила сползающую на нос оправу.
– Да нет, поеду. Мне и правда домой надо, деда беспокоиться будет! – уверяла Катя. – Олег Николаевич, вы записку Вере передайте. Я пойду переодеваться.
Выхватив из рук оторопело стоящего Олега ремень генератора, она круто развернулась и, часто стуча каблучками по доскам тротуара, заспешила к дому Гришаевых.
– Эх, вы-ы, кавалеры!.. – осуждающе протянула Вера. – Солдат вам мало, так еще и нашим братом командуете… Пишите скорее записку!
Олег достал записную книжку и, вырвав листок, написал распоряжение Загидуллину.
Едва он закончил писать, как Вера решительно отняла у него записную книжку и что-то набросала там размашистым почерком.
– Вот, возьмите!
– Что это? – не понял Олег.
– Что, что! – передразнила его девушка. – Адрес Катин! А то ведь уедете – и поминай как звали!.. Ну чтовы на меня уставились? Приехали, понимаете ли, завлекли девку, а сами в кусты? Так, что ли? В общем, как ее самая близкая подруга, я требую, чтобы вы ей написали! Если, конечно, по-серьезному к ней относитесь… Ну положительно все мужчины одинаковые! – проворчала она, лихо подоткнула пальцем сползающую на нос оправу и широко зашагала вслед за Катей.
Булькнула за бортом вода, – это Ржавый утопил второй «Вихрь».
Обгоняя катер, по поверхности речки заструились маслянисто-радужные пятна.
– Давай, выгребай к берегу! – приказал Селезнев.
– Зачем? – удивился Рыбаков.
– Греби, грю-у! – неожиданно рассвирепел тот.
Сцепив зубы, Рыбаков отработал веслами поворот я начал выгребать к берегу. Когда катер, прошуршав днищем по осоке, мягко ткнулся в берег, Селезнев снова раздраженно прикрикнул на него:
– Че расселся, как дурак на поминках? Примай чалку!
Рыбаков покорно встал и, выпрыгнув на берег, вытащил из воды, насколько хватило сил, нос катера. Через мгновение у его ног шлепнулся топорик, брошенный Ржавым.
– Уснул ты, что ли? Сруби тычок, лодки закрепить надо!
В эту минуту Николай был готов разорвать своего сообщника на куски. Еще никому и никогда в жизни не прощал он такого обращения с собой! Но на этот раз пришлось сцепить зубы и сдержаться.
Закрепив лодки, Рыбаков сунулся было в катер, но Ржавый его остановил:
– Погодь! Поднимися-ка на берег да прогуляйся до леса… Тут близко, и километра нет. Будешь идти – дорогу-то не выбирай, пущай на грязи-то следы останутся! Потом полукружьем к реке возвращайся. Выйдешь в аккурат на галечную косу. Там дожидаться буду… Толкни!
Николай машинально выполнил его требование – оттолкнул катер от берега. Ржавый, сноровисто орудуя веслами, развернул «Прогресс» и ходко пошел по течению.
– Ах ты кишкомойка тухлая! – кипел от негодования Рыбаков. – Оставил меня тут, как дурачка в красной рубашоночке! Ну погоди же, гад! Еще посчитаемся!
Он был в бешенстве от сознания собственной беспомощности, от того, что жизнь его сейчас целиком я полностью была в чужих руках. Но выбора не было, оставалось только выполнять то, что велел ему Ржавый…
Николай выкарабкался на берег и побежал, не выбирая дороги.
– Раз, два, три, четыре!.. Раз, два, три, четыре! – считал он вслух, для того чтобы немного успокоиться.
– Рраз, два, три, четыре!..
Нет, не потерял он еще форму! Мышцы по-прежнему были сильны и упруги, легко несли тело!
– Рраз, два, три, четыре!..
«Нет, меня голыми руками не возьмешь! – размышлял Рыбаков на ходу. – И Ржавый не посмеет уплыть без меня, не бросит… Зачем ему, в конце концов, оставлять меня тут, среди тайги одного? Месть? Какая может быть месть, если большими деньгами пахнет! Хоть и хитер Ржавый, но жаден…»
– Рраз, два, три, четыре!.. Раз, два три, четыре!.. «Дождется как миленький! Никуда не денется, одной веревочкой повязаны! Раз, два, три, четыре!.. А со следами Ржавый все-таки здорово придумал, ловко! Пускай менты помечутся! Точняком прикинут, что ограбившие магазин разделились…»
– Рраз, два, три, четыре!
