Текст книги "В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Ответным огнем прибрежных батарей и кораблей флота был поврежден верхний мостик «Микасы». Очевидны были попадания в броненосцы «Фудзи» и «Хатсусе». Среди русских кораблей только крейсер «Новик» бросился в маневренную борьбу и рискнул пойти на перехват японцев. Запущенные с него торпеды вполне очевидно поразили один из японских кораблей. (Доблестный «Новик» был построен в Германии, и, получив его, команда на свои деньги приобрела музыкальные инструменты и даже наняла дирижера, который во время боя откладывал дирижерскую палочку и старательно заряжал орудие).

Здесь же, на глазах у всех, появился символ, который в ХХ веке России придется преодолевать такой кровью. Пушки фортов имели очень ограниченный радиус действия, а количество снарядов было очень ограниченным. Некоторые артиллеристы продолжали палить пустыми патронами, другие замолкали на виду у всех. Как могла Россия претендовать на преобладание в регионе, если она не вооружила единственную свою крепость в данном регионе?

Своего рода приговор бездумной расхлябанности страны, претендовавшей на многое был отчет служившего в русском флоте капитана А. П. Стеера: «Весь японский флот проплыл мимо нас в хорошо сохраняемом линейном строе. Крейсера шли сзади за эскадренными броненосцами, этот строй поворачивал как только японские корабли попадали в зону русского обстрела со стороны берега и орудий флота. Любой морской офицер, имеющий минимальное представление о войне, или просто не лишенный энергии, не поколебался бы напасть на «хвост» этой колонны, с тем, чтобы отрезать его от основных кораблей, которые были бы в этом случае обязаны возвратиться под огонь русских батарей. Все ожидали именно такого маневра, когда взвился сигнал: «Миноносцам атаковать противника». Это была чистая глупость, учитывая, что для маленькой флотилии миноносцев было невозможно осуществить подход, не рискуя нарваться на торпеду – ведь стоял ясный день. Этот приказ был отменен после нескольких секунд колебаний – даже еще до того, как эсминцы сумели приготовиться к бою, но все происходящее служило убедительным доказательством того, что наши руководители в этот день потеряли способность хладнокровно мыслить».

Бой продолжался в полдень примерно час, прежде чем адмирал Того отдал приказ свои кораблям отходить от Порт – Артура. Русские корабли продолжали кружить по гавани. Японцы же искали оптимальную стратегию. Адмирал Камимура предложил Того повторить атаку в тот же день, но Того уже ощутил, что эта война являет собой хождение в шаге от поражения, и он не решился на повторение маневра: фактор неожиданности был уже утрачен. Того приказал своим кораблям встретиться в бухте Асан, к югу от Чемульпо.

В обоих атаках (ночной и дневной) японцы потеряли 132 человека, русские – 150. Среди русских кораблей, помимо уже упомянутых, были повреждены «Новик», «Аскольд», «Диана» и «Баян». О своем флоте Того доложил, что «боевая мощь эскадры абсолютно не затронута». Это не соответствует истине: даже основные японские броненосцы – «Микаса», «Сикисима», «Фудзи», «Ивате» и Хатсусе» получили повреждения. Боевые орудия фортов Порт – Артура показали свою эффективность. Но у японцев в распоряжении были прекрасные доки, а в Порт – Артуре оставался лишь один сухой док (и строился второй). Японцы скорее могли исправить повреждения. Но, заметим, что число их первоклассных кораблей было ограниченным.

Порт – Артур считал раны. Двадцать 12-дюймовых японских снарядов упали на город. Поврежден был Русско – Китайский банк и железнодорожный вокзал. В порту забирали отбывающих иностранцев норвежский пароход «Кумар» и британский «Колумбия». Но в Порт – Артуре все же доиграли свадьбу, и вечером жених–муж отправился на реку Ялу, к месту своей службы. Бесстрашный крейсер «Новик» возвратился из своего героического рейда, восхитившего даже японцев, с пробоиной на ватерлинии, но сопровождаемый звуками национального гимна, исполняемого доблестной командой. С гимном возвратился в гавань и самый большой русский кораблю – эскадренный броненосец «Цесаревич». Даже хладнокровные английские корреспонденты были безмерно тронуты этими проявлениями человеческого мужества.

Но трогало и другое. Как писал один из западных журналистов, «если бы, одновременно с атакой на флот, японцы высадили 10 тыс. своих солдат на полуострове – нет сомнения, что они взяли бы город за счет одной лишь внезапности. Были критики поведения адмирала Того и в японских рядах. Капитан японского эсминца пишет: «Ни один русский корабль не оказал серьезного сопротивления. Их можно было ошеломить неожиданностью, использовать их неготовность к борьбе, неспособность маневрировать. Естественно, мы не смогли бы взять Порт – Артур, поскольку у нас не было людей для десанта, а использовать экипажи кораблей мы не могли. Но возможным было уничтожение эскадренных броненосцев и крейсеров, которые встретились на нашем пути. Вот это была бы славная победа!.. Есть надежда, что пассивность адмирала этой ночью не повторится. Вся военно–морская история доказывает – и этому учат нас и англичане – что только атака, осуществленная с энергией и решимостью, может принести успех. Я не думаю, что Нельсон был бы перед Порт – Артуром столь же пассивен, каким оказался Того».

Во всем этом складывается впечатление, что Того был готов в ночной и дневной атаках пожертвовать своими эсминцами, но не своими эскадренными броненосцами. Для этого он должен был точно знать перспективу развития морской мощи России на Дальнем Востоке. Хладнокровные англичане оценили действия Того не как битву, а как разведку боем. Трудно все же удержаться от замечания, что ранним утром 9 февраля 1904 г. адмирал Того потерял самые ценные часы – внезапность постепенно стала терять свою значимость, и русские отошли от первого шока, постепенно восстанавливая свою боевую силу. Англичане также пишут по свежим следам, что «японцы не представляли себе степень неготовности русских». Русские корабли стояли скученно. Экипажи в ряде случаев были неполными – эшелон с балтийским подкреплением прибыл через день после атаки. Уже в пути балтийские моряки слышали вопросы: как можно держать в Порт – Артуре эскадру и ни одного дока в порту? Старый капитан сказал, что «грустно умирать, не имея цели».

И все же заметим, что, в общем и целом у японцев не было триумфальных настроений. Адмирал Того был в значительной мере разочарован результатами неожиданного нападения. Торпедная атака не дала ожидаемых результатов. Но внешний мир довольно неожиданно увидел, что японский флот – один из лучших в мире и может сражаться с любым европейским.

Япония после удара

Через два дня после нападения на Порт – Артур – 10 февраля 1904 г. Япония официально объявила войну Российской империи. 500 слов императорского послания призывали армию и флот «сокрушить противника». Император поздравил адмирала Того с успешными боевыми действиями на море. На улицах больших городов превозносили адмирала Юрию за битву в Чемульпо. «Банзай Ниппон!» звучало повсеместно.

Для японцев было существенным заручиться симпатией внешнего мира. Задачей японских руководителей стало нарисовать картину доблестного маленького Давида, рискнувшего восстать против злого гиганта Голиафа; галантная малая нация бросается на страшный риск ради своего выживания. В психологической войне японцы преуспели в очень значительной степени. Но пропаганда в данном случае не меняет факта обыкновенной героизации агрессии. И американцы, которые более других развивали тему «Давида и Голиафа», еще получат возможность на себе испытать неожиданность атаки в Пирл – Харборе. Япония – как и в случае войны с Китаем – пренебрегла всеми нормами международного права, она бросилась на слабый фланг России коварно и жестоко.

Японскому народу подавалась версия, в которой реальная картина упрощалась до искажения. Безжалостная огромная Россия якобы готова была захватить весь Японский архипелаг. А галантная Япония – маленькая страна – якобы сражается за свою жизнь. Японцев убеждали, что они сражаются за святое дело. На самом же деле они сражались за Корею и Китай, за превращение этих своих азиатских соседей в японские колонии. Оттого–то так и относятся к японцам сегодня все их азиатские соседи. ХХ век дал им более правильную перспективу, чем официальная пропаганда 1904 года. Сказки о героическом Давиде не разделяют ни корейцы, ни китайцы, ни другие азиатские соседи и жертвы страны «восходящего солнца».

Как и в случае с Пирл – Харбором 37 годами позже, у японцев в феврале 1904 гола не было душевных конвульсий относительно совершенного ими неспровоцированного нападения. Хуже того. Японская пропаганда широко тиражировала выдумку относительно того, что канонерская лодка «Кореец» якобы первой начала стрелять в сторону японцев – весьма убогая фантазия, учитывая силы, встречавшие «Корейца» у входа в Чемульпо. Японская сторона продолжала иображать из себя оскорбленную невинность даже тогда, когда японские боевые отряды шагали к Сеулу и заставили в конечном счете корейского короля согласиться на высадку новых японских сухопутных войск. Высадка в Чемульпо была абсолютно незаконной, только 25 февраля 1904 г. корейская сторона, находясь под невиданным давлением японцев, подписала договор, согласно которому японские вооруженные силы получили право высаживаться на Корейском полуострове и использовать его как плацдарм для продвижения в китайскую провинцию Маньчжурию.

Коварство есть коварство. Однако не все в мире хотели это видеть в верном свете. Восторг слышен в британской прессе (которой в следующем поколении придется осмысливать захват наступающими японцами Гонконга и Сингапура). Лондонская «Таймс» зимой начавшегося 1904 г. никоим образом не осуждала японский демарш: «Наш союзник привел в действие свои военно–морские силы с такой быстротой и мужеством, что вызвал восхищение всего мира». Военный корреспондент «Таймс» поздравил японцев, восхитился их смелыми действиями, «которым сама судьба предназначила выдающееся место среди анналов военно–морской истории». Согласно удивительной версии английского журналиста, «русская эскадра сама вызвала удар японцев, поскольку стояла на внешнем периметре гавани на пути японского флота. Это приглашение было принято быстро и пунктуально, которые делают честь военно–морскому флоту нашего галантного союзника, и одним махом ставит японцев в один ряд с лучшими флотами современности». Черчиллю нужно было прочитать это в день падения (в 1942 г.) величайшей военно–морской базы мира – британского Сингапура, павшего именно «быстро и пунктуально».

А пока известные японофилы (такие как Альфред Стид) в Лондоне искусно защищали японское дело. В самом начале войны Стид издал книгу «Япония устами японцев» – сборник статей известных японцев о самых разных отраслях японской жизни, о стране «37 лет назад сбросившей оковы феодализма и не собирающейся возвращаться обратно». Книга стала популярной и обеспечила особое внимание к Японии со стороны английского общества. Стид подал Японию как будущего мирового гиганта; война с Россией будет только одной из ступеней на этом, с его точки зрения, праведном пути.

Нужно сказать, что сами японцы столь самоуверенными не были. Когда флот адмирала Того после конвульсивных маневров первых дней отошел к корейскому Чемульпо, первый японский адмирал немалое время агонизировал в мыслях: «Поступил ли я как Нельсон?» Англичанин Пакенхем «пролил бальзам» на уязвленное «эго» адмирала, сказав, что неизвестность обстоятельств не позволяла сделать большего. Не ожидая решительной битвы в ближайшие дни, флот Того отправился на свою основную базу в Сасебо. Его радовали два обстоятельства: во–первых, японцам удалось купить в Генуе два бронированных крейсера – «Ниссин» и Кацуга». Во– вторых, Того видел, что попадания русских морских орудий приносят значительно меньше ущерба, чем попадания использовавших оригинальную взрывчатку «шимоза» японских пушек.

Много времени занимали неотложные дела. В сухом доке стоял гигант «Фудзи», требовался ремонт и для других кораблей Объединенного флота. Того обязан был беречь свои корабли, собственных верфей, повторяем, у Японии еще не было, и каждый потерянный корабль ослаблял ее морскую мощь безвозвратно.

Америка

В Америку японцы, как уже говорилось, послали Канеко Кинтаро, учившегося вместе с президентом Теодором Рузвельтом в Гарварде. Задача, которую поставил перед Кинтаро старейший государственный деятель маркиз Ито Хиробуми, звучала односложно – заручиться симпатией американцев. Канеко обозначил свои сложности: Россия оказала помощь Северу в ходе гражданской войны; русский флот тогда стоял в гаванях Нью – Йорка и Сан – Франциско, чтобы предотвратить приход враждебных Северу англичан; богатые американцы породнились с русскими аристократами; влиятельные американские бизнесмены ведут дела в России. Визиту Канеко японцы придавали такое значение, что сама японская императрица навестила его перед отбытием в США со словами: «Мы просим вас сделать все возможное для страны».

Президент Теодор Рузвельт в эти дни много читал о Японии. Рузвельт: «Я восхищаюсь японцами и верю в них». Рузвельт считал главным призом современности безграничный по рыночным возможностям Китай. Европейские страны и Россия кружат вокруг немощной Китайской империи. Америка не без участия самого Рузвельта, получила доступ к азиатским делам, перехватив у Испании Филиппины. Рузвельт полагал, что для Америки немыслимо уйти с Филиппин по стратегическим соображениям; как можно по своей воле отдать бесценные ключи к Азии.

Американское руководство впервые в национальной истории занималось сложным геополитическим анализом. На поверхности Петербург и Токио после обоюдного нагнетания взаимной враждебности, дошли до вооруженного конфликта. Важно, однако, видеть и происходящее под этой поверхностью. А там, за спиной России – Германия, стремящаяся «увести» русских в Азию, расстроить их «Антант кордиаль» с французами. За спиной же Японии Британия, желающая остановить Россию на Тихом океане и самой воспользоваться такими анклавами как Гонконг для более плотного вхождения в китайский рынок.

11 февраля 1904 г. Соединенные Штаты объявили о своем нейтралитете в русско–японской войне, но посол России граф Кассини не был удовлетворен. С его (имевшей на то свои основания) точки зрения, президент Рузвельт и значительная часть американского руководства были далеко не нейтральными. Они почти открыто симпатизировала Японии, полагая, что «Япония играет в нашу игру».

Огромная карта в Белом доме фиксировала события на российско–японских фронтах и в морских столкновениях. Рузвельт пишет а Петербург своему другу Сесилю Спринг – Райсу (секретарю британского посольства в России), что будущее, случае военных успехов Токио, предвещает превращение Японии в «грандиозную новую силу» на Дальнем Востоке. И если Корея и Китай пойдут по пути Японии в перенятии евроамериканского технологического и иного опыта, то «произойдет подлинный перенос центра тяжести в мировом масштабе, что прямо касается судьбы белой расы». Но пока Рузвельт философски спокоен. «Если к мировому влиянию придут новые нации… отношение тех, кто говорит по–английски, будет характерно благосклонным признанием прав новопришельцев, в желании не нанести им обиды; и в то же время англоязычным странам следует приготовиться к защите – физической и моральной – наших позиций в случае выявления угрозы им».

По поводу русских Теодор Рузвельт высказался, слегка изменял цитату из Киплинга: «Медведи, которые только ходят как люди». И уже от себя: «Не существует человеческих существ, черных, желтых или белых, которые были бы в такой же степени ненадежны, неискренни и высокомерны – короче говоря, люди, на которых ни в коей мере нельзя положиться». Министр иностранных дел Ламздорф получал подобные свидетельства антипатии Белого дома в изобилии. Так Америка платила за исторически всегда верную помощь русского государства – в 1780, 1863, 1867 годах. Но история по своему «коварна». Придет время и оттесненная из Маньчжурии Америка с охотой признает дипломатически Советскую Россию в 1933 г. именно в свете опасений уступить Японии в Восточной Азии в целом, прежде всего в Китае, в частности.

А пока прибывший в Америку Канеко нашел морально–идейный климат в ней весьма благоприятным для Японии. Он этого даже не ожидал. Все симпатизировали «молодому гиганту» столь успешно начавшему борьбу с русским медведем. Японской дипломатии оставалось только подыгрывать этим настроениям. И все же, обращаясь к деловому миру Соединенных Штатов, Канеко предупредил, что американский бизнес проиграет, если проигнорирует «важность Японии в китайских делах». Глухой намек на дорогу, которая рассорит США и Японию к 1941 году.

Россия

Петербург объявил состояние войны только после 8-дневной паузы. Царь получил пространную телеграмму от адмирала Алексеева. Наместник описал обстоятельства первых японских нападений. Царь читал текст возвратившись с царицей из театра. Во второй телеграмме Алексеев обещал контрмеры. «Наш флот собирается встретить их, рассчитывая на поддержку артиллерии крепости». В эту ночь Николай Второй записал в дневнике: «И все это без объявления войны. Да пребудет Господь на нашей стороне».

Пока японцев интересовало мнение теоретика – генерала М. И. Драгомирова, чьи учебники по стратегии были переведены на основные языки мира, включая японский язык. В 74 года он был достаточно бодр и пока критически относился к ведению войны русской стороной. Драгомиров полагал, что в любой войне «полуусилия» смертельно опасны. Нельзя было полагаться лишь на Святого Николая Угодника, на ширь просторов и лояльность богобоязненного населения. Россия нуждалась в мобилизации всех своих сил, в умной стратегии, в обнаружении слабых сторон противника. В разведке и анализе, в планомерном развертывании сил.

Царь объявил, что восстановит «Варяг» и «Кореец» за собственный счет. Патриотическая волна набирала мощь. По всей стране собирали пожертвования. Трудно не признать, что многие пожертвования были щедрыми. Сам Царь не терял самообладания. Его мягкая улыбка была несокрушимой эмблемой монархии. Но мы сейчас можем себе представить, что творилось в его душе. Он явно понял, что совершил ошибку, что ненужная война дорого обойдется его стране.

Матросов с «Варяга» встречали как героев – от Одессы до Петербурга. Все они получили по серебряному подарку от царя и некую сумму денег. Император принял героев в Зимнем Дворце и вручил каждому Георгиевский крест. Царь казался отстраненным и спокойным. Лишь сейчас мы знаем, что он записывал в дневник ночью. Он думал, что японцы не начнут войну первыми, и что война начнется только в том случае, если он объявит ее. Теперь он боится последствий этого ужасного процесса. Значительно позднее его сестра – великая княжна Ольга Александровна поделится своими впечатлениями: царь не хотел войны, его подтолкнули к ней генералы и политики, уверенные в быстрой победе. Но С. Ю. Витте в мемуарах говорит, что, «если есть некто ответственный» за начало перепахавшей Россию войны, за ослабление веры в монархию, то это самодержец российский. Это нужно признать, как ни страшна дальнейшая судьба этого незлого человека.

В объявлении войны Россия назвала нападение на Порт – Артур «нарушением всех обычных законов, призванных разрешать проблемы, возникающие между цивилизованными нациями. Не сделав предварительного предупреждения об обрыве отношений… означающих начало военных действий, японское правительство приказало своим торпедным катерам нанести внезапный удар по нашей эскадре, стоявшей на внешнем рейде крепости Порт – Артур. После получения доклада нашего наместника по данному вопросу, мы сразу же приказали ответить на вызов Японии силой оружия». Неделей позже наместник адмирал Алексеев обратился к населению Маньчжурии. Оно было в значительной мере воинственным. «Пусть военные чины, торговцы, дворяне и простой народ трех провинций Манчжурии трепещет и подчиняется… Я, наместник, ожидаю, что все население с симпатией отнесется к русским войскам. Если же китайские официальные лица и население станут относиться к русским силам с ненавистью, тогда российское правительство приступит к уничтожению подобных людей без малейшей жалости и не поколеблется принять любые меры для защиты своих национальных интересов».

Адмирал Алексеев продолжал жить в дворце наместника в Порт – Артуре. Из его окон была видна гавань, в ней стояли поврежденные суда – живым напоминанием о предстоящих битвах. Ближайший круг наместника составляли комендант крепости генерал Стессель и высшие офицеры флота. Ожидалось прибытие одного из лучших русских военачальников – генерал–лейтенанта Константина Николаевича Смирнова (он должен был, покинув свою Варшаву, заменить Стесселя, который в этом случае стал бы военным губернатором Квантунского полуострова).

Многое значило состояние дел в морских просторах. Русские корабли будут отремонтированы, но в данный момент Япония преобладала на морских просторах. Именно в это время император Мэйдзи поздравил своих флотоводцев: «Нам сообщили, что Объединенный флот полностью решил задачу высадки войск в Корее; западный берег очищен от противника; атакованы корабли противника в Порт – Артуре и часть кораблей противника уничтожена, чем укреплен наш престиж. Мы довольны в высшей степени. Офицеры и рядовые – сражайтесь с растущей энергией». Из благодарности императора видна очередность поставленных японским командованием задач: высадка войск на континенте; охрана морских коммуникаций; слежение за русским флотом и – в случае лобовой встречи – уничтожение русского флота.

Через десять дней после первой атаки Того решил, что «следует превратить гавань Порт – Артура в озеро». Для этого нужно было набрать волонтеров для осуществления подрывных операций при выходе из бухты Порт – Артура; затопленные здесь корабли могли «запечатать» русский флот в относительно тесной внутренней гавани. Они назывались кешитаи – группа добровольцев, «готовая умереть за свою страну». Просились 2000 человек, некоторые писали просьбу о зачислении собственной кровью. Отобраны были 77 человек. Отметим, что кодекс чести самурая вовсе не призывал к «бессмысленной» смерти: «Броситься в центр битвы и погибнуть – достаточно просто. Подлинное мужество заключается в том, чтобы жить, когда можно жить и умереть только тогда, когда в этом есть смысл».

Капитан Ясиро беседовал с добровольцами: у них один шанс из тысячи вернуться живыми. «Если вы потеряете обе руки, действуйте ногами; если вы потеряете ноги – действуйте головой и выполните данный вам приказ». Сопровождаемые миноносцами и торпедными кораблями, пять старых кораблей приблизились к гавани Порт – Артура. Ночь на 24 февраля 1904 г. была холодной, тихой и спокойной, отряд кораблей (пять судов, предназначенных для затопления) шел очень тихо. Два крейсера убедились, что на рейде все спокойно и японские самоубийцы выступили в свой последний поход. Совершенно неожиданно вспыхнул русский прожектор и выхватил в море приближающихся японцев. Первым отрыл огонь броненосец «Ретвизан». Японские суда замедлили свой ход, свет прожекторов слепил их обреченным командам глаза. Два судна были потоплены береговой артиллерией, на третьем сам капитан открыл кингстоны. Команды японских добровольцев в конечном счете были взяты на борт японского миноносца. Остались лишь два японских корабля – «самоубийцы». «Хококу Мару» («Патриотизм») шла прямо на русский линейный корабль, когда огонь с «Ретвизана» воспламенил его. Последний японский корабль, казалось, прорвался в гавань – и в этот момент напоролся на русскую мину.

Японский офицер сопровождения выразился кратко: «Я в такой ярости, словно стал христианином». Утром следующего дня и русские поняли, что сражение не имело большого значения. Вездесущий «Новик» нашел в море останки четырех подбитых кораблей. Когда была сделана попытка поднять находящихся в воде японцев, те попытались покончить жизнь самоубийством. И все же первых пленных этой войны взяли в Порт – Артуре русские войска. С этих дней репутация отчаянных и безграничных в своей жертвенной отваге бойцов начинает сменять прежние сказки о японцах как о вялых азиатах.

Долгая дорога впереди

Первые же недели войны убедили Петербург, что «маленькой и победоносной» войны не будет. Что будет схватка – тяжелая, упорная, кровавая. О новой серьезности близ царских палат говорят назначения, сделанные в феврале 1904 г. Военный министр Куропаткин теперь обязан был вспомнить свою скобелевскую молодость. Его назначили непосредственно руководить боевыми действиями как главнокомандующего русскими войсками в Маньчжурии. Он отбыл из столицы 12 марта, а прибыл в Харбин 28 марта 1904 г. Смена руководства произошла и на флоте. 8 марта в Порт – Артур прибыл популярный на флоте вице–адмирал Макаров (он сменил адмирала Старка). Что бы ни было потом, но на данном этапе новые назначения определенно вселили более твердую уверенность в души и сердца российских воинов. На Дальний Восток прибыли два лучших офицера, которых имела Россия в начале ХХ века.

Во Владивостоке под командованием контр–адмирала Эссена находилась группа крейсеров – «Россия», «Рюрик», «Громобой» и «Богатырь». Японская эскадра под командованием контр–адмирала Камимуры стояла неподалеку от Цусимского пролива (между Кореей и Японией). Алексеев отдал русским крейсерам приказ не удаляться от порта далее, чем на день хода. Канонерская лодка «Манжур» стояла в шанхайском порту, беспокойно глядя на крейсер «Акицусима», ожидающий его на рейде. В конечном счете «Манжур» не постигла участь «Корейца», он был разоружен местными властями, а команда была репатриирована.

После событий 8–9 февраля 1904 г. наступило время готовить Порт – Артур к долгой войне. Началось укрепление фортов и продолжилось укрепление внутренней стены, опоясывающей Старый Город. Особые группы убирали следы бомбардировок. В порту специалисты–ремонтники взялись за восстановление кораблей. Больших усилий стоило снять броненосец «Ретвизан» с мели при выходе из бухты. В атмосфере ощущалось некое необычное волнение. Гавань бороздили буксиры и катера, звучали сирены, подъемные краны помогали загружать огромные корабли. Почти непрерывно на этой войне звучали оркестры, разносились команды и приказы. Звук падающего молота и нежная мелодия вальса делали окружающий мир почти нереальным.

Зима в Манчжурии ощутима почти в сибирской степени. Дороги замерзли, воздух чист и холоден, снега немного. Высшей точкой была Золотая сопка, скалистый берег резко обрывался к морю. В сухом доке стоял отважный крейсер «Новик», а за серыми крышами рабочих цехов видны были мачты «Ретвизана» – напротив форта «Тигриный хвост». Форт блестел орудиями, прожекторами, внушительными смотрелись его бетонные стены.

В целом Порт – Артур, как военное сооружение, представлял собой совокупность нескольких прибрежных фортов, значительная часть которых была оснащена мощными орудиями. Но обороняемый внешний полукруг с востока на запад протянулся на тридцать километров, которые прикрывались лишь небольшими орудиями и пулеметами. Шесть постоянных фортификационных пунктов к северу от города не были завершены. Удачей российской стороны было то, что здесь оставались явственно ощутимыми старые китайские укрепления – прямо над городом, и их можно было использовать как линию временной обороны. Примечательной чертой восточных укреплений была сделанная еще китайцами стена, и обороняющаяся русская сторона могла укрепить ее. Город был неплохо связан с основными фортами, эти дороги, эти коммуникации были его сильной стороной.

Начало войны своеобразно сказалось на Порт – Артуре. Резко выросли цены на продовольствие. Из развороченного японским снарядом Русско – Китайского банка исчезли клерки. Водители дрожек запрашивали невообразимые цены за проезд. Многие жители, шли пешком по протоптанным снежным дорожкам. Нервным узлом города был железнодорожный вокзал. Поезда шли на Харбин и Дальний – и далее в огромную Россию. Китайцам запретили пользоваться железнодорожной станцией, и они ждали корабли на пирсе.

Первая бомбардировка города стоила ему двадцати убитых. На жизни Порт – Артура более всего сказалось то обстоятельство, что город вскоре покинули китайцы – прежняя основная рабочая сила. Все это резко осложнило в нем жизнь. Прежняя веселость исчезла, вечером огни уже не загорались на его улицах. Генерал Стессель приказал исполнять на бульварах музыку на протяжении двух часов после обеда, но это уже трудно было сравнить с прежним весельем ресторанов и питейных заведений. В прежнем цирке устроили госпиталь «Красного креста».

* * *

Японская сторона, столкнувшись с реальностью, тоже испытала шок. День за днем она обнаруживала недостаточную подготовленность к затяжному крупномасштабному конфликту. Рассматривая карту Порт – Артура в масштабе 1:20000, японцы убедились, что планировать боевые операции на такой карте просто невозможно. Наиболее ценную информацию японцы получили от генерал–лейтенанта Нагаока Гаиси, приготовившегося заменить в качестве заместителя начальника генерального штаба генерала Кодаму. В 1902 г. Нагаока проезжал через Порт – Артур на пути из Европы в Японию. Он остановился в офисе фирмы «Мицуи». Он пытался «прогуляться по крепости», но его остановили. Но он узнал некоторые настораживающие цифры: 200 000 баррелей цемента влиты в укрепления крепости. «Если они льют столько бетона, то крепость должна быть неприступной. Если даже крепость не неприступна, то соседние холмы – сама местность делает фронтальную атаку неосуществимой. Войска нужно сместить западнее для нанесения неожиданного удара». Майор разведки Морита из Чифу обнаружил, что верхушки окружающих гор сознательно срыты. Он, как и Нагаока, считал необходимым создать Третью армию, чьей главной задачей был бы штурм Порт – Артура.

Но такие стратеги, как Кодама, считали, что эту ударную точку – опорный пункт русских можно проигнорировать. Что следует окружить Порт – Артур кольцом и заставить горо–крепость медленно умирать. А многие японские генералы считали Порт – Артур вообще лжепроблемой. Крепость, мол, сдастся после первого штурма. В конечном счете оказалось, что и императорская японская штаб–квартира оказалась неподготовленной к решению проблемы Порт – Артура: не было реалистических планов (и даже карт).

Но некоторая подготовка велась. В Германии были проинспектированы крупповские осадные орудия, и некоторые закуплены. На каждое такое орудие (пятнадцатидюймовые гаубицы) было подготовлено 800 снарядов. Повторяем, предстояла война, к которой и японская сторона, как оказалось, тоже не была по настоящему готова. Японцы использовали осадные орудия в качестве полевых во время войны с Китаем и были собой довольны. Но время поставило перед ними новые, более сложные задачи. Пятый отдел имперского штаба начал создавать учебник, рассматривающий способы штурма крепостей. Этот учебник японцам понадобился не сразу. Пока еще все глаза были обращены к главной русской базе – Ляояну. Здесь нужно было окружить русских – так учила самая передовая – германская военная наука.