Текст книги "В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)"

Автор книги: Анатолий Уткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

Вначале Ли Хунчан вначале сопротивлялся, но в конечном счете китайское руководство согласилось на предоставление России участка земли и главенство на нем российской полиции. В обмен Россия пообещала защищать Китай от Японии. Япония при этом была названа по имени: Россия пообещала защищать Китай не от всего мира, а от Японии. Как согласился на российскую защиту Ли Хунчан? Видимо о нем не зря говорили, что он был самым богатым человеком на планете. Б. А. Романов сообщает, что «выплата денег была отложена на более поздний срок: первый миллион рублей выделялся по получении императорского приказа, гарантирующего концессию Русско – Китайскому банку, и документа, ратифицирующего главные принципы концессии; вторая выплата – после финального подписания соглашения о концессии и подтверждения его точного исполнения; третья часть давалась после окончания строительства».

Время было трудно торопить; строительство КВЖД началось только весной 1898 г. К этому времени многие обстоятельства изменились. Россия завладела Порт – Артуром, теперь требовалась дорога не только во Владивосток, но и ответвление в Порт – Артур – первый тепловодный порт России. (Китайцы называли этот порт Лушунь). Он находился на самом окончании Ляодунского полуострова. Летом 1898 г. русские войска прибыли в жалкое селение под названием Харбин – то были железнодорожные рабочие и т. н. «гвардия Матильды» – по имени супруги С. Ю. Витте. Феноменально быстро Харбин превратился в современный город с банками и телеграфом, с каменными домами и отелями, став оплотом русского влияния в Северном Китае.

Итак, узкая ниточка Транссибирской магистрали связывала Дальний Восток с европейской Россией, с центрами индустрии, военного производства, сельскохозяйственными складами.

Николай Второй проявляет слабость

4 ноября 1897 г. китайские крестьяне на Шаньдунском полуострове убили двоих немецких миссионеров–католиков. Получив это сообщение, кайзер Вильгельм Второй приказал Дальневосточной эскадре захватить шаньдунский порт Киао – Чао. Немцы выставили внушительный лист претензий, одним из пунктов которого была аренда порта Киао – Чао на 99 лет в качестве военно–морской базы Германии плюс полоса прилегающей территории с портом Цзинтао, право на строительство железной дороги и на эксплуатацию местных природных ресурсов и оплату всех поименованных расходов.

Это был тот случай, когда император Николай Второй, обещавший китайцам сохранить целостность их территории, обязан был проявить твердость и не позволить немцам закрепиться на континентальной китайской территории, да еще неподалеку от российских баз, фактически в российской зоне влияния.

Узнав о решимости немцев закрепиться в Киао – Чао, Ли Хунджан бросился в российскую легацию. Он ждал выполнения данных тайно обещаний и помочь выдворить из Шаньдуна немцев. Ли Хунджан справедливо потребовал исполнения российского обещания о защите. Формально была, собственно, послана на помощь китайцам военно–морская эскадра русского флота. Китайский лидер при этом отчаянно нуждался в деньгах – следовало платить репарации японцам по Симоносекскому договору. Витте постарался воспользоваться слабостью китайцев с предельной осторожностью. Он был согласен помочь китайскому правительству в финансовом вопросе в обмен на право строить Южно – Китайскую железную дорогу «с тем, чтобы гавань, избранная в ее окончании руководством железной дороги на берегу Желтого моря, к востоку от порта Инькоу была поручена России для создания там порта с предоставлением России права входа ее судов под российским флагом». По внешности это мало чем отличалось от линии царя и министра Муравьева, по существу разница была большой. Витте сочетал экономическое развитие с политическим усилением позиций России, авантюризм он считал гибельным для державы.

Но Николай, сидя в коляске с Вильгельмом в решающий момент промолчал тогда, когда нужно было категорически не согласиться с германской просьбой. Вышедшая в море русская эскадра была отозвана. Царь в самой мягкой манере написал в Берлин, что «очень удивлен» планам Германии в Китае. Кайзер в ответ пригласил русский флот провести зимний период в Киао – Чао. Победила немецкая линия и мягкость Николая. Кайзер Вильгельм осуществил задуманное: теперь руки России были заняты на Тихом океане, развязывая Германии руки в Европе. Политика не допускать западные державы в Центральный и Северный Китай получила решающую пробоину. Теперь России ничего теперь не оставалось, как присоединиться к разделу огромного Китая, нацеливаясь на Порт – Артур и Дайрен. Николай Второй встретил Витте словами: «Вы знаете, Сергей Юльевич, я решил оккупировать Порт – Артур и Дайрен. Наши корабли с войсками уже направлены сюда». Мрачный Витте встретил великого князя Александра Михайловича. «Ваше Высочество, запомните этот день: этот фатальный шаг будет иметь несчастливые результаты». Александр Михайлович был одним из немногих родственников царя, который предостерегал от войны с Японией. «Они не боятся нас».