«Ага-а, вот уже и лес… Мох тут вековой, значит, следа не будет – ищи-свищи… Пожалуй, пора и креке сворачивать!»
Рыбаков перешел на шаг и осторожно, ступая только на твердые участки почвы, направился туда, гдеокутанная утренним туманом торопилась к югу речка…
– Ну как, подпотел малость? – осклабился Ржавый, когда Рыбаков приблизился к лодке. – Струхнул поди? Думал – брошу? Не боись, не брошу… Это я, Коля, за твой мордобой поквитался. Но теперича – все. В расчете мы! – заверил он Николая. – Давай-ка, паря, меняй свой гандеропчик!
На белом, отполированном водой галечнике берега Рыбаков увидел приготовленную для него одежду – шерстяной тренировочный костюм, черную рабочую спецовку, кроликовую шапку. Чуть поодаль стояли новенькие резиновые сапоги.
– Эт-та, паря, еще не все! – крикнул Селезнев. – Держи-ка обновку для полного комплекту!.. Жаль, размер не мой!..
И на галечник легла шикарная красно-белая куртка с подкладом из искусственного меха.
Николай отметил, что и сам Ржавый преобразился.
Если бы не трехдневной давности рыжая щетина, покрывшая шею и щеки Ржавого, его вполне можно было бы принять за солидного горожанина, решившего провести отпуск на природе.
Рыбаков сгреб одежду в охапку и побежал в заросли прибрежного тальника. Там он с отвращением сбросил с себя пропотевшую, опостылевшую робу и стал переодеваться.
Трико мягко облегло тело. Спецовка тоже пришлась впору. А вот куртка оказалась великоватой.
«Не беда! – подворачивая рукава, думал Рыбаков – Пока из тайги выбираемся – лучшего и желать не надо. Удобная, легкая, как пух!.. Одно плохо – сильно приметная, за версту видать… Ну да ничего, когда раздобуду себе что-нибудь поскромнее, эту красавицу сожгу. Так надежнее будет!»
Переодевшись, он ощутил, как у него сразу поднялось настроение.
«Боже мой! Как же я, оказывается, соскучился по добротным цивильным вещам! – пришла в голову мысль. – Какой у них приятный, прямо-таки вкусный запах! Прибалдеть можно!»
Набив телогрейку голышами покрупнее, он стянул ее брючинами робы и утопил в реке. Потом, широко размахнувшись, зашвырнул в воду и сапоги.
– Ого-о, Кольша! Видуха у тебя товарная! – встретил его кривой усмешкой Селезнев. – Никакой мент не дотумкает, что ты – «заяц с котомкой»[11]
[Закрыть]!
Рыбаков пропустил эту реплику мимо ушей. «Пускай покуражится рыжий, еще не вечер… При случае рассчитаюсь за все сразу! – думал он про себя. – А пока мне топорщиться не резон!..»
– Куда мы сейчас! – спросил он, садясь в катер.
– Куда? – переспросил Ржавый. – А в обратную сторону, Коля. По левому берегу я протоку заприметил. Вот по ей и пойдем, пока вода прибывает. Менты и граждане начальники пусть потасуются по бережкам-то, поломают свои башки, куда это мы испарились! Усек?
Мотор взревел, и катерок, круто развернувшись, понес их, подрагивая корпусом на мелкой волне.
Через несколько минут они свернули в протоку, такую узкую, что две лодки в ней вряд ли смогли бы Разойтись. Вода прибывала. Это было заметно по макушкам веток тальника, торчащих из нее. Но фарватер угадать было трудно, и раза два они налетали на мель.
Ржавый, чертыхаясь, очищал винт от тины, и они продолжали путь…
Между тем протока становилась все уже. Она петляла так, что Рыбаков частенько узнавал места, мимо которых они проходили несколько минут назад.
Но вот на одном из поворотов Селезнев все же не сумел вырулить, и они с маху вылетели на берег.
Удар был настолько силен, что Рыбакова сорвало со скамьи и вышвырнуло на берег. Ржавый же буквально вынес головой ветровое стекло.
