Текст книги "Поединок. Выпуск 16"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Борис Савинков,Валерий Аграновский,Анатолий Луначарский,Владимир Яницкий,Юрий Митин,Анатолий Удинцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц)

Анатолий Степанов

ФУТБОЛИСТ

Почему он, похмельный, опять в этой комнате? Это было, было, этого не может быть!

Он сидел на диване, по-восточному свернув ноги кренделем. Он стриг ногти на пальцах ног. Он страдал оттого, что ногти были мраморной твердости, а большой и плотный живот не позволял вглядываться в проделываемую работу. Он был утомлен и одинок. Он кончил свое занятие и ощутил в пальцах ног ненужную чувствительность. Натянув носки и спустив с дивана ноги, он думал, ни о чем не думая.

В раскрытую балконную дверь втекал дрожжевой запах помойки. На балкон прилетели голубь и голубка. Они любовно ворковали и гадили.

– А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг… – сказал он и испугался своего голоса.

В комнате беспричинно обнаружились двое громадных. Один, правда, был поменьше, ухмылялся неопределенно почти невидимой пастью. А другой стоял полупрозрачным серым столбом.

– С чего начнем? – поинтересовался, уже не пугаясь своего голоса, он – хозяин.

– Мы – штангисты, – доложил меньшой и хихикнул, мерзавец. Большой утвердительно заколебался. Хозяин сквозь него явственно видел книжный шкаф.

Возникло то, что запомнилось навсегда: пустынная Инвалидная улица и он, решивший ради экономии носового платка высморкаться посредством большого и указательного пальцев, и достойная дама, вышедшая из-за угла, и звонкий щелчок сопли у ног дамы, и взгляд дамы, и стыд на всю жизнь.

Он шлепанцем небрежно швырнул в большого. Растерзанный тапок беспрепятственно прилетел к книжному шкафу.

– Какие вы, к черту, штангисты?! – обиженно сказал он.

В окошке неработающего телевизора появилось испуганное, несчастное, смешное лицо Жаботинского с дурными глазами. А над лицом – блестящее, очень тяжелое, бессмысленное железо. Почему Жаботинский? Почему не Курлович, не Тараненко?

Опять перекресток Инвалидной с Красноармейской. Он переходил Инвалидную, а из-за угла, с Красноармейской, выехал грузовик, сверкнул на него фарами и перевелся в профиль. Уже не глядя на грузовик, он интуицией переждал положенные мгновенья и шагнул на мостовую. Грузовик вез железные прутья, и их концы только-только выходили из Красноармейской. Огромная метла прутьев весело мчалась на него. Он уронил себя спиной на булыжник. Он лежал лицом вверх, а над лицом пронеслось тяжелое, колышущееся бессмысленное железо.

– Ты куда ее тащишь, куда?! – зарыдал во дворе мощный бабий голос.

Он с радостью прошел на балкон: интересно было узнать, кто на кого кричит. Сутулый, истощенный пьянством жэковский слесарь-водопроводчик Витя двигался по направлению к складу, неся на плече извивающуюся тонкую трубу. А кричала на него дворничиха Халида, прервавшая для этого беседу с двумя соплеменницами.

– Куда надо, туда и тащу, – с достоинством ответил Витя, продолжая движение.

– Закрыто там, нету никого! – Халида сделала свое дело и вернулась к прерванной беседе. Витя бросил трубу на землю и полез за папиросами.

Ничего любопытного. Витя заметил его на балконе и подмигнул. Боясь, что Витя потребует на четвертинку, он поспешно последовал в комнату и сел за письменный стол. Достав из ящика пачку бумаги и любовно отточив карандаш, он записал на белом листе все свои долги. На память. А потом сверился с записной книжкой.

Сквозь балконные прутья на него смотрела дьявольская рожа люмпен-пролетария Витьки. Она лежала на краю балконного пола, как голова Иоанна Крестителя на блюде, и была чрезвычайно довольна этим. В голубых ее младенческих глазах стояли веселые старческие слезы.

– Выпить хочешь? – спросил он. Витькины глаза ответили: «Да, да, да!»

– А зачем и для чего?

Голова исчезла, видимо, упала с четвертого этажа. Ударившись об асфальт, она подпрыгнула до уровня его окна и зависла в высоте, окончательно обретя форму идеального шара. Оттолкнувшись от балконных перил сильнейшей левой ногой, он воздухом побежал по направлению к голове.