Граф Муравьев – Амурский, ставший министром иностранных дел, в особом меморандуме обрисовал благоприятные условия закрепления в Порт – Артуре. В декабре 1897 г. русский флот появился на рейде Порт – Артура. Тремя месяцами позже Россия получила от китайского правительства право на аренду Порт – Артура и интересовавшего англичан Талиенвана, равно как и окружающих вод. Россия немедленно приступила к укреплению полученного городка. Годом позже началось строительство железной дороги от Харбина через Мукден к Порт – Артуру.

Тот факт, что Россия, активно выдворяя японцев с континента, сама заняла весомые новые позиции, насторожило императорский китайский двор. Реализм требовал признать: получить в дополнение к ожесточению японцев ненависть китайцев было воистину опасно. Этого могли не видеть только азартные игроки–безобразовцы. Витте с обычной энергией вмешался в процесс создания компании и сумел отложить начало ее деятельности – его страшила война с Китаем, в которую на противостоящей России стороне вполне могла вторгнуться Япония.

В первый день 1898 г. военным министром России стал генерал Куропаткин. Его правление началось веселым и легким авантюризмом: Порт – Артур и Дальний должны стать русскими портами, а Маньчжурия (Квантунский полуостров) будет взята у центрального китайского правительства в аренду на 36 лет. Россия «спрямит» участок Квантунской дороги и выйдет к незамерзающим портам Тихого океана, завершая свое историческое смещение на Восток. Все это хорошо смотрелось в легковесной обстановке отвлеченный штудий, но в грубой реальности противостояния с Токио и Лондоном, в атмосфере ощущающего себя обкрадываемым Китая, все выглядело не так безобидно. Нужно ли было вызывать панику Пекина и Токио – и их солидарность, нужно ли было лишаться благорасположенности Китая из–за легкомысленного и беспринципного силового нажима группы авантюристов в русском правительстве?

Это был безответственный авантюризм. Думает ли идущий на обострение Куропаткин об ожесточении Японии, хладнокровной враждебности Англии, нежелательной эволюции Китая в условиях ограниченности возможностей России, неоконченности Транссибирской магистрали, неосвоенности дальневосточного края России? Министр финансов Витте попросил об отставке и императору Николаю пришлось приложить немало сил, чтобы не потерять поддержку своего самого способного министра. Главным «аргументом» царя было то, что «уже поздно что–либо менять». Хороший аргумент. Витте был преданным монархистом, и просьба самодержца значила для него многое. Еще раз он попытался наладить тесные отношения с ведущим китайским политиком Ли Хунджаном, который получил из русской казны еще полмиллиона рублей на личные расходы. 15 марта 1898 г. китайская сторона подписала искомый договор, согласно которому двадцать тысяч русских солдат вошли в два приобретенных Россией тепловодных порта, Порт – Артур и Дальний. Вдоль строящейся Китайско–восточной железной дороги скакали сибирские казаки, охраняя главную на то время магистраль мира. Эти казаки, наряду с русскими флагами, носили и китайские бунчуки, но всем было ясно, кто такой массой выходит к Тихому океану на его китайском участке.

Но трезвые люди в российском правительстве указывали на опасности, угрожающие России, в случае начала общего раздела Китая. Кстати, это понимал и германский посол в России. Вместе с немецким послом в Петербурге (!) Витте умолял кайзера отказаться от затеи с германским закреплением в Киао – Чао. Во внутреннем кругу Витте называл бездействие России в ходе раздела азиатского гиганта «высшей степенью предательства». В любом случае пусть немцы берут любой порт в Южном Китае, но не в непосредственной близости от российской сферы влияния. Если все оставить все как есть, и Россия возьмет Порт – Артур, то Япония не преминет пойти по тому же пути. Она устремится на континент, и столкновение между ними станет неизбежным. Витте настаивал даже на том, чтобы послать российскую эскадру в Киао – Чао и оставить ее здесь до тех пор, пока последний немец не покинет китайскую землю.

А Россия, сделав такой значительный шаг в Маньчжурии, решила смягчить гнев японцев некоторым отходом в Корее. В марте–апреле 1898 г. русские военные инструкторы, равно как и финансовые советники, покинули страну, а Русско – Корейский банк прекратил там свою деятельность. По соглашению с Японией от 13 апреля 1898 г. Россия фактически уступила в Корее первенство Японии. «Если мы будем честно соблюдать это соглашение, – писал Витте, – то мы можем рассчитывать на более или менее мирные отношения между Японией и Россией. Мы спокойно завладеем Квантунским полуостровом, а японцы получат полное доминирование в Корее, и эта ситуация продлится бесконечно, исключая взаимное столкновение».

Все, возможно, так бы и случилось, но Витте исключал из своего стратегического анализа другие европейские страны, а те, как оказалось, вовсе не хотели отдавать доминирование в Северном Китае России. Речь идет прежде всего об Англии. Союз России с Западом был возможен лишь в случае русско–британского примирения и сближения.

Китайские боксеры

Но не все в мире делается за праздничным столом, в среде продажного чиновничества. В Китае стало назревать глухое недовольство вторжением бесцеремонных иностранцев. Шандун был родиной Конфуция и местное население отличалось твердостью духа. Теперь оно видело, как немцы тянут железную дорогу в глубину полуострова, как Россия укрепляет местные порты под российским флагом, как крестьянство вытесняется в глубину континента. Эти крестьяне отказывались платить подати японцам, они были известны в Китае своей твердостью. Деятельность христианских миссионеров не имела особого эффекта. Возможно первыми ощутили крепость китайского сопротивления немцы. Охраняемые немецкими солдатами (захватившими большую часть Шандуна) миссионеры имели минимальный успех. Китайцы создали тайную организацию «Общество праведных кулаков» и начали оказывать сопротивление откровенной колонизации. Членов этого общества за обращение к «кулакам» стали называть «боксерами». Это движение оскорбленных китайцев перешло в открытую войну. И эта война многое значила для истории данного региона.

Для усмирения восставших июне 1900 г. американцы, англичане, французы, японцы и русские прислали в Пекин свои воинские части. Боксеры вначале наивно уничтожили железнодорожные билеты. А затем, действуя более серьезно, начали выворачивать железнодорожные шпалы вокруг Пекина. Европейцы покинули китайскую столицу, а оставшихся японцев «боксеры» уничтожили. В этой ситуации японцы решили под видом помощи «цивилизованным странам» овладеть решающим влиянием в великой азиатской стране. Японцы рвались в бой. Они намеревались высадить 30 тыс. солдат и только противодействие кайзера ограничило их военную массу 10 тысячами. Русских солдат было 4 тысячи, англичан 3 тыс., немцев – 200 человек.

Китайская элита раскололась. Одна ее часть считала единственно верным непосредственное выражение патриотического долга – вместе с горожанами и крестьянами – «боксерами» отбросить международный контингент захватчиков. Вторая часть элиты считала такой курс пагубным. С превосходящими силами международной экспедиции следовало найти общий язык, подъем Китая следовало осуществить с их помощью, а не противодействуя самым развитым нациям мира.

Императрица Цыси вначале поддалась патриотическому порыву «боксеров», а затем ее одолели сомнения. Она возвратила из Нанкина сосланного было Ли Хунчана. Тот поспешил в столицу, но пришлось двигаться окольным путем, поскольку японцы уже шли колонной из Тяньцзиня к северной столице. Ли Хунчан пишет императрице: «Мне почти 80 лет и смерть ожидает меня неподалеку. Мне оказывали доверие четыре императора. Мои колебания сейчас не позволили бы мне встретить их с достоинством… Вы должны немедленно назначить ответственное лицо, которое очистило бы землю от этой грязной толпы; нужно обеспечить безопасный проход иностранных послов в штаб наступающей армии… Ваше величество должно руководствоваться политикой разума и избавиться от предателей».

Такие размышления уже несколько запоздали. Находящиеся в авангарде японские части уже штурмовали Тунгчоу. Они обратили высланные им навстречу китайские армии в бегство 13 августа 1900 г. Ранним утром следующего дня индийский контингент англичан вошел в Пекин через так называемые «Водные ворота» и вошел в соприкосновение с осажденными посольствами. Императрица Цыси и ее несчастный император Куанг–хсю находились в столице еще сутки. Император собрал наложниц и евнухов рано утром – перед восходом и объявил, что покидает город, оставляя наложниц, включая и знаменитую «жемчужную наложницу» (которую два евнуха завернули в ковер и бросили в колодец за пределами Пекина). Цыси оделась в простую крестьянскую одежду и села в деревенскую коляску. Кортеж двинулся в далекие провинции Сиань и Шанси, подальше от побережья и иностранцев.

Тем временем генерал Линевич объявил «Запретный город» неприкасаемой зоной, но остальной город открытым. Особенно отличались японские солдаты, устроившие подлинный грабеж. Зная где находится государственная китайская казна, японцы захватили три миллиона чистого серебра, правительственный шелк и рисовые запасы. Немцы захватили императорскую обсерваторию и делились награбленным с французами. Английские офицеры создали своего рода аукцион. В поисках серебра солдаты–интервенты разбивали бесценные вазы, разбой продолжался несколько недель.

Партия войны возглавлялась обладающим сильным характером министр внутренних дел Плеве страстно желал побед на далеких океанских просторах. Дух нации получит новое направление, Россия выйдет из смуты внутреннего противостояния друг другу и обратится к новому будущему. Эти идеи горячо поддерживали окружающие молодого царя венценосные родственники, особенно трое его дядьев, братьев отца: великий князь Владимир (командир гвардии), великий князь Алексей – главнокомандующий русским флотом, великий князь Сергей – генерал–губернатор Москвы.

Генерал Куропаткин во время «боксерского восстания» рвался «отполировать» Пекин. Он требовал, чтобы общее руководство операцией было поручено адмиралу Алексееву. В Берлине не стоило особого труда обнаружить двойственность русской политики. Кайзер не желал вести особых переговоров с «туземцами» и более всего он хотел арестовать Ли Хунчана. Вильгельм Второй жаждал побед, славы и тихоокеанских концессий. Отправляющимся в Китай войскам он сказал: «Вы, мои люди, должны знать, что встретите способного хорошо вооруженного и жестокого врага. Сокрушите его. Нет колебаниям. Пленных не брать. Если враг попадет в ваши руки – убейте его. И пусть еще тысячу лет – как это было с гуннами короля Аттилы, ваше имя будет приводить в ужас противника, пусть имя германии звучит в китайской истории еще тысячу лет».

Россия стремится спасти благожелательность китайцев

Задачей России стало «обойти» японцев, не позволить им укрепиться на евразийском континенте. При этом не все знали, что Россия и Китай, связанные тайным соглашением, были фактическими союзниками. Реалисты в Петербурге боялись того, что Россия возникнет в глазах китайцев жестоким и коварным соседом, пользующихся его слабостью. И умирающий министр иностранных дел Муравьев, и новый министр – Ламздорф настаивали на том, чтобы русское участие в союзной интервенции против «боксеров» было минимальным, чтобы русские войска не выделялись «свирепостью», чтобы китайцы не придали русской армии значения «исторического врага». Пусть русские воинские части ограничивают свою деятельность охраной русских дипломатов и их собственности, «не противопоставляют себя китайской революции». Куропаткин постарался смягчить эти опасения: экспедиция не соберется и не подойдет к Пекину ранее осени 1900 г.

Ли Хунчан был сослан в Нанкин, но сохранил основные политические позиции в китайской столице. Вначале Петербург обещал именно ему, что Россия не объявит войны Китаю, что Россия готова оказать китайцам помощь в сохранении стабильности в Маньчжурии, которой она предоставила финансовую помощь, обещая еще большие суммы. Но военный министр отставил идею проводить русскую политику в Китае через прежде влиятельного Ли Хунчана; Куропаткину казалось ошибочным полагаться на коррумпированного китайского чиновника, тем более вышедшего в данный момент из императорского фавора. События приобретали необычайную динамику – и было ли в интересах России ограничивать себя одной частной договоренностью? Обычно осторожный, Куропаткин словно видел ускользающие возможности и шел тем курсом, который не делал из китайцев потенциальных союзников. Куропаткин приказал ветерану еще крымской войны генерал–лейтенанту Николаю Петровичу Линевичу, командующему российскими войсками на Дальнем Востоке, повести русские войска на Пекин.

С этого времени представление о двойственности политики России стало проникать в правящие круги Пекина. В этом смысле Куропаткин отнюдь не помогал мирному экономическому укреплению позиций России в Маньчжурии. Представляется, что Куропаткин пришел к выводу о «непоправимой» слабости Китая и огромной силе Японии. Именно с этих дней в сознании одного из наиболее важных русских деятелей эпохи родилась мысль, что военного столкновения с Японией не избежать. Война с Японией все больше превращалась – в его сознании – в неизбежную. А если так, то раньше было бы лучше – ведь Япония стремительно модернизируется. Японии нельзя давать шансов не только в Маньчжурии, но и в Корее. Если уж Россия провела прямую магистраль к теплым портам через китайскую Маньчжурию, то следует защищать эту зону русского влияния всеми возможными силами. Так рассуждал начальник штаба величайшего колониального генерала России – Скобелева.

Витте и Ламсдорф с этого времени являлись в глазах Куропаткина сверхосторожными медлителями, лишенными стратегического мышления. Куропаткин отныне видел своей главной задачей не позволить Японии сконцентрироваться либо на Корее, либо на Китае. Наилучшим же способом предотвращения войны Куропаткин отныне видел укрепление России в Маньчжурии. В этом пункте мнение наиболее влиятельных русских министров совпадало. По настоянию Витте и Ламсдорфа (и с согласия Куропаткина) русские войска ушли из Пекина именно в тот момент, когда германские части двинулись с обещанным наказанием в провинции. 9 июля русские войска отбыли в «свою» Маньчжурию.

В дальнейшем имели место события, которых, возможно, ждал генерал Куропаткин. Озлобленные китайцы (частично регулярные войска, остальные – ополчение) нанесли удар по транссибирской магистрали у Харбина, блокировали подъездные пути к Порт – Артуру, взорвали русский склад с амуницией. Куропаткин нашел искомый предлог для активизации действий армии. Из Благовещенска были депортированы 8 тыс. китайцев, их судьба была печальной. К октябрю 1900 г. Амур перешли новые части российской армии, названные «временными войсками для защиты железной дороги», и оккупировали три восточные провинции Маньчжурии, На Амуре у Благовещенска отслужили церковную службу. «Отныне крест стоит там, где берег еще вчера был китайским».

Ламсдорф отправился к царю – брутальное поведение подчиненных Куропаткина могло привести к необратимой враждебности четырехсотмиллионного Китая. Витте рассказывает министру внутренних дел Сипягину: «Его Величество был очень мил по отношению к министру, но часто перебивал его, говоря, что, в конце концов, азиаты заслуживают полученного урока». Стало очевидной поддержка императором политической линии военного министра Куропаткина. И как ни пытались Витте и Ламсдорф смягчить эту линию (Ламсдорф требовал отхода русских войск к русской границе, что несколько подняло русский престиж среди китайцев), назначенный русским губернатором Мукдена и Квантунского полуострова адмирал Алексеев «отставил осторожность» и обеспечил к ноябрю 1900 г. полный русский контроль над Маньчжурией.

Это был тот грозный знак для китайцев, которые более всего боялись раздела страны. На кого полагаться? Прежде китайское единство поддерживала Британия, затем – Россия, а теперь становились США. В сложившейся ситуации только Соединенные Штаты оказывали китайцам некоторую поддержку, хотя их международная репутация была подмочена превращением в колонию освобожденных от испанцев Филиппин и явным желанием американцев иметь свою долю в китайской торговле.

С. Витте и В. Ламсдорф все же сумели в феврале 1901 г. договориться с Куропаткиным. Проект договора из 14 пунктов по внешности сохранял китайский суверенитет над Маньчжурией, хотя фактически и давал России все необходимые права на владение этой провинцией. Их точку зрения разделяли русские дипломаты в данном регионе. Дипломатический представитель России в Японии Р. Р. Розен тоже видел опасность вовлечения неорганизованной России в борьбу с растущим японским гигантом и предупреждал Петербург от авантюризма на Востоке. Он был глубоко убежден, что Россия не готова к войне. Ничто, полагал он, не могло быть более бессмысленным для державы с необозримыми просторами, чем стремление овладеть еще менее обжитыми территориями на севере Китая, рискуя при этом потерять все прежде обретенное. Именно в свете этой позиции оба министра выступили против авантюр на Дальнем Востоке летом 1903 г. Они считали, что даже отступление перед японским напором выгоднее России, чем риск безумной растраты небогатых ресурсов.

Япония против

Японский посол в Пекине Комура Ютаро ясно видел свою цель: изгнать русских из Китая, не позволить им закрепиться в Китайской империи. В этом направлении он прилагал все мыслимые усилия в беседах с китайскими переговорщиками – принцем Чин и Ли Хунчаном. Он настойчиво пытался заставить китайскую сторону потребовать от Петербурга вывода войск из Маньчжурии. Одновременно японский посол в Петербурге требовал от Ламздорфа объяснения смысла деятельности русских войск в Маньчжурии. Любезность периодически покидала даже настроенного примирительно Ламздорфа: «Маньчжурский вопрос касается только России и Китая. Я не обязан отвечать на вопросы японского правительства. Могу лишь сказать, что Россия, в соответствии с ее неоднократными уверениями, возвратит управление Маньчжурией китайским властям и выведет свои вооруженные силы из этого региона».

Среди японских дипломатов министр иностранных дел Комура был самым жестким. Представляющему китайскую сторону Ли Хунчану он сказал прямо: «Если Китай позволит России иметь территориальные и прочие привилегии, другие державы выдвинут подобные же требования в своих сферах влияния». Япония посчитала напор на центральное китайское правительство недостаточным. Под руководством Комуры Токио начал вести отдельные переговоры с генерал–губернаторами провинций Хубей и Хунань, Куангсю, Анвей и Куангси. 27 февраля 1901 г. Комура предупредил Ли Хунчана об опасности сепаратной договоренности с Россией. И все же Ли был непреклонен в отстаивании сепаратных китайско российских связей: «Если мы ужесточим наши позиции, Россия может отказаться от обещания возвратить нам Маньчжурию. Именно поэтому мы должны с вниманием воспринимать русские предложения».

В Петербурге министр иностранных дел Ламздорф объяснял дипломатическому сообществу, в частности, британскому и японскому послам: «Я могу дать официальное заверение, что ни суверенитет, ни территориальная целостность Китая в Маньчжурии, ни договорные права каких–либо других стран не пострадают; имеющие место российско–китайские соглашения носят предварительный характер и необходимы как предварительные условия эвакуации русских войск из провинции (Маньчжурии. – А. У.)».

Но японское правительство не было удовлетворено этими объяснениями и 5 апреля 1901 г. его дипломаты вручили вторую ноту протеста Петербургу. Ламздорф доложил царю Николаю о растущем влиянии партии войны в Токио. И что «конфликт с Японией может легко возникнуть по самому незначительному поводу» даже если Япония не будет опираться на помощь Англии или других стран. «Позиция Японии может стать более жесткой к концу переговоров в Пекине, эта жесткость может усилиться к концу текущего, 1901 года, когда перевооружение японской армии будет завершено».

Финальный документ, определяющий отношения западных стран с Китаем был выработан к 7 сентября 1901 г. На Китай налагалась огромная контрибуция – 336 млн. долл. Императрица Цыси публично осудила «боксеров» и возвратилась в Пекин. Она весьма отчетливо видела слабость государственной системы своей страны. В ноябре 1901 г. скончался давнишний партнер российских дипломатов Ли Хунчен. Это была большая потеря для России. Политически растущий в Пекине Юань Шикай готов был в случае надобности опереться на Японию, в то время как Ли всегда предпочитал опереться на Россию. То был важный поворот в позиции Китая, и далеко не все знали о нем. Петербург пытался объяснить властителям в Пекине, что вхождение русских войск в Порт – Артур – явление временное, но прежнее взаимопонимание все больше стало уступать проявлениям враждебности.

Англичане покидают «блестящую изоляцию»

Весь XIX век Британия была метрополией величайшей в мире империи. Все подражали жителям острова – от одежды до спорта. Но Бурская война послужила своего рода водоразделом между самодовольством и сомнением в себе. К 1902 г. восхитительная британская самоуверенность, порождавшая своего рода презрение к военным союзам, уступила место поискам региональных союзников и партнеров. В мире растущих в Европе Германии и в Азии России Лондон не мог опираться только на свои силы.

Позволительно напомнить, что Лондон весь девятнадцатый век противостоял Петербургу, последовательно – в районе Черного моря, в Центральной Азии и теперь на Дальнем Востоке. Сорок лет Лондон наблюдал за продвижением России сквозь Среднюю Азию, меряя мили, отделяющие русский домен от индийского бриллианта британской короны. Железные дороги улучшили положение России, всегда страдавшей от бездорожья. В Персии и Афганистане британцы чувствовали дыхание конкурента и постепенно уверенность в себе, своем гении и военной удаче стала ослабевать. Малый народ буров нанес своего рода непоправимый удар. Многое могло быть плодом воображения, но англичане твердо верили, что при императоре Александре Втором великий князь Михаил Николаевич активно разрабатывал планы похода в Индию – эти планы горячо поддерживали такие публицисты как князь Ухтомский, друг царя и подчиненный Витте.

В частной обстановке королева Виктория характеризовала царя Александра Третьего как «варвара, азиата и тирана».[14]14
  _{Massie R. Dreadnought. N. Y., 1991, p.595}


[Закрыть] Его сын Николай Второй не был, как иногда полагают, англофилом, его консервативные политические симпатии влекли его скорее к Германии, но с британским королевским домом его сближало кровное родство, знание языка, даже увлечение спортом. Король Эдуард Седьмой был двоюродным братом Александра Третьего. Сын королевы Виктории – герцог Эдинбургский был женат на русской великой княжне.

Но национальные интересы важнее. Выход России в Маньчжурию угрожал экономическому преобладанию Британии в Китае. Русские в Порт – Артуре! Это грозило глобальным позициям Британской империи. У англичан в данном регионе не было опорных пунктов (Австралия, Сингапур и Гонконг были расположены довольно далеко). На кого положиться в Восточной Азии? Кто еще свирепел при выходе России к теплым морям? Япония. Ничто не сближает страны надежнее, чем общий противник. Старая китайская поговорка называет Русско–японскую войну войной «мистера Моррисона» – влиятельного дипломатического корреспондента лондонской «Таймс», сумевшего удивительным способом повлиять на общественное мнение Британии.

Впервые у английских стратегов возникает идея о союзе с обиженной Россией, Германией и Францией Японией, ощутившей свое геополитическое одиночество и готовой на многое ради помощи в достижении регионального доминирования на Дальнем Востоке. Лондонская «Таймс» в лучших геополитических традициях начала анализировать изменчивую ситуацию на Дальнем Востоке с упором на возможности японцев. Именно тогда Британия потребовала от Пекина 99-летней аренды Гонгонга и прилегающих территорий. Тогда же Лондон стал убеждать Токио передать ему расположенный на евразийском материке Вэйхайвэй – японскую зону влияния в Китае. В случае внедрения в Вэйхайвэй англичане надеялись обесценить русский геополитический оплот на китайском севере. В конечном счете между Лондоном и Токио было оговорено, что англичане будут в Вэйхайвэй столь же долго, сколько русские будут в Порт – Артуре.

Ради стратегической подстраховки английская эскадра уже обосновалась в Порту – Гамильтон при входе в Цусимский пролив. Лондон старался не потерять драгоценного времени – он немедленно начал оказывать давление на заколебавшийся Пекин. Англичане обещали еще более внушительные, чем даваемые русскими взятки, они хотели чтобы китайцы отказались от русского займа и обратились к британскому займу. Британцы прибегали к шантажу: если Пекин предпочтет русские деньги, Лондон «вспомнит о прежних своих претензиях». Британская легация в Пекине напоминала разворошенный улей, ищущий подходы к колеблющейся китайской верхушке.

Лондон и Токио

На японское общественное мнение воздействовала группа журналистов, аккредитованных в Китае. В газете «Джиджи Симпо» один из таких публицистов Хайяси отстаивал следующие идеи: «Япония должна держаться с отменным спокойствием, погасить все подозрения в свой адрес и ждать, одновременно укрепляя основания национальной мощи, наблюдая и ища возможности, которые непременно появятся у нее на Востоке». Публикация этой статьи сделала Хайяси широко известным; императорский двор в конечном счете сделал его послом Японии в Британии. Хайяси прибыл в Лондон в критическое время – Британия меняла курс. Новый японский посол увидел в Лондоне обеспокоенность Бурской войной, отсутствием союзников на континенте, политикой России на Дальнем Востоке, строительством Германией гигантского флота. Поиски союзников делали симпатии Японии к «владычице морей» желанными. Хайяси пришел к выводу, что «прояпонские настроения в Англии охватили все общество, от верхних до нижних кругов». Помимо прочего, Хайяси стал первым японцем, вступившим в масонскую ложу.