– Хана, отъездились! – мрачно изрек он, осматривая винт. – Шпонку срезало, а запасной нет!
Рыбаков, потирая ушибленное бедро, прихрамывая подошел к катеру и стал выгружать рюкзаки. Вытащил свой красивый, но бесполезный карабин, потянулся было за пятизарядкой, но Ржавый опередил его.
– Не надо, Коля, я сам! – пропел он ласково. – Лучше приготовь-ка чего-нибудь похавать. Пару банок тушенки открой, пряников достань. А я покудова ету посудину притоплю…
Он наставил лезвие топора в днище катера, а обухом другого нанес несколько сильных ударов. Запузырилась, забилась фонтанчиком темно-зеленая вода.
Селезнев открутил струбцины, снял мотор и, крякнув от натуги, приподнял его и бросил на дно катера. Потом вылез на берег и, пробив несколько отверстий в носовой части, столкнул «Прогресс» в воду.
– Порядок!.. Ляжет на дно, что твой утюг!
Они быстро и жадно поели, заедая тушенку черствыми пряниками, затем закинули рюкзаки за спину и двинулись в путь.
Шагали до поздней ночи, сделав за это время только два коротких привала.
У Рыбакова ныли плечи под лямками тяжелого рюкзака, хотелось упасть и не двигаться, но он, превозмогая усталость, все шел и шел за Селезневым, который, размеренно пыхтя, продирался через чащу…
Но вот, наконец, Ржавый притомился, и они остановились на небольшой полянке с поваленной сухарой посередине.
– Хорош на сегодня. Верст поди тридцать пять отмахали! – сказал Селезнев, сбрасывая с плеч рюкзак. – Ночевать здеся будем.
Пока Рыбаков впотьмах собирал хворост для костра, Ржавый достал из рюкзака новенький охотничий котелок и выпотрошил в него четыре банки тушенки. На крышке-сковородке разложил пряники и две плитки шоколада. Рядышком поставил бутылку волки и бутылку коньяка. Потом срубил пару молодых осинок сноровисто соорудил козелок для костра.
Николай сбросил груду валежника на траву я собрался было поджигать, как Ржавый остановил его:
– Погодь! Так мы с тобой, паря, и до морковкиного заговенья не похаваем! Гляди, как надо!
Он ловко сложил сучья треугольным колодцем, подсунул снизу кусок бересты и чиркнул спичкой.
Береста зашипела, скручиваясь в тугую трубку, выскочили изнутри язычки пламени и прожорливо, с треском, набросились на хворост. Костер разгорелся быстро, загудел ровно, набирая силу.
На стволах ближних сосен заплясал розовый отсвет, и тьма вокруг сразу стала гуще, тесным кольцом обступила поляну. Вскоре в котелке забулькало, потянуло запахом мясного варева.
– Эх, сюда бы лучочку пару головочек да малосольненьких огурчиков под ето дело! принюхиваясь к аромату разогревшейся тушенки, выразительно щелкнул себя по кадыку Ржавый.
– Знаешь, Кольша, в аккурат перед последним сроком бабенка у меня была, Лизка… Разведенка, конешное дело, да и толста не в меру, но вот грибочки да огурчики солить умела, – век свободы не видать! Эх, и житуха же была… – прижмурил он глаза от сладких воспоминаний. – Заскочишь бывало к ней на ночку – первым делом стаканчик хр-рясь, огурчиком со смородиновым листиком хрум-хрум… и точно Исус Христос босыми ножками по желудку прошел!.. А потом ужо тебе и пельмени из глухарятины со свининой и все остальные двадцать четыре удовольствия!
Рыбаков слушал хвастливые разглагольствования Ржавого и чувствовал, как текут слюнки. Ему вдруг нестерпимо захотелось вонзить зубы в головку лука или, еще лучше, целиком, прямо с кожурой, съесть несколько лимонов.
«Похоже, цинга начинается, ее признаки… – подумал он. – Надо хоть прошлогодней клюквы на болотинах пособирать, подвитаминиться, а то дело дрянь будет!..»