Снизу вверх, из-под живота к лицу, с треском взметнулись сизые голуби, ужасно его напугав. Он потерял равновесие, но, сделав резкое движение руками и стремительно перебирая легкими ногами, вновь обрел его и, радуясь, уже уверенно побежал к голове. Голова приближалась и становилась все более похожей на футбольный мяч. На ней отчетливо прорезались кожаные дольки. Ему было прекрасно, как в Черном море в начале сентября.

Он привычно ударил по мячу внешней стороной стопы. Мяч не был мячом так, воздушный шар. Но и нога была невесомой. Кренясь под немыслимым на земле углом, он гнал мяч над Русаковской улицей к Сокольникам, к Ширяеву полю. Внизу мелькали пыльные крыши троллейбусов и провода делили улицу на аккуратные, геометрически правильные загоны, в которых беспорядочно перемещались разноцветные головы прохожих.

Сначала он почувствовал, что мяч начал обретать вес, а потом ощутил свои собственные ноги, отталкивающиеся от глиняного грунта Ширяевки. Он длинно перевел мяч направо открытому игроку и, отрываясь от опекуна, пошел на ворота. Сообразительный партнер, не медля, сделал жесткий прострел. Он выпрыгнул и, вновь ощутив невесомость, подождал, когда мяч приблизится, а затем легким акцентированным кивком опустил его в дальний от вратаря угол.

Он упал на землю лицом к траве, и ему сразу же вонзили нож в спину. Нож слегка зацепил ребро и холодным острием вошел в теплое сердце, и сердце заболело, заныло, заплакало. От любви к себе заплакал и он, а от беспомощности и ненависти к ножу вцепился зубами в траву. Он кусал траву, он злобно драл ее, прихватывая губами колючую землю. Набив сыпучим прахом рот, он заскрипел зубами, вернее, земля скрипела на зубах, и он двигал челюстями и слушал скрип. Стало легче, и боль приручилась, и приблизилась женщина.

Он узнал ее шаги, которые гулко отдавались в траве. Она положила руку ему на голову. Включились невидимые репродукторы, и низкий женский голос запел про любовь. Не снимая руки с его головы, женщина спросила:

– Наша любовь будет вечна и светла?

Он знал, что их любовь не будет вечной и светлой, сейчас он знал все наперед, он видел конец этой любви, но так хотелось вечной и светлой любви, что он забыл о ноже. И она сердобольно вытащила нож из его спины. Он с трудом удержал свою душу, которая чуть не вылетела в дырку, утомился и прикрыл глаза. Легкий ветерок обдал его лицо, и, открыв глаза, он увидел, что ветер создал светлые брюки, которые вместе с туфлями подходили к нему. И к ней.

– Что ты здесь делаешь? – спросили у нее брюки с ботинками.

– Это он, – сказала она.

– Это не он. Это мертвое тело. Пойдем со мной.

– Но это его мертвое тело.

– Я живой, – сказал он и встал.

Они не поверили, что он живой, и он ушел. Он шел, а его догоняла ночь. По косой, как дождь. Он опять испугался. Звука своих шагов. Все же он пришел.

Площадь была вымощена брусчаткой. Пять неровных улиц, которые кончались в ней, круто поднимались вверх. Площадь была дном котлована. Ее небрежным кольцом окружали очень старые серые каменные дома с темными блестящими окнами.

Он лежал посредине площади. Было темно, но его обнаруживал неизвестный источник света. Невидимый город над площадью ждал представления. Он лежал посредине площади, и он же стоял за одним из темных окон серого трехэтажного дома. Он догадывался, что сейчас произойдет.

С пяти концов – в каждой улице – раздался скрежет металла о камни. Сверху по пяти улицам люди в серой форме спешно тащили пулеметы, колесами высекавшие из камня голубые бенгальские искры. В устьях улиц люди в серой форме развернули пулеметы стволами к нему и громко заговорили на незнакомом языке. Он слышал, как отскочили пулеметные затворы и как были вставлены в пулеметы ленты. Офицерский голос грубо и картаво прокричал команду. Стало тихо, и тот, кто стоял за темным окном, не выдержал и отвернулся…

– Тебя к телефону! – позвал громкий прокуренный голос.

