Текст книги "Текст ухватил себя за хвост (СИ)"

Автор книги: Анатолий Сухих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

Часть 2, в которой своим недоверием мы оправдываем чужой обман

Извините, мой друг, я, похоже, вчера исписалась

И за чертом каким-то полезла в чужие страницы…

И они эту девочку, ту, что вчера улыбалась,

Ошарашили так, что, признаться, намокли ресницы…

Так бывает не часто. У девочки грубое сердце.

И, возможно, неправильный взгляд на течение жизни.

Недопитый мате и снаружи закрытая дверца,

И послушная девочка стала немного капризной…

Недопрожитый день никогда не научит плохому,

Не отвесит конфет и уж точно уйдет без подарков.

Я его никогда и ни в чем не назначу знакомым,

Не отправлю конверт, не наклею красивую марку…

Две строки в никуда. Потеряла. Порву и замажу.

У жестоко больного, как правило, все виноваты.

Я кричу в темноту. И пишу. И бросаюсь туда же.

И слова на бумаге как свежие листики мяты…

Я опять потерялась. Мой город не виден на карте.

Не спасает ни крепкий мате, ни сиреневый свитер.

Ну и пусть. Я стерплю. Я привыкла. И в голом плацкарте

Помолюсь за тебя, за дожди, за любовь и за Питер.

NoШтуша-Кутуша

***

Не стану лицемерить, утверждая, будто совсем уж неподвержен нехорошему влиянию жабы, именуемой завистью, но в данной истории меня в гораздо большей степени давит естественное любопытство.

Печалуется главная героиня или наоборот, мне вот сейчас доподлинно неизвестно, более того, мне доподлинно неизвестно, которая из героинь главная. Героини, они же концептуальные, и они тоже не появляются в тексте просто так.

Потом набегут критики и прочие доброхоты, которые, и растолкуют всем непонятливым, а в первую голову автору, какой у него был замысел, и что он вообще хотел сказать.

Это, конечно, в идеальном случае, который, видимо как раз и состоялся, поскольку вы вот сейчас это читаете, а если наоборот, то и критиков и прочих доброхотов и близко на горизонте на дух не видно, но на самом деле вы об этом не знаете, потому что случай совсем неидеальный, а чисто жизненный, и пылится сия непрочитанная, а то и неизданная книжка себе под шкафом на самом-то деле.

А это может свидетельствовать только об одном. О том, что на самом деле вас просто нет. Потому что если бы вы были на самом деле, вы бы книжку то из под шкафа… что, нету там книжки? И рукописи тоже нет?

Но я же точно помню, что я её именно туда и засунул. Наверное, вы совсем не под тот шкаф залезли, но я вас за это прощаю. Потому что на самом-то деле вас попросту нет.

А есть только хаос, только первичный бульон, в котором только-только начинают зарождаться репликаторы смыслов.

Вы, наверное, и есть один из них, в смысле здравый смысл, которого на самом-то деле и не существует. Пока не существует, но всё может в самое ближайшее время перемениться самым кардинальным образом.

Лента Мебиуса. Односторонняя поверхность. Дорога в никуда, в смысле без конца и без начала. Но то и дело оказываешься на другой стороне. Потому что другой стороны нет, потому что сторона всего одна. И куда бы ты ни шел, всё равно никуда не придёшь. Потому что приходить некуда.

Тут даже этих, антагонистов, которые, или как их правильно, антиподов не бывает. Хотя вот так стоишь когда с другой стороны, значит, ты и есть антипод. Но как можно стоять с другой стороны, если сторона всего одна?

А еще есть такой интересный эффект, когда воронка на воде закручивается в другую сторону, ну это когда воду из бассейна сливают. У антиподов. Это потому что у них всё не как у людей. А вот у меня в какую сторону воронка закручивается? А в какую надо? Чего-то я совсем запутался.

***

Ну и что вы опять ко мне со своей, вернее с моей Прасковьей пристали? Нет мне никакого дела сейчас до какой-то там Прасковьи. Мне Вселенную спасать надо. Или Человечество.