И еще ему захотелось поесть по-человеческй, как в былые времена – чтобы и белая, до хруста накрахмаленная скатерть, и вилка, и нож, и красивая женщина рядом…
«С ума можно сойти! Ведь почти полтора года я не ел вилкой! – ужаснулся Рыбаков. – Ну нет, хватит такой скотской жизни! Выберусь из тайги, месячишко отсижусь где-нибудь в тихой заводи и катану на юг! А уж там!..»
– Чего пожелаш, сер, коньячку али водчонки? – спросил его Селезнев, споласкивая водкой банки из-под тушенки.
– Лучше коньяку.
– Ну, тода и я за компанию с тобой побалуюсь… Держи!
Николай выпил коньяк залпом и закусил шоколадом. Ржавый процедил свою порцию через зубы, прополоскал коньяком рот, пожал недоуменно плечами, долил в банку водки и выпил.
– Мрр-р! Вот это другой коленкор!.. А коньяк твой – моча мочой! Однако мясцо разогрелось, не грех и закусить…
Он снял котелок с огня, разломил пополам пряник и окунул его в мясной бульон вместе с черными ободками грязи под ногтями.
Рыбакова чуть не стошнило. Но хмель уже слегка затуманил голову, а в желудке словно проснулся маленький прожорливый зверек, который требовательно царапал коготочками, прося еды.
Николай переложил пряники на клапан рюкзака, взял крышку-сковородку и, наклонив котелок, ножом нагреб мяса.
– Брезговаешь, значит? А раньше-то, в зоне, вроде и ничего! Не брезговал! – ухмыльнулся Селезнев.
– Слушай, оставь свои дурацкие шутки! – вспыхнул Рыбаков, едва сдерживаясь от желания наброситься на Ржавого.
Он согнул крышку консервной банки так, чтобы получилось некоторое подобие ложки, и с жадностью принялся есть.
«Господи! Скорее бы выбраться из этого кошмара, – думал он, обжигаясь тушенкой, – поесть бы как раньше – в приличном ресторане, чтобы и музыка, и салфетки белые крахмальные, и шампанское в серебряном ведерке со льдом… Господи!..»
Но вскоре меланхолия сменилась обычной для него жестокой, какой-то психованной решительностью.
«Ничего, ничего! – думал он. – Все это пока далеко от меня, но будет! Обязательно будет! Иначе зачем же я столько раз рисковал собой? Валил сосны, хлебал зэковокую баланду?!»
И для себя он уже ничего жалеть не будет. Он не из тех, кто зарывает деньги в землю, а под старость ночами пересчитывает полуистлевшие бумажки! Пока молод и силен, надо брать все сполна, а там судьба уже сама распорядится, что к чему!..
– Ну что, тяпнем еще по одной? – перебил его размышления Ржавый. Разомлевший от еды и выпивки, он полулежал на боку, лениво подбрасывая сучья в огонь.
– Давай, по полстакана, да и поспать бы надо. Устал я что-то… Слушай, Леша, а сколько нам еще до железки шлепать?
– До железки-то? – переспросил Селезнев, разливая водку. – До паровозов-тепловозов, паря, еще верст триста с гаком… Ну да не боись! Мы, считай, уже выбрались. Ежели с утряка подадимся, то к ночи на трассу нефтепровода выскочим. А повезет, так и на бетонку автовывозки выйдем… Леспромхоз тут неподалеку – километрах в сорока. Я эти места хорошо знаю – семь лет назад магазинчик у них подломил! – хихикнул Ржавый. – До сих пор ищут…
– Значит, до бетонки километров сорок… – задумчиво произнес Рыбаков.
– Ага, верст сорок с гаком, строго на юг, – ответил Ржавый. – Ну что же мы не пьем?? Выдыхается ведь!
– Хорошо. Давай по последней, – согласился Николай.
Они выпили. Селезнев, разломив плитку шоколада, подал половинку Рыбакову.
– Пойду водички поищу, – сказал Ржавый, вставая. – Чифирку неплохо бы на ночь замутить… А ты, Кольша, пока лапнику наломай на подстилки. Да валежнику, чтобы до утра хватило!..
Взяв котелок и пятизарядку, он растворился во тьме.
Рыбаков, чертыхаясь и проклиная темень, долго бродил вокруг поляны, собирая сучья и ветки. Потом нарубил топором молодого, остро пахнущего хвоей лапника и разложил его на две одинаковые кучи около костра.