Он открыл глаза. Глуховатая восьмидесятилетняя мамуля стояла в дверях его кабинета. Где же та комната в коммунальной квартире? Он помотал башкой, спустил ноги с тахты и спросил у пола:

– Кто же сейчас лежит там, на площади?

Мать не поняла, сказала строго:

– Наши играют, а ты дрыхнешь.

– Кто там звонит-то?

– Не представился. Но, кажется, Гоша.

В прихожей он взял трубку, осведомился хрипло:

– Что надо, Гоша?

Перейдя дорогу у Госкомспорта, он через калитку вошел в Лужники. Прошагав немного по асфальту, он свернул на пробитую своевольными болельщиками грунтовую дорожку. Оставив слева общественный сортир и бассейн, он пересек пустынное асфальтовое озеро и в полном одиночестве направился к западной трибуне Большой спортивной арены, от которой почти неслышимо, но абсолютно явственно несся гул единого дыхания тысяч людей. Там, за выцветшей бледно-розовой стеной, кончался первый тайм футбольного матча.

Страж хитрого входа узнал, закивал башкой, весело, как и положено, приветствуя:

– Здравствуйте, Олег Александрович.

– Добрый день, – вежливо откликнулся Олег Александрович и осведомился: – Как?

– Один – ноль наши ведут!

Олег Александрович, поблагодарив стража легким похлопыванием по бицепсу, проник, спустившись на несколько ступенек, в полутемное после улицы чрево стадиона.

Сразу же пройти на трибуну не удалось: навстречу двигались две оравы вонявших ядовитым потом парней. Команды шли на заслуженный перерыв.

Олег Александрович как бы принимал парад. Серая голова, рассеченная устоявшимся пробором, подсохшее лицо немолодого человека, держащего форму, безукоризненный воротничок, безукоризненный узел галстука, идеально отглаженный светлый костюм, небрежно расстегнутый темный дорогой плащ с поднятым воротником, руки глубоко в карманах – генерал от футбола.

Проходящие мимо него футболисты оглядывались, многие почтительно здоровались:

– Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте.

И наконец, поднятая рука и радостное:

– Олег Александрович!

– Здорово, Игорек! – Олег Александрович тоже поднял руку и сморщил нос от удовольствия видеть высокого, ладного, на тяжелых ногах парня с красивым и счастливым лицом.

Семь лет тому назад он был ничего не умеющим и самым беспомощным пацаненком из всех, кого Олег отобрал к себе в группу. На первом занятии он долго недоумевал, за что зачислил его. Одиннадцатилетний Игорек посмотрел на него, их взгляды встретились, и Олег понял: в мальчишеских глазах было понимание, что он хуже всех, но смирения не было. За этот взгляд и взял его Олег Александрович и возился с ним семь лет. За взгляд и еще за имя. Красиво звучало: Олег и Игорь. Он, Игорек, сейчас оттуда, с зеленой поляны, где много лет княжил Олег. И тоскливой безнадегой резануло по сердцу: никогда, никогда там не быть.

Протопали шипами футболисты, и рядом кто-то сказал:

– Давно не видел тебя, Олежек.

Олег Александрович обернулся, увидел знаменитого тренера. Обнялись, ударяя друг друга по спинам.

– Как играете, Валера? – поинтересовался Олег Александрович.

– В свою силу, – ответил тренер.

– Выиграете? – спросил на сглаз, чтобы подразнить.

– Мяч круглый, – недовольно скривившись, промямлил тренер и быстро добавил: – Мне к ребятам надо. Извини, – и зарысил в раздевалку.

В ложе для привилегированных было сегодня довольно людно. Он шел нижним проходом, а сверху неслось доброжелательное:

– Здравствуйте, Олег Александрович! Здорово, Олег! Как жизнь, Олежек? – И – окончанием – тяжелый бас: – Привет профессору!

Быстро выбежали на поле элегантные, как вороны, судьи. Потом лениво вывалились футболисты обеих команд. Не торопясь, все разбрелись по своим местам, заверещал свисток…

Наши как наши. Ведя в счете, изящно катали пузырь, надеясь выиграть мяч стоя. Получалось иногда остроумно, но чаще – нет.

Южане как южане. Овладев мячом, каждый из них стремительно рвался вперед, обыгрывая двоих-троих. Но, обязательно проиграв мяч в борьбе с третьим-четвертым, устало выключался из борьбы, наблюдая со стороны, что будет дальше.

Так и катилась игра – без мысли, без страсти, – до тех пор, пока не произошел казус: гол в ворота наших. Загнанный к лицевой линии и наглухо перекрытый двумя защитниками полузащитник сильно пробил неизвестно куда, и вдруг мяч, задев колено одного из опекунов и получив непонятное вращение, по немыслимой дуге, мимо застывшего у ближней стойки вратаря влетел в ворота.

Вот тут и заиграли по-настоящему. К южанам от неожиданного подарка пришел кураж, и они задвигались всерьез – все вместе. Наши, отбиваясь, постепенно копили хорошую спортивную злость.

За пятнадцать минут до конца случилось то, что и должно было случиться: контратака с разбегу, на разрыв. Игравший задним центральным защитником Игорек, резко выйдя вперед, на опережении овладел мячом и точно передал его в круг, где, освободившись от опеки, на свободе принял пас диспетчер. Получив мяч, диспетчер попаузил, ожидая, когда Игорек наберет скорость, а затем, длинной передачей в обвод за спины защитников, кинул Игорька в левый край. Смещаясь к центру, Игорек шел на ворота. Видя только его, защитники кинулись к нему. А он, дойдя до лицевой линии, подождал малость и, когда защитники приблизились почти вплотную, мягко скинул мяч подбегавшему одинокому, будто в пустыне, своему нападающему. Тот, как на разминке, закатил пузырь в уголок.

И опять все пошло по-прежнему. Некоторые нетерпеливые зрители, поняв, что игра сделана, сформировавшимися в проходах ручейками покатили к темным дырам выходов.

За три минуты до конца случилось то, что не должно было случиться. Техничный и быстрый форвард южан, умело прикрывая мяч, шел вдоль линии штрафной площадки. Но делать ему было нечего: и нанести удар невозможно, и дать пас некому. Вдруг Игорек попятился назад: перекрывать еще одного нападающего южан.

– Куда ты?!! Он же в офсайде! – взвыл кто-то рядом с Олегом.

Но было поздно. Тот, что владел мячом, мгновенно вошел в коридор, сделанный Игорем, получив секунду-другую на подработку мяча, прицельно выстрелил в верхний угол. Тут же на него восторженно взгромоздились темпераментные партнеры.

Олег Александрович не стал ждать финального свистка и спустился вниз. Опять принимал парад. Первыми прошли устало-довольные южане. Их тренер увидел Олега Александровича, подошел, двумя руками – искренне уважал пожал ему руку и сказал с милым акцентом:

– Рад видеть вас, Олег Александрович!

– И я тебя, Тэд.

Южане скрылись в своей раздевалке. Наконец появились и наши. Олег Александрович, увидев Игоря, тихо позвал:

– Иди сюда!

Игорь подошел. Олег Александрович, коротко размахнувшись, ладонью сильно ударил его по лицу и зашагал к выходу.

Семнадцатый троллейбус выехал на Садовую, сделал поворот над тоннелем у Нового Арбата и остановился. Олег Александрович выпрыгнул из троллейбуса и, немного пройдя вниз, вошел с Проточного переулка в дом с башенкой.

На седьмом этаже позвонил в тридцать четвертую квартиру.

– Кто там? – осведомились через некоторое время из-за двери хорошим басом.

– Воров боишься, что ли? – раздраженно осведомился Олег Александрович.

– Я без порток, – пояснил через закрытую дверь бас, и дверь открылась.

Басом обладал могучий, но сильно обросший жиром амбал под два метра. Амбал был в трусах, с мокрыми волосами, горячий – только что из-под душа.

Олег вошел в нелепую, с кухней посередине, роскошно обставленную антиквариатом квартиру, скинул плащ на предтелефонное кресло, прошел в гостиную, уселся на финский мягчайший диван и спросил без любопытства:

– Собрался куда?

– У меня в десять встреча, – ответил амбал, причесываясь.

– Где, если не секрет? – Олег глянул в окно – там уже темнело, глянул на часы – было девять.

– В ресторане Битцевского пансионата. – Амбал влезал в рубашку, и поэтому ответ прозвучал глухо.

– Что ж не у себя в заведении? Или как директор, знающий качество собственной кухни, остерегаешься принимать изготовленную там пищу?

– Не остерегаюсь. Просто у меня сегодня – санитарный день, а следовательно, выходной. Что ж ты, Алик, все вокруг да около ходишь? Кто оказался прав?

– Ты все видел по телевизору, Гоша. Зачем же спрашиваешь? Ну, а если тебе необходимо, чтобы я признал свое поражение – пожалуйста. Да, ничья. Да, два – два. Да, ты прав.

Гоша от восторга загоготал, как гусак.

– Не надо быть наивным дурачком, Алик. Годы у тебя не те.

– Ты спешишь? – догадался Олег.

– Да. Пора, – признался Гоша и, оправдываясь, добавил: – Ты же знаешь, я никогда не опаздываю.

– Знаю, знаю… Ну что ж… – Олег поднялся с дивана.

– А то поехали со мной. Ты ведь поговорить хочешь. – Гоша вдруг загорелся этой идеей. – Ты в глубокой завязке, я за рулем, так что спиртное исключено. Посидим, потреплемся, пожрем как следует.

– А твое свидание? Я не помешаю?

– Свидание сугубо деловое. С поставщиком. Разговор на раз, два, три. Ну, едем?

– Едем, – решил Олег.

Битый-перебитый Гошин «жигуленок» через Даниловскую заставу выбрался на бесконечную Варшавку, вдоль которой тянулись удручающие кварталы города будущего. Олег и Гоша помалкивали. Не выдержал первым Гоша:

– Говорить хотел, а молчишь.

– Все думаю.

– И что надумал?

– Вопрос, – ответил Олег и тут же его задал: – Как это делается, Гоша?

– Как играют на футбольных результатах, что ли? Очень просто, как в рулетку. На выигрыш – проигрыш, на конкретный счет, на несколько матчей, на весь тур. В Москве и Питере это сложнейшие перекрестные пари, а на юге, говорят, все всерьез, и даже букмекерские конторы имеются.

– Подсудное же дело – азартная игра. И не боятся?

– Кого, Алик? Играют все свои: центровые, цеховые, посредники.

– Но их же единицы, Гоша. Откуда капитал?

Гоша опять загоготал. Отгоготавшись, напомнил:

– Я же тебе говорил – не будь дурачком. По почти официальным данным, в Москве тридцать тысяч миллионеров. Это подсчитанных. А неподсчитанных сколько? Миллионеры – люди скромные. Особенно подпольные. Про Закавказье я уже и не говорю.

– А ты – миллионер? – выстрелил вопросом Олег.

– Я-то? Нет, к сожалению.

– Что ж так?

– Мне есть что терять, Алик. Папа-генерал квартиру с богатыми трофеями оставил, сам, когда за сборную играл, кое-что подсобрал, директорское место довольно хлебное…

– Стало быть, подворовываешь по малости?

– Не подворовываю. Просто в руках само собой немного застревает. В рамках неподсудности.

Помолчали недолго. Потом любознательный Олег снова полюбопытствовал:

– А на твое водное поло играют?

– Мое водное поло, Алик, – забава сугубо камерная. Кто им интересуется? Играется футбол. В Москве и Питере – отчасти хоккей. Скоро, думаю, за баскетбол зацепятся, он в зрелище постепенно превращается.

– Все-то ты знаешь, – с сожалением констатировал Олег.

В ресторане Гоша уверенно направился к столику, за которым сидел опрятный человек средних лет, без интереса глядевший на огонек свечи.

– Ты что-нибудь заказал, Семен? – спросил у опрятного человека Гоша. Тот вяло пожал плечами и признался:

– Я есть не хочу. Мне бы с тобой парочкой слов перекинуться, и все.

Опрятный человек неодобрительно посмотрел на Олега. Лишнего при разговоре. Тот поймал его взгляд и успокоил:

– Я вам не помешаю.

– Мы с тобой в холле пошепчемся, – пояснил Семену Гоша. – А ты, Алик, нас здесь подожди. Я по пути заказ сделаю и минут через пятнадцать буду. Пятнадцать минут нам хватит, Семен?

– Хватит.

И они ушли, а Олег стал разглядывать полутемный зал и вдруг встретился взглядом со знаменитым тренером, сидевшим с дамой у барьерчика на противоположной стороне зала. Легкое облачко прошло по лицу тренера, легкое, почти незаметное, но делать было нечего, и он приветственно и приглашающе замахал рукой.

Грянул рок-марш, и под него, стараясь попадать в ритм, Олег зашагал к столику Валерия. Когда он подошел, Валерий привстал с кресла и предложил:

– Знакомься, Олег. Это – Зоя.

Очень красивая дама в широкой амплитуде возраста – от тридцати до сорока – мило улыбнулась Олегу, который, поцеловав ей руку, признался Валерию:

– С Зоечкой мы давно знакомы. Здравствуй, красавица.

Зое подобное приветствие понравилось, и поэтому она спросила:

– Как живешь, Олег?

– Отлично, родная моя.

И верно, родная. Годиков двадцать тому, даже с хвостиком, самая преданная подружка, а также адъютантша и наперсница жены знаменитого футболиста семнадцатилетняя Зоенька, воспользовавшись моментом, расчетливо уложила в постель не совсем трезвого футбольного маэстро. Так и породнились. После этого было плохо, очень плохо. Всем троим. Потом, правда, все быстро рассосалось. Знаменитый футболист как-то сразу превратился в сильно пьющего гражданина без определенных занятий, и дамы, в одночасье поняв, что они обе горько ошиблись в этом человеке, в горе вновь раскрыли друг другу объятья.

– Вот и хорошо, – порадовалась за него Зоя.

Олег уселся и, откинувшись на стуле, еще раз восхитился ею:

– Как и тогда (мы, естественно, не будем уточнять, когда), ты по-прежнему страстно и верно предана нашей футбольной команде. Похвальное постоянство истинного болельщика. А для женщины-болельщицы – просто удивительное!

– Удивительное – рядом, – довольно оригинально нашлась Зоя.

Олег покосился на Валерия и подтвердил:

– Совсем рядом!

Валерий ревниво, как будто следя за игрой в теннис, переводил взгляд с Олега на Зою. Олег успокоил его:

– Зоя была подругой моей бывшей благоверной. Младшей подругой, – и поинтересовался мимоходом у Зои: – Кстати, как она?

– Давно не виделись, – прохладно сообщила Зоя.

Покончив с любезностями, Олег с дуболомной простотой спросил о том, ради чего он и позволил себе нарушить их интимный тет-а-тет:

– Это была договорная ничья, Валера?

– Нет, – твердо ответил Валерий.

– Ты уверен на все сто процентов?

– Да, – подтвердил Валерий и сам спросил: – За что ты набил морду Игорю?

– За дело. Он пропустил в коридор того паренька. Нарочно.

– Ему всего девятнадцать лет, Олежек. С его малым опытом позиционно ошибаться – не такая уж редкость.

– Он не умеет позиционно ошибаться. Он мой ученик. Мой любимый ученик.

– Ты был великий игрок, Олежек. Но вспомни себя в девятнадцать лет. Я-то отлично помню твой дебютный год. Сколько же ты ошибок наворотил!

– Я – самоучка. У меня не было школы, не было учителя. И приходилось изобретать велосипед. А у Игоря был хороший учитель. Я.

– Теперь понятно. Бережешь свое реноме.

– Не совсем так, Валера. Берегу реноме футбола, которому отдал жизнь.

– Красиво говоришь. Как на трибуне.

Они вели диалог на повышенных тонах, почти кричали. Но не потому, что ссорились, а потому, что гремел и рычал тяжелый рок. Олег глянул на свой столик, увидел уже вернувшегося Гошу и поднялся с кресла:

– Ну, будьте здоровы. Зоенька, как говорили в одном из фильмов моего детства, – имеешь шанс убить медведя. Наш Валерий – вдовец.

– Я знаю, – хладнокровно парировала Зоя, а Валерий раскипятился:

– Не хами. Если хочешь знать – это я имею шанс.

– Пусть будет так, – согласился Олег, раскланялся окончательно и пошел через прыгающе извивающийся танцующий зал к своему столику.

– Это Марков там сидит? – спросил Гоша.

– Он самый, – подтвердил Олег, усаживаясь. – Тренер номер один советского футбола.

– Завидуешь ему?

– Когда-то завидовал. Теперь – нет. Как только понял, что команда высшей лиги – не мое дело. Делать не футбол, а футболиста – вот что я умею по-настоящему.

– Потом эти футболисты делают команду Маркову. А ты вроде ни при чем.

Официант принес вазончик с икрой, блюдо с лососиной, блюдо с осетриной горячего копчения, груду зелени, помидоры, огурцы. Расставил все мастерски и удалился!