Потому что хорошие парни всегда спасают Вселенную. Или Человечество. При этом спасаются сами. Но не все. Потому что если все спаслись, то это уже никакой не триллер. Или трейлер.

Нет, трейлер, это прицеп такой, в котором ездят хорошие парни. И плохие, тоже бывает, ездят. А Прасковья – она сама спасется. И еще какого-нибудь из хороших парней ущучит. Она же девушка современная. И ушлая.

Они, Прасковьи, все ушлые, потому что в этом месте по-другому не прожить. Поэтому, видимо, Прасковья спасётся с кем-нибудь из хороших парней на трейлере.

Это я только что придумал, и не знаю пока, откуда она трейлер возьмёт, но это так романтично – ночь, трейлер, кто-нибудь из хороших парней и жесткий секс. А Прасковья у нас девушка романтичная, хоть и ушлая. И при этом, естественно, она очень красивая, но не блондинка.

Хотя может и была когда блондинкой, но перекрасилась, а может и не была, и наоборот, перекрасилась. Кто их, Прасковий то разберёт.

Потому что блондинки – они по определению все должны быть поголовно дуры, а Прасковья, как вы уже успели убедиться, далеко не дура. И близко не дура, зачем мне тут в романе дуры то сдались?

***

Тупость и злоба. Это я так себе представляю своих исконных врагов. Нечто такое мёртвое, массивное, механическое. Например, асфальтовый каток.

Вообще-то асфальтовый каток – это жутко полезная штука. Это каждому понятно, и врагов у асфальтового катка, по сути, и нет. Не может быть у него врагов по определению. А вот представьте себе асфальтовый каток в прострации.

Потерянно – ищущий и находящийся в какой-то пограничной ситуации, его мир его не воспринимает. Мир ему враждебен, но ничего с ним сделать не может. Потому что у мира есть проблемы, а у асфальтового катка их нет. Кроме пьяного катководителя.

Или как его еще называют, который там наверху сидит и рулит. Или не рулит, когда очень сильно пьяный. Ведь механизм-то и сам по себе невменяемый, а если еще и рулевой невменяемый, это всё. Это наше всё.

Этого, по правде говоря, я ни разу не наблюдал. Да и как определишь, вменяемый там рулевой или невменяемый, если каток невменяемый по определению.

Поэтому я просто стараюсь от него подальше держаться, иначе не ровен час.

NoМы ничего не раздаем с такой щедростью, как советы.

Глава 1, в которой мы ничего не раздаем с такой щедростью, как советы

Представленье окончено?… Вечер.

Антракт, негодяи…:

И не надо заглядывать больше

В безмолвные окна.

С облегченьем – потушены свечи,

Артисты устали

И вернутся к вам несколько позже.

А краски поблекли

На измученных лицах. И нечем

Всё это исправить.

Да, пожалуй, и незачем. Поздно.

Голодная стая

Разбрелась по домам в предвкушении

Зрелищ и хлеба.

Мы не мыши летучие

И по ночам не летаем

Для полетов незвёздных нам нужно

Как минимум – небо.

Мы ночами холодными ищем

Знакомые буквы

В философских трактатах и песнях

Безумных скитальцев,

Пропуская всё то, что написано

Внятно и крупно,

Пропуская года через тонкие

Чуткие пальцы…

NoЛада Пузыревская

***

– Какая встреча, добрый молодец, какая встреча! – баба Яга со страшным реактивным свистом опустилась в опасной близости и радостно замахала метлой. Что-то подозрительно она на Светку смахивает, и обличьем смахивает, да и манерами тоже. Но вроде, Светка еще миссию недовыполнила, чтобы раскатывать тут в ступе, не положена ей еще такая реинкарнация.

Не иначе в разработчиках кто-то знакомый, подсмотрел, фоткой Светкиной воспользовался, пошутить так решил. А что, очень похожа, симпатичная такая бабёнка Ягёнка, и буйствует похоже.