Лег, пристроив в головах рюкзак, и, не дожидаясь чая, уснул.
Старенький «ветерок» лениво тянул дощаник по мелкой зеленоватой зыби реки.
Кандычев в брезентовом, жестком, как фанера, плаще, сидел на корме и терзал ручку газа. Он то сбрасывал обороты, то набирал их до отказа, пытаясь прибавить лодке ход, но моторишко только обиженно всхлипывал и булькал себе на тягостной заунывной ноте.
– Во лешак, всю душу вынул! – пожаловался лейтенант. – Эх, «вихрюху» бы нам сейчас! Ка-ак дали бы чаду!.. Однако ты, Олега, по берегам-то поглядывай, – может, дымок где или птицы беспокоятся…
Волков, примостившийся у его ног на рюкзаке, молча кивнул.
Берега неторопливо плыли мимо – то обрывистые, остро пахнущие влажной глиной, то заболоченные, низкие, в ржавой прошлогодней осоке.
Река петляла, и заходящее солнце то, как заплечная котомка, подолгу болталось за спиной, то поглядывало сбоку из-за стволов деревьев, то, совершенно неожиданно, выплывало из-за поворота и обливало своим уже остывающим красноватым светом разом светлевшую речку.
Олег время от времени опускал кончики пальцев за борт и тут же отдергивал их – вода была нестерпимо студеной. Делал он это, чтобы не уснуть – сказались передряги прошлой ночи, да и монотонное булькание мотора убаюкивало. А спать было нельзя…
«Вернемся в Петрово – у Кандычева передремлю часок-другой, – подумал Волков, – а то к утру как выжатый лимон буду».
От этой мысли, от предвкушения предстоящего отдыха стало сладко и дремотно, и Олег поглубже втянул шею в воротник телогрейки.
«Попрошусь на сеновал… А укроюсь полушубком или тулупом. Что может быть лучше этих простых деревенских запахов – овчины и сена!» – мечтал он.
Неожиданно ход лодки застопорился, словно она вошла в тину. Мотор фыркнул и заглох. В непривычной тишине сразу появились другие звуки: стало слышно, как плещется о берег волна, слабо шепчутся под ветерком кроны деревьев, где-то вдали резко вскрикивают кедровки.
– Что случилось, Петро? – обернулся Волков.
– Гляди, – указал Кандычев рукой на радужную струйку, слабо просачивающуюся из глубины реки. – Похоже, движок здесь утопили!
Он запустил мотор, причалил к берегу, перешел на нос лодки и охотничьим ножом сделал несколько затесок на ветках тальника.
– Давай, Олега, смотри в оба! Где-то поблизости и лодки должны быть – без моторов-то они им ни к чему…
Олег кивнул и, передвинув кобуру на живот, вытащил пистолет, проверяя, не будет ли мешать тренчик при стрельбе.
– Думаю, до пальбы дело не дойдет! – усмехнулся участковый, наблюдая за Волковым. – Ну да береженого бог бережет!
Лодка вновь лениво потащилась вниз по реке. Неожиданно налетевший ветер поднял волны. Днище лодки жестко застучало по их гребням. Ощущение было такое, точно едешь на телеге по ухабам…
Минут через двадцать ходу они заметили две дюралевые «казанки», сиротливо приткнувшиеся к берегу. На глинистом его откосе виднелись свежие отпечатки обуви.
– А ну-ка давай наверх, понаблюдай вокруг! – скомандовал Кандычев Олегу, когда лодка причалила. – Я за тобой следом, только свечу выкручу на всякий случай.
Волков вскарабкался по крутому откосу берега, припал к уже влажной от вечерней росы траве и осмотрелся.
До кромки тайги тянулся луг с одиноким прошлогодним стожком. Никого… Только вылетевший на охоту лунь плавно стелился над землей…
Олег поднялся в рост и жестом руки подал сигнал Кандычеву. Вдвоем они прошли по следам и пришли к выводу: точно такие же отпечатки сильно стертых подошв кирзачей сорок второго размера они видели и у магазина, и во дворе заброшенного дома Анкудиновой, и на том месте у реки, откуда были угнаны лодки…
– Видать, разделились! – предположил участковый. – Только куда этот клиент подался? Впереди-то, почитай, верст на четыреста ни жилья, ни дорог – только урман да болотины…
– Да, странновато, – поддержал его Олег. – Если это Рыбаков, то зачем ему на север идти? По идее-то, на юг бы надо, вниз по реке…
Они прошли до молодого ельника на кромке тайги, где следы неожиданно оборвались.
