Текст книги "Текст ухватил себя за хвост (СИ)"

Автор книги: Анатолий Сухих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Дискуссия явно не тянет на бытовуху. Высокие материи обсуждают высокие договаривающиеся стороны, в эмпиреях витают. А страсти явно накаляются.

– Если перейти от ярлыка к идеям, то каковы признаки, по которым следует отнести человека к русофобам? Если Вы мне это подробно объясните, буду благодарен. Среди моих знакомых есть люди разных убеждений, но развешивать ярлыки у нас не принято, потому что это мало что объясняет. Это свойственно гуманитариям, людям с женственным восприятием и образным мышлением. Для привыкших цитировать без нужды и без меры, ярлык – это самая точная и короткая цитата. У нас тоже часто спорят, но никогда не цитируют.

– Разумеется, речь в нем не о Вашем утверждении, а вообще об обвинении меня в русофобстве. Между тем, любой вид национализма и шовинизма мне глубоко омерзителен, впрочем, как всякому нормальному человеку, гордиться тут нечем. Но этот эпатаж не есть сертификат психической нормальности. Впрочем, все же считаю этих господ достаточно вменяемыми, чтобы отвечать за такие оскорбления. А Вас почтительно благодарю.

– Увы, я тоже живу в цейтноте. Но когда кому-то говорят: 'Вы-то просто идиот, но за Вами пойдут железные когорты', – я не просто требую доказательств, я считаю, что никакая аргументация не сможет убедить меня в том, чего нет.

Судя по количеству пустых кружек на соседнем столике, дискуссия продолжалась уже довольно давно, и градус ее заметно повышался.

Оппоненты уже начали жестикулировать, да и громкость разговора увеличилась, Макс уже не мог не слышать дозволенные речи и постепенно начал вникать в суть.

А суть была в том, что граждане употребляющие столкнулись с явной несправедливостью. Один из них явно считал себя обиженным, не собеседником, нет, кем-то на улице, митингующими какими-то, которые на какую-то безобидную его реплику разразились жутким обвинением в русофобстве.

Произошла цепная реакция, и Макс почувствовал, как против какого собственного желания тоже оказывается втянутым.

– Мужики!!! Ну, вы, блин, даете!… Надеюсь, помощь рефери вам не потребуется? На хулиганов вы мало похожи, к тому же – не так чтобы молоды, и мне совестно брать вас за руки и разводить по углам, как нашкодивших школьников.

Совершенно не желая того, он встрял, и оба собеседника уставились слегка остолбенело на него.

Видимо сказал он весьма убедительно и твёрдо, да и весь его решительный вид подтвердил нешуточность намерений. Сразу возникла тишина.

Она повисла в воздухе, и даже продавщица с беспокойством посмотрела в их сторону. Несколько секунд было тихо, что муха пролети – слышно, но мухи не было. И вдруг как-то разом всё изменилось, как будто щелкнули выключателем.

На лицах непроизвольно появились улыбки, потом в воздухе повис робкий смешок, и еще через пару мгновений все трое дружно хохотали, переглядываясь и подмигивая друг другу.

– С уважением ко всем. Вы меня простите, но обвинять кого-то из присутствующих в русофобстве или в фашизме – и то, и другое – ну, чушь несусветная, – чуть отдышавшись, Макс подхватил вторую кружку и собеседники сдвинулись, освобождая ему место и жестом показывая, как они рады иметь его участником их бурной беседы.

– Ну, молодой человек, как это вовремя у вас получилось, – сказал старший гражданин, и все опять прыснули радостно и сделали по солидному глотку.

– Вы, надеюсь, не гуманитарий?

– Нет, я металлург.

– Из Челябинска?

– Заметно? – широко улыбнулся Макс, и все трое опять радостно засмеялись, кивая.

– Суров!!!

***

Каждая волна несет с собой семена своего рождения и смерти, остатки с предшествующих, затухающих систем и первые отблески грядущих способов бытия. Активная жизнь состоит из трех фаз:

– Вхождение: Когда это начинает пробуждаться, происходит подготовительный период и накапливается энергия. Это включает первоначальное формирование и настройку системы, а также период "Эврики!" – открытий и исследований. Это, можно сказать, возрастающий отрезок синусоиды.

– Пик: Затем приходит интервал динамического напряжения и кажущейся стабильности в районе максимума. Условия жизни и это синхронизированы, согласованы и уравновешивают друг друга. Конечно, в реальности все не так упрощенно, но это удобно принять в качестве модели.

– Выход: За этим интервалом кажущейся стабильности следует период дезинтеграции, смутные времена, когда система становится разбалансированной и неэффективной, так как новые возникающие проблемы выходят за рамки ее способностей. Теперь мы находимся на скользком отлоге, и если обладаем внутренним потенциалом и ресурсами, готовимся к следующей волне.

Это всегда процесс в процессе, но здесь нет никаких гарантий движения или изменений. Ни изменение, ни поддержание статус-кво не являются правилом. Если присутствует дисбаланс и нарушение динамического равновесия, изменение происходит. Если нет – нет.

О древний Океан, величественный одиночка… Твои волны чередуются параллельно, перемежаемые короткими промежутками. Едва одна из них убывает, как вслед ей, вздуваясь, стремится другая, которая тает, напоминая нам, что все в мире – пена. Так человеческие существа, эти живые волны, умирают, сменяясь в однообразном порядке, но не оставляя и пенного ропота.

О, эти волны прибоя, о, эти морские пейзажи! – почему вы так созвучны?

***

Вот такой у меня получился интересный паноптикум. Есть герои, которые совершают поступки. Или не совершают, а только тратят своё драгоценное время на бесполезную и никому не нужную ерунду. Лучше бы они поступки совершали. Или деяния.

То есть поступок – это мужское деяние, но деяния вампира – это ложный поступок, имитация, потому что зло – не поступок. А кто тут у нас вампир, спрашивается? Кто своей цели достигает не напрямую, а косвенно, обходными путями, с течением времени?

Если женщина хочет показаться интересной, она должна быть непредсказуемой и непонятной.

А вот зло должно быть персонализировано. И должна возникнуть дефиниция. Все новое, все угаданные возможности надо немедленно показать людям, чтобы они могли этим воспользоваться.

Такая форма отношений всего лишь реализует программу и обеспечивает успех задуманному мероприятию. Приобретенный опыт может когда-нибудь пригодиться.

Дефиниция подразумевает, что зло должно быть наказано. Поэтому добро должно быть с кулаками. И тут я попадаю в ловушку. Логическую ловушку. Добро с кулаками, поэтому получается, что должен возникнуть кулачный поединок. А это уже никакая не дефиниция, это профанация.

***

– Ну, ты как с Луны на лыжах, – Света сладко потянулась. Сергей вытащил сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой.

– Я тебе что говорю, – завел он давнишнюю тягомотину, – вода, она и в Африке вода. Капля знает, что в океане происходит. Океан знает, что с каплей творится. Ты же свой мизинец на ноге ощущаешь. Ну не всегда, конечно, а только когда об угол трахнешь. А так, знаешь, что с ним всё в порядке, и не возбухаешь.

– А я тебе что говорю? – Света никак не хотела слушать доводы разума, – я тебе третий час талдычу, что нельзя в воду эту штуку совать. В водку – пожалуйста, а в воду никак. Тебе цунами захотелось? Эффект бабочки слышал? Ты про бедных папуасов подумай, у них шаман камлает, а ты суёшь. Точно цунами будет или еще чего похлеще.

Разум не возобладал. Кувшинчик хрустальный, с водой из под крана, стоял себе, как стоял, водка тоже имелась в достаточном количестве. Разница между водой и водкой никак не улавливалась.

– Ты думаешь, океан не знает, что происходит с рюмкой водки? – Сергей разгорячился, – водку тоже из воды делают.

– Пофигу океану твоя водка – хоть запейся, – Света довольно ловко выкрутилась из ловушки, – киты же водку не пьют.

– Зато матросы пьют, мало сейчас в океане матросов? А водолазов? Уж никак не меньше, чем китов.

– Водолазов больше, но они же не разумные. А киты разумные. Потому и не пьют. Водку.

– А давай кита поймаем, и ему сунем эту штуку, – Сергей представил кита с погремушкой и счастливо заулыбался.

– Дурак, – сказала Света, чем и поставила жирную точку в дискуссии.

***

Чем отличается софизм от трюизма. А посмотрим в корень, как незабвенный Козьма рекомендовал неоднократно. И то и другое суть надувательство. Но если первое как бы полагает некоторую вдумчивость, то второе, несомненно, ловкость.

И этим восхищает. И то и другое суть надувательство. То есть все действия правильные и сомнению не подлежащие, а результат неправильный. Это как раз всем очень нравится.

Или наоборот не нравится. Потому что всех устраивает, когда действия правильные и результат правильный. А вот когда действия неправильные, а результат правильный – это тоже иногда многим не нравится. Но так работает любая система власти. Потому что власть вообще редко кому нравится.

***

Дядя Стёпа милиционер сидит в засаде. С цифрой пять на медной бляшке, в синей форменной фуражке с красным околышем. Дядя Стёпа дядька здоровенный, ему очень трудно спрятаться в кустах, потому что откуда ни глянь на кусты, сразу думаешь – а что там синее краснеет?

Фуражку же не спрячешь, торчит фуражка, виднеется. Дяди Стёпы как бы и не видно, а фуражку видно. Вот и понимаешь, что он сейчас из кустов как засвистит в свой милицейский свисток.

Бобби, английские полисмены, они тоже ребята здоровенные, других там не берут, они такая же достопримечательность, как английский газон, который надо 300 лет подстригать.

Так и полисменов надо 300 лет отбирать, чтобы получить таких здоровенных полисменов. А дядю Стёпу 300 лет отбирать не нужно, он один такой, это мы с самого детства всё знаем всё про дядю Стёпу. Можно сказать, генетическая память про дядю Стёпу у нас.

***

Рюрик любит мокик. Маленькая лёгкая тарахтелка позволяет быстро и неожиданно появиться там, куда никаким другим транспортом не доберешься.

Смешные габариты и вес позволяют даже возить мокик в тамбуре электрички, в багажнике авто, а потом в нужный момент появиться в нужном месте и быстро смыться.

Тем более ни номеров, ни прав на мокик не надо, в случае чего, от него и избавиться можно, тем более у Рюрика их, мокиков этих, целая коллекция. У Рюрика много мокиков.

***

Если к чему-то очень долго готовишься, то когда оно наступает, то не наступает состояния полной удовлетворенности.

Наоборот, если что-то наступает спонтанно, тогда возникает блаженство или наоборот, какое-нибудь другое глубокое и всепоглощающее ощущение, и бытие становится наполнено глубоким и ярким смыслом, которого никогда не получить, если что-то продумывать и готовить заранее.

Потому что от того, что готовится заранее, как правило, остается чувство неудовлетворенности – как же, столько готовился, а получилось так, как получилось.

И это не даёт понимания осмысленности существования вообще, и вообще какой бы то ни было осмысленности. Главным препятствием же является неподготовленность.

Хотя, как ни готовься, всё произойдёт обязательно не так, а как-нибудь наперекосяк. Почему это так происходит, я попросту не знаю. Кто слыхал о "бритве Оккама", тот знает логический принцип, согласно которому сущности не следует умножать без необходимости.

Иными словами, это принцип логической экономии: если без чего-то можно обойтись, то нет нужды это допускать.

***

Вообще-то это книга рецептов. Вроде кулинарной книги. Все рецепты содержатся наяву и комментируются, вернее, иллюстрируются ситуациями, которые как бы никакого отношения к изложению не имеют, тем не менее, без этого читать было бы совершенно невозможно, потому что читать было бы как бы и нечего.

Если наоборот, были бы одни иллюстрации, то это была бы просто книжка с картинками для малолетних ничего не понимающих оболтусов.

Только вот оболтусы, тем более малолетние, предпочитают книжки в руки не брать, а брать в руки они предпочитают какую-нибудь гадость. Я, конечно, могу предположить, почему они так делают, но это не будет иметь никакого смысла, потому что я не малолетний оболтус.

Хотя это зависит от точки зрения и системы координат, и я полагаю, что для кого-нибудь, не будем указывать пальцем, всё совершенно не так, но этот кого-нибудь меня совершенно не интересует, как впрочем, наверное, и я его.

Поэтому мы существуем в разных системах координат и никогда не пересечемся, а если и пересечемся нечаянно, то ничего для нас, в смысле и для меня и для него не изменится. По крайней мере, мне хочется на это надеяться.

***

Вот ведь еще какая штука, оказывается. Нерегулярность присуща сложным процессам. Для нормального человека хаос – это непознанное и неназванное, опасность непредсказуемости и ненадежности.

Однако, похоже, то, что мы называем хаосом, это тоже миропорядок, но не наш, а параллельный, и, проникая в него и его осознавая, мы участвуем в каком-то первичном или вторичном вселенском энергообмене. Или в информационном обмене, который с энергией связан каким-то опосредованным способом.

Услышать, увидеть, почувствовать в хаосе похожесть, родство, созвучие – первый и самый главный шаг любого творческого процесса. Видения и образы, которые рождаются в эти моменты, ошеломляют своей беспредельностью и многозначностью.

Причины и следствия сцепляются между собой в самом невероятном сочетании. Хаос как бы открывает нам через свои пространственно-временные вибрации новые варианты и способы пространственно-временных ощущений и образов.

Хаотические процессы, реализуемые сначала в воображении, а потом в действительности, структурируют, то есть творят, мир. Творческий человек становится как бы посредником между космосом и хаосом, между аккумулированной, связанной энергией плотной материи-вещества и свободной энергией Вселенной, которую мы почему-то называем хаосом.

Если каждый конкретный акт такого посредничества кажется случайным, он является фрагментом коллективного устремления, и сумма этих свободных, интуитивных актов, внешне беззаконных и возмутительных, вдруг оказывается естественной и красивейшей картиной вечно изменяющегося мира.

***

Всё, что случилось сегодня с Ольгой Николаевной, не поддается никакому логическому объяснению. И ведь всего-то и было по началу – купила колготы, купила пачку салфеток и коробку крапивы сушеной, чисто в косметических целях, и купила еще 'Кысь'.

Давно хотела с Толстой познакомиться, всё руки не доходили, нет, в смысле почитать Толстую, а не пообщаться, пообщаться то вряд ли удастся, она, говорят, на тусовки не ходит, не в передачу же к ней залазить. Хотя, если бы было желание, можно бы и в передачу, но светиться в этот раз совершенно ни к чему.

Вот тут оно и произошло. Выходя из подземного перехода на тверской, на ровном месте, никаких наледей или снежных куч, Ольга вдруг ощутила, что земля как-то становится ближе. В смысле, поняла, что падает, и не поняла, почему, каблук не сломался, нога не подвернулась, просто наступило состояние свободного падения.

Но не завершилось. Два молодых человека ловко ухватили Ольгу Николаевну на середине траектории под руки, и прочно утвердили в нормальном вертикальном состоянии.

– Девушка, осторожнее, – только и прозвучала реплика, и молодых людей как бы и не стало, Ольга даже и разглядеть их не успела, просто преисполнилась толикой благодарности, хотела улыбнуться, а улыбаться то уже и некому оказалось.

Зато в 'Кысе' оказалась записка. В гостинице, естественно, обнаружилась, не сразу же на улице Ольга стала 'Кысь' проверять. Сразу за обложкой, перед первой страницей. В магазине никакой бумажки в книге не было, она пролистала тогда книгу у прилавка, а потом не выпускала из рук до самого помещения книги в сумочку, между аптечными пачками и колготками.

Ну не могли молодые люди засунуть эту записку, никак не могли, это же надо было открыть сумочку, достать 'Кысь', открыть 'Кысь', положить записку, закрыть 'Кысь', положить в сумочку, закрыть сумочку. А больше вообще никаких случайностей в пути до гостиницы, до самого номера не возникало, не могло возникнуть.

Или записка, а на ней была строчка цифр, скорее всего телефон записан, гелевыми чернилами на страничке из блокнотика в клеточку, сама в книге материализовалась, или сам момент падения был гораздо дольше, чем показалось Ольге Николаевне, что-то вроде кратковременной потери сознания, на время, достаточное для открывания сумочки и засовывания записки в книгу.

А вот звонить по этому телефону она не будет.

Если они такие ловкачи, то сами позвонят, или другим каким образом свяжутся, если уж оно им так надо. А кто это они, даже и гадать не хочется.

И записка пусть так в книжке и лежит, как бы необнаруженная.

***

У меня тут местами и временами в тексте выскакивают разные упоминания национальностей, да и рас некоторых, но это не по злобе совсем, и нет в этом никакого расизма, нацизма и прочих измов, это просто попытка переосмыслить одну бытующую теорийку о том, что сущность человеческого существования, простите за тавтологию, в смысле, сущность того, чем человек может в жизни прославиться, определяется не только и не столько генами, даже в большей степени она определяется мемами.

А взаимодействие генов и мемов, в смысле такое нетривиальное взаимодействие, как раз и даёт самые интересные крайности. Вот к примеру две наши крайности. В смысле два наших солнышка. Пушкин и Лермонтов.

Один, сами понимаете, гены имел какие, а другой тоже как бы и не местный, Лермонт-то тоже прибыл не отсюда тоже, видимо, гены имел не совсем характерные для данной местности, а вот мемы, или мимы – у одного Арина Родионовна позаботилась, другому тоже надо понимать было кому мозги вправить, в смысле посеять обильный и качественный посев, вы поняли, о чем я.

Так что не по злобе я вопрос национальный и даже расовый поднимаю, а из любопытства и из чисто научного интереса. Тем более что всё это очень сильно, как я полагаю, влияет на объективную реальность. Просто не может не влиять.

***

В природе существуют два замечательных инструмента – рубанок и пассатижи. Вы скажете, что их люди придумали и сделали? Наверное, вы отчасти правы. Потому что ни рубанки, ни пассатижи на грядке не растут. Их поэтому приходится делать руками.

Вы когда-нибудь делали руками пассатижи?

А я делал, мне судьба уготовила такой подарок судьбы в девятом классе на уроке труда. Еще у нас был такой замечательный трудовик, Карп Иванович, но это никакого отношения к тому, что по сюжету происходит, не имеет, так, совершенно излишняя и бесполезная информация.

Хотя никакая информация бесполезной не бывает в принципе, потому что нормальному цивилизованному человеку надо про пассатижи знать всё. Даже то, что какой-то Карп Иванович мог много лет назад, в прошлом веке иметь какое-то отношение к каким-то отдельным уникальным пассатижам ручного изготовления.

В общем так, про пассатижи я знаю всё. Я их сам, вот этими вот руками почти до конца доделал, и доделал бы до самого конца, если бы одна половинка пассатижей, кажется левая, не вырвалась из зажимных тисков сверлильного станка и не разворотила мне пол указательного пальца на левой руке так, что меня пришлось транспортировать в травмпункт и там зашивать эти полпальца специальными медицинскими нитками, которые через неделю из указательного полпальца левой руки у меня вытаскивали.

А шрам – вот он. На указательном пальце левой руки, за столько лет он стал такой симпатичной белой полоской. Когда я на него смотрю, я сразу вспоминаю про пассатижи.

Про рубанок я не вспоминаю вообще никогда, один только раз в жизни вспоминал, когда сел на неструганую лавку не очень удачно, тогда и вспомнил про рубанок, и что некоторые тоже про рубанок не вспоминали, но мне бы это было простительно, а им я этого простить не могу, нет бы, чтобы взяли они рубанок, и сделали так, чтобы именно я о нем не вспоминал, а не они.

В природе существует, наверное, еще много разных замечательных вещей, но я о них никогда не узнаю так, как узнал про рубанок и пассатижи. Но это, наверное, к лучшему.

***

Точка невозврата пройдена. Это стало понятно сразу, как только Валентин Васильевич взял верхнее письмо из пачки, принесенной секретаршей.

Девяносто пять процентов работы заключаются в чтении и осмыслении принесенных секретаршей документов.

Остальные девяносто пять процентов работы заключаются в глупых переговорах, бессмысленных телефонных звонках и бесконечных совещаниях на которых ничего не решается в принципе.

Это всё бы можно было отнести к процессу накопления и переработки информации, если бы во всём этом была осмысленная или полезная информация. Это только так принято думать, что информация не бывает лишней. Бывает, еще как бывает.

Бывает, что информационный поток вообще сливается в белый шум, и крупицы полезного тонут безвозвратно в информационных потоках, забивающих все мыслимые и немыслимые каналы. Для возможного полезного. Или возможного бесполезного.

Когда приходит время принимать решение, зачастую, вернее даже практически всегда, приходится руководствоваться не достоверной и осмысленной информацией, а информацией заведомо искаженной, предварительно обработанной и поданной таким образом, чтобы решение было именно таким, как оно надо.

Кому – спросите вы, и сразу поймёте, что глупость ведь спросили. Тому, кому надо.

По-другому никогда и не бывает.

***

Господи, как мне всё надоело. В смысле депрессивно – маниакальное состояние, которое я на себя напускаю, чтобы стать одним из героев этой самой бродилки, чтобы выполнить миссию и перейти на следующий уровень.

Без этого состояния в квесте практически невозможно понять, что надо в каждой конкретной ситуации делать, и приходится погружаться очень глубоко.

Это, скорее всего, чревато для психики, но любая игрушка чревата для психики. Хотя, если посмотреть на проблему с другой стороны, любое живое существо может играть только в доступные ему игры, при этом оттачивая имеющиеся у него навыки, которые могу пригодиться в другой, неигрушечной жизни.

Потому что любая игра – это тренировка, и если кто-то стал во что-то играть, это, скорее всего, означает только одно, появилась потребность и возможность осуществить тренировку того, что скоро, скорее всего, будет востребовано.

Или уже востребовано. Или было востребовано, но игры такой в то время не было, а потому то, что произошло совсем не так, как могло бы произойти, произошло и получилось как всегда. Цивилизацию не могут спасти ни те, кто настолько неразвит, что верит во все религиозные нелепицы, ни те, кто настолько чужд религии, что верит, будто религия целиком сводится к такой вере.

Сейчас же совершенно другое дело. Подготовленные и натренированные на этих игрушках, на этих тренажерах, мы любую неожиданность встретим во всеоружии. Нет, я не утверждаю, можем, конечно, и не встретить, это уж кому как повезет.

Мне обычно не везёт никак, но я всё равно играю в эту игрушку, правда мне и в ней везёт не очень. Но каждый раз я начинаю опять и опять, потому что меня не покидает ощущение, что опять всё только начинается.

NoИногда достаточно быть грубым, чтобы избегнуть ловушки хитреца.