Задумчиво делая себе бутерброд, Олег вопросил нерешительно:

– Скажи мне, Гоша, а Валера Марков замазан?

– Точно не знаю, но вряд ли. Зачем ему?

– Логично. – Олег откусил от бутерброда, пожевал. – А может быть, все это случайное совпадение, Гоша, а? Просто вышло так?

Гоша оторвался от рыбки и посмотрел на Олега жалеючи, как на юродивого:

– Опомнись, Алик. Хочешь, я тебе еще два результата на юге предскажу? Новость свеженькая, с пылу с жару.

– Откуда у тебя эта новость?

__________________________________________________________________________

Стр 125. Разрыв. __________________________________________________________________________

ся кабине красного дерева и открыл дверь своим ключом.

В передней его ожидала мать.

– Ты где пропадаешь? – строго прогремела она.

– Дела, мать, дела, – успокоил он.

– Какие могут быть дела в два часа ночи?

– Важные, – объяснил он, сбрасывая плащ и снимая туфли.

– На плите котлеты, сырники и гречневая каша. Разогрей и поешь.

– Я сыт, мама, – отказался Олег и пошел по коридору к себе в комнату, щелкая шлепанцами.

Мать не отставала.

– Как дела на работе? – спросила она, входя за ним в комнату.

– Хорошо, – сказал он, снимая пиджак.

– Я смотрела матч по телевизору. Как грубо ошибся Игорек, правда, сын?

– Мама, ты не видишь, что я раздеваюсь? – раздраженно намекнул он на ненужность ее присутствия.

Мать не поняла намека:

__________________________________________________________________________

Стр. 126. Разрыв. __________________________________________________________________________

чам, услужливо подаваемым счастливыми заворотными пацанами. Что-что, а бить он умел. Не очень сильно, но очень точно он, как машина, посылал мячи по углам. Правый нижний, левый верхний, правый верхний, левый нижний…

Из-за ворот его окликнули:

– Олег Александрович!

Он поднял глаза. В семнадцати метрах от него, разграфленный сеткой на мелкие квадраты, стоял хорошо одетый, ладный, неотразимо обаятельный Игорь. Олег отпустил вратаря:

– Свободен, – и спросил у Игоря: – Почему не на базе?

– Сейчас поеду, – пообещал тот, осторожно приближаясь.

– Вот и езжай, – равнодушно согласился Олег.

– Мне с вами очень надо, поговорить.

– Мне не о чем с тобой говорить.

– Олег Александрович! – прорыдал Игорь.

– Ты превратился в дерьмо, Игорек, в собачье дерьмо, – сказал Олег. Когда только успел?

– Я все объясню, Олег Александрович, я все объясню, – заверил Игорь.

Они дошли до деревянной трибуны Ширяева поля, и Олег уселся на серую от дождей и снегов деревянную скамью. Уселся и Игорь. Слегка на отшибе.

– Объясняй, – разрешил Олег.

– Он сказал, что его убьют…

– Он – это паренек, который забил второй гол? – перебил Олег.

– Ну да, Арсен. Он очень хороший парень, Олег Александрович. Мы с ним с мальчиков дружим, как первый раз в сборную попали. И никогда не врет.

– И ты решил помочь ему?

– Нет, я поначалу наотрез отказался. А вот за три минуты до конца… Да вы видели все, Олег Александрович, только не слышали, как он крикнул: «Игорек!» Так крикнул, что я пропустил его в коридор…

– Интересные вещи ты рассказываешь, Игорек, – злобно-весело констатировал Олег.

– Что же это происходит, Олег Александрович?! – в отчаяньи воскликнул Игорь. – Что мне делать?

– Делать тебе надо только одно: играть в футбол, как я тебя научил.

Табличка на закрытой стеклянной двери ресторана, где директорствовал Гоша, сообщала, что свободных мест нет, Олег Александрович забарабанил по стеклу. Явился швейцар, спросил через дверь:

– Что надо?

– Надо внутрь, – разъяснил Олег Александрович.

– Ясно же сказано: мест нет! У нас все столики по предварительной записи.

– Мне ваш директор нужен!

– Не положено его беспокоить, – завершил беседу швейцар и пошел от двери. Олег Александрович вновь забарабанил по стеклу. Все началось по второму кругу.

– Что надо? – опять спросил швейцар.

– Мэтра позови, – устало велел Олег Александрович.

– Попробую, – милостиво согласился швейцар.

В небольшом своем кабинете Гоша трепался по телефону. Увидел Олега, сообщил в трубку:

– Ну, ладно, пока. Ко мне пришли, – положил трубку и озабоченно спросил: – Что-нибудь случилось, Алик?

– Ничего не случилось, – успокоил его Олег и, расположившись в кресле, добавил лениво: – Просто я сегодня оформил отпуск и завтра улетаю на юг.

– А следует ли это делать? – посомневался Гоша.

– Что именно? Отдыхать или развлекаться? – смеясь, уточнил Олег Александрович.

– Влезать в это дело, Алик.

Затевать дискуссию о том, что можно делать, а что нельзя, Олег не стал. Он сказал:

– Мне нужны деньги. Дашь?

– Сколько?

– Тысячи три, если с запасом.

– Не многовато ли для отдыха и развлечений?

– В самый раз. Так дашь?

– Нет у меня сейчас таких денег.

– Достань, – жестко предложил Олег и тут же успокоил: – Я кредитоспособен. В ноябре – декабре у меня две книги выходят: учебник в «Физкультуре и спорте» и мемуары, так сказать, в «Молодой гвардии».

Гоша молчал, теребя себя за нос.

– Что молчишь? – раздраженно прервал паузу Олег.

– Думаю, где эти три тыщи достать. Ты когда летишь?

– В шесть вечера.

– Зайди завтра часиков в двенадцать ко мне домой. Будут тебе деньги.

– Спасибо. – Олег поднялся.

Слегка опоздавший самолет скатился с высоты в южную черную ночь и побежал по освещенным плитам посадочной полосы, чуть подпрыгивая на швах. Самолет подрулил прямо к аэропорту, и Олег, спустившись по трапу, кинул свой умело не сданный в багаж круглый баул с колесиками на бетон и, пиная, погнал его к выходу.

Олега встречали. Рыже-розовый (рыжие волосы изрядно поредели, и проглядывала розовая плешь) добрый молодец под пятьдесят и черноволосый южный красавец с усиками чуть помоложе. Добрый молодец растопырил руки для объятий и заорал:

– Олежка, старый черт, приехал наконец!

Обнялись, расцеловались. Красавец почтительно пожал руку Олегу:

– Счастлив приветствовать вас, Олег Александрович.

– Здравствуйте, Эдуард.

– Ты, случаем, чемодан свой в багаж не сдавал? – обеспокоился добрый молодец. – А то еще часа полтора ждать придется!

– Знаю я ваши порядки, – ворчливо заметил Олег и кивнул на баул. Все свое ношу с собой… На футбол завтра пойдем?

– А как же! – заорал Сергей. – Что мы такое без футбола, Олежек?!

– Ну, и как ваши сыграют?

– Э-э-э! – издал безнадежный крик Сергей и махнул рукой, а Эдуард улыбнулся тонко и изрек идиотский, навязший на зубах футбольный афоризм:

– Мяч круглый.

– Ну, а все-таки?

– Не порти настроения, Олег! – взмолился Сергей. – Так все хорошо: ты приехал, старую дружбу вспомнил, радость нам доставил. Зачем же о неприятном?

Олег рассмеялся и решил:

– Тогда поехали.

Стадион был набит битком, но Олег, Сергей и Эдуард сидели вольготно: их устроили в хитрой ложе. Трибуны гудели, трибуны ревели, трибуны попеременно рыдали от восторга и горя. Мяч в сетке! Мяч в сетке! Гол! Их было семь.

Когда десятка гостей, забив эффектный мяч головой, третий свой мяч, сделала счет четыре – три и свела преимущество хозяев до минимума, Сергей застонал:

– Что же это такое?! Когда это кончится?

Олег глянул на стадионные часы и успокоил:

– Через семь минут. И не волнуйся: все будет как надо.

– А как надо? – ироничный Эдуард улыбнулся. – И кому надо?

– Как? Да так, чтобы ваши выиграли. Кому? Вам, конечно, патриотам, болельщикам, фанам своей команды, – разъяснил все Олег и, посмотрев в шоколадные глаза Эдуарда, в свою очередь поинтересовался: – Надеюсь, вы поставили на своих, Эдик?