Несколько минут Кандычев кружил, то и дело пригибаясь, словно принюхиваясь к земле, но все было напрасно.
– И все-таки – рубль за сто, петлю он где-то сделал! Перехитрить нас, видать, возжелал! Ну да я воробей стреляный, на мякине не проведешь!.. Эх, что бы нам сюда чуть-чуть пораньше попасть! Достали бы мы его! – сокрушался лейтенант.
– Ничего, Петро. Как только вертолет с группой подлетит, прихватим с собой собачку и обрежем след! – успокаивал его Волков. – А пока пойдем-ка стожок осмотрим – не гостит ли в нем кто…
После осмотра стало совершенно ясно, что к стогу уже давно никто не подходил. Сверху и с боков сено было темное и слегка влажное, лазов в стог не было…
Пришлось вернуться к лодке.
Кандычев ввернул свечу, но двигатель не запускал, а стоял в раздумье, потирая лоб.
– Слышь, Олег-батькович, идея меня посетила… А что, если мы с тобой для верности в одно местечко заглянем? Как, не возражаешь?
Откровенно говоря, Волкову, уже настроившемуся на возвращение и предвкушавшему сон на сеновале, не очень-то хотелось откладывать заслуженный отдых. Но признаться в этом лейтенанту было совестно, и он, не подав виду, бодро ответил:
– Раз надо – значит, надо, какой разговор! Как-никак ты мой оперативный начальник… А местечко это далеко? Ночь ведь на носу.
– Недалеко. Минут тридцать – сорок лету… Кедровая падь называется… Там на берегу пожарная наблюдательная вышка есть. Здоровенная – метров под сорок в высоту… Вот я и смекаю, а не понаблюдать нам часок-другой – нет ли где огонька? Без костра-то ночью преступники не обойдутся, ведь холодно!.. Ну как, идет?
– Просто, как хозяйственное мыло! Я бы до такого ни за что не додумался!
– Чего? – не расслышал Кандычев.
– План, говорю, простой, но гениальный! – рассмеялся Олег. – Во-от такой план! – поднял он вверх большой палец.
«Лету» до Кедровой пади оказалось не полчаса, как предполагал участковый, а все два. Лейтенант, видимо, выпустил из вида, что «ветерок» против «вихря» действительно не мотор, а «фукалка».
Подплыли к пади уже в абсолютной темноте. Над рекой стоял белесый туман, и Волков, как ни силился, не смог разглядеть вышки.
Но Кандычев, по одному ему ведомым приметам, безошибочно отыскал тропинку, и вскоре они оказались у цели.
– Давай за мной! Только не оступись – лететь долго придется, – предупредил лейтенант и, шурша полами плаща, стал проворно подниматься по лестнице.
Вышка была связана добротно, но ступеньки лестниц подгнили, а кое-где и вообще отсутствовали. Кандычеву приходилось пробовать на крепость почти каждую ступеньку.
Чем выше они поднимались, тем сильнее раскачивалась вышка в такт движения их тел. Ощущение было не из приятных…
Наконец поднялись на верхнюю площадку. Кандычев осторожно закрыл крышку люка и, переводя дыхание, предложил:
– Садись, располагайся поудобнее, Олег! Мал-мал кислородом дышать будем.
Он взялся за перила, ограждающие площадку, потряс их, убеждаясь в надежности, потом присел, привалившись к ним спиной.
Волков сел рядом и стал всматриваться в темноту.
Внизу, под налетающими порывами ветра, глухо роптала тайга. Куда ни кинь взгляд – ни огонька, ни проблеска света – только черная темень. На душе сразу стало как-то неуютно, появилось ощущение собственной незначительности среди ночной стихии. Кто они с Петром по сравнению с этим глухо стонущим внизу океаном тайги? Песчинки! Скорее даже – пылинки!..
Кандычев полез в карман своего дождевика, вытащил сверток и, зашуршав газетой, развернул у себя на коленях.
