Текст книги "Коровка, коровка, дай молочка"

Автор книги: Анатолий Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Здесь каждый день ходят и у всех обстоятельства.

– Ну, если вы даже выслушать не хотите, тогда что же, – Антонина Трофимовна развела руками.

– Она не выйдет отсюда, – решительно заявил Юрий Александрович.

– Я сейчас в милицию позвоню, – сказала девушка и снова подошла к столу, на котором стоял телефонный аппарат.

Юрий Александрович подбежал, и, выхватив трубку, бросил её на рычаг.

– Так, – сказала девушка и отступила на шаг. – Интересно, что будет дальше.

– Вот эта женщина, – сказал Юрий Александрович, показывая рукой на Антонину Трофимовну, – учительница. Она оставила класс, пропустила уроки. У нас в машине арматура, ценный груз – его ждут на стройке, но мы привезли эту женщину сюда. Знаешь почему? Там, в посёлке, – Юрий Александрович снова поднял руку, тыкая указательным пальцем в стену, – её ученица, второклашка, одна-единственная из детей сегодня была на кладбище. Принесла на могилу отца подснежники. Ты видела когда-нибудь детские руки, убирающие цветами могилы? Так вот, этой девочке не на что жить, – Юрий Александрович, вспомнив, как голодал сам, изменился в лице и в ярости поднял кулак. – А ты, сука! – он так грохнул кулаком по столу, что оторопевшая блондинка попятилась назад, потом боком-боком зашла за Антонину Трофимовну и шмыгнула на улицу, оставив в райсобесе пальто и сумочку.

Антонина Трофимовна сама оторопела и с ужасом смотрела на побелевшего от злости парня.

Юрий Александрович снял очки, протёр платочком отпотевшие стекла, снова надел и подошёл к стеллажам, на которых стояли плотными рядами скоросшиватели.

– Вы с ума сошли, – выдохнула Антонина Трофимовна, когда он стал рыться в делах. – Вас же арестуют.

– Ничего, пусть арестовывают, – ответил инженер с оттенком довольства и злорадства. – Найму адвоката. И кого-нибудь из вашего села попрошу быть общественным защитником. Сейчас, говорят, это модно: общественная защита, общественное обвинение. Думаю, что против меня общественного обвинителя не найдётся, а защитники-то найдутся. Это точно.

– Ну и шуточки у вас. Вошёл шофёр грузовика.

– Что это она выскочила как шальная?

– Я ей слегка поддал, – ответил Юрий Александрович, торопливо просматривая дела.

Шофёр от удивления разинул рот и перевёл недоуменный взгляд со своего начальника на Антонину Трофимовну и обратно.

– Юрий Александрович, уйдите лучше от греха, – посоветовала Антонина Трофимовна.

– Нет, – ответил инженер. – Я привык доводить любое дело до конца, чего бы мне это не стоило.

Роясь в папках и скоросшивателях, он аккуратно ставил их на место. Документы Галины Максимовны Верхозиной не попадались, и смельчак, как не старался быть хладнокровным, стал нервно кусать губы, когда подкатила к самому окну милицейская патрульная машина, но дела своего не бросил и продолжал просматривать фамилии на картонных обложках.

В сопровождении троих милиционеров вошла разгневанная блондинка.

– Вот он, уже хозяйничает, – сказала она.

– Молодой человек, пройдёмте с нами, – сказал старшина, подойдя к Юрию Александровичу и взяв его за локоть.

– Только без рук, – ответил молодой человек, пытаясь освободить локоть.

– Ничего, ничего, идёмте, – сказал старшина, и два милиционера, взявши Юрия Александровича за руки с двух сторон, повели его на улицу.

– Какая же вы всё-таки, – сказала Антонина Трофимовна, окинув презрительным взглядом блондинку.

– Вас я тоже прошу прогуляться с нами, – молодой лейтенант повернулся к Антонине Трофимовне. – Будете свидетелем. И вы тоже – лейтенант ткнул пальцем на шофёра.

– У меня машина, груз, – ответил шофёр.

– Давайте вместе с машиной и грузом. – Лейтенант небрежно махнул рукой. – Живо!

6

Утром следующего дня нарушителя общественного порядка привели к начальнику милиции.

– Воронин Юрий Александрович. Место работы – трест «Целинстрой». Так кажется? – сказал, рассматривая удостоверение, светловолосый с белесыми бровями капитан лет тридцати, на кителе которого красовались значок отличника милиции и красный ромб[2]2
  Знак, выдаваемый лицам, окончившим высшую милицейскую школу.


[Закрыть].

– Так, – ответил нарушитель.

– Получается, что вас надо привлекать за порядочность, – сказал капитан. – Кое-что мне не совсем ясно, и если бы не один звонок, обязывающий вас срочно явиться в райсовет, мы бы разобрались детальнее.

– Я свободен? – спросил Воронин.

– Да, свободны.

– Дайте мне паспорт и удостоверение.

– Пожалуйста, – начальник отдал документы. – Между прочим, заявление, которое поступило на вас, подходит под две статьи: мелкое хулиганство и оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей.

– Если бы при исполнении, – сказал Воронин, засовывая паспорт во внутренний карман пиджака.

– Заявление есть заявление, в корзину его не бросишь. Передадим в прокуратуру, и не исключена возможность, что вас ещё будут тревожить по повесткам. – Капитан нахмурил брови и добавил: – Протокол о том, что были задержаны на сутки передадим в прокуратуру.

– До свидания, – сказал задержанный и, выходя из кабинета, обернулся и добавил: – В КПЗ у вас тараканов больше, чем муравьёв в муравейнике. Хоть бы потравили их.

Капитан уткнулся в свои бумаги, лежавшие стопкой на столе, и ничего не ответил.

Молодой специалист, который только-только начал входить в доверие и самостоятельно тянуть ответственный участок работы по контролю над производством, нисколько не тужил, что на него завели бумаги и подводят под какие-то статьи. Вышел на улицу с лёгким сердцем. Гружённая арматурой машина стояла возле милиции, и шофёр сидел в кабине.

– Где учительница? – спросил Юрий Александрович, открыв дверцу.

– Не знаю, – ответил шофёр. – Вчера вечером после допроса мы расстались, и я её больше не видел. Воронин сел в кабину и повернулся к водителю.

– Где ночевал?

– В гостинице.

– Сам сюда подъехал или тебе сказали, что меня выпустят?

– Сам, – ответил шофёр. – С восьми утра здесь.

– А я думал, ты уехал на Воробьевку.

– У меня и в мыслях не было. Вчера никто ничего определённого не сказал, и я решил ждать, пока не скажут конкретно, на сколько тебя упекли.

– Ладно, – сказал Воронин. – Давай в райсовет.

– Опять в райсовет, – усмехнулся шофёр. – Снова да ладом.

– Давай-давай, жми.

7

Председатель райсовета Евгений Афанасьевич Морозов и Антонина Трофимовна беседовали в кабинете. Когда Воронин вошёл, Морозов с улыбкой встал из-за стола во весь свой высокий рост, протянул длинную руку и поприветствовал инженера.

– , Здравствуйте, – сказал Юрий Александрович, обращаясь к учительнице. – Когда начальник милиции сказал, что был звонок из райсовета, я так и подумал, что вы здесь.

Антонина Трофимовна улыбнулась, и по её радостным глазам и просветлённому лицу инженер понял, что по главному вопросу с Морозовым достигнуто взаимопонимание.

– Как наша кутузка? – спросил Морозов, усаживаясь на стул и жестом приглашая сесть посетителя.

– Я ведь не могу судить о ней, не побывав в других кутузках, – ответил Воронин, усаживаясь в глубокое обтянутое кожей кресло напротив Антонины Трофимовны. – А так вроде всё в порядке: духота, нары, тараканы бегают. Все так, как и должно быть.

– Делает вид, – сказал председатель, откинувшись на спинку стула, – что паинька-мальчик. Будто раньше никогда не бузотерил и не сиживал.

– Честное слово, Евгений Афанасьевич, первый раз.

– Ладно, поверим, – добродушно сказал Морозов. – Пусть будет первый и дай Бог, чтобы был последний. Только впредь учись культурному поведению и старайся сдерживать себя. Психопатством никому ничего не докажешь.

Воронин, вспомнив свою вчерашнюю выходку, смущённо посмотрел на Антонину Трофимовну.

– Городской парень, – прибавил шутливым тоном Морозов, – и не мог по-хорошему договориться с сельской девчонкой.

– Пока мы стояли у порога, ей двое назначили по телефону свидание. Куда уж мне там.

Морозов улыбнулся.

– На самом деле, – подтвердила Антонина Трофимовна.

– А его, конечно, это возмутило, – продолжал шутить Евгений Афанасьевич, кивнув на Воронина и прищурив хитровато-серые глаза. – Где ж такой праведник стерпит.

– Да не праведник я, – сказал Воронин, слегка покраснев, – но этот случай в посёлке. С детьми. Мне со стороны всё это показалось как-то… – и Юрий Александрович умолк, пожав плечами.

– М-да, – произнёс Евгений Афанасьевич, уже другим тоном. Сразу переменившись в лице, он облокотился на стол, обхватил широкими ладонями крупную плешивую голову и пригладил назад каштановые пышные по бокам волосы. – Посёлок, посёлок… Если не принять меры, верёвочка будет виться и дальше. – Морозов встал из-за стола и, пройдясь по просторному уютному кабинету, прибавил: – Пенсия, конечно, нужна, даже если эта несчастная женщина поправится и снова выйдет на работу. Дочери растут, их надо кормить, одевать, обувать…

– А если мать не сможет работать, – подхватил Воронин. – Что ж им опять по миру идти?

– Вот то-то и оно, – сказал Евгений Афанасьевич, усаживаясь и пододвигая к себе папку с документами, лежавшую посреди стола. Он прочитал заявление Галины Максимовны, ходатайство партийной и профсоюзной организации леспромхоза, полистал справки, закрыл дело и снова отодвинул на середину стола. – Так говорите, в этот раз даже Олейников не поскупился.

– Колхоз хорошо помог, – ответила Антонина Трофимовна. – Продуктов пока хватит, но Галину Максимовну страшно угнетает все это.

– Понятно. До любого доведись. – Морозов поднял телефонную трубку одного из трёх стоявших на краю стола аппаратов и попросил, чтобы соединили с секретарём райсовета.

– Когда заседание исполкома? – спросил Морозов и, зажав трубку между плечом и щекой, стал листать настольный календарь. Взял карандаш, сделал пометку. – На следующей неделе во вторник, говоришь? Включи в повестку дня вопрос о пенсии вдове механика леспромхоза. Да, Верхозиной. Кто у тебя там? А у меня целая делегация, – Евгений Афанасьевич, слушая секретаря, прикрыл ладонью микрофон и сказал вполголоса: – Приехал Дементьев по этому же вопросу.

– Председатель месткома, – сказала Антонина Трофимовна, оживившись. – Наш, из посёлка.

– Ну, поскольку без твоей и моей помощи дело не может двинуться с места, – сказал в трубку Морозов, – значит в законе по поводу пенсионного обеспечения в подобных случаях не всё ясно. Советоваться с юристами тут нечего. Народ взволнован, надо решать вопрос. Что же мы будем копаться в законах.

Антонина Трофимовна и Воронин переглянулись. Морозов положил трубку и сказал:

– Во вторник на следующей неделе вопрос решится. Много не обещаю. Рублей семьдесят-восемьдесят выделим из бюджета.

– В месяц, – уточнил Юрий Александрович.

– Ну не в год же, иначе что это будет за помощь, – сказал Евгений Афанасьевич и, пристально посмотрев на Воронина, продолжал: – То, что ты откликнулся всей душой на беду случайно подвернувшихся где-то там в пути незнакомых людей – это хорошо. Но заруби себе на носу: девяносто восемь процентов неудачников становятся неудачниками в жизни не потому, что они хуже по натуре, бездарнее или глупее других, – либо они болтуны, обсуждающе свои сокровенные мысли и всякую всячину с кем попало, либо крикуны, не умеющие держать себя в руках, – только и всего.

– Язык мой – враг мой, – сказала Антонина Трофимовна.

– Вот-вот, в самую точку, – поддакнул Морозов.

– Мы вам очень благодарны за все, – сказала Антонина Трофимовна, вставая с кресла.

– Благодарить меня не за что, – сказал Евгений Афанасьевич, поднимаясь из-за стола и пожимая на прощание руки. – Народ изъявил свою волю, и мы обязаны её выполнить.

Глава четвёртая

1

Галина Максимовна вошла в кабинет к терапевту. Виктор Ильич сидел за столом. В углу кабинета на процедурном столике работала медсестра Людмила Васильевна Тигунцева.

– Опять пришла лечиться, – сказала Галина Максимовна, направляясь к столу.

– Что случилось? – спросил врач.

– Вот. Не успела нога зажить, теперь – руки, – Галина Максимовна показала ему ладони. На ладонях, на пальцах – сплошные ссадины, мозоли.

– О-ё-ей! – Врач покачал головой. Подошла медсестра.

Виктор Ильич держал Галину Максимовну за руки.

– С вашими руками, – продолжал врач, – только на ферме трудиться… Никогда физически не работали?

– Ну как… Дома, по хозяйству.

– Дома, по хозяйству, – усмехнулся врач, отпуская Галину Максимовну. – Дома – вилочки, а на ферме – вилы. Разница большая. Разве можно такими нежными руками браться за вилы без рукавиц… Ну ладно. Сейчас Людмила Васильевна вам обработает все это, перевязку сделает. Мозольные лейкопластыри у нас есть? – спросил он медсестру.

– Есть штук пять ещё.

– Дайте их Галине Максимовне. Но это на будущее. Для профилактики. А сейчас мази и перевязки. – И бросайте ферму к чёртовой матери. Не для вас эта работа.

Галина Максимовна промолчала.

– Здоровье дороже денег, – добавил врач.

– Да, – вздохнула Галина Максимовна. – Здоровье дороже всего на свете.

– Золотые слова, – подхватил врач. – Надо ж ими руководствоваться в своей жизни.

2

Антонина Трофимовна пришла в класс взволнованная, бросила на стол стопку тетрадей и классный журнал. Обычное «здравствуйте» и «садитесь» произнесла довольно резко и сердито. Села сама за стол и, не снижая тона, сказала:

– Макарова, подойди сюда.

Люда Макарова, стройная высокая девочка со светлыми косичками и вплетёнными в них бантиком розовыми лентами была лучшей ученицей в классе. Она не была отличницей, но до третьего класса лидировала по успеваемости и по этой причине была очень горда и самолюбива. Несмотря на необычно высокий разгневанный тон учительницы, девочка в привычной своей манере легко и быстро встала из-за парты, вытянула тонкую длинную шею, гордо подняв голову, тряхнула косичками и подошла к столу. Антонина Трофимовна подала ей учебник.

– Открой страницу, где задачи и примеры на повторение.

Люда раскрыла учебник по математике и, листая страницу за страницей, нашла нужную.

– Теперь поищи задачу, которая тебе не знакома. Любую.

Девочка провела пальцем сверху вниз и остановилась на условии, которое сопровождалось рисунком – линией, разделённой на несколько отрезков.

– Нашла, – сказала учительница. – Как ты считаешь, это трудная задача?

Люда помедлила с ответом, внимательно изучая данные и рисунок.

– Ну так как? – нетерпеливо произнесла Антонина Трофимовна.

– Трудная, – ответила Люда.

– Вот и хорошо. Даю тебе пять минут на решение. Девочка сникла.

– Не бойся, оценку ставить не буду. Впрочем, если решишь за пять минут, поставлю отлично.

Люда подошла к доске, взяла мел и, глядя в учебник начертила линию. Разделив её на отрезки, обозначила расстояние между ними. Попробовала что-то складывать, вычитать, делить, но тут же стёрла все цифры мокрой тряпкой. Потом стояла, не шевелясь, лицом к доске, спиной к классу.

– Пять минут истекли, – сказала Антонина Трофимовна, глядя на часы. – Ещё подождать или нет?

Дополнительные три минуты тоже ничего не дали.

– Всё ясно, – сказала Антонина Трофимовна. – Не по зубам орешек.

– А я все равно её решу, – сказала расстроенная девочка, кладя учебник на стол.

– Когда? – спросила Антонина Трофимовна.

– Сегодня или завтра.

– Ах, завтра. Ну-ка, прочитай условие вслух. Люда прочитала.

– Верхозина – к доске, – сказала Антонина Трофимовна, и взбудораженные необычной сценой ученики с затаённым смешанным чувством надежды и тревоги уставились на Любку, которая сидела за второй партой крайнего ряда возле окна.

Верхозина подошла к доске, взяла мел и, вытянув кверху руку и подняв голову с коротко подстриженными тёмными волосами, сразу стала писать цифры.

– Я могу сесть? – спросила Люда.

– Садись, – сказала Антонина Трофимовна.

Макарова ушла на своё место. Пока она усаживалась и что-то недовольно ворчала себе под нос, Любка уже написала готовый ответ. Антонина Трофимовна посмотрела на доску и обратилась к классу:

– Проверьте ответ по учебникам.

Застучали доски у парт, защёлкали замки портфелей, зашелестели страницы – класс оживился.

– Правильно! – крикнул наголо остриженный лопоухий мальчик, сидевший на первой парте напротив Антонины Трофимовны.

Все остальные подтвердили.

– Найди ещё какую-нибудь задачу, – сказала Антонина Трофимовна, обращаясь к стриженному.

– Вот эту мы не решали, – сказал он.

– Диктуй.

Мальчик продиктовал. Одна минута, и задача была решена.

– Опять правильно, – удивились ребята.

– Надеюсь, теперь все удовлетворены, – сказала Антонина Трофимовна, повышая голос и глядя в дальний угол, где сидела Макарова. – Или ещё кому-нибудь взбредёт в голову нелепая мысль, будто Верхозина лишь потому стала отличницей, что я питаю к ней какую-то особенную слабость. Её, видите ли, люблю больше всех и поэтому ставлю пятёрки. Ведь это ж надо додуматься до такого абсурда! Постыдились бы! – Антонина Трофимовна побагровела и, взяв кое-как себя в руки, спросила уже спокойным голосом: – Макарова, что за вздор ты сеешь среди учеников?

– Я этого не говорила, – сказала Люда, вставая. Девочка, сидевшая на соседней парте через проход, повернулась к ней.

– Говорила, Людочка, говорила. Не отпирайся, – сказала девочка с места. – Вчера на переменке.

– Что я сказала?

– А то, что Любка получает пятёрки по блату.

– Выражение-то какое! – воскликнула Антонина Трофимовна. – «По блату!» Где только нахватались таких словечек. Кто тебя научил этому, Макарова?

– Никто не учил, и первая вовсе не я сказала, – отрывисто произнесла девочка и села на место, хлопнув доской парты.

– Встань, встань, Макарова, – сказала Антонина Трофимовна. – Встань, когда с тобой разговаривают.

Люда снова поднялась и, тряхнув косичками, презрительно посмотрела на подружку, которая сидела через проход от неё.

– Любка стала отличницей, а ты не стала, так тебя завидки взяли, – ответила девочка на её презрительный взгляд.

– А ты бессовестная ябеда, и больше не подходи ко мне.

– Ну и не надо. Думаешь, заплачу. А хочешь знать, я вовсе не ябедничала.

При этих словах кое-кто из учеников обернулся назад и посмотрел на худенькую девочку с вороватыми голубыми глазами и рыжими волосами, заплетёнными в две жиденькие косички, забавно торчащие в разные стороны. Девочка, когда на неё обратил внимание класс, втянула голову в плечи и спряталась за спины впереди сидящих. За ней и прежде водился подобный грешок, а теперь, когда она, затаившись, выдала себя с головой, сомнений ни у кого не оставалось.

– Рыжая, тебя мало били, ещё получишь, – сказала Макарова, показывая ей из-за спины кулак.

– Людмила! – Антонина Трофимовна хлопнула ладонью по столу. – Ты что себе позволяешь в конце-то концов! Сядь на место!

Людмила села за парту, и класс затих.

– А пусть Любка решит задачу на «х», – сказал стриженый мальчик с первой парты.

– Какую ещё тебе задачу на «х»? – строго спросила учительница.

– А вот, – мальчик ткнул пальцем в одну из последних страниц учебника.

– Во-первых, – сказала назидательным тоном Антонина Трофимовна, – это не «х», а икс. Запомни раз и навсегда. Во-вторых, такие задачи и примеры называются с одним неизвестным и решать их будем ещё не скоро. Требуешь невозможного, Колосов.

– А может она решит, – сказал карапуз (Колосов был низенького роста и крепкого телосложения).

– Прекрати болтовню! Верхозина, садись на место. Пять. – Антонина Трофимовна поставила в журнал отличную отметку.

Любка продолжала стоять у доски.

– Почему не идёшь на место? – спросила Антонина Трофимовна.

Любка посмотрела на Колосова и на учебник, который он держал в руках.

– Что, можешь решить пример с одним неизвестным? – Антонина Трофимовна застыла от удивления.

Девочка утвердительно кивнула головой. Учительница насупила брови и стала внимательно разглядывать стоящую у доски ученицу.

– Пусть решит!

– Пусть! Класс загалдел.

– Что ж, попробуй, – сказала Антонина Трофимовна, повернувшись к Верхозиной вместе со стулом.

Колосов, не дожидаясь команды, диктовал один пример за другим, и Любка мгновенно их решала, ни разу не ошибившись. Антонина Трофимовна, борясь с вновь нахлынувшим на неё волнением, сказала: «Достаточно».

– Ты что, самостоятельно прошла все темы? – спросила она.

Любка опустила глаза.

– Чем же сейчас занимаешься?

– Решает за четвёртый класс, – громко сказал кто-то из ребят.

Дружный смех прокатился по классу, но Любка равнодушно посмотрела на того, кто развеселил ребят, и Антонина Трофимовна поняла, что кроется за этим невозмутимым взглядом.

– Ты знаешь, что проходят в четвёртом классе? – спросила учительница.

– Знаю, – ответила девочка.

– Сможешь решить?

Любка стёрла тряпкой написанное на доске, взяла мел и приготовилась.

Антонина Трофимовна в. замешательстве окинула взглядом с головы до ног совершенно спокойную ученицу и, облокотившись одной рукой на стол, задумалась. Прошла томительная минута. Антонина Трофимовна подняла глаза на Колосова.

– Сбегай в восьмую комнату, что рядом с учительской, возьми у Валентины Сергеевны учебник по математике для четвёртого класса. Скажи, что я просила.

Колосов, подавшись вперёд своей стриженной с оттопыренными ушами головой, кинулся со всех ног из класса и мигом возвратился, листая на ходу учебник.

– Вот, – сказал он, ткнув пальцем в страницу. Антонина Трофимовна взяла раскрытый учебник, показала Верхозиной, и та молча согласилась. Антонина Трофимовна стала диктовать, а Любка не торопясь писать на доске, чётко выводя каждую цифру.

– Что она пишет? – спросили ребята.

– Это дроби, – ответила учительница. – Те, кто сейчас учится в четвёртом классе, с ними ещё не знакомы. Будут проходить в конце учебного года.

Класс замер.

Любка писала длинный пример с бесконечными скобками минуты три, а решила его устно за одну минуту и написала готовый ответ. Антонина Трофимовна открыла последнюю страницу, и ученики с первых парт бросились к столу. Антонина Трофимовна подчеркнула ногтем то, что ребята жадно искали глазами, и все ахнули.

– Сядьте на место, – сказала учительница ребятам и повернулась к Верхозиной. – За пятый класс пробовала решать?

Любка искоса посмотрела на однокашников. Все были ошеломлены и ждали ответа.

– Ну? – Антонина Трофимовна тоже ждала ответа.

– Примеры мы почти все решили.

– Кто мы? С кем ты решала?

– С мамой.

– Понятно, – произнесла Антонина Трофимовна. – Значит мама помогала. А кто понуждал к этому? Тоже мама? Или ты сама?

Любка молчала.

Колосов вылез из-за парты и стремглав бросился бежать.

– Колосов, ты куда?

– Я сейчас, – откликнулся он в дверях.

– Вернись!

Но мальчик уже скрылся, и все прислушивались к топоту его ног. Вернулся он не один, а с преподавателем математики Анной Иосифовной, высокой пожилой женщиной, и следом толпой шли пятиклассники, которые остались в коридоре и стали подглядывать в приоткрытую дверь.

– Что, серьёзно? – спросила Анна Иосифовна, озабоченная известием.

Антонина Трофимовна развела руками.

– Что-то невероятное, – сказала Анна Иосифовна. Колосов тем временем нашёл в задачнике для пятого класса пример и показал его Антонине Трофимовне. Антонина Трофимовна показала его Анне Иосифовне.

– Да ну, что за глупости! – воскликнула Анна Иосифовна. – Не может этого быть. Тут квадратные и фигурные скобки. Не каждый пятиклассник справится.

А Любка справилась. И когда прозвенел звонок, поставила знак равенства и жирную единицу – как раз то, чего затаив дыхание ждали педагоги.

– Правильно! – крикнул кто-то за дверью, и толпа девчонок и мальчишек, не спрашивая разрешения, ввалились, в класс.

Понадобилось вмешательство педагогов, чтобы навести порядок и разогнать школьников по местам.

Антонина Трофимовна долго отсутствовала и вернулась в гудевший как улей класс, когда прошла уже половина второго урока. Ребята быстро успокоились, но тишину нарушила девочка, сидевшая через проход от Макаровой и конфликтовавшая с ней с самого начала.

– Вот так Людочка, хоть ты и фасоня, а утёрли тебе нос. – сказала она с ехидцей. – Можешь теперь его не задирать.

– Конечно, – ответила красная как рак фасоня. – С тех пор как её обозвали нищенкой, мать всё время сидела с ней, так конечно всему научила.

– Макарова! – крикнула не своим голосом Антонина Трофимовна и хлопнула ладонью по столу.

Неуместное заявление ученицы и неестественный окрик учительницы угнетающе подействовали на весь класс. Ребята украдкой стали посматривать на вторую парту крайнего ряда возле окна, где сидела Верхозина. Девочка опустила грустные глаза, и все поняли, какую боль причинила ей Макарова. С тех пор никто и никогда больше не напоминал ни сёстрам, ни самой Галине Максимовне о трудных днях.

В тот же день известие дошло до районного центра. Заведующий районо относился к разряду скептиков, был человеком весьма начитанным и давно уже ничему не удивлялся. Директору школы он ответил, что случаи, когда одарённые дети по своему развитию на два-три года опережают сверстников, теперь не редки, посоветовал не поднимать шума, тем более, что здесь замешана воля матери и, судя по обстоятельствам, не без причины.

3

Доярки, изумлённо тараща глаза, окружили Галину Максимовну, как только она вошла в красный уголок фермы.

– Правду про Любку говорят? – спросила Анфиса.

– А что говорят? – улыбнулась Галина Максимовна.

– Как будто не знаешь…

– Не знаю.

– Ну ладно, Максимовна, давай не будем! Скажи – это правда?

– Даже если правда. Что тут особенного? – скромничала Галина Максимовна.

– Ничего себе! – воскликнула Анфиса, оглядываясь на женщин. – Дочь из третьего класса в шестой переводят, а для неё – ничего особенного!

– Конечно. – Галина Максимовна подняла голову. Продолжала с гордостью: – Просто способная девочка… И все… Хочет, чтобы её не только обзывали, но и похвалили за что-нибудь.

Дарья подошла к Галине Максимовне.

– Ну что ты все старое-то вспоминаешь! Мы уж забыли.

– А я помню. Такое не забывается.

– Наконец-то Бог повернулся к тебе лицом. Уймись, Галина. Не гневи Бога. Он тебя и так не шибко жалует.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – сказала Ксения.

– Не вспоминай больше. Грех это, – продолжала Дарья. – Теперь все у вас будет по-другому. Потому что Бог повернулся лицом. Дай я тебя поцелую.

– Ой! – Галина Максимовна смутилась, но подставила щёку, позволила трижды себя поцеловать.

Доярки бросились обнимать и целовать Галину Максимовну.

4

Афанасий догнал Тимофея Макарова в узком переулке между огородами и схватил его за рукав.

– Постой, Тимофей. Надо поговорить.

– Чего тебе? – Тимофей попытался высвободить руку. – Отпусти.

– Скажи, откуда у тебя сети?

– Какие сети? – насторожился Тимофей.

– А такие, которые на чердаке… Из зелёной нитки.

– По чужим чердакам лазишь? – произнёс в страхе и злобе Тимофей.

– Да, твой чердак я проверил. Потому что давно подозревал тебя.

– Тебе померещилось, – сказал Тимофей с надеждой в голосе. – Нет там никаких сетей.

– Есть… Сушатся на гвоздях. Понятые и участковый уже на месте. Тебя поджидают.

– Ах ты, сука!.. – Тимофей задрожал всем телом.

– Кто из нас сука лагерная шелупонь разберётся. Так что суши сухари. Готовься в дорогу.

Тимофей бросился на Афанасия, но получил удар в скулу такой силы, что отлетел к изгороди и повалил эту изгородь на землю и сам завалился, взмахивая руками и ногами…

5

Возле сельсовета – милицейская машина.

В кабинете участкового писал протокол молодой следователь в штатском. Двое милиционеров в форме сторожили Тимофея Макарова. Участковый уполномоченный Замковский сидел у двери, рядом с Афанасием.

Следователь дал Афанасию протокол:

– Прочитайте и подпишите. Афанасий, не читая, подписал.

– Вы свободны, – сказал следователь Афанасию и повернулся к Тимофею: – А вам придётся проехать с нами в райотдел.

– Когда вернусь, – сказал Тимофей, злобно глядя на Афанасия. – Посчитаемся.

– Ага, посчитаемся, – ответил Афанасий. – Если тебе мало дадут, прокурора просить не буду, чтоб добавил. Сам добавлю. – И показал Тимофею кулак.

6

Галина Максимовна занималась починкой одежды, когда вошёл Афанасий.

– Мир дому сему, – сказал он, остановившись у порога. – Я по делу.

– Говори.

– У Павла было ружье, кажется.

– А что? – спросила Галина Максимовна, оторвавшись от рукоделия.

– Продай.

– Можешь забрать бесплатно.

– Но ведь ты нуждаешься…

– Сейчас не нуждаюсь. Получаю зарплату и пенсию.

Афанасий замялся. Застенчиво произнёс:

– А с меня сняли надзор. Полная реабилитация. Не я поджигал склад…

– Я знаю. Слышала.

– Поэтому и пришёл за ружьём… Теперь свободный гражданин. Могу приобретать такие вещи.

– Вон там оно в комнате на стене.

Афанасий пошёл в комнату. Вынес двуствольное ружье.

– Это дорогое ружье, – сказал он. – Неудобно в подарок.

– Вы с Павлом, кажется, были друзья?

– Да. – Афанасий кивнул. – Мы друзья с детства. Вместе пахали в колхозе, боронили… Ещё пацанами. В школе сидели за одной партой.

– Ну вот. Будет тебе память о нём. Бери.

– Ну раз так, спасибо.

– Вон там в углу ящик какой-то, – сказала Галина Максимовна. – С патронами и прочим… Забери, чтоб не занимал место.

– Спасибо.

Афанасий прихватил небольшой деревянный ящик. В дверях остановился:

– И всё-таки я должен хоть чем-то отблагодарить…

– Ну раз так тебя это мучит, к зиме привези дров.

– Ладно, – согласился Афанасий. – Машина дров за мной.

– Ну вот. – Галина Максимовна нахмурилась и взялась за рукоделье. – Будем в расчёте.

– До свидания, соседушка. – Афанасий слегка улыбнулся.

– До свидания. – Галина Максимовна была холодна как камень.

7

Галина Максимовна пришла с работы и села в прихожей на диван в рабочей одежде уставшая до изнеможения. Расстегнула пуговицы телогрейки. Сняла платок и бросила рядом с собой на диван.

– Нина! – обратилась она к дочери, которая открыла дверцу печи и подбрасывала в огонь дрова. – Помоги снять сапоги. Нет сил…

Нинка закрыла дверцу и помогла матери снять кирзовые сапоги. Галина Максимовна тут же, сидя на диване, уснула крепким сном. Нинка не стала её беспокоить.

8

Афанасий пьяней вина ввалился к себе домой. Плюхнулся на кровать. Уткнул нос в подушку. Начал царапать грудь, рвать на себе одежду.

– Опять, – сказала старуха, входя в комнату. – Вот наказанье-то Господне! Забудь ты её. Выкинь из головы. Не пойдёт она за тебя. Не любит, хоть ты теперь и риа… ри… риальтбильт… тированный. Господи! Слово – то какое. Не выговоришь… Не любит она тебя, Афоня. А когда бабе мужик постылый, хоть умри, хоть в лепёшку расшибись – близко не подпустит.

Афанасий замер. Не шелохнулся больше.

– Подарила она тебе ружье, – старуха, ойкая, кряхтя и пристанывая, начала стаскивать с него сапоги. – Этим и утешься. Ходи на охоту. Теперь тебе можно. Теперь ты риаль… Тьфу, черт!.. Ну, в общем, я уж сама сватала тебя. И не надейся. Лучше, говорит, в омут головой.

9

У Верхозиных наступил, наконец, перелом к лучшему от того двусмысленного положения, в котором пребывала семья с момента посещения сёстрами продавщицы Ольги Мартыновой. Чем дальше шло время, тем больше гордились односельчане Любкой и реже вспоминали её печальное прошлое.