Но мне надо выполнять миссию, поэтому надо дамочку осадить и поставить на место. С живой, в смысле реальной Светкой, это очень непросто, но с этой попробуем теми же методами, авось чего доброго выйдет.

– Привет тебе бабушка!

– Какая я тебе бабушка, внучок? Глазёнки-то протри, а то ишь, заобзывался! – нет, ну точно Светка, даже смешно.

– Прости, девица, прости, красавица!

– Щас как метлой-то запендюрю, узнаешь, как меня звать, величать, недогадливый ты мой! Говори давай, куды прёшь, да как на духу говори, а то я тебе устрою пионерское лето!

– Штой-то ты воинственная больно. Разлеталась тут, пугаешь честной народ! – разговор получается на повышенных тонах, это её любимая манера, как я полагаю, тут мне её никак не укондрапупить, конфликт – это её стихия. Но как перевести разговор в другое русло, я еще не понял, а надо быстро думать, она и не на шутку может раздухариться. Пойдут клочки по закоулочкам.

– Ты, мил человек, не юли вокруг да около, я как тебя заприметила, так сразу поняла, что от тебя одни неприятности будут.

– Ну что ты так сразу на меня взъелась? Я иду себе тихонько, никого не задираю. Хочешь, я тебе сказку расскажу?

– Знаем мы ваши сказки, слыхали. Сказки сказывать вы все горазды, ты лучше дело говори, и на вопросы отвечай прямо и без увёрток!

– А чего мне юлить-то, спрашивается? Это ты тут можешь керосин без дела жечь, а мне надо миссию выполнять. Помогать будешь?

– Вот ты как, значит. Сразу быка за рога! Нет, чтобы ублажить усталую нечистую силу, попридуриваться тут со мной – миссию ему надо. Щас метлой запендюрю, будет тебе миссия!

Нет, так её не проймёшь. И главное, как выбраться из этого заколдованного круга, я и не знаю. В реале я бы ей какую-нибудь мелочишку из кармана показал, и переключил на другое, а тут у меня и карманов-то нет.

– Чего приуныл, скукожился? Будешь меня удивлять – развлекать, или я запендюриваю?

– Ах ты нечисть мелкотравчатая! Ты чего себе думаешь? Веди к себе в избушку, пои чаем с травкой, тогда и поговорим как надо, а то разлеталась, размахалась!

Фью-ю, улетела нечисть мелкотравчатая. Видимо, рано нам с ней еще пересекаться по миссии, это так, случайная, прицелочная встреча. Но хоть знать буду, к чему готовиться.

***

Вестернизация всей страны. На меньшее мы не согласны. Впрочем, мы не согласны и на большее. Мы вообще, по жизни, не согласны. Потому что иначе было бы странно. А странно – оно нам не надо. Только суть вестернизации в том и заключается, что кое кто кое где у нас порой.

Вы всё правильно поняли. Всё больше и больше человек в мире начинает понимать, что вокруг творится что-то неправильное. Власти уже не внушают доверия. Телевидение превратилось в инструмент зомбирования.

Большинство газет печатают то, что одобрили сверху цензоры, а добрая половина из них содержанием вообще хуже телевещания. Куда, в поисках, за свежей и адекватной информацией пойдёт человек, желающий разобраться? Большинство современных людей для этой цели используют интернет.

Но и тут тоже изобретаются разные уловки, такие как пропаганда разврата и разнообразной дряни, аналоги информации из зомбоящиков. Но на этом я сейчас не буду заострять внимание. И так понятно, что грязи и лжи в интернете можно встретить на порядок больше, чем в реальной жизни.

Однако, кто ищет качественную информацию, тот обязательно её найдёт. И это главная проблема для тех, кому выгодно держать население рабами и невеждами. Поэтому вырабатываются соответствующие методы поддержания контроля.

На популярных информационных ресурсах активно действуют 'сетевые тролли на зарплате', цель которых создать у пользователей неуверенность в правдивости выложенного материала.

Но намного более успешно применяется другой инструмент отвлечения внимания людей от полезной и правильной информации – компьютерные игры.

***

Вот я сейчас возьму два случайных числа и столкну двух героев, которые ну никак не хотят между собой взаимодействовать.

Для этого мне придется придумать ситуацию, историю, анекдот, что ли, а вам придется это прочитать, и фабула получит новое завихрение, а то больно уж всё гладко получается, даже самому скучно стало.

И так, пусть это будет восемь и будет двадцать два, например, когда-нибудь я чего-нибудь и взаправду про эти числа еще расскажу, а сейчас они просто так, без всякого умысла возникли, можно считать и на самом деле случайными, тем более, что я и сам пока еще не знаю, кто у меня тут под этими номерами скрывается, и что всё это на самом деле означает.

Попробуем, а? Открываю список персонажей, я уже и список успел составить, я же всё это писательство нипадецки замыслил.

Нет, я и в самом деле этого не хотел, но уж теперь придется оттянуться по полной.

Как Ирина оказалась в этом идиотском заведении, она и сама сразу не поняла. Зачем-то она зашла в магазин 'Постельные принадлежности'. Постельных принадлежностей ей никоим образом не надо, но захотелось в тепло, чуть-чуть согреться.

Помимо белья в магазине оказался кофейный бар: стойка, кофе по-турецки в маленьких чашечках, шоколадки. Она никогда раньше не была в этом районе, а уж об этом-то магазине и понятия не имела, но вот, оказалось, что именно этого ей и захотелось, тем более, что кофе оказался выше всяких похвал.

Полумрак, девушка за стойкой, и еще одна продавщица где-то в глубине зала, за стеллажами с матрацами и отсутствие покупателей создают атмосферу какой-то фантасмагории, недоумения, непонимания, где же она собственно находимся. Ощущение походит на качание на качелях, какое-то пространственно-образное пошатывание.

Входная дверь открывается с мелодичным теньканьем, сейчас во всех магазинах принято навешивать на дверь звонилки, особенно в тех, где покупатель – редкий гость. Молодой человек в дублёночке, с непокрытой головой, тоже недоуменно обводит взглядом помещение, явно не понимая, а что это он тут делает.

Барная стойка примиряет его с действительностью, а отсутствие винно-водочного ассортимента улыбает. Ожидая приготовления порции, Саня Груздев, а это именно он оказался, осматривает интерьер еще раз, и уже не по-детски веселится.

– А я и не знал, что оно так бывает. Но это у вас так и называется – кофе в постель? – Девушка за стойкой улыбается, понимая, что сама-то она до этого как-то раньше и не додумалась.

– Повторите… в постель, – Ирина тоже улыбнулась, понимая непонятое, то, что с самого начала как-то крутилось в голове, но так и не сформулировалось, спасибо молодому человеку.

***

И с налёту с повороту по врагов цепи густой застрочил из пулемёту пулеметчик молодой – такая вот песенка из раннего моего детства иногда в голове выпрыгивает и крутится и крутится совершенно без всякого повода.

Потому что детство моё, впрочем, как и у всех в то время, было октябрятское – пионерское, и книжки, добрая половина прочитанных мной тогда книжек, были про пионеров героев.

Не тех пионеров, которые с дикого Запада, хотя и про тех пионеров тоже иногда книжки попадались, но редко.

А про тех пионеров, которые в фашистов стреляли и молчали на допросах. Как партизаны под пыткой. Потому что они эти самые партизаны и были.

И мне тогда такие книжки нравились, а потом нравиться перестали, это когда я уже стал взрослым, потому что дети на войне – это страшная вещь, война вообще страшная вещь, а дети на войне – это просто страшно.

И я на эту тему никогда писать не буду, не потому что меня не это волнует, это не может не волновать, а потому что в том мире, в той вселенной, которую я как демиург создаю, нет места войне, и нет места детям на войне. Хотя война, естественно, существует. И дети на войне тоже. И как сделать так, чтобы этого никогда не было, я не знаю.

***

Поль Ассандж, французик из Бордо, уполномоченный представитель, вполне себе отвечающий за миссию, мало того, что наделен полномочиями, он еще и обладает способностями.

Способности эти совсем не в том смысле, которые обычно подразумевают у человека, когда говорят об одаренности, и совсем не те, которые имеют ввиду, когда что-то там про третий глаз, способности предвиденья или сверхчувствительности описывают.

Поль владеет в совершенстве шестью или восьмью языками, причем в таком совершенстве владеет, что способен улавливать малейшие нюансы диалектов, игру слов, особенности восприятия и мироощущения носителей этих языков, коренного, так сказать, народонаселения.

Миссии, аналогичные этой, деликатные поручения, завязанные на экономические, политические и культурологические аспекты, он выполнял последние лет пятнадцать с неизменным блеском, всегда добиваясь и превосходя поставленную цель, и притом очень аккуратно, без излишней нервозности, ненужных осложнений.

Само его появление в стране, появление с миссией, а по-другому он нигде и никогда не появлялся, говорило о том, что страна попала в точку бифуркации, и если бы не миссия Поля, события в стране могли принять такой драматический характер, что осложнения явно могли выйти из ранга схватки бульдогов под ковром в ранг открытого, а может и кровопролитного столкновения.

Притом он никогда не взаимодействовал ни с явными лидерами в свете софитов, ни с серыми кардиналами, управляющими и влияющими на принятие событий в стране. Он не был засвечен, не был известен, не был идентифицирован ни одной спецслужбой, потому что в поле действия спецслужб он никогда не попадал.

Вернее, попадал, естественно, как любой иностранец, в поле внимания спецслужб, но его появление и пребывание, его деятельность не вызывала никаких таких вопросов и даже их оттенков, могущих вызвать определенный и неопределенный интерес.

И сам он, даже и являясь лакомым кусочком для определенного рода планов некоторых спецслужб, имел настолько убедительный имидж богатого бездельника, которого ничьи интересы, кроме собственных, лежащих в культурологической плоскости, не могли бы никак затронуть.

В смысле, что всем было очевидно, что никакого толку от этого ни на что не приспособленного не пойми кого, не то писателя, не то исследователя, не серьёзного, а так, дилетанта любопытствующего, просаживающего дядюшкино наследство.

Он не лез в горячие точки, не попадал в ситуации кризисов и обострений, когда могло полыхнуть.

Его свита, а он никогда один не путешествовал, тоже как бы не имела официального статуса, скорее компаньоны, чем подчиненные или наёмные работники.

И хотя Поль финансировал пребывание своих компаньонов, по крайней мере, официально, но было понятно, что у них самих имеются и средства и возможности, и они не только не подчинены Полю, но и не зависят от него, что они просто связаны каким-то общим, нет, не интересом, в смысле единого дела, а скорее общим любопытством к какой-то им одним ведомой стороне культурной жизни исследуемого ими социума.

***

На стоянку я вышел в уже сгустившихся сумерках, если не сказать, в полной темноте. Времени еще мало, но стемнело быстро – зима же. Освещения тут хватает, и фонари горят, да и от окон иллюминация. Машинка стоит, снегом запорошенная, но это не проблема.

Сейчас прогреем и стряхнём со стёкол, а остальное ветерком обдует. Нащупал брелок, фары моргнули, мотор сыто заурчал – пара минут и можно ехать. У темного джипа через пару машин открылась дверь.

– Антон Владимирович, вас можно попросить уделить нам несколько минут? – вежливый молодой человек. А чего ж не уделить то, я же никуда не тороплюсь. Значит, именно на меня решили выйти. Нашли слабое звено.

– Вы знаете, что тут? – делаю неопределенный жест рукой. Знают ребята, что тут всё пишется. Лучше места не выбрали. Стесняются, наверное, или так хотят обозначить чистоту своих помыслов.

– Давайте в машине поговорим. – Сажусь в джип, включаю дурочку. – Чем обязан?

– Антон Владимирович, мы хотим с Вами посоветоваться. Мы знаем, что Вы занимались серьёзным бизнесом, что у Вас одна из лучших фирм.