– Питайся, чем бог послал! – протянул он Олегу ломоть каравая и кусок сала.
Домашней выпечки хлеб был настолько душист, а сало так аппетитно попахивало чесноком, что у Волкова невольно потекли слюнки. Только сейчас он почувствовал, как проголодался.
Свою порцию Олег уничтожил так быстро и жадно, что Кандычев расхохотался:
– Э-э, браток! Ну ты и даешь! Сальцо-то с благоговеньем есть надо, как мой дедок говаривал! А то и вкуса по-настоящему не успеешь понять!
– Поздно! – развел руками Волков. – Хороша кашка, да мала чашка!
– Эт-то точно! Ну да не расстраивайся. Бери Катьшу в жены – чашка всегда полна будет, да и гостям останется. Она в покойницу-мать пошла – работящая да хлебосольная. И характер приветливый, добрый… Одним словом, не баба – золото.
Некоторое время молчали. Кандычев чиркнул спичкой и, прикрываясь от ветра полой плаща, раскурил папиросу.
А Олег думал о Кате. Обидел он ее все-таки, хоть и не хотел!.. Не надо было ей про тот злосчастный ремень говорить. Послали бы какого-нибудь паренька в Глухарную, и дело с концом… Интересно, благополучно ли Катя добралась? Что сейчас делает? Спит, конечно…
Волкову вспоминался их путь от Глухарной до Петрово, разговор…
Действительно, какая же славная она, Катюша! А обидел он ее зря, зря…
Веки Олега потяжелели, мысли сладко путались, он чувствовал, что засыпает.
– Эге-е, браток, да ты никак закемарил? – толкнул его под бок Кандычев. – Жалко, я чайку не догадался прихватить! Чаем-то сон в один момент бы разогнали!.. Слышь, а собственно чего нам обоим мучиться? Давай-ка ночь поделим. Часика по три передремлем – завтра все легче будет!.. Так что ложись, поспи, я пока не хочу.
– Не-е, тогда давай на спичках бросим, чтоб по-честному! – запротестовал Олег.
– На спичках так на спичках… – полез в карман лейтенант. – Тяни! Короткая дежурит.
Волков потянул. Выпала ему целая спичка – «длинная».
Притворно вздохнув – судьба, мол, он положил голову на брус, окантовывающий площадку, подогнул ноги и засунул руки в карманы телогрейки.
Уснул он почти мгновенно – будто провалился в черную теплую глубину…
Слегка поскрипывала вышка, внизу шумел ветер в кронах деревьев, а Олегу снилось море, горячее южное солнце и Катя, выходящая навстречу ему из воды, вся в блестящих радужных капельках…
На море Олегу еще никогда не приходилось бывать. Но он видел много фильмов, где точно так показывали минуты счастливой любви… Может быть, поэтому его воображение рисовало именно эту картину?
– Катя, Катенька! Прости, пожалуйста, я был неправ, неправ… – шевелил Олег губами во сне.
Кандычев посмотрел на него, улыбнулся и переломил в пальцах свою спичку. До этого она тоже была целой…
…Прошло часа полтора.
Жалея вымотавшегося Волкова, лейтенант, наверное, позволил бы ему поспать еще пару часов, если бы…
– Эй, Олега, кончай ночевать! – затормошил Кандычев спящего. – Подъем!
– Я сейчас, сейчас… – пытаясь разлепить тяжелые веки и массируя затекшую шею, спросонья забормотал Волков. – Вот ведь как разоспался! Ты ложись, я подежурю…
– Да нет, браток, не время сейчас спать! – возразил лейтенант. – Глянь-ка налево! Примечаешь что?
Олег потер тыльной стороной ладони глаза, посмотрел в темноту, но ничего не заметил.
– Смотри сюда, на мою руку! – придвинулся к нему вплотную Кандычев.
Волков до рези в глазах вглядывался в глухо шумевшую внизу тайгу и вдруг увидел едва заметную красноватую искорку. Она то чуть-чуть тлела, то вспыхивала ярче.
– Костер! – догадался Олег.
– Похоже на то, – подтвердил Кандычев. – Километров десять-пятнадцать до него, однако…
Волков достал из нагрудного кармана комбинезона компас, снял тормоз и, подождав, пока светящийся наконечник стрелки успокоится, определил магнитный азимут:
