Текст книги "Поединок. Выпуск 16"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Борис Савинков,Валерий Аграновский,Анатолий Луначарский,Владимир Яницкий,Юрий Митин,Анатолий Удинцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

– У-у-у! – возмутился стадион, потому что Арсен продолжал лежать.

К нему уже бежали врач и массажист. Заграничный судья, остановивший игру, жестом показывал, чтобы пострадавшего уносили с поля. Опираясь на плечи врача и массажиста, Арсен на одной ноге допрыгал до линии и улегся на траву за пределами поля.

– Пойдемте, Олег Александрович, – предложил Тэд, и они направились к страдающему Арсену.

Подошли. Тэд сверху обратился к хлопотавшим медработникам:

– Идите на место. Я его вылечу.

Врач и массажист послушно удалились.

– Ты сейчас встанешь и будешь играть, маленький негодяй, наклонившись, с тихим бешенством произнес Тэд. – Ты понял меня?

– Я не могу, – признался Арсен.

– Можешь! – закричал Тэд.

– Подожди, Тэд, – сказал Олег и присел на корточки рядом с Арсеном. Ты помнишь, что сделал для тебя мой Игорь? Не от страха, не из-за денег он пожертвовал честью футболиста. Он сделал это ради тебя, во имя вашей дружбы. Я понял это и простил его. Если же ты сейчас не выйдешь на поле, прощения тебе не будет.

– Они убьют меня, – тоскливо сообщил Арсен.

– Даю тебе слово: они тебя не убьют. – Олег положил Арсену руку на плечо. – Единственный человек, который сегодня может убить тебя, – это ты сам. Вставай, Арсен.

Арсен поднялся. Тэд несильно толкнул его в спину и сказал:

– Иди, мой мальчик. Иди играть в футбол, которому я тебя учил.

Арсен играл так, как не играл никогда. Арсен играл так, как, может быть, не будет играть никогда. Защитники ждали его паса – он шел в обводку. Защитники выстраивали против него эшелон – он уходил от них при помощи стенки. Он играл с мячом и без мяча, он был вездесущ и неуловим. Он потащил команду, и команда заиграла в футбол. Стадион застонал от восторга и наслаждения.

Два мяча забил Арсен, а третий был забит с его подачи. Наши выиграли со счетом три – один. Они не отыгрались, но они выиграли.

Футболисты и судьи ушли с поля. С трибун уходили зрители. Олег и Тэд сидели на скамейке запасных. Не было сил встать.

– Не век же нам здесь сидеть, – решил наконец Тэд и поднялся.

Встал и Олег. Встал и обернулся к важной ложе. Среди опустевших скамеек сидел в окружении холуев Человек-гора. Олег сделал ему ручкой.

Под трибунами, у раздевалок, их ждал Миша. Он обнимал их, торжественно целовал и приговаривал:

– Ай, какие мы молодцы! Ай, какие мы молодцы!

– Молодцы-то, конечно, молодцы. Но ведь не отыгрались, Михаил Илларионович. – Тэд уже хотел большего.

– К черту арифметику, Тэд! Главное – как играли, как играли! Выплеснув эмоции, Миша осведомился уже деловито: – А куда вы сейчас?

– Мы – к ребятам, – сообщил Тэд.

– Тогда я побегу. У меня в городе дела, – решил Миша.

– А потом – сразу ко мне в гостиницу! – крикнул ему вслед Олег. Стол уже заказан!

Усталые, в пропотевшей форме ребята сидели в низких креслах. Никто не пошел в душ. Все ждали тренера, ждали с достоинством людей, честно и хорошо исполнивших свою работу, ждали слов, оценивающих эту работу.

– Что я могу сказать? – начал Тэд. – Что вы – молодцы? Вы это и без меня знаете. Что вы сегодня блестяще сыграли? Так и это вы понимаете. Просто я хочу низко поклониться вам за то, что я сегодня видел на поле. О чем мечтал, как в несбыточном сне, с того дня, как стал вашим тренером. И все это – мое счастье.

– И ваше, ребята, тоже, – добавил Олег. – Поверьте мне: я знаю об этом по невеселым итогам собственной жизни: пройдут дни, недели, месяцы, пройдут годы, но, вспоминая, вы всегда будете гордиться этим днем.

Уже стемнело, когда к их «Волге» подбежал складный, франтоватый жаркая мечта всех девушек города – Арсен с сумкой через плечо.

– Извините меня, что заставил ждать, – сказал Арсен, садясь на заднее сиденье рядом с Олегом.

– Мы не торопимся, – успокоил его Тэд и приказал шоферу: – Трогай!

Они ехали через город, и Арсен с жадностью смотрел на дома, тротуары, улицы, людей. Он знал, что и эти, которые гуляют по вечернему городу, и те, что сидят по домам, говорят о нем. Потом он подсказывал шоферу:

– Теперь направо. Еще раз направо. А теперь в этот переулок. Остановитесь, пожалуйста.

– А ты разве в этом доме живешь? – удивился Тэд.

– Да нет. Просто возле нашего дома перерыто все, а отсюда мне сейчас удобнее: вон по этой лесенке, и я у своего подъезда. – Арсен указал на каменные ступени, круто взбирающиеся наверх.

– Твои родители на матче были? – спросил Олег.

– Я не хотел, чтобы они смотрели этот матч, – честно признался Арсен. – Но отец с братом все равно пошли. А мама по телевизору смотрела.

– У них сегодня праздник, Арсен, – сказал Олег.

Арсен вылез из автомобиля и поблагодарил:

– Спасибо вам, Олег Александрович, спасибо вам, Теодор Георгиевич, за все, что вы для меня сделали. До свидания.

Из машины они наблюдали, как взбирается по ступенькам Арсен. И чем выше он поднимался, тем лучше его было видно: рядом с лесенкой находился на высоком столбе фонарь, и с каждой ступенькой Арсен приближался все ближе к источнику света.

В переулок на безрассудной скорости ворвался «жигуленок», почти заваливаясь, круто развернулся правым боком к лесенке. Олег все понял первым и закричал неистово:

– Падай, Арсен! Падай!

Арсен упал и покатился по ступенькам вниз именно в то мгновенье, когда из «жигуленка» послышались пистолетные выстрелы. Олег и Тэд одновременно выскочили из «Волги» и кинулись к стреляющим. Но было поздно: завершая разворот, «жигуленок» въехал на тротуар, дал газу и умчался из переулка.

Арсен уже сидел на нижней ступеньке и держался за плечо. Сумка валялась рядом.

– Они ранили тебя, мерзавцы! – скривился Тэд, видя, как намокает кровью рукав светлой куртки.

– Увезите меня отсюда, увезите меня отсюда, – лихорадочно просил Арсен, – чтобы мама ничего не знала.

– Куда тебя везти? – в растерянности спросил Тэд.

– Куда, куда – в больницу! – вмешался Олег.

Они осторожно подняли Арсена и под руки повели к «Волге». Шофер наконец догадался выйти из машины и открыть заднюю дверцу.

– Я сам, – твердо сказал Арсен и, вырвавшись, сам сел на заднее сиденье. Тэд сел рядом с ним.

Олег подобрал сумку Арсена и устроился рядом с шофером. Распорядился:

– В самую лучшую хирургическую клинику давай! И поживее!

Шофер согласно кивнул и включил мотор.

Они ехали через город по ярко освещенным улицам, где вальяжно прогуливались солидные мужчины, неспешно обсуждая прошедший матч.

– Кровь идет? – задал дурацкий вопрос Тэд. Арсен оторвал руку от плеча, тупо посмотрел на ладонь с густеющей кровью, ответил:

– Не знаю. – И удивился: – А дырка от пули только сзади, спереди нет.

– Значит, пуля в тебе застряла, – понял Олег и заорал на шофера: Быстрее не можешь?

– Теодор Георгиевич, вы папе позвоните, скажите, что вы меня на базу увезли. Только маме не говорите, только чтобы мама не знала, – попросил Арсен и обмяк.

«Волга» ворвалась на ярко освещенную площадку перед дверью, над которой горела красная надпись «Приемный покой». Шофер подкатил к самой двери.

– Ты сейчас в гостиницу давай. Там Мишу найдешь и немедленно его сюда! – приказал шоферу Олег, помогая Тэду извлекать Арсена с заднего сиденья. Арсен, утратив истерическую моторность, покорно подчинялся чужим рукам.

Олег и Тэд сидели на длинной скучной скамье в ожидании врача, который увел Арсена на операцию. Держа Арсенову сумку на коленях, Тэд механически ковырял указательным пальцем дырку в блестящей материи. Дырку от пулевого входа. Олег внимательно наблюдал за манипуляциями Тэда. Понаблюдал, понаблюдал и посоветовал:

– Ты сумку открой и посмотри, что там пуля попортила.