Умно, ничего не скажешь, к кому бы они еще так-то подъехать смогли? И без обиняков, быка за рога сразу, мол, не просто так, а чиста канкретна за деньги.

– Я уже понял, чем вызван Ваш интерес. Тем более, Вас уже пробили, те, кому положено. Но не пугайтесь, вы всё правильно сделали, и, наверное, другого-то варианта у нас с вами и не было. Тем более, что мы сами в вас весьма заинтересованы, оказывается. Так что представляться не надо, Сергей, и Иван, кажется? – бойтесь, ребята, игра уже на вашем поле. Ребята слегка смутились, но не тушуются, очень приятно. Тем более, что мне никаких полномочий никто не давал, но зря что ли я тут фокусником служу. Пофокусничаем. Тем более что игра сейчас начнется в одни ворота. Не в наши, разумеется.

***

Все люди – разные. Вот я совершенно не понимаю, когда на слух. Когда звучит родная речь – это для меня как бы сотрясение воздуха. В общем-то, и не более. Потому что в одно ухо влетело, в другое вылетело. И ничего как бы не застряло. Да и чему застревать-то.

Слово – не воробей, вылетит, не поймаешь, мели Емеля – твоя неделя, да и язык без костей – вот чего я знаю, оказывается. Когда не родная речь – это совсем другая история. Но про не родную мы пока не будем. И это всё, безусловно, правильно.

А вот когда слово написано, ну или там напечатано – это же совсем другое дело. Это же на скрижалях типа написано, еще бы знать, а чего оно такое скрижали.

Потому что мысль изреченная есть ложь, а вот мысль записанная, она сразу как бы канонизируется, это меня отпускает, я считаю, что в моей жизни все правильно, и мне становится сразу же глубоко наплевать на смысл жизни, тщету всего сущего и экзистенциальный ужас.

И это становится объективной реальностью. Данной нам в ощущениях. Вот оно как оказывается.

***

Ольга вышла из метро и прищурилась – снежок искрится на солнце почти нестерпимо. Дорожки на бульваре только начали расчищать – нападало за ночь по щиколотку, возле памятника и скамеек уже разгребли, а дальше, в сторону ресторана несколько тропинок протоптано, народу почти никого – два три прохожих впереди виднеются.

Утро уже и не очень раннее, на дороге уборочная техника гребёт обочины, а тут безлюдно, спокойно, хочется брести неторопливо, радуясь белизне и чистоте. Москва с последнего приезда практически не изменилась, но тогда было лето, а тут в зиму попали, настоящую, русскую, с морозцем, с похрустывающим снежком.

В последние дни было совершенно некогда, а так хотелось просто прогуляться, подышать Москвой, и вот сегодня с утра решилась, вышла на Чистопрудный. Неторопливо пройтись, обдумать, проникнуться. Без этого в миссии какая-то каверна образуется. Все заранее припасённые планы не выдерживают столкновения с суровой действительностью, что-то очень важное ускользает.

И еще, надо же наконец-то избавиться от мыслей о котлете. Можно предвидеть упрек в том, что в этом месте наше изложение само основывается на женской логике. Этот упрек следует признать совершенно неуместным: требование излагать аристотелевскую логику при помощи женской звучало бы не лучше.

Автор на основе собственного печального опыта советует читателю не вступать в разговоры с женщинами, не изучив досконально руководства. И еще, надо же наконец-то избавиться от мыслей о котлете.

***

В исконных источниках чистоты помыслов и устремлений не возбраняется чуть перегнуть слишком целенаправленную изысходность для возникновения качественно новых условностей истинного подъема к вершинам духа, из которых произрастает новая потребность возникновения иной содержательности и (или) пересадки в поезд, идущий в противоположном направлении…

Так, или почти так размышляла Ольга вчера, пристально глядя на стрелку, медленно приближающуюся к заветной цифре 17-50, после которой и наступает состояние осознанной необходимости выбора между телефонным звонком, влекущим длительные рассусоливания о латентных преобразованиях андеграунда в фенологической амбивалентности, прерываемой периодическим подливанием Мартеля урожая 83 года в пузатенькие стекляшки, и короткой прогулкой по морозному переулку, влекущей разухабистый драйв под простецкую Старку с корнишонами.

Однако те самые пять с небольшим граммов тонкой материи, имеющей, как это уже можно считать вполне доказанным экспериментально, яйцевидную форму, настойчиво жаждали прикосновения к другим пяти с небольшим граммам, находящимся, предположительно, в пространственно – временном континууме с весьма неопределенными координатами…

Говоря совсем просто, душа рвалась к Нему. Мешали фенечки. Стрелка часов. Пузатая склянка с коньяком или граненая с водкой. Выбора не было. Зеленая муха, удивительно похожая на навозную, лениво ползла по зеленеющему же рабочему столу, совершенно игнорируя курсорную стрелку, сопровождающую ее путешествие в этом затхлом Мухо…

В общем, дохнуть муха никак не хотела.

А о котлете Ольга и не думала вовсе. Потому что это только так говорится – не думай о котлете. В смысле мухи отдельно, котлеты отдельно. Но всё равно круг замыкался и становился односторонней поверхностью, в смысле лентой Мебиуса становился, потому что все было плоским и односторонним.

Как-то сама собой пропала глубина и выпуклость задания, все оттенки, так хорошо продуманные и увязанные в логические цепочки, в домашние заготовки разваливались при столкновении с действительностью.

***

Грузин пьёт бензин. В смысле заправляется. Потому что если бензин закончится, грузин упадёт и не поднимется. Вообще-то грузин это для рифмы, на самом деле никакой он не грузин, и даже не лицо кавказкой национальности. Просто человек кавказского типа. Или еще говорят, кавказский человек.

Это так британские учёные определили, что кавказский человек. Потому что все человеки кавказские, которые, ну вы поняли, даже если они и Кавказа то никогда не видели, только в кино. Я вот, например, Кавказ видел. Не только в кино, но и наяву.

И я тоже человек кавказского типа, но не лицо кавказской национальности. Хотя бы и лицо кавказской национальности никогда в жизни не видело Кавказ, так тоже бывает.

Но это, по сути, и не важно. Важно только то, на каком языке человек думает, и на каком языке мамка ему в детстве песенки пела, и на каком языке он свою первую детскую книжку прочитал, вернее вторую.

Про синюю я же не говорю. Синюю как раз можно на любом языке прочитать, это никакой роли не играет. Или рояли.

Так потому что иногда говорят – не играет никакой рояли. Это чтобы было смешно. И доступно. И чтобы сразу оказаться своим. Среди чужих. Потому что если человек говорит, что не играет никакой рояли, значит он свой. В доску.

По крайней мере, он сам так думает. Вернее он думает, что все так думают, а сам-то он может оказаться кем угодно, ему же важно, чтобы все думали, что он свой. А на самом деле он чужой. Среди своих. Но он думает, что они думают, что он свой, а они вовсе так не думают. Потому что он лиловый негр. И парашют забыл отстегнуть. И ему совсем не надо думать про белую обезьяну.

***

– Потому что мы банда! – Кардинал с самого утра в самом прекрасном настроении – вчерашняя лыжная прогулка повлияла очень благотворно.

– И чего, будем теперь работать, или будем заниматься мифотворчеством? – это уже Бенедикт умничает. Они всегда так, стоит им вдвоем остаться, непременно сцепятся, так что пух и перья. Хоть на публику, хоть без публики – всё равно фокусничают. Потому что фокус-группа. И дерево.

А без дерева нам никак. Без дерева хаос получается. Вернее, наоборот, без дерева вообще ничего не получается, а с деревом получается вообще всё. Особенно, если по дереву постучать.

***

Симулякр – это не просто, а очень просто.

Концептуальная поэзия движется в обратном направлении: от симулякра к образу.

Перед нами не просто утрата языкового чувства или испорченный словесный продукт двоемыслия, но следствие воспитанного в носителях языка первичного недоверия к обыкновенному слову в обыкновенном значении, или к смыслу.

Мы не доверяем реальности языка, потому что смысловое пространство культуры и языка симулятивно и иллюзорно.

Концептуальная поэзия не просто отражает опустошение языковых форм, но также подтверждает свою поэтическую творческую способность возвращать первичное функционирование смыслам-концептам, хорошо знакомым русскому сознанию.

Это еще одно подтверждение номинативного характера русской ментальности, а также двухслойности явления опустошения феноменов.

К феноменам, видимо, еще придется вернуться неоднократно, потому что мне не даёт покоя, вертится и ускользает одна любопытная идея о детерминированности событий, происходящих в социуме, причем детерминированность как раз и определяется менталитетом, в этом социуме преобладающем.

Это связано с культурным слоем, определяемом даже и не языком, потому что языковые формы культурного слоя – это то, что как бы даровано, чуть не сказал свыше, но я в это верю не очень, это даровано теми мыслеформами, или теми самыми мимами, которые расплодившись в культурном языковом слое социума, на каждого индивида влияют и непосредственно и опосредованно. Мне почему-то так кажется.

***

Макс сегодня топчет ногами столицу. Светка с утра усадила его в микроавтобус и категорически наказала день проболтаться на бывшей ВДНХ – она-то на работе, а ему нечего в четырёх стенах киснуть, пусть впечатлений набирается. Поболтаешься, говорит, среди народа, а в четыре у входа встретимся, я поведу тебя в музей.

Толпа, фонтаны, павильоны – давненько он тут был, в детстве ещё, не пионером, конечно, пионеры к тому времени благополучно скончались, да и выставка эта сплошной ярмаркой была – купи-продай вся Москва делала. А сейчас люди ходят чинно, не суетясь.

Он тоже чинно, не суетясь, прошелся от главного входа по центральной аллее, узнавая и не узнавая, тихонько радуясь своим ощущениям – забавно так экскурсантом побыть. Зашел в пару павильонов, обошел по кругу фонтан – летом тут, конечно веселее, но и сейчас видно толпы приезжих, фотографирующихся на фоне… Просто направился, куда-то вдаль, по диагонали, свернул какую-то аллейку.

О, знакомое местечко, не в смысле, что когда-то тут бывал, знакомое по духу – пивнушка, с советских, наверное, еще времён оставшаяся. И снаружи домик с колоннами, и внутри, как раньше было, столики, кружки классические, гранёные, сразу как-то захотелось чуть приобщиться, с народом пообщаться. И народ тут соответствующий – из тех, похоже, времён, и разговоры.

Макс подождал, пока нальют пару жигулёвского – в такой пивнушке ностальгически хочется только жигулёвское, хотя выбор тут несравненно богаче, чем в тех, которые он, по малолетству не узнал, и встал к пустующему столику у окна.

Рядом страсти кипели нешуточные, тоже из тех времён, как будто какая машина времени включилась.

– Я не знаю, русофоб Вы или нет. У меня не было случая, чтобы это узнать. Кроме того, мне это неинтересно, поскольку мы с Вами первый раз общаемся, и может быть последний.

Интеллигентного вида мужичок, в очках и с бородкой, рьяно наскакивал на оппонента, более простоватого вида, но тоже вполне так себе прикинутого гражданина лет сорока, видно, что приезжего, но не из самой уж глубинки, из миллионника, скорее всего.

Интеллигент же был явно местный, москвич из потомственных. На доктора технических наук тянул мужичок.

– Уважаемый, разве я у Вас что-то требовал? Нет, довольно вежливо попросил ответить. Причем, даже не просил дать полную оценку ситуации, а только ответить на вопрос, видно ли из неё, что я являюсь русофобом. То есть, человеком, ненавидящим или боящимся русских только потому, что они русские, а также ненавидящим русскую культуру, менталитет, религию… Вы абсолютно правы, у Вас для этого слишком мало данных, но ведь и у этих крикунов их не больше.