– А? – очнулся Тэд. – А-а-а…

Он открыл сумку и обнаружил там любовно упакованные в целлофан адидасовские бутсы, простреленные насквозь.

Ворвался Миша с криком:

– Ну как там? Мне шофер все рассказал.

– Оперируют, – информировал его Олег.

– Дела. – Миша уселся рядом с Тэдом, отобрал у него бутсы, поковырял тоже дырочку, повторил: – Дела.

С дребезжанием растворилась стеклянная дверь, и появился оживленный самоуверенный врач. Трое молча смотрели на него.

– Вот что значит – настоящие мужчины, футболисты! – радостно констатировал врач. – Другие бы уже кричали: «Ну как там? Ну как там?» – а они с достоинством молчат.

– Ну как там, доктор? – спросил Тэд.

– Да все в порядке, – небрежно ответил врач. – Кость не задета, пуля застряла в мягких тканях, почему-то она была на излете… – Он взял в руки протянутые Мишей бутсы, посмотрел на них, осознал: – Теперь понятно… Вот что, футболисты, я обязан сообщить о происшедшем органам милиции.

– А почему не сообщить? Сообщай, сообщай, – разрешил Миша.

Шофер «Волги», открыв заднюю дверцу, в размышлении созерцал сиденье.

– Ты мне больше не нужен. Отдыхай! – сказал ему Тэд.

– Отдохнешь тут с вами. – Шофер был ужасно недоволен. – Мне полночи сиденье отмывать придется.

– Поговори у меня! – проворчал Тэд, последним садясь в «Москвич».

«Москвич» опять бежал за город.

– Он далеко живет? – спросил Олег.

– Да нет, километров пятнадцать от города, – ответил Миша.

– Ты на всякий случай мою машинку прихватил?

– Прихватил, прихватил, но, думаю, она не понадобится.

– А зачем мы к нему едем? – задал недоуменный вопрос Тэд.

– Спросить, зачем он это сделал, – невозмутимо пояснил Олег, а Миша конкретизировал:

– Сначала он расскажет нам, кто стрелял, а потом мы его отвезем в милицию.

– А действительно, зачем он это сделал? – вдруг задумался Олег.

– Не понимаешь, да?! – завелся Миша. – Сказал – сделал. Пригрозил привел угрозу в исполнение. Слово держал, идиот!

Дом Гриши – миниатюрная дурацкая крепость – стоял на склоне, окруженный обширным покатым садом, который был освещен спрятанными в траве матовыми фонарями.

Втроем, не таясь, подошли к двери в могучем каменном заборе и позвонили. Звонок раздался где-то поблизости. Очень скоро из-за двери поинтересовались:

– Кому что надо?

– Гришка дома? – грубо спросил Миша.

– Григорий Давыдович отдыхает. Не надо его беспокоить.

– Открывай, а то дверь сломаем к чертовой матери! – заорал Миша.

– Зачем же ломать? – донеслось из-за двери. – Хочешь, чтобы открыл? Открою.

Открыл ветхий старичок.

– Ты кто? – грозно полюбопытствовал Миша.

– Дядя, – исчерпывающе ответил старичок.

– Кто в доме?

– Совсем один Григорий Давыдович. Одинокий.

– А шпана его где?

– Шпана Григория Давыдовича привезла и уехала.

Миша отстранил старичка, и они пошли к дому. Сад светился в ночи, а дом был темен. Они шли к дому выложенной каменными плитами дорожкой.

Миновав громадную террасу, проникли в огромную гостиную, полуосвещенную садовыми фонарями. Миша решительно включил электричество.

Пусто было в гостиной. Миша потребовал объяснений у старичка, который плелся за ними:

– Где он?

– В кабинете, наверное. – Старичок рукой указал на дверь наверху, к которой вела красного дерева винтовая лестница. Все трое поднялись по этой лестнице, и Миша открыл дверь. В кабинете было совсем темно. Миша долго шарил рукой по стене, прежде чем нащупал выключатель. Вспыхнула люстра. Прижавшись к ней и слегка оттеснив ее в сторону, на короткой веревке, привязанной к фундаментальному люстровому крюку – он мог выдержать и десять пудов – висел Гриша без пиджака и ботинок. Ноги в носках всего сантиметров на десять не доставали до пола, накрытого ковром.

Неразделимая в этот день троица устало ввалилась в гостиничный вестибюль. У ресторанной двери их ждал метрдотель. Он распахнул эту дверь и возгласил:

– Прошу!

В ресторанном зале, как и положено по нынешним правилам – шел первый час ночи – посетителей не было. Но строем стояли официанты. Но нетронутой гастрономической роскошью на белоснежной скатерти предлагал себя накрытый посредине стол. Но замер оркестр на эстраде.

Как только они вошли, оркестр рявкнул футбольным маршем Блантера, тем, который в сороковые – пятидесятые годы любовно звался «Мазуркой Синявского».

– Все валяешься, – недовольно заметил Миша, входя в гостиничный номер. Действительно, тщательно одетый Олег беспечно валялся в огромном кресле. – Вот билет. Летишь завтра, как барин, первым классом.

– А почему не сегодня? – капризно поинтересовался Олег.

– Потому что сегодня ты будешь давать показания в милиции. Вставай, нам надо произвести кое-какие расчеты, – и выложил на стол три банковских упаковки десяток.

Олег поднялся, подошел:

– Что это такое?

– Твоя тысяча, которую я ставил, и выигрыш.

Олег положил в карман одну упаковку, а две другие пододвинул к Мише:

– Этих денег мне не надо.

– А я их куда дену? – злобно спросил Миша.

– Гришке на венок.

– Гордый очень, да? А сколько ты на все это дело потратил, ты считал? Бери, это твои деньги!

Олег засмеялся и взял еще одну упаковку:

– Ты прав. Что ж, буду, как Деточкин, – и вдруг понял: – Выплата-то какая большая! Гришка что – миллионы ставил?

– Свои и чужие – под расписку. Вчера вечером он стал несостоятельным должником.

– Выходит, мы его погубили.

– Выходит, он сам себя погубил, – поправил Миша.

Олег отошел к окну, посмотрел на улицу. Хорошо там было, солнечно. Ярко.

– Мы повалили букмекерскую контору, – Олег резко обернулся к Мише, его контору. Чья теперь заработает? Твоя?

– Я в эти игры не играю, Олег.

Олег подошел к письменному столу, оперся о него руками и, заглядывая в Мишины глаза, спросил:

– Те, которые стреляли, не из Гришкиной команды. Кто они?

– К сожалению, я не знаю, кто они.

– Да, тебя же не было с нами. Откуда тебе знать! Может, твои мальчики знают?

– Мои мальчики в деревне сидят по домам. Тебе нужно их алиби? Может, тебе нужно мое алиби? Тебе очень скоро станет стыдно, Олег.

Стыдно Олегу стало тотчас же. Злобный пар вышел, и он, как подкошенный, рухнул в кресло.

– Мне уже стыдно, извини меня, Миша. – Олег двумя руками безжалостно растер свое лицо. – На кого-то я очень хорошо поработал. Из меня сделали дурачка, Миша.

– А ты постарайся сделать дураков из них, – посоветовал Миша и выбрался из-за стола.

На трап он взбирался последним. Баул был сдан в багаж, но обе руки были заняты: в одной – бочонок с вином, – в другой – немыслимый букет. Остановившись на площадке, Олег умоляюще сказал бортпроводнице:

– Билет в нагрудном кармане. Возьмите его, будьте добры.

Бортпроводница вытащила из кармана билет, увидела первый класс и улыбнулась ободряюще:

– Все в порядке. Проходите, пожалуйста.

Но он не торопился. Он повернулся лицом к выходу из аэропорта, где у железного барьерчика стояли Тамара, Миша, Тэд, и помахал букетом.

В первом классе он оказался в одиночестве. Загнал под сиденье бочонок, букет положил на стол и сел у иллюминатора, поглядеть что там, на воле.

Трап не убирали. Видно, кого-то ждали. И дождались. Лихо промчавшись по полю, черная «Волга» резко затормозила у трапа. Из «Волги» вышли трое хорошо одетых молодых людей. Постояли у трапа немного, посмеялись и один из них – поджарый, легкий, – пожав руки приятелям, взбежал по ступенькам. И через несколько секунд оказался в отсеке, где пребывал Олег.

– Ба! Кого я вижу! – оптимистически вскричал поджарый (видимо, хорошо его проводили). – Олег Александрович! Какими судьбами?!

– Здравствуй, большой начальник Сева, – приветствовал его Олег.

Начальник Сева бросил свой кейс на одно сиденье, сам сел на другое, расстегнул пуговичку твердого воротничка, приспустил галстук (хороший галстук, французский) и, озорно улыбнувшись, отметил доброжелательно:

– Очень правильно вы все понимаете, Олег Александрович, просто приятно слушать. За исключением нюанса, пожалуй. Лучше бы на «вы» и по отчеству.

– Ишь ты! И сразу рогами! Во-первых, я не знаю твоего отчества. Помню, на взлете моей спортивной карьеры, забегал у нас в дубле один паренек, забегал, прямо говоря, средне, но я все-таки поинтересовался: кто такой? Сказали – Сева. А во-вторых, я тебя на пятнадцать лет старше. Так-то, большой начальник.

Засвистели моторы, и самолет потащился на взлетную полосу.

– Неужели шуток не понимаете, Олег Александрович? – прокричал Сева.

– Мимо тещиного дома я без шуток не хожу. – Олег не любил начальнических шуток. – Ты что здесь делал?

– Республиканское совещание по перестройке управленческого аппарата проводил.

Оба замолкли, потому что самолет, дрожа и воя, готовился взлететь. Сначала побежал, ускоряясь, – плиты под колесами щелкали все чаще, – и перестал бежать по неровному – взлетел. Когда в иллюминаторе показались горы, к ним заглянула бортпроводница. Обаятельно улыбнувшись, Сева попросил:

– Нам бы попить, лапочка.

Лапочка улыбнулась в ответ и, согласно кивнув, исчезла, чтобы вскорости появиться с двумя бутылками воды, фруктовой и минеральной, и двумя стаканами на подносе. Расставила бутылки и стаканы на столе, пожелала:

– Пейте на здоровье, – еще раз улыбнулась и исчезла. Хорошо летать в первом классе!

Сева раскрыл кейс, достал бутылку марочного коньяка и отвинтил ей головку:

– Конечно, мы с этим боремся, но по маленькой… – и нацелился налить Олегу. Олег накрыл ладонью свой стакан. – А-а-а… Чуть не забыл…

Плеснул себе грамм семьдесят, еще раз порылся в кейсе, извлек румяное яблочко, сразу принял всю дозу и яблочко надкусил, Олег дождался окончания процесса и спросил:

– Давно хотел узнать: как начальниками становятся, Сева?

Сева попил водички, поставил стакан на стол и ответил строго:

– По уму. По энергии. По знаниям. – Он откинулся в кресле, с удовольствием ощущая всем телом действие принятого. – Я на всю жизнь запомнил один ваш ответ журналистам, Олег Александрович. Кто-то спросил, почему вы не учитесь в инфизкультуре. А вы ответили: «Зачем? Меня болельщики и сейчас профессором зовут. А по знанию футбола я хоть завтра могу баллотироваться в академики». У вас так и нет высшего образования?

– Так и нет.

– И стало быть, теперь вы, интеллигент во множестве поколений, человек, свободно говорящий на трех языках, за двести пятьдесят рублей возитесь с сопливыми пацанами.

– Много же ты про меня знаешь, – перебил его Олег.

– Изучал вашу судьбу как негативный пример. Я никогда не считал себя профессором футбола.

– Ты им просто не был.

– Не в этом дело! Я понял то, что надо. И зубами, когтями… Институт, аспирантура, комсомол…

– Ты на вчерашнем матче был? – перебил его Олег.

– Был. А что? – Сева несколько ошалел от перемены курса.

– И как тебе игра?

– Игра как игра. Главное и огорчительно: не отыгрались. Никак в европейских кубках не можем завоевать твердых позиций. Вообще, если широко взглянуть на эту проблему…

– Да я не о проблеме тебя спрашиваю, – еще раз перебил его Олег. – Я о том, как блистательно играли и выиграли ребята.

– Выигрыш, проигрыш – какая разница? Результат один: из кубка вылетели.

– Ну, а наша с тобой команда как сезон завершит?

– Киевлян нам не достать, а в тройке будем.

– Второе или третье место – какая разница? – подхватил Олег. Правильно я понимаю?

– В общем правильно.

– Ты, случаем, в подпольной тотожке на результаты не ставишь?

– Я не знаю, что это такое, Олег Александрович, – абсолютно трезво заявил Сева.

– Жаль, мог бы иметь хороший навар. Я знаю один неожиданный результат завтрашнего тура.

– Какой именно?

– Наши проиграют этим. – Олег мотнул головой в ту сторону, где, по его разумению, должен был находиться первый город его турне. – Они за высшую лигу зацепятся, а нашим какая разница – второе или третье место? Будет третье, только и всего. Зато кое у кого перспективы – ого-го!

– Уже стихами говорите, Олег Александрович.

Олег придвинул к себе букет, выбрал розу попригляднее, колясь, отломил от стебля, воткнул себе в петлицу пиджака и провозгласил:

– Морали нет, есть только красота, как говаривал знаменитый эсер и литератор Савинков-Ропшин. Он правильно говорил, Сева?

Когда они приземлились, в Москве уже было темно.

– Я вас могу подвезти, Олег Александрович, – вяло предложил Сева.

– Спасибо, Сева. Ты езжай, мне багаж получать.

Сева с радостью убежал в толпу встречающих, из которой вдруг вычленился Игорь и позвал:

– Олег Александрович! Олег Александрович!

– Ты почему здесь? – хмуро поинтересовался Олег.

– Вас встречаю, – обиженно пояснил Игорь.

– До Москвы слухи докатились, что ли?

– Ага, – простодушно подтвердил Игорь. – Что с Арсеном?

– Да пустяки, царапина. Через неделю на поле выйдет.

– Как он играл, как он играл! – восхищенно вспомнил Игорь.

– А ты как завтра играть будешь?

– Меня не ставят на завтра, Олег Александрович. Поэтому и встретить вас разрешили.

– Почему не ставят?

– Говорят, сильно сдал физически. Функционально не готов.

– Кто говорит?

– Валерий Сергеевич и врач тоже.

– Что же ты так, Игорек? – непонятно высказался Олег и ощерился.

В Неопалимовском Олег расплатился с таксистом, сунул Игорю червонец, чтобы доехал, куда надо, и кинулся в свой подъезд. Поднялся в лифте, открыл дверь своим ключом и был оглушен ревом телевизора, включенного на полную громкость. Глуховатая мама смотрела «Взгляд». Оставив баул, бочонок и букет у вешалки, Олег прошел, на ходу прикрыв мамину дверь, к телефонному столику, сел в кресло и набрал номер:

– Валерий? Здравствуй, это Олег. Мне необходимо срочно увидеть тебя… А хоть сегодня… Прямо-таки сейчас… Без тебя не могут обойтись? Ну что ж, тогда я завтра с утра буду у вас на базе.

Олег швырнул трубку, потом, опомнившись, набрал еще один номер. Прослушал шесть длинных гудков, положил трубку на аппарат, откинулся в кресле, закрыл глаза и сидел так долго.

Вышла из своей комнаты мама с чашкой в руках, увидя его, несильно удивилась:

– Это ты? Я тебя не ждала сегодня…

– «Я тебя не ждала сегодня и старалась забыть, любя», – и, не желая объяснять маме, что это – из Иосифа Уткина, вскочил, поцеловал ее в щеку, привычно-заботливо осведомился: – Как ты себя чувствуешь?

– Я-то как всегда, – мама включила торшер и приступила к осмотру путешественника, – а ты вот неважно. Похудел, синяки под глазами…

– Устал, – ответил Олег, – пойду душ приму.

Он принял душ, натянул штопаный свитер, домашние портки и уселся рядом с мамой досматривать бойкий «Взгляд». Волосатые, полуголые, в кожаной рванине и кандалах молодые люди приступили к тяжелому року. Мать с неослабным вниманием продолжала смотреть на экран, а Олег решил идти спать.

Он чистил зубы, когда раздался телефонный звонок. Глянул на часы двадцать минут второго. В одних трусах прошествовал в коридор, поднял трубку, сказал искусственно сонным голосом:

– Да.

– Олег, это Зоя говорит, – как всегда в ночи, трубка орала, как реальный собеседник.

– Какая еще Зоя? – решил не узнавать Олег.

– Да ты что, Олег, меня не узнал?

– Узнал, узнал, – заверил ее Олег. – Это я так шучу, по ночам.

– Не до шуток, Олег. Только что мне с базы позвонил врач. Валерию плохо.

– Что с ним?

– Врач говорит – серьезнейший сердечный приступ. Я сейчас к нему еду. Поедешь со мной?

– А чем я могу ему помочь?

– Да не помочь! Он все время тебя поминает, поговорить хочет.

– Где встречаемся?

– Ты по-прежнему в Неопалимовском живешь? – и в ответ на подтверждающее Олегово хмыканье: – Так вот, я через пятнадцать минут буду у автобусной остановки. Той, что между Плющихой и Садовым.

– Договорились. Буду ровно через пятнадцать минут.

Олег натянул джинсы, надел кроссовки, влез в джемпер и уже на ходу напялил куртку.

У самой двери его прихватила мать:

– Куда это ты в такую пору, сын?

– Приятелю одному плохо, мама. Сердце.

– А ты что – доктор?

– В какой-то степени! – рявкнул Олег и выскочил на лестничную площадку. Не стал вызывать лифт, помчался вниз по лестнице – так быстрее. Выскочил из подъезда, слегка остолбенел от ночной переулочной московской тишины и понял, что торопиться не надо.

Он шел по переулку. Еле слышно шумели на осторожном ветерке полысевшие тополя, чуть потрескивая, шумела под ногами сухая листва.

Вот и остановка. Он уселся на скамейку в стеклянном закутке, стал ждать. Из-под не доходящего до земли стекла поддувало. И скучно было в закутке. Решил погулять. Он прогуливался по тротуару и слушал редкие звуки автомобильных моторов. Чаще – на Садовом, реже – на Плющихе. Все заглушили дьявольским ревом рокеры, промчавшиеся по Плющихе в Лужники. Опять тишина. И наконец, вывернулся с Плющихи в переулок «жигуленок», который приближался, слепя включенными фарами и тормозя. Олег поднял руку.

«Жигуленок» остановился рядом с ним. Ослепленный фарами, он не видел, кто за рулем, но ведь некому здесь останавливаться, кроме Зои. Он шагнул на проезжую часть и протянул руку, чтобы открыть переднюю дверцу.

Он не почувствовал удара, не успел почувствовать, просто то, что он видел, закрылось сиреневой пеленой, и ему стало все безразлично.

Через неопределенное время он на мгновенье прорвался сквозь сиреневую пелену и понял, что его куда-то везут. Но за пеленой было лучше, и он опять ушел за нее.

Олег пришел в себя, когда его волокли по страшной лестнице без перил. Его руки были крепко схвачены сзади чем-то жестким и холодным. Волокли его двое, волокли неаккуратно, рывками, которые больно отзывались в затылке. Дотащили до второго этажа и хотели привалить к стенке у рваной нежилой двери, но он замычал, и тогда его поставили на ноги.

Ушла пелена, все прояснилось, будто киномеханик поправил фокус. Где-то вверху, этажа через два, желто светила забытая лампочка, давая возможность кое-как рассмотреть место действия. Лестничная площадка дома, поставленного на капитальный ремонт, к которому еще не приступали. Двое плохо различимых граждан на площадке. Один возился у двери с ключом открывал, другой, прислонившись к стене, посматривал на Олега.

– Входи, – сказал Олегу тот, что возился с ключом, он наконец открыл ее.

Олег вошел во тьму. Сзади щелкнули выключателем.

Вероятно, здесь когда-то была однокомнатная квартира, остатки перегородок наталкивали на эту мысль. Теперь же Олег находился в помещении, которое и комнатой назвать нельзя: справа – руины кухни, слева – неэстетично открытый взорам сортир, два наглухо заколоченных досками окна. Правда, мебель весьма сносная: широкая тахта, большой круглый стол с придвинутыми к нему четырьмя стульями, два кресла по углам, сервант с посудой.

– Садись, Олег, – указал на стул тот, кто открывал дверь. Сам он устроился в кресле.

Олег присел на край тахты и, разглядев говорившего, начал беседу:

– Мне говорили, что ты, Альберт, в бомбардиры подался, а ты, оказывается, вертухаем шестеришь.

– Не цепляй меня, Олег, а? – попросил Альберт.

– Руки мне освободи, вертухай.

– В наручниках посидишь.

– Чего боишься-то? Ты же боксер, чемпион, меня одним ударом уложить можешь.

– Что я, тебя не знаю? Мало ли чего сотворишь: ты же припадочный.

– Зачем я здесь?

– Не знаю, Олег. Мне сказали, чтобы я тебя сюда доставил, и я доставил. – Альберт посмотрел на свои наручные часы и приказал второму: Иди встречать.

Второй – помоложе Альберта, лет сорока – послушно удалился.

– Этот-то откуда? Я его вроде не знаю, – спросил, Олег.

– Тебе не все равно? – справедливо заметил Альберт.

– Интересно, – признался Олег.

– А мне интересно другое, – сказал Альберт. – Зачем ты в эти дела лезешь, Олег?

– В какие дела?

– В коммерческие. Тебе там делать нечего. Ты же лох натуральный.

– А ты?

– И я – лох. Только я понимаю, что я – лох, а ты – нет. Вот тебе рога и ломают.

– Кто мне рога собирается ломать?

– Сейчас узнаешь.

И точно: почти сразу же в помещении появились элегантный Гоша и прекрасная Зоя. Альберт почтительно встал и доложил:

– Доставили, Георгий Станиславович!

– Ишь ты! – встрял Олег. – Он же у тебя лет тридцать назад на Гошку откликался!

– Времена меняются, – за Альберта ответил Гоша. – Здравствуй, Алик.

– Не желаю я с тобой здороваться, – признался Олег.

– Дело твое, – миролюбиво заметил Гоша, прошел за дверь, затащил в комнату громадную сумку и, заметив, что Зоя стоит, предложил ей: – Садись, Зоенька, в ногах правды нет.

Зоя села, а Гоша, раскрыв сумку, стал извлекать из нее и расставлять на столе многочисленные бутылки и закусь, упакованную в картонные коробочки. Занимаясь делом, он приговаривал:

– Посидим, выпьем, поговорим по-человечески, – и к Альберту: – Ты посуду расставь.

Альберт кинулся к серванту.

– Как поживаешь, Олег? – светски заполняя паузу, осведомилась Зоя.

– Дешевка, подстилка, дрянь, – спокойно обозвал ее Олег.

– Я обижусь, Олег, – предупредила его Зоя.

– Она обидится, Алик, – подтвердил Гоша, – и мы обидимся за нее.

– Обидитесь – это, значит, бить будете? – поинтересовался Олег.

Ему не ответили, не стали связываться с дураком. Суетились, накрывали на стол. Накрыли на четыре персоны. Гоша полюбовался содеянным, спросил:

– Ну, как у нас, Зоенька?

– Лучше, чем тогда в ресторане, правда, Олег?

– Дешевка, подстилка, дрянь, – скучно, как заученный урок, повторил Олег.

– Нет, ты невыносим, Алик! – отозвался на грубость Гоша. – Я тебе хотел приятное сделать, а теперь уж и не знаю… Впрочем, я сегодня терпим и великодушен. На, держи!

Гоша, достав из внутреннего кармана пиджака банковскую упаковку пятидесятирублевок, кинул ее на тахту.

– Плата, надо полагать, за то, что Гришкину контору повалил и помог тебе куш сорвать? – понял Олег.

– Ты – догадливый, – согласился Гоша. – Только не плата, а доля: ты в деле, Алик.

– А не пожадничал ли ты, бывший мой приятель?

– Все по справедливости, симпатичный мой друг. Капиталом ты не входил, так что пять процентов – доля серьезная. К тому же я должок твой зачел. Восемь тысяч ты заработал, Алик. Неплохо, а? Как раз гонорар за две книжки. Ты же над ними года два корпел.

– Ты, я вижу, все подсчитал. А Гришкину смерть во сколько оценил?

– Гриша сам себя погубил. Он был наивным злодеем, Алик. Мне говорили, что он каждый вечер смотрел по видео «Крестного отца». И стал выдумывать для себя нечто подобное. Черный лимузин, телохранители в шляпах и пиджаках в талию, виллы, таинственные сборища, пистолеты… Дурацкий, выдуманный в стиле ориенталь мир… А в общем, жаль его. – Гоша налил две рюмки коньяку, взял их в руки, подошел к Олегу и протянул ему одну рюмку, будто не замечая, что руки у него связаны за спиной. – Давай, Алик, за упокой раба божьего Григория.

Падая на спину, Алик ногой ударил по протянутой рюмке и крикнул:

– Мразь!

Гоша рукавом утерся – малость коньяку попало ему на лицо – и сказал:

– Не хочешь, значит. Как в армии-то говорится? Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Научим его, ребятки? А потом заставим.

Альберт с напарником в момент связали Олега. Связали ноги до паха, придавили к тахте и накрепко к ней прикрутили – хорошая веревка была припасена заранее. Олег лежал на тахте как усмиренный клиент дурдома из буйных.

Гоша стоял у стола, задумчиво глядя на бутылки:

– Так что же ему выпить? Виски, водка, коньяк для начала жестковаты, пожалуй. – Он выбрал бутылку португальского портвейна, сорвал свинцовую фольгу, вытащил пробку и спросил у Зои: – Ты мне поможешь, радость моя?